Как-то незаметно летит время. Думал, что только вчера окончил последнюю строку предыдущей главы, а уже прошел целый месяц. И ни строчки! Просто удивительно. Даже не вспоминалась работа над книгой. Текучка заедает и не дает сосредоточиться и провести хотя бы самый малый анализ прошедшему. Да тут еще положение на Байконуре... Практически военные расписались в своем бессилии дальше обеспечивать работы по теме МКС «Буран», и нужно думать, как спасти этот исторический космодром.

Космодром, на который в сентябре 1982 г. меня снова забросила судьба и который более десятилетия был моим вторым домом, настолько дорогим, что порой забывал, что находился в командировке. Хорошим или плохим? Не знаю, но родным местом, куда постоянно тянет, это точно.

Байконур. Это не только краски неба, не только пьянящий своей свежестью воздух, но и изнурительная работа. Работа, которая несмотря на физическую усталостью дает внутреннее удовлетворение. Ведь каждый день приносит что-то полезное. Каждый день еще одна толика твоего труда вкладывается во что-то величественное и незабываемое. На космодроме дорога к месту работы подчинена военным порядкам. Это и нас, гражданских (как здесь называют, «пиджаков»), втягивает в их ритм.

Утренние «мотовозы», как ужи, выползают с площадки 10 и величественно продвигаются по степи, словно караваны судов по водной глади. Эти зеленые ленты поездов сначала следуют друг за другом, не давая сбиться кому-то в пути, и, дойдя до развилки, разбегаются в разные стороны, доставляя в степные городки уже приходящих в себя людей.

А утром снова мотовоз

-

Работа на космодроме по теме МКС приобретала все больший и больший размах. Одних только строителей и монтажников было более десятка тысяч. Ведь нужно было построить и посадочный комплекс орбитального корабля, и универсальный комплекс стенд-старт, и стартовые позиции, и технические позиции, и заправочные комплексы, и, естественно, жилые корпуса. Ведь тема разрабатывалась не на один полет, а, по крайней мере, на 30 полетов в год. А это значит, что обслуживающего персонала будет тысячи. Всем нужно было создать нормальные жилищные условия. Громадная нагрузка легла на военных строителей.

Ситуационная схема космодрома «Байконур» Дороги Байконура

За ходом строительства и за ходом работ над всеми составными частями системы «Буран» внимательно следит Межведомственный координационный совет во главе с министром общего машиностроения С.А. Афанасьевым. Особенно продуктивны были выездные заседания. С.А. Афанасьев «сажал» на самолет всех членов совета, а в него входили еще несколько союзных министров, и летел на космодром. Совершался объезд всех объектов, а затем мощный «разнос» на заседании. Практически доставалось всем, ведь сроки срывались у многих. Первый полет «Бурана» по генеральному графику должен был состояться не позднее 1984 г. Но это по графику. А реальность говорила о другом. Так что рабочие графики превратились в мобилизующие.

Двигалась кавалькада машин от объекта к объекту. Как правило, все члены МВКС в автобусе, а за автобусом целая вереница машин. Это руководители работ от разных организаций, командиры строительных частей и управлений. По своей сути МВКС был как бы малым советом министров, а его решения (по положению о совете) имели силу Постановлений Правительства. 15 союзных министерств были представлены в МВКС или самими министрами, такими, как И.С. Силаев, Э.К. Первышин, П.С. Плешаков, П.В. Финогенов, В.В. Бакин, или заместителями. Основные промышленные отрасли: авиационная, радио, средств связи, оборонная, химическая, приборостроение, тяжелое машиностроение и энергетика, объединил межведомственный координационный совет. По сути, этот совет подключил к разработке МКС «Буран» все союзные республики, 86 министерств и ведомств, более 1200 предприятий. Вся огромная страна, с четко отлаженным за многие годы механизмом, поднялась на разработку национальной задачи. Ведь по военной стратегии боевые действия переносились в космос. И только тот, кто владел космосом, мог заставить считаться с собой. Это уже потом будут спрашивать, зачем сделан «Буран». А не будь его, совершенно непонятно, как развивалась бы история.

Роль МВКС в создании многоразовой системы «Буран» была огромна. И уж если что было прописано в его решении, можно было быть спокойным — будет выполнено.

Вот поэтому так тщательно готовились на космодроме к заседаниям совета. Уже сама подготовка заставляла всех исполнителей осмотреться, подвести итоги, в рабочем порядке выяснить положение у своих смежников. И при необходимости заранее предупредить их, на что «накатить бочку». Правда, бывали и такие случаи, когда, не предупреждая того или иного исполнителя, поднимали на совете неподготовленный вопрос. Но в результате вокруг того, кто хотел отвести от себя удар и подставлял других, создавали столь нетерпимую обстановку, что он был вынужден менять место работы.

В ноябре 1982 г. после очередного заседания меня подозвал Б.И. Губанов:

— У меня к тебе просьба. Мне нужно в Москву, а ты знаешь, принято решение усилить руководство работами на космодроме. Останься. Через неделю я прилечу.

Что такое просьба Главного конструктора? Хорошо известно. Это приказ.

— Хорошо.

Так, прилетев на три дня, пробыл на космодроме неполных три месяца. Здесь говорят, что ничего нет слаще, чем пыль из-под колес уезжающего начальника. Вот кавалькада машин понеслась на аэродром, и все словно выдохнули, разбрелись по своим норам.

Начал анализировать. Все ли сделано в Москве, в КБ? Ведь по сути реорганизация службы только что закончилась. Довольно хорошо укрепил и отдел ведущих конструкторов. К опытным С.С. Ершову, В.Д. Семенову, С.А. Тарасову добавил новых сотрудников: К.К. Попова, А.Н. Воронова, О.Н. Синицу. Некоторых из них знал еще со студенческой скамьи, с некоторыми проработал более десяти лет. Была полная уверенность, что они внесут свежую струю в работу ведущих и не подведут.

Поехал и я в гостиницу на площадку 2. К моему удивлению, гостиница была закрыта. Достучался до дежурной. Объяснила, что по указанию М.И. Самохина после отъезда основной делегации отпустили администраторов и закрыли гостиницу. «Дед», так звали мы Михаила Ивановича, всегда точно знал, кто улетает, кто прилетает. Мое возвращение было неожиданным. Так и выдали мне ключ от входной двери. Зашел в свой номер. Неуютно. Пошел в столовую — закрыта. Вернулся. Согрел чай. Включил телевизор, но мысли бегали как сумасшедшие, ведь впервые мне поручили такую огромную работу. Нужно было собраться.

Утром поехал в МИК — монтажно-испытательный корпус. Перед МИКом небольшое 3-этажное здание. Инженерный корпус. Это здание, да и сам МИК, построили во времена H1. Здесь на втором этаже располагались кабинеты Главных конструкторов наших головных смежников, а также кабинеты министра и начальника Главного заказывающего управления Министерства обороны. В их отсутствие здесь работали их полномочные представители. В одном из этих помещений — кабинет Генерального конструктора НПО «Энергия». Захожу. Встречаю Ю.М. Данилова. В период строительства технической позиции он оккупировал этот кабинет. Ю.М. Данилова знал еще со времен, когда работал на полигоне по подготовке к пуску Т2К — аналога Лунного корабля — для отработки его систем на орбите ИСЗ. С тех пор Юрий Михайлович практически не выезжал с космодрома, проживая с семьей на площадке 10 (г. Ленинск). После закрытия H1 был назначен В.П. Глушко ответственным от НПО «Энергия» за создание технического комплекса. Знал до тонкостей перипетии космодромной жизни. Его советы во многом пригодились.

— Привет! Как ты здесь оказался? — недоумевает Юрий.

Ю.М. Данилов

— Случайно, — смеюсь.

— И надолго?

— Навсегда.

— Ну наконец-то. А то я один здесь отбивался за всех.

— Теперь будем вместе нападать!

Он вкратце обрисовал мне состояние дел на всех объектах. И многое для меня стало откровением. Ведь из докладов на МВКС создавалась более благоприятная картина, поскольку каждый в докладе немного приукрашивал свои дела.

— Ты собери всех головных исполнителей, — советовал Юрий Михайлович, — и откровенно поговори с ними. Найди с ними нужный язык. До пуска ох как далеко, а работать придется вместе.

Как-то сразу он поставил точки над «и», как бы определяя этим головную роль службы 16 — службы Главного конструктора МКС «Буран». Мне сразу стало не по себе. Я имел представление о ракетах, о кораблях, но тут на меня «вешали» вопросы и по УКСС (универсальный комплекс стенд-старт) и по СК (стартовый комплекс), и по установщику, и по посадочному комплексу ОК (орбитальный корабль), и т.д., то есть по всем составным частям системы, как на заместителя Главного конструктора.

— Тебе нужно сесть в этот кабинет. Только на это спроси разрешение у Валентина Петровича. Я спрашивал, — советовал Данилов.

Да, кабинет В.П. Глушко был самым укомплектованным и по обстановке, и по связи. На космодроме связь — великое дело. А здесь была и оперативная, и внутримиковская, и ЗАС-связь, и особо ценная ВЧ-связь. Покрутишь диск с гербом и окажешься на любом промышленном предприятии Союза, будь то на Дальнем Востоке или Украине, Узбекистане или Ленинграде, Москве или Перми. Великолепная связь.

— Я здесь временно. На момент строительства. Вам нужно сразу подумать и нарисовать схему помещений, на которой показать, где будет чей кабинет.

Поговорили о бытовых условиях, о транспорте и разошлись. Сели со своими ребятами в соседней комнате и стали думать, с чего начинать. Нужно было обозначить, что на ТК (технический комплекс) появился постоянный представитель Главного конструктора. Еще со времен С.П. Королева Главный конструктор был значительным лицом на космодроме, лицом, к которому относились с большим уважением и даже побаивались.

Наметили через день провести совещание. И еще раз объяснить планы на ближайшее время. Поехал в 6-е управление полигона. Меня встретил исполняющий обязанности командира полковник Николай Андреевич Борисюк, добродушный богатырь с открытым лицом и лукавыми глазами. Он стал рассказывать о том, как все соскучились по настоящей работе. Ведь со времен H1 у них не было живого дела, и многие находились в унынии. Рассказал и я о наших планах. Сообщил, что к декабрю будет собрана первая ракета под заправку, а в январе 1983 г. вывезем ее на УКСС для проведения работ. Он слушал, а на лице мелькала незаметная улыбка. Он-то хорошо знал, что пройдет еще пара лет, прежде чем изделие поедет на испытания. Еще не готовы даже железнодорожные пути следования, не говоря об установщике и самом стенде.

Знакомство состоялось, заверили друг друга в тесном и дружном сотрудничестве.

Собрались на совещание. Познакомились. Пришли директор филиала завода «Прогресс» В.Е. Кравченко, директор филиала ЗЭМ Ю.И. Лыгин, от фирмы В.П. Бармина В.В. Лазарев, от НИИхиммаш А.А. Макаров, от НПО «Молния» В.В. Студнев.

— Задача у нас одна. Поставить заправочное изделие 4М на УКСС не позднее 31 декабря 1982 г., — сказал я, открывая совещание.

Наступила гнетущая тишина.

— А изделие, по нашему представлению, не успеет, — сказал в ответ В.В. Лазарев.

Так начался обмен информацией. Каждый больше спрашивал о делах других, чем говорил о своих. Совещание продолжалось.

— Успеет. А как идут ваши дела?

— Мы от изделия не отстанем, — заверил он и посмотрел на всех.

Каждый не хотел отстать, оказаться крайним, вот и узнавал, что же делается у других. Почему-то все сидящие за столом старались не смотреть друг на друга. Так, практически до самого пуска, длилась эта игра в надуманное лидерство. Собравшиеся хорошо представляли те громадные трудности, которые нужно было пройти, прежде чем изделие «поедет» на УКСС или стартовый комплекс.

Знакомство состоялось. Все разошлись. Нужно было работать над графиком сборки изделия. Ведущие конструкторы В.Е. Бугров, Я.П. Хорев рисовали графики, но добиться от заводских технологов сведений о циклах сборки центрального блока было чрезвычайно сложно. Они и сами с трудом понимали, во что это выльется. Ведь на полигоне находились пока пустые оболочки ракеты.

Только специалист поймет, что за внешне изящными и простыми формами ракеты кроются сотни, нет, тысячи трубопроводов, приборов, агрегатов, что только в центральном блоке установлено более 450 различных клапанов 80 разновидностей.

Прежде чем попасть в изделие, каждый вид арматуры проходил такие испытания, что, скажем, тем же нефтяникам казались фантастическими. Сначала конструкторские испытания, затем чистовые, испытания на надежность и, наконец, уже каждый клапан проходил контрольные испытания. И это во всем диапазоне параметров и условий их функционирования в составе ракеты. Не имел право отказать ни один клапан, ведь на нем «висела» жизнь ракеты.

Но давайте еще раз вспомним условия испытаний. Только температура жидкого кислорода и жидкого водорода, а это -193 и -254°С, исключала применение в качестве уплотнений резину, синтетические материалы, а допускала только металл; условия работы были нелегкими: вибрации, перегрузки, высокие давления, минимальные времена срабатывания, и это при том, что размеры проходных сечений некоторых клапанов превышали 300 мм.

Пришлось долго потрудиться нашим арматурщикам A.M. Щербакову, А.Н. Вольциферу, Ю.П. Ильину, В.Ф. Нефедову, В.В. Вольскому и другим, прежде чем были найдены оригинальные решения для каждого водородного клапана. Кислородное хозяйство разрабатывалось в Куйбышеве. Будущий главный конструктор филиала С.А. Петренко возглавлял этот отдел.

Но все это где-то далеко, на западе. А мы в степи, и нам нужны были готовые клапаны, которые можно устанавливать на место в ракете, а не макеты и образцы для испытаний. Отставание в изготовлении арматуры было самым большим из общего цикла. На заводе «Прогресс» по указанию министра С.А. Афанасьева создается специальный арматурный цех. Клапаны будут. Но когда?

Кроме клапанов, нужны были трубы, которые соединяли эти сотни клапанов, двигатели и баки в единую систему — двигательную установку. Задача изделия 4М и состояла в том, чтобы научиться заправлять эту двигательную установку жидким кислородом и водородом общей массой более 700 т.

Особую опасность представлял водород. Еще со школьной скамьи мы знаем о гремучем газе. Так что обращаться с ним следует чересчур аккуратно. Специальные исследования Государственного института прикладной химии показали, что достаточно около изделия иметь 4%-ную примесь водорода — взрыва не миновать, так как источник инициирования всегда найдется. Поэтому весь центральный блок разрабатывался из условия недопущения даже минимальной течи. На ракете все стыки трубопроводов, арматуры были сварными. Сварка производилась специальными сварочными автоматами. Причем сначала варился образец, а затем та же бригада отправлялась на ракету и сваривала, не меняя режимов, штатный стык. Затем рентген стыка, проверка герметичности участка сварки и его сдача.

Монтажно-испытательный корпус ракеты-носителя «Энергия». Пролет сборки блоков первой ступени

Любой клапан имеет подвижные элементы, а значит, через них может просачиваться компонент топлива при перекладке клапана. Чтобы избежать и этих случайных подтеков, арматуру поместили в пневмощиты. Эти пневмощиты продувались инертным газом, который исключал накопление водорода в них из-за случайных утечек.

Да и трубопровод попадал на изделие не сразу. Сначала снималась конфигурация, затем гнули макет, по нему отрабатывали технологию, а следом делали сразу три штатных образца. Один уходил на испытания, где его доводили до разрушения, другой — на борт, третий — как образец на следующую машину. Трубопроводы так подгоняли к стыку, что даже лезвие безопасной бритвы не могло пройти. Никакого натяга или подгиба на месте! Так что можно представить, каких трудов стоило изготовить каждый трубопровод. Но все это можно сделать, если есть из чего.

А тогда, в октябре 1982 г., только баки да каркасные отсеки (так мы называли межбаковый отсек и хвостовой) лежали в стапелях. Да и стапели еще не были готовы для окончательной сборки блоков. Все комплектующие: и трубопроводы, и пневмощиты, и отдельная арматура, и агрегаты гидропитания, и турбогенераторы — все находилось на материке на заводах, где шла упорная борьба за создание этих комплектующих. К изготовлению трубопроводов подключили практически все заводы отрасли.

Но раскрутить производство — дело нелегкое. А мы здесь на космодроме ждем эти злополучные комплектующие.

Тяжелейшее положение было и с боковыми ускорителями. Модульная часть их была унифицирована с первой ступенью носителя «Зенит» разработки КБ «Южное». А поскольку отработка «Зенита» опережала «Энергию», то и его производство шло впереди.

Макеты модульных частей для заправочного изделия прибыли из Днепропетровска одновременно с баками центрального блока, а вот хвостовые и носовые отсеки к ним явно запаздывали. Эти отсеки имели клепаную конструкцию, а чтобы склепать, нужны стапеля. Так вот их к этому времени еще не спроектировали на заводе экспериментального машиностроения НПО «Энергия».

