Вступленiе Глава „ „ „ „ „ „ „ „ „ „ „ „ „ „

..... I II III IV V VI VII VIII XI X XI XII XIII XVI XV

..... Астрономiя обитателей „,, „,, „,, „,, „,, „,, „,, „,, „,, „,, „,, „,, „,, „,,

.... Луны Меркурiя Венеры Марса Юпитера Сатурна Урана Нептуна Малыхъ планетъ Солнца Мiры освѣщаемые сложными и цвѣтными солнцами О типѣ человѣческомъ въ другихъ мiрахъ и вообще о формѣ живыхъ существъ О законахъ тяжести въ другихъ мiрахъ и въ особенности о нѣкоторыхъ замѣчательныхъ явленiяхъ центробѣжной силы на планетах съ быстрымъ вращательнымъ движенiемъ О движенiи во вселенной Начало и конецъ мiровъ

Стран. 1 5 23 30 36 43 52 59 64 70 77 84 92 108 119 125

Сосредоточить весь свѣтъ науки на одной великой идеѣ всеобщей освѣтить ее въ ея дѣйствительномъ видѣ; выяснить ея необъятную распространенность и показать, что она составляетъ таинственную цѣль, вокругъ которой вращается все зданiе вселенной — по нашему мнѣнию, это задача, разрѣшенiе которой представляется очень важнымъ для нашей эпохи. Человѣкъ, рѣшiвшiйся затронуть подобный вопросъ, становится въ виду грозной цѣли. Выдвинуть за предѣлы видимаго мiра область органической жизни расторгнуть завѣсу, скрывавшую отъ насъ царство жизни въ другихъ мiрахъ и позволить мысли проне­стись въ ея лучезарномъ ореолѣ, надъ разлитою до безконечности жизнью — таковы основныя положенiя, входившiя въ составъ нашего плана. Не наше дѣло разсуждать, въ какой мѣрѣ достигнута цѣль эта — скажемъ только, что она стоитъ не внѣ тѣхъ предѣловъ, предъ которыми оста­навливаются силы науки.

Главное: не слѣдуетъ смешивать настоящее произведенiе натуральной философiи съ стремленiями воображенiя. Ничего не можетъ быть болѣе несходственнаго между со­бою и болѣе противоположнаго и крайне неблагоразумно было-бы присваивать себѣ право населять планеты и помещать на нихъ тѣ или другiя существа въ силу того, что оби­таемость мiровъ разумными тварями доказывается философiею наукъ.

Разъ навсегда определенно выскажемся на счетъ этого.

Человѣкъ, во время пребывания своего на землѣ почерпаетъ на этой планете зародыши или, по меньшей мѣрѣ форму своихъ дѣйствительныхъ познанiй, сущность своихъ идей, основу своихъ представленiй, элементы могущества своего воображенiя, но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ является вполнѣ несостоятельнымъ создать что-либо новое, стоящее внѣ круга его понятiй. Онъ не въ состоянiи ни отрѣшиться отъ земныхъ представленiй, ни почерпнуть въ неизвѣстномъ основы для своихъ силъ. Все что ни создалъ-бы онъ, увле­каемый задоромъ самаго отважнаго воображенiя, всегда будетъ отзываться чисто-земнымъ происхожденьемъ. Но если-бы, давъ волю своему ретивому скакуну, это необуздан­ное воображенiе ринулось въ область неизмѣримаго, гоняясь за новыми существами, то вскорѣ мы увидѣли-бы его погруженнымъ въ хаосъ и производящимъ одни лишь химерическiе уродства, далеко неоправдываемыя наукою. Эта роковая слабость духа человѣческаго, усиливаясь относительно, делается чрезвычайно безплодною вследствiе всеобщаго стремленiя природы къ разнообразiю. Кажется, что природа поставила себе закономъ — никогда не производить двухъ вполнѣ тождественныхъ существъ, словно рѣшилась она вѣчно держать подъятымъ знамя своихъ неисчерпаемыхъ богатствъ и своего безконечнаго могущества.

