«Техника-молодежи» 1995 №3, с.36-40

Кэтрин Л. МУР (США).

КРАСАВИЦЫ МИНГИ

Кэтрин Л. МУР снискала известность своими произведениями в жанрах "черной" фантастики и "фэнтэзи".

Ее перу принадлежат рассказы, небольшие повести и романы, по манере весьма несхожие. Так, "Судная ночь" — поэтическое сказание о странствиях воинственной принцессы. В романе же "Последняя заря" мы видим США в будущем, раздираемые восстанием. Эта книга, жесткая и динамичная, чем-то напоминает творения Стейнбека и Фолкнера.

Кроме того, Мур, выступая на сей раз под псевдонимом Лоуренс О'Доннелл, написала в соавторстве с мужем Генри Каттнером многочисленные новеллы. В них, как и в других произведениях, заметно тяготение писательницы к анализу характеров и мотивов поведения героев. Что и неудивительно — ведь она защитила диссертацию по психологии!

Ее стилю нередко присущи романтическая приподнятость, поэтичность описаний, а подчас — эпичность. Она часто обращается к темам и сюжетам, восходящим к древним мифам о Тезее и Улиссе.

К навеянному древними легендами циклу относится и повесть "Красавицы Минги", написанная причудливым, несколько даже архаичным языком, с многочисленными нарочитыми повторами, с намеренными недомолвками. Так, читателю неведомо, что означает реплика "К'а ло-валл?" — он лишь интуитивно может догадаться об этом. Тщательно описывается путь героя по коридорам, и с каждым следующим нарастает напряженность ожидания: сейчас что-то случится... Впрочем, не будем пересказывать сюжет.

На русском языке произведения К. Мур практически не издавались (если не считать новелл, написанных совместно с Г.Каттнером). Надеемся, что данная публикация хоть в какой-то мере восполнит этот пробел.

Нортвест Смит откинул голову, почувствовав затылком стену склада, и посмотрел на темное ночное небо Венеры. Как обычно, с наступлением ночи над портовыми кварталами нависла мертвая тишина, вызывавшая смутное ощущение затаившейся смертельной угрозы. Несмотря на то, что единственными звуками, доносившимися до ушей Смита, были бесконечно повторяющиеся всплески небольших волн, ритмично набегающих на опоры причала, он хорошо представлял себе опасности, грозившие случайно оказавшемуся здесь прохожему. Не последнее место среди них занимала мгновенная смерть, внезапно бросающаяся на вас из засады немых теней.

Иногда казалось, что в нем просыпается легкая ностальгия, в особенности когда он смотрел на тучи, скрывавшие прекрасную зеленую звезду, которая находилась (он очень хорошо знал это) совсем низко над горизонтом, — его родную планету, его Землю. Но, пожалуй, если он и думал о ней так, эти мысли могли вызвать лишь легкую сардоническую усмешку — слишком давно оборвались все нити, связывавшие его с Землей, и вряд ли она приняла бы с благосклонностью блудного сына.

Он по-прежнему неподвижно сидел в темноте. Из прорезанного прямо над ним окна в стене склада на влажную набережную падал тусклый прямоугольник света. Смит отодвинулся еще дальше в густую тень и устроился поудобнее, обхватив руками колени.

Внезапно он услышал чьи-то тихие шаги. Возможно, что он и ожидал чего-то подобного, так как мгновенно повернулся всем телом в ту сторону и застыл, прислушиваясь. Шаги явно не принадлежали мужчине — слишком легко ноги касались дощатого настила. На лбу Смита прорезались глубокие борозды морщин. Женщина? Ночью, на погруженной во мрак набережной? Даже самые отпетые портовые шлюхи не осмеливались появляться в этих кварталах Эднеса ночью, в часы, когда не взлетали и не приземлялись космические корабли. Тем не менее звуки порхающих женских шагов доносились до него все отчетливее.

Вжавшись в темный угол, Смит терпеливо ждал. Вскоре на темно-сером фоне появился еще более темный силуэт женщины, и только небольшой светлый треугольник лица немного выделялся. Когда она пересекла пятно света, падавшего из окна склада, Смит понял, почему эта женщина осмелилась проникнуть ночью в портовые трущобы: ей было дозволено все. Ее фигура скрывалась под длинным черным плащом, но хорошо различимое лицо, похожее очертаниями на сердце, призрачно светилось под небольшим трехрогим убором из бархата, распространенным среди обитательниц Венеры. Смутно виднелась и волна пышных волос цвета красной меди. По этому восхитительному лицу, по огненным волосам Смит безошибочно понял, что передним — девственница Минги.

Это действительно было одно из чудесных созданий, воспитывавшихся в цитадели Минги с доисторических времен, идеал женской красоты и изящества; их лелеяли точно так же, как на Земле выращивают породистых скаковых лошадей. С самого раннего детства они обучались наряду со многим и многим другим искусству обольщать мужчин. На всех трех планетах не было уважающего себя владетеля, не стремившегося — разумеется, если позволяло состояние казны — иметь при своем дворе какое-нибудь из этих изысканнейших существ с непринужденной грациозной походкой, кожей ослепительно-молочного цвета, огненными волосами и прекрасным страстным лицом.

Короли и герцоги, князья и бароны разных стран и народов бросали свои сокровища к вратам цитадели Минги, и девушки, похожие на изваянные искусной рукой статуэтки из золота и слоновой кости, разъезжались по тысячам городов, дабы украсить собой бесчисленные дворцы и замки. Так было всегда с тех пор, как на берегу Великого Моря возник Эднес.

Девушка шла совершенно спокойно, не опасаясь, что кто-нибудь осмелится чем-либо досадить ей; она была надежно защищена своей красотой и происхождением. Тяжелая десница властелина Минги простиралась над ее очаровательной головкой, пылающей медью волос, и ни один мужчина в порту не осмелился бы даже коснуться пальцем молочно-белой кожи девственницы Минги, зная о неизбежной жестокой каре. Пираты и бродяги космоса опасливо перешептывались, намекая на нечто страшное, собравшись в притонах разных стран за столами вокруг бутылок с водкой "сегир"; если верить слухам, то это были наказания жестокие, загадочные, неописуемые, несравненно более свирепые, чем все то, что может причинить человеку нож или термопистолет.

Неизъяснимые опасности стояли также и на страже ворот цитадели. Недаром фразы о целомудренности девушек Минги давно превратились в поговорку. Любая из них могла чувствовать себя в самых жутких ночных трущобах Венеры гораздо спокойнее, чем монашенка, бредущая днем по какому-нибудь бедному кварталу земного города.

И все равно девушки крайне редко покидали стены цитадели, к тому же никогда не выходили в город без сопровождающих. Смиту еще ни разу не приходилось встречать их вблизи. Он немного передвинулся, чтобы лучше разглядеть и проходившую мимо девушку, и эскорт, который должен был следовать за ней. Это легкое движение привлекло ее внимание. Она остановилась, внимательно вгляделась в темноту и сказала нежным и мелодичным, словно звуки арфы, голосом:

— Не хотите ли вы заработать золотую монету, добрый человек?

Неосознанная вспышка сарказма заставила Смита отказаться от обычного для него грубого жаргона, и он ответил максимально изысканным тоном на безупречном диалекте высшего общества Венеры:

— Нет, благодарю вас, о прекраснейшая из дам.

Девушка застыла на мгновение, безуспешно пытаясь разглядеть в темноте лицо говорившего. Он, напротив, хорошо видел в падавшем из окна тусклом свете прекрасные, несколько напряженные черты ее лица, на котором едва заметно проступило изумление. Затем она распахнула плащ, и отблески неверного света заиграли на металлическом цилиндре электрического фонаря. Нажала на кнопку, и вспышка белого света ослепила его.

В тот момент, когда луч фонаря осветил его лицо, он продолжал сидеть, небрежно откинувшись назад и опираясь спиной о стену здания. Он выглядел весьма живописно: затянутый в кожаную куртку космического навигатора, местами прожженную или разорванную, с кобурой термопистолета низко на бедре, с повернутым к ней смуглым обветренным лицом, на котором недобро светились слегка прищуренные глаза. Он явно чувствовал себя как рыба в воде на этой пустынной набережной, на этих сумрачных опасных улицах. Он принадлежал к известному типу людей, нередко встречающихся в подобных местах, — оказавшихся вне закона космических бродяг, единственной опорой в жизни которых является термопистолет. Их образ жизни полон опасностей, и они стараются как можно реже попадать в поле зрения межпланетной полиции. Однако на повернутом к свету бронзовом лице читалось и нечто большее. Девушка, безжалостно ослепившая его, не могла не заметить следы воспитания, намеки на принадлежность к высшим слоям общества; его претензии на использование высокого стиля в разговоре не казались шокирующими. Но в прозрачных, холодных как сталь глазах явно таилась насмешка.

— Нет, — сказала девушка, выключив фонарь, — я дам вам не одну золотую монету, а сто. И совсем за другую работу, а не за ту, что я хотела поручить вам сначала.

— Благодарю вас, — вежливо ответил Смит, продолжая сидеть, — и извините — я отказываюсь.

— Пятьсот монет, — хладнокровно сказала она своим мелодичным голосом.

Смит нахмурился. Ситуация приобретала фантасмагорический оттенок. Но почему? Она мгновенно уловила его недоумение.

— Да, я понимаю вас. Это кажется нелепым. Видите ли, я узнала вас, когда включила свой фонарь. Может быть, вы все же согласитесь? Вы наверняка сможете выполнить мою просьбу. Но я не могу объяснить вам все прямо здесь, на улице.

Смит долго молчал, и у него в голове с бешеной скоростью сменялись самые невероятные предположения. Потом он улыбнулся, что осталось незамеченным в темноте, и сказал:

— Я приду. — И мгновенно оказался на ногах. — Где я должен быть и когда?

— Там, где Замковая улица подходит к крепости Минги. Третья дверь налево от центральных ворот. Скажите сторожу: Водир.

— Это...

— Мое имя. Вы сможете прийти через полчаса?

Смит продолжал испытывать колебания; внезапно ему очень захотелось опять отказаться. Но затем он пожал плечами.

— Да.

— Значит, примерно в три часа ночи вас будут ждать. Она попрощалась с ним по венерианскому обычаю странным движением руки и, закутавшись в плащ, словно растворилась в темноте. Только острый слух Смита еще долго улавливал, как непривычное эхо ее шагов постепенно замирало вдали.

Смит остался на прежнем месте, терпеливо ожидая чего-то, но если бы его спросили, то вряд ли бы смог ответить, чего ждет. Постепенно им все больше овладевало недоумение. Неужели ставшие легендой рассказы о недоступности Минги — досужая болтовня? Неужели красавицы из цитадели, находящиеся под строжайшим надзором, могут позволить себе прогуливаться в одиночестве по ночному городу и договариваться о свиданиях? Или произошедшее было всего лишь какой-то непонятной мистификацией?

Вековые традиции гласили, что ворота цитадели Минги охраняются настолько бдительной необычной стражей, что даже мышь не может проникнуть за стены без ведома Алендара, загадочного властелина Минги. Следовательно, когда он шепнет сторожу, словно пароль, имя "Водир", и перед ним откроются двери, это будет сделано по приказу Алендара? Если, разумеется, они откроются. Может быть, девушка принадлежит одному из знатных сеньоров Эднеса, решившему сыграть с ним какую-то злую шутку? Он покачал головой и улыбнулся только глазами, не дрогнув ни одним мускулом лица. Зачем ломать напрасно голову — все равно скоро узнает, в чем дело.

Смит еще немного выждал в своем мрачном укрытии. Небольшие волны по-прежнему с тихим плеском разбивались о сваи причала. Неожиданно стартовавший космический корабль с оглушительным грохотом разорвал черное полотнище ночи, залив окрестности ослепительным светом.

