«Техника-молодежи» 1998 №4, с.38-41


ИЗ ИСТОРИИ СОВРЕМЕННОСТИ

в испытательной части

Издательским домом «ТМ» подготовлен к печати сборник статей и воспоминаний ветеранов отечественной космонавтики «Незабываемый Байконур» под общей редакцией генерал-полковника К. В. Герчика, одного из первых начальников легендарного космодрома. Среди уникальных материалов — хроника строительства и повседневной, бытовой жизни Байконура в первые годы его существования; живые, «неотлакированные» воспоминания о С. П. Королеве и его соратниках; подробности о малоизвестных событиях начала космической эры; история становления Ракетных войск стратегического назначения (главным полигоном которых долгое время был Байконур). Короче, в сборнике впервые подробно рассказывается о «подводой части айсберга», лишь верхушкой которого являлись первые спутники, лунники и «Востоки».

Объем книги — 500 с; планируемый срок выхода в свет — вторая половина 1998 г. (Заказы присылайте на адрес редакции.)

Предлагаем вашему вниманию воспоминания одного из ее авторов, показывающие повседневную жизнь Байконура с нетрадиционной точки зрения. Говоря о персонале космодрома, мы прежде всего представляем себе инженеров, электронщиков, квалифицированных специалистов и конструкторов; и иногда забываем, что на таком огромном объекте работали (и работают) тысячи солдат и сержантов срочной службы — костяк той «подводной части», без которой айсбергов не бывает...
Младший сержант Б.Я.Данилов, апрель, 1961 г., Тащкент-90, в/ч25141— написано на обороте этой фотографии.

ДАНИЛОВ Борис Яковлевич родился в 1940 г. По окончании средней школы — слесарь-сборщик. Проходил срочную службу на Байконуре в 1959-1962 гг. Командир отделения, оператор спускаемых аппаратов КК «Восток-1», «Восток-2». Впоследствии окончил институт, работал инженером, ведущим инженером на фирме Королева. Обеспечивал полеты КК, деятельность оперативных групп на кораблях «Академик Сергей Королев», «Космонавт Юрий Гагарин», «Космонавт Владимир Комаров». С 1984 г. — начальник отдела испытаний автономных систем «Бурана» на Тушинском машиностроительном заводе. С 1989 г. — ведущий конструктор систем аварийного покидании «Бурана» на фирме Мясищева. В настоящее время начальник производства систем комплексной защиты. Женат, двое детей.

Я не думал, что повестка, выданная мне 22 мая 1959 г, в корне изменит всю мою дальнейшую жизнь. Однако именно так и произошло.

3 июня в Калининграде Московской области меня и троих моих одноклассников вместе с прочими призывниками рассадили по вагонам-телятникам и отправили к месту службы. Через три дня мы узнали, что едем в некий «Твшкент-90». Фантазия уже рисовала древний город и все его достопримечательности, однако побывать в настоящем Ташкенте мне так и не пришлось.

После недельного пути прокаленный солнцем состав остановился на станции Тюра-Там, и нам сказали; «Вот ваш Ташкент». Армейскими машинами нас привезли на берег Сырдарьи. Слава Богу, хоть есть река и можно будет ходить купаться! Но... пройден курс молодого бойца, «покупатели» (офицеры войсковых частей) разобрали новобранцев, посадили на грузовики — и Сырдарья осталась лишь в мечтах...

Привезли нас в гарнизон, где имелись несколько бараков, полдюжины одноэтажных домиков, два трехэтажных дома, казарма, пожарная команда, солдатская и офицерская столовые, футбольное поле, трансформаторная подстанция и загадочные здания с большими антеннами. Дорога уходила дальше, но куда — нам не сказали.

Месяц нас обучали обращению с оружием и прочим солдатским наукам, Мы видели, что ежедневно более «старые» солдаты куда-то строем уходят, однако смысл службы продолжал оставаться загадкой. Но вот однажды утром к казарме подъехали машины, и «старики», одетые в комбинезоны, стали грузиться. Кто-то на ходу крикнул; «Салаги, в честь вашего появления на «двойке» будет салют». На обед никто не приехал. А где-то часов в пять пополудни раздался страшный грохот, и из-за бугра стала подниматься ракета. Я в этот момент стоял у выхода из казармы, и мне показалось, что летит она в нашу сторону. Поднявшись на большую высоту, ракета стала выписывать в небе окружности (очень похожие нате, какими тогда начинались телепередачи с Шаболовки), Через две минуты все стихло, А в голове билась одна мысль: «Так вот куда занесло тебя, парень!..»