Но не обязанъ-ли представитель или защитникъ извѣстнаго дѣла поддерживать последнее въ его чистотѣ и пре­дохранять его отъ нападокъ людей, находящихся въ заблужденiи или увлекающихся? Не на немъ-ли лежитъ обя­занность устранять препятствiя, удалять недоуменiя и преграждать доступъ ложному свѣту, который могъ-бы вос­препятствовать полному блеску излюбленной красоты?

„Критическому обзору теорiй научныхъ и вымышленныхъ, древнихъ и новѣйшихъ, относительно обитателей свѣтилъ небесныхъ и предназначено достигнуть цели этой.

Воздавая справедливость плодотворным силам воображения, выставляя на видъ его могущество посредствомъ занимательнаго исзлѣдованiя мiровъ, исшедшихъ изъ духа человѣческаго, обзоръ этотъ вмѣстѣ съ тѣмъ обнаружитъ дѣйствительную слабость воображения сравнительно съ произведенiями природы. Системы, созданныя людьми въ неизвѣданныхъ пространствахъ неба, составляютъ чрезвычайно занимательный предметъ изученiя а зрѣлище творенiй, формулированныхъ словомъ человѣческимъ, обильно назиданiями и ощущенiями всякаго рода. Во всѣхъ возрастахъ человѣчества, окрылен­ная мысль человѣческая устремлялась въ небо. Когда-же, выступая изъ предѣловъ духовныхъ стремленiй, она зая­вляла притязанiя создавать физическiя формы, то порож­дала она одни лишь причудливые признаки, причемъ послѣднiе представлялись или символическими образами и измѣненнымъ, если не искаженнымъ воспроизведенiемъ существующихъ въ природѣ тварей, или, по мѣрѣ приписываемаго себѣ воображенiемъ могущества, являлись они болѣе или менѣе чудовищными.

Прежде историческаго обзора, содержащаго въ большомъ количествѣ мiровъ воображаемыхъ очень мало мiровъ дѣйствительныхъ, мы намѣреваемся представить научное описанiе изслѣдованныхъ уже свѣтилъ, описанiе на столько пространное, на сколько дозволяется это астрономическими открытiями и затѣмъ уже опредѣлимъ: въ какомъ видѣ представляется вселенная наблюдателю, находящемуся на каждой изъ изучаемыхъ сферъ. Описанiе это будетъ пополнено об­щими соображенiями, непосредственно касающимися условiй обитаемости тѣлъ небесныхъ, напримѣръ: вопросомъ о типѣ человѣческомъ и разнообразiи формъ, о нѣкоторыхъ поразительныхъ дѣйствияхъ силъ природы, о началѣ и концѣ мiровъ и проч. Изследования эти покажутъ, сколько различныхъ условий должно принять въ соображение при серьезной попыткѣ опредѣлить только возможное въ области внѣ — земной природы — о достижении предѣловъ вѣроятнаго мы уже и не говоримъ — войдутъ въ составъ первой части «Астрономическаго путешествiя въ пространствахъ небесныхъ.»

Независимо отъ этого двоякаго характера, намъ ка­жется, что соображенiя, не менѣе достойныя вниманiя, свя­заны для человѣчества съ непреложнѣйшею изъ исторiй. Въ самомъ дѣлѣ, передъ нами разовьется полная исторiя идеи множественности мiровъ, начиная съ первобытныхъ временъ, когда младенчествующее человечество подъ солнцемъ Востока взирало на мистическiя формы натурализма — затѣмъ, подвигаясь впередъ среди превратностей временъ, среди могущества и паденiя народовъ, успѣховъ и упадка наукъ, разсказъ нашъ вступитъ въ вѣка, въ страданiяхъ родившiе нашу цивилизацiю и, наконецъ, достигнетъ на­стоящей эпохи, когда изъ рукъ генiя наука приняла скипетръ всемiрнаго владычества.

Движенiя духа человѣческаго столь же ясно отпечатлѣваются на разслѣдованiяхъ этой частной идеи, какъ и на всеоб­щей исторiи народовъ и государствъ. Порою случается при этомъ, что нѣкоторый идеи, которыми тщеславится наша эпоха, всплывая на поверхность океана вѣковъ, являются намъ отмѣ­ченными знаменiемъ почтенной древности, такъ что подъ нашимъ критическимъ анализомъ не мало проходитъ старыхъ новостей, не вводя однакожъ насъ въ заблужденiе на счетъ своихъ метрическихъ свидѣтельствъ.

