«Техника-молодежи» 2000 г №7, с10-16
Статья Ю. Демянко «На крутых виражах истории» («ТМ», №8 за 1999 г.), где шла речь о судьбе и исторической роли А.Г. Костикова, возглавлявшего Ракетный НИИ (НИИ-3) в конце 1930-х — начале 1940-х гг. и необоснованно обвиненного в организации репрессий в институте, в результате которых были арестованы будущие Генеральные конструкторы, академики С.П. Королев и В.П. Глушко, вызвала немногочисленные, но жесткие отклики.
К сожалению, в них больше эмоций и конъюнктурных идеологических штампов, чем аргументации. Но когда в подтверждение позиции приводятся документы — это уже серьезно, это наука... А поскольку спор о виновности — да просто о роли — конкретных людей в тех или иных событиях истории нашей космонавтики имеет колоссальное значение для ее настоящего и будущего, мы даем и точку зрения, противоположную высказанной в предыдущей публикации.
Александр ГЛУШКО, начальник геральдического отдела
Народного благотворительного фонда спасения орбитальной станции «Мир»
С начала массовых репрессий в стране прошло более 60 лет, но эхо тех событий продолжает отзываться и сегодня. Все громче раздаются голоса в защиту тех, кто способствовал истреблению мощного потенциала нашего государства — выдающихся деятелей науки, культуры, талантливых военачальников, ученых. Получив доступ к архивным документам, их «защитники» стараются реабилитировать своих «героев», сознательно дезинформируя общественность. Этим наносится непоправимый вред истории нашего государства во всех ее областях. Проходить мимо этого нельзя.
Начало репрессиям в Реактивном научно-исследовательском институте (РНИИ) положило «заявление» А.Г. Костикова, написанное им в 1937 г, вскоре после февральского Пленума ЦК ВКП(б), и направленное в ЦК ВКП(б) — Н.И. Ежову. В нем он, в частности, заявлял (орфография и пунктуация этого документа и других, далее цитируемых, сохранены):
«Раскрытие контрреволюционной троцкистской диверсионно-вредительской шайки их методов и тактики настойчиво требует, от нас, вновь еще глубже присмотреться к нашей работе, к людям возглавляющим и работающим на том или ином участке Ин-та. Конкретно я не могу указать на людей и привести факты, которые давали бы достаточное количество прямых улик, но по моему мнению мы имеем ряд симптомов, которые внушают подозрения и навязчиво вселяют мысль, что у нас не все обстоит благополучно. В основном мне кажется, что методы руководства работой и вся наша система направлены на заниженные темпы в работе и на неправильное ориентирование... Эти вопросы имеют уже большую давность, но результаты настолько мизерны, что трудно поверить, чтобы люди технически грамотные и преданные могли до сих пор упорно топтаться на месте. Работы по двигателям на жидком топливе начаты Глушко в Ленинграде /Газодинамическая Лаборатория/ еще в 1928 году При чем он начал работать сначала с одним топливом/бензин — жидкий кислород/и затем кажется в 1929 году перешел на керосин-азотная кислота. Таким образом в течение 7-ми лет ведется работа целой группы людей под руководством Глушко над освоением двигателя и нужно сказать до сих пор этот вопрос не решен. Я утверждаю что в производстве были явно принята система абсолютно негодная, тормозящая развитие. Это тоже не случайный факт. Дайте мне все материалы и я со всей очевидностью докажу фактами что чья то рука возможно по неопытности тормозила работу и вводили государство в колоссальные убытки. В этом повинны Клейменов, Лангемак и Надежин, в первую очередь...»
(ЦА ФСБ, след. дело Р-18935).
Вслед за этим: «25.03.37 г. в институте состоялось партийное собрание, на котором перед РК ВКП(б) был поставлен вопрос о дальнейшем пребывании в партии Клейменова за его антипартийные поступки» (научно-технический сборник, вып.З — НИЦ им. М.В. Келдыша, 1999 г). А в мае 1937 г в институте начинаются широкие поиски «врагов». За подписью секретаря парткома Н.Белова заготавливаются письма-запросы на беспартийных, наиболее талантливых сотрудников института, с целью сбора на них компромата. В этих письмах содержались запросы на Артемьева, Глушко — 2 письма, Лангемака — 4 письма, Королева — 2 письма, Победоносцева и других — всего на 14 человек. Все они заканчивались одной и той же фразой:
«Ответ и материалы необходимые для парткома НИИ-3 для определения возможности приема его в кандидаты ВКП(б), прошу выслать по адресу НИИ». На самом же деле ни один из перечисленных заявления в партию не подавал.
Вслед за разоблачением «троцкистско-бухаринского блока», раскрывается «военно-фашистский заговор в РККА». 12 июня 1937 г, как главного организатора «заговора», расстреляли М.Н. Тухачевского. С этого дня начинает свой отсчет разгул политических репрессий в стране. Теперь к борьбе против Клейменова присоединяется бывший работник РНИИ Л .А. Корнеев, друг Костикова, с 1934 г активно добивавшийся освобождения И.Т. Клейменова от должности начальника РНИИ, и неоднократно писавший на него в высокие инстанции. Через два дня после расстрела Тухачевского он напишет К.Е. Ворошилову:
«...Но к нашему огорчению во главе института был поставлен некто Клейменов... Дело о его руководстве необходимо расследовать — чем раньше, тем скорее будут собраны материалы о Клейменове и его соратниках тем больше пользы получит страна». И далее: «...И вот только теперь, в свете последних событий, как-то стало ясно, что Клейменов — тоже вредитель, стоящий за спиной подонков человечества, — исключительных мерзавцев XX века Пятакова, Тухачевского и др.»
(из архива И.И. Клейменовой).
Теперь за Клейменовым в институте установлен негласный контроль, а потому реакция на любые его действия незамедлительна. Это видно из заявления в партком инженера Д.Шитова, датированного 08.07.37 г.: «Считаю своим долгом заявить партийному комитету, что предполагающееся со стороны директора института выделение из группы № 6 (нач.гр.тов.Костиков) объекта № 204 и передача его во вновь организующуюся группу под руководством инженера Глушко необоснованной и неправильной... Мною, под непосредственным руководством со стороны нач.группы тов.Костикова, сразу же данная работа по объекту была поставлена с головы на ноги... Необходимо отметить, что во всей этой работе по объекту 204 нач.группы тов.Костиковым было уделено максимум внимания и чувствовалось конкретное руководство, как нач. группы, а также внесено много дельных предложений. Иначе говоря с того момента как объект 204 было поручено вести мне и под руководством тов.Костикова, то результаты работы появились уже налицо...». Нетрудно догадаться, по чьей инициативе появилось это заявление и кому оно было выгодно (ЦА ФСБ, дело Р-18935).