К нам в карантин стали приходить офицеры со «стариками» и агитировать. Меня вербовали носатый ефрейтор и лейтенант. Ефрейтор сказал, что он тоже из Калининграда, служит уже два года и ему нужна замена. «После присяги, — сказал лейтенант, — ты придешь к нам в расчет". 28 июля было торжественное принятие присяги с построением части и праздничным обедом. Утром карантин стал таять, и я, как обещали, попал в расчет лейтенанта Голубева и ефрейтора Филиппова. Это был расчет АПР (аварийного подрыва ракеты). Он входил в отделение, которым командовал лейтенант Шумилин (ныне — генерал-лейтенант, командующий уже всем космодромом Байконур!), Начальником команды был старший лейтенант В.З.Иванов, а его замами — Мануйленко и Котов, Оба впоследствии погибли; Мануйленко — при катастрофе янгелевской ракеты Р-16 в 1960 г, а Николай Котов сгорел в лифте ракетной шахты 24 октября 1963 г.

Еще месяц служба заключалась в том, что я ходил в наряды и караулы за себя и ефрейтора, но 4 сентября старшина Виктор Сухов выдал мне пропуск в Монтажно-испытательный комплекс (МИК|. Филиппов привел меня в лабораторию АПР. а Голубев рассказал, что это за система, описал мои обязанности при испытаниях ракеты в МИКе и на старте, Я с жадностью слушал каждое слово, а сам поглядывал на группу гражданских лиц, которые колдовали у какого— то аппарата. Голубев перехватил мой взгляд и добавил: «Когда испытываются не боевые машины, а космические объекты, то мы из АПРовцев становимся «обьектовцами». Так что пойдем, я тебя познакомлю с твоими земляками». Ими оказались Карпов Ю.С., Царев В., Петросян А.А., Киприяное Б.Ф. из ОКБ-1. Петросян попросил Голубева оказать помощь в «прозвонке» наземных кабелей. Голубев тут же предложил меня, а сам с Филипповым ушел. Так я начал постигать азы науки испытателя. Помнится, мы проверили тогда целую гору наземных кабелей. Их стали стыковать к аппapaтy, который, как выяснилось, должен был сфотографировать обратную сторону Луны. Опомнились лишь когда «Лунник» был подключен к пульту управления; и обед давно прошел, и на ужин я чуть не опоздал.

С этого момента пошла круглосуточная работа, и солдатский распорядок дня был нарушен напрочь. Вначале старшина еще приходил в МИК и проверял, чем я занят. Но видя, что я при деле, говорил только: «Если не можешь прийти на ужин, то хотя бы попроси ребят, чтобы принесли хлеб, сахар».

В мои обязанности стали входить операции, связанные с отделением «Лунника» от носителя, имитация раскрытия солнечных батарей, антенн, контроль открытия крышки объектива фотоаппарата. Я должен был докладывать руководителю испытаний и оператору проверочного пульта о всех внешних проявлениях работы КА. Как только кто-то из абонентов, находящихся на связи, запрашивал у меня ту или иную информацию, в должен был четко отвечать. Вспоминается один случай (вообще говоря, совершенно нетипичный). Начал сбоить бортовой блок дальней радиосвязи (ДРС), Аппарат раскрыли, добрались до блока и стали проводить испытания. С центрального пульта оператору ДРС приказывают: «Выдать команду Д5». Он отвечает; «Выдал»,

Смотрю — Андрей Малахов, ведущий специалист по этой системе, перемыкая различные контакты, отвечает; «Прошла» — то есть имитирует прохождение команд — и докладывает, что все нормально. Когда я доложил о его действиях руководителю испытаний, все системы тут же выключили, и на площадке около КА собрался народ. Коренастый мужчина лет 55 в белой тенниске, летних брюках и парусиновых ботинках подошел к Андрею и раздраженным глухим голосом стал высказывать ему нелицеприятные вещи. Именно так я впервые увидел С. П. Королева. «Втык в один король», как называли королевский разнос, действовал безотказно, Андрей остался на площадке разбираться со своей системой, Сергей Павлович поблагодарил за мои действия, а когда узнал, что я из Калининграда, по-отечески похлопал по плечу. Так через восемь дней после начала испытаний я получил благодарность — и от кого!