Итакъ, представивъ зданiе во всемъ его составѣ, мы положили изслѣдовать исподоволь его части, подобно зодчему, который вслѣдъ за геометрическимъ планомъ зданiя, составляетъ чертежъ скульптурныхъ работъ и украшенiй фа­сада, равно какъ и деталей внутренней отдѣлки. Если толчекъ, сообщенный человѣкомъ извѣстной идѣе изъ сферы философiи, возбуждаетъ въ умахъ нѣкоторое движенiе и вызываетъ вокругъ его произведенiя различныя манифестацiи, то необходимо, чтобы человѣкъ этотъ видѣлъ общность всего, относящегося къ его предмету и представлялъ подобнаго рода приложенiя въ ихъ относительномъ значенiи съ основною мыслью.

Не сказать-ли послѣднее слово на счетъ формы настоящаго сочиненiя? Форма его не столь серьезна, какъ форма предшествовавшаго труда: намъ казалось, что одна и та же одежда не всѣмъ подъ стать и что внѣшнiй видъ каждаго долженъ соотвѣтствовать его внутреннему ха­рактеру. Дѣло сегодняшняго дня не столь нарядно, какъ вчерашнее; завтрашнее, быть можетъ, покроется траурной фатою... Не обязаны-ли мы представлять дщерей нашего духа въ ихъ дѣйствительномъ видѣ и лучше-ли будетъ, если мы станемъ рядить ихъ по собственному нашему желанiю, не сообразуясь съ ихъ вкусомъ? Такъ какъ нѣко­торые писатели заявили, что мы имеемъ «iерофанта и великаго жреца», то очень мы счастливы возможностью разубѣдить ихъ въ этомъ въ настоящемъ случаѣ. Мы не представляемъ другихъ доказательствъ, въ которыхъ нѣтъ однакожъ недостатка, въ надеждѣ, что самая форма настоящей книги покажетъ, какъ мы далеки отъ притязанiй на первосвященническую власть.

Рядомъ съ астрономiею математическою и астрономiею физическою, составляющими главнѣйшiя основы науки мiровѣдѣнiя, существуетъ то, что можно-бы назвать умозрительною астрономiею. Проистекая изъ двухъ первыхъ, послѣдняя иногда возносится надъ ними смѣлостью своихъ взглядовъ и громадностью замысловъ. Первыя двѣ, по самой природѣ своей, ограничиваются и определяются извѣстнымъ порядкомъ вычисленiй и наблюдений, но вторая можетъ выходить изъ предѣловъ этихъ и устанавливать, подобно Кеплеру и другимъ, эмпирическiе законы, подтвердившiеся впослѣдствiи опытомъ. Идущiй этимъ путем долженъ однакожъ остерегаться большой опасности, именно: не заходить слишкомъ далеко въ область произвола. Даже въ предположенiяхъ своихъ онъ долженъ руководствоваться индуктивнымъ методомъ и, не отрѣшаясь отъ духа науки, постоянно держать въ рукахъ компасъ, завѣщанный намъ Бэкономъ — духъ позитивнаго метода.

