«Техника-молодежи» 2006 г №5, с.52-55

ЛИЦОМ К ЛИЦУ Андрей КОЖУХОВ

Прежде чем войти в то радужное зеркальное здание, я долго сомневался. Нет, не боялся; мне было все равно, что сделают с моим телом и будет ли у меня «завтра». Забыть все годы, каждую минуту никчемной мучительной жизни без моей Аннушки, моей ласточки — вот чего я хотел и на что надеялся. Ждал, думал, это единственный выход. Передо мной возвышались десятки этажей крионического диспозитария, а в просторечии «холодильника», в котором замораживали людей на очень длительный период. Тела хранились ниже уровня земли... Но мне, как и еще тысяче человек, было суждено иное пристанище.

Родился я в поселении Старые Вешки; рос, как и все нормальные сельские дети, на генетически модифицированных продуктах. Недалеко от нас, на месте когда-то охраняемого хвойного леса и как бы вместо него, успешно работала станция по ионизации воздуха. В общем, нормально рос, в здоровой обстановке. Но иногда дед, втайне от родителей, угощал меня настоящими овощами и фруктами — «от матушки-природы», как он говаривал.

Нудное, скажу я вам, занятие — выковыривать косточки из арбуза. Про виноград, а тем паче гранаты — вообще молчу. Никакого удовольствия, вкус странный. Да и ждать долго, пока плод вырастет и созреет. Если не пробовали еще, то и не советую. Хотя, простите, вы же не могли... Ну да, конечно, понимаю. Может, потому я такой маленький и худой, что неправильными продуктами питался? Прямо одно мучение с этими ретроградами! У меня и речь отличалась от сверстников. Все было хорошо — я занимался плантациями, проводил селекцию растений, ухаживал за почвой. Что еще требовалось от простого сельского жителя с такой профессией? И надо ж было случиться... Нет, не могу, больно вспоминать. Да и совсем не нужно вам, ведь так? Или нужно? Да, я обещал ничего не утаивать, но горько рассказывать. В век таких технологий не смогли спасти мою жену с дочкой...

Минутку, у меня где-то платок был, вы подождите, я сейчас продолжу...

И что мне было делать? На кой жить после этого?! Хоть в петлю лезь. Я еще не отошел от горя, как на сороковой день приехал двоюродный материн брат — то ли военный, то ли ученый, то ли все сразу вместе, засекреченный с головы до пят. Баловал он меня часто в детстве, из столицы привозил самые современные игрушки и вкусности. Но больше всего я любил дядю, наверное, за то, что он каждый раз пополнял мою коллекцию старинными монетами.

Серьезный мужик, умный, рассудительный. По крайней мере, я так считал, поэтому и согласился обдумать его предложение. Вот тогда-то он и вручил мне «2 копейки» 1788 года, чрезвычайно редкую и дорогую монету, в безупречном состоянии, несмотря на старость.

— Ты идеально подходишь для этого проекта! — с горящими глазами убеждал он меня. Дядя тогда был совсем на себя не похож — на того, к которому я привык, которого знал и любил. — Профессия, возраст, рост, вес, семейное положение... — тут он запнулся и стыдливо отвел от меня взгляд.

Эх, если бы моя Аннушка не умерла с так и не родившейся нашей дочерью — ничего бы не было, совсем ничего. Вас бы тоже не было, кстати... А ведь никаких отклонений врачи не заметили во время беременности, но не спасли ее, не сумели...

Дядька смотрел на меня, будто гипнотизировал. Так уставился, что даже страшно стало. Но я ему полностью доверял, вот и не смог отказать. Да и время он подходящее выбрал, психолог Фрейдов. О чем я, вы же, наверное, и не знаете, кто такой Фрейд? Но это не важно. Да, не важно...

— Ты как Гагарин будешь, герой, — восторженно заявил дядя. — Его тоже взяли как раз по тем же причинам: маленький, худой, спокойно влез в каби...

— Но нас там будет тысяча! — неуверенно возражал я. Нам обоим было ясно, что я слаб и в конце концов поддамся его уговорам.

