Весть о прибытии Победителя и о страшном разгроме шернов широко разнеслась по стране — и когда наступило время вечер­ней молитвы, обширная площадь перед храмом не смогла вме­стить множества пришедших отовсюду людей. Кроме жителей Теплых Озер и близлежащих поселений и кроме тех, которые при­шли вместе с Победителем, прибывали толпы рыбаков с морского побережья, охотников из густых зарослей на склонах Отамора, шли искатели жемчуга и янтаря, земледельцы, полудикие люди, живущие между морями, выросшие в непрестанных сражениях с морцами, и другие — из цветущих селений, не испытывающих ни в чем недостатка.

Местные торговцы разложили свой товар на ступенях храма, предлагая прибывшим рыбацкие сети и всевозможную утварь, на которую часто с удивлением поглядывали простые люди, приходя­щие издалека, не зная, какое применение можно найти той или иной вещи. Около товаров было постоянное движение. По сторо­нам площади, спрятавшись в тень от жаркого солнца, группы лю­бопытных собирались вокруг нескольких Братьев Ожидающих, которые прибыли сюда под вечер и уже, наверное, в тысячный раз рассказывали о чудесном появлении Победителя, который явился им первым, как это и было предсказано, а теперь он принесет мир и радость всему лунному народу. Другие теснились вокруг солдат первосвященника и воинов, возглавляемых Еретом, с восторгом слушая о ходе сражения, закончившегося страшным разгромом шернов. Вокруг вздымались вверх руки, прославлялась сила и ве­личие Победителя, совершались покупки, в уплату за которые от­давались выточенные куски янтаря, шкуры убитых шернов. Неко­торые шли к морю, где на ступенях огромного здания продавал свой товар торговец невестами, оценивая их в зависимости от воз­раста и красоты от двух до шести горстей янтаря. Правда, слыша­лись нарекания на слишком высокую сегодня цену, но в конце концов ее платили, потому что наплыв желающих приобрести светловолосую невольницу был довольно велик.

Отовсюду слышались разные голоса: клятвы, оклики, смех, из открытых настежь дверей трактиров неслись песни распивающих густой сок ной, перемешиваясь с гимнами братств, с набожным чувством ожидающих появления Победителя.

Когда он наконец вышел и остановился — огромный — перед храмом, на том же месте и в то же самое время, когда много ве­ков подряд первосвященник приветствовал собравшихся слова­ми: «Он придет!»

Как только его заметили, все торги сразу закончились, прекра­тились песни и шум, слышались только приветствия и восхвале­ния, которые произносились хором в тысячи голосов: благослов­лялись день и час, когда он прибыл на Луну, особенно те минуты, когда он ступил ногой на порог храма и когда мощной рукой раз­громил шернов, вечных врагов людей.

А он стоял среди неумолкающего шума — на том месте, где обычно стояли первосвященники в богатом убранье, стоял в обыч­ной одежде, с непокрытой головой, в кожаной куртке, распахну­той на груди, но такой свет и сила исходили от его облика, что не только те, кто первый раз увидел его, но и жители Теплых Озер, знающие его с утра, восторженно смотрели на него, забыв о стоя­щем около его ног Элеме.

Марек поднял руку в знак того, что хочет говорить. Прошла дол­гая минута, прежде чем стало настолько тихо, что он смог заго­ворить без опасения, что голос его утонет в шуме толпы. В от­даленных уголках площади, правда, еще пели, но вблизи храма собрались те, которые хотели слушать, они с благоговением и лю­бопытством ждали первых слов Победителя к людям.

Он посмотрел вокруг светлыми глазами и отбросил назад гус­тые волосы.

— Братья, — начал он, — я прибыл сюда с далекой звезды, Зем­ли, но называю вас братьями, потому что и вы через своих забытых предков происходите оттуда. Я не знал, зачем я сюда лечу, но за­стал здесь людей, занятых тяжелым трудом... Так получилось, что сначала мне пришлось действовать, а уже потом говорить с вами. И это хорошо. Если бы я говорил с вами в начале этого долгого дня, который теперь приближается к концу, я бы высказал вам много возражений, может быть, разбил бы много ваших надежд... Но этот день прошел у нас в общем кровавом труде. Я боролся с ва­шими врагами и убедился, насколько они страшны. Я познако­мился с вашими несчастьями и бедами, в которых вы, честно гово­ря, сами виноваты, но это не уменьшает ваших страданий. Об этом мне говорили ваши жалобы и те книги, которые вы называе­те священными... Я прочел их все, отдыхая после боя, который вам стоил много крови и жизней. Но сражение еще не закончено, вы сами это знаете. Ваши враги опасны и сильны, и нужно истребить их всех в их собственных жилищах...

Из ваших книг я узнал и о том, о чем уже слышал раньше, что вы ждете с вашей родной звезды, Земли, Победителя, который спасет всех вас. Так вот я прибыл с Земли и хочу вас спасти. Я на­учу вас всему, что умею сам. Мы изготовим такое оружие, какое вы видели у меня — и я сам с помощью выбранных военачальни­ков соберу войско, с которым мы отправимся за Великое Море, чтобы навсегда сломить злую мощь шернов...

Радостные выкрики толпы прервали его речь; Марек подождал, пока они утихли, после чего продолжил:

— Но это только первая часть задания, которое я взял на себя. Потом я хочу искоренить зло, которое завелось между вами. Я ви­жу среди вас хозяев и рабов, богатых и нищих, угнетенных и уг­нетателей... Вижу жестокие законы и суеверия, строгость для од­них и поблажки для других, которые могут купить себе безнака­занность. Женщины ваши принижены, а их мужья думают, что исполнили свой долг, если не дали им умереть с голоду. И на Зем­ле когда-то было так, но мы прошли через это, поэтому я верю, что и вы с моей помощью будете жить иначе.

Снова в ответ зазвучали возгласы, но на этот раз не такие мно­гочисленные и всеобщие, как до этого. Некоторые из сановников и богатые купцы стали роптать, испуганные новаторскими плана­ми земного пришельца. Однако громко возражать они не смели — только тихо говорили между собой, что на Луне уже давно уста­новлен порядок, никому он не вредит и нечего его менять из-за нищих, которые не заслуживают больше того, что у них есть. Го­раздо хуже судьба богатых, потому что, кроме трудов, они должны еще испытывать страх, как бы не лишиться своего имущества или власти.

Победитель этих разговоров не слышал, поэтому переждав не­много, продолжил:

— А когда все будет так, как должно быть, когда вы освободи­тесь от врагов, которые вас угнетают, и от зла, которое существует среди вас, — тогда я оставлю вас одних управлять здесь и вернусь в отчизну мою, которая видна на небесах — на светлую родную звезду мою... Может быть, даже возьму с собой несколько человек, чтобы вы сами увидели Землю, откуда произошел ваш род.

Но прежде чем это наступит, прежде чем вы останетесь тут од­ни (потому что всех я забрать с собой не смогу!), я буду вашим гос­подином и вы должны слушаться меня во всем, если хотите, чтобы я вправду оказался предсказанным Победителем, которым вы ме­ня уже сейчас называете.

Я приказал искать человека, который приветствовал меня се­годня на этих ступенях и говорил мудрые слова; я хотел вместе с ним установить для вас новые законы, но его до сих пор не нашли. Поэтому пока управление останется в руках Элема, который будет осуществлять мою волю, пока вы не научитесь управлять собой са­ми, своей разумной волей, как это делают на Земле уже много ве­ков. Воинами будет командовать Ерет, который также поможет мне в создании войска, о котором я упоминал. А чтобы все видели, что в женщинах я прежде всего ценю человека, не пренебрегаю ими, как это делаете вы, беру себе в помощницы огласительницу моей воли Ихезаль, внучку пропавшего первосвященника...

Снова раздались возгласы. Люди повторяли слова Марека, объ­ясняя их на разные лады, говорили о пропавшем первосвященни­ке, о новой власти Элема, но больше всего всех заинтересовало со­общение о намеченном походе в страну шернов. Это предприятие удивляло всех, как нечто неслыханное, о чем до сих пор никто да­же и мечтать бы не посмел...

— Своим оружием войско вооружит, — повторяли в толпе, — страшным оружием, которым сам разил шернов перед нашими глазами!

— И запас зарядов разделит между воинами! Мы добудем тогда богатства шернов и истребим их всех до единого!

— Да, да! Луна принадлежит людям. Старый Человек отдал ее нам!

— Слава Победителю! Слава! Слава! Все это продолжалось без конца.

А он величественно, как монарх, помахал толпе рукой и соби­рался уже удалиться с ласковой улыбкой на губах, когда вдруг по­чувствовал, что кто-то прикасается к его локтю...

Рядом с ним стоял небольшой человечек с большой, поросшей густыми волосами головой, и проницательно, почти сердито, смотрел на него маленькими серыми глазками.

— Если у тебя какая-то жалоба или просьба, обратись к ней, к Ихезаль! — сказал Марек.

Человечек отрицательно покачал головой.

— Я хочу поговорить с тобой, — заявил он, — и спросить тебя, зачем ты баламутишь народ?

— Что? Что?!

Марек был так удивлен этим неожиданным вопросом, что сразу не сумел найти ответа. Маленький человечек, видимо, истолковал в свою пользу замешательство великана, потому что нахму­рился и повторил сурово:

— Для чего ты баламутишь народ? Зачем все эти сказки о Зем­ле? Я не буду разговаривать с тобой в толпе, но если хочешь, пой­дем в храм — и там объяснимся...

Теперь все это показалось Мареку необыкновенно смешно. Его заинтересовал этот уверенный в себе человек.

— Да, конечно, конечно... Рад буду тебя послушать...

Говоря это, он подхватил серьезного малыша под мышку и во­шел с ним внутрь.

— А теперь, — сказал он, когда они были уже одни, — скажи мне, друг мой, как это я баламучу людей?

Маленький человек кашлянул и попытался сделать как можно более серьезное лицо.

— Я Рода, — с гордостью произнес он.

— Рад это слышать.

— Я — Рода, — повторил тот, видя, что его имя не произвело на Марека нужного впечатления.

— Слышу! Ну и что с того?

— Первосвященник Малахуда должен был приказать забить меня камнями...

— К счастью, он этого не сделал. А то я не имел бы сейчас удо­вольствия...

Рода нахмурился.

— Оставим эти шутки. Не об этом я хотел говорить с тобой...

— Пожалуйста. Итак — что?

— Всю жизнь я боролся против оглупления бедных людей эти­ми сказками, придуманными жрецами, о земном происхождении людей.

— А-а! Ну и что?

— Ты знаешь так же хорошо, как и я, что Земля — необитае­мая планета, по крайней мере, там наверняка нет существ, похо­жих на людей.

Марек слушал его теперь с растущим любопытством.

— Как это? А я?

— Ты никогда на Земле не был, — убежденно сказал Рода.

— Это что-то новое для меня! — вскричал Марек.

Тень недовольства скользнула по широкому лицу Роды.

— Не будем играть в прятки. Со мной это ни к чему. Я все знаю.

