«Техника-молодежи» 1992 г. №8, с.16-21


Теперь об этом можно рассказать

Игорь АФАНАСЬЕВ,

инженер,

Виктор БАНДУРКИН,

научный сотрудник

НЕОБЪЯВЛЕННЫЙ ПОЛЕТ

В

день старта Леонид Бурлаков проснулся в домике космонавтов на Байконуре минут за пятнадцать до подъема: сегодня и тренированный организм не смог побороть подсознательного волнения. Побаиваясь, как все летчики, медиков, он решил даже не открывать глаз, а просто полежать спокойно и вспомнить...

Вскоре после полета Гагарина, в мае 1961 года, президент США Джон Кеннеди в специальном послании к нации провозгласил, что первым ступить на Луну должен американец. В стране развернулась крупнейшая космическая программа, которая, конечно, стимулировала новые усилия и с советской стороны. В результате наш корабль «Союз-Л1» облетел Луну 17 декабря 1968 года — на неделю раньше «Аполлона-8» (правда, тот не только повторил облет, но и вышел на окололунную орбиту).

Однако вскоре в СССР возникли серьезные трудности с испытаниями нового мощного носителя H1, позволяющего доставить на Луну экипаж из двух человек. Аналогичная ракета США «Сатурн-5» показала высокую надежность, нас же преследовали аварии. Не удался уже первый пуск H1, когда на семидесятой секунде загорелся и рванул кислородный насос одного из тридцати периферийных двигателей первой ступени. Еще хуже кончился второй пуск в марте 1969 года: забарахлили датчики системы КОРД — контроля работы двигателей, и она стала выключать их один за другим. Уже поднявшаяся в воздух трехтысячетонная громада H1 с высоты 50 м рухнула на стартовый стол и утонула в облаке взрыва, раскидавшего башни обслуживания и выдравшего из земли тяжелые железобетонные плиты.

Правда, в обоих случаях четко срабатывала система аварийного спасения (САС) — и спускаемые аппараты мягко приземлялись на парашютах далеко в стороне. Но общая картина представлялась удручающей. Впору было свертывать программу, особенно после успешной генеральной репетиции высадки экипажа «Аполлона-10»: Т.Стаффорд и Дж.Янг, зависавшие в лунном модуле над поверхностью нашего спутника, благополучно вернулись на Землю.

И все же сказать окончательное «нет» никто не решался; работы продолжались. Куйбышевцы довели свои двигатели, академик Шимов «дожал» КОРД. Сами лунные корабли, трижды запускавшиеся на околоземные орбиты с помощью проверенной «семерки» Королева — ракеты-носителя Р-7, показали себя достаточно хорошо. А тут вдруг — задержка с очередным «Аполлоном»! Так что же — рискнуть, попытаться обойти американцев? Конечно, времени в обрез: его уже нет ни на репетицию высадки, ни даже на новые испытания самого носителя. Космонавты «лунного отряда» просили, убеждали, настаивали: «Хоть на бревне, но полетим — другого случая не будет! САС работает надежно, в случае чего вытащит!» И соблазн снова вырваться вперед оказался слишком велик. Директива «сверху» гласила: до полного завершения о полете не объявлять.

Тут мысли Бурлакова прервал звонок будильника. Изобразив пробуждение, он вскочил с кровати.

И вот — старт! Сидя в ложементах и привычно ощущая нарастающие перегрузки, Леонид и его напарник Николай Фомин напряженно слушали спокойный голос комментатора в наушниках: «Десять секунд, полет нормальный. Прошла команда В-5... Отклонение носителя, выход на курс... Восемьдесят секунд...» Вот-вот начнется отключение двигателей первой ступени. Ракету резко повело вправо. Одинаковая догадка пронзила обоих, взгляды впились в индикаторное поле: сейчас загорится надпись «Авария РН». Нет, вернулись на курс. Через пять секунд — еще толчок вправо, ракета закачалась... но вроде колебания стихают? Почему же мнется комментатор? Вместо ожидаемой фразы: «Давление в камерах сгорания нормальное, крен, тангаж, рысканье в норме» — в шлемофонах слышится что-то невразумительное: «Сто секунд, полет проходит...» Ну, договаривай, чего замолчал: плохо он проходит. Уже сто десятая секунда — момент полной отсечки двигателей первой ступени и включения второй. А команды не идут. Все, сейчас сработает САС. И голос с Земли, как ни в чем не бывало: «Сто двадцать секунд. Есть команда П-19. Есть команда П-20. Прошло отделение первой ступени».