— Кинь монетку, — неожиданно предложил дядя, указывая на подаренный мне раритетный медяк.

И я подкинул его, собственной правой рукой, щелкнув собственным большим пальцем, подтолкнул монету вверх собственным ногтем, хотя согласился бы на дядино предложение и без метания жребия. Не знаю, зачем это дяде понадобилось.

— Орел — мы вместе едем в столицу, решка — все забываем.

Выпал орел.

Проект назывался «Стартиус». К сожалению, я не сильно разбираюсь в вопросах космических перелетов и вообще во всем этом.

За много световых лет от нашей Земли была обнаружена планета, по многим параметрам похожая на нашу. Не мудрствуя лукаво, ее тут же окрестили Новой Землей.

Кто затеял, утвердил в самых верхах и затем спонсировал проект, неизвестно. Говорили, какой-то сумасшедший миллиардер. Наверное, врали, как обычно. Так вот, на ту планету решили отправить людей, чтобы они ее обжили, устроились там. И планировали таким же способом заселять ее дальше, точнее, потихоньку переселять туда всех желающих, а их набралось к тому моменту несколько сотен тысяч. Ну а мы, первопроходцы, должны были все подготовить для них на Новой Земле.

Межпланетный космический аппарат назывался столь же незамысловато, как и весь проект: «Стартиус». Идея перелета была проста: людей замораживают и помещают в звездолет, управление которым полностью автоматизировано. Корабль запрограммирован на полет к Новой Земле, в его электронный мозг введены ее координаты и прочие данные. Короче, как нас убедили, все просчитано до мелочей. Снабдили нас, разумеется, и необходимым для колонизации планеты оборудованием и материалами.

Я, как и многие другие, не видел смысла в этой затее, но мне тогда смысл был и не нужен, совсем не нужен.

Кажется, полет должен был длиться десятки тысяч земных лет, хотя некоторые утверждали, что даже сотни тысяч. Многое скрывалось. Я деталей не знал, мне ведь было все равно. Меня совершенно ничего не интересовало. Ни то, как все это устроено, ни то, как будет проходить колонизация, что мы будем там делать, — вообще ничего.

— Не бойся, все будет в порядке, — как-то странно прищурился на меня дядька в последний наш вечер.

Я и не боялся. Меня не надо было убеждать, что топлива хватит, что все просчитано и пересчитано, проверено и перепроверено. Когда звездолет окажется на орбите Новой Земли, система начнет разморозку. Все остальное меня не волновало, я ведь всего лишь агроном. Мое дело, когда высадимся на планету, заниматься сельским хозяйством, выращивать овощи и фрукты.

И вот наступил долгожданный день отлета. Нас действительно провожали как героев, многие плакали, скептики не верили в успех, а мечтатели ждали второго старта, который планировался через два с половиной года после первого, — уже тридцати звездолетов, таких же, как наш.

Ступени... Хорошо помню эти пять ступеней, когда я входил в диспозитарий. Гладкие, ровные, бежевые, по краям пирамидальные выступы, вычурные резные перила...

Я был заморожен одним из первых, может, даже самым первым. Неважно. Дальше ничего не помню. Меня, наверное, усыпили.

Очнулся я спокойно, как будто пробудился от обычного сна. Выбрался из тесного бокса, выполнил предписанные реабилитационные процедуры, оделся и направился по узкому серому коридору вперед. Можно было идти только вперед.

И вот я услышал громкие голоса и остановился перед открытой дверью.

— Ну и где седьмой? — спрашивал, еще не видя меня, высокий бородатый мужчина в темно-синем комбинезоне.

— Вспомнишь про седьмого, он и появится, — пошутила темноволосая женщина, заметившая меня первой. Все шестеро как по команде уставились на маленького смущенного человечка, каким должен был показаться им я.

А ведь дядя наврал! Даже эта женщина была выше меня, не говоря уже об остальных. Не в росте дело, совсем не в росте.

— Сёмин Михаил, агроном, — представился я, оглядев всех присутствующих.

— Нет, ну что за ерунда, — недовольно развел руками бородач (как тут же выяснилось — капитан корабля).

