^{Рейтинг с комментариями. Часть 49}

715 г. - Халиф Сулайман. История Халифата. 715-720 гг.

НА ПЕРЕЛОМЕ
ПЕРВЫЕ ШАГИ СУЛАЙМАНА
Законный преемник ал-Валида, его брат Сулайман, утвержденный в этом качестве их отцом, в день смерти халифа отсутствовал в Дамаске. Согласно одному сообщению, он находился в ал-Балка в Заиорданье и принял присягу от делегаций в Иерусалиме, сидя во дворе около Куббат ас-Сахры. Это было бы вполне естественно для человека, 10 лет правившего Палестиной, тем более что в этот момент ему было гораздо ближе до Иерусалима, чем до Дамаска.
Абу Аййубу Сулайману в этот момент было около 36 лет. Это был высокий красивый человек, светлокожий, на его величественном лице (ваджх азим) выделялись сросшиеся на переносице брови, длинные волосы спадали с плеч. Его отличали обжорство и страсть к нарядам. Он ввел в моду для мужчин одежды из тонких пестрых тканей и ношение сирваля (шаровар), прежде чуждых арабам. Средневековые авторы характеризуют его как благочестивого, щедрого человека, воздерживавшегося от пролития крови. Последнее подразумевает не миролюбие вообще, а только то, что Сулайман не прибегал к массовым казням подданных, хотя воинственность была ему не чужда и кровь его не пугала. Некоторые авторы называют его самым щедрым из Умаййадов, и, по свидетельству ал-Мадаини, иракцы называли его «ключом благ».
Реальность, как мы увидим из дальнейшего, была не столь благостной. Сулайман был, видимо, вздорен и строптив. Недаром как-то его отец, рассерженный спором с ним, бросил в сердцах: «Ты мне не сын». Став халифом, он мог ни на кого не оглядываться.
Это проявилось уже в конфликте с Мусой б. Нусайром. Он, как было сказано в предыдущей главе, вез ал-Валиду огромную добычу из Магриба. Ал-Валид был уже болен, предчувствовал кончину и торопил Мусу, чтобы успеть насладиться зрелищем привезенных сокровищ. Сулайман же, напротив, писал Мусе, чтобы тот не спешил. Муса счел для себя недостойным обманывать халифа и прибыл в Дамаск за два дня до кончины ал-Валида. Он, видимо, уже был не в состоянии принять эти сокровища и они все равно достались Сулайману. Но он не простил Мусе неповиновения и в наказание наложил на него штраф в 100 000 динаров. Муса вспылил: «Я служил вам, имея лишь лошадь, овчину и меч. Дайте мне это, а остальное - ваше». Сулайман арестовал его. По некоторым сообщениям, Муса подвергался пыткам, но в конце 97 г. х. Сулайман взял его с собой в хаджж.
Наместником Магриба был назначен Мухаммад б. Йазид, мавла курайшитов. Прибыв в Кайраван, он арестовал Абдаллаха б. Мусу, оставленного отцом вместо себя, и его близких и потребовал выплатить 500 000 динаров. После пыток и выплаты этой огромной суммы Абдаллах был казнен. Менее ясны обстоятельства гибели Абдал'азиза. По одной версии, убить его предписал Сулайман, назначив Мухаммада б. Йазида; по другой - Абдал'азиз, узнав о судьбе своего брата, перестал поминать в молитве имя халифа, но в качестве причины недовольства арабской верхушки приводится несколько анекдотичный повод, что он надевал на себя корону. Он был убит в мечети Севильи группой знатных арабов во главе с Хабибом Абу Убайдой.
О длительности независимого правления Абдал'азиза после прибытия Мухаммада б. Йазида может свидетельствовать сообщение анонимного «Ахбар» о его гибели в конце 98 г. х. (июль 717 г.). Но этому противоречит сообщение о том, что его голову доставили Сулайману в присутствии Мусы, который умер в том же, 98 г. х. Можно, конечно, предположить, что именно это зрелище привело к скорой смерти семидесятилетнего Мусы.
Поблагодарив приближенных и вождей сирийских племен, Сулайман принялся очищать государство от ставленников ал-Валида. Прежде всего ему надо было прибрать к рукам вотчину ал-Хаджжаджа, Ирак. Наместника Мекки, Халида б. Абдаллаха ал-Касри, и наместника Египта, Абдалмалика б. Рифа'а, он оставил на месте, а преемника ал-Хаджжаджа, Йазида б. Абу Муслима, сместил и назначил Йазида б. ал-Мухаллаба, человека, который в силу собственной ненависти к ал-Хаджжаджу стал бы самым ревностным образом выполнять приказ Сулаймана преследовать, пытать и уничтожать весь род ал-Хаджжаджа. С ним приехали и его братья, тоже пострадавшие от ал-Хаджжаджа. Выколачивать деньги из хаджжаджевцев взялся Абдалмалик б. ал-Мухаллаб.