Напряжение еще не спало — ведь и на второй ступени стоят почти те же двигатели. Но вот уже сброшены и САС, и обтекатель, а ступень работает на редкость устойчиво; все же она, как и третья, была полностью испытана на Земле. Обе отделились в расчетное время. «Поздравляем, вы на орбите! Масса лунного комплекса 95 тонн», — сообщили из ЦУПа.

Включившийся на сорок первой минуте разгонный блок Г отработал нормально. Связка из лунного орбитального корабля — ЛОКа, лунного посадочного корабля ЛК и тормозного блока Д устремилась к Луне.

Двое суток полета показались почти отдыхом. Четко прошли две коррекции траектории с помощью блока Д. Теперь от него зависело самое главное — торможение. Комплекс максимально сближался с Луной в сотне километров над поверхностью обратной стороны; связь с Землей здесь пропадала. Именно в этот момент тормозной блок должен вывести всю связку на окололунную орбиту. Если он не погасит скорость до заданной величины, ЛОК отстыкуется и на своем двигателе начнет возвращение. А радио и телевидение объявят об успешной репетиции высадки...

Автоматика делала свое дело, космонавтам оставалось ожидание — включение блока, пять минут его работы, полчаса до восстановления связи. Наконец, Земля сообщила: вышли на расчетную орбиту, можно готовиться к посадке.

Перейти из ЛОКа в ЛК Леониду предстояло через космос. Такой «экономный» вариант отрабатывался с самого начала, еще когда Елисеев и Хрунов перешли в скафандрах из «Союза-4» в «Союз-5». Вот только новые полужесткие скафандры для лунной экспедиции не успели испытать в тех же условиях... Леонид и Николай, помогая друг другу, влезли в громоздкие доспехи, открыв у них на спине толстые коробчатые «двери» с системами жизнеобеспечения. Вот Николай начал стравливать давление в отсеке, открылся выходной люк. Бурлаков, почему-то задержав дыхание, стал потихоньку протискиваться через узкое отверстие в черную пустоту, и вдруг — прямо над ним, казалось, почти над самой головой (он даже пригнулся!) нависла неправдоподобно яркая, огромная и почему-то очень выпуклая Луна. Удивительно четкие и близкие детали рельефа приковывали взгляд, но ограниченный ресурс скафандра не позволял терять лишних секунд. Хватаясь за поручни, Леонид поплыл к отверстию в корпусе переходника, внутри которого находился ЛК, открыл его люк и нырнул в кабину.

Прошло отделение от ЛОКа. Сброс переходника. Раскрытие опор ЛПУ — лунного посадочного устройства. Оставшийся в орбитальном корабле Фомин, не отрываясь, следил через иллюминатор, как в черном небе, отдаляясь друг от друга, плывут белая бочка переходника и серовато-зеленый паучок ЛК, раскинувший четыре ножки опор с тарелками на концах. «Счастливого пути, Леонид!» — крикнул он в микрофон. «До свидания, Коля!» — донесся ответ Бурлакова.

В последний раз все зависело от блока Д. Начав торможение на высоте 15 км, он вырабатывал последние килограммы топлива. Временами ЛК вздрагивал и рыскал в сторону. Только захват у пояса скафандра помогал держаться на ногах. В круглом иллюминаторе перед собой Бурлаков видел, как край огненно-желтого факела внизу начал бледнеть. Таймер отбивал последние секунды. Четыре, три, две, одна... ноль! Наступила невесомость: автоматика отключения двигателя сработала точно. Факел погас, только редкий пар быстро рассасывался из сопла. Луна прямо под ногами, меньше километра. Снова поразила четкость пейзажа — покрытые пылью сопки с круглыми язвами кратеров, россыпи камней.

Дрожь, резкие щелчки, похожие на пистолетные выстрелы, — сброшен пустой блок Д. Включился и начал тормозить двигатель самого корабля. Вот подходящая площадка. Визуальная дальность — метров 100 — 150. Если не сесть через пять секунд, автомат командует прекращение снижения, сброс ЛПУ и выход двигателя на полную тягу. Начнется взлет, выведение на орбиту, и прощай мечта всей жизни... Бурлаков быстро отметил правой рукой на планшете координату площадки и нажал кнопку. ЛК, покачиваясь, устремился к заданной цели.