Наконец он встал и с наслаждением потянулся всем телом. Поправив на бедре кобуру с пистолетом, направился по ночной улице в сторону цитадели. Несмотря на грубые сапоги космонавта, шаги его были на удивление легкими; сейчас во всем его облике проявлялось что-то от крупного хищника.

Через двадцать минут ходьбы по темным пустынным улицам он очутился вблизи от цитадели, этого города в городе, известного под названием Минга. Перед ним высоко вздымались мрачные стены; древность покрыла их камни причудливыми наростами мха и лишайников, бурно разраставшихся в условиях Горячей планеты. Замковая улица обрывалась перед глубоко утопленными в стене главными воротами, надежно хранившими бог знает какие зловещие тайны. Смит двинулся налево, стараясь держаться глубокой тени у подножия стены. Отсчитав две двери, он остановился перед третьей, укрывшейся между двумя выступами контрфорсов. Когда-то она была окрашена в зеленый цвет, но за многие годы краска основательно пострадала от ржавчины, и карабкающиеся вверх по стене лианы почти полностью скрывали дверь от нескромных взглядов. Если бы он не искал, то наверняка прошел бы мимо, не заметив ее.

Застыв на месте, Смит довольно долго не шевелился, внимательно всматриваясь в металлические створки, врезанные, казалось, в монолитную скалу. Он даже принюхался к густому, насыщенному пряными ароматами воздуху. Осторожный, словно дикий зверь, не решающийся прянуть из засады на показавшуюся чем-то подозрительной добычу, он все еще колебался. Наконец шагнул, поднял руку и постучал — очень тихо, самыми кончиками пальцев.

Дверь бесшумно отворилась, и перед ним появилась абсолютно черная дыра, выделяющаяся даже на фоне абсолютно черной стены. Кто-то шепотом спросил:

— К'ало-валл?

— Водир, — прошептал в ответ Смит с неожиданной, похожей на внутреннюю щекотку, дрожью едва сдерживаемого беззвучного смеха. Наверное, не один городской щеголь стучался ночью в эти двери и, полный надежд, шептал стражу мрачного входа имя какой-нибудь рыжей красотки. Но, если легенды не лгут, ни одному мужчине еще не удавалось этим или любым другим способом проникнуть за ограду Минги. Похоже, что он будет первым, кто услышал шепот стража, приглашающего его пройти внутрь крепости через небольшую прорезанную в толще стены дверь:

— Входите.

Смит расстегнул кобуру на бедре и шагнул вперед, пригнувшись под низким каменным сводом. Дверь закрылась за его спиной, и он оказался в полной темноте, охватившей его со всех сторон, словно темная вода — ныряльщика. Он остановился, напряженно прислушиваясь, но различая только тревожные удары своего сердца и не убирая руки с рукоятки пистолета. Неожиданно помещение озарил бледно-голубой свет — его включил привратник, стоявший у противоположной стены небольшой комнаты, очевидно, игравшей роль вестибюля. Невысокий толстый человек, выглядевший весьма импозантно в роскошной одежде из алого бархата. Очевидно, это был один из евнухов Минги. Одну руку он еще держал на выключателе, а другой придерживал переброшенный через плечо пурпурный плащ. Переливы света на плаще и на одежде евнуха придавали происходящему оттенок торжественности.

Раскосые глаза внимательно изучали гостя, но они оставались на редкость невыразительными, и Смит не уловил даже намека на то, что могло скрываться за ними. Можно было, конечно, предположить почти неощутимые нотки страха, немного юмора и даже восхищения в этом бесстрастном взоре, но Смиту было не до тонкостей психологии. Не скрывая любопытства, он огляделся. Очевидно, небольшое помещение вестибюля целиком размещалось внутри крепостной стены чудовищной толщины. На фоне более чем скромной обстановки резко выделялась своим великолепием вторая дверь из литой бронзы, покрытая причудливыми узорами.

Смит вопросительно взглянул на евнуха.

Тот шагнул к нему с угодливым видом, пробормотав при этом: "Разрешите", и накинул на его плечи пурпурный плащ. Величественные складки тяжелой материи, источавшей слабый приятный аромат, обвились вокруг с неожиданной лаской, укутав его огромную фигуру до самого пола. Когда евнух попытался закрепить плащ на груди драгоценной застежкой, он непроизвольно отшатнулся, не сдержав отвращения.

— Пожалуйста, набросьте на голову капюшон, — прошептал евнух, словно и не заметивший брезгливости Смита. Тяжелые складки не только полностью закрыли выгоревшие на солнце волосы, но и надежно укрыли в тени черты лица.

Евнух отворил внутреннюю бронзовую дверь, и Смит увидел через ее проем длинный коридор, плавно поворачивающий вправо. Его убранство, на первый взгляд скромное, оставляло тем не менее впечатление тщательно продуманной изысканности, прежде всего благодаря странному сложному узору, сплошь покрывавшему стенные панели из блестящего серебристого металла.

Следуя за евнухом, Смит чувствовал, как его грубые сапоги глубоко погружаются в плотную шерсть ковра, вызывая при этом почти чувственное удовольствие. Дважды он услышал, как за приотворенной освещенной изнутри дверью, выходившей в коридор, раздалось невнятнее бормотанье, и каждый раз его рука под складками плаща мгновенно оказывалась на рукоятке термопистолета. Но никто так и не показался в слабо освещенном коридоре, уходившем вдаль.

Все, произошедшее до сих пор, казалось Смиту на удивление легким, обескураживающе легким. Или легенды лгали, говоря о недоступности Минги, или прекрасная Водир предусмотрительно оплатила эту легкость с невероятной щедростью. Или — снова эта тревожная мысль — он передвигался без помех внутри Минги с позволения Алендара?

Слегка изгибавшийся коридор закончился у дверей с серебряным решетчатым узором. За ее порогом они очутились в другом коридоре, плавно поднимавшемся вверх. Его стены были украшены столь же изысканно, как и в предыдущем. В конце виднелась круто уходящая в сторону лестница со ступенями, казалось, отлитыми из матово блестевшей золотистой бронзы. Этажом выше снова начался коридор, освещенный свисавшими со сводчатого потолка розовыми светильниками. В конце его — еще одна, на сей раз украшенная ажурной серебряной вязью лестница, спускавшаяся вниз спиральными витками.

Весь этот путь они проделали, не встретив ни души. За закрытыми дверьми иногда раздавались певучие женские голоса, а как-то глухо донеслись музыкальные аккорды. Но коридоры были по-прежнему пусты — или по специальному приказу, или же им сопутствовало невероятное везение.

Они шли, минуя двери, иногда открытые в неосвещенные комнаты, и волосы на затылке у Смита время от времени вставали дыбом, когда он ощущал близкое присутствие кого-то, пристально и враждебно наблюдающего за ним.

Вот уже на протяжении доброго получаса они то спускались, то поднимались по винтовым лестницам и то и дело меняли направление. В конце концов даже натренированное чувство ориентации у Смита отказало. Он уже не смог бы сказать, ни на какой высоте над уровнем моря они находятся, ни в каком направлении вел коридор, который они только что миновали. Это раздражало его, и его нервы были натянуты, словно стальные струны, и только волевым усилием он не позволял себе нервно оглядываться перед каждой приоткрытой дверью. Казалось, что весь воздух коридоров заполнен неотчетливым томлением и почти осязаемой угрозой. Тихие голоса за дверьми, ощущение следящих за ним глаз, какие-то непонятные колебания воздуха, смутные шорохи...

Смит следовал за евнухом сквозь великолепие всех этих коридоров и переходов, словно пробиваясь сквозь волны сладострастных призывов, но его рука по-прежнему сжимала рукоятку пистолета, а волосы на голове то и дело шевелились, когда они проходили перед дверьми, за которыми таилась темнота. Все было слишком легко. Вековые традиции гласили, что Минга — это символ недоступности, крепость, охраняемая чем-то более страшным, чем оружие. А он шел коридорами цитадели, он уже проник в самое ее сердце, и для этого оказалось достаточным закутаться в бархатный плащ. Ему не встречались ни стражи, ни просто случайный прохожий, который наверняка бы обратил внимание, что какой-то неизвестный, гораздо более высокого роста, чем обитатели крепости, бродит потайными коридорами недоступной Минги. Он пошевелил пистолет в кобуре.

Евнух в алом бархате уверенно шел впереди. Только однажды Смит заметил его колебание. Они как раз достигли развилки коридора и проходили мимо темного ответвления, когда вдруг до его ушей долетели странные звуки — словно в темноте от развилки в сторону оттащили что-то мягкое, скребущее по каменным плитам пола. Он увидел, как евнух задрожал и едва не повернул назад, но тут же собрался и почти бегом устремился вперед, замедлив шаги только после того, как между ними и зловещим боковым коридором остался довольно большой отрезок освещенного перехода.

Они проходили полуосвещенными коридорами, вдыхая насыщенный загадочными ароматами воздух, и мимо них мелькали то открытые в темноту двери, за которыми заметно сгущался полумрак, то закрытые створки, скрывающие бормочущую тайну. И все время Смит физически ощущал бдительно и недобро следящие за ним глаза. Наконец, после бесконечных извилистых переходов, они достигли более низкого, чем предыдущие, коридора, стенные панели которого были покрыты филигранной резьбой по перламутру. Все двери, выходящие в него, были украшены серебряными решетками. И здесь случилось то, чего напряженные нервы Смита ожидали с самого начала фантастического путешествия.

Одна из дверей внезапно отворилась, и на пороге возник силуэт женщины, с которой они столкнулись лицом к лицу.

Пистолет Смита словно сам собой бесшумно скользнул под плащом ему в руку. Ему показалось, что он увидел, как напряглась спина евнуха, и тот на мгновение сбился с шага.

Эта была совсем юная девушка, одетая в простое белое платье, очевидно, рабыня. Увидев возникшую перед ней высокую фигуру, закутанную в красный плащ с поднятым капюшоном, она тихо вскрикнула и рухнула на колени так неожиданно, словно ей нанесли удар сзади. Буквально уткнувшись лицом в ковер, она распростерлась у ног Смита, и тот потрясенно отметил, что все ее хрупкое тело била крупная дрожь.

Он бросил пистолет в кобуру и, остановившись на секунду, склонился над столь необычно приветствовавшей девушкой; не успел он протянуть к ней руку, как евнух обернулся и нетерпеливым жестом поторопил его. Лицо евнуха блестело от пота, и в раскосых темных глазах плескалась тревога, словно у загнанного животного.

Как ни странно, но явный страх, испытываемый евнухом, несколько успокоил Смита. Этот страх означал, что они подвергались реальной опасности быть обнаруженными, а Смит достаточно хорошо представлял, что он будет делать, столкнувшись с подобной угрозой... Если бы только это! Но упорное ощущение следящих за ним глаз, звуки, издаваемые невидимыми созданиями, ползающими в темных коридорах, — вот что по-настоящему держало его в напряжении... И все же, и все же, все шло слишком гладко, подозрительно гладко...

Евнух остановился перед одной из серебряных дверей где-то посередине очередного коридора и, прижавшись лицом к решетке, едва слышно пробормотал несколько слов. Через мгновение чей-то голос довольно громко ответил: "Прекрасно!", дверь скрипнула и отворилась. Евнух опустился на колено, расплескав вокруг себя волны алой ткани, и Смит на мгновение увидел на обращенном к нему лице глаза, в которых еще не полностью рассеялся ужас, но уже светилась ирония, смешанная с уважением. После этого дверь раскрылась шире, и он шагнул через порог.