Для обследования деятельности института в РНИИ направляется комиссия во главе с зав.отделом науки, научно-технических изобретений и открытий ЦК ВКП(б) Бауманом. Выводы об итогах проверки будут изложены 16.07.37 г. в письме наркому оборонной промышленности М.Л.Рухимовичу:
«Проведенное отделом науки ЦК ВКГЦб) обследование Реактивного научно-исследовательского института {НИИ-3 НКОП) выявило, что в результате невнимания к нему 4 Главного Управления НКОП неумелого руководства и голого администрирования директора Клейменова этот институт дезорганизован и мало продуктивен.
Исключительное значение НИИ-3 в разработке новых средств вооружения требует, как известно, особого внимания к подбору и проверке кадров, к организации охраны и установления порядка, предотвращающего деятельность в нем шпионов и вредителей. Однако этого нет..
В институте имеют место частые аварии и только после нашего вмешательства введена система их расследования и изучения...
Считаем необходимым провести следующие мероприятия:
1. Немедленно укрепить руководство НИИ-3, сняв с этой работы т.Клейменова...
4. Обязать нач.4-го ГУНКОП упорядочить организацию работы в институте и очистить институт от подозрительных элементов...»
(РАЭ, фонд 7515).
Однако Клейменов успеет дать обстоятельную информацию о реальном состоянии дел в институте. 25.07.37 г. в рапорте на имя М.Л. Рухимовича, как бы подводя итоги своей деятельности, он сообщал:
«НИИ-3 НКОП создан в 1933 г постановлением СТО СССР и образован объединением Ленинградской Газодинамической лаборатории и Московской группы изучения реактивного движения.
Сферу деятельности Института составляет разработка проблем реактивного движения, как с теоретической так и с практической сторон. В частности, Институт успешно работает над созданием конструкции ракетного мотора на жидком топливе и различными его приложениями, а также над разнообразными применениями, главным образом, боевых ракет на твердом топливе (порохе). Среди оборонной тематики Института большое место отводится разработке ракетной артиллерии...
Институт № 3 НКОП, по заданиям различных Управлений НКО, за эти годы разработал ряд артиллерийских образцов, которые прошли испытания, дали удовлетворительные результаты и по своим данным могли бы казалось, рассчитывать на большее внимание со стороны соответствующих организаций...
I. Ракетные снаряды для вооружения авиации (работы по заданию УВС РККА):
Разработан 82-мм ракетный осколочно-фугасный снаряд. Снаряд прошел полигонные и войсковые испытания. В 1936 г. чертежи для заказа валовой партии сданы АУРККА. Разработан 132-мм ракетный осколочно-фугасный снаряд со скоростью 400 м/сек. Чертежи сданы в 1936 году для сдачи заказа промышленности.
Разработана 160-кг ракетная авиационная бетонобойная бомба калибра 203 мм, которая при разрыве дает объем воронки в 5-6 раз больше, чем обычная бомба того же веса, а по глубине проникновения уступает обычной бомбе весом 2000 кг. Ракетные бомбы 160 кг представлены на вооружение и переданы на валовое производство.
Помимо этого образца НИИ-3 разработал и провел испытание 250-мм бетонной бомбы весом 360 кг, рассчитанной на пробивание бетона от 3 метров и 305-мм бронебойной бомбы весом 650 кг, предназначенной для пробивания палубной брони линкоров толщиной до 250 мм. Эта последняя задача до сих пор не могла быть разрешена ни одним образцом обычных бомб ни при какой высоте бомбометания.
II. Ракетный снаряд для вооружения морских сил (работы по заданию УМС РККА):
Разработан 132-мм осветительный ракетный снаряд с установкой на торпедном катере. Произведенные испытания в июле 1935 г. в Севастополе на море показали, что применение на торпедных катерах ракетных фугасных и осветительных снарядов вполне возможно и целесообразно. Комиссия, проводившая испытания, в своем заключении отмечает: а) целесообразно применение установок этого типа для стрельбы фугасными и осветительными ракетными снарядами на судах любого типа и на рейдовых батареях, б) необходимо снабдить все корабли в особенности большим количеством ракетных установок для стрельбы осветительными снарядами с целью... использования их для боевых целей ночью.
Разработаны 152-мм сигнальные и осветительные снаряды, как дневного, так и ночного действия, опытные партии в 1936 г. предъявлены Управлению Морских Сил РККА для проведения полигонных испытаний.
III. Ракетные снаряды, разработанные для АУ РККА: Разработан 40-мм сигнальные ракетные снаряды дневного и ночного действия. Результаты произведенных испытаний в 1936 году показали, что снаряд отвечает всем требованиям, предъявленным при разработке АУ РККА...
Разработан 68-мм сигнальный снаряд дневного действия и сигнально-световой снаряд... Чертежи на снаряды сданы в АУ РККА... Разработан 245-мм фугасно-ракетный снаряд, в августе 1936 г. закончены заводские испытания по доработке конструкции снаряда на меткость дальности порядка 10000 метров...
 Генерал-майор инженерно-авиационной службы А. Г. Костиков, 1942 г. Военинженер 1-го ранга И. Т. Клейменов, 1937г. Фотография сделана за месяц до ареста. Военинженер 1-го ранга Г.Э. Лангемак. 1937 г. Фотография из следственного дела. Главный конструктор ЖРД В. П. Глушко, 1938 г. Фотография из следственного дела. |
Из приведенного перечня оборонных работ, выполненных НИИ-3, соответствующими организациями сделаны шаги к продвижению на вооружение РККА лишь в отношении нескольких образцов: 82-мм, 132-мм осколочно-фугасные ракетные снаряды, а также 203-мм бетонобойная ракетная авиабомба, предназначенные для вооружения авиации. Эти объекты пущены на валовое производство.
Что же касается остальных работ, также успешно прошедших испытания, они, по-видимому, включены в рубрику «резервных» работ соответствующих Управлений и дальнейшая работа над ними не производится.