...Вертикальная скорость — ноль, горизонтальная — почти в норме... Иллюминатор заволокло пылью, раздался звонкий щелчок, бульканье, и двигатель смолк. Но в то мгновение, когда Леонид ждал толчка посадки, вдруг снова наступила невесомость. «Еще падаю? Ошибся локатор? Все, садиться нельзя!» Рука рванулась к рычагу включения дублирующего двигателя. И тут пол ударил по ногам.

Опоры заскрежетали подпятниками по грунту, ЛК повело в сторону. С трескучим звуком ломающихся сотовых наполнителей амортизаторы промялись на всю длину, и корабль, резко рванувшись, замер. Слишком уж резко... Только захват удержал Леонида на ногах. А со всех сторон уже раздавались глухие удары — срабатывали прижимные пороховые ракеты опор, не дающие кораблю снова «отскочить» от поверхности...

«Сел? Или упал? Пока неважно, главное — цел... Да нет, главное — я же на Луне, ребята!!» Но все-таки посадка была слишком жесткой. Леонид кожей чувствовал: что-то не так. Пробежал глазами приборы. Герметичность, жизнеобеспечение, радио, двигатель — основное в норме. Только аккумулятор подозрительно сбрасывал ток — где-то замыкание. Прислушивался еще с полминуты. Самое страшное — если при ударе пробиты баки. В лучшем случае топливо просто вытечет и испарится в лунном вакууме. Тогда остаток жизни проведем на Луне... Или еще хуже — пожар, а то и взрыв прямо под ногами. Ну, положим, неизвестно, что хуже. Но кажется, все тихо.

А-а! Вот оно: индикатор выходного люка тупо помаргивал красным глазком. Означало это одно — при ударе корпус кабины деформировался и открыть люк скорее всего не удастся. Вот и слетали на Луну, товарищ Бурлаков...

После доклада о посадке Земля решила то, чего и следовало ожидать. «Ни в коем случае не выходить! — кричал в микрофон академик Шимов. — Потом не взлетишь! Готовься к старту!» Спорить с руководством Леонид, конечно, не стал. Но и готовиться не торопился. Аккумулятор протянет еще часа три. А долететь и не выйти, не потрогать Луну — извините, выше его сил. Тем более в сорок семь лет это наверняка последний шанс.

Он стравил давление в кабине и подергал рукоятки люка. Заклинило всерьез. И тогда осознал, что в голове уже давно крутится строго запрещенный, да нет — невозможный вариант. Аварийный выход. Тут уж верняк: участок стенки корабля вспарывается по периметру кумулятивным пирошнуром. Дыру эту, конечно, потом уже не закроешь, а по расчетам разработчиков, ослабленный ею корпус мог не выдержать взлета и стыковки, просто смяться. Потому и предназначен аварийный люк только для выхода на орбите, то есть в невесомости. Тем более что тренировки на Земле с имитацией лунной тяжести показали: удачно выбраться через него в скафандре на поверхность практически нельзя. Ну, и еще одна «мелочь»: хотя теоретически все осколки от взрыва уходят наружу, отдельные частички иногда попадали в кабину. При пятнадцатиминутном переходе в ЛОК риск от повреждения скафандра еще приемлем, но на Луне...

Объем кабины ЛК немногим больше телефонной будки. Спрятаться от осколков негде. Оставалось, насколько возможно, съежиться в жестком скафандре и хоть чем-то прикрыться. Леонид оглядел предельно скромную обстановку кабины. Нечем... Нет, кое-что найдется!

Из специального кармана на ноге он вытащил туго скатанный рулон, сел на крышку выходного люка, сколько мог, поджал колени и, развернув, пристроил перед собой полотнище советского флага из красной алюминиевой фольги. «Сколько раз люди прикрывали своим телом знамя. И вот, наверное, единственный в истории случай, когда родной флаг защищает человека — да не символически, а буквально». Он протянул руку и нажал кнопку подрыва пирошнура.

...Сдерживая желание быстрее выглянуть через открывшийся в стене круглый проем, космонавт осмотрел флаг. Одна пробоина есть. Осмотрел и себя в зеркальце, укрепленное на рукаве. Увидел на золоченом светофильтре шлема длинную глубокую царапину, свернул флаг и вложил в карман.