И очутился в комнате, более всего напоминавшей подводный грот. Стены были обтянуты зеленой парчой, вдоль них располагались низкие, тоже зеленые, диваны; на зеленом кресле под свисавшим с потолка зеленым светильником сидела, словно королева на троне, ослепительная Водир, и языки пламени ее роскошных волос клубились вокруг нее. На ней было платье из зеленого бархата; в соответствии с требованиями венерианской моды, одно плечо было полностью открыто, а сбоку имелся высокий разрез, при каждом движении обнажавший стройную белоснежную ногу.

Смит впервые увидел ее при ярком свете. Она была невероятно привлекательна со своими медными волосами, волнами спадающими на плечи, и бледным, слегка улыбающимся лицом. Обрамленные длинными ресницами черные миндалевидные глаза, свойственные ее расе, спокойно встретили стальной взгляд Смита.

Он нетерпеливо отбросил назад мешавший ему капюшон.

— Могу я наконец снять его? Мы здесь в безопасности?

Она коротко рассмеялась, и смех ее прозвенел подобно колокольчику.

— В безопасности? — с иронией воскликнула она. — Конечно, снимите его, если хотите. Мы зашли уже настолько далеко, что можем не придавать значения подобным пустякам.

Когда с его плеч соскользнули складки великолепной ткани, обнажившие коричневую куртку навигатора, Водир с явным любопытством оглядела его, так как видела Смита только в слабом свете электрического фонаря.

Этот могучий мужчина, затянутый в кожу, со смуглым обветренным лицом, на котором читались настороженность и почтительность, резко диссонировал с обстановкой изысканного будуара.

Она всмотрелась в его мужественное лицо, испещренное следами лучевых ударов термопистолета и шрамами от ножей и когтей; лицо, на котором неизгладимый отпечаток оставили скитания на бесконечных дорогах космоса. Казалось очевидным, что недоверчивость и решительность были главными чертами его характера, также, пожалуй, как и непреклонность; они сквозили в каждой складке лица. Встретившись взглядом со спокойными непроницаемыми глазами, она почувствовала нечто вроде удара тока, словно коснувшись провода под напряжением. Это были глаза человека, привыкшего убивать в случае необходимости, убивать быстро и без лишних колебаний.

И тогда она поняла, что нуждалась именно в таком человеке. Слухи о репутации Нортвеста Смита достигли даже перламутровых коридоров Минги . Но даже и не зная о нем и о приписываемых ему подвигах, она все равно поняла бы по холодному дерзкому взгляду, что перед ней находится единственный человек, способный помочь ей, если только это в человеческих силах.

Не только подобные, но и многие другие мысли молниеносно пронеслись у нее в голове, сталкиваясь, словно скрестившиеся клинки. Она прикрыла глаза, стараясь прекратить немой поединок, выдававший все, что она знала о грозившей им смертельной опасности, и медленно произнесла его имя: "Нортвест... Смит..." — тоном, в котором неопытный слух уловил бы только мечтательные нотки.

— К вашим услугам, — ответил Смит, и в его вежливых словах отчетливо прозвучал намек на насмешку.

Она не ответила и только медленно смерила его взглядом с головы до ног.

— Чего вы хотите от меня? — спросил он уже с нотками нетерпения.

— Я нуждалась в услугах человека из порта, — ответила она тихим подавленным голосом. — Я не слишком хорошо разглядела вас. Там, возле порта, можно встретить многих навигаторов. Но вы — только один, о человек Земли...

Она протянула руки и прильнула к Смиту, склонившись, как камыш на ветру, и ее руки нежно обвили его шею, и ее губы оказались совсем близко от его губ...

Смит, прищурившись, посмотрел на нее. Он достаточно хорошо знал обитателей Венеры, чтобы разгадать ожесточенную схватку различных мотивов, которыми руководствуется в своих поступках каждый из них. К тому же он успел заметить разыгравшуюся в ней борьбу, прежде чем она опустила веки.

Она подняла на него недоуменный взгляд, не веря, что еще не оказалась в его объятьях.

— К'а ло-валл? — пробормотала она. — Неужели ты так холоден, человек Земли? Или я столь мало желанна для мужчины?

Продолжая молчать, он взглянул ей в лицо, и кровь забурлила в жилах помимо его желания. Слишком много столетий в девушках Минги воспитывалось искусство очаровывать мужчин, чтобы Нортвест Смит не почувствовал желания откликнуться на приглашение ее глаз. От ее медных волос веяло нежным ароматом, облегающее бархатное платье соблазнительно подчеркивало прелести тела, о белизне которого можно было догадаться по ослепительному блеску выглядывавшего бедра. Но Смит ухмыльнулся и отодвинулся.

— Нет, — сказал он, — вы великолепно владеете своим искусством, но меня не устраивает эта ситуация.

— Что вы хотите сказать?

— Я должен знать гораздо больше, чем сейчас, прежде чем решить, стоит ли мне идти дальше.

— Глупец! — воскликнула она с раздражением. — Вы и так уже влезли в эту историю по уши. Вы находитесь в центре событий — с того момента, как пересекли порог двери в наружной стене. И все пути отступления для вас отрезаны.

— Но это получилось так легко, — пробормотал Смит. — Пожалуй, даже слишком легко.

Она придвинулась ближе и, прищурившись, пристально взглянула на него, мгновенно отбросив всякие попытки соблазна.

— Вы тоже обратили внимание?.. — спросила она почти шепотом. — Вам тоже показалось, что это было слишком просто? Великий Шаор, если бы я могла быть уверена! — И ее прекрасное лицо исказила гримаса ужаса.

— Может быть, мы все-таки присядем и вы все расскажете? — предложил Смит, никогда не забывавший о таком замечательном качестве, как практичность.

Она коснулась своей рукой, белой, как молоко, и нежной, как шелк, его смуглой руки и увлекла за собой на один из низких диванов, расставленных вдоль стен комнаты. В жесте сквозило неосознанное кокетство, веками и поколениями прививавшееся ее расе, тем не менее Смит заметил, что рука Водир слегка дрожала.

— Скажите же наконец, чего вы так боитесь? — спросил он с любопытством, когда они расположились на зеленом бархате. — Вы же знаете, что смерть приходит только однажды.

Она презрительно тряхнула своей медной гривой.

— Речь не о том. По крайней мере... Нет, я сама хотела бы знать, что пугает меня, — а неведение хуже всего. Но я хотела бы... Я предпочла бы, чтобы это не оказалось таким простым делом — привести вас сюда.

— Везде было совершенно безлюдно, — задумчиво заметил Смит. — Мы не встретили ни души. Нигде ни одного стража. Только один раз нам попалось живое существо — рабыня. Мы столкнулись с ней в коридоре перед вашей комнатой.

— И что она сделала? — замирающим голосом спросила Водир.

— Она упала... Вообще по тому, как она вела себя, можно было подумать, что ей повстречался по меньшей мере сам дьявол.

— Тогда все в порядке, — с облегчением сказала она. — Рабыня приняла вас за... Алендара. — Ее голос слегка дрогнул, прежде чем произнести это имя, как будто в нем было нечто ужасное. — Он обычно тоже бывает одет в плащ. Но появляется здесь крайне редко.

— Я никогда не встречал его, — промолвил Смит. — Неужели он настолько ужасен? Рабыня едва не потеряла сознание, увидев меня.

— О, тише, бога ради, тише! — взмолилась Водир, и голос ее был полон страха. — Нельзя говорить о нем подобное. Он... Именно так и нужно вести себя при встрече с ним — пасть ниц и спрятать лицо. Если бы только я...

Смит резко повернулся к ней, вгляделся в черные глаза. И отчетливо увидел там, в самой глубине, прячущийся неописуемый ужас.

— О чем вы говорите? — спросил он.

Она съежилась, сотрясаемая дрожью, и ее испуганный взгляд обежал стены комнаты.

— Разве вы не чувствуете? — шепотом спросила она, и этот шепот прозвучал, помимо ее желания, как ласка.

Он улыбнулся про себя, подумав, насколько сильна была в ней куртизанка, инстинктивно старающаяся быть привлекательной и сохраняющая интонации соблазна в голосе, даже умирая от страха. — ...И так всегда, всегда! — рыдала она. — Немая, тайная угроза, постоянно бродящая вокруг тебя! Она здесь повсюду, в любом помещении дворца, в любом коридоре. Разве вы не почувствовали это, когда оказались внутри?

— Да, пожалуй, — медленно произнес Смит. — Да, у меня было ощущение чего-то, подкарауливающего за темными дверными проемами, какого-то витающего в воздухе неясного напряжения...

— Смертельная, страшная опасность, невыразимый ужас... О, я чувствую его везде, куда бы ни пошла, где бы ни находилась... Он проник в меня, пропитал все мое существо, стал частью моего тела и моей души...

Смит понял, что с ней вот-вот произойдет истерика, и быстро спросил:

— Зачем вы искали меня в порту?

— Я не могу сказать, что сделала это намеренно. — Она с явным усилием справилась с собой, после чего продолжала уже более спокойным тоном: — Я действительно искала кого-нибудь из завсегдатаев порта, как уже говорила, но он был нужен мне совсем для другого. Для чего, теперь уже не имеет значения. Но когда я осветила вас лучом фонаря и узнала... Видите ли, я слышала о вас в связи... с делом Лаккманда.

— Но о чем все-таки идет речь? И как я могу помочь?

— Это длинная история, — ответила она, — и настолько необычная, что вам трудно будет поверить, что не выдумана. К тому же все в ней слишком туманно, неопределенно, чтобы вы восприняли ее всерьез. Тем не менее я знаю, что... Кстати, вы знакомы с историей Минги?

Рисунок Олега БЕЛОВА

— Немного. Я слышал, что ее начало теряется в глубине веков.

— Уходит к началу мира — и даже еще дальше. Я не уверена, что вы поймете меня. Дело в том, что здесь, на Венере, мы находимся гораздо ближе к истокам жизни, чем вы на Земле. Жизнь развивалась гораздо быстрее и шла иными путями, чем представляют себе ваши ученые. На Земле цивилизация формировалась достаточно медленно, чтобы... чтобы злементали — эти зародыши, предтечи жизни — успели уйти во мрак небытия и забвения. Но на Венере... О, как ужасно, когда человек развивается слишком быстро! Жизнь — порождение мрака и тайны, в ее рождении участвуют существа слишком странные и слишком жуткие. Земная цивилизация созревала сравнительно медленно, и к тому времени, когда люди стали настолько культурными, чтобы заинтересоваться своим прошлым, они оказались достаточно далеко от истоков, чтобы иметь счастье ничего не узнать о них. Но мы на Венере слишком ясно, слишком отчетливо видим эти мрачные истоки... Великий Шаор, спаси меня! О, что мне пришлось пережить!

Ее руки взметнулись к лицу, словно пытаясь остановить внезапно хлынувший из глаз ужас, и волна медных волос окутала душистым облаком грудь. Даже сейчас она оставалась соблазнительным, желанным созданием — это было для нее столь же естественно, как дыхание.

В наступившей тишине Смит невольно посмотрел по сторонам. В комнате царило угрожающее спокойствие.

Чтобы удержать дрожь, Водир обхватила свое обтянутое бархатом колено, после чего продолжала:

— Цитадель Минга — сооружение настолько древнее, что никто не знает, когда она была основана. Фар-Турса, вышедший из морских туманов со своим войском и основавший город у подножия гор, строил первые дома под стенами крепости, уже находившейся здесь. И Алендар стал продавать девушек Минги морякам, и люди начали селиться тут, и возник большой город. Такова легенда, но выходит, что Минга была всегда.

Алендар, владевший крепостью, растил девушек с медными волосами и обучал их искусству очаровывать мужчин, охраняя с помощью странного оружия. Продавая девушек принцам соседних королевств, он выручал бешеные деньги. Алендар тоже был здесь всегда. Однажды я встретила его...