Хорошо знал это и председатель МВКС С.А. Афанасьев.

— Ты, понимаешь, подводишь всех, — позвонил он директору завода А.А. Борисенко. — Если не подтянешься и через два месяца не отдашь на полигон отсеки, пойдешь на коллегию, — сказал он и положил трубку.

Отдать восемь отсеков! За два месяца! Такое не выполнить, даже если остановить остальные заказы. Нужно было искать выход. Нашли. Машина была не летная, а наземная. А это значит, что можно не бороться за массу. Кто-то предложил выточить эти отсеки из болванки. Его, конечно, осмеяли. Во-первых, нет таких болванок, да и станков тоже. Но идея уже забродила. Вспомнили про Атоммаш. Точеные хвостовые отсеки были ему под силу.

Жаль, что носовые отсеки нельзя было выточить, их пришлось срочно делать по штатной документации, т. е. клепать.

Времена административного правления были не так уж плохи. Один звонок инструктору ЦК КПСС Вячеславу Григорьевичу Красавцеву — и наших представителей уже ждут в Ростове-на-Дону. Сели в самолет Ю.И. Лыгин и А.Н. Иванников и полетели. У трапа их встречает секретарь обкома И.А. Бондаренко, и в этот же день они в Волгодонске. Все понимают: раз вмешался ЦК, то дело государственной важности. Осмотрели производство, договорились, оформили документы и стали возвращаться. Перед вылетом всех провожающих пригласили в самолет (благо самолет свой), где, как положено, был накрыт стол, и, подняв бокалы, поблагодарили за прием и понимание. «Отходная» была нормальная, так что расставались друзьями. Такие «отходные» содействуют взаимопониманию при любом режиме. И надо сказать, что волгодонцы не подвели. Отсеки были присланы вовремя.

Прошла неделя моего пребывания на Байконуре, и вот получаю ВЧ-грамму, что едет мой Главный, а с ним руководители комплексов. Он специально их потянул за собой на полигон, поскольку многие и не представляли себе всего размаха работ. Демонстрация им всей панорамы строительства, сборки, монтажа была лучшей аттестацией. После таких поездок уже как-то не хочется думать отвлеченно, что у тебя в запасе есть год или два, что можно еще поиграть вариантами. Нет, уже понимаешь, что ты можешь стать «крайним», а это ох как неприятно.

Почему-то в этот момент вспомнился мне один лозунг в зале коллегии министерства общего машиностроения: «Кто не хочет работать — ищет причины, кто хочет — ищет способы».

На следующий день еду встречать!

— Ну как ты тут? — спросил Б.И. Губанов.

Ю.Н. Коптев

— Нормально, график разработали, со всеми вошел в контакт.

С Б.И. Губановым прибыли Ю.Н. Коптев — начальник 3-го главка, будущий генеральный директор Российского космического агентства, А.Н. Иванников — заместитель В.П. Глушко по координации работ, члены ЦКР (Центра координации работы) и руководители подразделений. Поехали обедать.

С момента основания полигона как-то негласно на площадках действовал «сухой» закон, и если попадался инженер под хмельком, то можно было вылететь с полигона в 24 часа с очевидными последствиями.

А здесь открыто всех пригласили в столовую. Столовая принадлежала военторгу, но «обслуга» была полностью нашего предприятия, и поэтому мы считали ее своей.

Столы накрыты. Закуска богатая: жареный толстолобик, сайгачатина, винегреты, капуста и водка.

— Я знал, что хорошие, успешные дела завершаются застольем. А вот чтобы великие дела начинались с пьянки, вижу впервые, — изрек Ю.И. Лыгин. Все дружно хохотнули, но никто не отказался ни от водки, ни от закуски. После первой стало тихо, и, похоже, каждый задумался: а ведь действительно великое дело впереди, и не один год еще до пуска, а будет ли он успешным? Не ударит ли по нам судьба H1? Не хочется жить старым, но если сомневаться и нет уверенности, то лучше не затевать.

Но вот стол начал помаленьку расходиться, стало шумно, посыпались анекдоты. Очень умело поддерживал компанию остротами молодой армянин А.Л. Геворкян. Именно ему потом пришлось руководить сборщиками боковых ускорителей. Их называли «морковками». Почему? Не знаю до сих пор. Они были вроде и не красными, да и по форме далеки от моркови. Но вот «морковки», и все.

Утро встретило нас морозцем с небольшим ветерком, таким, который, кажется, омывает все твои косточки. Собрал всех начальник главка. Объявил, что по указанию министра останемся здесь до конца года, пока не соберем машину. Прошлись по цехам, наметили распорядок дня. Ввели очень жесткий режим. Оперативки в 9 час. 00 мин. и в 20час. 00 мин. Суббота — рабочий день, а в воскресенье — до 15 час. 00 мин. Потом это стало нормой. А поначалу не верилось, что так будет.

— Да что там еще делать-то на полигоне, как ни работать? — говорили на материке, — Там и женщин-то нет. Работай себе в удовольствие.

Да, правда в этих словах есть. Еще не привезли свои семьи рабочие, да и вообще женщин не было видно. В залах работали в основном мужчины. До легкой работы было далеко.

Через день Главный подходит и говорит:

— Послушай, хотел сменить тебя, но мне надо срочно в Москву. Нельзя же оставлять одного начальника Главка. Задержись здесь еще.

— Хорошо, — отвечаю.

— Найди с Коптевым контакт. Он может здорово помочь нам. Ведь под ним и заводы «ходят». И еще. Помоги П.И. Кирсанову. Он часто сетует на нехватку исходных данных.

П.И. Кирсанов возглавлял конструкторскую бригаду, которая сопровождала производство центрального блока и блока «Я» на полигоне. Все конструкторы были из Куйбышева, из Волжского филиала, а вот проектные решения закладывались в Москве. Часто уточнение того или иного параметра длилось месяцами. Это было недопустимым. Мне дали полномочия вызывать на полигон любого из ГКБ, принимать на месте решения и утверждать их за Главного и даже за Генерального конструктора.

Проходили день за днем, а движения вперед не чувствовалось. Очень много труб требовалось уложить, в хвостовом отсеке центрального блока их было около тысячи, да и блок «Я» требовал не меньше. Прошла

Стапель сборки нижнего переходника второй ступени

неделя, на оперативке доклад — изготовили четыре трубопровода, сварили десять стыков. Как ни возмущался Ю.Н. Коптев, ускорить дела не мог. Пришлось ему самому «влезать» в технологию сборки, изучать все тонкости изготовления этих проклятых труб, каждый день ругаться по ВЧ-связи с директорами.

— Когда ты сможешь установить группу трубопроводов по системе пожаротушения, — спрашивал он мастера участка, — нарисуй график и вечером доложишь.

Вечером на оперативку мастер приносит свой график, по которому видно, что монтаж будет через десять дней.

— Не принимается. Иди, подумай, нужно сделать через два дня. Доложишь в 22 часа.

В 10 часов вечера на стол начальника главка ложится график с циклом работ на два дня.

— Ну вот, видишь, если подумать, то можно и за два дня, — отмечает Юрий Николаевич.

Мастер молчит.

— Распишись под графиком и выполняй, — изрекает начальник.

На утренней оперативке выясняется, что график еще и не запущен в работу. На вечерней — уже совершенно очевидно, что полный провал. Опять «на ковер» вызывают мастера участка.

— Ты разработал график?!

Молчание.

— Твоя подпись под графиком? Почему не выполнил? Зачем нас вводишь в заблуждение? Зачем подписывал «липу»?

— Вы просили, я и подписал, — отвечает мастер. Взрыв негодования. Мертвая тишина в кабинете, немая сцена.

— Ну хорошо, — говорит Ю.Н. Коптев, — давай пойдем дальше. Распишите по операциям весь процесс, пронормируйте, скажите, чем помочь. И нарисуйте реальный график. Делаю вам устный выговор, но учтите, все может кончиться печально. Завтра жду график! Все. Вы свободны.

А назавтра то же самое. Продвинулись вперед буквально на миллиметры.

И опять ругань, уговоры, объяснения... Нервы стали явно сдавать. В этом диком темпе прошел месяц, и стало совершенно ясно, что в декабре машины не будет. Министр этого не хотел понимать, нужно было хотя бы собрать пустой макет. Но на него нет документации Главного конструктора. Да и собрать макет — дело не такое уж простое. Даже пустые баки и отсеки весят десятки тонн, а для сборки пакета требовалась миллиметровая точность. Сборочно-монтажная оснастка поставлена не в полном комплекте, да и крановое хозяйство еще не переделано. А декабрь наступил как-то сразу. Теперь уже говорить об изделии, даже макетном, в 1982 г. стало проблематичным. Собрать-то можно, если со Ждановского завода придут агрегаты. Полетели в Жданов (Мариуполь), походили по цехам и поняли, что в этом году ждать агрегаты не приходится.

В кабинете министра наш начальник главка как-то сник. Ведь кто его знает, министра-то! Обещал снять с работы, если не соберем пакет и на январской коллегии не будет положена на стол фотография с изображением собранной машины! Не будет фотографии, будет совсем другое решение коллегии. Прошла неделя, Ю.Н. Коптева вызвали в Москву.

Вышли из столовой. У министерской «Волги», как-то осунувшись, Юрий Николаевич обращается к нам, конструкторам:

— Не хочу вас агитировать и объяснять, но очень прошу: придумайте что-нибудь. Нужно собрать пакет. Обещаю премию по окладу. Только придумайте. Я буду через три дня.

Как-то нехотя он сел в машину и уехал на аэродром. Нам и самим очень хотелось быстрее увидеть машину в сборе. Но как ее собрать? Нужно было менять технологию сборки. Стали думать, как обойтись без стыковочного оборудования, а сборку провести без помощи кранов. Появился вариант, но вот беда: не хватало одного крана.

Мы часто ездили смотреть, как идут дела у наземщиков. Установщик они доработали, котлован готов, основные бетонные работы близились к завершению, поступает крупногабаритное оборудование.

Перед строительными и монтажными управлениями стояла огромная задача по созданию универсального комплекса стенд-старт. Ведь им даже для первой очереди, для функций только стенда нужно было ввести в строй 210 сооружений, 49 технологических систем и 1653 помещения для специальных технических систем. Руководил всем этим строительством Александр Александрович Макаров. Стенд предписывался НИИхиммашу. Поэтому в нем создается специальный комплекс, в задачу которого входило испытание ракетоносителя «Энергия» на этом стенде. Но прежде чем эксплуатировать стенд, его нужно построить. Вот это и было первой задачей, стоявшей перед 7-м комплексом НИИхиммаша.

Вместе с военными строителями и специалистами Минмонтажспецстроя сотрудники 7-го комплекса упорно работали над вводом в строй стенда, но в условиях, резко отличных от наших. Ведь им приходилось работать вне помещений, в изнурительную жару и сильнейшие морозы, в строительной пыли и грязи. Мы-то работали в кондиционированных залах, где все вылизывалось до блеска, а уж о пыли и говорить не приходилось.

Сколько им пришлось пережить! Так хочется, чтобы кто-нибудь написал об этом подробнее.

Но мне хочется сейчас рассказать о другом. Собрать изделие, пусть пока просто габаритный макет, до нового года — задача не из легких. Эта задача постоянно решалась в нашем мозгу. Как навязчивая идея она запала в нас, и где бы ты ни находился, мысль снова и снова возвращалась к этой задаче. Наверное, только чудаку может показаться, что упавшее на голову Ньютона яблоко осенило его открыть закон всемирного тяготения. Но люди творческие хорошо знают, что Ньютон не один день и не один, наверное, месяц, а может годы думал об этом явлении природы, а яблоко только подтолкнуло его к решению. По крупицам он собирал данные, пока они не вылились в законченную идею.

Нам было далеко до таких великих ученых, да и проблемка была намного проще. Говоря о Ньютоне, хотел только напомнить, что человек постоянно ищет решения все новых и новых задач, которые перед ним ставит жизнь. Так уж он устроен. А мир познания безграничен.

В один из декабрьских дней я ехал к Сан Санычу (А.А. Макарову) в очередной раз обменяться информацией по нашим делам. На одной из монтажных площадок работал самоходный японский кран «Като». Сам кран был просто красавец. Решил подъехать. Оператор, мужчина лет пятидесяти, с гордостью стал рассказывать о возможностях этого крана. Рассказал он, что работой крана управляет бортовой компьютер, который и режим его работы подскажет, и опасную операцию вовремя сблокирует. Грузоподъемность крана, в зависимости от длины вылета стрелы и угла наклона, позволяла поднять максимальный вес до 40 т. Мягкая и прецизионная подача гидрожидкости в силовые цилиндры позволяла регулировать ход подвесного крюка буквально до миллиметра.

Первое, что пришло в голову, — а нельзя ли этот удивительный кран использовать при сборке нашей «Энергии»? Вернулся в МИК, рассказал о своей идее технологам. Первые же прикидки показали, что можно. Посадил в машину технологов и поехали к крану. Уточнили характеристики. Все шло в нужном направлении. Просидели допоздна, еще раз прорисовали все операционные нити. Может получиться. Кран подходит. Утром опять еду на площадку. Начинаю выяснять, кому принадлежит этот кран. Еду к генералу А.А. Федорову на площадку 10. Он внимательно выслушал нас и обещал помочь.

— Мы уже четыре года все строим, строим, и конца не видно. Не видно вашего изделия. Хоть показали бы его быстрее строителям, — сказал в конце разговора генерал.

Нужно было договориться теперь с самим водителем-оператором.

— Когда надо? — спросил он.

— Примерно 27-29 декабря по нашему графику, — отвечаю.

— По графику?

— Да, по графику.

— Не могу. Знаю я ваши графики. Опоздаете, и останусь я встречать Новый год вдали от родни. А я домой хочу.

— У нас есть свой самолет, и мы вас доставим в Москву. Полетим вместе.

— А если нелетная погода? Нет, я улетаю 25 декабря, и точка.

— Кто еще может работать на этом кране?

— Никто.

Этапы сборки пакета ракеты-носителя «Энергия»

Вот так задача получилась. Решение о сборке пакета есть, а как реализовать? Опять к генералу.

— Не волнуйтесь. Строители не подведут. Кран у вас будет 28 декабря. Работайте спокойно.

Вернулись из Москвы Ю.Н. Коптев и Б.И. Губанов. Встретили. Первый вопрос у трапа самолета:

— Есть вариант?

— Вроде есть.

Его лицо преобразилось. На вечерней оперативке обсуждались вопросы сборки пакета. Их было много. Дело в том, что с завода стали поступать и подъемные траверсы, а каждую из них нужно было спрессовать (нагрузить грузом, на 10% больше расчетного, и посмотреть, не сломается ли). Опрессовать нужно было и силовую основу пакета — блок «Я». Его кронштейны должны были выдержать нагрузку до 200 т (приблизительно два — три железнодорожных вагона).

Предновогоднее время поджимало. Оперативки перенесли в монтажный зал. Главный технолог Г.Я. Сонис буквально каждый день придумывал все новые и новые приспособления.

20 декабря собрали центральный блок. Уложили его на железнодорожную платформу и переехали в четвертый пролет. Пятый пролет МИКа еще не был готов.

Перевезли в четвертый пролет и блок «Я». Поставили вертикально, прикрепили к нижнему торцу опрессовочные грузы и стали проводить испытания. При первом же подъеме один из кронштейнов лопнул.

Производственный дефект. Срочно ВЧ-грамма на завод, и утром в самолете уже лежал новый. Переехали в четвертый пролет к макетам боковых ускорителей. Через четыре дня все было готово к сборке пакета. Из МИКа мы уже не выходили до конца сборки. Пять суток на ногах. Никогда не думал, что подошвы ног будут самыми уязвимыми. На третий день казалось, что ходишь по раскаленным углям. Только недолгое сидение на стуле с поднятыми ногами ненадолго помогало. Все без исключения дневали и ночевали в этом четвертом пролете. И даже приход В.В. Лазарева с докладом, что 25 декабря в 10 часов утра состоится митинг, посвященный сдаче установщика, не смог никого оторвать от машины. Естественно, это вызвало обиду у наших основных смежников, но думаю, они нас тоже хорошо понимали.

Уложили нижние боковые блоки, подвели центральный блок. Наступила очередь установки двух верхних блоков. Нужен был кран «Като». Действительно, генерал сдержал свое слово, и кран, как мы и договаривались, стоял у ворот МИКа. К моему удивлению, за рулем сидел молодой парень. Въехал в МИК в 10 часов утра и занял исходную позицию. Объяснили ему, что надо делать. Он быстро усвоил.

— Сделаю, — ответил, — у меня просьба к вам. Вы потом не дадите немного спиртику? Ребята сказали, что он у вас очень хороший.

— Хорошо. Сколько?

— Да граммов двести — триста.

Этапы сборки пакета ракеты-носителя «Энергия»

Этапы сборки пакета ракеты-носителя «Энергия»

Время шло, а до работы крана не доходило. Главный конструктор КБ «Мотор» В.Ф. Степанов усомнился в одной из траверс. Пришлось натягивать струну и испытывать заново. Время до нового года пошло уже на часы. А здесь струна.