Въ настоящее время, когда идея множественности мiровъ для многихъ — такъ по крайней мѣрѣ, доказывается это современною литературою — представляется уже не вопросомъ, а фактомъ, добытымъ для науки и философiи, было-бы любопытно спросить себя, какой строй понятiй можетъ и долженъ быть доступенъ обитателямъ другихъ мiровъ, какiя познанiя возможны для нихъ, въ какомъ видѣ представляется имъ вселенная и нашъ мiръ и какiе изъ усматриваемыхъ явленiй служатъ — какъ для нихъ, такъ и для насъ — правиломъ для установления обычаевъ и основою космографическихъ познаний. Любопытно, занимательно и даже полезно разорвать на нѣсколько мгновений цѣпи, приковывающiя насъ къ Землѣ и погрузиться въ бездну небесъ, останавливаясь последовательно на нѣкоторыхъ избранныхъ пунктахъ и наблюдая издали нашу земную обитель, видимую въ ея относительномъ положенiи. Араго говоритъ, что подобнаго рода набiюденiя, независимо отъ доставляемыхъ ими замѣчательныхъ и въ высшей степени интересныхъ результатовъ, составляютъ очень полезное упражненiе для любителей астрономiи. Это прак­тическое примѣненiе положенiя древнихъ: „Познай самого себя", и въ какой-бы мѣрѣ ни представлялось оно косвеннымъ невнимательному взору, но очень можетъ быть, что полезными послѣдствiями своими оно обильнѣе, чѣмъ психологическое примѣненiе сказаннаго положения. Очень можетъ быть также, что оно не менѣе духовно и достойно вниманiя. Сравнивать другiе мiры съ нашимъ — не все-ли это равно, что изучать какъ послѣднiй, такъ и первые? Чтобы не слишкомъ разлакомить людей, падкихъ до вымысловъ, мы тутъ-же заявляемъ. что нижеслѣдующiя соображенiя носятъ на себѣ чисто-астрономическiй характеръ и отнюдь не вымышлены. Необойдется тут безъ цифръ, безъ обозначенiя градусовъ (°), минутъ (ˊ), секундъ (ˊˊ) и — как знать? — безъ нѣкоторыхъ некрасивыхъ и лишенныхъ всякой элегантности знаковъ, каковы, напримѣръ, или очень невзрачныхъ формулъ, въ родѣ следующей:

Но какъ быть! По нашему мнѣнiю, прежде всего слѣдуетъ быть яснымъ и было-бы очень неловко вводить читателя въ мракъ кромѣшный подъ предлогомъ посѣщенiя обитателей свѣтилъ. Нѣтъ; не та­ково наше намѣренiе, и если самая сущность настоящихъ изысканiй заставляетъ насъ прибѣгать къ сухимъ уравненiямъ и задачамъ, то въ вознагражденiе за это мы по возможности постараемся скрыть математическую форму подъ скрадывающею полнотою римской тоги. Было-бы излишнимъ присовокуплять, что названiе: „Путешествiе" выставленное въ заголовокъ настоящей первой части, есть только простая литературная форма, которою мы отнюдь не намѣрены прикры­вать измышленiй небеснаго экстаза. Это описанiе основано един­ственно на телескопическихъ наблюденiяхъ и божественная Уранiя оказываетъ намъ свое содѣйствiе не въ качествѣ Музы и не просили мы у нея крыльевъ съ тѣмъ, чтобы покинуть на нашемъ небѣ Психею кротковзорую. Въ настоящемъ сочиненiи наблюденiя наши произво­дились скорѣе при помощи тѣлеснаго, чѣмъ духовнаго ока; занима­тельность предмета заставляла насъ заняться особенностями и картинами, которыми онъ такъ обиленъ и затѣмъ, обозрѣвъ обширное зданiе во всемъ его составѣ, мы съ удовольствiемъ уже перено­сили взоры на болѣе выдающiяся подробности. Многiе уже стран­ствовали въ небесныхъ пространствахъ. Не говоря о св. Павлѣ восхищенномъ на третье небо, Данте, Кирхеръ, Сведенборгъ и много другихъ — развѣ не носились они въ экстатическомъ упоенiи среди звѣздныхъ сферъ! Но мы не намѣрены подражать ни тѣм, ни другимъ.

Словомъ: „астрономiя мiровъ" не выражается-ли полная исторiя мiровъ этихъ, такъ какъ въ настоящее время на астрономiю можно смотрѣть, какъ на науку объ основныхъ элементахъ вселенной? Изла­гать астрономiю Земли, значить вмѣстѣ съ тѣмъ излагать космографiю послѣдней, ея географiю, ея механическое и физическое строенiе, какъ съ точки зрѣнiя ея отношенiй къ другимъ частямъ мiрозданiя, такъ и съ точки зрѣнiя ей присущихъ силъ и ея индивидуаль­ной жизни. Пусть бесѣда наша, при столь сложномъ предметѣ изученiя, коснется преимущественно тѣхъ пунктовъ, которые заслуживаютъ быть спецiально выставленными на видъ; не забудемъ также упомянуть о явленiяхъ, главнѣйшимъ образомъ характеризующихъ взаимныя свойства каждаго изъ носящихся въ эѳирѣ мiровъ.