Лучше было бы сразу опуститься на колени и спрятать лицо... Но когда я встретила его... Это высокий человек, такой же высокий, как вы, мужчины Земли, но его глаза похожи, наверное, на межзвездную бездну. Я заглянула в них из любопытства — в то время я не боялась ни людей, ни демонов, — прежде чем почтительно склониться перед ним... и с той поры не могу избавиться от страха. Я заглянула в саму сущность зла, заглянула словно в зловонное болото. Мрак, пустота, первичное зло... Бесстрастное, обезличенное... Элементарное зло, древний ужас, из которого возникла жизнь. И теперь я уверена, что Алендар родился не от смертной женщины. Жизнь была и до человека... Она появилась невероятно давно, и ей пришлось преодолеть бесчисленные препятствия, прежде чем она стала такой, какой мы ее знаем. У Алендара глаза не похожи на человеческие — я видела их, и теперь проклята навсегда!

Ее голос постепенно становился все тише — так слабеет затухающий огонь. Наконец она замолчала; лишь взгляд продолжал потерянно блуждать среди кошмарных образов, пробужденных ее словами.

— С той поры я проклята, осуждена на ад, более страшный, чем все, чем грозят грешникам жрецы Шаора, — продолжила она после паузы. — Нет, не думайте, я не брежу. Я еще не рассказала вам самое жуткое. О, великий Шаор, как бы я хотела, чтобы это было не так!

Наше происхождение теряется в легендарном прошлом. Но почему с самого начала самый первый Алендар уже жил среди приморских туманов и растил своих девушек с волосами цвета меди? Ведь в то время он еще не продавал их. Откуда он узнал секрет повторения одного и того же женского типа? И замок, согласно легенде, находился здесь за много веков до того, как его обнаружил Фар-Турса. Девушки всегда были сказочно красивы, что говорит о многих более ранних поколениях, ушедших в небытие. Кто и когда построил цитадель? И зачем? Какие могут быть мотивы, заставляющие жить здесь, оставаясь неизвестным для всего мира и воспитывая девушек — чудо красоты и изящества, когда полудикое человечество еще бродит в звериных шкурах? Иногда мне кажется, что я все же догадываюсь о причинах этого...

Ее голос затих в звенящей тишине, и некоторое время она молча сидела, уставившись невидящим взором в обтянутую тканью стену напротив. Возобновив разговор, резко сменила тему.

— Как вы считаете, я красива?

— Вы прекраснее всех девушек, которых мне когда-либо приходилось видеть, — искренне ответил Смит.

Ее рот искривился в горькой усмешке.

— В этом замке есть девушки настолько совершеннее меня, что даже стыдно за ваши слова. Ни один смертный никогда не видел их, если не считать Алендара, а его вряд ли можно относить к смертным. И не увидит. Они не предназначены для продажи. В конце концов они просто исчезнут, исчезнут навсегда.

Можно подумать, что женская красота способна достигнуть предела в своем развитии. Но это не так. Она может быть доведена до... Нет, мне не хватает слов, чтобы выразить мысли. Я думаю, что ее развитие неограничено, особенно когда оно — дело рук Алендара. Что же касается красавиц, о которых мы иногда слышим от прислуживающих им рабынь... ходят слухи — есть такие изумительные, что мужчина даже не в состоянии смотреть на них. А другие, настоящие чудеса красоты, скрываемые Алендаром в потайных помещениях Минги?

Мир никогда ничего не узнает о них. Ни один монарх трех планет не обладает богатством, достаточным для того, чтобы приобрести хотя бы одну из этих сказочных красавиц, спрятанных в недрах цитадели. На протяжении бесчисленного количества поколений властители Минги создают все более и более законченную красоту. И вот она должна внезапно исчезнуть. Дуновение — и ее уже нет. Почему? Где? Как? Никто не знает.

Именно это больше всего пугает меня. Я не обладаю даже крупицей той красоты, о которой только что говорила, и все же мне достанется та же судьба! Я смотрела в глаза Алендару... и знаю теперь, что ждет меня. Я уверена, что мне придется еще раз взглянуть в его черные бездонные глаза, но это произойдет гораздо более ужасным образом, будет концом всего... И я схожу с ума от ужаса при одной мысли о том, что мне вскоре предстоит узнать.

Меня ожидает нечто невероятно жестокое, и оно с каждой минутой все ближе и ближе. Завтра, может быть, послезавтра или немного позже я исчезну, и мои подруги сначала удивятся, посудачат немного шепотом, а потом замолчат и забудут. Подобное случалось, и не однажды. Великий Шаор, что же мне делать?

Последняя фраза Водир прозвучала мелодичным стоном отчаяния. Немного помолчав, она продолжала совсем другим тоном, и в ее голосе теперь слышались нотки сожаления.

— И я еще увлекла с собой вас! Я нарушила все законы и традиции Минги, когда привела вас сюда, и это получилось без малейшей помехи. Все оказалось просто, слишком просто. Думаю, что обрекла вас на смерть. Когда вы появились здесь, я решила очаровать вас, с помощью соблазна завлечь настолько далеко, чтобы вы, стараясь вернуть себе свободу, сделали все, что потребую. Но теперь понимаю, что, только пригласив вас сюда, я уже зашла гораздо дальше, чем собиралась. Я поняла это, хотя и не знаю, каким образом, — очевидно, это буквально носится в воздухе. Чувствую, что меня осаждают со всех сторон призывы, против которых бессильна. Моя вызванная страхом поспешность в стремлении заручиться чьей-либо поддержкой навлекла проклятье на нас обоих. Это постоянно твердит мой внутренний голос с того момента, когда вы беспрепятственно оказались здесь... Боюсь, что вам не удастся выйти отсюда живым. Я знаю, — что пропала и что вы пропали вместе со мной. О, Шаор, что я наделала!

— Но чего же вы, в конце концов, хотите от меня? — Смит нетерпеливо хлопнул себя ладонью по колену. — Какая опасность грозит нам? Стража? Яд? Ловушки? Гипноз? Дайте же мне хотя бы общее представление о том, что может ожидать.

Он наклонился вперед, чтобы лучше видеть ее лицо. Она нахмурилась, силясь подобрать наиболее точные слова, и с ее губ уже готова была сорваться первая фраза...

— Стражи! — воскликнула она внезапно. — Стражи!

И на ее лице появилось выражение такого всепоглощающего ужаса, что Смит непроизвольно стиснул колени руками, и волосы на его затылке зашевелились. Это был не хорошо знакомый ему страх перед чем-то осязаемым; нет, это был пронизывающий нематериальный ужас, жуткая уверенность в том, что вот-вот случится непоправимое, невероятное. Он взглянул на Водир. Ее глаза потухли, она явно ничего не видела вокруг себя. Черты ее восхитительного лица застыли без выражения, и за этими пустыми глазами, за этой прекрасной неподвижной маской он как-то смутно почувствовал, как в ее душе все настойчивей и настойчивей звучит призыв мрака.

Водир медленно встала с дивана. Смит уже был на ногах, держа перед собой дулом кверху термопистолет, и по его коже бегали ледяные мурашки, так как он уловил странные колебания воздуха в комнате, будто вызванные взмахами огромных крыльев. Трижды эти невидимые крылья сотрясли воздух, после чего Водир сдвинулась с места и направилась к двери — механически, словно автомат, с маской ужаса на лице, порабощенная невидимым кошмаром. Смит протянул было руку, пытаясь задержать ее. Но вместо нежной живой плоти ощутил нечто холодное, безжизненное, и какой-то болезненный удар пронзил все его тело. И опять он почувствовал взмахи гигантских крыльев. Водир словно не заметила его прикосновения; тогда он отпустил ее руку.

Он больше не пытался пробудить ее. Он шел, пригнувшись, опустив плечи, и в его громадной фигуре проглядывало что-то от большой кошки, крадущейся за добычей. Он был готов ко всему, и его палец привычно ощущал курок термопистолета.

Они двигались по совершенно пустому коридору, и за выходящими в него дверьми ни разу не мелькнул лучик света, ни разу звуки голоса не нарушили звенящую от напряжения тишину. Но странные приглушенные вибрации то и дело пронизывали воздух, и сердце Смита билось так, словно было готово выскочить из груди.

Водир, окоченевшая в своем жутком кошмаре, двигалась как механическая кукла. Серебряная решетчатая дверь на их пути оказалась распахнута, и они без малейшей помехи устремились дальше. Тем не менее он успел заметить, что вторая дверь, находившаяся рядом, была заперта на огромный замок и перегорожена прочными брусьями. Это вызвало у него неясное чувство тревоги. Похоже, они не имели возможности сами выбирать дорогу.

Развилки попадались то и дело, но каждый раз все двери, кроме одной, были закрыты. Коридор плавно опускался и наконец привел их к винтовой лестнице, уходившей куда-то вниз. Водир уверенно вступила на серебряные ступени и пошла, не касаясь перил. Это была бесконечная спираль, и чем ниже они оказывались, тем слабее становилось освещение; вокруг них постепенно сгущалась темнота. В насыщенном причудливыми ароматами воздухе все отчетливей угадывались запахи влаги и морской соли. На каждом повороте лестницы, на небольшой площадке, находились коридоры очередного этажа, но двери были на запоре. Так они миновали множество этажей, продолжая неуклонно спускаться. Смит подумал, что как бы высоко ни находился зеленый будуар Водир, теперь они наверняка спустились глубоко в недра крепости. И лестница продолжала вести их вниз, и однообразные витки ее спирали мелькали и мелькали перед ними. Видневшиеся за решетчатыми дверьми коридоры становились все менее роскошными, все более темными. А через некоторое время они пропали — теперь серебряные витки лестницы спускались в вырубленном в сплошной скале колодце. Освещение стало совсем тусклым, и свет от далеко расставленных друг от друга светильников едва позволял различать стены из полированного камня. На их поверхности появились капли воды, стали преобладать запахи подземелий и мрачных болотистых лагун.

Смит уже начал думать, что им суждено спускаться таким образом до самого сердца Венеры, как вдруг лестница закончилась. Они оказались на дне колодца. Выход в виде арки, за которой шла сумеречная галерея, обрамлял красивый узор. Водир без колебаний пересекла порог. Настороженный взгляд Смита пристально обшаривал все окружающее, и, хотя он не замечал никаких признаков жизни, в нем крепла уверенность, что кто-то продолжает украдкой следить за ними.

За низкой галереей обнаружилась открытая дверь из кованого железа, петли которой были прочно закреплены в толще скалы. Водир, не останавливаясь, шагнула в проем, и Смит последовал за ней, пытаясь разглядеть в темноте подкарауливающие их опасности. Он был удивительно похож на дикого зверя, настороженно пробирающегося через незнакомые джунгли.

Короткий коридор за железной дверью заканчивался, упираясь в перегораживающий от пола до потолка черный занавес. Смит почувствовал, что они достигли цели. Пока они шли сюда, у него не было ни единой возможности свернуть с дороги — он был вынужден следовать за Водир. Все боковые двери были заперты — для него не существовало других путей. Зато с ним был его верный пистолет.

Сверкнули молочной белизной руки Водир, распахнувшей плащ, чтобы отвести в сторону складки занавеса. На мгновение она мелькнула в вырвавшемся из помещения свете — зеленое, медное и белое на черном фоне. Затем складки тяжелой материи снова сомкнулись, и она исчезла, словно сверкнувшая на черном бархате молния.

После секундного колебания Смит тоже раздвинул складки черной завесы и бросил взгляд в помещение.