Площадка с лесенкой находилась на противоположной стороне корабля, у основного люка. Стараясь не касаться иззубренных взрывом краев отверстия, Леонид высунулся по пояс, примерился. Высота метра три. Только бы не упасть на спину. Иначе в таком скафандре, как рыцарь в тяжелой броне, можешь и не подняться. Эту опасность предусмотрели: спустившись по лесенке, космонавт сразу снимает с наружной стены кабины легкий обруч и замыкает его на фиксаторе скафандра. Обруч располагается сзади и при неудачном падении помогает перекатиться на грудь и встать. Что ж, обруч, конечно, висит где ему положено... Ну, думать нечего. Прыгать надо вперед и немного вверх. Подошвы скользнули, ноги зацепились за кромку, его развернуло чуть ли не головой вниз... Бурлаков инстинктивно выбросил вперед напряженные руки... и почти мягко прилунился на четвереньки. Все, обошлось.

«М-да... когда спросят, о чем думал представитель человечества, впервые ступая на поверхность иного мира, отвечу честно: как бы не упасть на задницу».

Теперь по программе — передача репортажа. Хотя какая тут программа — сколько времени уже потеряно. Но тем более доложиться надо побыстрее, в ЦУПе с ума сходят. Леонид подошел к выходному люку и, встав в поле зрения внешней камеры, отдал рапорт. «Приказываю вернуться в корабль! Немедленно в корабль и готовиться к старту!» — почти перебивая, закричал академик Шимов. Космонавт стоял молча. Помолчала и Земля. Потом тот же голос сказал: «Обруч надень». Ну, вот и хорошо. Проделав все манипуляции с обручем, он развернул полотнище флага и тут же, перед камерой, воткнул древко в серую пыль. Настоящий боевой флаг Родины, пробитый осколками на службе. Леонид попытался согнуть правую руку в локте и приложить ладонь к шлему. Почти получилось. Теперь — быстро за работу.

Снимать инструменты для сбора образцов, укрепленные снаружи ЛПУ, он даже не думал. Подгоняла мысль о «протекающем» аккумуляторе — он был еще нужен на орбите. Да и ресурс скафандра теперь ограничен — ведь кабина разгерметизирована и до встречи с Фоминым не удастся заменить ни кислородный баллон, ни поглотитель. Набрав пыли и камней в контейнер и подвесив его к скафандру, Леонид поднялся по лесенке на площадку у основного люка. Оглядел с высоты пепельно-серую поверхность, испещренную его следами, ярко алевший на ней флаг и, цепляясь за внешние антенны, выступы и кронштейны, «пошел» на руках к отверстию запасного люка. Тренированные мышцы и лунная тяжесть позволили сделать невозможное на Земле. Возвращение прошло даже проще, чем он ожидал.

Пуская программу старта, космонавт чувствовал себя неуютно — аварийный люк сбоку зиял чернотой. Он покосился на контейнер с образцами: как бы не сдуло... Тьфу ты, какой тут ветер!


Глухой звук, похожий на удар по корпусу, — отстрелен уже ненужный тяжелый астроориентатор. Бурлаков на всякий случай продублировал автомат включения двигателя, едва попав пальцем-сосиской в кнопку. Ногами почувствовал хлопок, упругую вибрацию, иллюминатор заволокла туча пыли, в которой отсвечивали языки пламени. Загорелся транспарант «Отделение ЛПУ». Новый толчок, и ЛК уже плавно воспарил над Луной.

...Аккумулятор еле тянул, и он почти ничего не слышал ни с Земли, ни с ЛОКа. Но самое сложное позади, а стыковка с агрегатом, который космонавты фамильярно называли «шляпа пана Анатоля», элементарна: Фомину надо только попасть штырем стыковочного узла ЛОКа в полутораметровый сетчатый диск на корпусе ЛК, что на Земле он неизменно проделывал артистически. Бурлакову оставалось держать корабль строго по курсу.

Когда с помощью Николая Леонид наконец вылез из скафандра, вместе с ним оттуда вдруг выплыло несколько здоровенных, чуть не с кулак пузырей.

— Это еще что? Обрыв трубок водяного белья?