— Значит, ты утверждаешь, что люди всегда жили на Луне? Здесь, здесь жили всегда?

— Нет. Здесь не жили. Их привел сюда, не знаю, для какой цели, мужчина, называемый в легенде Старым Человеком.

— Привел их? Откуда?

— Оттуда, откуда ты сам прибыл, — ответил Рода, быстро взглянув на Победителя.

— А откуда я прибыл, скажи, пожалуйста?

Рода не стал отвечать на этот вопрос немедленно. Сидя на сто­ле, рядом с которым занял место Марек, он немного наклонился вперед, все еще глядя в глаза Мареку, как будто сразу хотел заме­тить впечатление, которое они на него произведут. Только через минуту он произнес медленно и четко:

— Ты прибыл... с той стороны.

— Не понял, — искренне сказал Марек.

Рода снова недовольно поморщился.

— Вижу, что ты не хочешь быть со мной откровенным, — ска­зал он, — но это неважно. В доказательство того, что я знаю прав­ду, я расскажу тебе все, о чем, впрочем, ты сам знаешь лучше всех, может быть, мы сможем лучше понять друг друга, если ты уви­дишь, что все эти сказки на меня не действуют.

— Так откуда я прибыл? — повторил Марек с легким нетерпе­нием.

Рода усмехнулся высокомерно.

— Начнем сначала, — заявил он. — Легенда, поддерживаемая жрецами, гласит, что люди прибыли на Луну с Земли. Так вот, я ут­верждаю, что, во-первых, Земля не может быть обитаема, во-вто­рых, даже если бы она была обитаема, то существа, живущие там, не были бы похожи на людей, в-третьих, даже если бы они были по­хожи на людей, то не смогли бы попасть на Луну И я докажу тебе..

Марек усмехнулся.

— Мой дорогой Рода, много тысяч лет назад на Земле жил муд­рец, который утверждал, во-первых, что ничего не существует, во-вторых, что если бы что-то существовало, то человек не мог бы об этом знать, и, наконец, даже если бы знал, не мог бы этого кому-то другому передать. Он много знал о разных вещах...

— Какое это имеет отношение?..

— Небольшое. Во всяком случае, мне, прибывшему с Земли, забавно слышать, когда так говоришь ты, чей предок также при­был сюда с Земли.

— Даже если бы ты действительно прибыл с Земли, то и тогда бы я был прав. Но это исключено. Только послушай меня. Земля значительно более тяжелая, чем Луна, и все предметы весят там значительно больше...

— Откуда у тебя такие сведения? — прервал его удивленный Марек.

— К сожалению, должен признать это: от вас!

— Как это?

— Это очень просто. Твой земляк, который много веков назад привел людей с «той стороны» на эту, известный в легенде под именем Старого Человека, привез с собой книги... Он очень рев­ниво относился к своим знаниям, как и вы все (я вижу это, говоря с тобой), и тогда, возвращаясь на «ту сторону» он сжег книги вме­сте с своим домом; кое-что, однако, удалось спасти.. Но это не на­ходится в собственности первосвященников, о нет! Они спрятали только книги со сказками! А это имущество много веков хранит мой род, и отсюда я кое-что знаю.

— Да, понимаю. Из книг, написанных на Земле, ты получил доказательство того, что Земля не существует. Это очень умно.

— Это неважно, откуда я их получил. Главное, что я это знаю. Ты говоришь, что на Земле люди твоего роста и сложения? Мой дорогой! Такой великан, весящий в шесть раз больше, при самых сильных мышцах не смог бы там даже пошевелиться! И воздух та­кой концентрации, как там, ты не смог бы вдохнуть. Ха, ха, ха! Хо­тел бы я посмотреть, как бы ты выглядел на Земле!

Говоря это, он с удовольствием потирал руки и хитро смеялся, глядя в глаза Мареку.

— А к тому же, — продолжил он через минуту, — эти короткие дни и ночи не могут способствовать развитию жизни; раститель­ность слишком мало видела бы солнце, чтобы развиваться, и поги­бала бы в ночное время... Впрочем, знаешь ли ты, что значат эти белые пятна, покрывающие в течение нескольких наших дней не­которые области Земли? Знаешь ты, что это такое?

— Я хотел бы услышать твое мнение.

— Это снег! — триумфально воскликнул Рода. — Снег, свиде­тельствующий о том, что зима там продолжается и днем, то есть такое количество времени, что этого не выдержит ни одно живое существо!

— Право, я почти начинаю верить, что Земля необитаема.. Меня удивляет только одно, как же я оттуда прибыл?

Рода внимательно посмотрел на Марека.

— Несмотря ни на что, ты все же не хочешь признаться?.. Хо­рошо. Я мог бы привести еще множество доказательств того, что на Земле люди не живут и жить не могут, но это, как видно, не ве­дет к цели. Тогда я просто скажу тебе, откуда пришел этот «Ста­рый Человек» и откуда пришел ты сам...

— Я жду этого.

Рода вынул из большой папки, которую имел при себе, карту и развернул ее перед Мареком.

— Смотри!

— Карта безвоздушной половины Луны, — сказал Марек. — Она перерисована с фотоснимков, какие делаются у нас на Земле...

Рода рассмеялся.

— Не знаю, какие «снимки» делаются у вас на Земле, но утвер­ждаю, что таких карт вы сделать не можете! Тот, который это на­чертил, не был там, на месте. Издалека, только издалека, делаются такие карты!

Говоря это, он положил перед Мареком обрывок карты Европы, спасенный от огня в сожженном доме Старого Человека. Теперь, в свою очередь, засмеялся Марек.

— Но дорогой мой Рода! Разве эта карта не более подробная и точная?

— Вот именно. Чтобы нарисовать такую «точную» карту, нуж­но иметь много фантазии и смотреть туда с неба! Смотри, сколько тут прекрасных красок, какие границы континентов, в действи­тельности не существующие! А эти кружки! Что они означают? Каждый имеет даже свое особое название.

Марек пожал плечами.

— Я в самом деле начинаю думать, что никогда на Земле не был!

— Если до сих пор ты так не думал, значит, ты просто сума­сшедший, — отпарировал Рода. — Однако я и не предполагаю, что ты очень умен... Только мы могли в это поверить!

Он соскочил со стола и, делая большие шаги, начал быстро и свободно говорить, как бы повторяя уже не раз произнесенную речь.

— На безвоздушной стороне Луны когда-то была богатая и обильная страна... Там в свете звезды Земли на зеленых лугах у высоких гор, убеленных снегами, на берегах морей жили люди... А здесь, где Земли не видно и ночью непроглядная темнота, жи­ли только шерны, не смеющие даже показываться на другой сто­роне — в стране, занимаемой людьми... Люди там были сильные и счастливые. Со временем, однако, эта звезда, Земля, по непо­нятной причине, перестала обогревать эту страну по ночам, воз­дух улетел, моря высохли... И тогда люди...

Он замолчал и быстро взглянул на Марека испытующим взгля­дом.

— И тогда? — подхватил Марек.

— Я знаю вашу тайну, — сказал Рода через минуту, помол­чав. — Посмотри только на карту, она вас выдала! Та, повернутая к Земле сторона Луны полна расселин, ям, пропастей. Это входы в вашу страну, которую вы образовали под поверхностью Луны! Там, в искусственно освещенных пещерах, вы живете до сегод­няшнего дня, счастливые, в достатке и роскоши... У вас там есть подземные города, луга, подземные моря... Вы ревниво сохраняете тайну своего существования из страха перед шернами, а может, и перед нами, отделенными!

Лицо у него исказилось от ненависти, зубы сверкнули из-под искривленных губ.

— Пусть будет проклят Старый Человек! Пусть будет проклят за то, что привел нас сюда в эту нужду! Но мы вернемся туда! Рано или поздно мы доберемся до вас!.. Мы слишком слабые, это прав­да, но нас больше — наверняка! Ведь вас не может быть очень много в этих пещерах...

Марек положил руку ему на плечо.

— Рода, успокойся, друг мой, — сказал он. — Поверь мне, это все только плод твоей фантазии... Та половина Луны совершенно необитаема. Люди живут на Земле... А не было ли преступно ос­новать здесь род человеческий, другое дело... Это уже произошло.

— Да, это произошло! И чтобы мы не вернулись к вам, не на­шли ваше укрытие, ты приходишь сюда и рассказываешь нам ста­рую сказку о Земле! Да! Мы должны смотреть на далекую звезду, главное, чтобы отвели наш взор от Луны, чтобы не искали здесь принадлежащего нам добра!

— А может быть, — продолжал он, — может, шерны стали на­поминать вам о себе? Может быть, они открыли ваше местопребы­вание, нашли вас и угнетают? Что? Разве не так? И тебя прислали сюда, вспомнив о нас, потомках какого-то изгнанника или пре­ступника, которого жрецы велят нам почитать — и мы теперь, под твоим руководством, должны идти уничтожать шернов в их стра­не к вашей выгоде! Ведь ты же затеял этот поход!..

Он задыхался от слов, бросая их с ненавистью и горькой усмеш­кой в сверкающих глазах. Напрасно Марек пытался его прервать. Распетушившийся мудрец его даже не слушал. На все возражения он только махал рукой, уверенный, что знает истинную правду, которую от него пытались скрыть.

В конце концов Марек вышел из терпения.

— Так чего ты, наконец, от меня хочешь? — закричал он.

— Хочу, чтобы ты не баламутил народ, и так уже одураченный сказками жрецов! — продолжал настаивать Рода. — Хочу, чтобы ты перестал болтать о Земле и не пробуждал туманных и напрас­ных надежд! Здесь у нас слишком суровая и тяжелая жизнь, чтобы нам можно было играть в игрушки, любоваться на небеса и слу­шать сказки о так называемой отчизне, куда никогда не ступит на­ша нога. Этого требую я от тебя. А если бы я мог поверить в твою добрую волю, то потребовал бы, чтобы ты указал нам дорогу в стра­ну, где вы живете...

— А если я не выполню твоих требований?

— Тогда между нами будет борьба не на жизнь, а на смерть!

— Даже если бы я помог вам победить шернов?

— Да. Даже если бы ты помог нам победить шернов, потому что своими сказками ты причинишь больше вреда в будущем, чем это сделали бы шерны...

Марек поднялся, при своем огромном росте он оказался на­столько выше своего противника, что тот машинально отпрянул назад, не желая показать невольного страха, охватившего его. Он нахмурил брови и твердо сказал:

— Я жду твоего ответа.

— Мой дорогой Рода, — отозвался Марек, — я могу обещать тебе, что не буду рассказывать людям сказок о Земле, но реши­тельно заявляю, что не перестану напоминать им, что их предки прибыли сюда с Земли и там — на небе — находится их истинная отчизна. Это может вас только возвысить...

Рода молча повернулся к выходу.