И начальник главка, и главный по изделию даже побелели. Но делать нечего. Нужно испытывать.

Опять сборка. Наступила ночь. Спокойно спал в кабине «Като» оператор. Подготовлены два верхних блока, уже соединенные с блоком «Я», остались заключительные операции по стыковке с блоком «Ц» боковых ускорителей в верхних узлах. В работу вступил кран «Като». Стою рядом. Парень работает спокойно, выполняя все указания мастера Пильдеса, ведущего сборку. Сизый дым заполонил весь пролет. Запах гари от двигателей «Като» чувствовали во всех пролетах. Система вентиляции не справлялась. Не выдержал старший представитель заказчика полковник Н.И. Румянцев.

— Я не могу смотреть на эти безобразия. Допустить не могу, а запретить не в силах. Делайте без меня, — сказал он и ушел.

Сборка шла своим чередом. Вот уже необходимость в кране исчезла. Получив обещанную бутылку, парень, очень довольный, поехал к себе.

А «накат» центрального блока продолжался. Его путь был менее метра, а зазоры вхождения узла — миллиметры! Проехали 20 мм, и звучат слова Пильдеса:

— Стоп. Замер.

Проходит еще час, и опять поехали, и так до 5 утра. Стало ясно — все получилось. Осталось только навесить боковые тяги.

— Готов выполнить свои обещания. Где подписать, — спрашивает меня Ю.Н. Коптев.

— В кабинете.

— Будет. Только смотри не подведи. Уж очень ответственная работа. Уронишь — тюрьма.

Разговор закончился, парень (жаль, что не запомнил фамилию) прошелся по залу, устроился в кабине и стал ждать.

К сборке изделия, да и не только к ней, но и к изготовлению допускались только аттестованные люди. Работа проходила под контролем ОТК и представителей заказчика (военных). Каждая операция описывалась в журнале. Это на тот случай, если что произойдет, быстро найти, кто делал, и дать соответствующие заключения. А здесь — парень со стороны, без инструкций, без расписки о сохранении государственных секретов, без аттестации...

В кабинете на столе лежали списки на премию всем участникам этой эпопеи. Опытный Ю.И. Лыгин посоветовал перевести в экспедицию (на космодром) деньги заранее.

— Если получится, то заплатишь, а нет, они не пропадут, — говорил он мне.

Списки подписаны. Ведущий их уже понес в экспедицию, а мы уехали в гостиницу спать. Ведь через три часа наметили свой митинг, а через восемь — самолет в Москву. Это было уже 30 декабря 1982 г.

Проснулись в 9 утра.

— Ты скажи всем, что я списки подписал, предупреди и проследи, чтобы все получили. Нехорошо, если подумают, что начальник главка — болтун.

— Не волнуйтесь, уже все получили.

— Как?!

— Сразу. Остались только те, что сейчас проснулись.

Он удовлетворенно хмыкнул. И все поехали на митинг. Величаво лежало изделие на стапелях и, казалось, готово хоть завтра в полет. Да, такой ракеты на полигоне еще не видели. Собрался немноголюдный митинг. Выступили начальник главка и Б.И. Губанов. Поблагодарили всех, пожелали хорошо отметить праздник и заверили, что в новом году мы справимся со всеми заданиями партии и правительства.

Митинг закончился. Поехали обедать.

— Ты проверь, чтобы все было нормально, — наставлял Главный.

— Хорошо.

Поехал в столовую пораньше. Там уже решили, что обедать мы не будем, сразу уедем на аэродром. Мое появление было как снег на голову. Говорить о нормальном не приходилось, думали, как просто накормить. Подъехали наши руководители, обед прошел вяло, на всех нашлось только две бутылки водки.

— Я же предупреждал тебя. Простое дело! Теперь будут думать, что мы жмоты, — выговорил Главный.

— Исправимся в самолете.

— Смотри!

Поехал в Ленинск. Не должны же мы ударить в грязь лицом.

Наполнил два портфеля коньяком с расчетом, чтобы каждый и домой прихватил, ведь Новый год! Времени ходить по магазинам уже не остается.

Взлетели. Этот полет запомнился надолго. Начали потихоньку разливать. Сначала был подъем, и разлив продолжался, а к середине пути, когда было выпито больше половины, народ стал расползаться из салона по креслам и засыпать. Благо места в самолете было достаточно. Нас возвращалось двадцать семь человек на весь «Ту-134».

Как добрались до дома, трудно вспомнить. Только как вошел, сел у двери на стул, так и проспал три часа. Сказались эти пять бессонных ночей и нервное напряжение.

Сейчас можно спорить, нужен ли был этот макет или нет. Но тогда именно он дал новый толчок всем: и заводам, и строителям, и монтажникам, и испытателям. Есть первая машина! И вот она укладывается на транспортно-установочный агрегат и осторожно, как бы проверяя качество дороги, последние метры которой строители сделали ко Дню Советской Армии, движется по пути к УКСС. УКСС еще не был готов к приему изделия, но совершенный наезд сделал свое дело. Заместитель министра Сергей Сергеевич Ванин на своих оперативках буквально разносил и строителей, и представителей поставщиков.

С нами он был предельно вежлив. Иногда с хитринкой в глазах спрашивал, какие у нас планы, сколько времени нужно на выполнение наших замыслов. Перед министром он отвечал за подготовку наземных средств. И ему просто необходимо было сориентироваться в строительных делах, чтобы вовремя подтянуть тот или иной участок. Имея хорошие связи, да и просто дружеские, с командованием военных строителей, а именно с К.М. Вертеловым, он мог оперативно «закрывать» больные места.

Военные строители — просто легендарные люди. Они творили чудеса. Строить с хорошей отделкой, изяществом им было не под силу. А вот прочно, надежно, как говорят, на века — это был их стиль. Если требовалась отделка кабинетов, то обязательно привлекались гражданские.

Военные строители выполняли приказ любыми средствами, и если грузился бетонный блок на автомобиль, то водитель его доставлял на объект строительства даже на спущенных колесах. Пусть нет фар, разбита кабина, перекорежен кузов, но если есть хоть малейшая возможность такому транспортному средству двигаться, он выполнял задачу. Такие автомобили представляли серьезную опасность и для окружающих. Ведь особенно ночью можно запросто в него врезаться, да и квалификация молодых солдат оставляла желать лучшего. Недаром говорилось на полигоне:

— Автомобиль в руках военного строителя — грозное оружие!

Как-то раз подъехал к «нулевой» площадке УКСС и увидел совершенно непонятную картину. Молодой солдат монтажной каской скреб по асфальту.

— Что ты делаешь?

— Подметаю.

— Каской?!

— А больше нечем.

Моему удивлению не было предела. Все что угодно мог представить: веник, метлу, тряпки, кустарник, а вот чтобы подметали каской?! Наверное, даже фантаст Жюль Верн не смог бы представить, что в конце XX в. подметать будут каской! Велико воображение у командиров. Приказ выполнить любой ценой.

Покатилось изделие по рельсам, наделало шума и вернулось в МИК. Комплектующие с завода «Прогресс» поступали просто отвратительно. Уже весна вступила в свои права, а мы топчемся на месте. Трубы, арматура, пневмощиты все еще проходили отработку и доводку в метрополии. Хуже нет, чем ждать и догонять, — гласит поговорка.

Перед конструкторами был поставлен вопрос, что можно еще на полноразмерном макете проверить или исследовать? Придумали. Можно снять частотные характеристики. По планам было предусмотрено полноразмерное изделие и постройка на полигоне полноразмерного стенда динамических испытаний. Но строительство стенда динамических испытаний (СДИ) затянулось, так что даже начала не видно. Тут и пришла мысль определять амплитудно-частотные характеристики ракеты на полноразмерном макете.

Что это такое? А вот что. Представим себе сделанное из резины изделие, к одной из частей которого прикладывается и резко снимается нагрузка. Материал за счет упругости передает ее, как по волнам, во все части изделия. А усилие поступает, скажем, от двигателей, тоже импульсивно. Это только внешне кажутся стабильными процессы горения и движения. А на самом деле все дрожит, вибрирует, и все это передается силовой конструкции. А она тоже вибрирует, и не дай Бог резонанс! Это катастрофа. Вот почему и самолетчики, и ракетчики так тщательно изучают эти колебания и стараются разнести собственные частоты с действующими на конструкцию. Наши американские коллеги при создании своей системы также изучали амплитудные характеристики, но на мощных стендах.

Вот и пришла идея провести на УКСС подобные испытания. Вместо одного из центральных двигателей поставили силонагружающий узел, а «носик» бака окислителя схватили тросом и натянули. Резкий сброс нагрузки позволил датчикам зафиксировать колебания. Обработка результатов не представлялась сложным делом. Характеристики определялись быстро. Нужно было провести пять испытаний.

В первом квартале, наконец-то, первый образец экспериментальной ракеты готов к вывозу. Нужно было только выпустить решение о вывозе. И тут началось.

— Ты готовил ракету. За тобой и решение, — сказал Главный.

И «побежал» я по всем инстанциям. Сначала у себя в КБ, затем к смежникам и в первую очередь в организации В.П. Бармина и Ю.А. Карнеева. Всем доказывал необходимость проведения этих испытаний. Со скрипом продвигался вперед. Ведь для наземщиков принять изделие не простое дело, когда еще идет полным ходом монтаж систем УКСС, а здесь штатная машина стоит. А если... и пошло. Но вот с помощью министерства убедили промышленность.

Поехал к военным. И тут стена! Все понимают, а добро не дают. Без военных не поедешь. Ведь работаем на космодроме, и необходим их приказ. Проходит день за днем, неделя, другая, а решения нет. Обращаюсь к вновь назначенному министру О.Д. Бакланову. «Поймал» на очередном пуске пилотируемого корабля с космодрома Байконур вместе с начальником управления космических сил генералом А.А. Максимовым.

Решение утвердили, но опытный Максимов попросил сделать маленькую приписку: «Конкретная дата вывоза изделия уточняется дополнительно». Вот так раз! Бился, бился, вроде и есть разрешение на вывоз, и вроде нет. Только позже узнал, что требовалось разрешение Д.Ф. Устинова. Никто не хотел брать на себя ответственность выставлять напоказ всему миру новое изделие. Почему всему миру? Да потому, что к этому времени национальные средства контроля, а проще — разведка из космоса достигла такого прогресса, что на экранах телеприемников или на фотографиях из космоса можно было разглядеть номера автомобилей на Земле. А уж увидеть грандиозную ракету — тут просто и делать нечего.

В мире еще чувствовался накал холодной войны. А здесь мощная ракета! Требовалось решение или одобрение самого верха. И вот оно получено! Просто уверен, что в этом была заслуга О.Д. Бакланова.

Приятное известие дошло до нас накануне майских праздников. Решили назначить дату вывоза 7 мая. Пришлось и командиру 6-го управления космодрома В.Е. Гудилину отменять свой очередной отпуск.

Вывоз изделия еще со времен Королева был торжественным ритуалом. Как правило, на вывоз съезжались все главные конструкторы, командиры частей и управлений, командир полигона и все представители вышестоящих организаций.

Так и здесь. После получения разрешения С.С. Ванин, как председатель комиссии по проведению испытаний, заслушав о готовности изделия и систем УКСС к приему, назначил вывоз на 6 час. 00 мин. по местному времени.

К 6 часам все собрались в четвертом пролете МИКа. Изделие уложено на транспортно-установочный агрегат. Построены боевые расчеты. Генерал В.Е. Гудилин дает последний инструктаж. Звучит команда: «Занять свои рабочие места».

Медленно открываются 50-метровые по высоте ворота МИКа. Свежий утренний воздух врывается в зал. Все выходят на улицу и наблюдают, как мотовозы подцепляют к транспортно-установочному агрегату.

В.Е.Гудилин

Протяжный гудок. И махина установщика с ракетой как-то нехотя двинулась вперед.

Солнце только поднялось над горизонтом и еще не успело своими лучами затмить рожденные им же краски неба.

Мотовозы выкатили на переднюю площадку, перестроились в хвост, и вот все готово к началу движения. На передний лафет поднимаются сопровождающие. Медленно, как бы боясь растрясти изделие в пути, процессия двинулась в свой 15-километровый путь.

Воспользовавшись временем передвижения процессии, мы поехали завтракать, после чего сразу же отправились на УКСС встречать изделие. Приехали за полчаса до установщика. У испытателей чувствовалась нервозность. Им по формуляру передали ракету.

Тысячи строителей уселись на склонах газоотводящего лотка, на переходных фермах, на диверторах и завороженно смотрели на новое изделие — ракету, ради которой они трудились денно и нощно, трудились в пыли, не досыпая, работая из последних сил. Практически строители только что убрали монтажные краны. И сразу же установка ракеты. Как им хотелось посмотреть на эту ракету! Ведь потом, на дембеле, они будут с гордостью говорить, что частичка и их труда была лептой в эту национальную программу.

Нервозность ожидания и приемки ракеты прошла, началась спокойная работа расчетов по подъему и установке ракеты на пусковое устройство УКСС. Практически целый час идет подъем. Ракета поднята до вертикального положения, осталось только установить ее на СПУ (стартовое пусковое устройство). Первая установка! Совпадут ли места крепления, зайдут ли байонеты в блок «Я»? Осталось 20 мм. Нашему терпению приходит конец. Вместе с Ю.А. Жуковым, командиром космодрома, взбираемся на СПУ. Ползем вдоль стыка, высматривая зазоры. Как гром среди ясного неба звучит команда: «Стоп!» Меня и В.В. Лазарева просят подойти к третьей плоскости. Еще немного и было бы соударение ракеты с выступом на СПУ. Приподняли ракету, убрали мешающий выступ, и процесс установки пошел своим чередом.

Вывоз ракеты-носителя «Энергия» на транспортно-установочном агрегате Ракета-носитель «Энергия» на ТУА около УКСС

Проходит еще полчаса и звучит команда: «Есть касание». Стыковочные узлы ракеты и УКСС на плоскости около 20 м состыковались с точностью до миллиметра.

Еще в самом разгаре строительно-монтажные работы практически на всех системах УКСС, включая и криогенный комплекс, а ракета стоит величаво на нулевой отметке (так называется место, откуда она стартует). И как напоминание вам, работающим, говорит: «Торопитесь, ведь я уже приехала, мне пора бы и полететь!».

Первая установка ракеты-носителя (изделие 4М) на УКСС Первый вывоз ракеты-носителя «Энергия» 4М на УКСС состоялся до завершения строительных работ

Оградили зону безопасности около ракеты, а остальной комплекс, как бы немного передохнув, начал жить в своем обычном рабочем ритме.

В.П. Кучинский, скромный, даже, можно сказать, застенчивый, ответственный за работы на «нуле», берется за организацию этих работ. Подъехали автомобили-лаборатории, оснащенные измерительной аппаратурой, и испытатели приступили к своим делам. Нужно было провести шесть испытаний по нагружению хвостовой части и четыре по нагружению носовой части.

За ходом испытаний следили в Москве все: и предприятия, и министерство, и заказчик. От заказчика председательствовал генерал B.C. Патрушев, а от министерства — генерал Б.Е. Алескин. Они старались познать все и порой влезали в чисто техническую сторону. В момент срабатывания пироболта, резко освобождающего усилие, по технике безопасности людей поблизости не должно быть. Первое срабатывание, второе, бдительность притупляется, и вот при третьем срабатывании генералы, показывая ненужный героизм, остались в одном из отсеков СПУ.

Дана команда нагрузить изделие, и вдруг мы слышим странный звук, не похожий на срабатывание пироболта. Выяснилось, что оборвался кронштейн крепления.

Возмущению А.А. Макарова не было предела, когда он узнал, что во время этого ЧП генералы были под ракетой. Дело в том, что практически все ракетчики — люди очень суеверные, и малейшие отклонения от предписанного заставляют их ждать беды. За все время работы в ракетно-космической отрасли я ни разу не видел, чтобы подняли бокалы за будущие успехи, чтобы заранее, до старта, распределяли премию или другие вознаграждения. Такого не было. А уж эффект присутствия начальства действовал как нельзя хуже.

Вот откуда возмущения Сан Саныча.

— Убери ты этих генералов, — говорил он мне, — они сорвут все испытания.

— Куда?!

— Не знаю. Куда хочешь. Хоть отвези в гости к кому-нибудь. Но на «нуле» пусть не появляются.

Мысль была интересная. Посоветовался с нашими ребятами, которые постоянно жили в городе. Жили дружно, как бы одной большой семьей. Делили все вместе и праздники, и беды. А о помощи друг другу и говорить не приходилось. Этот небольшой коллектив Ю.М. Данилова был центром кристаллизации всех нас, промышленников из НПО «Энергия». Особенно отличалась семья Валеры и Валентины Наумкиных. Как они радовались, когда к ним приходили гости! Для них это был действительно особый праздник. Все, что было из припасов, оказывалось на столе. Такая неподдельная радость просто поражала.