Судя по всему, в системе «Стартиуса» произошел сбой. Было разморожено пока только семь человек, причем все семеро — из России, чьи боксы в этом отсеке были крайними.

Четверо — космонавты и военные-астрофизики, их имен я не запомнил. Трое — лица гражданские: я, та женщина — Юлия Рыженкова, микробиолог и футуролог в одном лице, и Сергей — белобрысый тип с цепким взглядом и зализанными волосами. Фамилию не назвал, о своей профессии сказал коротко: врач. Мне в нем все не понравилось, а особенно его нос — приплюснутый, раздвоенный на кончике, с угревыми отметинами.

Наша команда во главе с бородачом прошла в управляющую рубку. С курса мы не сбились: планета была на экране. Действительно, очень похожа на Землю, такая же темно-голубая. А большего мне увидеть не удалось: на дисплеях мигали какие-то цифры, диаграммы, графики, но я ведь в этом совсем не разбираюсь. Капитан сообщил, что воздух там подходящий для нас, вредной живности, похоже, нет, и что необходимо как можно быстрее высадиться на планету и провести детальное исследование.

Агроном, микробиолог и врач подходили для этого как нельзя лучше.

А космонавты и их ученые собратья оставались на корабле — приводить в порядок систему пробуждения и проверять прочие системы.

Старшей в нашей маленькой группе капитан назначил Юлию. Хорошо хоть не Сергея... Облачили нас в легкие скафандры, выдали спецснаряжение, «упаковали» в посадочный модуль — и вперед...

Сели удачно. Через открывшуюся дверь модуля я увидел яркий свет. Я не чувствовал, что прошло сколько-то там десятков или сотен тысяч лет, пока мы добирались до Новой Земли, но сердце приятно защемило. Вот оно, родное, хоть и далекое такое, как пелось в одной некогда популярной песне.

Бортовые приборы подтвердили: воздух пригоден для дыхания, вредных микроорганизмов нет. Так что в гермошлемах мы не нуждались...

Я спрыгнул на землю и примял чуть влажный травяной ковер. Вокруг все цвело и сияло, как в субтропиках. Точно, так мне и показалось, что мы — в земных субтропиках.

— Красота, — протянул сзади Сергей и чихнул, будто очутился в пыльном чулане. Аллергия на пыльцу?

Я обернулся. Из доставившего нас на землю модуля как раз выпрыгивала Юля. Остановилась, гибким движением обеих рук встряхнула свои темные волосы и быстро-быстро заморгала карими глазами, а потом зажмурилась, вздернув носик.

Сейчас, по прошествии стольких лет, я уже и не помню, почему про себя назвал ее «вороной». Может быть, потому, что она была совсем не похожа на мою Аннушку, мою милую маленькую ласточку...

Простите, я опять. Минутку, платок... Куда ж я сунул его? Ага, в правом кармане. Еще секундочку, не сердитесь...

Мы медленно продвигались среди высоких деревьев, напоминавших пальмы. Впереди, как и положено командиру, шла Юля, замыкал нашу маленькую колонну Сергей.

Из злаков на глаза мне попался только высокорослый эриантус. Много было бамбуковых. А вот живности я не приметил, даже какой-нибудь бабочки или мошки. Я огляделся и заговорил, будто подумал вслух:

— А вот интересно, эта планета — как наша Земля, и воздух подходящий, и трава зеленая, и вообще все так же, а почему-то разумных жителей нет. Почему тут людей нет, таких же, как мы с вами? Ведь все условия созданы. Почему планета необитаема?

— Эх, агроном, не все так просто, — насмешливо протянул Сергей. — Вот взять людей. Люди — одинаковые? Одинаковые: голова, две руки, две ноги, сердце, почки, кровь. Людей много? Много. А отпечатки пальцев уникальны и неповторимы! Почему так? Ведь условия рождения людей похожи, а отпечатки на маленьких крошечных пальчиках — разные. И каждый раз — иной, неповторимый узор. Это самый простой и понятный пример, я могу привести много других, даже не применительно к физиологии человека. А ты хочешь, чтобы здесь были люди. Мы тоже уникальны и неповторимы, понимаешь?