— Подожди еще немного, — крикнул ему Марек. — Ты хотел, чтобы я показал вам дорогу в страну, откуда я прибыл, и отвезти вас туда. Всех, конечно, я не смогу взять с собой при возвраще­нии, но в моем снаряде найдется место на шесть человек вашего веса... Захочешь ли ты совершить со мной путешествие на Землю и убедиться своими глазами, что это обитаемая планета?

Рода остановился, внимательно слушая слова Марека. Хитрая улыбка играла у него на губах.

— Ага! Правильно! Ты хочешь забрать меня с собой, чтобы здесь, после твоего отлета, никто не ослаблял веры в земную сказ­ку, чтобы тут совершенно угасло...

Он оборвал фразу и задумался.

— Так как ты сюда прибыл? — неожиданно спросил он.

Марек сделал рукой широкий жест.

— В снаряде... Ты сам можешь его увидеть в Полярной Стране. Там он стоит в собственном панцире...

— И ты можешь вернуться... таким же образом?..

— Да. Могу вернуться. Достаточно войти внутрь, тщательно закрыться, нажать кнопку, разбив стекло, которое ее закрывает..

— Кнопка под стеклом? — жадно спросил Рода.

— Да. Тогда снаряд, выпихнутый воздухом, который сам заря­дился при спуске, вернется в то место, откуда был выброшен, то есть на Землю...

Обычная хитрая усмешка появилась снова на широком лице Роды.

— Допустим, что не на Землю, а к одному из входов в вашу под­земную страну на той стороне... Но это неважно... Я хотел... Не­важно... Прекрасно устроенное средство сообщения, прекрасное! Особенно потому, что возвращающийся не может ошибиться в расчетах относительно обратного пути...

Он снова замолчал и, уже не слушая, что говорит Марек, по­спешно вышел из храма.

Победитель посмотрел ему вслед и махнул рукой. Через мину­ту, однако, неожиданная тень набежала на его лицо. Он сделал движение, как будто хотел пойти за выходящим: ему пришло в го­лову, что нужно бы поставить охрану при его машине в Полярной Стране, но вскоре сам рассмеялся над своими опасениями.

— Однако охрану все же нужно поставить, — прошептал он, — так будет безопаснее.

Ему показалось, что в темной глубине между колоннами блес­нула аметистовая туника золотоволосой Ихезаль, и он громко по­звал ее, но ему ответило только эхо. Он снова усмехнулся про се­бя, но уже не так свободно, как раньше, и пошел вглубь, к большо­му амвону из черного мрамора и кованым медным дверям за ним. Он отворил двери уже известным ему способом и зажег светиль­ник, после чего начал спускаться вниз.

Старинная, укрытая ото всех сокровищница храма была пуста. Богатые ларцы, полные дорогих убранств и драгоценностей, но­вый первосвященник приказал перенести в свое жилище на дру­гой стороне площади, которое ему пришлось занять, когда Победи­тель приказал оставить дворец первосвященника Малахуды его внучке. В опустевшей сокровищнице лежали только книги, неког­да священные, сваленные теперь в беспорядке на придвинутый к стене малахитовый стол. А в глубине, там, где над плитой из по­лированной лавы блестел таинственно золотой знак Прихода, по­ниже золотой надписи, старые удивительные буквы которой спле­тались в слова великого Обещания: ОН ПРИДЕТ! — с распятыми руками был прикован некогда всесильный наместник, шерн Авий, как живое свидетельство того, что наступило время и на са­мом деле на Луну пришел Победитель... Крылья у него обвисли, из них, несмотря на повязку, сочилась кровь, кровоточила также широкая рана на шее, образовав небольшую лужу у ног прикован­ного...

Марек поднял светильник вверх и осветил им ужасное лицо шерна. Тот моргнул кровавыми глазами и уставился ненавидя­щим взглядом в своего противника. В какой-то момент мышцы у него напряглись, дрогнули обвисшие крылья, но, видимо, он тут же вспомнил о своем бессилии, потому что не стал больше расхо­довать свои силы и, закрыв глаза, тяжело повис на металлических цепях. Марек отступил на несколько шагов назад...

Он уже знал, что шерны, которые встречались с людьми, пони­мают человеческую речь, однако до сих пор не мог решиться на разговор с подобным существом... Если он открывал рот, голос за­мирал у него в горле — его охватывало отвращение, граничащее с испугом. Раз в его присутствии Элем заговорил с Авием; по просьбе Победителя он сказал ему, чтобы тот не опасался пыток или смерти, потому что будет в блестящей машине живьем отве­зен Победителем на Землю. Авий в ответ произнес какое-то про­клятие, и у Марека в ушах до сих пор звучал этот отвратительный и невероятный голос, тем более страшный, что он исходил не из уст человека, а от омерзительного существа, совершенно на чело­века не похожего.

Он уселся на низком малахитовом столе и поставил рядом пы­лающий светильник. Неуверенный, мигающий огонек отражался в золотых дисках священного Знака и снова прятался в огромной, движущейся тени шерна, которая при каждой вспышке пламени, как призрак, колыхалась на гладкой стене. Чудовище было мерт­вым на вид, с бессильно повисшими крыльями и опущенной голо­вой, а тень высовывалась из-под него, поднимаясь, падая и снова взлетая вверх, закрывая неожиданно сверкающие буквы надписи и золотистый диск Прихода. Невольный страх начал пробуждать­ся в Мареке. Он пошевелился, как будто хотел встать и выйти от­сюда на свет, когда заметил, что шерн снова открыл глаза и прон­зительным взглядом всматривается в него...

Он преодолел себя и встал.

— Тебе не причиняют вреда здесь? — спросил он удивительно изменившимся, как будто чужим голосом.

Шерн лениво прикрыл глаза и после долгого времени бросил:

— Отойди от меня, собака. Ты мне надоел.

Марека охватил внезапный гнев.

— Молчи, чудовище! Я твой хозяин и прикажу дать тебе кнута!

— Приказывай.

— Я поймал тебя.

— Неправда. Девка меня случайно поймала, а не ты, чурбан.

— Я возьму тебя с собой на Землю...

Шерн засмеялся скрежещущим голосом.

— Ты сам не вернешься на Землю. Подохнешь здесь.

— Вернусь. Но сначала уничтожу всех шернов до одного. Уничтожу вас в вашей стране, как уничтожил здесь. Кроме тебя, ни один шерн не остался здесь в живых.

Авий открыл обе пары глаз и внимательно посмотрел на Ма­река.

— Раскуй меня и отпусти, — сказал он через минуту, — и я поз­волю тебе живым и здоровым вернуться на Землю.

Теперь рассмеялся Марек.

— Конечно, я раскую тебя, но при условии, что ты будешь слу­жить мне проводником в вашу страну, которую я хочу завоевать.

Шерн не удостоил его ответом. Он отвернулся и стал смотреть на мигающий огонь светильника. Тогда Марек, преодолев отвра­щение, приблизился к нему и коснулся ладонью его косматой, мягкой груди.

— Так что? Проводишь? — повторил он.

Авий медленно перевел взгляд на лицо Победителя, спокойно и долго смотрел на него, потом буркнул:

— Ты плохо сделал, что меня не убил. Теперь я буду победителем, а не ты, потому что ты — дурак. Как все люди.

— Значит, не проводишь?

— Я провожу! — вдруг раздался неожиданный голос из угла сводчатой комнаты.

Марек быстро повернулся. Он забыл о присутствии Нузара, который, прикованный за ногу, лежал в темноте на куче тряпья.

— Ты? Ты? Разве ты знаешь страну шернов? — спросил он.

— Да, — ответил морец, привстав. — Я родился там от челове­ческой самки, которую потом задушили. И я говорю тебе, госпо­дин, потому что вижу, что ты сильнее шернов, и знаю, что ты по­бедишь их.

Авий повернул голову в сторону своего прежнего слуги и с без­мерным презрением произнес только одно слово:

— Дурак!

— Малахуды не нашли?

Севин покачал головой.

— Нет, Ваше Высочество, пока не нашли...

Он замолчал и посмотрел в глаза новому первосвященнику, как бы стараясь прочитать в них истинный смысл его вопроса. Элем тоже посмотрел в глаза своему приспешнику. Потом, опустив гла­за, рукой в драгоценных перстнях начал перебирать стопы бумаг, лежащих на мраморным столе. Не поднимая глаз, он как бы нехо­тя спросил:

— Может быть... его недостаточно старательно ищут? Победи­тель хочет...

На губах Севина появилась хитрая усмешка.

— Посланные и рады бы исполнить приказ Победителя и Ва­шего Высочества, но есть непредвиденные трудности. Старого первосвященника видели все, но странно, как мало существует людей, которые бы хорошо знали его в лицо! Среди посланных на поиски нет ни одного, кто смог бы его узнать, особенно если он бу­дет в другой одежде...

Элем вздохнул с облегчением.

— Надо ли искать его дальше? — спросил Севин через мину­ту, видя, что первосвященник молчит.

— Да, да. Пусть ищут...

— Те же самые люди, что и до сих пор?

— Если нельзя найти других, которые его знали лучше...

— Как прикажет Ваше Величество.

— Однако я хотел бы знать, где он находится, — сказал Элем через минуту.

Севин посмотрел ему в глаза и наклонил голову в знак того, что все понял.

Первосвященник встал и подошел к широкому окну, выходяще­му на площадь перед храмом. Здесь — на обширном пустом про­странстве воины во главе с Еретом тренировались в использова­нии нового оружия, изготовленного доверенными мастерами, ко­торым Победитель открыл тайну его конструкции. Элем послушал грохот выстрелов и крикливый голос командующего стрельбами, потом снова повернулся к покорно ожидающему Севину.

— Кому подчиняются эти люди? — неожиданно спросил он.

— Ваше Высочество правящий первосвященник...

Элем прервал его нетерпеливым жестом.

— Севин, кому подчиняются эти люди? Победителю или Ерету?

Севин пожал плечами.

— Не знаю.

— Значит, должен узнать!

— Как Ваше Высочество прикажет. Но...

— Что хотел сказать? Говори!

— Не знаю, как сказать это Вашему Высочеству... Может, было бы лучше, если бы они подчинялись не Ерету, а Победителю?..

Хозяин и слуга снова посмотрели в глаза друг другу.

— Ты думаешь, что Ерет?..

— Да, Ваше Высочество. Сегодня он еще беззаветно предан Победителю, но в нем усиливается обида из-за этой девушки и, может быть, когда-нибудь, со временем...

Элем не торопился с ответом. Он что-то долго обдумывал, глядя в окно, как под действием пуль разрушается толстая стена, служа­щая солдатам мишенью, но в конце концов медленно сказал:

— Ты ошибаешься, Севин. Ерет всей душой предан благосло­венному Победителю так же, как и мне, первосвященнику, следо­вательно, можно смело требовать от воинов, чтобы они прежде всего слепо подчинились ему. Им это будет понятно, ведь Ерета сам Победитель назначил их вождем.

Теперь первосвященник отошел от окна, он несколько раз про­шелся медленным шагом по огромному залу, потом снова сел у мраморного стола и погрузился в чтение.

Севин не уходил. Элем, заметив его выжидательную позу, поднял на него вопрошающие глаза.