Йазид освободил всех заключенных, чем обеспечил добрую славу Сулайману у иракцев, а для обеспечения симпатий к себе стал держать открытый стол на 1000 человек.
Сместив наиболее ненавистных наместников, Сулайман не стал медлить с назначением наследника: в радостный праздничный день разговения провел присягу своему сыну Аййубу (9 июня 715 г.)
Смена высшей власти не изменила ритма военных операций. В Малой Азии походы против византийцев осуществляли Маслама б. Абдалмалик и сыновья ал-Валида, ал-Аббас и Бишр, а в Мерве готовился к очередному походу за Амударью Кутайба б. Муслим, положение которого в новой ситуации было непростым. Сместив преемника ал-Хаджжаджа в Ираке и послав туда с наказом преследовать родню и ставленников ал-Хаджжаджа, Сулайман не тронул его явного сторонника и протеже, Кутайбу. Скорее всего, подступиться к прославленному завоевателю Мавераннахра, располагавшему большим войском, можно было, только укрепив свои позиции в Ираке.
Рассчитывать на милость Сулаймана и Йазида б. ал-Мухаллаба Кутайбе не приходилось: несколько лет назад он поддержал предложение ал-Хаджжаджа отстранить Сулаймана от наследования и провести присягу сыну ал-Валида, а Йазид не забыл, как Кутайба изгонял его братьев из Хорасана.

МЯТЕЖ И ГИБЕЛЬ КУТАЙБЫ б. МУСЛИМА
Известие о смерти ал-Валида должно было прийти в Мерв около середины марта, в пору выступления войска в поход. Кутайба не стал задерживаться и ждать решения своей судьбы, а выступил в поход, захватив с собой на всякий случай всю свою семью, вплоть до старой матери.
Целью похода 715 г. было завершение завоевания Ферганы, но при сравнительно большом объеме информации об этом походе в ней отсутствуют сведения как о военных действиях в Фергане, так и об обстоятельствах, толкнувших Кутайбу принять губительное для него решение, нет и дат, которые помогли бы понять его действия.
Имеющиеся сведения можно свести к двум версиям. Одна из них, более краткая, говорит только о том, что Кутайба, как обычно, вышел с войском из Мерва, в Мавераннахре к нему присоединились хорезмийцы, бухарцы и согдийцы, поставил охрану у переправы через Амударью, чтобы пресечь неконтролируемую связь с Мервом, и ушел в Фергану. Ни о какой связи его действий с происходившим в центре Халифата не сообщается.
Вторая версия сообщает о переписке Кутайбы с Сулайманом, предшествовавшей его мятежу: узнав о приходе Сулаймана к власти, он отправил письмо с поздравлением по этому поводу и заверил в своей преданности. Получив это послание, Сулайман с тем же гонцом отправил Кутайбе грамоту об утверждении его наместником Хорасана и послал с ним своего представителя. Доехав до Хулвана, посланцы узнали о мятеже Кутайбы, и посланец халифа вернулся в Дамаск. Никаких дат не указывается, и поэтому трудно проверить степень достоверности этого рассказа по расчету времени.
Более подробно о переписке Кутайбы и Сулаймана с приведением текстов писем рассказывает ал-Куфи: Кутайба отправляет письмо с поздравлением и получает ответ халифа с заверением, что в любом случае предоставит ему какое-нибудь наместничество. Кутайба посылает осведомителя в Нишапур, чтобы заранее знать о прибытии преемника, узнает о смене наместника Ирака и составляет подложное письмо от имени халифа с приказом идти на завоевание Ферганы и Китая. Узнав об этом, новый наместник Ирака сообщает хорасанцам, что халиф разрешает им разойтись по домам и назначает прибавку к жалованью в размере 100 дирхемов. Кутайба снова пишет Сулайману и получает грамоту на управление Хорасаном; гонец с этой грамотой доезжает до Хулвана и узнает о мятеже Кутайбы.
Такое изложение событий вызывает недоверие прежде всего потому, что такой обмен посланиями занял бы по меньшей мере месяцев пять, а кроме того, у ал-Куфи явно соединены два разных рассказа, причем последний совпадает со второй версией ат-Табари.
Понятно одно - Кутайба не ждал ничего хорошего для себя при новой власти и заранее обеспокоился о прикрытии для ухода в Фергану, где долго был бы недосягаем для халифа. Письмо с поздравлением могло быть прикрытием, как и надежная охрана переправы. Что послужило последним аргументом для принятия решения о мятеже - так и останется загадкой.