— Привози своих генералов. Что-нибудь придумаем. Наши уехали на рыбалку, так что будет и жареная рыба.

Объявил генералам, что для исправления дефекта нужно дня три-четыре, пригласил их в гости (лопнувший кронштейн заменили через два часа).

Это было время, когда в городе Ленинске было такое разнообразие спиртных напитков, каких я не видывал и в Москве. Одних сухих вин более двадцати сортов: и болгарские, и румынские, и венгерские. В жару особо утоляло жажду разбавленное кипяченой водой сухое вино. Вот и мы, взяв ящик «сухого», пошли в гости.

Шутки, анекдоты, розыгрыши, песни, танцы продолжались до утра. Утром повтор с переходом в следующий день.

— Я больше не могу, — жаловался Б.Е. Алескин, — увези меня в гостиницу.

— Обещай, что на испытания приедешь через день.

— Хорошо. А почему?

— Да не можем же мы их остановить, а без вас их не провести, — лукавил я.

— Приеду. Пришли машину.

Через три дня испытания были завершены. А Б.Е. Алескин, очень довольный положительными результатами, искренне смеялся над своей изоляцией.

Программа испытаний первого вывоза ракеты завершена. Нужно возвращаться в МИК. Медленно и как-то нехотя установщик снимает изделие с пускового устройства, и вот гудок — начало движения. Поехали домой.

— Зайдем ко мне, — приглашает А.А. Макаров.

— Зайдем.

— Первая работа. Пусть небольшая. Но это уже реальность.

— Да, реальность, — соглашаюсь. Зашли в кабинет.

— Принеси нам что-нибудь, — говорит Сан Саныч A.M. Свинареву.

— Я понял. Сейчас.

Сотрудники НИИхиммаш (А.А. Макаров, A.M. Свинарев, А.Ф. Высоцкий и другие) на УКСС

Подошли к окну. Со второго этажа картина выглядит более внушительно. В лучах заходящего солнца, в дымке после полуденной жары (температура воздуха под 30°С) два мотовоза потащили отработавшую ракету.

— Все готово, — сказал Свинарев.

Проходим в кабинет. Сооружение, где мы находились, было временным и подлежало сносу после окончания строительных работ. Основной пункт управления еще строился примерно в 4-х км. Во временном сооружении не было ни кондиционеров, ни холодильников.

— Давай нальем за первые испытания, — взял Сан Саныч зеленую бутылку, снял самодельную пробку, открыл минералку, налил из одной, разбавил из второй и подвинул все ко мне.

Проделав ту же процедуру, поднял свой стакан:

— За наш успех с благодарностью за дружную работу.

Выпили этот горячий в прямом смысле коктейль. Выпили — это громко сказано, скорее протолкнули в себя. Отметил, что закуска на столе была самая разнообразная: вода минеральная, вода простая. Запили теплой минеральной.

Стало как-то грустно. Когда приедем и встретимся в следующий раз? Даже не представляли себе, что встретимся на УКСС через пять месяцев.. Дело в том, что по планам, утвержденным высокими инстанциями, в конце 1983 г. должен был появиться акт о готовности УКСС первого этапа. Для этого было необходимо провести контрольные испытания систем и средств УКСС, непосредственно стыкуемых с ракетой.

Ракетчики долго сопротивлялись. Ведь поездка на стенд выкрадывала неделю у сборки самого изделия, которая и так выбивалась из графика. Но настойчивость академика В.П. Бармина, его доводы убедили и Б.И. Губанова, и В.П. Глушко в том, что эта поездка необходима.

13 октября этого же года мы вновь приехали на УКСС. Работы были четко организованы. День, как правило, начинался с утренней оперативки, которую проводил в присутствии заместителя министра С.С. Ванина Сан Саныч Макаров. Проводил он их, как правило, по-деловому, после чего все отправлялись по своим рабочим местам. Представители КБ общего машиностроения во время испытаний вели авторский надзор за всеми системами и оперативно устраняли со своими смежниками все возникающие замечания. Ответственным от них был В.Н. Климов.

Универсальный комплекс стенд-старт готов к работам

Создание стартовых комплексов и мощных стендов для отработки ракетных систем — это огромный круг технических и организационных вопросов. Ведь создать комплекс, в котором соединены воедино около 250 различных систем, для которого, кроме стартового устройства, необходимо построить более 150 сооружений, снабдив их энергией, водой, теплом, канализацией, заставить все это работать как единый, хорошо отлаженный механизм — тяжелый труд многих коллективов. А особая роль в этом безусловно отводится генеральному разработчику, которым было КБ общего машиностроения, и генеральной эксплуатирующей организации, а ею был НИИхиммаш.

Безусловно и заслуженно каждая система стенда требует отдельного рассказа и так хочется верить, что история их создания не канет в вечность.

Умело и технически грамотно проведены все возможные испытания комплекса с изделием. Подписаны акты, доложено в Москву. Зачтен очередной план коллективов. Можно уезжать с УКСС.

Мы вернулись в МИК. И опять начались уже установившиеся оперативки. Они изматывали мастеров и конструкторов. Очень хотелось сократить этот тернистый путь производства. Монотонность, с которой проходили дни, вызывала раздражение. Ракетчикам, привыкшим к быстрым темпам изготовления, было не по себе. Ведь если рассматривать отдельно каждую деталь, то простота форм была такой, что и на чертеже-то всего две — четыре линии (скажем, труба), а какого труда стоило это изготовить, да еще с высокой точностью. А если учесть, что таких деталей было сотни тысяч и на каждую требовалось потратить не один десяток нормо-часов, можно себе представить, как долго тянулось изготовление. А если учесть и неравную квалификацию рабочих, и производственный брак, то казалось, что конца этому не будет.

10|	ПОЛИГОН ОТРАБОТКА

Наступил 1984 г., на который планировался первый полет МКС «Буран». Но первый полет был призрачным и так далек, что даже нам, разработчикам, порой казалось это несбыточной мечтой.

От чего зависит успех первого полета самолета, ракеты, космического аппарата? Можно сказать однозначно — от того, как хорошо будет отработана каждая система, агрегат, узел, деталь на Земле, от полноты отработки. Это хорошо понимают конструкторы и испытатели, а вот руководители, от которых государство требовало: быстрее, быстрее, быстрее! — делали вид, что это не их вопрос. Действительно, если что случится, то они же и спросят с конструктора за неудачу. А если все хорошо, то можно и поделить награды. Вопрос отработки изделия, несмотря на свою очевидность, требовал от конструктора огромного упорства и настойчивости в выполнении заложенных планов. Всякими хитростями и мерами они старались сохранить первоначальные планы испытаний. Создавались специальные бригады, всевозможные комиссии, на которых рассматривались и утверждались планы отработки, их методики. Иными словами, делалось все, чтобы изменить первоначальные планы было невозможно. И тем не менее сроки и еще раз сроки пуска заставляли наших министерских руководителей периодически пересматривать объем отработки. Забуксовал двигательный завод — давайте сократим число испытываемых двигателей; застопорил завод, изготавливающий систему управления, — давайте сократим количество стендов и т.д.

План отработки ракеты-носителя «Энергия» к первому пуску орбитального корабля «Буран»

-

Экспериментальная установка ЭУ-360

Иногда сокращение удавалось. Но на это конструкторы шли неохотно и только после детальнейшего анализа уже проведенных испытаний.

Весь 1984 г. можно назвать годом борьбы за экспериментальную отработку. Это хорошо понимал и наш министр О.Д. Бакланов. С оперативной группой межведомственной экспертной комиссии он объездил всю страну и требовал ускорить производство испытательных стендов. А ведь только самых крупных из них требовалось около пятидесяти. Загорск, Нижняя Салда, Харьков, Приморск, Омск, Днепропетровск, Ленинск, Химки, Калининград, Ленинград — вот неполный перечень городов, где они создавались.

Для такой крупной системы, как МКС «Буран», только для ракеты необходимо было испытать более трехсот крупных полноразмерных установок, на которых нужно было провести около семи тысяч испытаний, — и это не говоря об экспериментальных установках отдельных узлов, клапанов, агрегатов, систем. Ни одна заклепка, микросхема, кронштейн, прибор, кабель, агрегат, система не попадала на борт, не пройдя экспериментальную отработку.

Безусловно, изготовить такой объем объектов испытаний (как мы говорили — материальной части), да еще и штатную машину, было не под силу заводам-изготовителям, особенно головному заводу «Прогресс». Поэтому конструкторы разделили экспериментальную отработку на этапы. К первому этапу относились работы на первом полноразмерном заправочном изделии,

Схема создания ЭУ-360

ко второму — огневые стендовые испытания, а к третьему — летные испытания. Понимаю, что для широкого круга читателей это не представляет особого интереса — была отработка, ну и была. Но думаю, что наш подход поможет людям, связанным с техникой. И вот, что хочется еще сказать об экспериментальной отработке: пути достижения цели так нелегки, проблемы создания крупных комплексов столь велики и многообразны, что хочется втянуть читателя хотя бы на несколько минут в ту атмосферу созидания, которая стоит ностальгических воспоминаний.

Первая и самая крупная проблема в создании и отработке ракеты «Энергия» связана с применением в больших объемах жидкого водорода. По своей энергетической эффективности водород выше любого обычного горючего, но его физические свойства требовали очень аккуратного обращения с ним. Это, в первую очередь, проблемы герметичности и теплоизоляции. О преодолении этих проблем уже было рассказано.

По замыслу элементы многоразовой системы, может быть, и не все, должны позволять их многократное использование. Таким был стартово-стыковочный блок, который мы называли блоком «Я».

Постоянный спор между ракетчиками и стартовиками: кто отвечает за процесс старта ракеты — ракетчики или наземщики? Достаточно сказать, что при старте «Энергии» в начальный период — в момент отрыва от стола — должны сработать порядка сотни быстроразъемных соединений: электрических, гидравлических, пневматических.

Случись что, кто отвечает? Этот вопрос остро стоял при разработке всех систем, особенно при выполнении быстропроходимых динамических операций. Ну никак не хотели участвовать в процессе отделения носителя от стола «барминцы». Руководитель КБ общего машиностроения В.П. Бармин и слышать об этом не хотел, ссылаясь на многолетний опыт работы.

Пришлось ракетчикам вводить в систему этот треклятый блок «Я». С нижней стороны он был полностью готов для автоматической стыковки с наземными системами, а с верхней стороны на нем стояли разрывные колодки, которые и отпускали изделие в полет.

Оставшись на старте, этот блок естественно подвергался воздействию огненных струй стартующей ракеты, а это значит, что на блок действовало значительное давление и высокая (тысячи градусов) температура. Металл не выдерживал. Нужно было его защищать теплоизоляцией.

Пришлось и ее создавать вновь. Не один цикл испытаний прошли теплоизоляционные плиты ЖСП. И они окутали блок «Я» своим панцирем, не пропуская внутрь раскаленные ракетные струи.

Любой летательный аппарат должен иметь минимальный вес, т. е. его стараются спроектировать так, чтобы выбранные материалы и конструктивные формы давали максимальную весовую отдачу. А потом начинает болеть голова: а выдержит ли все это, не развалится ли?

Для разработчиков самыми страшными вопросами были герметичность и прочность. Рассчитать на прочность бак геометрически правильной формы несложно, а расчет каркасных отсеков уже давно освоен. А вот когда на баке появляются всевозможные фланцы или отверстия в подкрепленных оболочках, наши прочнисты чувствуют себя неуютно. Уже с самого начала проектирования они закладывают определенный объем прочностных испытаний.

Не исключением была и наша ракета. Объем отработки на прочностные характеристики был заложен таким, что нужно было сделать чуть ли не два комплекта корпусов. А производственные мощности? Они только разворачивались на заводах. Опять пришлось вводить этапность и в первую очередь проверять все, что связано с холодными заправочными работами.

Материал баков выбирали долго и сложно. По телевидению часто показывают, как на сильном морозе разлетаются железнодорожные рельсы. А здесь мороз на порядок посильнее. Значит, материал должен обладать и достаточной прочностью, и эластичностью. Созданный вновь алюминиевый сплав 1201 удовлетворил все требования, а к тому же он обладал удивительным свойством: при низких водородных температурах он самоупрочнялся. Его прочностные характеристики улучшались более чем на 5%. А значит, можно было выиграть 5% по сухой массе.

Все это так, но нужно было экспериментальное подтверждение. Вот и проектируется десяток полноразмерных сборок, создаются и стенды для их испытаний, кипит работа многих институтов и КБ.

Материал материалом, а как его, этот материал, превратить в нужные формы, как получить полную герметичность емкостей? Да еще проще вопрос: как соединить отдельные оболочки и превратить их в емкость? Ведь соединить их нужно так, чтобы в районе соединения была и герметичность, и прочность. Лучшим способом была сварка. Но существующие до сих пор методы сварки не годились. Пришлось обратиться в Киевский институт сварки им. Б. Патона. Так родилась электронно-лучевая сварка, позволившая соединять сорокамиллиметровые листы алюминиевых сплавов надежно, с требуемой герметичностью. Но все это необходимо испытать. Вот и создаются десятки технологических экспериментальных установок, на которых отрабатываются режимы сварки, технология изготовления вафельных оболочек, штамповка с отбортовкой, химическое фрезерование оболочек, доведение «до кондиции» люков, технология применения баллистических переходников, проверка гермоплат и т.д., и т.д.

Испытания полноразмерного изделия на статическую и криогенную прочность сначала проводятся на имитаторах, а затем — на самих баках. На прочность проверяются и расходные магистрали.

Все это свойственно для любой ракеты, но у нас-то водород! Да еще масштабность! А если он все-таки прольется?! Или начнет потихоньку травить в корпусные отсеки? Этот вопрос не давал покоя конструкторам.

Призрак H1 витал в воздухе. Вот и придумали наши битые проектанты не один способ, как предотвратить неприятности. Во-первых, на изделие поставили специальную систему газового контроля, которая постоянно определяла содержание газовой среды, и в первую очередь — наличие водорода. Во-вторых, к этой системе добавили пожарные извещатели, которые реагировали на температуру и свет в отсеках, в том числе и на локальные их изменения. И в-третьих, на изделии установили специальные баллоны с инертным газом (азот), которые вскрывались, если обнаруживалась взрывоопасная среда.

Все эти системы должны функционировать по определенной системе и логике, и само собой тщательной отработки требовали как отдельный датчик, так и система в целом, да еще и взаимодействие всех систем.

В г. Приморске были построены уникальные стенды. Одержимые, именно одержимые, и исключительно порядочные люди во главе с С.А. Афанасьевым под идеологическим руководством представителя ГИПХа Г.С. Потехина создали экспериментальные установки, разработали сотни методик и провели не одну сотню испытаний. Именно они дали путевку в жизнь этой СПВП (система пожаровзрывопредупреждения).

Криогенные компоненты, несмотря на их высокую эффективность, доставляют достаточно хлопот тем, кто их использует. Ведь попадая на «теплый» металл, они вскипают, а газовые пузыри могут принести достаточно неприятностей. Поэтому строятся специальные установки, на которых изучается поведение криогенных жидкостей. Не один десяток проливок проходят натурные конструкции. Нет ли застойных зон? Равномерно ли идет слив? Все ли вылилось из емкости? Когда образуется воронка в баке? и т.д., и т.д. Основные испытания провели в НИИхиммаш в Загорске. И вот вроде все отработано. Можно вывозить ракету на УКСС и приступать к заправочным операциям на натурном изделии.

11|	ПЕРВАЯ ЗАПРАВКА

14 марта 1985 г. изделие — наша ракета — двинулась на УКСС на первый этап испытаний. Праздник для ракетчика. А в этот день он у нас был двойной. День рождения Главного.

Приехали. Ракета устанавливается на пусковое устройство. Происходит повторная проверка автоматической стыковки изделия и стартовых устройств. Сочленяются все электрические, гидравлические и пневматические разъемы.

Не обошлось без замечаний. Много хлопот доставляли электрические разъемные соединения «Бутан». Все привыкли, что если разъем, то нужно воткнуть вилку в розетку и закрепить, а здесь все происходит без участия человека, причем одновременно стыкуются до 200 цепей, и если хотя бы один из штырьков погнется, то беды не миновать. Придется заменять весь агрегат «Бутан». И в этот раз нам не повезло. Пришлось менять. Но вот все позади, и можно приступать к основным работам.

Как-то получается, что все работы уходили у нас в ночь. Когда бы ни начинали подготовку, все равно ответственные операции приходились на ночное время.

Все. Первый на месте. Второй на месте. Все автономно отработано, и вот А.А. Макаров дает добро на начало работ с изделием.

По неопытности думая, что работа пошла и мне лучше не мешать специалистам, я сел в машину и поехал к себе на «двойку». Думаю: поужинаю, отдохну немного и вернусь.

Не успел войти в гостиницу, дежурная говорит:

— Звонил Макаров, срочно просил приехать.