Считая, что изложенное положение с рядом оборонных работ является ненормальным, т.к. замедляется оснащение Красной Армии рядом ракетных средств боевого и вспомогательного назначений, прошу Вашего расследования причин, тормозивших нормальное продвижение разработанных в НИИ-3 образцов и содействия в ускорении по внедрению заслуживающих внимания НКО снарядов на оснащение РККА»
(РАЭ, ф.7515).
А в это время, когда Клейменов пытается противостоять развязанной против него кампании, партком отправляет 24 конверта с письмами-компроматами на ведущих сотрудников института (сбор которых был начат еще в мае месяце). К счастью, они не достигнут своих адресатов, т.к. будут извлечены из почтового отделения, как подозрительные. Ознакомившись с их содержанием, Клейменов незамедлительно извещает о случившемся секретаря Октябрьского РК ВКП(б):
«Вскрытием установлено, что все письма были написаны б/п сотрудником Бергером, а подписаны секретарем парткома Н.Г. Беловым (он же нач-к отдела кадров). Содержание писем сводится к запросам о выдаче имеющихся компрометирующих сведений о лицах, якобы принимающихся кандидатами в члены ВКП( б). Фактически ни одно лицо из прилагаемых запросов не подавало заявлений о вступлении в ВПК(б). Считаю, что за использование партийного органа т. Белов должен быть привлечен к партийной ответственности»
(из архива И.И. Клейменовой).
Не дождавшись решения Октябрьского РК ВКП(б), Клейменов пишет в отдел кадров наркомата оборонной промышленности, а 15.08.37 г — в отдел науки ЦК ВКП(б) с требованием отозвать Белова. Но, как оказалось, эта борьба ни к чему не привела, изменить ситуацию он уже не смог.
На следующий день 16.08.37 г, по инициативе Белова, состоялось заседание бюро Октябрьского РК ВКП(б), на котором «И. Т. Клейменову был объявлен выговор с занесением в личное дело и сформулирована просьба в адрес Наркомата Обороны об освобождении его от должности директора института» (научно-технический сборник, вып.З). На этом бюро Клейменову даже не дали выступить, его сообщение было фактическими сорвано грубыми выкриками из зала
(из воспоминаний М.К. Левицкой).
Из интервью «Кто есть кто» журналу «Крылья Родины» (№7 за 1989 г) работника РНИИ Л.С. Душкина: «...подавляющим большинством участников были осуждены, как порочные, уровень, стиль и методы руководства РНИИ в лице И. Т. Клейменова и Г.Э. Лангемака, характеризовавшиеся расколом коллектива, низким уровнем работ по пороховым PC, жидкостным ракетным двигателям и летательным аппаратам с ними, дезинформацией в корыстных целях об успехах работы РНИИ, разгромом кислородной тематики, расправой с неугодными сотрудниками и др. ... Репрессии в отношении Клейменова, Лангемака, а спустя полгода и в отношении Глушко и Королева последовали именно после проведения партийно-хозяйственного актива...». Как говорится, комментарии излишни.
2 ноября 1937 г Клейменов был арестован. В анкете арестованного в графе «место последней работы» он напишет: «заместитель начальника винтомоторного отдела ЦАГИ» После ареста жена Клейменова обратится в НИИ-3 с просьбой вернуть личные документы ее мужа, хранившиеся в его сейфе, но ей в этом будет отказано (Защитник Костикова — Ю.Демянко утверждает, что в августе Клейменов был уволен из института и переведен в ЦАГИ. Этот факт требует дополнительного исследования.)
 | С.П. Королев, 1944 г. Эта фотография сделана сразу после его освобождения. |
Во главе института был поставлен военный инженер-химик Б.М. Слонимер, Костиков же пока получил должность и.о. главного инженера
Как «главный режиссер» этого трагиспектакля, Костиков не успокоился арестом руководителей института. Он развернул бурную деятельность по «разоблачению» арестованных «врагов народа», требуя от Глушко и Королева, чтобы они выступили на собрании со словами их обличения. А когда те отказались, стал угрожать: «Вы еще пожалеете об этом». И свою угрозу он выполнил. В дни расстрела Клейменова и Лангемака (случайно ли?), а именно 10 и 11 января 1938 г, в партком института поступят еще четыре «заявления» о деятельности Глушко. В феврале 1938 г (точная дата отсутствует) НКВД заготовит постановление на арест, а в институте начнется его травля. 13 и 20 февраля 1938 г состоялись заседания НТО, на которых деятельность Глушко инкриминировалась, как «вредительская». Особый упор делался на написание совместно с Лангемаком «вредительской книжки» «Ракеты, их устройство и применение». Уместно привести некоторые выступления участников этого совета:
«т.Андрианов — В отрезок с 1934 г. по сегодняшний день работы Глушко, двигателей на сегодняшний день, таких, какими они должны быть, нет. Нет методики расчета, проектирования. Двигатели однотипные. Глушко имел все условия в работе, но работу т.к. нужно не вел. Двигатель ОРМ-66 не имеет охлаждающую головку, однако в литературе Глушко об охлаждении головки указывается. Глушко оторвался от общественной жизни института. Участие Глушко в книге с Лангемак. В предисловии авторов «о том, что они несут ответственность за написанное». Я считаю, что Глушко участвовал в составлении, выпуске книги вполне сознательно. Глушко нигде не выступал и не заявлял о врагах народа Клейменове и Лангемак.
Мои выводы: предлагаю материал передать туда — куда это следует — в соответствующую организацию.
т.Душкин — Глушко был под большим покровительством врага народа Лангемак, что дает нам повод насторожиться. Оторванность от общественной жизни, что также заставляет нас насторожиться. Глушко имеет ряд двигателей, но сдал лишь один ОРМ-65, но этот объект используется лишь для стендовых испытаний, использоваться на объекте не будет. Однако ж этот объект сдан и за что Глушко получил от бывшей дирекции вознаграждение...
По книге Лангемак — Глушко в своем выступлении не признался об отношении к книге Глушко не выступал на собраниях, в печати об отношении к врагам народа Лангемак и Клейменову. Отрыв Глушко от общественно-политической жизни, что не к лицу советскому инженеру. Если Глушко не признает своих ошибок, не перестроится, то мы должны поставить вопрос о Глушко со всей большевистской прямотой.
т.Костиков — ...Правильно ИТС выразил недоверие к Глушко. Месяц тому назад Глушко представляет книжку на совещание.., когда эта книга давно изъята. Для меня непонятно, что Глушко младенец по политическим вопросам. Все затруднения в работе у Глушко Лангемаком решались в кабинете в пользу Глушко...