Затѣмъ — въ дорогу, благосклонный читатель! Путь длиненъ и времени терять не слѣдуетъ. Мы не запасемся эликсиромъ Асмодея, давшимъ Гофману возможность чисто-на-чисто обобрать Гольберга, ав­тора „Niel Klim", ни эликсиромъ милорда Сетона, котораго секре­тарь не совѣстливiѣ поступилъ въ отношенiй Сирано де-Бержерака; не станемъ мы, вмѣстѣ съ Алигiери, призывать тѣнь божественнаго, или тѣнь обожаемой, умершей женщины и, подобно автору „ Экстатического путешествiя", не обратимся съ воззванiемъ къ одному изъ генiевъ, управляющiхъ небесными светилами. Не прибѣгая ни къ одной из ораторскихъ уловокъ, мы воспользуемся только умствен­ными способностями, которыми природа надѣлила каждое мыслящее существо и, пребывая тѣломъ на Землѣ, позволимъ мысли нашей по­очередно посетить каждую изъ сферъ нашей системы, проникнуть даже дальше и во время странствований этихъ наблюдать — въ какихъ условiяхъ находятся обитатели этихъ небесныхъ мiровъ, лунъ, планетъ и солнцъ.

Въ блестящемъ и пустомъ свѣтѣ, въ которомъ живемъ мы, въ такой мѣрѣ преданномъ поклоненiю внешности, обыкновенно преклоняются предъ знатностью, выдвигаютъ на первый планъ людей сильныхъ и могущественныхъ, а приниженныхъ и слабыхъ оставляютъ въ забвенiи. Гнушаясь столь печальнымъ примѣромъ, мы откроемъ нашъ спектакль одною изъ самыхъ скромныхъ, представляемыхъ природою, сценъ. Но прежде чѣмъ оставить земной шаръ со всѣмъ относящимся къ нему, мы посѣтимъ нашего ленника и вассала, или, выражаясь съ бóльшимъ великодушiемъ, нашу сосѣдку и союзницу. Съ давнихъ уже поръ, спутникъ этотъ, словно бдительный стражъ ходитъ вокругъ палатъ нашихъ, не позволяя себѣ ни малѣйшаго уклонения, ни малѣйшей оплошности, ни малѣйшаго упущенiя. Итакъ, первый визитъ къ нему. Это страна сосѣдняя, государство намъ сопредѣльное; телеграмма дошла бы туда и чрезъ нѣсколько минутъ мы получили-бы отвѣтъ, слѣдовательно, не познакомиться съ природою этого прибрежнаго острова — непростительно! Итакъ, станемъ ногою на землю свѣтила этого (слѣдовало-бы сказать: на Луну), и раскинемъ сеть нашихъ наблюденiй въ ровной или гористой, спокойной или бурной странѣ, дарованной Богомъ господамъ Селенитамъ.

Мы еще и не обратились къ обитателямъ Луны съ разспросами на счетъ ихъ астрономическихъ системъ и успѣховъ наукъ въ ихъ странѣ, какъ повидимому уже становимся въ то самое положенiе, въ какомъ находился нѣкогда Макбетъ, обратившiйся къ вѣдьмамъ съ слѣдующимъ нѣлепымъ вопросомъ: „Существуете-ли вы?“ Чтобы унять тревогу людей, сомнѣвающихся въ существованiи Селенитовъ, мы готовы обратиться къ послѣднимъ съ этимъ вопросомъ, причемъ будемъ крайне польщены, услышавъ, что едiногласно они отвѣтятъ намъ силлогизмомъ Декарта: „Cogito, ergo sum“ — мы мыслимъ, слѣдовательно мы существуемъ. Замѣтимъ по поводу Картезiанской метафизики, что обитатели Луны преисправнѣйшимъ образомъ могутъ существовать и сознавать себя существующими, не будучи однакожъ въ состоянiи формулировать силлогистическое умозаключенiе: „Cogito, ergo sum“.