— Тебе что-то нужно?

— Я хотел спросить, не прикажет ли Ваше Величество заклю­чить в тюрьму бывшего брата нашего, Хому?

Элем быстро пошевелился.

— Ах так! Хома... Что с ним?

— Мы давно знали, что он выжил из ума, хотя всегда было до­статочно людей, веривших его словам... Но теперь, боюсь, что его безумие переходит всякие границы...

— А слушают его? — прямо спросил Элем, нетерпеливо отбра­сывая всякие недомолвки, какими обычно пользовался даже в раз­говоре со своим доверенным лицом.

— Пока не очень, но в один прекрасный день это может слу­читься...

Элем задумался.

— Нескоро наступит это время! — сказал он как бы про себя.

— Не знаю. Мне донесли, что Хома появился среди рыбаков в окрестностях Перешейка — там люди темные, дикие и необразо­ванные...

— Многие из этих рыбаков вступили в войско Ерета, — заме­тил первосвященник.

— Да, но не все. Те, которые остались дома, слушают теперь безумные речи впавшего в детство старика. Ваше Высочество, что он болтает...

Элем молча наклонил голову.

— Говорит, — продолжал Севин, — что Победитель не являет­ся Победителем, потому что мертвые не встали при его появле­нии, как было обещано в Писании, поэтому все Братья Ожидаю­щие, ушедшие из Полярной Страны, — отступники, он даже осме­ливается, Ваше Высочество...

— Ладно, — прервал Элем, — достаточно. Это не имеет значе­ния. Оставьте Хому на свободе. Он совсем выжил из ума, и ни один разумный человек не обратит на него внимания. Только сле­дите, чтобы он находился среди рыбаков. Никуда в другое место его не пускайте.

— Как Ваше Высочество...

— Это напомнило мне о здешнем мудреце, Роде. Что с ним?

Севин пренебрежительно махнул рукой.

— Он не опасен! Слишком много командует, всех хочет учить. Над ним постоянно смеются еще со времени Малахуды...

— Неужели у него нет сторонников?

— Горстка, о которой и вспоминать не стоит! И если Ваше Вы­сочество захочет принять мой совет...

— Говори!

— Лучше оставить его в покое. Пока его не преследуют, пове­рить ему могут только люди ученые и просвещенные... А ими сме­ло можно пренебречь. А народ... Народ жаждет заполучить те страны за морем, где живут шерны, и не верит, что на Великой Пустыне можно найти что-либо пригодное для проживания. Толь­ко если Ваше Высочество запретит Роде высказываться или, что еще хуже, осудит его на смерть, толпа начнет задумываться и предполагать, что в его словах должна была содержаться какая-то правда... Другое дело Хома. Он, как член ордена, подчиняется нам... и это никого бы не удивило...

Первосвященник махнул рукой в знак того, чтобы он замолчал.

— Да, да. Хорошо. Я подумаю, что можно сделать...

Севин поклонился и, видя, что Элем углубился в разложенные перед ним бумаги и ни о чем больше его не спрашивает, тихо уда­лился из комнаты. Однако едва двери за ним закрылись, бывший глава Братьев Ожидающих сорвался с места и начал быстрыми шагами ходить по комнате. На некогда бритой голове у него отрос­ли густые волосы, длинная и черная борода резко выделялась на фоне сверкающей желтой одежды. Губы были крепко сжаты, глаза под нахмуренными бровями беспокойно бегали, все время обра­щаясь к окну, выходящему на площадь, где Победитель трениро­вал своих воинов.

Элем остановился и посмотрел туда. Он внимательно следил за каждым движением воинов, замечал быстрые движения рук, поднимающих к лицу оружие, и после каждой вспышки выстрела пе­реводил взгляд на рассыпающуюся под градом пуль стену.

— Уже сегодня вечером, — шепнул он себе.

Он посмотрел на солнце — оно стояло еще высоко, очень высо­ко — и первосвященника охватило неожиданное нетерпение. Он, живший в Полярной Стране, не знающий времени, дней, вос­ходов или заходов, теперь дрожал при мысли о том, что конец дня еще далек, что не скоро еще замерзнет вода в вечернем холоде, по­строив Победителю мост для крылатых саней, которые увезут его в таинственную страну шернов. Элему хотелось, чтобы тот скорее выступил в этот поход. Вслух он говорил себе, что ждет как можно более быстрого разгрома шернов, вечных врагов людей, но в глубине души чувствовал, что будет рад, когда Победитель уйдет сра­жаться, оставив ему, первосвященнику, безраздельную и безгра­ничную власть над страной и людьми.

А когда Победитель вернется...

Он не думал, не хотел думать ничего плохого. Он нерушимо ве­рил, что тот, который прибыл, согласно священным книгам и предсказаниям пророков, является Победителем, сотни лет ожи­даемым Братьями, верил, что с ним пришел новый порядок жизни на Луне, но невольно воображал себе этот новый порядок, как пе­риод своей власти...

А когда Победитель вернется из-за Великого Моря...

Он еще не думал ни о чем плохом. Однако перед его глазами вставала чудесная, сверкающая машина Победителя, которая сто­ит готовая к возвращению на Землю, — и отлет которой он, перво­священник, будет благословлять и оплакивать, воздавая должное улетающему на ней победоносному пришельцу, который покорил шернов и уничтожил их поселение на Луне, чтобы народ мог жить безбедно под управлением Элема, первого из нового рода перво­священников...

А если... Если бы?..

Он не хотел допускать даже мысли о том, что Победитель хо­чет остаться на Луне и править сам, оставив ему, Элему, лишь тень его власти... Ни один пророк никогда не обещал, что Победи­тель останется на Луне и это не было догматом.

Дальше мысли Элема путались — разумеется, он старался при­держать свое воображение, которое, наперекор ему, вызывало пе­ред глазами первосвященника смутные образы Хомы, Роды, даже старого Малахуды, который богохульными словами приветство­вал некогда на ступенях храма пришельца с Земли...

Он отбросил от себя эти видения и потер лоб, чтобы стереть по­следний след невольных мыслей, однако против воли в окно сле­дил неспокойным взглядом за Еретом, который как раз разговари­вал с Победителем — и довольно усмехался, видя усердного, но мрачного молодого воина...

Ерет действительно с того дня, когда на крыше просил Победи­теля не отнимать у него любимой девушки, совсем не обращался к Победителю, кроме тех случаев, когда это вызывалось военными делами. Марек, которому очень нравился этот дельный и горячий юноша, болезненно переживал отчуждение с его стороны, но на­прасно пытался его переломить, периодически пробуя заводить с ним какой-то оживленный разговор. Ерет на вопросы отвечал ко­ротко и почтительно, приказы выполнял немедленно, но ни разу не улыбнулся и не дал втянуть себя в разговор, не касающийся не­посредственно войны с шернами.

В конце концов Марек смирился со своим поражением. В те­чение нескольких долгих лунных дней — около полугода по зем­ному исчислению — они жили рядом, сталкиваясь почти каж­дую минуту, основывали мастерские для изготовления стрелко­вого оружия, подбирали и обучали работников, тренировали воинов — и Победитель все больше убеждался, что ему было бы трудно найти лучшего, более умного и более преданного делу, помощника, чем этот человек, который в душе был так далек от него...

Сегодня проходили уже последние занятия перед выступлени­ем, и Марек, сидя на ступенях храма, с удовольствием смотрел на поразительное мастерство воинов, которые стреляли в двигаю­щиеся мишени из глины, почти никогда не промахиваясь, когда перед ним неожиданно появился Ерет.

— Все готово, Победитель, — сказал он, — и если ты доволен, мы можем отправиться сегодня, как только лед покроет море...

— Да! — ответил Марек, невольно перенимая ту лаконичную манеру разговора, какой пользовался Ерет при их беседах.

Вождь лунной молодежи молча повернулся в сторону морского побережья, где приготовленные парусные сани ждали образова­ния ночного льда, но сделав несколько шагов, неожиданно оста­новился...

— Ерет?..

— Мне показалось, господин, что ты меня позвал.

— Нет. Я не звал тебя...

Ерет повернулся, чтобы уйти, но теперь Марек действительно окликнул его.

— Ерет, подойди, я хотел бы с тобой поговорить...

Он встал и пошел навстречу юноше, который послушно остано­вился, ожидая приказа или вопроса. Но Победитель не приказы­вал и не спрашивал, только, подойдя к нему и присев на камень, как обычно делал, разговаривая с лунными жителями, которые были значительно ниже ростом, взял его за руку и долго смотрел ему в глаза ясным, но грустным взглядом. Юноша спокойно вы­держал этот взгляд не опуская глаз, только брови у него сдвину­лись и глубокая борозда пролегла между ними...

— Ерет, — начал Марек через минуту, — с той минуты, когда я оказался здесь, между вами, я встретил только троих людей, кото­рых хотел бы иметь своими друзьями... Один из них, старик Малахуда, исчез в ту же минуту, когда я узнал его, а второй — ты...

Он оборвал фразу и как будто чего-то ждал...

Ерет быстро поднял глаза, едва заметно пошевелил губами, и хотя не произнес ни слова, Марек почувствовал и понял это дви­жение губ, которое говорило ему:

«У тебя осталась Ихезаль, господин...»

— Именно об Ихезаль я хотел поговорить, — сказал он, как будто отвечая на не произнесенную вслух фразу.

Молодой воин невольно вздрогнул.

— Нет причины, господин, говорить о том, что находится в полном порядке.

— Разве это так?

— Так, Победитель. Ихезаль служит тебе, как тебе служу я и как все на Луне должны служить тебе...

— Однако ты затаил на меня обиду по этой причине. Тебе ка­жется, что я отнял ее у тебя.

— Чего ты хочешь от меня, господин?

Этот вопрос прозвучал так просто и неожиданно, что Марек не нашел на него ответа. Действительно: чего он требовал, чего хотел от этого юноши, у которого, хотя и невольно, отнял любимую? Он почувствовал, что выглядит смешно, пытаясь завязать дружеские отношения с человеком, которому нанес вред, и злость охватила его при мысли, что это унижает его в глазах Ерета. Он нахмурился и хотел уже отдать какой-нибудь приказ, короткий и неотложный, который бы сразу пресек это фальшивое положение, все расста­вив на свои места, когда Ерет вдруг сказал странно изменившимся голосом, какого он, Победитель, давно от него не слышал:

— А обида?.. У меня могла бы быть обида, но только на судьбу и на порядок вещей, при котором нельзя служить двум господам.

Он замолчал и только через минуту добавил:

— Если бы ты, господин, был, как я, человеком...

— А кто же я? — спросил Марек, видя, что Ерет не заканчива­ет фразу.

Юноша поднял на него светлые и спокойные глаза.

— Ты Бог, Победитель.

И прежде чем Марек сумел ответить, тот был уже далеко.