Рабочее место оператора-заправщика

Внутри что-то екнуло. Выбегаю из гостиницы, машины нет. Хватаю телефон — нет связи с гаражом. Хорошо, что подвернулся наш испытатель с машиной, возвращающийся с очередных испытаний «Союза». Дает автомобиль, мчусь на УКСС. Издали вижу: стоит родимая в лучах прожекторов. Начинаю немного успокаиваться. Вхожу в командный пункт и сразу — в зал управления. Стоят набычившись два разъяренных руководителя и выясняют отношения. Один — А.А. Макаров, другой — опытный испытатель Борис Аркадьевич Дорофеев.

— Уйми своих. Я остановил испытания, — сказал Сан Саныч и вышел из комнаты.

— В чем дело? Что случилось? — задаю вопрос Б.А. Дорофееву. А случилось вот что. Прежде чем заправить бак ракеты водородом,

его нужно к этому подготовить — заменить его атмосферу на водородную, иначе воздух в баке превратится в жидкость и лед. Но вначале надо заменить атмосферу на азотную, а затем на водородную.

Вот такую операцию мы и проводили на первом цикле испытаний. Но во время азотной подготовки наземные системы начали создавать на борту повышенное давление. И бак передули. А он в такой ситуации может лопнуть. Нужна очень спокойная и вдумчивая работа. Нужен быстрый анализ ситуации. Счет идет на секунды.

Это хорошо понимали и Сан Саныч, и Борис Аркадьевич. Дорофеев, увидев, что давление превысило допустимое, заорал на весь зал:

— Стоп! Прекратить процесс.

Подбежал к Сан Санычу, обругал сгоряча, тот — на него. Но процесс остановили и стали искать виновного. Вот тут и позвонили мне, так как разговор зашел далеко.

Как мог, успокоил. Развел их. Было уже около двух часов ночи, когда нашли и устранили неисправности в системе.

— Иди, отдохни немного, — говорю Сан Санычу, — и ты, Борис Аркадьевич, тоже.

Они, уже изрядно уставшие, согласились. Подсаживаюсь к первому номеру расчета, А.Ф. Высоцкому:

— Слушай, Саша, ты хорошо знаешь, как нужно дальше идти?

— Да, вроде ничего, — отвечает.

— Люди на местах?

— Да.

— Можешь идти дальше?

— Макаров не велел.

— Под мою ответственность. Пошли вперед потихоньку.

— Можно. Сейчас все спокойно. Системы в норме.

— Ну и давай.

Так по команде А. Высоцкого водород впервые попадает на борт изделия. Это случилось 18 апреля 1985 г. (даже не вспомнил о своем дне рождения). Наступила деловая тишина. Надули бак водородом. Дали выдержку. Начали сбрасывать. На весь зал затрещала система газоанализа. Водород в межбаковом и хвостовом отсеке. Этого еще не хватало. Подозвали наших СПВПешников. Они объяснили, что система может реагировать на гелий, который может оказаться в отсеках при срабатывании клапанов. Постепенно все затихло. Опять в баке азот. Анализ показал, что водород полностью вытеснен.

В зал вбегает А.А. Макаров.

— Ну что, можно начинать?

— Нет, заканчивать, — отвечаю.

— Как?

— А так. Водород уже выгнали из бака.

— Без меня? — расстроился он. — Да я только глаза на минуту закрыл. Все в порядке?

— Все в порядке, — ответил А.Ф. Высоцкий, — я могу немного отдохнуть?

— Иди, спасибо, — и Сан Саныч сел опять на место первого, а до конца испытаний было еще часов пять.

Все закончилось благополучно. Небольшой «передых» в трое суток, и снова испытания. Долго искали самые надежные и безопасные решения. Сколько спорили о том, что сначала нужно заправить хотя бы 25% объема водорода. Все как-то спокойней. Но конструкция бака не позволяла этого делать. Нужно было что-то придумать, и, чтобы не терять время, решили пока пойти на заправку баков жидким кислородом, но пока не на полный объем. Страшновато. Договорились о частичной заправке — 450 т.

Нужно только себе еще раз представить, что люди заправляли изделие, находясь за несколько километров от ракеты. А руководила этим процессом очень умная автоматическая система подготовки пуском, для которой мы должны были разработать алгоритмы и законы управления, т. е. требовались кропотливые умы математиков и программистов. Вот тут досталось и профессору Владимиру Михайловичу Караштину и его подручным: В.Н. Бодункову, И.В. Земцову,

На совещании А.А. Макаров, В.М. Филин

Б. П. Русакову, В.Н. Ухину и многим другим. Буквально перед началом работ самолетом доставлялись из Москвы эти объемные альбомы и ленты.

25 апреля 1985 г. Работы по заправке расписаны по минутам. Начало первых операций и команд в 9 час. 00 мин. К 16 час. 00 мин. кислород должен быть на борту. Должен, а не получается. Замечания идут за замечаниями, и конца не видно. Неужели опять уйдем в ночь?!

Так и случилось. Вот тут и поверишь в суеверия и в судьбу.

Через месяц — вторая заправка. Уже накачали полный бак, а это порядка 600 т кислорода. Изделие справилось с такими нагрузками. Прошло десять дней, идет отработка штатных режимов по всему комплексу. Впервые опробовано термостатирование бака. Суть этой операции заключается в том, что в «теплый» кислород в верхней части бака подается с заправочных средств «холодный», и тем самым температура кислорода в баке усредняется и понижается.

Прошли кислородную заправку, но страх перед водородом не отпускал нас ни на минуту. С кислородом был набран опыт и на других ракетах. А водород? В отечественной практике такого не было.

И все таки придумали, как заправить 25% жидкого водорода. 18 июня 1985 г. 25 т жидкого водорода попали в бак горючего.

Напряжение было ужасным. Думаю про себя: а ведь такое придется проходить перед каждым пуском! После первой водородной заправки решили дать небольшой отдых своим нервам. Да и «законы» управления по полной заправке водородом запаздывали.

Еще раз отработали полную заправку кислородом с учетом возможных нештатных ситуаций. Окончилось все благополучно.

Только в начале августа рискнули пойти на полную заправку водородом. Опять подготовка бака, опять ушли в ночь. Но приобретенный, хотя и небольшой, опыт работы с изделием давал о себе знать. Все прошло гладко.

В сентябре прошли и штатную заправку одновременно кислородом и водородом.

Нужно отдать должное нашим химикам. После каждого слива они буквально исследовали каждый сантиметр поверхности теплоизоляции баков и в сомнительных участках проводили ремонт. Оказалось, что теплоизоляция хорошо себя вела, когда бак заполнялся и был полным. А во время слива были случаи отслоения. Поэтому и ползали химики во главе с А.Н. Доморацким по баку, как альпинисты.

Оставалось последнее — проверить систему дожигания выбросов непрореагирующего водорода. Как известно, топливная пара кислород — водород несамовоспламеняющаяся. И до момента поджига часть водорода выбрасывается из сопел двигателя. Опасность известная. Вот потому и поставили на борт ракеты специальную систему, которая поджигала эти небольшие количества водорода. Огненные языки пламени буквально создавали по ракете прослойку, на которую и попадал водород.

Примерка ракеты-носителя «Энергия» на стартовом комплексе

Провели два испытания на изделии 4М. Во время второго, уже осмелев, мы с А.А. Макаровым подъехали к нулевой отметке и наблюдали весь процесс вблизи.

Как быстро промелькнули эти месяцы: уже конец сентября, а приехали в марте. Все это жаркое лето провели на Байконуре.

Дома бывали по несколько дней в месяц. Теперь можно и расслабиться. Ведь сделано многое. Теперь все внимание следующему этапу — огневым испытаниям центрального блока.

Улетел в Москву. На ракете остались заключительные работы по разборке. Не обошлось без приключений. При перевозке на повороте транспортный агрегат сошел с рельс. Ничего себе! Полетели все требования ПД ИТР. Звонит мне оставшийся за меня ведущий Олег Синица и перепуганным голосом сообщает о случившемся.

Нужно было исправлять положение. Поставить на рельсы этот агрегат с уложенным на него девяностотонным блоком.

Позже Олег рассказывал, как оперативно железнодорожники справились с этой задачей.

12|	ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ПРОВЕРКИ

Проходишь этап испытаний и думаешь после: «А что, собственно, было страшного?» И все твои тревоги и сомнения до испытаний кажутся несерьезными и детскими.

Но вот наступает новый этап, и опять начинаются эти «если»... Любая ракета держится на трех основных «китах» — корпус, двигатель, система управления. Нужно сказать, что система управления на ракете «Энергия» — это целый компьютерный комплекс, состоящий из шести вычислительных машин и множества приборов сопряжения с другими системами, такими, как гироплатформы, система прицеливания, система энергоснабжения, система телеметрии и т.д. И всем этим нужно управлять. Значит, необходимо математическое программирование.

Сотни математиков из Харькова разрабатывали эти злосчастные программы на фирме НПО «Хартрон». Руководил фирмой В.Г. Сергеев, но

План отработки комплекса автономного управления ракетой-носителем «Энергия»

«мотором» всех разработок был, безусловно, Я.Е. Айзенберг. Впоследствии он и возглавил эту фирму. Математика — это теория, а вот воплощение и реализация всей программы заключались, безусловно, в приборах. И опять ответственность за их поставки в срок лежала на харьковчанах. За них нес ответственность А.С. Гончар. Именно он и был «козлом отпущения» на всех МВКСах и т.д.

Сложнейший комплекс системы управления требовал отработки как аппаратурной части, так и математики. В Харькове строятся специальные стенды с исполнительными силовыми элементами. Это в основном рулевые машины двигательных агрегатов.

Нашим кураторам Е.Ф. Кожевникову и П.Ф. Кулишу тоже досталось немало. Ведь их приходилось обеспечивать необходимыми исходными данными о всех системах ракеты.

Харьковчане страшно отставали по срокам. Хорошо, что в огневых испытаниях их система не участвовала.

А вот двигатели центрального блока — блока Ц — принимали в огневых испытаниях непосредственное участие. Ведь основная задача огневых испытаний — это научить работать и проверить взаимодействие двигательной установки ракеты и двигателей. Многим не совсем понятна эта терминология. Что подразумевается под двигательной установкой? А это те системы ракеты, которые обеспечивают работу двигателя, в первую

План отработки блока второй ступени ракетой-носителем «Энергия»

очередь: система подачи топлива, система наддува баков, система контроля заправки, система демпфирования колебаний в баке и давлений на входе и т.д. Вот что у нас называлось двигательной установкой. Именно для этого проводятся огневые испытания ракетных блоков, чтобы «увязать» работу двигателя и всех обеспечивающих систем.

И опять на первом месте стоят вопросы безопасности. Давило одно — нельзя при пуске потерять дорогостоящий орбитальный корабль.

Вот проектанты и заложили в комплексную программу экспериментальной отработки два стендовых изделия, которые они именовали 5С и 6С.

Общее число включений было определено — 17, а суммарная наработка — 3700 с (время полета центрального блока было около 600 с).

Сколько тонн топлива — жидкого кислорода и жидкого водорода — нужно было сжечь в камерах двигателей, чтобы доказать, что все работает нормально! А потребности в жидком азоте даже перекрывали кислородные. На одно только испытание требовалось более 1000 т.

Специально говорю об этом, чтобы читатель хотя бы немного представлял себе масштабность этих работ.

Одно утешало, что заправочные системы УКСС были опробованы и испытаны. Это означало, что непредвиденных обстоятельств можно было ждать от чего-нибудь новенького. Одно дело, когда идут медленные процессы, а другое — огневые испытания. Огонь, вибрация, акустика — и все это обрушивается на ракету.

Наработка на доводочный двигатель второй ступени в процессе испытаний

Кажется, все по отдельности отработано: и клапаны, и двигатели, и прочностные характеристики конструкции, и теплоизоляция. Но это отдельно. А здесь все собрано воедино. И стоит на пусковой установке эта трехсоттонная «бомба»: малейшая неосторожность — и привет!

К огневому испытанию готовились тщательно и основательно. Двигатели уже наработали свой ресурс на стендах в Нижней Салде. Конструкция и заложенные решения проверены. Можно поставлять их на сборку в ракету. Для этого по заранее заложенной методике каждый двигатель, прежде чем попасть на изделие, отправлялся на стенд. Требование было — один ресурс двигатель должен пройти на стенде, один — при огневых испытаниях с изделием, а еще один ресурс — остаточный — был резервным. Много труда вложили воронежцы, чтобы достичь таких уровней ресурсов. Думаю, не одну бессонную ночь провел их главный конструктор B.C. Paчук. Только одна проблема создания турбины отняла столько нервов и энергии, что выдержать это можно было только тем, кто верил в успех. Обороты турбины были такими, что металл не выдерживал и разлетался от центробежных сил. Поиски были упорными. Нашли способ изготовления злосчастных турбин: выручила порошковая металлургия. Если говорить о двигателистах, то можно сказать, что еще со времен студенчества они всегда считали себя чуть выше по интеллекту, чем другие студенты.

«Был бы хороший двигатель, а летать можно научить и ворота от ангара». Так они всегда приводили в пример известное высказывание А.Н. Туполева. Да и наш генеральный В.П. Глушко в своих повествованиях говорил примерно то же. Он стал заниматься двигательным направлением именно потому, что в двигателе проблем намного больше, чем в любой другой системе ракеты, не говоря уже о корпусе. В этом он был уверен и потому считал своим долгом заняться этим наиболее трудным в ракетном деле направлением.

Безусловно, создать ракетный двигатель — дело нелегкое. Недаром у нас и во всем мире существуют специальные конструкторские бюро, которые занимаются только созданием двигателей. Это и в авиации, и в автомобилестроении, не исключение ракетная техника.

Владимир Сергеевич Рачук

Как правило, эти КБ разрабатывают различную номенклатуру двигателей, но все-таки имеют основное направление по типу двигателей. В 70-е годы водородными маршевыми двигателями занималось КБ Химавтоматики (Воронеж). Генеральный конструктор КБ А.Д. Конопатов поручает вести наше направление молодому кандидату технических наук Владимиру Сергеевичу Рачуку, назначив его главным конструктором маршевого водородного двигателя ракеты «Энергия». За Генеральным — принятие решений по принципиальным вопросам, а вся «текучка» легла на Владимира Сергеевича.

Путь создания двигателя тернист. На примере турбины можно себе это немного представить. Но это крупная проблема. А сколько более мелких? Чтобы избежать их, продумывается целая серия исследований и испытаний, строятся всевозможные стенды для отработки отдельных агрегатов, и, наконец, двигатель поступает на стенд огневых испытаний. Здесь начинается его доводка до нужных параметров по живучести, надежности и безопасности.

Одна из задач, поставленных перед воронежцами, — сделать двигатель, который по своим характеристикам не уступал бы созданному в рамках американской программы «Спейс Шаттл» двигателю SSME примерно такой же размерности (тяга около 200 тс). Отработка двигателя шла трудно. Приходилось на заседаниях МВКС объяснять причины, докладывать о мероприятиях, просить помощи.

Надо отдать должное B.C. Рачуку, который не хитрил и не лукавил в своих докладах, а честно рассказывал, что и почему у него не получается. Он никогда не валил вину на других, а наоборот, признавал свои, именно свои недочеты, ошибки и говорил о том, как собирается их исправлять. Я ни разу не слышал от него нелестных высказываний в адрес руководства или коллег. Он казался мягким и добрым человеком, но это только в быту, а в отношении к двигателю его позиция была предельно ясна, и если было выработано решение, он становился жестким и упрямым в проведении его в жизнь. Вспоминаю его, и сразу передо мной встают еще несколько таких образов руководителей среднего звена и инженеров, для которых техника была идолом и которые готовы были работать день и ночь (что и делали при необходимости), лишь бы их изделие было самым совершенным. У нас к ним можно отнести Соколова Б.А., Хаспекова В.Г., Лыфаря B.C., Александрова Г.Я., Тахтасьеву А.Д., Лукьянову Э.А. — это только в среде двигателистов.

Что-то я немного увлекся двигателями. Это направление, безусловно, заслуживает отдельного повествования. Беда только одна. Начиная со студенческих лет, нас приучили к секретности выполняемой работы. Делать какие-либо пометки на неучтенных листах бумаги было строжайше запрещено. Это означало разглашение государственной тайны с соответствующими последствиями. Потому-то о нашей отрасли так мало издано и популярно написано. Может быть, я не прав в своих рассуждениях, ведь появилась же книга Б.Е. Чертока «Ракеты и люди», где подробно описаны события, приведены точные даты, даны характеристики людей, названы их имена и отчества. По памяти этого, наверное, не сделаешь.

И все-таки не могу не сказать еще об одной особенности этих людей — двигателистов. Это устройство их быта. Каждая экспедиция на Байконуре имела свою базу. Была база и у воронежцев. Как-то, когда рабочий день подходил к концу, подходит ко мне Володя Рачук:

— Не хочешь поехать в баньку?

— В какую баню?

— К нам.

— Что значит «к вам»?