— Уработался, дорогой, — даже влагопоглотители не справились. Это ж твой трудовой пот! Ничего, полезно — улучшает фигуру... Подожди, наверное, еще попотеть придется, когда тебе на Земле начнут выдавать разнообразные выражения. В ЦУПе ты всех здорово завел.

— Ну, а ты бы на моем месте что — не вышел бы?

— Чего спрашивать, сам знаешь. Ну, рассказывай — как она, Луна?!

Обратная дорога не стала их пугать практически ничем.

Глухой вздох пороховиков мягкой посадки, удар. Спускаемый аппарат опрокинулся и лег набок. Можно выходить. Леонид отстегнулся от ложемента, попытался встать, но тут же понял, что не удастся: на него будто навалился куль с мукой.

— Коля, чтой-то я не могу...

— Я тоже... чай, не Луна, придется подождать, пока вытащат.

И вот чья-то рука теребит его за плечо, и сквозь пелену сна прорывается решительный голос жены: «Леонид Иванович, подъем. Не забудь, у тебя сегодня лекции». И летчик-космонавт Советского Союза, полковник запаса Бурлаков понимает, что ночь прошла, надо возвращаться к действительности и идти учить студентов, чтобы кто-то из них, может быть, сделал то, чего не удалось ему. А его необъявленный, так и несостоявшийся полет, который он в сотый раз проделывает во сне, преодолевая все новые ЧП, снова уходит в подсознание...

П

рочитанный вами рассказ фантастичен лишь отчасти. В его основе — вполне реально существовавшая, хотя, увы, и нереализованная советская космическая программа H1-Л3 — программа высадки человека на Луну. Вся техника, описанная нами, была не только создана, но в свое время даже испытывалась.

Известный задел в этом направлении в СССР был накоплен уже к апрелю 1961 года. Так, первым в мире аппаратом, пролетевшим в непосредственной близости от Луны, стала советская автоматическая станция «Луна-1», запущенная 2 января 1959 года. «Луна-2» 14 сентября того же года впервые в мире достигла поверхности Луны, а еще через три недели «Луна-3» сфотографировала обратную сторону нашего спутника. Сразу после успешного завершения этих запусков развернулась подготовка и к пилотируемым полетам.

В качестве первого шага приступили к проектированию специального корабля для облета Луны. Сначала он создавался в двух совершенно различных вариантах — параллельно в ОКБ С.П.Королева и В.Н.Челомея. Первый вариант базировался на испытанном носителе — ракете Р-7. Из-за ее ограниченной грузоподъемности предлагалось предварительно доставить отдельные элементы лунного комплекса на околоземную орбиту. А отсюда после стыковки, сборки и заправки разгонного блока готовый корабль должен был стартовать к Луне. Вариант ОКБ Челомея предусматривал прямой рейс корабля (в сборке) с Земли до Луны. Для этого решили использовать новый, еще проектируемый носитель УР-500К («Протон»), в три раза более мощный, чем «семерка» Королева.

В мае 1961 года в целях укрепления космического престижа США, сильно пошатнувшегося после полета Ю.А.Гагарина, президент Кеннеди провозгласил национальную лунную программу «Аполлон». В Советском Союзе ее серьезность, прямо скажем, поначалу недооценили. Нашу программу никому и в голову не пришло объявить всенародной. Два основных ее этапа были просто закреплены за теми же двумя коллективами — Челомея (облет Луны) и Королева (высадка на поверхность). Впоследствии же общее руководство работами сосредоточилось в ОКБ Королева. В частности, в объединенном проекте облета Луны «королевский» корабль со своим разгонным блоком должен был запускаться прямо с Земли «челомеевским» носителем. Этой программе было присвоено официальное обозначение УР-500К-Л1.

В качестве окончательного варианта лунного корабля Королев решил специально модифицировать «Союз». Чтобы уменьшить массу комплекса до необходимой, с него целиком сняли бытовой отсек, а также оборудование систем сближения и стыковки. Беспилотный облет Луны и был в свое время выполнен такой облегченной модификацией «Союза», получившей название «Зонд». Носителем его служил уже готовый тогда «Протон». Однако испытания «Протона», рассчитанного на полет с экипажем, пошли очень трудно, закончить их ко времени облета Луны «Аполлоном-8» так и не удалось. А после этого, по мнению советского руководства, программа Л1 — «Зонд» потеряла смысл и была закрыта.