Он увидел комнату, обтянутую черным бархатом, казалось, жадно впитывавшим скудный свет, лившийся из-под потолка, где одна-единственная лампа висела как раз над небольшим круглым столом из эбенового дерева. За столом сидел мужчина очень высокого роста.

В полумраке помещения он казался мрачной глыбой. Наклонив вперед голову, он пристально смотрел прямо на Смита. На его наполовину скрытом в тени лице глаза казались пустыми черными дырами, и только время от времени из-под опущенных ресниц выскальзывали острые лучики, направленные не на стоящую прямо перед ним Водир, а на Смита, почти полностью скрытого занавесью.

Этот сумеречный взгляд мгновенно завладел глазами Смита, как магнит, притянувший к себе кусок железа. Затем он почувствовал словно удар клинка, пронизавший до самого мозга. Однако пересилил себя и, раздвинув стволом пистолета ниспадающие складки занавеса, вошел в комнату. Его пылающие решимостью глаза спокойно выдержали сверкающий взгляд незнакомца.

Водир сделала еще несколько шагов все с той же механической монотонностью, впрочем, оказавшейся неспособной полностью лишить ее прелестную фигурку врожденной грациозности. Она вплотную подошла к сидевшему за столом мужчине и остановилась. И тут же словно судорога пробежала по ее телу, и она рухнула на колени, наклонившись вперед так, что ее лоб коснулся пола. Мужчина, казалось, совершенно не обративший внимания на коленопреклоненную медноволосую красавицу, продолжал пристально смотреть в глаза Смиту. Неожиданно раздался его низкий голос, глубокий, словно спокойно текущие черные воды:

— Я — Алендар.

— Значит, вы знаете, кто я, — холодно ответил Смит, и в его голосе отчетливо прозвучала угроза.

— Вы Нортвест Смит, — снова раздался глубокий, ровный и бесстрастный голос. — Человек вне закона с планеты Земля. И закон вы сегодня нарушили в последний раз, Нортвест Смит. Люди не входят сюда без приглашения, чтобы выйти живыми. Вы, наверное, слышали об этом.

Тяжелые звуки голоса медленно застыли, и в комнате воцарилась тишина. Уголки губ Смита вздернулись кверху в безрадостной улыбке попавшего в засаду хищника, и державшая пистолет рука взметнулась вверх. В его глазах вспыхнул зловещий огонь убийства. Но тут же с оглушающей внезапностью окружающий мир разлетелся вдребезги. В голове загрохотали яростные взрывы, заплясали, закрутились языки адского пламени, и наконец все захватил могучий вихрь мрака, в котором все огни слились в две сверкающие невыносимым светом точки — два глаза под черными бровями.

«Техника-молодежи» 1995 №4, с.34-37

Но затем Алендар медленно отвернулся от Смита, еще оглушенного, борющегося с сильным головокружением, и взглянул на распростертую перед ним на полу девушку. На черном ковре резко выделялась масса ее рыжих волос, живописно рассыпавшихся вокруг головы. Зеленое платье эффектно подчеркивало округлость форм; казалось, в мире не может быть ничего прекраснее этой бархатистой белизны на темном фоне.

Черные глаза Алендара бесстрастно рассматривали Водир. Затем опять раздался его глубокий ровный голос:

— Скажите, есть ли у вас на Земле такие девушки?

Смит встряхнул головой, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. И, когда он отвечал, его голос звучал по-прежнему твердо, хотя он и не полностью пришел в себя. Возможно, именно поэтому внезапный поворот разговора к столь банальной теме не показался странным.

— Я никогда и нигде не видел таких красавиц, — спокойно сказал он.

— Она рассказывала вам, — продолжил Алендар, — что у меня есть девушки, превосходящие ее настолько, насколько Солнце ярче свечи. И все же... в ней есть нечто большее. Вы не почувствовали этого в Водир?

— У них у всех есть нечто большее, чем красота. Зачем бы тогда столько властителей стремилось их приобрести? — ответил Смит, не совсем понимая, чем вызван переход к светской беседе с ним, минуту назад пытавшимся убить Алендара.

— Но у Водир есть что-то более утонченное, чем способность очаровывать, более желанное, чем красота. У нее есть ум. И мужество. Не знаю, откуда — я воспитываю своих девушек совсем для другого. Но однажды, взглянув ей в глаза — она, кажется, рассказывала вам об этом?.. — я увидел то, что влечет сильнее, чем красота. Я позвал ее — и следом явились вы. Интересно, догадываетесь ли вы, почему не расстались с жизнью уже в тот момент, когда пересекли порог дверей во внешней стене? Или в любом из коридоров, по которым пришли сюда?

Удивленный взгляд Смита натолкнулся на бесстрастную бездну черных глаз Алендара.

— Так вот, только потому, что... что в вас тоже есть нечто любопытное. Мужество, непреклонность, несгибаемая сила духа. Да, вы обладаете большой мощью, даже не зная этого. И я думаю, что смогу найти ей применение, человек Земли.

Зрачки Смита сузились. Такой мирный, банальный разговор...

Но смерть приближалась к нему — он улавливал это каким-то шестым чувством. Смерть — а может быть, и нечто более страшное?.. Он хорошо помнил, о чем шепотом рассказывали подвыпившие навигаторы в портовых тавернах.

Распростершаяся на полу девушка пошевелилась и слабо застонала. Невозмутимый взгляд Алендара слегка скользнул по ее телу, и он приказал тихим голосом:

— Встань, Водир.

Она поднялась, пошатываясь на подгибающихся ногах, и застыла перед ним, опустив голову. Было похоже, что владевшее ею последнее время оцепенение прошло. Обрадовавшись, Смит воскликнул:

— Водир!

Она подняла глаза, повернула голову, и их взгляды встретились. По позвоночнику Смита пробежала холодная струйка ужаса. Да, она пришла в себя, но стала иной, и он почувствовал горькую уверенность, что никогда больше не увидит ту мужественно сражающуюся со страхом красавицу, которую встретил совсем недавно. В ее глазах светилось знание Зла, и лицо лишь едва скрывало это. Это было лицо существа, побывавшего в аду, несравненно более жутком, чем можно вообразить в самом невероятном кошмаре. Пройдя через ад, она овладела знанием, тяжесть которого не может выдержать ни одно человеческое существо, оставаясь живым.

Некоторое время Водир молча смотрела на него, затем снова повернулась к Алендару. И в тот момент, когда тончайшая нить их взглядов обрывалась, Смиту почудилось, что в ее глазах блеснула отчаянная мольба.

— Идите за мной! — приказал Алендар, затем поднялся, повернувшись к Смиту спиной. Тот мгновенно вскинул термопистолет, охваченный дрожью решимости... и опустил руку. Нет, торопиться явно не стоило. Оставалась еще надежда на возможность благополучного исхода до того, как со всех сторон обрушится смерть.

Он двинулся за Алендаром. Девушка медленно последовала за ними, опустив голову и словно погруженная в медитацию. Казалось, она непрерывно обдумывает ужасное знание, так жутко светившееся в ее глазах.

Они прошли под мрачным сводом в глубине комнаты. Когда Смит шагнул через порог, ему показалось, что свет в комнате на мгновение погас, и этого было достаточно, чтобы пистолет в руке взлетел вверх, словно живой. Он тут же осознал бессмысленность своего жеста, и его разум, казалось, содрогнулся перед окружавшей зловещей бесконечностью. Но все произошло очень быстро, и Смит, опуская пистолет, решил, что ему скорее всего почудилось, что ничего не было. Но Алендар небрежно бросил через плечо:

— Это психический барьер, который я установил здесь, чтобы охранять моих красавиц. Непреодолимый для вас, не будь вы со мной, он тем не менее... Ну, теперь что-то стало понятней для тебя, моя Водир? — В его вопросе было нечто неуловимо двусмысленное, странным образом привнесшее в бесстрастные интонации опенок особой выразительности.

— Да, теперь я понимаю, — отозвалась, словно эхо, девушка, и голос ее был одновременно и музыкален, и равнодушен, словно приглушенная серебряная нота.

Эти нечеловеческие звуки, издаваемые двумя человеческими существами, больно ударили по болезненно напряженным нервам Смита, заставив невольно вздрогнуть.

Они молча прошли длинным коридором. Смит двигался беззвучно, несмотря на грубые сапоги, и все его силы были направлены на постоянную оценку обстановки. Тем не менее он подумал, сам удивившись своему спокойствию, что вряд ли хоть одно существо, наделенное сознанием, когда-нибудь добровольно проходило здесь; наверное, девушки с золотыми волосами следовали сквозь барьер мрака либо во власти невыразимого ужаса, лишавшего рассудка, либо же их души уже были пусты.

Коридор постепенно опускался; освещение превратилось в тонкие лучики света, жалко трепетавшие в воздухе, который, казалось, все сильнее и сильнее насыщался запахами соленой воды.

Вскоре Алендар снова заговорил, и Смиту показалось, что звуки его голоса не столько нарушили тишину, сколько слились с ней так тесно, что даже не смогли пробудить эхо.

— Я веду вас туда, где не побывал ни один человек. Любопытно, какова будет реакция ваших натренированных чувств на то, что вы увидите. Я достиг возраста... — он едва заметно улыбнулся, — когда меня начинают интересовать некоторые эксперименты. Смотрите же!

Смит невольно зажмурился, ослепленный. В темноте, пронизанной багровыми вспышками, которыми невыносимо яркий свет давал знать о себе даже через опущенные веки, он уловил вокруг непонятную вибрацию — словно менялась сама структура атомов, слагающих вещество окружавших их стен. Когда он вновь открыл глаза, они находились у входа в длинную галерею, залитую нежным переливающимся светом.

Это было нечто вроде вытянутого в длину большого зала, облицованного блестящим полированным камнем. Вдоль стен через правильные промежутки были расставлены низкие мягкие диваны, а посередине манил свежестью бассейн с голубой водой. Воздух в помещении необъяснимо искрился золотистыми проблесками, и в этой играющей, словно пенящееся шампанское, атмосфере медленно передвигались чьи-то силуэты.

Смит застыл, созерцая открывшуюся перед ним сказочную картину. Алендар, на лице которого можно было прочесть лишь знание того, что должно было произойти дальше, вонзил в него взгляд, достаточно острый, чтобы проникнуть до самых потайных глубин мозга землянина.

Водир, не поднимавшая головы, казалось, продолжала бесконечно перебирать в уме черные знания, пряча их за опущенными веками. Из всех троих только Смит смотрел через дверной проем в галерею, постепенно осознавая, что перемещалось там среди насыщавших воздух искр.

Это были юные девушки, которые вполне могли быть богинями или ангелами, беспечно бродившими в золотом раю. Наверное, их было десятка два или три — прогуливавшихся, устроившихся отдохнуть на диванах, плескавшихся в бассейне. Они были одеты в простые элегантные венерианские платья с открытым плечом и длинным разрезом сбоку, сшитые из тканей самых нежных оттенков фиолетового, голубого, изумрудно-зеленого цвета. Их красота производила оглушающее действие. Каждый жест был преисполнен гармонии, поющей грациозности, бесконечного очарования; сочетание всего этого постепенно начинало вызывать у Смита почти болезненное ощущение.

Он знал, что Водир восхитительна, но теперь видел красавиц настолько более изысканных, что их вид едва не причинял страдание. Легкие нежные голоса вызывали бархатную дрожь во всех его нервах, а звуки сливались в одно певучее щебетанье, как будто они исполняли хором какую-то мелодию. Очарование их движений внезапно заставило сжаться его сердце, и кровь жарко запульсировала в висках.

— Они кажутся вам красивыми? — голос Алендара столь же совершенно гармонировал с мелодичными звуками, как перед этим он идеально сливался с тишиной. Его взгляд не отрывался от бледно-серых глаз Смита, и он почти незаметно улыбался. — Так что вы скажете? Они великолепны, не правда ли? Но, подождите...