Но если-бы, не взирая на этотъ чрезвычайно своеобразный вопросъ, удовлетворившiй-бы даже самого Декарта, инымъ астрономамъ вздумалось пойти еще дадьше и наивно спросить у Селенитовъ, возможно-ли существовать въ мiре въ которомъ нельзя открыть ни одной капли воды, ни малѣйшаго слѣда атмосферы, то мы съ полнѣйшимъ самоотверженьемъ обратились-бы къ Селенитамъ и съ этимъ новымъ вопросомъ, причемъ навѣрное послѣдние не упрекнули-бы насъ в нашихъ непомѣрныхъ притязанiяхъ и въ заносчивомъ желаньи заключать о вселенной согласно съ несовершенствами нашей природы, принимать жизнь земную за типъ жизни всемiрной и упорно призна­вать истiннымъ лишь то, что попадаетъ въ тѣсный кругъ нашихъ наблюденiй.

Послѣ этого чисто-братскаго наставленiя, очень полезнаго людямъ, занимающимся изученьемъ природы, мы никакъ уже не решимся сомнѣваться въ существованьи Селенитовъ, а тѣмъ паче отрицать су­ществованье это и, проникнувшись сознанiемъ той безконечной силы, которая, при всѣхъ возможныхъ условiяхъ, съ древнѣшихъ временъ мiра вызываетъ къ жизни мiрiады существъ, удовольствуемся мыслью: что во всѣхъ мiрахъ живыя существа родятся сообразно съ физiологическими условiями этихъ мiровъ.

Въ видахъ смягченiя того, что положенiе это могло-бы заключать въ себѣ слишкомъ много утвердительнаго на счетъ обитателей Луны мы прибавимъ: если нѣтъ жизни и интеллекта на видимой сторонѣ луннаго мiра, то могутъ они существовать въ противоположномъ его полушарiи; если лунный мiръ въ настоящее время не озаряется свѣтомъ жизни и дѣятельности, то озарялся имъ прежде, или будетъ озаряться впослѣдствiи *). Мiры созданы для обитанiя, подобно тому какъ почки розы созданы для того, чтобы распускаться.

Луна — это небольшая планета, получающая отъ Солнца, при равныхъ поверхностяхъ, столько-же теплоты и свѣта, какъ и Земля. Дiаметръ ея равняется 870 лье, считая въ каждомъ лье четыре кило­метра, слѣдовательно объемъ ея въ сорокъ девять разъ меньше объема Земли. Масса ея равна ¹/₈₄ массы Земли, если принять массу по­следней за 1; плотность ея составляете ⁵/₉ плотности Земли. Луна движется по орбите, удаленной отъ насъ почти на 60 земныхъ радiусовъ, т. е. на 96,700 лье, а въ апогее удаляется отъ Земли больше чѣмъ на 100,000 лье. Движенiе ея по орбитѣ совершается въ 27 дней, 7 часовъ 43 минуты и 11 секундъ. Время это употребляется Луною для совершенiя движенiя своего по окружности небесной сферы, но какъ въ теченьи того-же времени Земля проходитъ извѣстное пространство, то чтобы занять относительно послѣдней прежнюю точку Лунѣ потребно около двухъ дней. Такимъ образомъ, ея синодическое кругообращение совершается въ 29 дней, 12 часовъ, 14 минутъ и 3 секунды.

*) Есть нѣсколько поводовъ полагать, что нѣкогда Луна была обитаема, но что нѣсколько уже вѣковъ нѣтъ на ней жизни. Астрономическими наблюденiями доказано, что жизнь удалилась со светила этого. Подтверждая фактъ этотъ, теорiя вмѣстѣ съ тѣмъ устанавливаетъ, что незначительность объема луннаго мi­ра, недостатокъ на немъ водъ и атмосферы необходимо ускорили его охлажденiе, такъ что первоначальная теплота Луны израсходовалась путемъ свободнаго лучеиспусканiя въ пространство, прежде чѣмъ температура Земли понизилась на столько, чтобы человѣкъ могъ пребывать на земномъ шарѣ. Не смотря однакожъ на это, мы сочувствуемъ теорiи, быть можетъ слишкомъ смѣло изложенной въ концѣ настоящей главы.