Я считаю предложение Пойды правильным о выражении недоверия Глушко и исключении его из ИТС».
Спустя месяц, 23 марта 1938 г, был арестован Глушко, а 27 июня 1938 г. машина увозит и Королева.
17 июля 1938 г напишет свой «отзыв» о деятельности Глушко, адресованный А.Г. Костикову, и М.К. Тихонравов. Воспользовавшись предоставленной возможностью, он, как говорил В.П. Глушко, «на всю страницу своим размашистым почерком расписал, какой я враг народа...».
20 июля 1938 г был подписан акт экспертизы, тот самый, о котором Ю.Демянко в статье «На крутых виражах истории», оправдывая поступки своего «героя», замечает: «уклониться от участия в подготовке не представлялось возможным». 38 страниц акта посвящены подробному описанию «вредительской деятельности» Глушко и Королева. Причем, 30 страниц отведены «фактам вредительской деятельности» Глушко. Акт подписали: Костиков, Душкин, Дедов, Калянова.
 Первый лист протокола допроса Г.Э. Лангемака с отсутствующей датой. |
Спустя несколько месяцев Костиков напишет секретарю парткома о состоянии работ по ракетным двигателям. «...Перед арестом Глушко вследствие ряда причин, которые несомненно являются актом вредительства, все ранее разработанные им конструкции оказались абсолютно непригодными, т.е. разрушались под влиянием развивающихся температур сгорания в течение 18-25 сек., либо в момент пуска в результате взрыва двигатель разрушался.. Каково положение в настоящее время по истечении 8 месяцев работы над этими вопросами без Глушко... В итоге всего получена конструкция двигателя с продолжительностью работы без повреждения деталей в течение времени до 5 минут. При чем один двигатель без смены сопла выдержал 5-6 повторных пусков и двигатель в целом до 18-20 пусков. От автоматики, разработанной Глушко вследствие ненадежности ее работы в объекте отказались вовсе».
Этот документ будет подписан Костиковым 03.01.39 г, уже как зам. директора института, и впоследствии приобщен к новому «Акту обследования работ Глушко В.П. с моторами на жидком топливе».
В следственном деле Глушко хранится постановление следователя Пилюгина от 28 января 1939 г, где записано: «...По делу считаю необходимым допросить свидетелей для подтверждения фактов вредительской деятельности.., а также необходимо создать вновь техническую экспертную комиссию для документации материалов обвинения.., для чего потребуется не менее месяца...», и в связи с этим — второе постановление, в котором назначаются члены комиссии с перечислением их фамилий и должностей.
Назначение состава комиссии следователем Пилюгиным свидетельствует о сотрудничестве руководства института с НКВД. Костиков был хорошо информирован о ходе следствия. Красноречивое подтверждение этого — протокол допроса Г.Э. Лангемака, хранящийся в его следственном деле. Он являет собой олицетворение изощренной лжи и подлога по отношению к подследственному. Еще не было допроса арестованного, а протокол уже составлен и чьим-то аккуратным почерком написаны ответы на незаданные пока Лангемаку вопросы. Вот только неизвестен еще день допроса, а потому и дата не проставлена.
Так будем же благодарны тому, кто сохранил для нас это доказательство невиновности Георгия Эриховича! Можно себе представить, что пришлось пережить Лангемаку, подписывая этот пасквиль. Сфабрикованный протокол допроса — «творение» лиц, хорошо информированных о состоянии работ в институте. Даже здесь не устоял Костиков перед соблазном отвести себе роль «спасителя» от происков «врагов народа», ссылаясь также и на результаты работ, которые были получены уже после ареста Лангемака.
03.02.1939 г члены комиссии подписывают второй акт экспертизы о деятельности Глушко:
«На основании предложения следственных органов Н.КВ.Д. комиссия в составе: Пойда Ф.Н.(председатель).., ознакомившись с актом от 20 июля 1938 г, ...пришла к следующему выводу:
1. Материалы, изложенные предыдущей комиссией — правильны.
2. Методика работы Глушко с моторами на жидком топливе, начиная с 1928 по 1938 г. была совершенно не верной. Работа над моторами на жидком топливе с 1928 г. по 1938 г. проводилась под руководством Глушко В. П. и идейным руководством Лангемак Г.Э.
Глушко и Лангемак достаточно грамотные инженеры и потому нельзя предполагать, что они ошибочно, а не умышленно всю вредительскую работу по моторам проводили кустарно...
Не допуская к работам над мотором новых инженеров (Андрианов, Шитов) и изгоняя Минаева, Юкова и других тем самым Глушко создавал себе более свободное поле вредительской деятельности и тормозил развитие новой техники...».
Вместо допроса свидетелей к акту будут приложены их «заявления», заготовленные еще в январе 1938 г, в которых утверждалась не только «вредительская деятельность» Глушко, но и указывалось на родственные связи с Тухачевским.
И сегодня не перестаешь удивляться, как же после столь серьезных обвинений смог уцелеть Глушко? Ведь вся эта кампания была направлена, главным образом, против Клейменова, Лангемака и Глушко. Уже были расстреляны, как «враги народа», Тухачевский, Клейменов и Лангемак. Теперь надо было избавиться от Глушко, и акцент на родственные связи делался не случайно. Сложившаяся ситуация сознательно использовалась противниками для сведения личных счетов, с ясным пониманием конечного результата своих действий.
В характеристике от 11 ноября 1938 г секретарь парткома Ф.Н. Пойда отметит главную заслугу Костикова: «Костиков А.Г является членом партии с 1922 г, за время работы его в НИИ-3 он вел активную борьбу по разоблачению вражеских действий врагов народа Клейменова и Лангемак...».
В 1944 г, будучи арестованным за «очковтирательство и обман государства», Костиков скажет: «В НИИ я работал вместе с арестованными в 1937—1938 гг. бывшим директором ин-та Клейменовым И.Т., бывшим гл. инженером Лангемаком (имени и отчества его я не помню) и бывш. нач. сектора реактивных двигателей Глушко В.П., но в организационной связи с ними я не находился. Более того, в отношении Глушко я сам в 1937 году высказывал подозрения, утверждая в заявлении в ЦК ВКП(б), что он занимался вредительством. Что же касается бывш директора НИИ — Клейменова, то при нем я находился в загоне и получил возможность работать только после его ареста.