27 — 28 сентября проводили испытания, связанные с проверкой бортового фотоаппарата. Мне дали фотографию Луны, и в нужный момент я установил ее перед объективом, «Оригинал» и фото, полученное через эфир, было трудно отличить. Наземные испытания завершились. Дальше «Лунник» перешел в руки механиков, барокамерщиков, сборщиков. 1 октября его состыковали с ракетой— носителем, а 2-го — установили на старте. Как известно, этот аппарат, официально названный «Луна-3», благополучно долетел до естественного спутника Земли и сфотографировал его обратную сторону,

После этой работы пошла обычная служба с караулом, нарядами и различными занятиями. Постоянные тренировки не давали забыть, что мы все-таки в армии. В МИКе появились новые боевые носители 8К74 (Р7А), Испытания шли негладко. К концу декабря ракету установили на старте, но вместо положенных на подготовку 7-8 часов она простояла почти двое суток. А это значит, почти все расчеты двое суток провели на морозе градусов двадцать при очень сильном ветре. Рабочее место было у головной части ракеты, и ничто не могло спасти от пронизывающего холода. До сих пор от воспоминаний знобит — но все-таки она благополучно улетела.

В середине января 1960 г. начались пуски межконтинентальных баллистических ракет (МБР) в акваторию Тихого океана. Первый запуск прошел удачно. За сорок минут до старта второй МБР мы, закончив все операции, пошли в бункер. Минут через десять в него стали спускаться маршал М.И.Неделин и С.П.Королев, Митрофан Иванович своим баритоном изрек: "Забил заряд я в пушку туго» и проследовал в комнату госкомиссии. В назначенное время ракета полетела, а секунд через десять взорвалась. Те, кто слышал высказывание Неделина, дружно заржали. Говорили, что маршал переусердствовал. Впрочем, через три дня третья ракета благополучно взлетела, и ее головная часть достигла заданной точки в Тихом океане.

В середине марта 1960 г появился очередной «Лунник». Его собирались запустить ко дню рождения Хрущева, 16 апреля вечером, закончив все операции, я отпросился смотреть запуск из окопа возле КПП стартовой площадки, метрах в трехстах от стартового стола. Заработали двигатели, и тут у правого бокового блока что-то отлетело, он просел и автономно полетел в сторону чаш больших антенн. А сама ракета стала двигаться к жилой площадке. Поднявшись метров на триста, она развалилась. Я забыл про окоп и был буквально загипнотизирован увиденным.

Первый взрыв раздался за насыпью, второй — метрах в ста от МИКа. Третий пришелся на район стрельбища. Сняв шлемофон, расстегнув меховую куртку, я побежал к МИКу. Все стекла в корпусе были выбиты. Поднялся на второй этаж, в лабораторию. Напротив нее был балкон, так его взрывной волной сбросило в зал, на боковой блок находившейся там ракеты. Раздается команда; «Часть, смирно!», и я слышу, как комендант МИКа докладывает Неделину, ни на йоту не отступая от уставной формулы: "Товарищ Главный маршал артиллерии, эа ваше отсутствие никаких происшествий не случилось...»

А в конце апреля с завода уже привезли прообраз пилотируемого корабля. Для нас начинался новый, совершенно неизведанный этап. На группу, в которую я входил, возлагалась сборка бортовой схемы. Мне пришлось «Обживать» спускаемый аппарат (СА). Сидя на поролоне, постеленном на направляющие катапультируемого кресла, я легко мог добраться до пульта пилота, ручки управления системой ориентации, концевых контактов открытия люка, отхода катапульты, приборной доски, глобуса, контактов ухода кресла и т.д. 15 мая прошел успешный запуск, но на орбите система ориентации дала сбой и вместо торможения сориентировала корабль на разгон. Я слышал, как Королев сказал; "Ну что ж, отрицательный результат — тоже результат».

В начале июля поступил корабль «К1», который отличался от предшественника тем, что СА был покрыт слоем теплозащитного покрытия и выглядел более солидно. А внутри появились катапультируемое кресло с герметичной кабиной животных и РЗВ (разрывной заряд «Востока»), который при нештатном выведении или посадке должен разнести в куски сам СА и его содержимое.