Его громадная мрачная фигура быстро двинулась вперед, резко контрастируя с переливающейся всеми цветами радуги обстановкой галереи. Следовавший за ним по пятам Смит шел, словно очарованный, словно окруженный волшебным облаком. Да, не каждому смертному выпадает на долю побывать в раю! Он ощущал воздух вокруг, как пенящийся шипучий напиток, восхитительные ароматы нежно ласкали обоняние. Золотые фигурки расступались перед ними, и он замечал, как девушки широко раскрытыми удивленными глазами разглядывали его тяжелые сапоги и потрепанную кожаную куртку. При этом они вздрагивали и старались поскорее отвернуться от шедшей понурив голову Водир.

Теперь Смит видел, что их лица были столь же восхитительны, как и пленительные фигуры. Это были лица счастливых, не ведающих о своей прелести существ, не знакомых с иной жизнью, не знающих забот. Существ, лишенных обычной человеческой души. Он почувствовал это безошибочным инстинктом. Да, они воплощали абстрактное понятие красоты; и все же, на гораздо менее прекрасном лице Водир он недавно видел выражение решимости, сожаления и другие чувства, ставившие ее несравненно выше.

Музыкальные голоса смолкли, и они шли дальше в полной тишине. Было очевидно, что обитательницы галереи хорошо знакомы с Алендаром, потому что лишь изредка бросали на него безразличные взгляды. Смит же явно был первым мужчиной, оказавшимся здесь, — завидя его, девушки буквально замирали от изумления. Наконец, последнее из окружавших их очаровательных созданий осталось позади. Сама собой отворилась дверь, украшенная резьбой из слоновой кости. Они спустились по короткой лестнице, затем прошли еще одним коридором. Ощущение искрящегося воздуха пропало, но еще можно было различить, как далеко позади них возобновился сладостный перезвон голосов. Затем в коридоре резко потемнело, так что вскоре наступила почти полная темнота.

Тогда Алендар остановился и обернулся.

— Я храню каждое из моих самых драгоценных сокровищ, — сказал он, — в отдельном футляре. Как, например, вот это.Он протянул руку, и Смит разглядел свисающую с потолка портьеру. Алендар раздвинул тяжелые темные складки, и вырвавшийся наружу свет четко обрисовал металлическую решетку, прутья которой отбросили резкие тени на их лица. Смит шагнул вперед и заглянул в комнату.

Ее убранство было удивительно скромным — стол, диван у противоположной стены... Тут сердце Смита подпрыгнуло в груди и, кажется, остановилось: на диване лежала женщина. И если девушки в галерее походили на богинь, то эта была прекраснее всего, что когда-либо осмелился бы вообразить человек. Она превосходила кого угодно: стройные белоснежные ноги на черном бархате, плавно круглившиеся под облегающим формы платьем, медные волосы, разлившиеся, словно огненная лава, по почти прозрачным плечам; лицо с печатью нечеловеческого покоя... Красота лежавшей с закрытыми глазами женщины казалась неживой, словно у идеально выполненной мраморной статуи. От нее исходили почти осязаемые волны одурманивающего, магнетического очарования и волшебного, как наваждение, соблазна. Смит не мог отвести от женщины взгляд — он был, словно муха, увязнувшая в сиропе...

Алендар что-то сказал через плечо Смита, и его голос, прозвучавший странно громко, вырвал красавицу из сладкого сна. Веки приоткрылись, живой свет разлился по только что такому невозмутимому лицу, и на месте мраморной бесстрастности вспыхнула невыносимая нежность. Она поднялась с дивана гибким движением волны, набегающей на скалу, и улыбнулась, пленив своей колдовской прелестью все чувства Смита. Затем женщина склонилась в глубоком реверансе, так что ее волосы заплескались вокруг нее, и в таком положении снова застыла.

Алендар опустил портьеру и повернулся к Смиту, пришедшему в себя только после того, как ослепительное видение исчезло. Снова его острый взгляд погрузился в самые глубины сознания Смита, и снова Алендар чуть заметно улыбнулся.

— Идемте дальше, — сказал он и двинулся вперед по коридору.

Они прошли мимо трех следующих портьер и остановились у четвертой. Позднее Смит вспоминал, что портьера словно сама по себе раздвинулась перед ним, и то, что он увидел в комнате, как огнем выжгло в мозгу все воспоминания. Находившаяся в комнате стояла, приподнявшись на носках, и у Смита прервалось дыхание, когда он увидел ее. Исходившее от нее магнетическое очарование потянуло к себе, и он вцепился побелевшими от напряжения пальцами в прутья решетки, забыв обо всем на свете, кроме единственного неудержимого испепеляющего желания...

Девушка сделала несколько шагов; ослепительная прелесть сопровождала, словно музыкальный аккомпанемент, каждый ее жест. Экстаз, охвативший Смита, все же не смог лишить его осознания, что если бы даже и можно было бесконечно сжимать в объятьях это восхитительное тело, то он все равно продолжал бы желать чего-то большего; оно пробуждала в его душе голод, несравненно более сильный, чем простое плотское влечение. Мозг трепетал от желания обладать, и в то же время это было невозможно. Неутолимое желание обрушилось на него, подобно безумию, и все вокруг закружилось в вихре страсти, и девушка, столь же недоступная, как звезды, исчезла в розовом тумане. Он с трудом сделал вдох и отступил перед этим невероятным видением.

Алендар улыбнулся и опустил портьеру.

— Идемте, — повторил он голосом, в котором сквозила ирония.

Они довольно долго шли по коридору мимо висевших на стенах через правильные интервалы портьер. Наконец остановились перед очередной, из-за которой по краям наружу пробивался свет, как будто за ней находился очень сильный источник освещения.

— Здесь я храню абсолютную красоту, едва связанную с материальной оболочкой. Смотрите.

Смит едва успел бросить беглый взгляд на находившуюся в комнате женщину. Ослепляющий шок взрывом встряхнул все его нервы, и рассудок безвольно отдался смертельному соблазну, проникшему, словно магические волны, до самой глубины естества. Эта невероятная красота влекла с неудержимой силой, порабощая чувства, растворяя в себе мозг и тело.

Он успел бросить в комнату единственный взгляд, но и этого было достаточно, чтобы почувствовать охватившие его муки неутолимого адского желания; затем он закрылся рукой и, шатаясь, отступил в темноту. Немое рыдание подступило к горлу, и вокруг вихрем закружилась тьма.

Портьера упала. Смит прислонился к стене; мало-помалу бешеные удары его сердца затихли. Колдовское очарование постепенно ослабляло свою мертвую хватку

В глазах Алендара, когда он отвернулся от двери, сверкали искры зеленого огня, и выражение безудержной алчности, словно тень, накрыло его лицо.

— Я мог бы показать вам, землянин, и других красавиц, — сказал он, — но это может кончиться для вас потерей рассудка. Вы и так только что опасно балансировали на грани безумия. А у меня имеются другие планы. Начинаете ли вы хотя бы догадываться, каковы они?

Смит потряс головой, чтобы избавиться от следов головокружения, и пощупал рукоять пистолета. Ощутив под рукой свое надежное оружие, он почувствовал себя гораздо увереннее. Смит понимал, что теперь не может рассчитывать даже на малейшее снисхождение, так как проник в самые сокровенные тайны Минги. Да, его ждала смерть, готовая обрушиться, как только Алендару наскучат праздные разговоры. Но если Смит будет настороже, если зрение и слух не подведут в нужный момент, то, может быть, он не умрет один. Яростная вспышка из дула термопистолета — вот все, о чем можно было мечтать.

— Смерть читается в ваших глазах, человек Земли, — сказал Алендар, вновь улыбнувшись, — а разум поглощен мыслями об убийстве. Неужели вам не известно ничего, кроме постоянных схваток? Неужели у вас полностью отсутствует любопытство? Вам не интересно знать, зачем мы пришли сюда? Да, смерть действительно подкарауливает вас, но она будет совсем не такой страшной. К тому же ведь это рано или поздно случается с каждым живым существом... Выслушайте меня внимательно. Я хотел бы попытаться понять инстинкт самосохранения, парализующий разум. Дайте проникнуть в ваш мозг поглубже — и тогда ваша смерть будет приятной и в чем-то даже полезной. Короче говоря, зверь мрака голоден. И он питается плотью. А я предпочитаю более изысканную пищу. Слушайте же.

Зрачки Смита сузились. Более изысканная пища... Его окружала опасность, опасность невероятно страшная. Она буквально пропитывала все вокруг, носилась в воздухе. Инстинктивно он чувствовал, что угроза заставляет сознание открыться Алендару, подчиниться властной силе его глаз...

Коридор неожиданно расширился, его потолок изогнулся высоким сводом туннеля; почти тут же противоположная стена растворилась в бесконечной тьме. Они очутились рядом с огромным водным пространством, откуда к подножию обрыва, на котором они стояли, накатывались тяжелые черные волны.

Смит едва не выругался от неожиданности. Еще мгновение тому назад они пробирались низкими, давящими на сознание подземельями глубоко в недрах цитадели. И вот теперь оказались на берегу огромного моря мрака, и легкий ветерок овевал их лица своим таинственным дыханием.

Внезапно вдали, на границе света и тьмы, черная масса забурлила. Высокие волны неотчетливо осветились призрачными вспышками фосфоресценции; казалось, что они состояли из более плотной субстанции, чем вода, скорее похожей на смолу или жидкую грязь.

Алендар пристально смотрел на волны, слабо освещенные колеблющимися вспышками. Через несколько мгновений среди водоворота на поверхность вынырнуло что-то огромное, расплескавшее далеко вокруг вязкую жидкость, настолько жуткое, что нужно было благодарить тьму, милосердно скрывшую это от взглядов. Почти сразу же чудовищная масса погрузилась в глубину, оставив на поверхности мелкие волны ряби над движущимся телом.

— Вы знаете, — сказал Алендар, не оборачиваясь, — жизнь — невероятно древнее явление. И есть разумные расы, гораздо более древние, чем человек. Я принадлежу к одной из них. Жизнь родилась из черного ила морских пучин и двигалась к свету не одним, а многими путями. Некоторые ее ветви достигли зрелости и глубочайшей мудрости, когда предки человека еще раскачивались на деревьях в тропическом лесу.

На протяжении многих столетий, если считать время по-вашему, в цитадели живу я, Алендар, воспитывающий красавиц. В последние годы я продал несколько из них, второстепенного значения. Пожалуй, я сделал это только для того, чтобы показать самодовольному человечеству, что оно не способно понять истину, даже если и узнает ее. Может быть, теперь вам становится яснее? Моя раса отдаленно схожа с теми порождениями жизни, которые питаются кровью; несколько ближе к тем, кто использует в качестве еды жизненную энергию. Но у моей расы более утонченные вкусы. Мы питаемся красотой. Да, именно красотой.

Она столь же материальна, как и кровь. Разве вы никогда не замечали, что у некоторых женщин идеальная красота соседствует с какой-то внутренней холодностью? Эта энергия настолько могуча, что может подавлять все остальное, существуя за счет ума, доброты и прочих человеческих качеств.

Здесь, в самом начале (потому что моя раса, возникшая на другой планете, уже была стара, когда этот мир только переживал свою юность), мы долго дремали в иле, но затем пробудились, чтобы питаться энергией, свойственной человеку даже в то время, когда он жил в пещерах. Разумеется, это была весьма скудная пища. Мы внимательно изучили вас, а затем отобрали представителей для дальнейшего разведения. Мы построили цитадель и принялись совершенствовать человеческий род. Постепенно мы пришли к тому, что дало современный тип красоты. Можно сказать, мы достигли почти идеального совершенства. Наверное, вам было бы интересно узнать, что получалось в других мирах, с совершенно иными разумными расами...