— Понимаю, — еле выдавил из себя я и хотел возразить, что у близнецов-то отпечатки одинаковые, но в разговор вмешалась Юля:

— Тут, похоже, не только разумной жизни нет, но и никаких живот... — и внезапно умолкла.

Я же, сутулясь, вглядывался в траву под ногами и не заметил, что она остановилась, поэтому слегка ткнулся головой в ее крепкую спину. Юля не произнесла ни звука. Она застыла

Когда я увидел то, что самой первой усмотрела она, мне стало, мягко говоря, нехорошо. Вы, конечно, можете не поверить, вам же совсем по-другому все рассказывают, я знаю. Моя сиделка, Кэт, цапля откормленная, еще та болтушка... Простите, отвлекся.

Шагах в пятидесяти от нас стоял житель этой планеты. Ну, точно, как когда-то представляли инопланетян: ростом меньше меня сантиметров на тридцать, кожа серо-зеленая, без волосяного покрова, большой череп и огромные, с кулак, выпуклые глаза. Слабенькие руки, никакой видимой мышечной массы. Одежды тоже не было, как, впрочем, и заметных половых признаков.

— Ай! — неожиданно вскрикнула Юлия и, покачнувшись, схватилась обеими руками за голову. Хм, я о футурологии совсем ничего не знаю. Это сродни предсказаниям, что ли? Вот микробиология мне близка... А, да, извините, продолжу.

Когда Юля вскрикнула, мы с подбежавшим Сергеем попытались поддержать ее руками, но она резко отстранила нас:

— Все хорошо, я в норме. Кажется, он со мной поздоровался.

Минуту или две мы с Сергеем молча стояли и смотрели друг на друга. Я усмехнулся про себя: вот очередная наша ошибка — планета-то обитаема! И врач этот, репа пареная, умник выискался, про уникальные отпечатки распинался, примеров он много знает. Ну и знай себе еще больше, интеллектуал недоделанный. А вот он, смотри, самый живой и наглядный пример того, кто из нас дурак на самом деле. Видимо, из-за этого ликования в тот момент я и не боялся вовсе. Радовался, что врач ошибся и сейчас пребывает в шоке... Эх, дураки мы все.

Наконец я пришел в себя.

— Я его понимаю, — судорожно заговорила Юлия. — Бояться нам нечего, вреда нам не причинят. Сейчас мы проследуем за ним в... Нет, не поняла, куда. Короче, идите за мной.

Мы и пошли. Страшно не было. Пока не было. Интересно, неожиданно, нелепо, непонятно, необычно, да как угодно — а вот совсем не страшно.

— Любопытно, как они размножаются? — прошипел Сергей и еле слышно хихикнул. — Тоже мысленно?

— Может, у них вообще один пол, — предположил я. Нужно же было что-нибудь ответить этому напыщенному петуху. — Поймут ли они нашу речь — вот что важнее.

— Рыженкова ведь слышит его. И, кажется, понимает. Странно, что только она. Занятно выходит: нам теперь придется с ними соседствовать? Надо нашим сообщить эту новость, — продолжал врач. Как меня раздражала его болтовня! Но я сдерживался.

— Надо, — с деланным равнодушием согласился я.

— Замолчите! — цыкнула на нас Юля, так же неожиданно, как вороны в поле взлетают. Знаете, идешь, бывало, почву смотреть ранним утром, на всходы, саженцы любуешься, а они как начнут каркать сверху. Недовольны, видите ли.

А вот Аннушка на меня никогда не кричала и не цыкала. Я очень ее люблю, до сих пор... И вдруг наша командирша остановилась:

— Все, — говорит, — дальше я сама, а вы тут ждите.

Она и «зеленый»... Странно: инопланетянином его назвать нельзя, аборигеном — язык не поворачивается, пусть будет просто «зеленый». Юля и он прошли метров двадцать и... пропали. Будто в Зазеркалье ступили. Сергей не удержался и двинулся за ними. Дошел до того места, где они исчезли, и вдруг остановился, будто наткнулся на что-то мягкое, но непреодолимое.