Вопрос: Откуда вы располагали данными, что они вели вредительскую работу?
Ответ: Я участвовал в технической экспертизе по делу одного из арестованных — Глушко, ввиду чего частично знаком с имеющимися материалами, а о причастности к вредительству Лангемака и Клейменова могу заявить на основании своих личных наблюдений за их работой в НИИ Ракетной Техники.
Вопрос: Из приведенных вами в заявлении данных следовало, что Клейменов, Лангемак и Глушко на протяжении ряда лет вели вредительскую работу. Не так ли?
Ответ: Совершенно верно. Я продолжаю и сейчас утверждать, что, судя по известным мне фактам, Клейменов, Лангемак и Глушко на протяжении ряда лет в НИИ Реактивной Техники вели подрывную работу».
Все эти материалы находились в распоряжении «компетентных беспристрастных комиссий высокого уровня», но выводы их однозначны: «нет оснований возлагать вину за случившееся на кого бы то ни было из сотрудников института...».
В своих многочисленных публикациях Ю.Демянко пытается изобразить Костикова как «жертву»: «Восемь томов уголовного дела, допросы подследственного... А что же подследственный? Помимо участия в изнурительных допросах, помимо тягостной борьбы с подтачивающей язвенной болезнью, он — работает. Папки уголовного дела сохранили многие десятки страниц, заполненных решениями дифференциальных уравнений, вычислениями, графиками... В записках на «волю» среди просьб... читаем и такие: логарифмическую линейку... блокнот из миллиметровой бумаги, карандаши — простой и цветной, хорошие...».
Как видим, условия содержания у Клейменова, Лангемака и Костикова были абсолютно разные, несмотря на то, что: «... обвинение не сводится «просто» к срыву правительственного задания. Здесь же и шпионаж и вредительство...». Так почему же за «шпионаж и вредительство» Лангемак и Клейменов были лишены жизни, и для них вообще не принимали никаких передач, а другой находился в привилегированных условиях и имел возможность работать с логарифмической линейкой и чертить на миллиметровой бумаге хорошими карандашами?
Из восьми томов уголовного дела семь содержат совсекретные документы, конфискованные во время обыска, которые Костиков не вернул в институт даже после снятия его с работы 18 февраля 1944 г. (арестован 15 марта). Он хранил их дома в нарушение Указа Верховного Совета СССР от 15 ноября 1943 г. Известно, что другой сотрудник РНИИ В.А. Артемьев отсидел 3 года только за то, что оставил секретный чертеж на рабочем столе (и не во время войны, а в мирное время), а вот Костикову сошло с рук и это.
Как следует из заключения прокуратуры СССР (прокурор Сучков В.И.) от 24.05.89 г, «Одновременно с Костиковым в партком с аналогичными заявлениями обратились и другие сотрудники института Панькин, Душкин, Баранова... Дата обращения Костикова в партком в его первом заявлении не проставлена, однако содержание заявления дает основание сделать вывод, что и оно было написано уже после ареста Лангемака, Клейменова, Глушко, Королева». В действительности же, эти доносы, повторяем, датированы 10 и 11 января 1938 г Вот и выходит, что «заявление» в партком института было подано в январе 1938 г, те. до ареста Глушко и Королева. Отсюда циничное утверждение Демянко, что «обвинительного значения эти сведения для Глушко и Королева не имели...», является, по меньшей мере, оскорблением памяти выдающихся ученых.
В 1989 г после выхода статьи Ю.Демянко «Золотая звезда № 13» в газете «Социалистическая индустрия» возмущенные ветераны написали свои воспоминания, в которых начисто отвергли причастность Костикова к созданию как снаряда, так и пусковой установки. Кроме того, в связи с появлением в печати в том же году заметок Ю.Бирюкова «Конструктор «Катюш», Бюро ветеранов ракетной техники на своем заседании по этому вопросу постановило:
«Считать, что Костиков не может называться создателем и конструктором «Катюш».
За принятое постановление проголосовали все члены Бюро (11 человек — А.Г), кроме одного воздержавшегося В.И. Галковского». Но тщетно.
Пользуясь тем, что многих участников тех событий уже нет среди нас, а другие по состоянию здоровья не могут отстаивать свое мнение, миф о герое-Костикове продолжает раздуваться и сегодня. Игнорирование мнения ветеранов ракетной техники, есть факт глумления над памятью истинных создателей реактивного оружия.
В 1955 г И.Т Клейменова и ГЭ. Лангемака реабилитировали посмертно. В 1971 г их имена увековечили в названиях кратеров на обратной стороне Луны, а в 1991 г за создание реактивного оружия им было присвоено звание Героя Социалистического Труда — посмертно.
ОТ РЕДАКЦИИ. Тема не закрыта. Материалы трех комиссий ЦК КПСС говорят не в пользу автора предыдущей статьи. И она не останется без ответа. Но сначала — попытаемся понять, как, с каких позиций вообще можно оценивать события более чем полувековой давности?
Сергей АЛЕКСАНДРОВ, инженер
КРИТЕРИИ ОЦЕНКИ
КУЛЬТ ЛИЧНОСТИ ТОРЖЕСТВУЕТ. Это же надо видеть: седые, с лицами, обожженными пустынными ветрами и парами азотной кислоты, люди, которым уже трудно надевать государственные награды, ибо годы берут свое, а орденов хватит на две груди, творцы советской — и мировой — космонавтики, создатели ракетного меча страны... чуть не хватают друг друга за грудки, до хрипоты, до предынфарктного состояния отстаивая свой взгляд на «отдельные моменты» нашей истории.
Я много моложе, но тоже небеспристрастен в этом споре (см. «ТМ», № 7 за 1999 г). И поэтому не буду сейчас в очередной раз представлять собственную точку зрения на роль и место Королева, Глушко, Челомея, Янгеля,.. Лангемака, Клейменова, Костикова, Берии и Устинова, наконец, в истории нашего ракетостроения — разве что по ходу дела. Нет, речь пойдет совершенно о другом.
Давно и неоднократно было сказано, что в науке и технике прошло время одиночек, что новые элементарные частицы открывают и новые космические корабли создают не гениальные единицы, а многотысячные коллективы. Между тем, мы и сегодня говорим: ракета Королева, двигатель Глушко, самолет Туполева, бомба Харитона, автомат Калашникова...