Выступив в поход в конце апреля, Кутайба мог быть в Фергане в начале июня. Закрепившись в Фергане, он послал послов в Кашгар, как уверяют арабские источники, а вероятнее всего - в Суяб, где стоял передовой китайский гарнизон. Рассказ об этом посольстве совершенно легендарен, и пересказывать выдумки о том, как арабы поразили местного правителя настолько, что он сразу принял мусульманское подданство, нет смысла. Кутайбе в этот момент было нужно не мифическое завоевание Кашгара или Китая, а реальное обеспечение безопасности со стороны Кашгара и Восточного каганата. Нападения Йазида он мог не опасаться - основные силы хорасанской армии были у него, а быстро сколотить подобное войско было невозможно.
Обезопасив себя с двух сторон, Кутайба решился, наконец, объявить своему войску о намерении отложиться от Халифата, собрав верхушку племенной знати, и предложил выступить против Сулаймана.
Интересно, что начало речи, в которой должно было обосновываться намерение выступить против халифа, не сохранилось, приводится только та часть, где он расписывает, как много сделал для хорасанцев. Речь была встречена молчанием. И хотя возражений тоже не было, Кутайба так разозлился, что начал поносить представителей всех племенных группировок. Его так занесло, что не мог остановиться и пощадить хотя бы кого-нибудь. Он был настолько убежден в своем величии и непререкаемости полководческого авторитета, что не мог простить даже молчаливого несогласия.
Вернувшись в свою палатку, он вынужден был выслушать упреки родственников за то, что никого не пощадил в своей обличительной речи. Кутайба сознался, что от злости наговорил неизвестно что, и тут же снова разошелся, находя еще более едкие характеристики: бакриты подобны рабыне, которая не противится, когда ее щупают, тамимиты - то место, по которому дикий осел бьет хвостом, а аздиты - вообще не арабы.
Немедленной вспышки недовольства в войске не последовало, так как не было общепризнанного предводителя. Начались тайные переговоры и поиски такого предводителя. Выбор пал на Ваки' б. Абу Суда, человека обозленного на Кутайбу, который отстранил его от командования тамимитами. Кутайба знал о брожении в войске, но вместо того чтобы искать примирения и союзников, стал искать главного подстрекателя и решил, что это Хаййан ан-Набати, командир отряда мавлей. Он хотел подослать убийцу, но слуги, симпатизировавшие своему брату, неарабу, сообщили Хаййану, тот смог избежать гибели и стал ярым врагом Кутайбы. Более того, за обещание Ваки' отдать ему свою дань с Мавераннахра он убедил мавераннахрцев, бухарцев, согдийцев и хорезмийцев не вмешиваться в распри между арабами и тем лишил Кутайбу достаточно сильных союзников.
Глава тамимитов, Дирар б. Хусайн, сменивший Ваки' и лучше знавший, что делается в племени, сообщил, что глава заговора - Ваки'. Кутайба решил, что Дирар сводит счеты с соперником, не поверил ему и не принял никаких мер. Когда, наконец, Кутайба решил арестовать Ваки', то не нашлось людей, способных это сделать, и Ваки' поднял своих сторонников. Войско в большинстве осталось нейтральным, и ситуацию можно было повернуть в другую сторону. Кутайба приказал подать боевого коня, чтобы предстать перед колеблющимися в привычном образе победоносного полководца, но конь стал так брыкаться, что Кутайба не смог на него сесть. Явиться войску пешим он не мог, поэтому отказался от дальнейших попыток активно действовать, приказал принести кресло и сел перед палаткой, что нередко делали командующие в разгар боя, показывая, что все идет как надо.
Кутайба послал к войску своего брата Салиха, но его тяжело ранили по дороге; Абдаррахмана, посланного вслед за ним, обстреляли и убили базарные торговцы. Описание происходящего далее очень неопределенно. Видимо, Кутайбу и несколько десятков его родственников и верных сторонников долго обстреливали издали и лишь потом набросились и перебили израненных защитников Кутайбы. Во всяком случае, поединки не упоминаются, как нет и имен нападавших, погибших от рук оборонявшихся. Обессилевший от ран Кутайба укрылся в палатке. Нападавшие обрезали веревки, палатка придавила его или, как говорили, его убило упавшим колом. Два аздита разрезали полотно палатки и отрубили голову завоевателю Мавераннахра. Вместе с ним погибли пять братьев и четыре сына, не говоря о более дальних родственниках. Голову Кутайбы забрал Ваки' и отослал Сулайману. Тела сыновей обезглавили и распяли.