— Дьявольщина какая-то! Стена из воздуха, — вернулся он, плюясь и возмущаясь. — Помнится, у нас из молекул воды делали самые прочные бронежилеты. А тут воздух вместо стен. Эх, а они сильнее нас, мыслями задавят без всякого скальпеля. Уверен, телепатически вмиг уничтожат, если что. Не надо было соглашаться на проект. Теперь все, не развернешься тут, не дадут обжить планетку На Землю хочу! А никак вернуться нельзя назад, Гиппократ меня подери.

Не знаю, сколько бы он еще чертыхался, но тут в его скафандре что-то задребезжало.

— О, наши на связь вышли! Вот мы их сейчас обрадуем... Да, это Сергей. Где Рыженкова? Почему не отвечает? Не знаю. Но, кажется, догадываюсь... Слушайте, капитан, у нас проблема. Планета заселена зелеными монстрами... Что? Не понял...

Тут он смачно выругался и замолчал, слушая капитана. А я отвернулся, почувствовав недоброе, и настороженно оглядывал окрестности. Было тошно.

— Эй, Миха, — дернул меня за плечо Сергей. Он тяжело дышал, будто пробежал стометровку. Это не Новая Земля, это старая... Понимаешь, это наша родная планета, а не та, на которую мы должны были прилететь.

Видимо, мое лицо изображало полный идиотизм.

— Кэп сообщил, что это наша родная Земля! Ты меня понимаешь, землекоп хренов?1 Это наша Земля! Наша! — пискляво проорал он мне на ухо, сильно выпирая вперед голову и брызжа слюной.

— Нет, не понимаю, — честно признался я, вытирая оплеванный нос рукой.

— Только что выяснилось, что «Стартиус» вернулся обратно на нашу родную Землю. Скорее всего — наши так думают — когда он добрался до нужной планеты, той уже не оказалось на месте, может, в нее астероид врезался, может, еще что случилось, неизвестно, но той планеты уже не было. Вот звездолет и вернулся обратно!

— И?

— И, и! Дурак ты, агроном. Эти зеленые монстры уничтожили людей и теперь живут на нашей планете, — тараторил Сергей. — И мы в ловушке. Дьявол, пока они бабу гипнотизируют, надо срочно возвращаться на «Стартиус», может, там они до нас не дотянутся своей телепатией. Ну, бежим, быстрей!

И тут вышла Юлия. Одна. Ее не было считанные минуты, но вышла к нам уже совершенно другая женщина. Не ворона, а... мудрая лесная сова. Мы поспешили к ней и начали наперебой рассказывать. Но она уже все знала и как раз вышла, чтобы нас успокоить:

— Все в порядке, не волнуйтесь. Они не причинят нам вреда, не стоит их бояться. Мы сможем жить рядом, на одной планете.

Сергей резко толкнул ее, бешено ударил ладонью по лицу и дернул меня за плечи:

— Ты видишь? Они уже обработали ее и хотят, чтобы мы все сюда перебрались. Значит, там, наверху, они нас не достанут. Бежим, скорее!

И он побежал, не оборачиваясь, лишь крикнул напоследок:

— У тебя есть десять минут, не больше. Я ждать не стану!

Юлия сидела на смятой от ее падения траве, запрокинув голову и держась правой рукой за нос, откуда текла кровь. Я подошел и приподнял ее:

— Пойдемте, нам надо на «Стартиус».

— Вы дурак! — оттолкнула она меня левой, свободной рукой. Честно говоря, я совсем не разозлился, хотя меня уже который раз незаслуженно обозвали дураком. — Вы все глупцы, все! Это никакие не инопланетяне, это люди, мы это, понимаете?

Да ничего я не понимал! Вообще ничего, как очнулся в боксе и автоматически начал одеваться. Делал, что говорили, вот и все. Не думал собственной башкой, боялся думать, не мог...