Что это, пережитки культового, «царистского» сознания, отнюдь не расстрелянного 9 января 1905 г, «последействие» мощнейшей пропагандистской машины, персонифицировавшей командиров производства, или то и другое вместе? Не знаю — да и не важно. Важно, что такой культ личности вредит делу — и в истории космонавтики, и в самой космонавтике.
Присваивая все заслуги в создании того или иного изделия главному конструктору, люди, работавшие с ним, неизбежно начинают описывать его как великого человека (с упором на слово «великий»), не имеющего недостатков, никогда не ошибающегося, в конце концов — обладающего замечательными человеческими качествами. Тогда отсвет его славы и святости неизбежно падает и на них...
Все это, безусловно, тоже было. Но без ответа остается масса недоуменных «почему», возникающих при более внимательном изучении нашей космической истории. Почему мы не слетали на Луну, хотя готовились? Почему у нас столько космических проектов, дошедших уже до «железа», остались на Земле? Почему «Восток» был создан за полтора года, а «Союз» шел к первому — катастрофическому — пуску целых 7 лет? Почему С.П. Королев в своей известной книге «Ракетный полет в стратосфере» (1934) заклинал отказаться от «бессмысленной затеи» вертикального подъема тяжелых ракет, упирая на ракетопланы, а В.П. Глушко, до того момента, пока не увидел обломки ракетного двигателя немецкой А-4, отрицал возможность создания ЖРД большой тяги? Почему, почему, почему...
Популярная 10 лет назад версия о «командно-административной системе» — прямо-таки, средоточении всех зол — объясняет кое-что, но далеко не все. В частности, она — будь принята — не объясняет, почему же тогда первый спутник, первый человек в космосе, первая космическая орбитальная станция, и многое другое с эпитетом «первый» — наши. Если предположить, что в одних случаях система вредила, в других — помогала, то почему — именно в этих?
БЕЗ ГНЕВА И ПРИСТРАСТИЯ? Между тем, техника сама по себе предельно конкретна, и ее создатели мыслят точными значениями килограмм и миллиметров, джоулей и метров в секунду. Давно и хорошо отработаны и методики сравнения — как сходных изделий, так и разных систем, решающих идентичные задачи. Более того! В классических отечественных трудах по истории техники как раз и провозглашалась необходимость поиска внутренних закономерностей процесса, если не отказа, то абстрагирования от субъективных, личностных факторов...
Но когда дело доходит до нашей авиации, космонавтики, вообще «оборонки», о трудах классиков мгновенно забывают. Ведь «носителями информации», как правило, являются фирмы-разработчики, а они совершенно не заинтересованы распространяться о своих, своего Главного или Генерального, неудачах. И дело здесь не в чьей-то злой воле, к сожалению.
Ведь за тем же Янгелем или Кузнецовым стояли и стоят тысячи, а порой, и миллионы людей. И продвижение изделия их КБ означает для них работу, а значит, — зарплату и немалые в советские времена социальные преимущества на годы, десятилетия вперед. Или — отсутствие всего этого.
Только сегодня, с рассекречиванием, мы узнаем, что практически все образцы вооружения в Советском Союзе создавались по конкурсам. То же относится и к пассажирским самолетам, космическим аппаратам. Но... беда в том, что побеждали в этих конкурсах далеко не всегда технические параметры создаваемых изделий. Зачастую в серию и эксплуатацию шло не лучшее, а созданное более авторитетным в «верхах» разработчиком. А что такое «более авторитетный разработчик»? Это тот, у которого больше творений принято заказчиком...
И, опять-таки, этому есть вполне реальное техническое обоснование. Заказчику не нужны «сверххарактеристики», если машина при работе постоянно ремонтируется. Ну а надежность, в конечном счете, определяется возможностями завода-изготовителя. Лучшие же заводы, естественно, закреплялись за лучшими КБ!
Не следует думать, что все описанное — наша национальная специфика. Во всем мире, в любой подобной структуре, неизбежно происходило, происходит и БУДЕТ ПРОИСХОДИТЬ то же самое. Более или менее жестко, грубо, но — будет.
И Генеральный, Главный конструктор в таком процессе — чуть ли не вождь, ведущий свое КБ в бой не столько с неведомым, сколько с конкурентами, заказчиком, государственным руководством... А в бою приказы командира и его личные качества не обсуждаются!
НА БАРРИКАДАХ НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ. А как же быть с ролью Генерального или Главного конструктора как творца новой техники? Можно ли вообще расчленить творческий процесс на отдельные составляющие, и сказать: вот это — история техники, это — просто история, а это — социология или психология? Можно и нужно!
В ведомственных нормативных документах давно уже определена последовательность разработки нового образца самолета, ракеты, корабля... ткацкого станка, мягкой игрушки. И вполне конкретно очерчено место научно-технического руководителя в этом процессе. Он должен, вообще говоря, решить две задачи: сначала сформировать общую концепцию, стратегию новой
 Самые большие успехи (Р7, слева) и неудача (H1, справа) советской космонавтики. |
Разумеется, происходит описанное не одномоментно. И представление о новом образце в ходе его создания может меняться, и вариант исполнения может при обсуждении родиться совершенно новый, но, в конечном счете, все сводимо к тем же двум пунктам.
И в этом плане оценить деятельность того или иного Главного или Генерального вполне можно — по «изделиям» его КБ. А уж методы ИХ объективной оценки отработаны!
«ЧеКа ЗРЯ НЕ САЖАЕТ?»... Давайте попробуем взглянуть на историю нашей ракетной техники, забыв, что она НАША. Что кровью и потом НАШИХ отцов политы пустыни полигонов, что НАШИ матери по ночам стояли у кульманов и монтажных стендов... К сожалению, для оценки технического уровня ЭТО не имеет никакого значения!
Конец 20 — начало 30-х гг. Почти одновременно в нескольких странах, в том числе — в СССР, появляются экспериментальные ракетные двигатели, летательные аппараты с ними, и — организации, занимающиеся созданием новой техники, в первую очередь — для военных нужд. Да, американец Годдард вырвался далеко вперед, но на этом и успокоился, в целом же все страны шли примерно «ноздря в ноздрю».
А во второй половине 30-х картина изменилась. Ракетами уже серьезно занялись не столько энтузиасты, сколько государственные военные организации, резко выросли расходы и уровень работ. Наиболее серьезно к делу подошли в Германии и СССР, но... результаты мы видим существенно разные. В Германии — резкий — до 25 т! — рост тяги ракетных двигателей, отсюда — соответствующее наращивание стартовой массы ракет и их возможностей. В нашей стране и к середине 40-х гг вершиной считались 1200 кг тяги... И следующий шаг был сделан ТОЛЬКО на базе трофейных немецких разработок.