— В наш коттедж на площадке 95. Сейчас позвоню, приготовят.

— Что с собой брать?

— Ничего.

— А бутылку?

— Обижаешь.

— Хорошо. Когда?

— Часов в семь. Транспорт твой.

— Есть.

Мне и в голову не могло прийти, что на полигоне, где с водой напряженка, есть в коттедже баня. Я знал, есть общественная баня, что на площадке 10 (г. Ленинск), да и то работающая с перерывами, а здесь, на площадке, да еще на одной из дальних? Чудеса!

Поехали. Заходим в коттедж. Встретил нас хозяин очень радушно. И повел через двор в хозяйство Р.Ф. Игнатуши. Так он назвал это заведение. Р.Ф. Игнатуша был заместителем А.Д. Конопатова по испытаниям. В его обязанности на полигоне входило техническое руководство испытаниями серийных двигателей, установленных на сданных в эксплуатацию ракетах. Одной из таких ракет был «Союз».

На полигоне он проводил значительную часть времени. И вот с помощью инженеров-испытателей он и построил своими руками это заведение. Банька была небольшая, топилась дровами, которые с попутным транспортом доставлялись из Воронежа. Предпочитались березовые дрова.

Сухая парилка. Душ с холодной и горячей водой. Комната отдыха и бильярдная.

— Хорошее заведение, — говорю.

— Стараемся, — ответил Володя.

Пока парились, комната отдыха преобразилась. На столе появилась дымящаяся воронежская картошка, огурцы, помидоры, зелень, сало, что-то еще. И конечно, горячительные напитки, тоже воронежского производства.

— Ты знаешь, лучше бы чай.

— Из меня питок плохой, — сказал Володя, — ты прав, лучше чай.

Володя недавно перенес серьезную операцию, и врачи рекомендовали ему сдерживаться в этих ситуациях. Тем не менее, выпили по стопке, закусили и пошли сражаться в биллиард. Стол был очень хороший, лузы не разбиты, поэтому при нашем умении играть партию так и не закончили. Попили великолепный чай и вернулись домой уже поздно вечером. До сих пор тепло вспоминаю этот вечер. Позже было много бань, но эта, первая, запомнилась надолго. С большим удовольствием поблагодарил Володю за доставленное наслаждение.

Поставка двигателей на стендовую машину не была «крайней». Опять нас мучали трубы, сварка стыков. Организовали специальный трубный участок в пристройке МИКа в специальном цехе.

Преобразовалось и наше министерство. По теме «Энергия-Буран» организовали специальный главк. Его руководителем назначен П.Н. Потехин, а главным инженером — Б.Д. Остроумов. Для усиления контроля министр присылает на полигон своего заместителя А.И. Дунаева (будущего директора Главкосмоса).

На завод «Прогресс» едет О.Н. Шишкин — заместитель министра, отвечающий за наше направление, его сопровождает А.Е. Шестаков — командующий технологическим главком. Обстановка нагнетается все больше и больше. Практически все заводы отрасли подключаются к изготовлению трубопроводов, пневмощитов и других агрегатов ракеты. Как говорят, паровоз начали раскатывать. Сборка изделия идет вяло. По документации нужно было изготовить и эталоны труб, по которым будут изготовлены трубопроводы для последующих изделий. Это еще более замедляло производственный ритм.

Очень тяготился на полигоне А.И. Дунаев и наконец-то отпросился у министра. Прислали главного инженера главка Б.Д. Остроумова. Мы знали друг друга еще с тех времен, когда я работал над орбитальным кораблем. Опять оперативки, доклады в метрополию. Борис старался не мешать производственникам, организовывал помощь, когда к нему обращались, и помощь действительно эффективную. Со всеми у него сложились дружеские отношения, он никогда не показывал, что он — начальник, а старался убедить в необходимости сделать то или иное.

13|	ВТОРОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Порой задумываемся, почему нас учили в школе по одной союзной программе, почему все были пионерами, комсомольцами. Считалось, что каждый должен уметь делать то, что умеют делать остальные. Все мы были равны. Но только каждый чувствовал в себе, что это не так. Когда говорили, что у одних есть музыкальный слух, а у других его нет, это было понятно. А вот написать статью или организовать какое-то дело или что-то в этом роде должен был уметь каждый. Правда, сейчас этого уже нет. Мир разделился на способных и неспособных, умных и неумных, инициативных и неинициативных, а больше середнячков, но каждый человек это индивидум, и что может сделать он, не может другой, и наоборот.

В далеком детстве мой дед говорил мне:

— Взялся за дело, сделай так, чтобы тебе самому нравилось. Пусть это будет твой почерк в письме, или отструганная рукоятка к лопате, или что еще. Сделай хорошо, и тогда ты увидишь, что это понравится другим.

Мое воспитание, которое продолжали родители, только усилило это наставление. «Что бы ты ни делал, когда общаешься с людьми, или что бы ты ни делал для других, большое или мелкое, подумай в первую очередь: а будет ли им это приятно? Ставь всегда в таких случаях себя на их место», — говорили они.

Как не хватает этих принципов сейчас в нашем обществе! Следуя советам родителей, часто анализируешь прошедшие события, делаешь определенные выводы. Меня часто выручали их советы и построенная на них логика. Но я хотел рассказать о том, что выводы из одних и тех же событий могут быть совершенно разными, а на основании анализа разным будет и предвидение дальнейших событий. С этим я и столкнулся, когда стал часто общаться с Борисом Остроумовым.

У него была какая-то своя логика, и нужно отдать должное, что в прошедших событиях он видел больше, чем я (я имею в виду объем и качество информации), отсюда и выводы и предвидение дальнейших событии у него были другими и, конечно же, более реалистичными и правильными. В тему «Энергия-Буран» он верил бесконечно, не позволял ни себе, ни другим усомниться. Будучи к тому же секретарем МВКС, а затем и секретарем государственной комиссии, он своими формулировками в решении определял такой порядок исполнения,

Борис Дмитриевич Остроумов

что «завалить» вопрос руководителю было равносильно лишиться работы. Споры на заседаниях разгорались яростные, а он сидел потихоньку в стороне и с закрытием рта выступающего слал свою формулировочку по этому вопросу министру. Она зачитывалась и, как правило, тут же принималась. Получали и мы поручения на таких высоких заседаниях. Иногда от них, как говорят, голова шла «кругом»: с чего начинать выполнение?

— Да брось ты нервничать, — говорил он — я помогу.

И действительно, в течение 5 минут он набрасывал «рыбу» документа, которую оставалось только дополнить отдельными фактами и оформить.

Когда бы я ни зашел к нему, он всегда что-то читал. Обладая хорошей памятью, он часто цитировал авторов в своих высказываниях.

Я видел его во многих ситуациях. Но практически не помню, чтобы он вышел из себя, накричал на кого-нибудь или обидел. Жизнь преподнесла ему тяжелейшее горе: он потерял своего друга и дорогого человека — жену. Несколько лет он боролся за ее жизнь. Но никто и никогда не видел, чтобы это сказалось на его производственных отношениях с друзьями. Нужно иметь очень сильный характер, чтобы все это выдержать. Аналитический ум, честность, обязательность, умение дорожить и хранить дружбу — вот, если говорить коротко, его черты. Жаль, что таких характеров в жизни встретишь не часто. Но мне повезло.

14|	ВСЕ БЛИЖЕ К ОГНЮ

Одним из запоминающихся событий на полигоне был приезд П.Н. Потехина — нашего начальника главка, именно он начал традицию непрерывного присутствия на Байконуре руководителя министерства, ответственного за конкретное изделие. Ему министр поручил к Ноябрьским праздникам 1985 г. собрать изделие 5С.

Это был уже начальник. Он стал давать указания всем. Выйдя из технологов и хорошо понимая в этом деле, он по сути подменил директора филиала завода «Прогресс» Н.С. Шуракова. Организовал диспетчерскую службу на филиале, постоянную связь. Он знал, когда именно и какая деталь поступит из Куйбышева на сборку. Он изучил все трубопроводы. Знал номер каждой трубы и принадлежность ее системы.

— Куда несешь трубу? — спрашивал он рабочего, шедшего с трубопроводом от стапеля сборки хвостового отсека.

— Как «куда», на пассивацию.

Павел Никитович смотрел в свои записи.

— Какой номер трубопровода?

Рабочий называл, и тут же гром среди ясного неба:

— Уволю! Неси в хвост и устанавливай. Она уже прошла все, ей место в сборке.

Угроза увольнения действительно была. Может, и не само увольнение (это прерогатива директора и профкома), а вот перевод на другую работу был реальностью. А это означало потерю заработка. Ведь рабочие-трубачи получали на сборке в три-четыре раза больше инженера. Многие приехали в филиал именно на заработки. Работая семьей, они могли очень быстро купить и личный автомобиль, и кооперативную квартиру. Нужно добавить, что к зарплате добавлялись еще неплохие командировочные, да коэффициент за специальные и погодные условия был 1,5. Гегемон знал свое дело туго и порой не торопился со сборкой. Он хорошо понимал, что следующий нажим приведет к тому, что зарплата только увеличится. А конец авралам — конец и большим заработкам.

Свою жизнь, а точнее досуг, они устраивали сами. Получив землеотвод на берегу Сырдарьи, они организовали базу отдыха. Используя отсеки от царь-ракеты H1, соорудили павильоны, комнаты отдыха, беседки, раздевалки, вырыли котлован под искусственное озеро. Вода насосами подавалась из Сырдарьи. Она выбивалась мощными струями из созданного умелыми руками фонтана и самотеком наполняла озеро. Подъезжаешь к базе, а за километр видны струи фонтана. Это означало, что уровень в озере «сел» от жары и его наполняли.

Инженеры нашего филиала тоже не отставали от гегемона. Неподалеку от фонтана они построили небольшой домик комнат на десять, с большой верандой, хранителем сего был Егорыч. Так все звали Николая Егоровича Шашина. Он был одинок. Мы не расспрашивали о его судьбе. Считали это неприличным. Наверное, что-то надломилось в его жизни и он ушел в одиночество. Круглый год он жил в этом строении. Продукты ездил покупать на ближайшую станцию Дюрмень-Тюбе, а иногда по льду на велосипеде добирался до города. Зимой домик обогревался электрическими батареями, и, когда повреждался кабель, а это происходило довольно часто, Егорыч забирался под несколько матрасов и согревался только собственным теплом. За водой приходилось ходить на запасной пункт управления (это примерно километра три). Летом было несколько легче. Ведь каждую пятницу, субботу и воскресенье у него были отдыхающие. Некоторым подспорьем ему в продуктах служила рыбалка, но не было случая, чтобы, когда мы приезжали, он не угостил нас ухой. Привезенные нами шашлыки тоже были неплохи, но уха Егорыча давала им сто очков вперед. А чай из верблюжьей колючки, который, по утверждению Егорыча, был самым целебным!

Как-то приехал на полигон главный конструктор Волжского филиала Б.Г. Пензин, сказал, что П.И. Кирсанов уезжает в Куйбышев и вместо него остается Г.Г. Романов. Нас познакомили. Мне он сразу приглянулся. Волгарь-здоровяк с доброй улыбкой на лице производил впечатление уравновешенного и уверенного человека. Позже я убедился, что это было действительно так. Все конструкторское сопровождение изготовления центрального ракетного блока было за ним. У него было несколько подразделений, и конструкторских, и испытательных. Общее число работающих доходило до двухсот человек. Чтобы управлять таким коллективом, требовалась достаточная компетенция самого руководителя. Геннадий вырос буквально на глазах. Сейчас кажется, что и месяца не прошло, как он решал все сложные вопросы и по КД (конструкторской документации), и по производству. Хотя вхождение его на новую должность было плавным, и очень помог ему П.И. Кирсанов.

Должность заместителя Главного конструктора по сопровождению производства ужасно беспокойная. Чуть что случись в производстве — ударили по трубе, вмятина на сильфоне или что еще, и поднимают тебя среди ночи: отпиши, что это допустимо. В таких ситуациях нужно иметь не только твердый характер, но и достаточную техническую эрудицию, чтобы принять правильное решение. Ведь последнее слово всегда было за ним, за Геннадием. Он блестяще выходил из этих скользких положений, никогда не сделав ничего в ущерб надежности. Мне долго пришлось с ним работать в паре, и я всегда был спокоен, когда Геннадий был рядом.

Он не стеснялся, если вопрос был для него слишком сложным, обращаться ко мне или к Главному, и это только усиливало положительные черты. Были случаи, когда рабочий допускал ошибку, отклонение от требований конструкторской документации, а это — брак, списание затрат на завод и потеря заработка рабочих и мастеров. Вот и бегают за конструктором, чтобы он выпустил «извещение на доработку», вместо того чтобы технологи оформили «карточку разрешения». В первом случае вина ложится на конструктора, а поскольку это опытные работы и «взятки гладки» — никто не страдает. В другом случае — вина завода. Вот и идет перетягивание канатов. И здесь Г. Г. Романов действовал очень разумно. Он понимал, когда можно пойти навстречу производству, а когда — нет. Он успел увидеть плоды своего труда: и первый пуск «Энергии», и второй. Затем судьба распорядилась иначе. Он умер в расцвете своих творческих сил, оставив о себе самую светлую память.

Работа над проектами продолжалась и днем, и ночью. Вот и закончена сборка хвостового отсека, можно приступать к соединению его с водородным баком. Бак окислителя уже состыкован с межбаковым отсеком. Дальнейшая сборка центрального блока проходит уже легче. В успех нашего дела по созданию системы «Энергия-Буран» многие не верили. И было особенно обидно, когда не верили наши же руководители, но занимающиеся другой тематикой.

Один из случаев мне запомнился надолго. От нашей организации на полигоне собрались две команды. Одна занималась подготовкой к пуску станции «Мир», другая — МКС «Буран». Надо отдать должное тому, что люди, испытывавшие станцию, трудились так же, как и наши. Но все работы были обставлены помпезно. Сроки создания были определены в один год от выхода Постановления ЦК и Совмина. Так что моим сослуживцам досталось, ведь приходилось работать круглые сутки, да еще вместе с военными испытателями. И они с честью выполнили поставленную задачу. Через год и 1,5 месяца, а именно 20 февраля 1986 г. станция «Мир» была запущена на орбиту.

Но я рассказываю об осени 1985 г., когда испытания станции «Мир» были в полном разгаре. Вот возвращаюсь с работы, подъезжаю к гостинице. На скамейках у входа расположились испытатели, как мы говорили, работающие по пилотируемой программе. В то время в этой гостинице жил один «бурановец». Вечер был удивительно теплым и мягким, даже без комаров. Такие вечера — довольно большая редкость для Байконура. Вот и вышли наши ребята посидеть на скамейку, поболтать.

Здороваюсь, прохожу мимо. И вдруг один из наших руководителей, вальяжно развалившись на скамейке, спрашивает:

— Ну как у тебя дела?

— Идут помаленьку. Отсеки соединили.

— А ты думаешь, кому-то нужна твоя бутафория?

— Что?! И это ты говоришь мне при всех? — я как-то невольно перешел на «ты». — Как ты можешь это говорить при всех? Если ты не веришь, почему ты у руководства?

Я буквально рассвирепел:

— Ты же хорошо знаешь, как это все создается. Ты объезжал объекты, ты же видел, как офицеры на посадочном комплексе живут с женами и детьми в фанерных домиках. У их детей от песка и пыли воспаленные глаза. Порой по трое суток они бывают без воды. Ты все это видел. Как ты можешь их обидеть и как ты можешь у нас работать, не веря в тему?

Вальяжность прошла, он весь напрягся. Видно, ему стало неудобно перед сотрудниками.

— Придется об этом доложить Глушко, — сказал я в заключение и быстро вошел в гостиницу, заметив при этом, как он побледнел.

Утром следующего дня прихожу в кабинет, опять обычная текучка. Но уже виден свет в конце, казалось бы бесконечного, туннеля.132

В.М. Филин. «ПУТЬ К ЭНЕРГИИ»

Примерно в 9 часов по Москве, местное время 11 часов, звонок Главного:

— Что там у тебя с ... ?

— Ничего особенного.

- Ты не горячись. Я скоро прилечу, разберемся.

— А я и не собираюсь. Обидно только.

— Ничего, потерпи.

Как потом оказалось, после того как я ушел в свой номер, этот руководитель вышел по дальней связи на своего Главного. Видно, мой монолог подействовал, и его испуг был серьезный.

— Тут произошла неприятная история, успокой Славку, пока он не наделал глупостей, — просил он по телефону.

По прибытии Главного мы собрались втроем.

— Приношу свои извинения. Я же пошутил.

— Таких шуток не понимаю и не принимаю.

— Ладно, — сказал Главный, — считаем инцидент исчерпанным.

Прошло много времени, но это запомнилось на всю жизнь. Могу понять, когда обижают меня лично, а вот когда обижают мое дело, моих соратников, протест, словно взрывная волна, вырывается изнутри и порой хочется, не сдерживаясь, дать по морде обидчику.