Марек встал и ленивым шагом направился к саду, спускающе­муся позади храма к морскому берегу. Здесь, укрытый от врожден­ной ненависти лунных жителей, жил морец Нузар с того дня, ког­да предложил Победителю свою помощь. Сад, правда охранялся; но стража, поставленная у ворот, скорее имела задание не допу­скать внутрь фанатичных противников морца, нежели охранять его, имеющего полную свободу передвижений. В сущности, морец мог сбежать каждую минуту и, преодолев морское побережье, ко­торое к северу отсюда было обрывистым и скалистым, затеряться в густых лесах у подножия Отамора, где никто не смог бы его оты­скать. Однако он даже не делал попытки скрыться. Он был свиде­телем разгрома шернов и мучений всевластного когда-то Авия, ви­дел в руках Победителя страшное оружие, а кинувшись на него, и.мел возможность убедиться в силе его рук. Поэтому в темном со­знании морца, занятом картинами битвы и смерти, произошла ра­зительная перемена. Победитель предстал перед ним как суще­ство наисильнейшее и поэтому больше всех достойное любви и поклонения на Луне. Если бы морец хотя бы на минуту мог пове­рить, что новый властелин может умереть или быть побежден­ным, он, несомненно, снова кинулся бы на него с ножом — толь­ко для того, чтобы в минуту смерти похвалиться перед самим со­бой, что он, морец Нузар, уничтожил сильного противника, какой только мог существовать.

Поэтому он с удовольствием думал о том, что служит бессмерт­ному и самому сильному господину и заранее радовался в душе окончательному разгрому, который, он не сомневался в этом, бу­дет страшен, пряча в глубине своего дикого сердца сладостную на­дежду, что после уничтожения крылатых первых жителей Луны, дойдет очередь и до людей... Он не смел строить никаких пла­нов — это было делом господина — но был уверен, что это будет какая-то кровавая охота, где он, как верный пес, у ног Победителя будет преследовать всякое живое существо, чтобы оно погибло от руки хозяина.

Когда он так думал, неукротимая, рабская любовь поднималась в его сердце к новому хозяину, и он дрожал от нетерпения в ожи­дании, когда крылатые сани отправятся на юг... Огнестрельного оружия ему в руки не дали — но он и сам не хотел бы его иметь, зато выпросил себе тугой лук и сам приладил к нему тетиву и при­готовил стрелы, чтобы поражать шернов рядом с Победителем.

И теперь, когда в сад зашел Победитель и сообщил ему, что под вечер они отправятся в поход, он затрясся от радости, начал выть и скакать, похожий скорее на гончую перед охотой, нежели на че­ловеческое существо.

Марек приказал ему успокоиться.

— Слушай, — сказал он, — я позволил тебе служить проводни­ком, хотя мог бы уйти без тебя, но если ты изменишь мне, я велю содрать с тебя шкуру!

Нузар просто не понимал, что это значит: изменить. Переход на сторону врага в случае поражения он считал вещью совершенно естественной, от которой могла удержать только ненависть, уход же от победителей был для него чем-то непонятным. Он с тупым удивлением смотрел на Марека, пытаясь понять таинственное значение его слов и слышащейся в них угрозы, потом губы его ис­кривились в улыбке на лице обезображенном пятном.

— Изменю, если ты прикажешь! — уверенно сказал он, види­мо думая, что Победитель требует от него преданной службы, даже если бы он знал, что вместо награды его ждут пытки от его руки.

Марек невольно рассмеялся...

Он прошел через сад и через задний вход вошел в храм. В свод­чатом коридоре он встретил Ихезаль, кивнул ей и уже вместе с ней вошел в подземелье, где находился шерн Авий, прикованный цепя­ми к стене. Марек многократно делал попытки предоставить ему большую свободу, но каждый раз шерн пользовался ей только для того, чтобы напасть на стражника, кормящего его, или броситься в бешеной ненависти на Победителя. Атаки эти были тем более опас­ными, что происходили совершенно неожиданно, так как большую часть дня шерн был совершенно неподвижен и не подавал никаких признаков жизни, даже когда стражник пинал его, собираясь сде­лать уборку. Тогда его снова приковали к стене, и, чтобы положить конец издевательствам над беззащитным пленником, всем было за­прещено заходить к нему, кроме как в обществе Марека или Ихе­заль, у которой находился второй ключ от этого помещения.

В старой сокровищнице ничего не изменилось с тех пор, как ее стали использовать в качестве темницы, только густой слой пыли покрыл стопу священных книг и затемнил золотые знаки и надпи­си на стенах. Отовсюду веяло пустотой и заброшенностью, все, что еще вчера было священным, сегодня было попрано и покрыто позором...

Марек заметил при свете факела, что Ихезаль неожиданно по­бледнела... Стоя на последней ступени, как некогда, в ту ночь, ког­да нашла здесь деда, склонившегося над книгами, она поколеба­лась, как бы не зная, имеет ли право сюда войти... Белые плечи виднелись в широких прорезях рукавов, грудь вздымалась под лег­кой тканью. В какой-то момент показалось, что она сейчас упа­дет...

Он быстро подхватил ее, и в тот же момент увидел круглые красные глаза чудовища, сверкающие в темноте и смотрящие на них. Он смущенно отдернул руку и подошел к узнику.

Кровавые глаза шерна погасли. Он втянул голову в плечи. Бе­лые его ладони, закованные в железо, ярко выделялись на этом фоне, страшные в своей бессильной неподвижности...

Марек долго молча смотрел на него. Он не мог объяснить себе, зачем пришел сюда — зачем приходил сюда вообще — к этому уз­нику, чьи неизбежные мучения пробуждали в нем болезненное от­вращение... Но какая-то непонятная сила тянула его сюда. Сто раз он повторял себе, покидая темницу, что больше уже сюда не вер­нется, но вскоре приходил снова, находя незначительные предлоги или делая вид, что хочет узнать у шерна какие-либо подробности, которыми мог бы воспользоваться в намеченном походе...

Но шерн на вопросы отвечал резко и уж ни разу не вымолвил ни одного слова, которое для Победителя могло иметь какое-то значение. А иногда он вообще ничего не говорил. И теперь, когда Марек обратился к нему, даже не пошевелился, как будто не слы­шал обращенного вопроса. Через какое-то время его белый фосфо­ресцирующий лоб стал мутно-синего цвета, на нем быстро стали появляться одна за другой вспышки, целая гамма цветов, минута­ми растворяющиеся в общем фиолетовом тоне...

— Говорит, — прошептала Ихезаль, глядя на шерна широко от­крытыми глазами.

А краски все сильнее играли на лбу чудовища, иногда непосто­янные, как полярная заря, и такие яркие, что весь подвал заливал­ся этим радужным светом, а иногда приглушенные, лениво и мед­ленно переходящие друг в друга... Марек, глядя на это, ощущал, что перед ним предстает какой-то гимн красок и света, способный, быть может, выразить понятия, которые человеческий голос не может передать.

Теперь на лбу шерна вспыхнул кровавый свет, как будто какой-то крик, прерванный несколькими холодными синими вспышка­ми, — и тут же погас, как неожиданно потушенный огонь.

Авий медленно открыл закрытые до сих пор глаза и посмотрел на Марека.

— Зачем ты сюда пришел? — спросил он человеческим язы­ком. — Зачем вообще люди пришли и беспокоят более высших чем они существ? Ты собака, но послушай, что говорит тебе знающий, прежде чем погибнешь за то, что посмел поднять руку на шерна. Все зло идет с Земли, она звезда мятежная и проклятая, которой наши глаза не хотят видеть! Луна была чудесным садом, и шерны жили здесь в богатых городах над шумящими морями! Давно, давно этот было... Дни тогда были короткие, и Земля всходила на небо­своде, обходя Луну кругом — и служила шернам, чтобы им было светло в ночи! Но пришло время, когда она остановилась на небе, зловещая, мятежная — и проклятой стала страна, над которой она остановилась! Ненасытная Земля выкрала у нее воду, воздух — и сегодня там, где был прекрасный сад, стала нежилая пустыня! Те­перь там одни горы и трупы развалившихся городов над высохши­ми реками. Поэтому будь проклята Земля, проклято все, что она сделала, и проклято любое существо, которое оттуда приходит.

Он говорил это обычным, скрежещущим голосом шернов, но в интонациях чувствовалось что-то такое, что придавало этим сло­вам подобие гимна, или старой клятвы, или молитвы... Когда он замолчал, впав в свою обычную неподвижность и безразличие, Марек бросился к нему:

— Говори, говори еще! Значит, когда-то на той стороне?.. И это предание до сих пор хранится между вами?

Он дрожал от нетерпения, желая услышать хоть что-нибудь еще из этих преданий, видимо, передаваемых шернами из поколения в поколение, которые удивительным образом раскрывали ему краешек старой тайны Луны, когда в пустыне были моря, и бога­тые города стояли над шумящими реками... Однако он напрасно настаивал, стараясь обещаниями, просьбами или угрозами вытя­нуть что-то из молчащего шерна. Авий только еще раз поднял на Победителя сверкающие глаза и проскрежетал с ненавистью:

— Возвращайся на Землю! Возвращайся на Землю, пока у тебя есть время! Мы сделали только одну ошибку — когда позволили жить и размножаться здесь поколению людей! Но теперь мы унич­тожим вас всех, раз вы не хотите быть нашими псами!

Потом он снова втянул голову в плечи и тяжело обвис на зако­ванных в цепи руках.

Марек подумал, что сейчас именно он собирается уничтожить шернов, но ничего не сказал... Какое-то время он колебался, не ос­вободить ли шерна и не попросить ли продолжить рассказ, но вскоре оставил эту мысль, по опыту зная, что это не приведет ни к чему, кроме того, что все подверглись бы опасности нападения со стороны чудовища.

От задумчивости его пробудил тихий вздох... Он быстро обер­нулся: Ихезаль стояла неподвижно, прислонившись спиной к притолоке, бледная, как труп, глядя на шерна, глаза которого, ус­тавившиеся на нее, сверкали кроваво и зловеще, как четыре крас­ных рубина, горящие на черном бархатном фоне свернувшегося в клубок ужасного тела...

— Ихезаль! Ихезаль! — окликнул ее Марек.

— Я боюсь, — прошептала она помертвевшими губами. По ее телу пробежала дрожь, но, несмотря на видимые усилия, она не могла оторвать взгляд от кровавых глаз шерна.

Марек подхватил ее на руки и быстро выбежал на дневной свет. Девушка бессознательным движением испуганного ребенка обня­ла его руками за шею, так крепко прижавшись к нему всем телом, что он, неся ее, чувствовал сквозь холщовую блузу волнение ее маленькой, теплой и крепкой груди и громкий стук сердца. Была минута, когда кровь ударила ему в виски, он сильнее прижал ее к себе и коснулся губами душистой, похожей на золотой цветок го­ловы — он чувствовал тепло ее лба и нежное прикосновение тон­ких волос к пересохшим губам...

Дневной свет обрушился на них золотой волной... Марек опом­нился и поставил девушку на ступени. Она приоткрыла как будто еще сонные глаза: легкая дрожь пробежала по ее телу и разрумя­нившемуся лицу...