Естественно, встает вопрос почему? С легкой руки журналиста Ярослава Голованова создавшееся положение обосновывается «незаконными репрессиями против руководителей РНИИ и ведущих интеллектуальных сил», но документы, даже представляемые защитниками этой концепции, показывают: все было... наоборот!
Возьмем то самое «Заявление в партком НИИ № 3» (а не в «ЦК ВКП(б) — Ежову»), с которого сын В.П.Глушко, автор статьи А.В. Глушко. ведет отсчет репрессий в институте. В нем есть и такие строки (орфография и пунктуация оригинала сохранены):
«Существо вопроса заключается в том, что с самого начала руководством была взята неверная установка. Вместо углубленного обсуждения вопроса в лабораторных условиях и использования имеющегося опыта уже в технике была взята установка на рост в ширь, на разбазаривание средств и скрытие кустарничеством существенных недостатков. Этим объясняется отсутствие лабораторий в частности отсутствие крупных специалистов, которые могли бы вскрывать (при условии их честности) все безобразия в методе работы и направлении».
Могут возразить: где же тогда было взять специалистов-ракетчиков? Или А. Г Костиков, окончивший Военно-воздушную инженерную академию им. Н.Е. Жуковского как раз по такой специальности (первым!), имел в виду себя? Нет, «я поставил этот вопрос на Партгруппе и <мы> потребовали через Партком создания специального технического совета для обсуждения этого вопроса с приглашением специалистов (Ветчинкина, Стечкина и Вентцель)». Напомню, что Ветчинкин и Стечкин — выдающиеся механики и газодинамики, а учебник Вентцеля по теории вероятности знают все студенты-«технари»!
Людям моего поколения, выросшим на рассказах об энтузиастах, забывших о ночном сне и ежегодном отпуске в едином порыве создания ракет и космических кораблей, больно читать следующие строки:
«...опытный динамометр, с общим количеством необходимых часов для его производства 70-80 часов изготовлялся:
Сдан в производство 27.10.35 г., получен с браком 1.IX.36 г.
Испытат<ельный> станок лаборатории сдан 27.10.35 г., получен 1.6.1936 г.
Топливные баки для лаборатории сданы 20.11.1936 г., до сих пор не изготовлены.
Образец ракетного двигателя объект 205 сдан 20.11.1936, запланирован был к испытанию 1.4.1936 г., получен с производ<ства> 1.6.36 г.».
Костиков объяснял это тем, что «все работы проводимые по двигателям на жидком топливе носят сугубо экспериментальный характер. Для быстрого решения отдельных вопросов, необходима самая тесная связь инженера, конструктора, станка и испытательной лаборатории. Нужна система принятая буквально во всех научно-исследоват<ельских> Институтах. Мы просили для проведения экспериментальных работ выделить максимум 4 станка, которые должны обслуживать эти работы и стать на единственно правильный путь. Эта точка зрения категорически отметалась со стороны КЛЕЙМЕНОВА, ЛАНГЕМАКА и НАДЕЖИНА. Все время существовала принятая им система. Это проектирование, изготовление чертежей, сдача в производство, а затем изготовление заказа в течении такого длительного срока, что он терял всякую научную ценность так как за это время удавалось получить самым кустарным способом сведения, которые сводили к нулю заказ».
Теперь поставьте себя на место мало-мальски ответственного руководителя. В институте, создающем принципиально новое, во многом — непонятное оружие, такая вот «веселая» картина. Причем содержание «Заявления», к сожалению, блестяще подтвердилось. Ваши действия? Полная замена руководства института — как минимум, разве не логично? А если вспомнить, что на Лангемака и Клейменова уже имелись материалы в «деле» Бухарина...
ОГЛЯНЕМСЯ ВОКРУГ. Конечно, на самом деле все было сложнее. Лабораторный, исследовательский подход, за который ратовал Костиков (и не он один), требовал и требует приоритетного развития приборостроения, создания испытательных стендов — ведь эффективность эксперимента зависит, в частности, оттого, какие в нем используются измерительные приборы. Спрашивается, о какой результативности исследований можно говорить, если еще и в 1942-м температуру камеры сгорания двигателя ракетного истребителя БИ-1 определяли... рукой, на ощупь?!
Ракетный двигатель — сегодняшняя вершина машиностроения вообще. Просто не существует технических устройств, в которых выделялась бы столь же чудовищная мощность в столь же крохотных размерах, а сами они при этом оставались бы целыми — атомные бомбы, как известно, испаряются.
Очевидно, что сделать такое устройство можно только с предельно точным исполнением всех деталей и сборок, опираясь на высочайшую культуру производства. ОТКУДА она в нашей стране в 30-х? Как получить высшую точность на станках, собранных Королевым для ГИРДа «с бору по сосенке»?
Отсюда в совершенно новом свете предстает значение «немецкого наследия» — собственно, для самих ракетчиков или самолетчиков, в отличие от историков и журналистов, оно давно известно. Главным трофеем стали не два десятка ракет А-4, которые удалось собрать из найденных комплектов деталей, а ОТРАСЛЬ — культура производства, замечательные приборы, высокоточные станки (нам самим все это еще только предстояло создать), и опирающийся на все это очень неплохой научный задел, выражающийся в глубоком понимании происходящих в конструкции ракеты и двигателя процессов
Следует отметить, что сами немцы очень многое недоделали, и не потому, что не успели. Теоретиками русский народ не обижен, и многое из начатого в Пенемюнде закономерно продолжалось и творчески развивалось в Подлипках. И вот именно здесь мы вправе говорить о гениальности С.П. Королева.
Дебаты вокруг методов создания новой техники он, конечно, отлично помнил. И, несмотря на личную неприязнь к Костикову (см. статью Л.Смирнова «Гром» после победы создавался» в «ТМ», № 4 за 1999 г), не мог не понимать, что, по большому счету, стратегически тот прав. Да только никакие самые лучшие стенды не убедят государственное и военное руководство, что средства, и огромные, выделены не зря, так, как одна, пусть не самая совершенная, но успешно летающая, ракета. Времени на последовательное создание сначала экспериментальной базы, а потом эффективных боевых и космических машин не было: нужно было отводить от «виска» страны совершенно недвусмысленно приставленный к нему «пистолет», теперь уже ядерный.