Центральный блок собран. Необходимо перевести машину в соседний пролет и поставить на КИС, т. е. провести ее проверку на контрольно-испытательной станции.

Сразу вспомнили специально изготовленный для этих целей злосчастный железнодорожный агрегат. Имея малую базу (железнодорожная колея стандартная), от ветровых нагрузок он не только мог сойти с рельсов, но и просто опрокинуться. Что делать?

— Я думаю, что можно использовать агрегат на автомобильном ходу, который предназначен для доставки отсеков с посадочного комплекса в МИК, — выступил с предложением Г.Я. Сонис.

— А на что он рассчитан? — спросил Главный.

— На перевозку 50 т.

— А какой у нас сейчас фактический вес?

— Думаю, тонн 80-90.

— Давайте попробуем, но необходимы меры предосторожности, рисковать мы не можем.

— Одна из мер — это приварить ограничительные стойки по углам транспортной рамы. Площадка ровная, крепеж нам не нужен, а от опрокидывания мы застрахованы.

— Согласен, — отвечает Борис Иванович.

Стойки удивительно расторопно изготовлены, да еще и регулирующимися, и приварены к транспортировщику. Осторожно перегрузили 60-метровый центральный блок. Наступил вечер. Открыли шестидесятиметровые по высоте ворота. В зал, рыча мощным двигателем, въехал тягач «Ураган». Многие их видели по телевизору. Это они перевозят передвижные ракетные комплексы.

Подцепили транспортер. Можно двигаться. К Главному подошел Григорий Яковлевич.

— Борис Иванович, я прошу, подпишите борт-журнал на перевозку. Я подписал, но хочу, чтобы и вы подписали.

— Где журнал?

— Со мной.

— Давай. Отвечать вместе будем.

Главный понимал все запасы, которые закладывают наземщики, взял ручку и закрепил подпись главного технолога. Сонис легко вздохнул и дал команду начать движение.

Медленно двинулись из МИКа. На улице ночь разбросала свои небесные узоры. Холодно. Ветерок вроде и не сильный, но пробирает до костей. Не выдержали, сели в автомобиль и через стекла наблюдали за процессией. У каждого угла транспортной рамы идет рабочий, чтобы в случае необходимости выдвинуть страховочную стойку. Более часа продолжалась эта операция. Казалось, прошла уйма времени. Но вот мы и в четвертом пролете, который встретил нас огнями и тепловой завесой. Дальше уже привычные крановые дела. «Подставки» — так мы называли силовые макеты боковых ускорителей — на месте. Подготовлен и график: за десять суток собрать пакет.

Еще много всяких мелких и больших нюансов, как технических, так и организационных, пришлось преодолеть. Но в преддверии долгожданного события — огневых испытаний — все чувствовали себя на подъеме. Каждый старался помочь советом, предлагал себя в исполнители той или иной работы — только бы дело шло быстрее вперед. Как-то неожиданно подкрался новый 1986 г. Министр разрешил всем встретить его дома в кругу семьи. На новогодние праздники наступило некоторое затишье. Но уже 4 января все были на месте, и испытания уже собранного пакета начались полным ходом.

23 января — окончательный доклад техническому руководству, и дается добро на вывоз ракеты на УКСС. Все происходит, как обычно, в традициях Байконура. Опять все собрались перед воротами, провожая в этот нелегкий путь ставшее до боли близким изделие. Как оно поведет себя на испытании? Вернется ли назад в свой дом? Сомнения гложут каждого, а вдруг... Мы понимали, что все, что сделано и испытано, должно сработать. Должно! И мы понимали, что в противном случае начало летных испытаний отодвинется примерно на год.

Мотовозы потянули установщик с ракетой. Зрелище это тоже уникальное, когда видишь, как в степи плывет этакая громадина, не торопясь, величаво, именно плывет. Мотовозы по сравнению с уложенной на установщик ракетой — просто букашки, которые издали и заметить трудно. А ведь это обычные спаренные магистральные железнодорожные тепловозы.

Весь путь до УКСС занимал примерно часа четыре. Уже подписан формуляр о приеме изделия испытателями из НИИхиммаш, и расписаны оперативки на УКСС, и первая уже назначена на вечер этого дня, а изделие неторопливо приближается к нулевой отметке. Нулевая отметка — это то место на стенде, куда устанавливается изделие и где оно проходит испытания или откуда оно стартует.

Уже говорилось, сколько систем и сооружений задействовано при испытаниях.

К приему изделия наземщики готовились тщательно, обкатав все процессы «всухую», без изделия. Все проверено. Ждут. Установщик занимает свое рабочее положение, подключается к энергосети и издает характерное жужжание. Это означает начало подъема стрелы установщика с ракетой. 45 минут идет подъем изделия. Оно зависает вертикально над проемом и медленно оседает на опоры. Байонеты пусковых марок захватывают его и притягивают намертво к опорным площадкам.

Наступает время подключать пневматику, гидравлику, электрику. Все это делается автоматически. Первое, что после этого испытывается, — вновь образованные связи. Не текут ли гидравлические стыки? не травят ли пневматические стыки? все ли контакты электроцепей нашли друг друга?

Первое время нас особенно мучили электроразъемы автоматической стыковки ленинградской разработки «Бутаны». В автоматическом режиме нужно было соединить одновременно более тридцати разъемов. А в каждом из них около двадцати двух контактов. Конечно, не обошлось без замечаний. Один разъем пришлось заменить. Приступили к автономным проверкам отдельных систем, все нормально, отклонений от норм нет. Приближались комплексные испытания ракеты. Из Москвы прилетел министр. В те времена было модным дарить к праздникам производственные подарки. Вот и мы ко дню Советской Армии 23 февраля постарались также провести первое огневое включение.

Рано утром 22 февраля начались подготовительные операции. Предполагалось, что испытания пройдут днем. Поэтому работу начали в 6 часов утра. Провели азотную подготовку, т. е. заменили воздушную атмосферу водородного бака на азот, затем вытеснили азот и в бак подали газообразный водород, и наконец пошла заправка.

Мы все задраены в бункере управления, это примерно 7 км от ракеты. Визуальные наблюдения только по телевизору, кстати, они мало что говорят о состоянии изделия. Основную массу информации получаем от системы измерений.

Зал управления находился на втором этаже бункера, первый же этаж был занят, в основном, обеспечивающими системами. Командный зал располагался как бы на третьем этаже, а напротив него — зал управления технологическими системами (управление наземкой). Но вся информация приходила к «первому» в командный зал. Именно он знал, что происходит на комплексе в любой момент времени. Сюда шли доклады со всех автономных пультов и зала управления наземкой.

«Первым» был А.А. Макаров. Рядом — Б.И. Губанов и В.М. Караштин, заместитель Генерального, руководитель испытаний. За ними расположились «большие» начальники: министр, командующий космическими силами генерал А.А. Максимов, их заместители и руководители головных предприятий.

Мы с главным конструктором водородного двигателя B.C. Рачуком тоже сидели во втором ряду и напряженно всматривались в телевизионные табло, где высвечивались параметры двигателя. Заправка подходила к концу. Напряжение росло с каждой минутой. Пошла циклограмма запуска. Не догадались в то время установить микрофоны на «нуле», поэтому на экране телевизора мы видели только картинку без звукового сопровождения. Все интуитивно вслушивались и ждали грохота двигателей.

Но вот, наконец, и долгожданное белое облачко появилось под ракетой. Есть запуск двигателей! Что-то промелькнуло яркое и... На большом экране высветилось АПП — аварийное прекращение пуска. От момента запуска до этой команды прошло 52 секунды.

Тишина стоит гробовая. Что случилось?! И что делать дальше? Времени на раздумье очень мало. Можно ли повторить операцию? Основное правило испытателей гласит: «Не двигайся дальше, пока не поймешь, что произошло с изделием».

Первый анализ показал, что через 2,58 секунды после команды «пуск» повысилась температура в газогенераторе одного из четырех двигателей. Это означало, что что-то произошло с подачей топлива.

Как выяснилось чуть позже, произошел останов бустерного насоса горючего этого двигателя. Дефект полностью подтвердили, когда разобрали этот насос. Оказалось, что при сварке выхлопного коллектора к корпусу насоса «прихватили» заодно пяту ротора.

По первому анализу вывод был один: нужно сливать топливо. Главный доложил министру.

— Принимайте решение, — ответил министр.

Я взглянул на Макарова и понял, что еще что-то произошло. Он шептался с В.Г. Хаспековым, подключился Б.И. Губанов, позвали С.А. Петренко. Подошел. От услышанного стало нехорошо. Потеряли управляющее давление!

Все клапаны на ракете открывались в основном высоким давлением от пневмосистемы. А этого давления и не было. Ракета стоит неуправляемая, и залитые 600 т жидкого кислорода и 100 т жидкого водорода превратились в огромную бомбу.

Нужно было срочно принимать решение. Первое, что просилось, — это переключить на земле основной контур на резервный. Другого выхода никто не мог предложить.

Для этого нужно было ехать к заправленному изделию — к этой бомбе. Подключился министр. Нужны были знающие добровольцы. Первым в этой группе оказался работник НИИхиммаш В.Н. Кузнецов, ответственный за безопасность работ. С ним Вагиф Исаев и еще четверо. Как-то мы и не поняли, когда из ближайшего окружения растворились военные, в том числе и командир эксплуатирующей части.

Автомобиль со смельчаками поехал к нулевой отметке. Наблюдаем за ним по телеэкрану. Связь есть. Вот они попали в сооружение и вручную перекрывают клапан.

Вздох облегчения прошел по залу. Теперь нужно, чтобы они быстрей вернулись.

Время летит с бешеной скоростью. Компоненты в баках «пухнут». Давление поднимается до максимального расчетного.

Пока смельчаки ездили к ракете, наши двигателисты В.Г. Хаспеков, Г.Я. Александров, В.Б. Лыфарь судорожно искали другие пути выхода из ситуации. В голове у Валеры Лыфаря была вся пневмогидросхема блока. Он мог, как говорят, с закрытыми глазами, среди ночи ответить на любой вопрос по схеме. Знал характеристики каждого клапана, пневмощита, трубопровода, фильтра, редуктора и т.д. Это очень помогло им троим найти еще один обводный путь. Давление вышло за пределы допустимого. Остался только запас по прочности. Оперативное техническое руководство — прямо за столом «первого».

Главный принимает доклад В.Г. Хаспекова. И вот звучит голос «первого»:

— Всем занять свои места. Продолжаем работу.

От этих слов отлегло на душе. Четкие команды нового технологического плана, утвержденного Главным, следовали одна за другой.

Давление стало падать, пошел слив компонентов. Процесс этот длился несколько часов. Затем выпаривание.

Министр попросил дать ему список тех, кто ездил под заправленную машину. Обещал в качестве премии по окладу. (Обещание выполнил.)

Потеря управляющего давления, как выяснилось позже, произошла из-за разрушения трубопровода Ц7331-90. Запомнил этот девяностый трубопровод на всю жизнь.

Теперь осталось выяснить причины, почему это произошло. Образцы сломанного стыка отправили на исследование в ЦНИИМВ (теперь это НПО «Композит»). Руководил этой организацией С.П. Половников, а на полигоне доверенным лицом был его заместитель Ю.Г. Бушуев.

На следующий день министр собрал совещание и попросил доложить план дальнейших действий. Как не хотелось снимать ракету и возвращать ее в МИК!

Главный, проанализировав сложившуюся ситуацию, сказал, что можно все исправить без съема изделия с пусковой установки. Двигателисты подтвердили, что могут заменить детали бустерного насоса на «нуле» и это будет даже удобней. Попросили только сделать необходимые стремянки и палатку от ветра. Мне тогда показалось это очень смелым заявлением.

Виктор Георгиевич Хаспеков

Необходимые решения и указания были приняты и даны. Н.С. Шураков обещал обеспечить в течение суток всем необходимым воронежцев. Рабочие Воронежского механического завода под руководством А.Г. Плиса принялись ликвидировать неполадки в бустере.

Сложнее было дело со злосчастным девяностым трубопроводом. С.А. Петренко сообщил в Куйбышев о случившемся и попросил сымитировать такую поломку на аналогичном трубопроводе. Ведь в выводах комиссии было записано, что разрушение трубопровода по линии «КО» произошло в околошовной зоне сварного шва из-за некачественной сварки, сверхнормативного нагружения при монтаже, повреждения при эксплуатации.

Самарцы провели около сотни испытаний аналога: варили вручную, с натягом, ломали, давили. Так и не смогли сымитировать дефект.

Следовал один вывод — дефект присущ только тому трубопроводу, который был на ракете, т. е. единичный. И здесь главное слово было за материаловедами. По их докладу, в материал трубопроводов, а материал был разработан специально для «Энергии», попала медь, присутствие которой в металле приводило к тому, что это место становилось хрупким и теряло прочность. По своим характеристикам примерно в два раза новый материал превосходил существующие, но был очень чувствителен к содержанию меди.

Послали специальную комиссию в Первоуральск, откуда поступали трубопроводы. На валках нашли следы меди. На изделии провели все доработки. Нужно было принимать решение о дальнейших работах. Опять комиссия. Опять пытает министр о состоянии систем, опять А.А. Максимов выясняет мнение своих военпредов. Все дают добро на продолжение. Особенно досталось Ю.Г. Бушуеву. Он подготовил небольшие плакаты и на все выпады и каверзные вопросы отвечал спокойно и уверенно, вселяя во всех так необходимый оптимизм. Решение принято. Вперед!

15|	ТРЕТЬЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Есть руководители, которые, где бы они ни были, стараются показать, что они люди высокого ранга. Они об этом говорят тем, кто этого не видит или делает вид, что не понимает. Смотрят на таких горе-начальников и думают, а как они могут руководить коллективом?

Но есть и другие руководители. Они всегда держатся скромно, в разговор вступают, не перебивая собеседников, умеют слушать и слышат, что говорят. Быстро реагируют на всевозможные колкости. Общение с ними приносит вам спокойствие и уверенность. Сразу видишь, что это человек перед тобой не простой, а руководитель.

К таким руководителям можно отнести заместителя директора НПО «Композит» по науке Ю.Г. Бушуева. Познакомились мы с ним на полигоне. Министр для обеспечения работ по «Энергии-Бурану» отправил на Байконур руководителей всех отраслевых институтов.

Когда все на месте, вопросы решаются оперативно. Не нужно слать ВЧ-граммы в Москву или в другие города и запрашивать необходимые данные. Все были здесь. Ответы на вопросы получали через часы, а иногда и сразу.

Помню хорошо сцену, когда в конференц-зале перед второй работой с ракетой 5С шло заседание комиссии по проведению испытаний, когда стоял перед президиумом словно вросший в землю Юрий Георгиевич и докладывал под вывешенным плакатом причину поломки этого злосчастного трубопровода.

— Причина разрушения объясняется наличием недопустимого содержания меди в материале трубопровода. Характер изменения характеристик представлен на диаграммах, — объяснял он.

Юрий Георгиевич Бушуев

И далее подробно излагал техническую сущность происходящего. Ответил на все вопросы спокойно, уверенно.

— Вы даете гарантию на последующую работу? — спросил министр.

— Конечно.

Этот доклад был решающим при принятии решения. Уже позже, когда мы познакомились ближе, я был поражен его умением держаться во всех критических ситуациях: он много пережил всевозможных личных неприятностей, в том числе и со здоровьем, но всегда оставался внимательным к товарищам. Их беды он переживал вместе с ними, забывая о своих.

Для него не существовало даже понятия меркантильности. Для него существовал только человек, который был перед ним. Независимо от того, начальник или уже разжалованный. Это было неважно. Если он поверил в него, то навсегда сохранял с ним дружбу, а если необходимо, то и организовывал помощь.

Такие качества придавали ему особое положение в его организации, и все, кто с ним общался, остаются с чувством хорошего и значительного удовлетворения. Хочется побольше иметь друзей с таким характером.

16|	ПОСЛЕДНИЙ ЭКЗАМЕН

Уже определили жесткий порядок проведения второго огневого испытания. Отъезд расчетов с площадки 10 в 4 утра. Все должны быть на рабочих местах в 6 час. 00 мин. Не хотелось опять уходить в ночь. Азотную подготовку водородного бака провели заранее.

Работа шла спокойно, но очень медленно. Постоянные незначительные задержки оттягивали испытания в ночь.

Так и случилось, что все операции по заправке и окончательным проверкам закончились поздно вечером. Опять ушли в ночь.

— Прошу доклады, — командует А.А. Макаров.

Все «номера» доложили о готовности систем к огневому запуску двигателей центрального блока ракеты.

Опять легкий белый дымок вырывается из-под ракеты. Через установленные динамики мы слышим нарастающий шум, сначала очень слабый, и вот он перешел в устойчивый гул.

Все двигатели вышли на режим. Теперь им нужно отработать полную программу, а это — форсирование и дросселирование тяги, качание двигателей, как бы имитация управления ракетой, и все необходимо выполнить за 390 с.

В зале управления стоит тишина. Только слышны потрескивания пультов, передающих информацию на дисплеи.