Итак, теперь вы знаете. Женщины, воспитываемые, словно домашние животные, чтобы удовлетворить стремление к красоте, которой мы живем, — вот что такое Минга.

Но это меню постепенно стало казаться все более однообразным, как и любая постоянно употребляемая пища. Я увидел в Водир искру качеств, которые только в редчайших случаях удается наблюдать среди девушек Минги. В ней, в скрытом состоянии, сохранились ум и отвага. Разумеется, благодаря этому ее красота несколько уменьшилась, но появилась острота ощущения чего-то нового по сравнению с унылым однообразием остальных. И это показалось интересным. Так я думал до тех пор, пока не увидел вас.

Тогда я вспомнил, что уже весьма и весьма давно мне не приходилось отведать мужской красоты. Она так редка и столь отлична от женской, что я почти забыл о ее существовании. Конечно, она весьма своеобразна, груба и сурова... Но вы обладаете ею...

Я сказал все это для того, чтобы проверить качество вашего духа. Если бы я ошибся в оценке его глубины, вы тут же отправились бы на корм зверю бездны. Теперь я вижу, что не ошибся. Под вашим панцирем животного инстинкта таятся те самые глубинные силы, которыми питаются корни мужской красоты. Думаю, что не использую вас сразу, а сначала с помощью известных мне приемов постараюсь развить ее у вас, прежде чем... она пойдет мне в пищу. Полагаю, это будет восхитительно.

Голос Алендара угас в гнетущей тишине, и глаза Смита, помимо его воли, обратились к пронизывающему взгляду Алендара. Настороженность постепенно покинула его, неудержимая притягательная сила огненных искр на фоне черной пустоты заворожила и заставила оцепенеть.

Неотрывно следя за их алмазным блеском, он увидел, как светящиеся точки стали быстро уменьшаться, превратившись в бездонные черные провалы. Не имея возможности отвести глаза, он продолжал смотреть в этот олицетворяющий первичное зло мрак, столь же примитивный и столь же безграничный, как и космическое пространство, продолжал погружаться в оглушающее невыразимым ужасом ничто... все глубже, глубже... Вокруг уже начала клубиться тьма... И мысли, чужие мысли начали проникать в его сознание, словно ползучие извивающиеся гады... И тогда он увидел, нет, скорее угадал отвратительное место, где, судя по всему, уже находилась душа Водир; что-то страшное стало с огромной скоростью поглощать его, засасывать в чудовищный черный водоворот, которому нельзя было сопротивляться...

Внезапно затягивающая в бездну сила на мгновение ослабела. Во время короткой передышки он осознал, что сжимает непослушными пальцами рукоять пистолета, а на берег все так же лениво накатываются тяжелые маслянистые волны... Потом снова обрушился мрак, но уже иной, в нем ощущалась тревога, он уже не был той всепоглощающей неумолимой силой, как в предыдущем кошмаре. Теперь у Смита появилась возможность бороться.

И он вступил в отчаянную схватку, стал сражаться, не шевельнувшись, не издав ни звука, охваченный черным океаном ужаса. Мерзкие, отвратительные чужие мысли снова стали извиваться, словно черви, в доведенном до изнеможения сознании, и зловещие тучи продолжали накатываться на него. Иногда, в те краткие мгновения, когда давление несколько ослабевало, он успевал почувствовать рядом третью силу, также боровшуюся с жадно засасывающей разум темной мощью, неудержимо влекущей в неведомую бездну, и тогда наступала краткая передышка в судорожной отчаянной схватке. Эта сила иногда настолько ослабляла зловещее притяжение, что наступали мгновения полной ясности мысли, и он оказывался свободным от чужого влияния на берегу подземного океана. Он чувствовал, как пот струился по лицу, как сердце тяжело билось судорожными рывками, а легкие пылали из-за нехватки воздуха в перехваченном горле, но он знал, что должен продолжать сражаться до последней клеточки тела, до последней частицы души против неумолимых сил.

Внезапно по нахлынувшему на него ощущению яростного отчаяния противника он понял, что тот собирается с силами для последнего решающего усилия. И действительно, враждебная сила тут же обрушилась, словно волны бешеного прилива. Он продолжал сопротивление, потрясенный, ослепший, оглохший и потерявший дар речи, охваченный беспросветным мраком в самых недрах этого безымянного ада. И разум начал понемногу отступать перед страшными, отвратительными, липкими мыслями, неудержимо вторгавшимися в сознание. Он с ужасом почувствовал себя беззащитным. В то время, как его засасывала грязь, неизмеримо более мерзкая, чем любая земная, потому что была порождением нечеловеческих существ, он внезапно уловил, что кишевшие в его сознании жуткие мысли постепенно приняли поистине чудовищный характер. Они набегали бесформенным потоком, были порождением знания столь ужасного, что рассудок был неспособен воспринять его, и даже на уровне подсознания каждый атом души буквально корчился от омерзения, пытаясь отстраниться от безумно извращенной мудрости. Черное знание захлестывало, пропитывало квинтэссенцией ужаса, и он почувствовал, что разум начинает разрушаться, что он вот-вот будет сметен чудовищной лавиной.

В этот миг, когда безумие уже почти захватило его, когда он балансировал на неуловимой грани бытия и небытия, — в голове что-то словно взорвалось.

Тьма распахнулась, как поднятый занавес, и ошеломленный Смит опять увидел себя на обрыве над морем мрака. Все продолжало медленно вращаться в беспорядочном адском водовороте, но он уже различал отдельные устойчивые островки в хаосе, постепенно становившиеся более и более надежными, — прочные черные скалы, набегавшие на них тяжелые пологие волны вновь обретали форму и массу. Наконец он почувствовал твердую почву под ногами, и в снова принадлежащее только ему сознание вернулась обычная ясность.

Сквозь последние остатки покидавшего мозг дурмана неожиданно прорвался чей-то отчаянный крик: "Убей! Убей его!", и он увидел Алендара, цепляющегося за балюстраду на краю обрыва в попытке сохранить равновесие. Его силуэт показался Смиту странно нечетким. Не успел он разобраться, в чем тут дело, как увидел возле Алендара Водир. С пылающим взором, с ожившим смертельно прекрасным лицом она кричала "Убей его!" голосом, в котором оставалось крайне мало человеческого.

Рука Смита, продолжавшая сжимать пистолет, взметнулась вверх, и он ощутил мощный толчок отдачи. Голубая молния, вырвавшаяся из дула, вонзилась в темную фигуру Алендара. Раздался страшный грохот, и еще одна вспышка ослепила Смита.

Через мгновение он открыл глаза, в которых расплывались радужные круги, и тут же с силой зажмурил, чтобы вернуть четкость зрения. Но первый же взгляд на Алендара заставил усомниться в том, что рассудок вышел из схватки неповрежденным. Он подумал, что омерзительные чужие мысли все еще продолжают извиваться в его мозгу, придавая окружающему оттенок нереальности — настолько неправдоподобным показалось зрелище, представшее его взору.

Рисунок Олега БЕЛОВА

Перед ним был... Что же это было? Повисшее на балюстраде темное тело, из которого вытекала не кровь, а какая-то отвратительная вязкая масса. На землю тяжело стекало нечто неописуемое, бесформенное, похожее на густую черную грязь. Темный силуэт Алендара словно таял на глазах, заметно уменьшаясь в размерах, мягко оседая в омерзительную лужу, медленно растекавшуюся по плоской каменной поверхности.

Смит, продолжая сжимать пистолет, ошеломленно смотрел на жутко распадающееся тело Алендара, от которого вскоре осталась лишь куча вязкой грязи, расплывшаяся по земле. Живая, хищно вспучивающаяся и бурлившая в попытках восстановить человеческую форму грязь. Впрочем, она быстро меняла свой облик, становясь все более и более жидкой, и вскоре осела, словно растаяв в черной жидкости, которая тут же целеустремленно заструилась к морю. Смит, не будучи в состоянии оторвать взгляд от жуткой картины, увидел, как она быстро просочилась между столбиками балюстрады и вся, до последней капли, исчезла за кромкой обрыва, оставив после себя чистую гладкую поверхность камня.

...Смит пришел в себя от удушья, поняв, что все это время непроизвольно сдерживал дыхание. Только теперь он увидел Водир, бессильно прислонившуюся к скале. Он подошел к ней как раз вовремя, чтобы не дать ей рухнуть на землю.

— Водир! — воскликнул он и, осторожно встряхнув девушку, попытался привести в сознание. — Что произошло? Неужели это мне не снится? Может быть, теперь мы в безопасности? И вы... Вы теперь очнулись от наваждения?

Медленно поднялись тяжелые веки, и бездонные черные глаза взглянули на Смита. И он увидел в них отражение знания о той бездне мрака, в которую ему пришлось едва лишь заглянуть, и он понял, что теперь всю оставшуюся жизнь тень этого знания будет преследовать его. Водир же была погружена в него, буквально пропитана им. И это столь отчетливо читалось в ее глазах, что Смит отшатнулся.

Водир едва не упала, но удержалась на ногах, продолжая смотреть на него; только редкие жалкие проблески отдаленно напоминали о той юной отважной красавице, с которой он совсем недавно встретился в порту. И когда она заговорила монотонным бесцветным голосом, он понял, что ее слова — страшная правда.

— Очнулась? Нет, это уже невозможно, человек Земли. Я слишком далеко проникла в ад... Алендар наказал меня еще более страшной карой, чем хотел, потому что во мне сохранилось достаточно много человеческого, чтобы понимать, во что я превратилась, и чтобы еще сильнее страдать от этого.

Да, Алендар исчез, превратившись в первичный ил, из которого когда-то появился. Но я слишком долго была частью его души, я слилась с ним во мраке его сущности и знаю свою судьбу. Прошла вечность с того мгновения, когда на меня обрушилась тьма; я бесконечно долго пробыла в черном волнующемся океане его страшного разума, и он передал мне чудовищное знание... Так как я была одним целым с ним, а он исчез, то и мне вскоре предстоит исчезнуть. Но перед этим я постараюсь — если только это будет в моих силах — вывести вас отсюда. Конечно, если мне удастся вспомнить обратную дорогу...

И Водир, пошатываясь, двинулась в том направлении, откуда они пришли. Смит быстро шагнул за ней и попытался поддержать, обхватив рукой за плечи, но она резко высвободилась, затрепетав.

— Нет, нет, это совершенно невыносимо — прикосновение нормального человеческого существа... Кроме того, это нарушает последовательность событий, запечатлевшихся в моей памяти; я боюсь, что не смогу восстановить наше общее с Алендаром сознание... Но это необходимо, необходимо...

И она двинулась дальше, спотыкаясь на каждом шагу и едва не теряя равновесие.

Смит, бросив последний взгляд на черные волны подземного моря, последовал за ней.

Водир то и дело опиралась о стены высеченного в сплошной скале туннеля, и до его ушей обрывками доносилось невнятное бормотание. Впрочем, иногда он с содроганием думал, что ему лучше было бы не слышать... — ...черная грязь... тень, набегающая на Солнце... все так дрожит... везде грязь, грязь, и это волнующееся море... Знаете ли вы, что он вышел из моря задолго до того, как на Венере появились разумные обитатели? Он невероятно стар. Похоже, он был всегда — один-единственный вечный Алендар. Не знаю, каким образом ему удалось подняться над породившей его слизью — возможно, это случилось так же, как с его сородичами на иных планетах. Но он принял человеческий облик и начал выращивать девушек...