Все получили свое: Ваки' стал наместником Хорасана, Хаййан ан-Набати получил обещанное вознаграждение, а Кутайба навсегда слился с землей Ферганы.

НАМЕСТНИЧЕСТВО ЙАЗИДА б. АЛ-МУХАЛЛАБА В ХОРАСАНЕ
Ваки' недолго наслаждался властью. С одной стороны, его грубость и непристойное поведение (он мог на приеме потребовать тазик и при всех помочиться) скоро вызвали недовольство хорасанской верхушки, и Сулайману пришлось задуматься о кандидате на его место. С другой стороны, заполучить Хорасан в свои руки хотел Йазид б. ал-Мухаллаб, чтобы, как ал-Хаджжадж, стать правителем всей восточной половины Халифата, а заодно удовлетворить свое самолюбие, оскорбленное смещением в 705 г., и отомстить своим обидчикам, если они еще дожили до этого времени.
Для осуществления этой цели он прибег к помощи Абдаллаха б. ал-Ахтама, уже сбросившего свою уничижительную личину и прославившегося красноречивыми поношениями ал-Хаджжаджа и Кутайбы. Получив от Йазида 20 000 дирхемов, он, как знаток хорасанцев, навел халифа на мысль, что лучшей кандидатуры, чем Йазид, быть не может.
Получив в верховное управление Хорасан, Йазид передал эту область своему сыну Мухалладу. Вероятно, тогда же управлять Сиджистаном, прежде входившим в наместничество Кутайбы, был поставлен брат Йазида, Мудрик.
Когда в Мерв прибыл гонец с извещением о прибытии нового амира и предложил выйти его встречать, Ваки' отказался участвовать во встрече, а когда упорство его было сломлено, то встретил Мухаллада верхом, а не спешившись, выказав этим свое пренебрежение. Это, конечно, было не проявлением личной спеси, а демонстрацией отношения северных арабов, кайситов, к которым он принадлежал, к аздитам вообще. Ваки' и его чиновники были арестованы и подвергнуты пыткам, чтобы получить полный финансовый расчет.
Правление Ваки' продолжалось 9 или 10 месяцев. Кутайба был убит в 96 г. х., который кончился 4 сентября 715 г. Учитывая время, потребовавшееся ему для достижения Ферганы, и длительность всех перипетий бунта войска, июль кажется наиболее вероятным временем его гибели. В таком случае Мухаллад должен был прибыть в Мерв в апреле 716 г.
Йазид тем временем укреплял иракскую администрацию, чтобы самому приехать в Мерв и посчитаться со своими врагами. В Васите, продолжавшем оставаться столицей наместничества, он оставил энергичного ал-Джарраха б. Абдаллаха ал-Хаками, в Басре был оставлен Абдаллах б. Хилал ал-Килаби, а присмотр за имуществом рода ал-Мухаллаба в этом городе был поручен брату Йазида, Марвану.
Смерть ал-Хаджжаджа и ал-Валида сломала судьбу не только Кутайбы б. Муслима, но и соплеменника ал-Хаджжаджа, завоевателя Синда, Мухаммада б. ал-Касима ас-Сакафи. Новый наместник из южноарабского племени сакасик арестовал его. Кроме племенного антагонизма ненависть к Мухаммаду б. ал-Касиму подогревалась недостачей в казне 60 млн. дирхемов. Он был приговорен к мучительной смерти: его облили нефтью и завернули в сырую шкуру, которая, высыхая, сжимала его и задушила.
Весной, в конце апреля или начале мая, Йазид со значительным войском, состоявшим из сирийцев, джазирцев и иракцев и подкрепленным контингентом из Рейа, направился в Хорасан. Свое трехмесячное пребывание в Мерве он использовал для укрепления власти мухаллабидов в Хорасане и Мавераннахре. Наместником Согда и Бухары он назначил своего сына Му'авию, а Тохаристан (вероятно, с включением Чаганийана) поручил своему племяннику Хатиму б. Кабисе.
Летом 716 г., не позднее августа, Йазид повел свое войско, пополненное хорасанцами (всего около 30 000 человек), на Дихистан.
Дихистан (Дахистан) - район в крайнем юго-западном углу современного Туркменистана, в низовьях Атрека. В описываемое время Дихистан орошался веером каналов из Атрека, доходивших почти до самого Каспийского моря. Столица этого владения в арабских источниках, исторических и географических, также называется Дихистаном; археологические остатки его в виде городища Мешеди (Мешхед-и) Мисриян («Место мученической смерти египтян»), названо по находящемуся там мавзолею. К раннему средневековью относится прямоугольный шахристан площадью около 95 га, т.е. в два с лишним раза больше Бухары того времени, если только этот прямоугольник стен не появился несколько позже.