— Ну мы же это, мы! — продолжала кричать Юля, не глядя на меня и зажимая нос, отчего ее голос звучал гнусаво и неубедительно. — Прошли сотни тысяч лет, эти зеленые монстры, как их обозвал Сергей, — эволюционировавшие люди. Никто никого не уничтожал. Через год, как мы отбыли на «Стартиусе», произошла глобальная катастрофа, я так и не поняла, какая. Со временем изменились очертания материков, отчего мы и не узнали в этой планете привычную нам Землю. А человечество разделилось на две ветви, как когда-то мы с обезьянами. Одна ветвь людей, грубо говоря, продолжала подстраивать окружающее под себя и только под себя, а другая — подстраивалась под окружающую среду. Первая ветвь самоуничтожилась, исчезла, нет ее больше, а вторая — вот эти зеленые монстры, которые извлекли урок из катастрофы и остались на планете. Они в гармонии с природой, со всем окружающим, им ничего не нужно, никакие другие планеты, только мысли, только воображение! Им все равно, что будет с их телами, они никому не могут причинить зла. Даже если им отсечь руку или ногу — реакции не последуют, хотя телепатические возможности у них — как нам раздавить муравья. А первая ветвь захватывала новые планеты, хотела заселить все, что видела глазами, как можно больше всего, а в результате исчезла, полностью. Проект «Стартиус» тоже канул в Лету, не до того было людям, тем людям.

Я не знал, что думать и верить ли, не знал, что говорить и делать. Странно, что я до сих пор так все хорошо помню. Стоял и смотрел — типичный буриданов осел. А, ну да, вы же не знаете, что это значит. То ли бежать, то ли остаться; или направо, через заросли джунглей, где меня еще ждал Сергей, или налево, в невидимый город «зеленых», вместе с Юлей. Она умная, нужно было ее послушаться. Футуролог — это вам не фунт изюма! А я, дурак, вместо того спросил, зачем она участвовала в проекте, почему согласилась. Хех, нашел подходящее время.

— У каждого в детстве есть мечты, — неожиданно по-доброму, по-матерински, ласково и нежно, чуть смущенно произнесла она. — У меня оставалась только одна не исполнившаяся мечта: побывать на другой планете земного класса. К тому же я идеально подходила для проекта.

Ага, мы все идеально подходили для этого проекта.

По ее подбородку текла кровь, и я наконец-то сообразил полезть в карман за платком, всегда носил его в правом кармане. А рука наткнулась на эти проклятые «2 копейки». Мне разрешили взять монету с собой, она превосходно сохранилась в полете, лучше новенькой. Право и лево, орел и решка, чет и нечет, да и нет, правда и ложь, ноль и один, огонь и вода, белое и черное...

Решка — я остаюсь, орел — возвращаюсь на «Стартиус».

Подкинул. Да, я помнил, что в прошлый раз выпал орел и, наверно, хотел, чтобы сейчас выпала решка. Ведь у монеты две стороны, и по теории вероятностей, скорее всего, должна была выпасть решка.

Видимо, я плохо изучал в школе математику: снова выпал орел...

Что было дальше? Я успел добежать до модуля, и мы с Сергеем взлетели. Затем я все рассказал команде, ничего не тая. Я не думал, что меня поймут неправильно...

«Зеленых монстров» уничтожили, всех до единого. Ну, так говорят, хотя я сомневаюсь. Но «зеленые» и вправду исчезли.

Разумеется, мне не поверили, что они произошли от людей. А ведь я все точно рассказал. Рыженкову так и не нашли, она тоже исчезла, а меня упекли в психушку. Вот уже тридцать пять лет я один на один с этой проклятой монетой, ненавижу ее. Ну почему, почему тогда не выпала решка? Я же не хотел возвращаться на звездолет. Никто бы не знал, что «зеленые» не смогут причинить вреда, что не будут сопротивляться, и ничего бы не было, ничего!

Или тогда еще, когда дядя предложил кинуть монету. Почему выпал орел?