Успешно пройдены испытания, машина с собаками Чайкой и Лисичкой — на старте 28 июля 1960 г. Наташа Контрикова, отвечающая за РЗВ, еще раз внимательно осмотрела заряд и его электроразъемы. Люк закрыли. Мы поехали на наблюдательный пункт, который находился в четырех километрах от старта. Заработали двигатели. Ракета поднялась метров на восемьсот, и вдруг ее пламя окрасил черный цвет. Авария! Ракета освободилась от боковых блоков, а центральный блок, в головной части которого находился СА, боком, как длинный мундштук, стал падать на землю. Когда мы нашли остатки СА, картина была ужасная. Кабина с собаками превратилась в лепешку, из которой торчали собачьи внутренности, оболочка РЗВ прогорела, как старая самоварная труба. Я поинтересовался у Натальи, разве можно работать с такими остатками. Она ответила — да! Ведущий конструктор О.Г.Ивановский попросил достать бронированную кассету системы «Мир» (то, что сейчас на самолетах называют "Черным ящиком»). Полтора часа работы, и кассета оказалась в руках.

Переживать было некогда. Через два дня на испытательной площадке стоял следующий корабль-спутник. Работы шли напряженно — сразу после старта этого КА должны были начаться испытания аппаратов для полета к Марсу, запуск которых жестко лимитировался астрономическими «окнами». И вдруг бортжурналист говорит, что не выполнена операция по снятию арретиров с датчиков перегрузок. Королев помрачнел. Это — потеря 6-7 часов, а график и без того слишком уплотнен. Я говорю: «Сергей Павлович, я куда худее Морозова и Селезнева. Разденусь — пусть они попробуют меня затолкнуть, а уж там, внутри СА, я до датчиков доберусь». Меня действительно протолкнули внутрь аппарата, я снял арретиры... надо выбраться наружу. Слесари В.Морозов и Н.Селезнев потащили меня за руки, а поскольку кабина животных была покрыта грубым поролоном, то живот и ноги стали цвета свеклы. Но время не было потеряно, Королев, потрепав мои кудри, поблагодарил за смекалку и выполненную работу. Запуск корабля-спутника 19 августа и его полет прошли успешно.

В начале сентября у нас появились две автоматические межпланетные станции (АМС) для запуска к Марсу. Испытания проводились то на одной АМС, то на другой, так как промежуток между их запусками должен был быть не более пяти суток. Практически по каждой системе было много замечаний, которые чуть не сорвали все астрономические сроки. Так, не хотел работать прибор академика Лебединского для поисков жизни на Марсе. Сергею Павловичу настолько надоели проблемы с этим устройством, что он приказал снять его с АМС, и сказал: если прибор обнаружит признаки жизни в степи около МИКа, то он тут же вернет его на борт. Я помог Лебединскому отвезти капризный агрегат в указанное место; но установленный в казахской степи возле дороги прибор следов жизни так и не нашел...

К сожалению, из-за аварий ракет-носителей запуск обеих АМС был неудачен; они не вышли даже на промежуточную околоземную орбиту. Вообще, крайне жесткие сроки, обусловленные то объективными обстоятельствами наподобие астрономических «окон», то чисто субъективными директивами из Москвы, сделали свое черное дело; конец 1960 г ознаменовался серией неудач. Самой тяжелой из них была катастрофа 24 октября 1960 г — взрыв янгелевской ракеты Р-16. Тогда погибло 76 человек, в том числе — маршал М. И. Неделин... А 1 декабря во время полета очередного корабля-спутника сработал РЗВ, и объект прекратил свое существование,

8 января 1961 г для подготовки к запуску поступили две АМС, которые должны были отправиться к Венере. Состав гражданской и военной испытательных бригад был тот же; обилие замечаний было сравнимо с «марсианскими», АМС-1 несколько раз проходила разборку и сборку для устранения замечаний.

4 февраля 1961 г. — день запуска объекта, (Запущенная тогда АМС из-за отказа связи осталась спутником Земли и ТАСС лукаво объявило о запуске тяжелого ИСЗ. Вторая АМС, стартовавшая 12 февраля, вышла на межпланетную трассу и известна как "Венера-1", — Ред.) Ведущий Вадим Петров и я дожидались заключительных операций. Мне надо было отключить пять разъемов, связывающих аппарат с наземным пультом управления. Когда настало время, я залез под обтекатель, лег спиной на кислородный бак блока "Л", От холода сразу заныли спина и поясница, А когда работа была закончена, я почувствовал, как от февральского ветра качается ракета,.. Возможно, кроме космонавтов, я — единственный, кто на заправленных машинах чувствовал покачивание и вздрагивание ракеты — ощущение, честно скажу, жутковатое,