На юге Дихистанская низменность постепенно переходила в хорошо орошенную область Гургана, или по-арабски Джурджана, у самого юго-восточного угла Каспийского моря. При Сасанидах Джурджан был прикрыт от нападения кочевников с севера длинной оборонительной стеной, которая, если верить арабским авторам, к описываемому времени утратила значение. На западе естественным продолжением Джурджана был Табаристан.
Две последние области номинально подчинялись Халифату с 30/ 650 г., но эта зависимость выражалась в нерегулярной уплате дани, ради которой в Табаристан приходилось посылать войска для напоминания об условиях договора; при этом Джурджан, кажется, оставался в стороне.
Что же толкнуло Йазида б. ал-Мухаллаба совершить поход для завоевания этого забытого уголка Прикаспия? Вряд ли приходится видеть причину в том, что он, соперничая со славой завоевательных походов Кутайбы, взялся завоевывать то, что не смог завоевать Кутайба. Убедительнее выглядит рассказ ал-Мада'ини о том, что к Йазиду явился правитель Джурджана Фируз, страдавший от набегов дихистанских тюрков во главе с Сулом (Чуром), которому помогал брат Фируза Марзбан (?), и попросил Йазида о помощи . Йазид воспользовался этим поводом, чтобы надежнее привязать Джурджан к Халифату, а затем превратить в данников тюрков Дихистана. В августе 716 г. Йазид повел свою тридцатитысячную армию вдоль предгорий Копетдага к Каспийскому морю. После нескольких столкновений тюрки во главе с Сулом укрылись за стенами какого-то города; в одних случаях он называется просто «город», в других фигурирует под названием ал-Бухайра («озеро»), причем указывается, что это - остров в 5 фарсахах (30 км) от берега. Здесь явно какая-то путаница: странно и название крепости на острове в море, странно и то, что в рассказах о сдаче ал-Бухайры не упоминаются никакие действия арабов по преодолению водной преграды; видимо, голод, отсутствие воды и употребление ее из луж привели к массовому заболеванию дизентерией. Сул пошел на переговоры, Йазид поначалу требовал сдаться на его милость, что было неприемлемо для Сула. Наконец, он получил право беспрепятственно выйти из города со своим имуществом и тремястами родственниками и приближенными. Йазиду достался город со всеми богатствами, его защитниками и жителями. Йазид якобы казнил 14 000 пленных (что представляется явным преувеличением во славу аздитского героя), но многих помиловал. По другой версии, Сул обязался платить по 500 000 дирхемов ежегодно и дал 1000 рабов. Цифра эта явно несопоставима с экономическими возможностями Дихистана, если вспомнить, что более богатый Самарканд платил ежегодно только 200 000.
По-видимому, тогда же Йазид получил от правителя Джурджана подтверждение готовности платить в соответствии с договором 30 г. х. 200 000 дирхемов в год. О военных действиях в Джурджане, естественно, не упоминается. После этого Йазид ушел зимовать в Мерв.
Весной 717 г. Йазид той же дорогой направился в Табаристан. Оставив в Дихистане и соседнем ал-Байхане четырехтысячный отряд, он через Джурджан прошел к Табаристану, оставил на границе с ним еще один четырехтысячный отряд и вступил на территорию Табаристана. Испехбед, желая избавить страну от грабежей, сразу же предложил Йазиду заключить мирный договор и вывести войска. Йазид отказался и выслал вперед две группы под командованием своего сына Халида и брата Абу Уйайны или племянника Хидаша б. Мугиры. После первых успехов арабы были завлечены в горы, горцы Дейлема атаковали их сверху и нанесли большой урон. Остатки разгромленных отрядов отступили в главный лагерь. Чтобы окончательно добить Йазида, испехбед, сообщая марзбану Джурджана о своих успехах, предложил напасть на арабский отряд, расположенный у него в Байсане. Марзбан ночью напал на арабов и перебил всех поголовно; среди убитых было полсотни сородичей Йазида. В довершение всего испехбед перекрыл и другие пути отступления.
Положение спас какой-то мавла Хаййан (возможно, уже упоминавшийся Хаййан ан-Набати, но в этом случае он называется дейлемитом). Он явился к испехбеду якобы по своей инициативе и посоветовал вступить в переговоры, так как Йазид ожидает помощи и противостоять ему будет нельзя. Подобные сюжеты в описании событий первого века завоеваний не единичны, и принимать этот рассказ как совершенную правду нельзя. Но, как бы то ни было, испехбед пошел на переговоры с Йазидом, находившемся в трудном положении, и принял довольно тяжелые условия: ежегодную выплату нескольких тысяч дирхемов и 400 вьюков шафрана.