Они шли мрачными коридорами мимо портьер, за которыми скрывалось материальное воплощение идеала красоты, и неуверенные шаги Водир словно отбивали странный ритм, попадая в такт с ее бессвязными, часто неразборчивыми фразами.

— ...он прожил здесь бесконечно долго, создавая и пожирая красоту, утоляя свой инстинкт вампира этой удивительной пищей. Я представляю, что он чувствовал при этом, потому что была с ним одним целым. Он душил красоту глубоко под толщей первичного ила, поглощая со свирепой жадностью... И его чудовищное знание было неимоверно древним и фантастически могучим. Он мог извлечь из человека душу через глаза, низвергнуть в ад и утопить в невыразимой мерзости... Он наверняка проделал бы это и с моей душой, если бы я не отличалась от остальных. Но, великий Шаор, как бы я хотела быть похожей на других! Я предпочла бы быть утопленной в аду, лишь бы не ощущать страшную грязь того, что узнала. Но благодаря скрывавшейся во мне силе подчинилась не полностью, и, когда он пытался воздействовать на вас, мое сознание смогло вмешаться в борьбу, находясь внутри него. В результате он был вынужден сражаться сразу с двумя противниками, и вам удалось разрушить его человеческую оболочку. Тогда он вернулся в ил, из которого когда-то вышел — в черный, липкий, вязкий ил... Я не совсем понимаю, как это произошло, — может быть, сражаясь на два фронта — одновременно с внешним и внутренним врагом, — он затратил столько сил, что пришлось использовать часть энергии, необходимой для поддержания человеческого облика? И к тому моменту, как вы атаковали его, он был ослаблен настолько, что оболочка разрушилась...

Она покачнулась и едва не упала. Чудом удержавшись на ногах, она продолжила путь, стараясь держаться подальше от Смита, как будто близость с человеком была невыносимой.

Скоро они преодолели серебряную дверь и очутились там, где воздух казался искрящимся и колючим, словно глоток хорошего шампанского. Голубой бассейн по-прежнему сверкал, как драгоценный камень в золотой оправе, но вокруг не было ни души — ослепительные девушки исчезли.

Дойдя до конца коридора, Водир остановилась и повернула к спутнику лицо, искаженное невероятным усилием. Казалось, она пытается вспомнить...

— Здесь меня ждет самое страшное, — сказала она. — О, если бы мне удалось... — Она стиснула голову ладонями, раскачиваясь в отчаянии. — У меня больше нет сил, я больше не могу, — услышал Смит жалобное бормотание. Затем внезапно она резко выпрямилась и протянула к нему руки. Он неуверенно взял их, почувствовав, как она вздрогнула при этом. По ее лицу пробежала болезненная судорога, которая передалась ему, и его передернуло от отвращения. Он увидел, что глаза Водир стали безжизненными, страшное напряжение исказило черты лица, и на лбу проступили капельки пота. Довольно долго она стояла неподвижно, словно охваченная оцепенением, с печатью смертной муки на лице, с глазами, пустыми, словно межзвездное пространство.

Он ощущал сотрясавшую его дрожь, словно черные волны ужаса; он снова увидел волнующееся море мрака, снова провалился в ад, от которого только что избавился в схватке над обрывом. Пожалуй, только теперь он понял по-настоящему, какую пытку должна была испытывать Водир, оставаясь в недрах этой страшной тьмы. Черный вихрь начал вращаться вокруг него все быстрее и быстрее, и вскоре они оказались захвачены смерчем черной грязи, и он уловил, как первые мерзкие мысли закопошились в недрах сознания.

Потом их на мгновение охватила абсолютная тьма, и тут же все вокруг сместилось в одно мгновение необъяснимым образом, как если бы разом изменились атомы вещества... и когда Смит открыл глаза, они уже находились в наклонно идущем вверх коридоре, воздух которого был насыщен резким запахом соли.

Возле него едва слышно стонала Водир, трепетавшая с ног до головы.

— Сейчас мне будет лучше, — задыхаясь, прошептала она. — Мне потребовались почти все мои силы, чтобы провести вас... Подождите...

Они молча стояли в темном коридоре, вдыхая тяжелый, пропитанный испарениями соленой влаги воздух, пока не утихла сотрясавшая тело Водир дрожь.

Теперь они находились недалеко от барьера черного небытия, установленного Алендаром перед порогом его комнаты. Дойдя до барьера, Водир остановилась и снова решительно протянула руки Смиту. Тот опять почувствовал, как ему передалась внутренняя дрожь Водир, снова увлекая в отвратительные мутные волны адского вихря. Как и в первый раз, их охватила тьма. Потом Водир отпустила его руки, и они оказались перед низкой сводчатой дверью, за которой была комната Алендара.

Чувствовалось, что это перемещение нелегко далось Водир, потому что волны тошнотворной слабости, вызванной нечеловеческим усилием, все еще накатывались, постепенно ослабевая, на ее сотрясаемое дрожью тело. Тень смерти читалась на ее лице, когда она наконец повернулась к Смиту.

— Идемте, идемте скорее, — умоляющим тоном воскликнула она, и они двинулись дальше.

Шагая вслед за Водир, Смит прошел через большую железную дверь в коридор, закончившийся у подножия серебряной лестницы. Здесь сердце в его груди сжалось, когда он подумал, что едва державшаяся на ногах Водир должна будет преодолеть этот бесконечный подъем. Но Водир, сделав первые неуверенные шаги по уходящим вверх спиралью бесконечным ступеням, стиснула зубы и продолжала решительно и настойчиво, хотя и очень медленно, подниматься все выше и выше.

До него снова долетели обрывки неотчетливых фраз:

— Подождите! О, подождите хоть немного! Дайте мне дойти до конца... дайте мне возможность исправить хоть часть причиненного мной зла... И тогда... Нет, нет, о, великий Шаор, все, что угодно, только не эта черная бездонная грязь!

Она остановилась, повернув к Смиту осунувшееся лицо, на котором неуловимо чередовались оттенки обреченности и надежды.

— Слушай, человек Земли, ты должен обещать мне... ты не позволишь мне умереть просто так! Ты должен убить меня, когда мы дойдем до конца, омыть мою душу и тело огнем... прежде чем меня навеки охватит этот мрак, из которого я пытаюсь спасти тебя. О, ты должен обещать мне это!

— Я обещаю тебе, — спокойно ответил Смит. — По крайней мере, это я могу обещать.

И они продолжили смертный путь. Ступени лестницы поднимались бесконечной спиралью, и в ногах Смита уже отдавался болью каждый очередной шаг, сердце, казалось, хотело вырваться из груди. Но Водир словно не ощущала усталости. Она поднималась с тем же выражением непреклонности на лице, с которым она перед этим прошла по бесконечным коридорам.

Казалось, целая вечность осталась позади, прежде чем они достигли конца лестницы.

И здесь Водир рухнула как подкошенная. Она упала так внезапно, словно на вершине серебряной лестницы ее настигла смерть, и Смит на мгновение ужаснулся, что не выполнил обещания. Но через несколько секунд она пошевелилась и стала медленно подниматься.

— Нет, я должна продолжить, я буду продолжать свой путь, — бормотала она сквозь зубы. — Я добралась сюда, и я должна теперь выдержать до конца...

И она, шатаясь, двинулась дальше по коридору, розовое освещение которого подчеркивало удивительную красоту перламутровых стенных панелей.

Было очевидно, что ее силы давно иссякли, и можно было только восхищаться упорством, с которым она цеплялась за жизнь, вытекавшую из нее с каждым вздохом под неудержимым натиском злобных сил мрака. Словно одержимая, она брела по коридору мимо дверей, покрытых резьбой по перламутру, под розовыми светильниками, придававшими ее изможденному лицу оттенок цветущего здоровья. Так они добрались до серебряной двери в конце коридора. Дверь оказалась открытой, поперечный брус был убран.

Водир толчком открыла дверь и шагнула через порог. Кошмарный путь продолжался. Смит подумал, что снаружи, наверное, уже начинает светать. Коридоры были пустынны, хотя в неподвижном воздухе время от времени ощущались странные колебания, похожие на чье-то мощное дыхание.

Водир тут же ответила на невысказанный вопрос, словно она, как Алендар, обладала способностью читать чужие мысли:

— Это стражи Минги... они всегда бродят ночными коридорами... когда их выпускают на свободу... Приготовь свой пистолет, человек Земли...

После этих слов он продолжал идти с удвоенным вниманием, непрерывно держа под наблюдением, насколько хватал глаз, коридор и перед ними, и позади них. В один из моментов он услышал отчетливо прозвучавший шум, производимый огромным ползущим по каменным плитам телом. Несколько раз он почувствовал приступ тошноты от волны соленого воздуха, напомнившего ему о тяжело волнующемся под обрывом море мрака... Но все оставалось спокойным, опасность явно не угрожала им.

Шаг за шагом уходили назад коридоры, казавшиеся удивительно однообразными, хотя иногда ему и казалось, что он узнает отдельные приметные места. Наконец они достигли, как ему показалось, после многих часов отчаянных усилий, залитой голубым светом галереи, в конце которой должна была находиться дверь наружу. Водир уже передвигалась отдельными рывками, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть, вцепившись руками в резную решетку на очередных дверях и кусая губы, словно она пыталась таким образом удержать последние капли покидающих тело жизненных сил. Каждый ее шаг теперь был больше похож на падение, и только выставленная вперед нога не позволяла упасть. Смит со страхом ожидал, что вот-вот она рухнет навзничь и не встанет, провалившись в подстерегающую черную бездну...

Дойдя до бронзовых дверей, Водир, собрав последние силы, легко отшвырнула в сторону тяжелый стальной брус и распахнула ее. Смит успел увидеть расположенный в толще стены вестибюль, словно освещенный яркой вспышкой света, и какую-то бесформенную массу на полу, когда понял, что Водир падает вперед, покорившись наконец смыкающейся над ней черной пустоте. Она умирала, продолжая падать, и прежде чем осознать происходящее, он почувствовал отдачу от выстрела, и голубая молния пронзила навылет падающее тело. Он мог бы поклясться, что на неуловимый миг ее глаза вспыхнули радостным светом, что перед ним мелькнула та отважная девушка, которую он увидел совсем недавно в ночном порту. Да, огонь отмыл ее от грязи, очистил за мгновение до того, как смерть стиснула в своих ледяных объятьях.

Она упала у его ног, и он почувствовал, что под его веками вскипают слезы. Но неожиданно на ослепительную красоту хлынула тень зловещей тьмы, и с невероятной скоростью ее тело охватило жуткое разложение, превратившее его в несколько мгновений — быстрее, чем это можно сказать, — в лужу черной грязи, из которой высовывались края зеленого бархатного платья.

Нортвест Смит зажмурился и попытался извлечь из упрямо сопротивляющейся памяти давно забытые слова молитвы, выученной им еще в другой жизни лет двадцать назад. Потом открыл глаза и решительно шагнул через черную лужу.

Теперь он более отчетливо разглядел валявшуюся на полу бесформенную груду, замеченную, когда Водир отворила дверь в вестибюль. Кара настигла евнуха. Да, это было то, что осталось от его тела, судя по лохмотьям красного бархата. Но ничего человеческого невозможно было различить в жуткой кровавой мешанине на полу. Воздух бы насыщен тяжелым запахом соли, и полоса грязи протянулась от останков евнуха к стене, упираясь в нее, хотя там не было не только дверей, но даже небольшой щели...

Смит взялся за запор и откинул его. Пригнувшись, прошел под свисающими со стены вьющимися растениями, затем выпрямился и полной грудью вдохнул чистый свежий воздух, свободный от дурманящих и тревожных ароматов. Розовая заря разгоралась над Эднесом.

Перевод И НАЙДЕНКОВА