День уже клонился к вечеру. Марек, идя вместе с девушкой вдоль морского побережья, хранил молчание. Они прошли посе­ление и последние теплые озера с постоянно поднимающимся над ними паром, вступив на опустевшую возвышенность, где еще недавно поднималась грозная башня Авия. Теперь здесь были только руины и несколько обгоревших балок среди разваливших­ся стен — в обширном и роскошном некогда саду буйные сорня­ки хозяйничали вокруг сухих деревьев, поломанных во время сражения и втоптанных в грунт победителями. Теперь здесь была заброшенная пустошь, место, которое считалось проклятым, по­этому никто не отважился что-либо здесь построить.

На голом возвышении, рядом с развалинами, уселся Марек и долго смотрел на город, расстилающийся внизу у его ног и позоло­ченный лучами заходящего солнца. Ихезаль тихо прилегла у его колен, обратив задумчивые глаза на огненный шар солнца, мед­ленно клонящегося к горизонту.

Вдруг Марек вздрогнул и посмотрел на девушку.

— Разве ты не хочешь выйти замуж за Ерета, прежде чем вече­ром он отправится в поход? — неожиданно спросил он, нарушая удивительную тишину места и времени.

Ихезаль медленно подняла на него большие, черные глаза, еще полные солнечного блеска, который заливал их горячим, золотым заревом...

— За Ерета? — повторила она, как будто не поняв вопроса.

Потом усмехнулась и покачала головой.

— Нет! Ни за него и ни за кого, ни теперь, ни после! Никогда!

Веки с длинными ресницами до половины прикрыли ее глаза, в которых угасал солнечный свет, пурпурные губы задрожали...

Марек отклонился назад и лег навзничь, положив голову на сло­женные руки. Он смотрел в чистое небо, залитое вечерней зарей.

— Все-таки это удивительно, — сказал он через несколько ми­нут, — я прилетел сюда и сегодня отправлюсь в поход на шернов истреблять их в их собственной стране, на их собственной плане­те. Потому что люди хотят тут жить... Потому что шерны слабее, и не отправились тысячу лет назад на Землю, и не сделали нас сво­им скотом... И какое, какое я имею право это делать? И какое пра­во есть у вас?..

Он замолчал и принужденно засмеялся.

Ихезаль удивленно смотрела на него.

— Господин?..

— Да, да, знаю! Ты говорила мне! Благословение идет с Земли, и священно все, что с нее приходит. Священны убийства, свяще­нен этот вред и разбойничество... И даже эти кандалы...

Он почувствовал, что говорит вещи, которые совсем не сочета­ются с его действиями, и замолчал, не закончив предложения.

— Ты светлый, господин мой! — тихо прошептала Ихезаль глядя на него влюбленными глазами.

Где-то внизу в городе залаяли собаки, потом послышалось про­тяжное хоральное пение... Издали его было слышно, поэтому ка­залось, что это поет сам воздух, волнующийся и звонкий...

Солнце было огромным и красным, оно низко висело над дале­кой, почерневшей равниной... От моря уже веяло предвечерним холодом.

Марек поднялся и сел.

— Пойдем, — сказал он.

Девушка лениво пошевелилась.

— Как скажешь, господин...

Она подняла руки, чтобы собрать рассыпавшиеся волосы, но их сыпучее золото выскальзывало из ее дрожащих пальцев и в сол­нечном свете сверкало на плечах, на шее, на лице... Она бессиль­но опустила руки. Голова ее отклонилась назад, почти касаясь гру­ди Марека. Она побледнела и прикрыла глаза.

— Ты Бог, господин мой? — тихо и сонно прошептала она.

Марек почувствовал, как висок девушки нежно коснулся его губ...

Внизу — где-то на побережье, далеко, послышался резкий звук трубы. Марек одним прыжком вскочил на ноги. Девушка с тихим стоном упала к его ногам, но он уже смотрел на город, на море. Тру­ба зазвучала снова, ее звук далеко разносился в вечерней тишине.

— Уже пора, — сказал Марек. — Вызывают моих солдат.

Он склонился и поднял лежащую девушку.

— Ихезаль, послушай, если я не вернусь...

Она смотрела ему в глаза.

— Ты светлый и как огонь облетишь лунную планету! Море те­бя понесет и ветра, громы пойдут за тобой; страх будет твоим предвестником. Те, которые погибнут, будут благословенны, что по­гибли при тебе, те же, которые выживут, будут кричать: «Слава Победителю...» А я...

Голос ее замер в груди, она беззвучно пошевелила губами — и неожиданно разразилась судорожными рыданиями.

Труба прозвучала в третий раз: теперь вызывали Победителя, чтобы он повел свое войско в путь.

Было время большого морского затишья, которое в предполуденное время всегда предшествовало бурям, сумасшедшим ураганам, возникающим сразу же, едва солнце достигает зенита. На востоке, за Кладбищенским Островом, уже собирались черные тучи, и отту­да шло угрожающее ворчание, предваряемое вспышками молний, как будто ужасный зверь, лежащий на небосклоне, медленно крал­ся по небу за убегающим солнцем. Через несколько часов его мощ­ное рычание сотрясет воздух, тяжелые лапы опадут на воду и под­нимут пенные брызги, поднимающиеся до самого неба, где будут развеваться серые космы чудовища, — но сейчас зверь еще таился вдали, между склоном неба и краем морской воды, — поэтому стоя­ла тишина.

Поверхность воды выглядела как гигантский сине-стальной диск, зеркально гладкий: взглядом почти ощущалась его твер­дость, как будто он из жидкости вдруг превратился в металл. Толь­ко около берегов далеких островов цвет моря изменялся: острова выглядели как драгоценные камни в сверкающей оправе. А над по­верхностью моря висело неподвижное и тяжелое марево, сквозь которое пробивались солнечные лучи...

Ихезаль, бегущая по берегу, уже миновала последние дома поселения. Все двери были наглухо закрыты, окна занавешены. Моло­дежь предыдущим вечером отправилась с Победителем в поход — те, которые остались здесь, укрылись в мрачных домах от полуден­ной жары, сегодня более сильной, чем обычно.

Девушка остановилась в тени скал, утомленная бегом и жарой Глаза у нее слезились от чрезмерного блеска, и море временами казалось ей большим черным пятном. Тогда на мгновение перед ее глазами возникали мчащиеся по льду многочисленные сани с раз­вернутыми на ночном ветре парусами, она слышала резкий свист полозьев и громкие крики, заглушаемые ветром.

Она невольно посмотрела, не увидит ли еще этих, исчезающих вдали огней, издали выглядевших как горсточка звезд, брошенная на скользкую поверхность льда, но в открывшиеся глаза снова уда­рил солнечный свет. Она быстро взглянула в сторону собираю­щихся туч: буря приближалась, но так лениво, что ее движение едва заметно было на бледной голубизне небосклона.

— Еще успею, — прошептала она и, убедившись, что никто за ней не следит, сбежала к застывшей среди скал затоке. Уверен­ным движением она отвязала укрытую под камнем лодку и, вско­чив в нее, направилась в открытое море, в сторону видного издали Кладбищенского Острова. Весла выгибались в ее маленьких ру­ках, и лодка летела, как острый алмаз, разрезая темную поверх­ность воды...

На расстоянии в несколько сотен метров от берега Ихезаль опу­стила весла. В этой обессиливающей жаре ей было трудно грести, она задыхалась даже в легкой одежде. Она быстро разделась дона­га, чтобы свободнее управлять лодкой, но едва солнце коснулось ее белой кожи, неожиданное бессилие охватило всю ее. Она, за­крыв глаза, опустилась на дно лодки.

Сквозь закрытые веки солнечный свет бил в ее глаза, на груди и бедрах она чувствовала прикосновения горячих солнечных лу­чей, как будто чьи-то губы, жадно покрывающие ее поцелуями... Ясный, лучезарный образ замаячил перед глазами, и ледяная дрожь пробежала по ее телу, разогретому солнцем...

Разбудил ее сильный гром, прозвучавший вдали. Она вскочила: поверхность моря уже морщилась от первого, низко летящего ве­терка. Она схватила весла и начала поспешно грести, преодолевая сопротивление ветра и волн, которые разбивались о нос лодки в белую пену.

Был уже сильный ветер, когда золотоволосая Ихезаль, изнемо­гая от усталости, приблизилась наконец к укрытой под деревьями маленькой пристани у низкого берега Кладбищенского Острова. У нее едва хватило времени на то, чтобы прикрепить к причалу лодку и взять из нее снятую одежду, как буря всем бременем навалилась на вспенившуюся под темным небом воду. Вихрь трепал золотые волосы девушки, вырывал одежду из ее рук, обвивался вокруг ее белого тела. Она забежала за плоский камень, торчащий из зеле­ной травы, и, борясь с ветром, стала поспешно одеваться. Первые теплые капли дождя упали на ее непокрытые плечи.

Она бежала под проливным дождем, вслепую пробираясь по зна­комому бездорожью между деревьев, неожиданно оказавшихся пе­ред ней в полумраке, в блеске молний перескакивая камни, спря­тавшиеся в траве, соскальзывая с залитых водой пригорков. Около курганов, где, согласно преданию, лежали останки первых людей, прибывших на Луну, она снова повернула в сторону моря и вбежа­ла на вершину невысокого холма, спрятавшегося между скал.

Под одной из них открывался вход в большую пещеру. Ихезаль вошла в нее и остановилась, судорожно дыша вздымающейся грудью. Вода стекала по волосам и легкой одежде, прилипшей к ее стройному телу.

Из боковой каморки высунулся старик и посмотрел в серый по­лумрак пещеры.

— Это ты! — воскликнул он. — Я уже беспокоился о тебе...

— Я немного задержалась, дедушка, — ответила она, — но раньше я не могла отплыть, чтобы меня не выследили.

Малахуда взял ее за руку и потянул вглубь за собой.

В одной из галерей пещеры он устроил себе жилище пустынни­ка. Старый первосвященник спал на охапке шкур, подобно полу­дикому рыбаку из окрестностей Перешейка; стульями и столом ему служили большие камни. В углу виднелась сложенная из кам­ней печь, которая, видимо, обогревала пещеру во время ночных холодов.

Ихезаль, забыв об усталости и промокшей одежде, всматрива­лась в деда при тусклом свете, пробивающемся откуда-то сквозь трещины в своде. Он показался ей постаревшим, погрустнев­шим — и вместе с тем величественным, несмотря на то, что стоял теперь без атрибутов священнослужения и власти, которые оста­вил в тот день, когда приветствовал пришедшего Победителя... Сердце у нее сжалось при виде его — и она невольно сравнила эту благородную, даже в добровольном заточении, полную величия фигуру с хитрым и алчным Элемом, к которому подсознательно чувствовала отвращение, возможно, ощущая его лицемерие в от­ношении Марека, скрываемое подвидом покорности и уступчиво­сти. Ей пришло в голову, что Малахуда, оставаясь первосвящен­ником, мог бы теперь исполнять священную волю Победителя и щедрыми руками давать благословение новой эре в лунной стра­не. В ней поднялась обида, и вместо того, чтобы поздороваться с давно не виденным Малахудой, она воскликнула:

— Дедушка! Почему ты ушел и не хочешь вернуться?