В двадцатых числах февраля в МИК поступил пятый корабль-спутник. Он должен был стартовать с манекеном на борту, причем в зачет шли результаты работы всех систем и проверка радиосвязи. Встал вопрос, как проверить работу наушников и микрофонов, которые находились у рта манекена. Кто-то сказал — записать и транслировать из космоса голос Левитана. Но возникло опасение — не решат ли в мире, что Советский Союз тайком запустил в космос человека? В итоге было решено записать Русский народный хор имени Пятницкого, благо выход на орбиту целого хора явно оставался за пределами возможностей космонавтики. Полет корабля прошел успешно, и из космоса звучали бодрые песни...

В начале марта пришел последний беспилотный космический корабль. Испытания проводились так тщательно, что если где-то возникали сомнения, то ситуация проигрывалась по нескольку раз. 23 марта ракету установили на старте. Вечером 24 марта, когда я дежурил у посадочного люка, подошел автобус. Из него вышли Королев и одетые в скафандры Гагарин с Титовым. Они поднялись к посадочной площадке, вышли, поздоровались с нами. Первым поднялся к люку Гагарин и попробовал, насколько будет удобно садиться в кабину. Потом Сергей Павлович повел его вокруг обтекателя. Пока они шли, посадку в кабину выполнил Титов. В это время Королев сказал Гагарину: "Юра. полет не за горами, Я думаю, твою посадку в кабину корабля осуществим часа за два. Я сделал вывод из своего опыта, когда летал на самолетах. Бывало, приду минут за 30-40 до полета и не успею сжиться с кабиной, она для меня чужая. А когда приходил часа за два, то до автоматизма знал, что где находится. И ты, когда сядешь, проверишь связь и возможность дотянуться до органов управления». Из этого разговора я понял, что первым космонавтом, видимо, будет Гагарин.

Как известно, запуск и посадка этого корабля прошли успешно. Было принято решение готовить к полету человека. Объем проверок возрос, но количество замечаний было минимальным. После испытаний корабль готовился в барокамеру. И вот 7 апреля ночью к люку корабля подходит О.Г Ивановский и говорит мне; «Корабль перетяжелен на пять килограммов. Вот тебе список свободных кабельных разъемов, сделай отметку, где какой находится, займемся «стрижкой». По его команде я бокорезами перекусывал ступенькой по отношению друг к другу каждый провод. Мы в руках взвесили настриженное и решили, что убрали даже больше пяти килограммов. В этот момент объявляют о начале записи на телеметрию исходного состояния систем корабля. Я сижу внутри СА и слышу переговоры руководителя испытаний с телеметристами. «Сто первый», — говорят телеметристы, — шесть параметров не пишутся», «Сто первый» спрашивает у каждого по очереди, кто, что и когда делал. Когда очередь дошла до «сто третьего» (до меня), говорю; "Ивановский и я откусили те разъемы, которые не участвуют в полете. Список разъемов у меня». Испытатели рванули ко мне, взяли список, посмотрели, какой объем переиспытаний потребуется. Но понадобилась лишь расстыковка двух второстепенных разъемов, чтобы восстановить цепи. Эта акция вошла в историю как «стрижка по-ивановскому».

Закончены все электрические испытания. Слесари-сборщики пылесосом собирают пыль, увязывают кабельные трассы, устанавливают интерьер кабины СА. Мне на протяжении двух недель почти круглые сутки пришлось работать внутри этого аппарата, и атавистическое сознание не могло смириться, что от этого периода моей жизни на нем не останется следа. Я взял отвертку и на левой внутренней стороне ребра жесткости проема выходного люка нацарапал «Боб». Самолюбие было удовлетворено.

Корабль прошел барокамеру, был состыкован с носителем и утром 11 апреля установлен на старте. Мы поднялись на сорокаметровую высоту к обрезу люка, сняли красный технологический люк, подключились к шлемофонной связи и стали ждать команды из бункера. Была выдана и исполнена команда на стыковку отрывных разъемов к борту «Востока». Слышу следующую команду: «Проконтролировать падение разъемов в ловушку кабель-мачты». Один разъем благополучно падает в ловушку, а второй от борта не отстыковывается. Я принудительно расстыковал его, осмотрел, и потом пятнадцать раз производил сброс и пятнадцать раз стыковал.