Когда марзбан узнал о договоре и возвращении Йазида, то укрылся со своими людьми в какой-то горной крепости среди лесов. Йазид осадил ее, но условия местности не позволяли штурмовать крепость, а взять измором заранее подготовленную к обороне крепость было непросто. Осада затянулась будто бы на полгода. Случайно удалось найти подход через лес у задней стороны крепости, и однажды ночью, когда основные силы демонстрировали попытку штурмовать крепость со стороны ворот, небольшой отряд (400 человек ?) незаметно подобрался к крепости сзади и напал на нее. Неожиданное нападение сломило осажденных, они были перебиты в бою или попали в плен. Судьба последних, кажется, оказалась незавидной - всех их, то ли 12, то ли 14 тысяч, обезглавили вместе с марзбаном. С огромной добычей и деньгами, полученными по договорам, Йазид отправился к халифу. Конечно, размер добычи (хумс = 6 или 20 млн. дирхемов), как и число казненных, невероятно преувеличены.

ВТОРАЯ ОСАДА КОНСТАНТИНОПОЛЯ
На период правления сибарита Сулаймана приходится одна из самых смелых операций против Византии, хотя роль самого халифа в ее замысле и организации остается неясной.
Приход к власти Сулаймана совпал с периодом ожесточенной междоусобной борьбы в Византии. Провинциальная, фемная знать, располагавшая собственными вооруженными силами, боролась со столичной знатью, да еще и среди горожан не было единства. Дело дошло до того, что провинциальные войска, возглавленные знатью фемы Опсикион, осадили столицу, которая после полугодовой осады в конце августа 715 г. была взята штурмом и изрядно пострадала. Затем началось соперничество между фемами, и в этой борьбе наибольший авторитет приобрел Лев Исаврийский, возглавлявший фемы Анатолик и Арменик.
Такой раскол предоставлял Халифату очень удобную возможность нанести решительный удар Византии. Лето 715 г. не принесло арабам особых успехов в Малой Азии. Не заметно их и в весенней кампании 716 г.: две пограничные крепости захватил Маслама, да сын Сулаймана Дауд в который уже раз овладел крепостью ал-Мара в районе Малатийи. Активизация военных действий явно началась после заключения союза между Халифатом и Львом. Возможно, инициатором переговоров стал именно Лев, рассчитывавший с помощью арабов легче расправиться с соперниками и завладеть Константинополем, а арабы рассчитывали получить в лице нового императора послушного вассала или данника.
13 января 716 г. Лев объявил себя императором. Как соотносится это решение с соглашением о совместных действиях по времени - остается неяным, так же как неясно, когда началась подготовка к большой морской экспедиции.
Ат-Табари под 98/716-17 г. очень неопределенно упоминает переговоры Умара б. Хубайры со Львом, прибывшим из Арминии (Арменика), но без каких-либо сведений о существе переговоров. Умар б. Хубайра вряд ли упомянут случайно, так как ему принадлежала важная роль в будущей войне: сообщается, что в 97 г. он командовал военными действиями на море и оставался у берегов Византии на зиму. Зима в этом году (97 г.) приходилась на конец 715 - начало 716 г. Серьезная подготовка к походу на Константинополь началась весной 716 г., о чем свидетельствуют слова ат-Табари, что в 97 г. шла подготовка Сулайманом войск для похода на Константинополь.
Сам Сулайман в это время готовился к паломничеству. Для каждого халифа паломничество было важным поводом для подкрепления своего авторитета ореолом покровителя и благодетеля двух священных городов. И Сулайман начал подготовку к паломничеству загодя: наместнику Мекки, Халиду б. Абдаллаху ал-Касри, повелели провести в город воду из горного источника, а наместнику Медины, Абу Бакру б. Мухаммаду, сменившему предшественника, провинившегося пьянством и оскорблением курайшитки (за что получил две порции плетей), было приказано построить дворец в Джурфе. Но все прошло не так уж и гладко. Халид б. Абдаллах, человек весьма решительный (ведь именно он осмелился внести изменения в обряд обхода Ка'бы и стал вместо беспорядочной толкотни, где можно было поприжиматься к паломницам, выстраивать рядами отдельно женщин и мужчин), быстро справился с заданием и чистую родниковую воду подвел по свинцовой трубе к Ка'бе, однако, когда в пятничной проповеди стал восхвалять благодеяние халифа, утратил меру и предложил восславить Сулеймана за то, что дал мекканцам чистую воду вместо той, что пить противно, имея в виду солоноватую воду Замзама, которую пили и паломники, и сами мекканцы. Такое святотатственное высказывание о воде священного колодца вызвало возмущение курайшитов и недовольство Сулаймана, который вскоре (вероятно, весной 716 г.) сместил его, но не за это высказывание, а за оскорбление, нанесенное курайшитке, и назначил на его место Талху б. Дауда ал-Хадрами, приказав доставить ему Халида, закованным в кандалы. Впрочем, и Талха чем-то не угодил халифу и после паломничества тоже был смещен.