Но старик не слушал ее слов. Как хороший хозяин, он засуе­тился по своей каморке и вынул откуда-то простую кожаную одежду.

— Разденься, — сказал он, — тебе нужно переодеться в сухое. Одновременно когда-то белыми, а теперь мозолистыми от рабо­ты руками он начал поспешно развязывать завязки на ее одежде

Девушка схватила его за руки:

— Нет, нет...

Он удивленно посмотрел на нее:

— Ты должна переодеться.

Ихезаль покрылась румянцем.

— Я переоденусь, дедушка, но там, за камнем, в укрытии.

Она видела, что старик, привыкший к невинному бесстыдству лунных женщин, совсем не понимает ее отказ, и добавила объяс­няющим тоном, покраснев еще больше:

— Я поклялась Победителю, которому служу, что никто не увидит меня нагой, даже женщина...

— Что это за нелепый обет! — проворчал Малахуда, далекий от мысли приписать этому какой-то эротический смысл.

Однако не стал возражать, и пока Ихезаль переодевалась в от­далении, он разжигал огонь, тлеющий в печке, чтобы приготовить пищу.

Через несколько минут внучка, переодетая в жесткую кожу, уже находилась рядом с ним, помогая ему ловкими руками.

Полуденная буря тем временем бушевала вовсю. В пещеру до­носились глухие раскаты грома, казалось, будто ураган с грохотом открывает каменные двери, уже чувствовалось его холодное дыха­ние, казалось, еще минута и он проникнет внутрь и предстанет пе­ред ними в обрамлении сверкающих молний... В короткие минуты затишья был слышен мощный, однообразный шум моря, которое билось о скалистый остров, терпеливо и уверенно, зная, что еще несколько веков, одно или два тысячелетия — и оно победит и эти остатки материка, прежде чем ему, в свою очередь, придется вы­сохнуть и исчезнуть...

После короткого подкрепления старик уселся с внучкой на кам­не, покрытом мохнатой шкурой, и, сложив руки на коленях, заго­ворил:

— Я дал тебе знать, что нахожусь здесь сразу же после выступ­ления в поход воинов, так как единственный мой доверенный че­ловек, рыбак и сторож могил наших предков на этом острове, до­ложил мне, что есть приказ Победителя найти мое убежище и уве­домить его о нем. А я этого не хочу...

Девушка хотела что-то возразить, но первосвященник знаком приказал ей молчать.

— Не прерывай меня теперь, — сказал он. — Я многое должен сказать тебе и хочу, чтобы ты выслушала меня внимательно.

Ты удивляешься тому, что я ушел. Я знаю, что некоторые дума­ют: старик, привыкший к власти, не захотел делиться ею со звезд­ным пришельцем и предпочел добровольное изгнание... Это не так. Я не буду объяснять тебе всех причин, которые вынудили ме­ня скрываться, потому что слишком много пришлось бы рассказы­вать о зданиях, которые обрушились в одну ночь, и я не уверен, что ты правильно бы меня поняла.

Вы там уже встретили Победителя — я только жду его. Не так, как Хома, который, как мне доносят, этого признать не хочет и возвещает приход другого, истинного Победителя. Нет, я жду, чтобы тот, который прибыл, стал Победителем.

Когда я увижу, что он стал настоящим Благословением для Луны, я умру спокойно, а если потребуюсь ему для чего-либо — предстану перед ним. Теперь еще не время.

В последнюю ночь я вышел из пещеры и видел сани, полные мо­лодых и самонадеянных воинов, быстро летящие на юг. Я буду ждать до тех пор, пока они не вернутся той же самой дорогой. Я признаю Победителя, если он возвратится, а не будет улепетывать от настигающего его врага.

Моя старость научила меня одной великой истине: каждое на­чинание является благословенным, когда его увенчает успешный и благой результат. Слишком много неудач и падений я видел в жизни, чтобы тешиться намерениями или ощущать благодарность и преклонение заранее за поступки, которые еще только должны быть совершены.

Однако я затосковал по тебе, потому что ты всегда была для ме­ня утешением, единственный ребенок уже умерших детей моих, поэтому я и вызвал тебя, послав с известием сторожа здешних мо­гил. Расскажи же мне теперь, как ты там живешь, и что видят твои глаза.

Ихезаль посмотрела в мрачную глубину пещеры и долго молча­ла, прежде чем заговорила:

— Дедушка, глаза мои видят теперь только одно... Они смотрят сквозь бурю, через бушующее море в страшную далекую страну и видят кровавую битву. Я слышу гром выстрелов и стоны умираю­щих, а сердце мое радуется и победную песнь поет, потому что это шерны устилают поля своими трупами, потому что это морцы сто­нут, пораженные в грудь выстрелами и словами Светлого.

Дедушка, я вижу его! Вижу, что он победно смеется, подобный молодому богу — и сердце мое плачет, что он не просто человек, как я!

Она упала лицом в колени деда и приглушенным голосом стала жаловаться ему:

— Дедушка! Вся кровь во мне кипит! Дедушка, я не знала, что бывает такой огонь, и вот он меня пожирает и сжигает, как полу­денное солнце цветок. О! Лучше бы я умерла!

Малахуда ничего не ответил. Только сухими руками взял ее за голову и погрузился в тихое размышление. А она в это время пла­кала с рыданиями, разрывающими ее маленькую грудь, и только успокоившись, снова начала говорить:

— Почему ты не отвечаешь, дедушка? Я боюсь твоего молча­ния! Я предпочла бы, чтобы ты меня ругал или отодрал за волосы! Победитель говорил, что хочет дать новые законы людям, похожие на те, которые существуют на Земле, и что хочет сравнять женщи­ну с мужчиной, чтобы она не была больше невольницей! Дедушка! Почему Победитель, раз он такой мудрый, не изменит лунных мужчин, чтобы были похожи на него, чтобы служить им и подчи­няться было бы так сладко? Не свободы хочет мое сердце, не равен­ства, оно хочет быть отданным самому сильному, а он здесь только один, тот, который пришел на Луну с Земли! Почему он горячими устами не сожжет цветок моего тела? Ведь я же цветок прекрасный и душистый, самый душистый из тех, которые выросли на лунной планете, которая видится с Земли серебряной и светящей­ся, похожей на большую звезду... Неужели потому, что ему понра­вилось быть Богом, я должна умереть от пожара в крови?

Ведь я поклялась служить ему, но он во мне не нуждается! Я бо­юсь этого, дедушка, потому что я от безмерной любви готова его возненавидеть и добраться до его сердца, чтобы убедиться, такая ли у него красная кровь, как у меня...

Говоря это, она откинула голову назад и сверкнула белыми зу­бами, как золотая пантера, которая готовится к прыжку.

Старик медленно поднялся.

— Плохо, как плохо, — сказал он скорее самому себе, не глядя на внучку, — кто знает, может быть, мне следовало остаться там и проследить...

Он посмотрел на девушку, которая не отрывала взгляда от его лица, и грустно улыбнулся.

— Не за тобой, нет! Здесь слежка ничего бы не дала. Я уже знал, что ты погибнешь, еще когда ты вошла в сокровищницу и за­стала меня над книгами. Боюсь, что мне нужно было бы следить за ним, которого вы уже сегодня зовете Победителем, и которому сверх меры поклоняетесь. Потому что, думается мне, если он вправду победит и порядки, которые на Луне неправильно сложи­лись, захочет, как хозяин, исправить, все обратится против него. Даже ты, даже ты! Но теперь уже поздно. Я выбрал другой путь и не поймаю уже в руки того, что выпустил из них.

Они еще долго сидели молча, тихо обмениваясь отрывистыми фразами, до тех пор, пока солнечные лучи, проникшие туда сквозь трещины, не возвестили им, что буря закончилась, и мир, осве­женный струями дождя, снова радуется жизни.

Тогда Малахуда взял золотоволосую Ихезаль за руку, и они вы­шли на солнце. По свежеумытой траве, еще скользкой от дождя, ласкающей их босые ноги, они поднялись на вершину холма, из­давна называемого Могилой Марты. Здесь был большой камень со следами букв, вырубленных, быть может, много веков назад, кото­рых никто уже не мог прочитать...

Именно об этот камень Малахуда оперся рукой и сказал:

— Не знаю уже сегодня, правда это или нет, но в книгах напи­сано, что в этой могиле лежит мать всего лунного народа, благо­словенная родительница первого мужчины и сестер его, а также прорицательницы Ады, которая в девичестве служила Старому Человеку. Но предание гласит, что Старый Человек не был отцом лунного народа, а только его опекуном... Конечно, некоторые ут­верждают, на основании каких-то бумаг из его сожженного дома, сохраненных в течение многих веков (не знаю, правда ли это?), что сюда его привела любовь к земной женщине, и что он страдал, пока не ушел на Землю... Почему ты не должна страдать?

Он говорил это прежним тоном жреца, привыкшего издавна слова, содержащиеся в Писании, применять для повседневной жизни, извлекать из них науку или утешение, но вскоре опомнился и понял: то, что он говорит, трудно применить в этой ситу­ации и переубедить... Впрочем, он сам не верил в то, что говорил... Тогда он замолчал, особенно потому, что понял: Ихезаль его не слушает. Побледневшее лицо она повернула в сторону юга и вгля­дывалась в клубящиеся белые облака на горизонте, которые были похожи на войско, сражающееся в воздухе над морем в серебри­сто-серой дымке. Заметил, видимо, это сходство и Малахуда, пото­му что неожиданно сказал, думая о реальном сражении, которое в эти минуты, может быть, развертывалось в той стороне.

— А если Победитель погибнет?

В первый момент, услышав эти слова, Ихезаль побледнела еще больше, казалось, ни одной капли крови не осталось в ее теле, но сразу же после этого с улыбкой покачала головой.

— Нет! Он не может погибнуть!

Она сказала это с таким глубоким убеждением, что старик не нашелся, что сказать в ответ, только опустил свою седую бороду на грудь и задумался, глядя покрасневшими глазами на светлое и широкое море...

А в эти минуты в стране шернов Марек как раз отдыхал после захвата первого города.

Всю ночь их нес шальной порыв ветра, дующего в натянутые па­руса. Руководствуясь показаниями компаса, они миновали остро­ва, черневшие в свете звезд на сверкающем льду; некогда Нузар предостерегал его, говоря о горячих морских течениях, где вода не замерзает даже ночью... На простирающейся поверхности сани, растянувшиеся в широкую цепь, давали друг другу знать о себе бле­ском красных светильников, укрепленных впереди. Так они мча­лись без остановок и отдыха в течение одиннадцати земных дней...

Под утро, когда через сорок часов уже должно было взойти солн­це, и серый свет начал распространяться со стороны востока, Нузар дал знать Победителю, что они приближаются к побережью. И Ма­рек действительно заметил далекую, белую от снега линию на го­ризонте, тут и там прерываемую чем-то вроде башен.