Ход выполнения второго этапа общей программы — высадки на Луну — с самого начала был еще более драматичным.

Напомним, что прямая доставка на Луну даже одного космонавта резко увеличила бы начальную массу корабля. Поэтому и мы и американцы предусматривали его разбивку на лунный орбитальный корабль и посадочный модуль, а тот, в свою очередь, также состоял из двух частей — посадочного отсека и отсека для возвращения на окололунную орбиту. Там после стыковки космонавт (космонавты) переходил на орбитальный корабль, обеспечивающий обратный полет на Землю. Соответствующая схема полета со всеми операциями стыковки и расстыковки приведена на развороте журнала.

Желание опередить американцев заставляло разработчиков любой ценой уменьшать стартовую массу корабля. В результате его экипаж решили сделать минимальным — два человека. Первые расчеты, проведенные к 1962 году, дали общую массу лунного комплекса перед стартом с околоземной орбиты 75 т. А у того же комплекса системы «Аполлон», с экипажем из трех человек, этот показатель составлял 135 т. Носителем для нашего корабля могла стать создаваемая тогда сверхтяжелая ракета H1 со стартовой массой 2250 т, против 2800 у американского лунного носителя «Сатурн-5». Как видим, хотя последний нес на 80% большую полезную нагрузку, по массе он превышал H1 всего на 24%. Причины — разница в конструкции и технологии изготовления ракет, а также отсутствие у нас в тот момент высокоэкономичных кислородно-водородных двигателей. Да и достаточно мощных кислородно-керосиновых — тягой по 500-600 тс — наша промышленность выпускать тогда не могла, так что пришлось устанавливать на первой ступени целых 24 двигателя тягой по 150 тс. Надежность от этого, конечно, отнюдь не повышалась...

Мало того, готовый к декабрю 1964 года уточненный вариант комплекса, с учетом реальных масс элементов конструкции, приборов и оборудования лунного корабля, тянул уже не менее чем на 92 т. Пришлось поднять стартовую массу носителя до 2750 т (почти как у «Сатурна»!), до последней возможности заполнив его топливные баки. В результате потребовалось довести число двигателей первой ступени до 30. А при подписании в 1966 году проекта лунной экспедиции H1 — ЛЗ масса корабля превысила 97 т — почти предел грузоподъемности 30-двигательного варианта!

Конструкция носителя H1 была, без сомнения, уникальной. В ней воплотилось множество принципиально новых, смелых решений. К сожалению, часто их искали не от хорошей жизни, а из-за ограниченных технологических возможностей. С самого начала пришлось выбирать: либо полностью модернизировать технологии под новую задачу, либо решать ее на готовой технологической базе за счет конструкторских ухищрений. Второй путь обычно дешевле, а главное — быстрее. Последнее и определило выбор. Политические аспекты «космической гонки» подгоняли разработчиков...

Та же стратегия была принята и при создании лунного корабля: конструкторские проработки велись ускоренно, на базе существовавшего научно-технического задела, а главной целью было максимальное снижение массы конструкции и систем.

Что касается решения о составе экипажа, оно было просто рискованным. Для страховки от всевозможных случайностей находиться на Луне должны как минимум два человека (и еще один, конечно, оставаться на орбите). Достаточно представить, что единственный космонавт при посадке, описанной в рассказе, на секунду потерял сознание или хотя бы не справился с огромным потоком информации и принял неверное решение. Тем более выход на поверхность Луны: вывих ноги, небольшое повреждение скафандра, да то же падение на спину! Заметим, правда, что в последующих советских разработках в экипаже лунного корабля предусматривалось два или даже три человека.

Далее, бытовавшая в то время концепция полной автоматизации практически всех процессов сводила на нет роль космонавтов в управлении кораблем, превращая их в наблюдателей и некий почетный, но бесполезный груз. Автоматизация, разумеется, нужна, но и люди должны иметь возможность вмешаться в управление, подстраховать автоматику. У наших же космонавтов практически и до сих пор нет средств управления полетом на активных участках траектории. Об этом рассказывал А.А.Леонов, вспоминая лунную программу: «Конструкторы не хотели давать управление ракетой человеку. Мы говорили: «Сделайте такую систему. Мы не будем вмешиваться произвольно, но на случай аварии это необходимо!» Не сделали...»