Сам хаджж прошел без заметных происшествий, но на обратном пути произошло несколько эксцессов, раскрывающих вздорный и жестокий характер Сулаймана. На обратном пути в Медине во время маджлиса (вечерней беседы) Сулаймана с поэтами к ним подвели партию пленных византийцев из 400 человек. Сулайман ни с того ни с сего вдруг предложил случившемуся при этом Абдаллаху, внуку Хасана б. Али, отрубить одному из них голову. Никто из присутствовавших своего меча ему не дал. Абдаллах взял его у охранника и этим плохоньким мечом не только с одного удара отрубил голову, но и перерубил железный ошейник. Такой мощный удар восхитил Сулаймана, и он стал предлагать другим рубить головы пленным. Приняли участие и поэты, например ал-Фараздак, тут же сочинялись и стихи по случаю. Бессмысленная кровавая расправа над беззащитными пленными превратилась под руководством Сулаймана в забавную спортивную игру. Казни пленных из особенно упорно оборонявшихся гарнизонов не были редкостью, но подобные убийства для потехи и в те жестокие времена были событиями из ряда вон выходящими.
В Иерусалиме Сулайман распорядился сжечь прокаженных, которые своими колокольчиками, предупреждающими прохожих, не давали ему заснуть. Умар б. Абдал'азиз уговорил халифа отменить этот приказ и заменить его высылкой несчастных в отдаленное селение. От вспышек ярости Сулаймана пострадали даже близкие родственники. После одной из них его родной брат Марван настолько расстроился, что заболел и умер.
Когда Сулайман возвратился из хаджа (конец августа - начало сентября 716 г.), военные действия против Византии были в разгаре. Огромное войско Масламы (будто бы около 90 000 человек), сопровождаемое 6000 верблюдов и 6000 мулов, при поддержке с моря 500 судами из Сирии и Египта беспрепятственно пересекло Малую Азию по территории, контролируемой Львом, и напало на фемы западного побережья, поддерживавшие правящего императора. Флот поддерживал с моря осаду Сард и Пергама. В Амурии (Амориуме) Маслама встретился со Львом и обговорил дальнейшие совместные действия.
С помощью большого флота Ибн Хубайры, оперировавшего в Эгейском море, Маслама переправил свое войско через Дарданеллы в районе Абидоса и обложил Константинополь с суши. Арабский флот вошел в Мраморное море и блокировал город с моря. Одновременно Маслама разослал отряды по Фракии, занимавшиеся грабежами и созданием запасов зерна и фуража на зиму. Был даже захвачен какой-то славянский город (мадинат ас-сакалиба).
В это время Лев начал переговоры с константинопольцами о признании его императором и допущении его в город. Согласно арабской версии рассказа об этом, жители Константинополя сказали, что поверят в искренность его заверений, что он не подыгрывает арабам, если побудит Масламу уничтожить запасы зерна и фуража, собранные для длительной осады. Лев будто бы убедил Масламу уничтожить запасы для успокоения константинопольцев, поскольку, вступив в город, он сдаст его. Маслама сжег припасы, константинопольцы впустили Льва, но он отказался сдать город, а арабская армия осталась на зиму без припасов.
В этом рассказе есть нечто от сказочного сюжета о благородном доверчивом герое и хитром обманщике, но, во всяком случае, арабской армии пришлось пережить под стенами Константинополя необычайно холодную снежную зиму при недостатке продовольствия и фуража, пришлось даже съесть часть лошадей.
Не совсем удачными оказались и действия флота. Сначала ему удалось заблокировать Босфор со стороны Черного моря, и было решено высадить десант в самом городе со стороны бухты Золотой Рог. Но Лев предусмотрительно закрыл вход в нее железной цепью, а византийские корабли встретили десантные суда греческим огнем и сожгли два десятка из них. Начавшиеся зимние штормы заставили арабский флот укрываться в спокойных гаванях.