Я все подсчитал, все. У меня тысячи страниц в записях. Вы не поверите, но монета падает на обе стороны в абсолютно равной пропорции. То есть пятьдесят процентов на орла и пятьдесят процентов на решку. Каждый день я подкидывал монету по триста раз и записывал результаты. Более трех с половиной миллионов раз! Ровно пятьдесят на пятьдесят, ни сотой процента больше в любую сторону. Был случай, когда четырнадцать раз подряд выпадал только орел, но на 178-м подбрасывании орел и решка уравнялись, я все помню.

Я собственной рукой подбрасываю эту монету, вы можете объяснить, почему она точно поровну падает на обе стороны? У нее ведь нет разума, механизма, правил, законов. Почему не сорок на шестьдесят или одна треть на две трети? Ровно пятьдесят на пятьдесят, почему?

Да, я понимаю, что у монеты только две стороны, но почему ровно... И почему тогда снова выпал орел, а? Это ведь был второй раз, ну почему?.. Ах, ладно.

Вы тоже считаете меня сумасшедшим, да? Не верите, конечно. Да что с вас взять? Сколько вам, меньше тридцати? Конечно меньше, значит, вы уже здесь родились, байками вас в школе перекормили.

Никогда не любил журналистов. Зачем вам нужна правда, ну зачем, объясните? Вы же все равно переврете, насочиняете лишнего. Не позволят вам правду рассказать остальным, не допустят. А в чем правда? В том, что люди все равно погибнут. Не завтра, не через год, пусть даже не через столетие, но они погибнут, сами себя уничтожат, как произошло тогда. Это всего лишь отсрочка. Подумайте, вам дали второй шанс! Он у вас есть, но как вы им воспользуетесь?

Ну не молчите, скажите же что-нибудь!

Да нет у вас никакого шанса, слышите, нет! Вы захватили планету, захватили то, что видели собственными глазами. Вы идете по первой ветке, по пути гибели...

Ладно, мне все равно. Только ведь остальные звездолеты, которые должны были стартовать после нашего, обратно не вернулись. Где они? Не вяжется это с вашей историей, а? Потому что не было их, потому что была какая-то катастрофа на Земле. Но мне все равно.

Кэт сказала, что вы сделаете то, о чем я вас попрошу. Расплавьте монету у меня на глазах, сделайте это. Ну не сегодня, придите завтра, только чтоб я видел, как она плавится в шарик! Да, сделайте из нее круглый шарик, без всяких сторон, без орла и решки, только маленький круглый шарик...

— Только маленький круглый шарик, — дрожащим голосом повторил Михаил.

Его слушатель привстал, приподнял голову, закрыв глаза, потом резко выпрямился и подошел к столу. Тусклый свет слабо ударил по загорелой коже. Журналист, как он представился Кэт, показав той официальное разрешение на беседу с больным, ничего не записывал и не произнес еще ни слова. За все время его лицо ни разу не изменилось, не исказилось гримасой, не подернулось недоверием, не осклабилось усмешкой: с какой маской он вошел в комнату, с такой же и сейчас пронизывал глазами рассказчика. Роботов и то программировали на эмоции.

Наконец он взял монетку, с глухим щелчком подбросил ее, поймал той же рукой, зажал кончиками пальцев, указательным и безымянным, и... монетка начала медленно плавиться прямо на глазах у изумленного Сёмина.

«Да, Михаил, вы правы. Нас не уничтожили, и мы не исчезли сами. Просто вам не дано нас увидеть, вот и все. Как муравьям не дано увидеть подошедшего к муравейнику человека. Они видят что-то, но не понимают и не поймут, что. Видят тень, например. Муравьи вообще умные насекомые, умеют считать до шестидесяти пяти. Куры, к примеру, только до четырех. Люди придумали бесконечность, а толку... Люди тоже что-то видят, но не понимают и никогда не поймут.

Юлия была права... Но мы не против вашего соседства, мы подстроились под вас.

На счет вас Юлия тоже была права. Тогда вы не были готовы, а теперь... Теперь вы готовы, и мы заберем вас отсюда, если хотите».

— К... к чему я готов?

Посетитель больницы, стоя лицом к лицу с ее бессменным пациентом, устало улыбнулся и уже вслух произнес:

— Увидите, Михаил, вы все увидите.