Участники запуска КК «Восток-1». Справа вверху — Б.Я.Данилов.


Для этого надо было каждый раз карданным ключом сделать около тридцати оборотов (при этом одной рукой крутить, а другой удерживаться внутри кабель-мачты). После пятнадцати стыковок и расстыковок мышцы правой руки свело. Толя Солодухин, руководитель сборки, помог мне выбраться из чрева кабель-мачты. Сделал массаж. Напряжение было снято, а боль осталась.

Затем проверили системы жизнедеятельности. Включили освещение внутри корабля. Включили телевизионную систему «Беркут». Прошли генеральные испытания носителя совместно с кораблем.

Подъехали Лев Головкин и Борис Кекелия с пищей для корабельного буфета. Я залез внутрь СА, открыл буфет. Кекелия выдавал мне тубы с пищей, упаковочки с хлебом, я укладывал их строго по карте-раскладке, а затем попросил у них в качестве сувенира одну тубу, на что Кекелия ответил: «Слушай, тезка, сейчас спустимся вниз, запишем выполненную работу в борт-журнале, придем в МИК и там пропустим по лампадке, закусим космической пищей, а потом сделаем тебе подарок». Эта программа была успешно выполнена, и я получил в подарок три тубы с космической пищей. Мои родители и сестры, когда я через двенадцать дней прилетел в отпуск, по достоинству оценили их содержимое.

12 апреля дневальный по землянке, где располагались солдаты пятой космической группы, разбудил меня в три часа утра. Я умылся, проглотил хлеб с сахаром и водой и пошел к старту, до которого было около километра. Солодухин и я поднялись к входному люку, сняли технологический красный люк, спустили его вниз к доске снимаемого оборудования. Затем включили светильники внутри кабины (было еще темно). К нам подъехали Ивановский и генерал Н.П.Каманин, проверили на пульте пилота код логического замка. Потом Морозов и Селезнев подняли на лифте штатный люк, инструмент. За два часа двадцать минут до старта появился автобус с Гагариным и Титовым, Гагарин доложил председателю госкомиссии Рудневу о готовности к полету, обнялся и расцеловался с С.П.Королевым, К.Н.Рудневым, главкомом РВСН К.С.Москаленко и поднялся к кабине лифта...

Наступил момент старта. Ракета оторвалась от стартового стола и медленно, набирая скорость, уносила в своем чреве первого человека в космос. Через две минуты, увидев отделение боковых блоков, все сели в машины и приехали на старт. На нулевую отметку старта из бункера, укрытий собирались участники запуска. По громкой связи шел репортаж о полете. Прозвучало сообщение: «Корабль отделился от последней ступени, самочувствие Гагарина хорошее». Все сдержанно поаплодировали, так как понимали, что венцом полета должна быть успешная посадка.

Люди боялись пропустить хоть слово поступающей информации. Наконец прозвучало, что Гагарин совершил посадку, жив и здоров. Вот тут даже самые сдержанные дали волю эмоциям и чувствам. Начались повальные рукопожатия, братания, целования. Королев сказал, что отцы-командиры по такому случаю заготовили мне отпуск на родину и я должен обратиться в экспедицию для отправки самолетом, а к концу отпуска — позвонить ему. Затем он вместе с членами государственной комиссии сел в машину и поехал на аэродром. Радостные люди расходились, разъезжались по домам, гостиницам отмечать это событие. Придя в нашу землянку, начальник штаба группы поздравил с успешным запуском и тут же сообщил, что праздник — праздником, а служба — службой и в шесть часов я заступаю начальником караула...

16 апреля перед строем части мне и еще восьми солдатам и сержантам за успешное проведение спецработ официально объявили отпуск. А после построения меня и лейтенанта Артемова к себе в кабинет пригласил начальник группы В.С.Беляев. Он сказал, что нас двоих, кроме того, представляют к ордену Красной Звезды. Нас два или три раза заставили переписывать свои анкеты и биографии (впрочем, орденов мы о Артемовым так и не увидели; байконурцам давно известно: награды и премии похожи на спутники — тоже сгорают в верхних слоях...), 21 апреля на крыльях (в прямом и переносном смысле) я первый раз в жизни летел на самолете с огромным букетом тюльпанов и тубами космической пищи. Подлетаем к Внуково, делаем несколько кругов в районе Ленинского проспекта. Огни посадочной полосы быстро набегают на самолет. Шасси плавно касаются бетонной полосы, Москва встретила нас зарядами снега. И пока мы ехали до Подлипок, снег с сильным ветром бил в стекла. Звонок в дверь — и незабываемая встреча на пороге родительского дома.