Весной на помощь Масламе из Египта пришло 360 транспортных судов, корабли с подкреплением и продовольствием пришли и из Ифрикийи. Но это не помогло коренным образом переломить ход военных действий. Значительное увеличение сил, находившихся в распоряжении Масламы, не привело к кардинальному перелому в военных действиях. На это повлиял фактор, лежавший за пределами собственно военных действий. Значительную часть флота, блокировавшего Константинополь, обслуживали египетские экипажи, в большинстве мобилизованные насильственно, более того, обстановка на покинутой ими родине вызывала недовольство. Два года правления Абдалмалика б. Рифа'а в исполнении Усамы довели страну до кризисного состояния. Жестокое преследование налогоплательщиков не останавливало бегства от неисполнимых налогов, беглецы сколачивались в шайки, грабившие на дорогах и каналах, наступил спад торговли, и обрабатываемые земли стали запустевать. Все это не вызывало желания воевать ради такой власти. И однажды ночью часть египетских судов перешла на сторону византийцев. Это не только ослабило блокирующий флот, но и расстроило план нападения на город с моря, так как перебежчики раскрыли план операции. Транспортные суда с десантом, предназначенным для высадки в городе через залив Золотой Рог, были встречены кораблями, снабженными сифонами с греческим огнем. Часть судов сгорела, остальная эскадра была рассеяна византийскими военными кораблями. Осада вновь приобрела пассивный характер, сухопутной армии пришлось отбивать нападения болгар.
Сулайман со всем окружением обосновался в Дабике вблизи с границей Византии в Малой Азии, где обычно собиралось войско для вторжений в Малую Азию. Эта показная решимость халифа активизировать войну с Византией не дала существенного результата: арабская армия осталась под Константинополем на вторую трудную зимовку.
На фоне большой войны и больших политических перемен незамеченным осталось небольшое событие в поместье одного из Аббасидов в ал-Хумайме (Иордания), заинтересовавшее в тот момент очень узкий круг причастных к нему людей.

АЛИДЫ И АББАСИДЫ
В течение двух десятилетий главные претенденты на власть над общиной, потомки Али, не вступали в открытое противостояние с Умаййадами. Возглавивший их после гибели Хусайна Мухаммад б. ал-Ханафийа занял лояльную позицию по отношению к Абдалмалику и обеспечил роду Али благополучное во всех отношениях существование. Согласно шиитской исторической традиции, имамом в это время был единственный оставшийся после побоища у Кербелы сын Хусайна, Али, прозванный его почитателями Зайн ал-Абидин («Краса поклоняющихся [Аллаху]»), и вроде бы именно он, как имам, должен был бы возглавить род. Однако реальная картина взаимоотношений внутри рода была иной, чем ее рисует шиитская агиография. Мухаммад б. ал-Ханафийа, хотя и не был сыном Фатимы и не являлся, следовательно, потомком Пророка, оказался старейшим из потомков Али, и в силу существовавших традиций возглавлял род, а считался ли Али б. Хусайн в те дни имамом или цепочка наследования имамата была построена позже, остается под вопросом.
Ситуация в любом обществе никогда не соответствует идеальным теоретическим построениям. Не будем забывать, что Мухаммад б. ал-Ханафийа для участников восстания ал-Мухтара тоже был имамом, хотя сам он не претендовал на это (но не разочаровывал своих почитателей решительным отказом). Его смерть в 94/700-01 г. только способствовала его возвеличиванию. Часть его почитателей уверовала в то, что он остался на земле, живет на вершине горы ар-Радва между Меккой и Мединой, питается молоком и мясом посылаемых ему белых газелей, и два льва охраняют его. Другая же часть перенесла почитание на сына Мухаммада, Абу Хашима Абдаллаха.
Это обстоятельство, казалось бы, должно было породить соперничество между Абу Хашимом и Зайн ал-Абидином, но, как мы увидим дальше, отношения их были иными.
Следует учитывать существование нескольких различно информированных кругов общества. Первыми были сами Алиды, связанные родственными узами и хорошо знавшие цену друг другу. Здесь не могли возникать ложные представления о том, что кто-то из скончавшихся родственников взят живым на небо или удалился на вечное пребывание на гору неподалеку от Медины. Возможно, в эти годы не существовали и проблемы передачи имамата: первенство в роду определялось старшинством. Отношения между тремя ветвями (потомками Хасана, Хусайна и Мухаммада) не были идиллическими, но спор шел не о имамате, а о главенстве в роде, с которым было связано распоряжение средствами, поступавшими из казны или из иных источников.
Второй круг составляли почитатели того или иного из Алидов, знавшие их лично. В этом окружении, скорее всего, и формировались аргументы в пользу тех или иных кумиров. И наконец, существовал огромный круг почитателей, никогда не видевших никого из Алидов и тем смелее обожествлявших их в чаянии лучшей жизни и установления царства справедливости. Конечно, сами Алиды использовали эти