Кроме того, высокая степень автоматизации, как ни странно на первый взгляд, нередко оборачивалась в нашей действительности многими потерями. Слабость отечественной электроники заставляла дублировать и даже «троировать» жизненно важные системы. Это повышало надежность, но и увеличивало массу приборов, снижало возможности корабля, ухудшало условия работы экипажа. А поскольку электроника к тому же плохо работала в открытом космосе, для нее приходилось городить громоздкие герметичные отсеки с системами терморегулирования. Так, приборы занимали почти пятую часть объема кабины лунного посадочного корабля. Но и этого оказалось мало: большинство аппаратуры разместили в герметизированной «пристройке» позади кабины.

А в какой обстановке должны были работать советские покорители Луны? В облетном варианте (программа Л1 «Зонд») из-за экономии на бытовом отсеке предусматривалось, что члены экипажа неделю будут работать и спать непосредственно в спускаемом аппарате со свободным объемом... 2,5 куб.м, постоянно в сидячем положении! Как ни привыкли космонавты, набираемые из летчиков, к ограниченному пространству кабины, но попробуйте провести в самом удобном кресле, не вставая, хотя бы сутки...

Экспедиция H1 — Л3 планировалась лишь немногим комфортабельнее. Хотя лунный орбитальный корабль создавался на базе неурезанного «Союза», в его бытовом отсеке размещались громоздкие выходные скафандры, так что говорить о свободе движений и тут не приходилось. А кабина лунного посадочного корабля была совсем тесной — как ясно из рассказа, космонавт в ней вообще стоял и при необходимости только-только мог выйти из скафандра. Похоже, руководителей лунной программы ее политический успех волновал куда сильнее, чем самочувствие людей.

«Моделируя» в рассказе некоторые из возможных сбоев и осложнений, авторам приходилось иногда выводить своего героя из ситуаций, совершенно неразрешимых в реальности. Например, выход Бурлакова через запасной люк вообще неосуществим даже и при лунной тяжести — только в невесомости.

Короче, трудностей у экипажа было так много, а полет готовился с такими издержками, что проходил бы, по нынешним меркам, где-то у самой черты разумного, оправданного риска. Может быть, и это стало одной из причин закрытия программы. Правда, в «верхах» опять-таки опасались, кажется, не столько за жизнь космонавтов, сколько за престиж страны...

Действительно — вся лунная программа задумывалась именно как престижная: «еще раз убедительно продемонстрировать преимущества социалистического строя». Уже тогда было ясно, что ощутимой практической отдачи от нее не будет. Затраты на космос, точно так же, как, скажем, и на спорт, считались вложениями прежде всего в политику. А задача окупить их путем возвращения сверхсовременных технологий из космических сфер в народнохозяйственные тогда не ставилась.

И — как только в 1968 году американцы облетели Луну, пилотируемый полет Л1 «Зонд» был отменен. В то же время, хотя уже тогда выяснилась непреодолимость отставания всей нашей лунной программы, высадку пока не отменяли. Причина, видимо, проста: руководство, пусть даже не осознавая, ожидало неудачи с «Аполлоном», дававшей последний шанс наверстать упущенное. Во всяком случае, предположить это можно с большой долей уверенности: ощутимое оживление работ по советской программе наблюдалось именно после аварийного полета «Аполлона-13».

И когда высадились на Луну Н.Армстронг и Э.Оддрин («Аполлон-11»), а особенно когда американцам удалось оправиться от неудачи с «Аполлоном-13» и с честью завершить свою программу, у нас поставили крест на всей перспективе развития лунных полетов. А перспектива, несомненно, была! Но, не подумав о будущем, накопленный немалыми трудами задел практически полностью уничтожили. Пошли под копер три летных экземпляра ракеты H1 с существенно повышенной надежностью, расформирован отряд космонавтов — «селенитов», расползлись по закрытым музеям и НИИ лунные корабли, а все разработки, связанные с этой темой и способные дать впоследствии интересные научно-технические результаты, закрыты. В довершение всего по чьему-то глупому приказу была уничтожена основная часть научно-технической документации проекта. И теперь фрагменты грандиозной программы, всей истории «Большой лунной гонки» двух великих держав существуют лишь в памяти и отрывочных записях оставшихся пока энтузиастов...