И Королев понял, что трофейной прикладной «науки» на первое время хватит. Потом, когда отрасль немножко оперится, будет постепенно развиваться свое приборостроение, появятся уникальные испытательные стенды, сеть ведомственных НИИ. а первые шаги можно сделать на том, что есть!
И принцип «делаем, пускаем, смотрим — почему взорвалось» на четверть века стал основным в нашей ракетно-космической отрасли. На его «счету» такие триумфы, как сверхнадежная, самая массовая в мире, «семерка», и такие провалы, как сверхтяжелая H1.
Это был провал не конструкторского гения и не государственной системы — метода организации работ. Другой вопрос, почему хороший, на определенном этапе, метод не был своевременно заменен?
Урок H1 привел к тому, что победила... точка зрения Костикова. Из 13 миллиардов еще тех, советских, рублей, в которые обошлась программа «Энергия» — «Буран», львиная доля ушла на уникальную приборно-стендовую базу. Из почти трех десятков полных комплектов деталей «Бурана», изготовленных заводами, большая часть ушла на всевозможные стенды, одних только полноразмерных, для отработки систем ориентации и управления, было создано три... Генеральный конструктор системы, академик Валентин Петрович Глушко умел учиться на чужих ошибках, а свои, не признавая их в слух, исправлял, проявляя все те качества, что заслуженно поставили его, в конце концов, на вершину советской ракетно-космической иерархии.
С ДРУГОЙ СТОРОНЫ. Последствия неудачи с H1 для нашей космонавтики оказались катастрофичны в другом: в космической гонке мы оказались в положении догоняющего как раз в тот момент, когда, наконец, появились объективные, не научные уже, не экономические, а ТЕХНИЧЕСКИЕ предпосылки для нового рывка! Только вот реализовывать их оказалось некому: люди, те самые кадры, которые решают все, утратили тот наступательный порыв, который позволил раньше творить чудеса на куда более слабой материальной базе.
Как вы думаете, из каких соображений выбирается численность экипажа самолета, космического корабля, подводной лодки? Нет, верхняя граница — здесь понятно, а нижняя? Очень просто: известно, какой информационный поток может при конкретных условиях «переварить» один человек, и — какой нужно обрабатывать при управлении конкретным «Союзом» или «Лирой»; вторая цифра делится на первую, полученный результат округляется до ближайшего большего целого числа... То есть человек, экипаж здесь — звено технической системы, контура управления!
Почему бы не применить этот подход к анализу истории техники? Ее, технику, создают люди. Достаточно хорошо известно, какая работа в каких условиях лучше идет. Вывод, казалось бы, ясен — так давайте посмотрим на историю ракетостроения с этой стороны.
ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР. Любое новое дело всегда начинают самоотверженные энтузиасты, изобретатели, которых всегда очень мало. Чем интенсивнее развивается новое направление, тем быстрее в него приходят люди, менее увлеченные, и наконец — те, которым, в общем, все равно где работать. Без них не обойдешься — в самом деле, хороший сварщик или слесарь-инструментальщик нужен не только на ракетном заводе. Но им нужно уже регулярно платить зарплату, желательно — выше, чем в среднем по промышленности. Или — постоянно поддерживать в них убеждение в особой важности, престижности, приоритетности предприятия, на котором они трудятся...
Полетевшая — пусть не совсем удачно — ракета сразу решает обе задачи. А вот десятки, сотни часов, отработанных агрегатом на испытательном стенде, куда менее эффектны.
Здесь мы вступаем на зыбкую почву, составленную из понятий «морально-психологический климат», «дух», «душа», наконец. В космонавтике, как и в любом ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НОВОМ деле, это — материальная сила, которую, порой, можно выразить и в рублях! Ибо даже самый равнодушный и меркантильный человек способен ради высшей цели, святой идеи, совершить трудовой подвиг. Но как же трудно убедить его в высоте цели и святости идеи!..
Так вот, Королеву это удалось. Тем, кто возглавил отрасль — не номинально, а фактически — после него, — нет. Но могли ли они сделать это в изменившихся внешних условиях? Вопрос, нуждающийся, мягко говоря, в дополнительном изучении. А можно ли было «зажигать» конструкторов и сборщиков, программистов и испытателей на создание «Бурана» теми же методами, что и при разработке «Востока»? Что-то сомнительно...
В 70-х наша космонавтика могла совершить следующий шаг, по значению сравнимый с запусками первого спутника и первого человека. Могла, потому что опиралась на СОБСТВЕННУЮ мощнейшую научную базу а работали в ней люди, либо с уникальным опытом и квалификацией, либо уже с детства впитавшие культуру общения с техникой, сложной и новой. Могла...
Этому помешали, конечно, внешние условия, в частности — новый виток глобальной конфронтации, а космические и межконтинентальные баллистические ракеты делались в соседних цехах. Но, думается, важнее другое — в руководстве отрасли не нашлось человека, способного распознать, что из прошлого опыта мешает движению вперед, и СОЗДАТЬ НОВОЕ, СЛОМАВ УСТАРЕВШЕЕ... Впрочем, тогда его не нашлось и в руководстве страны.
Программа сверхтяжелой ракеты H1 была далеко не первой, прекращенной на очень высоком уровне готовности, но до получения практического результата — однако крупнейшей из таких. И пусть чисто технически к ней «есть вопросы» — для кадрового потенциала космонавтики это стало шоком, от последствий которого она частично оправилась только через 15 лет.
«ЖЕЛЕЗО» ПОЛИТИКОЙ НЕ ЗАНИМАЕТСЯ! О скрытой и, зачастую, непонятной неспециалистам истории нашей космонавтики можно говорить еще очень долго, и разговор, безусловно, будет продолжен. Продолжится и бесконечный спор о вкладе в нее тех или иных людей, как прославленных, так и забытых.
Но читая эти строки, эмоциональные или беспристрастные, помните: жизнь сложна. Сегодня мы зачастую открещиваемся от поступков, которыми гордились вчера, — и в страшном сне не приснится, что сделаем завтра... Имеем ли мы право сегодня, с позиций сегодняшних — далеко не бесспорных — ценностей, судить людей, живших и творивших теперь уже более полувека назад?
Имеем — но только по объективным критериям, неизменным в веках. История — политизированная наука, а в политику играют люди. «Железо» политикой не занимается, давайте верить только ему!