Как договаривались, в конце отпуска я позвонил Сергею Павловичу. Выяснилось, что самолет будет лишь 10 мая — то есть из отпуска я опоздаю. Я сказал об этом Королеву. Он в ответ: «Скажешь, что я задержал тебя по служебной необходимости. Я скоро прилечу на полигон, и думаю, эту проблему разрешим». Приезжаю в часть, прихожу к дежурному, докладываю об опоздании на сутки. Дежурный ведет меня к командиру части В.Н.Юрину. Я ему передаю слова Королева. Он тихо ответствует: «За опоздание вам трое суток гауптвахты, а если вы меня обманули, добавлю еще семь; наказание будете отбывать, когда все выясню». Ждать пришлось недолго, дней пять. После развода в зал МИКа пришли Сергей Павлович и Юрин, оба почти одновременно увидели меня. Обговорив свои дела, командир спросил, наверное, обо мне. Видимо, Сергей Павлович сказал то, что обещал. После окончания разговора Юрин подозвал меня и сказал, что свои взыскания снимает.

В начале июля на испытания поступил корабль «Восток-2». Прибыла испытательная бригада. Ведущим конструктором корабля стал Евгений Александрович Фролов. С ним меня связывало почти двухлетнее знакомство, ведь он был одним из разработчиков и испытателей системы АПР.

Снова стал потихоньку обживать кабину корабля. Начались электрические испытания. Их объем был расширен — в полете предполагалось ручное управление ориентацией и ручное включение тормозной двигательной установки. В отличие от «Востока-1», в кабине были установлены киноаппарат «Конвас» с фотоэкспонометром «Ленинград-2» и подзорная труба. 4 августа корабль был готов к стыковке с носителем и проверке всех цепей. Так же, как и на «Востоке-1», прошли генеральные испытания ракеты-носителя с кораблем, заполнение буфета пищей.

В день старта Солодухии, Фролов и я поднялись на посадочную площадку, сняли технологический люк и стали осматривать кабину. Внимание Фролова привлек экспонометр, который находился в кожаном чехле. «Я думаю, что чехол будет мешать во время работы», — сказал он. Снял его, отдал мне и сказал, чтобы я отнес люк и чехол к доске съемного технологического оборудования. Люк я, конечно, отнес, а на гвоздик, где было написано «дополнительное оборудование», воткнул карточку, где написал: "Кожаный чехол экспонометра "Ленинград-2". А сам чехол вот уже 37 лет — у меня, напоминая о запуске Титова...

В ноябре на полигон прибыл тяжелый спутник-разведчик «Зенит», созданный на базе «Востока», но известный под названием "Космос". Расчеты сразу включились в процесс подготовки к испытаниям. Что касается меня как оператора СА, то особых сложностей не предвиделось, ведь вместо кресла космонавта в спутнике стоял кинофотоаппарат «Байкал», Он должен был фотографировать территорию США. Работа с первым "Зенитом» запомнилась потому, что была для меня последней в качестве оператора СА. К этому же времени относится моя предпоследняя встреча с Королевым. Он поинтересовался, что я собираюсь делать по окончании службы, и предложил поступать на Факультет электроники и счетной техники (ФЭСТ), созданный в интересах его фирмы на базе Московского лесотехнического института. Действительно, вскоре я сдал вступительные экзамены на ФЭСТ и был зачислен на дневное отделение,

А последняя моя встреча с Королевым произошла на Новодевичьем кладбище, когда хоронили Л.А.Воскресенского. Была середина декабря 1965 г. Вся траурная процессия находилась около гроба. Люди были самые разные: рабочие, инженеры, космонавты, академики. Сергей Павлович и его жена Нина Ивановна стояли в стороне среди могил. Увидев меня, он начал расспрашивать о жизни. Я сказал, что после третьего курса дневного отделения перешел на пятый вечернего. Сыну почти год. Работаю на его фирме, в отделе Юры Карпова. Работа нравится. Поинтересовался его здоровьем. Он уклончиво ответил: "Почти здоров, так, мелкие болячки». Процессия стала потихоньку расходиться. Мы распрощались и, как оказалось, навсегда...