Прошло 100 секунд. Наступает некоторое расслабление. Может, прорвемся. Уж больно много затрачено энергии и труда при подготовке этих испытаний. Не бывает так, чтобы это все пропало даром.

200 секунд откачались двигатели, а это значит, что агрегаты гидропитания обеспечили работу рулевых машин, тягающих взад-вперед двигатели.

Эти машины развивали усилие около 30 т. А где взять их в полете?

Вот для этого и поставили специальную турбину. Приводил ее в движение отобранный от двигателя водород под высоким давлением. Турбина через редуктор крутила балашихинский насос, который и создавал необходимое рабочее давление в гидроконтуре. Оставалось только правильно, быстро и четко перераспределять его в рабочих цилиндрах.

Всплыли сразу все неприятности по отработке и привода, и этих распределительных механизмов.

Приводы разрабатывались старейшей авиационной моторостроительной фирмой, которой руководил A.M. Люлька. Эта фирма — наш старый соисполнитель. Именно там создавали водородный двигатель для головного блока 40 тс тяги) ракеты H1. С этой фирмой нас связывали хорошие товарищеские отношения. И мы были очень рады, когда они взялись за этот привод.

Требования к нему заранее были заданы очень жесткими. Особо не допускалась течь из редуктора. Эти требования никак не удавалось выполнить при вертикальном положении.

А я напомню, что центральный блок вмещал 600 т жидкого кислорода. Совместимость масла и кислорода всем известна — это взрыв. Рассуждали так: было бы масло, а кислород найдется. Свои требования мы не

Огневое испытание двигательной установки второй ступени ракеты-носителя на УКСС

снимали. Вот тогда главный конструктор привода Ювеналий Марчуков, не говоря нам, направился к Генеральному на прием.

— Валентин Петрович! Мы с вами — двигателисты. Только вы поймете эту проблему стояночного уплотнения. Мы испробовали все способы. Достичь большего не сумеем. Нужно выходить из положения сообща, — так излагал свои трудности Ювеналий.

Валентин Петрович, как всегда, очень внимательно выслушал суть технической проблемы и вызвал нас.

— Какие у вас соображения об изложенной проблеме и что вы предлагаете?

Мы с В.В. Кудрявцевым стали перечислять, что можно еще сделать, но было уже поздно. По отвлеченному взгляду В.П. мы поняли, что решение уже им принято и только для порядка он выслушал нас.

— Нужно пойти навстречу Ювеналию Павловичу, — сказал В.П. — Подумайте, как. Может, изменить место расположения и развернуть привод? Подумайте, как лучше.

Чертыхнувшись про себя, мы вышли из кабинета. Решение, конечно же, нашли, но пришлось нам менять технологию работ с ракетой.

А с распределителями история была не проще. Изготавливались они в Саратове и назывались ЦАПФами — цифро-аналоговыми преобразователями фазы. Занималось ими приборное производство, где высоки требования к чистоте. Но во время испытаний рулевые приводы на Ленинградском «Арсенале» «схватили» замечания. Определили, что причина в ЦАПФах: внутри этого элементика обнаружили грязь. Что тут было! Министр дал такой нагоняй всем по очереди и за то, что плохое производство, и за то, что не смотрели за ним, и за то, что авторского сопровождения не было, и.... Досталось всем. Все изготовленные партии вернули на завод и предложили вымыть.

Агрегат гидравлического питания рулевых приводов, обеспечивающий рабочее давление в контуре рулевых приводов поворота двигателей второй ступени

— Не хватало, чтобы из-за какой-то соринки мы получили неприятность, — наставлял он.

Теперь прошли уже 250 секунд, и равномерный гул двигателей в динамиках постепенно успокаивал всех в командном зале.

Никаких сбоев электропитания на борту. Четко работали четыре турбогенераторных источника тока. Ведь именно они обеспечивают электропитанием центральный блок в полете. Раньше на ракетах устанавливались химические источники тока, называемые аккумуляторами.

Но потребности в электроэнергии на такой большой ракете требовали такого количества батарей, что было проще поставить генератор. Что и было сделано.

Как и привод гидропитания, он работал от двигателя. Водородом вращалась турбина и приводила в движение ротор генератора.

Разработчиками этих уникальных ТГСЭС были наши тезки из Воронежа — НПО «Энергия», правда, принадлежала эта организация другому министерству.

Смелость и простота принятых решений сделали этот агрегат надежным. За что большая благодарность главному конструктору Б.П. Попову, его директору В.Д. Сергееву и особенно испытателю М.В. Комарову, который один отвечал за ТГСЭС на полигоне.

300 секунд. Как быстро крутятся в голове мысли: а как себя ведет эта система или этот агрегат? Но постоянные числа на табло говорят о том, что все идет по плану.

390 секунд. Мертвая тишина, конец работе. И вот взрыв аплодисментов. Все встали. На лицах — удовлетворение происшедшим.

Какой толчок в работе дают хорошие результаты!

— На следующей машине мы полетим, — шепнул мне Главный.

Но мне не верилось. Ведь нужно пройти не 393 с огневых испытаний, а 3700 с, как требовала комплексная программа экспериментальной отработки. Без ее изменения о полете и мечтать не приходилось.

На специальном заседании МВКС 5 мая 1986 г. приняли уточнение. К началу летных испытаний провести три огневых испытания с суммарной наработкой 423 с. При этом предполагалось, что третье огневое испытание будет проведено на ракете 6С.

Появилась уверенность, что центральный блок подготовлен к летным испытанием. Эта уверенность, была внутренней, ничем не обоснованной. До полета было ох как далеко.

Всю нашу работу контролировали представители заказчика, проще говоря, военпреды. В начале я уже писал о назначении системы «Энергия-Буран». Напомню, что тактико-техническое задание на разработку этой системы было выдано нам Главным управлением космических сил при Министерстве обороны. Возглавлял это управление А.А. Максимов.

Особой заботой военпредов был контроль качества и надежности системы. По сценарию система «Энергия-Буран» должна быть принята на вооружение Советской Армией. Любое отклонение от разработанной ранее документации Главного конструктора необходимо было оформлять отдельным техническим решением, согласованным с заказчиком. Вот тут-то и начиналось. Люди есть люди. Одни быстро входили в сущность технической проблемы, другие ставили столько рогаток, требовали столько технических справок, что порой это выводило из себя самых терпеливых разработчиков.

Нам в какой-то степени повезло, что ракетным отделом в ГУКОСе руководили хорошо понимающие и технически грамотные Н.И. Румянцев и В.Е. Нестеров. Последний пробыл на полигоне, наверное, не меньше времени, чем мы. Он был наш, не по служебному положению, ведь он был в то время подполковник, а по техническому образованию. В.Е. Нестеров, как большинство ракетчиков, окончил Московский авиационный институт, попал армию, закончил военную академию, послужил военпредом на одном из предприятий отрасли и затем перешел в центральный аппарат.

Но осталось у него что-то «маевское». Хорошая техническая эрудиция, хороший юмор, достаточный запас оптимизма. Володя как-то негласно стал лидером огромного семейства военпредов на полигоне. Он обладал хорошей памятью, вел технический дневник и всегда был очень хорошим помощником Главному или его заместителям.

Владимир Евгеньевич Нестеров

Военпреды — издельщики и наземщики — оперативно сообщали ему о случившихся событиях, которые он раскладывал по полочкам и в зависимости от важности передавал техническому руководству соответствующего ранга. Безусловно, военнаа система требовала доклады и «наверх», и это выполнялось очень тщательно.

Изучив досконально устройство двигателей, систему управления, пневмогидросхемы и другие системы, Володя стал незаменимым консультантом, в том числе и у наших разработчиков. Это сильно помогало нам и промышленникам при согласовании необходимых технических решений, направленных на улучшение качества систем.

Вот когда я написал, что МВКС принял сокращенную программу огневых испытаний, сами можете представить, сколько «пудов соли» нужно было съесть с такими заказчиками. Они разложили перед нами огневую отработку и американской ракеты «Сатурн-5», и американского челнока «Спейс-Шаттл», у которых до выхода огневые испытания аналогичных блоков длились 3600-3800 с. А тут всего 423...

Попробуй справься с такими корифеями! Только указания вышестоящего командования не могли не выполняться — это было по сути приказом. Именно они и привели к тому, что в конце концов МВКС по настоянию Главного принял это решение.

Но что-то мы забыли о боковых ускорителях. А их в «Энергии» было четыре. И хотя по сложности и испытаниям они значительно уступали центральному блоку, проблем в разработке и изготовлении было немало.

17|	ПЕРВАЯ СТУПЕНЬ

Так много внимания уделили созданию второй ступени, что незаслуженно могли обидеть тех, кто занимался первой ступенью.

Хочется напомнить читателям, что приход В.П. Глушко в нашу организацию характеризовался тем, что он предложил сделать ряд унифицированных носителей. Самым малым и одновременно базовым был носитель среднего класса, способный выводить на орбиту искусственного спутника Земли массу в 14 т. Первая ступень этого носителя базировалась на самом мощном ЖРД разработки КБ «Энергомаш» тягой 740 тс.

Эта ступень как унифицированный элемент и была использована для первой ступени ракеты «Энергия» в количестве четырех блоков.

Предусматривалась разработка и сверхтяжелой ракеты-носителя «Вулкан», способной выводить на орбиту Земли массу до 200 т, при этом в первой ступени устанавливалось уже восемь блоков.

Мы с большим вниманием следили за нашими коллегами из КБ «Южное». Ведь от их успеха зависела наша судьба.

Дела у них шли не лучшим образом. Особенно напряженно шла отработка двигателя. Первое его испытание в составе блока привело к тому, что произошла авария с большим пожаром на стенде НИИхиммаш. О силе пожара говорит то, что на восстановление стенда ушло два года.

Многие не верили в создание сверхмощного двигателя. Нашлись «умники», которые предложили «четвертовать» этот двигатель и получить двигатель тягой 185 тс — МД-185. И.Н. Садовский просил нас проработать такой вариант.

Проработку этого варианта начали и в КБ «Южном»: ведь на двигателе висела судьба и ракеты-носителя среднего класса, получившей название «Зенит».

Министр С.А. Афанасьев создает в КБ «Энергомаш» специальную группу для детальных проработок двигателя МД-185. Его можно было понять. Ведь уже раскручена на полную мощь вся ракетная индустрия страны. Заводы заканчивали подготовку производства, т. е. оснащение необходимым технологическим оборудованием, строительство на Байконуре шло полным ходом, завершалось строительство крупнейших стендов, а двигателя нет. Тут поневоле занервничаешь.

Экспериментальные работы в подтверждение работоспособности блока первой ступени ракеты-носителя «Энергия» 1Л

Нападки на двигатель шли со всех сторон. Подключились отраслевые институты. Критика, критика, критика...

В этой ситуации нужно отдать должное нашему генеральному — В.П. Глушко. Он не дрогнул, он, методически исправляя ошибки, внедрял множество мероприятий, доказывал всем, что идет нормальная отработка. На заседаниях-разборках внимательно выслушивал всех. Никогда не спорил, если кто-либо говорил о дополнительных проверках. Упрямо проводил свою линию. Успех приходил медленно. Самый лучший по тем временам двигатель рождался в муках.

В ракетной технике, наверное, как и в других отраслях, есть своя элита. Какими-то невидимыми узами связаны столпы этой техники. У каждого уровня свои особые связи. Связи, как правило, очень прочные, и я не помню случая, чтобы эти связи подводили кого-нибудь.

Это особенно характерно для личных контактов В.П. Глушко с другими Генеральными. В КБ «Южном» тоже начали проработку ракеты с разчетверенным двигателем.

Начали компоновать новый двигатель, стали смотреть двигатели, применявшиеся на ракете Н-1. Заметались все в поисках альтернативного выхода. Все это происходило во время отпуска В.Ф. Уткина.

Когда Владимир Федорович вернулся из отпуска, ему доложили о проведенных поисках новых вариантов ракеты. Он внимательно выслушал своих сослуживцев и сказал:

— Как вам не стыдно? Наш товарищ попал в беду, а вы, вместо того чтобы ему помочь, уже от него отказались. Вы, наверное, забыли, что на всех наших ракетах установлены его двигатели. Он хоть раз нас подвел?! Я больше не хочу слышать ни о каких вариантах. Мы подождем. Я уверен, что Глушко справится с этой задачей. Все!

Эта уверенность невольно передалась и двигателистам. Думаю, что В.П. Глушко был очень рад такой поддержке. История сама за себя сказала, насколько прозорливы были наши Генеральные. Сегодня весь мир смотрит на «Зенит» как на лучшую ракету.

Стенд для огневых испытаний двигательной установки блока первой ступени

Много вопросов приходилось решать и нашим проектантам. Особенности, к которым они привыкли, не совсем подходили для южан. Южане, создавая ракету-носитель «Зенит», ориентировались на свой крупносерийный завод. Они хорошо знали его, поэтому свои разработки базировали на оснащении этого завода.

Притирка шла трудно, но объединяла всех одна общая цель — это ракеты «Зенит» и «Энергия». Нужно отметить, что своенравные руководители порой добавляли в отношения и другого рода трудности, но сейчас это кажется несущественным и мелочным. Хотя «стычки» были крупными, как, например, выбор материала корпусов баков. Многим эта история запомнится надолго. Ракета «Зенит» проектировалась под заказ Министерства обороны, и постепенно работы над ракетой переросли в целый комплекс! Оригинальный старт для «Зенита» был разработан в КБ транспортного машиностроения. Там пошли по пути полностью автоматического старта без участия людей после выезда установщика из МИКа. Аналогичный старт в свое время был разработан в ОКБ-1 для боевой ракеты 8К75, что стоит перед музеем Советской Армии. К сожалению, ракета не была принята к серийному производству, не знаю, по каким причинам. Говорят, интриги Н.С. Хрущева. Но подобный полностью автоматический старт был разработан еще в 60-х годах. Думаю, он во многом помог разработчикам старта «Зенита».

План отработки блока первой ступени ракеты-носителя «Энергия»

Прошли огневые испытания ракеты. Работа на стенде закончилась положительно. Завершился весь процесс отработки ракеты.

Вот он, красивый карандаш — так называли ракету, которая, своими очертаниями действительно напоминая карандаш, стоит на старте.

Первый пуск назначен на 12 апреля 1985 г. Но погода словно взбесилась, сильнейший ветер с пылью и снегом буйствовал над полигоном. Как будто кто-то «сверху» не хотел этого. Отложили на сутки. Не сумели отметить День космонавтики.

13 апреля 1985 г. Опять 12 часов. Мы на смотровой площадке. Хмурое небо. Томительные минуты. Особенно запомнилось, как нервничает один из «наземщиков» из КБ «Южное».

— Лишь бы ушла со старта, — повторял он через каждую минуту, нервно шагая по смотровой площадке.

— Одна минута до старта, — звучит голос из динамика.

Все напряженно всматривались в «карандаш» на старте. Очень уж ясно всплывала картина аварии на стенде во время первого огневого испытания.

Вырвалось облако сбоку от ракеты. Это запуск двигателя. Есть отрыв! Стремительно ракета уходит вверх, пронизывает слой облаков и ложится на курс. Все происходит в считанные секунды. Но как они растягиваются в памяти по времени.

— Ушла, ушла, ушла! — сначала шепотом, потом все громче радовался наземщик.

Репортаж о ходе полета транслировался по громкой связи. Есть первая ступень, есть вторая, работают рулевые двигатели, дотягивая космический аппарат на нужную орбиту.

Наработка на доводочный двигатель первой ступени в процессе отработки

— Ура! — все захлопали в ладоши и бросились к машинам. Быстрее на старт.

Мы с Главным прибыли одни из первых. Еще теплый металл, даже краска не обгорела. Ликующие днепропетровцы. Все обнимаются, поздравляют друг друга. Митинг. Выступает председатель Государственной комиссии Г.С. Титов — космонавт № 2. Он поздравляет всех: и В.Ф. Уткина, и В.П. Радовского, и В.Л. Лапыгина (разработчика системы управления), всех. Не услышали только поздравлений в адрес В.П. Глушко. А он стоял, спокойно наблюдая за всеми. Весь его вид говорил, что так это должно было и быть. Он взял слово и поздравил всех с успешным началом летной отработки.

Это, как мне показалось, сразу всех на несколько минут отрезвило. Радость победы брала свое. Все начали расползаться по номерам гостиниц, а руководство ушло в специальную столовую. Радость отмечали в лучших традициях ракетчиков. Оказалось, что многие приберегли на этот случай по бутылочке, а у кого их не оказалось, обошлись проверенным напитком — ракетным горючим — спиртом.

Утром на заседании Государственной комиссии выяснилось, что в последние секунды отказали рулевые двигатели. Это несколько огорчило, но не расстроило днепропетровцев. Для ракетчиков успех был настоящим.

Первый пуск показал, что боковые блоки ракеты «Энергия» готовы для полета. Наступал следующий этап — этап летных испытаний ракеты «Энергия».