Морец стоял около него и показывал рукой в сторону берега.

— Это их самый, большой город, в котором сегодня уже почти никто не живет. Половина его обвалилась в море вместе с грун­том, и когда на море затишье, можно увидеть утонувшие башни, над которыми плавают рыбы. Шерны ушли в глубь материка, даль­ше на восток. Вон там их поселок, где находится пристань...

Он показывал на едва видимую группу домов на побережье, у далеко углубившейся на территорию побережья затоки.

Сани, на которых ехал Ерет, начали приближаться к Победите­лю. Молодой воин был бледен, губы сжаты, но лицо спокойное.

— Победитель, — сказал он, — ветер несет нас прямо на посе­лок, через несколько часов мы будем там.

Марек отдал распоряжения. Сани, направляемые крепкими ру­ками, заскрежетали, вся эскадра начала разворачиваться огром­ным полукругом по отношению к берегам затоки. Ближе всех к материку подошли сани, на которых размещалась большая часть воинов, которые в нужный момент обрушили огонь на спящий по­селок шернов. Еще была видна пыль, поднимающаяся над падаю­щими домами, а люди уже спешили снова зарядить свои пушки и вновь посылали туда разрушительный огонь.

Прежде чем захваченные во сне, обезумевшие от страха жители смогли отдать себе отчет в том, что происходит, утренний ветер уже подхватил нападавших и унес дальше, к тому месту, где, по словам Нузара, они могли без помех пристать к берегу.

Солнце уже вставало, когда все сани, вытащенные на берег, превратились в укрепленный лагерь.

Вдали уже показывались шерны, удивляясь неожиданному на­падению, они изредка подлетали на тяжелых крыльях к лагерю и гибли от точных попаданий охраны. После этого они удалились, дав противникам некоторое время на отдых.

Марек знал, что им нужно спешить и не давать шернам время для того, чтобы опомниться, но он был вынужден ждать утренней оттепели, чтобы начать свою страшную охоту. Пока он держал свой лагерь в оборонительной позиции, а сам с интересом знако­мился с окружающей его страной.

Она была обширной и плоской. Насколько он знал из рассказов Нузара, относительно небольшое количество шернов в настоящее время жило на Луне: большинство городов лежало в развалинах, вокруг простирались широкие пустые поля, потому что не было морцев для их обработки. Ленивые шерны неохотно брались за ра­боту, считая это постыдным для себя.

Тем больше Марека удивляла их сила, благодаря которой они смогли подчинить себе более многочисленное, нежели они сами, племя людей.

Грунт был еще вязким и мокрым от растаявшего снега, когда Ерет обратил внимание Марека на приближающуюся толпу. Это шли морцы, согласно обычаю подставляемые шернами под первый огонь. Но до сражения дело не дошло. Несколько залпов огне­стрельного оружия, направленных в плотную массу идущих, в мгновение ока ликвидировало их. Молодая трава, на глазах выра­стающая из-под снега, почернела от множества трупов, упавших на нее. Люди пошли добивать раненых.

Это было страшное зрелище для Марека, который, видя в шернах звероподобные существа, не чувствовал угрызений совести при их убийстве, но содрогался при мысли о вырезании безоруж­ных морцев, как бы то ни было, носящих человеческое обличье. Но он не мог позволить себе колебаний, поэтому отдал приказ, чтобы раненых лишали жизни быстро и без мучений.

Двух или трех слегка покалеченных морцев выбрал Нузар и, по­обещав сохранить им жизнь, уговорил, чтобы они вместе с ним служили проводниками. Останки погибших были скормлены со­бакам, привезенным для упряжи.

Вскоре началась охота, которой так ждало кровожадное сердце Нузара.

Были приведены в движение сани, к ним привернули колеса, и весь лагерь медленно двинулся вперед. Иногда он останавливал­ся, тогда из него выходили охотники. Марек шел впереди, держа при себе трех морцев и несколько собак с хорошим нюхом и при­вычкой к охоте, за ним шли воины, с руками на спусковых крюч­ках, с быстрыми и зоркими глазами, внимательно наблюдавшие за каждым возвышением на земле. Если появлялся морец или шерн, его убивали и двигались дальше, к стенам обстрелянного утром поселения.

Солнце уже ярко разгорелось на небе, и море медленно колыха­лось, набегая волнами на песчаный берег. От распустившихся удивительных лунных растений шел упоительный аромат, мину­тами была такая тишина, что Мареку хотелось лечь навзничь сре­ди зелени и смотреть на огромное голубое небо, раскинувшееся над этим печальным и удивительным краем. Но лаяли собаки, или стрела морца втыкалась у его ног, и Марек поднимал оружие к ли­цу, чтобы уничтожить убегающего шерна, либо отдать приказ про­извести залп по морцам, работающим в поле и еще не знающим о нападении. Жилища, которые попадались им по дороге, поспешно сжигались, а если они были из камня, старательно разрушались. Шерны до сих пор не выказывали серьезного сопротивления, ка­залось, что страна будет завоевана без лишних усилий и избыточ­ных жертв, и род древних жителей Луны уничтожен под корень.

Тем временем приближался полдень долгого лунного дня. Во время самой большой жары Марек со своим отрядом остановился у стен города.

Новое поселение, заранее разрушенное снарядами, было совер­шенно пустым. Видимо, все его жители спрятались в старом горо­де, заброшенные и наполовину ушедшие в грунт стены которого ослепительно сверкали в полуденном солнце.

Победитель чувствовал, что здесь они встретятся с отчаянным сопротивлением. Он смотрел на разрушенные временем башни мощных очертаний, на арки и огромные ворота со сводами, часто разошедшимися по причине оседания грунта, за которыми город каменной волной сплывал к морю, чтобы, в конце концов, утонуть в его глубинах — и думал о сообщении, сотни лет назад передан­ном Старым Человеком, что и в Великой Пустыне есть похожие го­рода — в развалинах и руинах.

Кто знает, какие сокровища, какие тайны хранит в себе этот по­гибший город? О чем он мог бы ему рассказать, если бы он не был вынужден через несколько минут превратить его в бесформенную гору развалин?..

На короткое мгновение ему пришла в голову мысль: отправить туда парламентария, Нузара например, и постараться спасти этот старый город от разрушения, но он сам посмеялся над этим. Какое тут могло быть понимание, какое согласие? Перед ним была ди­лемма: или люди будут вечно служить шернам на Луне, либо шер­ны будут истреблены все до одного. Опыт веков уже научил лю­дей, что никакие договоры и соглашения с вероломными шернами ни к чему не ведут, так как в ту же минуту, когда они усматривали выгоду в нарушении этого соглашения, они без всяких колебаний его нарушали. Мог ли он предложить им выйти всем и доброволь­но утопиться в море, оставив свою планету пришельцам с другой звезды? Или он должен был забрать всех людей обратно на Зем­лю? Иного выхода не было!

В то время, когда он думал об этом, его ловкие воины поспешно ставили орудия, разворачивая их сверкающие жерла к тихим и как бы замершим стенам города. От страшной солнечной жары в воздухе висело марево, превращающее камни в нечто нереальное, колеблющееся и на глазах меняющееся. Были минуты, когда Ма­реку казалось, что весь город — это только отражение какого-то сна в движущейся и полной блеска воде и вот-вот расплывется, как сон, на этом пустом морском побережье.

Он даже не заметил, как головой дал знак Ерету, спрашиваю­щему, можно ли начинать? Только страшный грохот выстрелов от­резвил его. Он смотрел на выветрившиеся стены, которые падали под ударами снарядов, на мощные с виду башни, неожиданно ша­тающиеся у основания. Орудия ударили снова, с более близкого расстояния, и столб пыли поднялся вверх от падающих домов.

Одновременно у его ног послышался резкий крик Нузара. Он посмотрел в направлении, в котором указывала вытянутая рука морца, — и ему показалось, что тяжелая, низко плывущая черная туча движется на него с невероятной скоростью.

— Шерны! Шерны! — послышались крики воинов.

В одну минуту воины рассыпались, чтобы ни представлять своей массой прекрасную цель для снарядов, пускаемых сверху шернами. Затрещало ручное оружие, зазвучали отдельные вы­стрелы. Из тучи шернов каждую минуту стали падать на землю тя­желые тела... Началась охота за пустившимися в бегство чудови­щами.

Большая часть их спряталась в стенах города, и снова в ход бы­ли пущены орудия. Обстреливались еще стоящие дома, наполови­ну разрушенные башни и арки, построенные много веков назад, потом обстреливались развалины и в конце концов уже просто беспорядочная масса камней. Тем временем разразилась буря, ко­торая, громыхая, помогала людям в деле разрушения.

Иногда из груды развалин вылетал какой-нибудь шерн, делая отчаянную попытку убежать, но сразу же падал, сраженный пу­лей, не успев даже долететь до кольца противников. Некоторые, охваченные безумным страхом смерти, взлетали над разбушевав­шимся морем и погибали, падая в волны.

Победа была одержана убедительная — не был потерян ни один человек.

Однако когда Марек по истечении определенного времени хо­тел направить своих людей на дымящиеся развалины, чтобы обы­скать их, Нузар схватил его за край блузы и покачал головой.

— Этих еще не следует убивать, — сказал он, показывая на ря­ды победителей, — они еще пригодятся тебе, господин.

Марек вопросительно посмотрел на него.

— Шерны еще там, они укрылись в ямах; подо всем городом тя­нутся глубокие пещеры. Кто войдет туда — погибнет.

— А входы в эти пещеры? — спросил Марек.

— Их много. Некоторые из них морцы замуровали, чтобы туда не поступала морская вода.

— Где они находятся?

— Взятые морцы безошибочно тебе укажут их. Они знают эти места слишком хорошо, потому что стены под ударами волн разру­шаются и их нужно постоянно восстанавливать и ремонтировать.

Марек даже не стал ждать окончания бури. Море еще бушевало и бешено колотилось о развалины, когда, по приказу Победителя, поспешно закладывались мины, которые должны были устранить каменную преграду для волн.

В самом скором времени загремел мощный взрыв, и вверх взле­тели брызги и осколки камней. Море на мгновение замерло, от­брошенное назад, но в ту же секунду заклокотало и ринулось че­рез освобожденный проход внутрь таинственных пещер.

Шерны, под угрозой затопления, начали выбираться из укры­тий через боковые входы, где их безжалостно убивали, чтобы оп­равдать слова Писания о том, что на Луну придет Победитель.

А он сам, усевшись над развалинами, смотрел на море, успоко­ившееся после бури и в новом, ярком свете солнца, выглянувшего из-за туч, смотрел в глубину, на затопленный там город, единст­венный след того, что тут, на этих развалинах, когда-то жили жи­вые существа.

Воины наконец-то смогли отдохнуть...

Какая-то удивительная птица с золотистыми крыльями вылете­ла из ближайших зарослей и, сверкая на солнце, начала кружить­ся над головой Победителя, все больше и больше расширяя круги.