Луна представляетъ два отдѣльныхъ полушарiя, свойства которыхъ, какъ относительно насъ, такъ, быть можетъ, относительно всего мiра, чрезвычайно различны: это ея видимое и невидимое полушарiя. Такъ какъ спутникъ нашъ всегда обращенъ къ намъ одною и тою-же стороною, то съ Земли никогда не видѣли и никогда не увидятъ про­тивоположнаго полушарiя и сторона Луны, которую привѣтствовалъ нѣкогда прародитель нашъ Адамъ въ земномъ раю (если только зем­ной рай не находился на Лунѣ, какъ уверяли некоторые ученые элли­нисты), — сторона эта, говоримъ мы, совершенно тождественна съ тою, которую узритъ послѣднiй человѣкъ при кончинѣ Земли.

Прежде всего поговоримъ объ обитателяхъ обращеннаго къ намъ иолушарiя.

Въ своей „Astronomia lunaris“ Кеплеръ называетъ „Subvolves“ тѣхъ Селенитовъ, которые обитаютъ въ обращенной къ намъ части Луны, а живущихъ въ другомъ полушарiи онъ именуетъ „Privolves“, т. е. лишенными Земли. Наименованiя эти заимствованы отъ латинскаго слова „volva“, вертящаяся; такъ, по Кеплеру, Селениты дол­жны называть Землю. (Если вспомнимъ объ „Апокалипсисѣ“ Ньютона и „Подражанiи“ Корнеля, то легко простимъ великому Кеплеру эту невинную фантазию).

Для Селенитовъ „Subvolves“, т. е. живущихъ на видимой сторонѣ Луны, всѣ звѣзды представляются движущимися съ востока на западъ вокругъ оси, проходящий чрезъ центръ земного шара. Движенiе это совершается очень медленно; время, протекающее между двумя послѣдовательными восхожденiями звѣзды, равняется, приблизительно, 27 днямъ и 8 часамъ, такъ что кажущаяся скорость движенiя звѣздъ, находящихся даже въ экваторiальныхъ областяхъ, не превосходитъ даже скорость полярной звѣзды относительно насъ. Какая медленность сравнительно съ быстротою, съ которою звѣзды ведутъ себя у насъ, гдѣ двѣнадцати часовъ имъ достаточно для прохожденiя надъ всѣмъ полушарiемъ!

Движенiе Солнца еще медленнѣе. Въ то время, какъ на Юпитерѣ можно слѣдить „простымъ глазомъ“ за движенiемъ тѣни, производи­мой этимъ свѣтиломъ, на Лунѣ все кажется неподвижнымъ. Все совершается тамъ съ такою медленностiю, что съ прекрасной горы Аристилла (Aristillus), напримѣръ, находящейся, какъ извѣстно, на западъ отъ „Моря дождей“, можно видѣть Солнце десять минутъ послѣ заката. Поднимитесь надъ Клавiемъ (58° южной широты и 15° во­сточной долготы), кольцеобразною горою въ 7,091 метровъ высо­ты и 227,129 метровъ въ окружности, и вы увидите, какъ долины станутъ засыпать у ногъ вашихъ, а надъ вами, между тѣмъ, будетъ еще разлитъ солнечный свѣтъ. Для обитателей Луны дневное свѣтило восходитъ одинъ только разъ въ мѣсяцъ, слѣдовательно, дни ихъ и ночи въ пятнадцать разъ продолжительнее нашихъ.

Пятнадцать сутокъ — день, и пятнадцать сутокъ — ночь, — вотъ движенiе Солнца черезъ-чуръ ужъ медленное, а суточныя перемѣны слишкомъ продолжительныя въ сравненiи съ нашими земными по­рядками! Но таковъ законъ спутниковъ: длинные дни и длинныя ночи. Но то-ли будетъ еще, если мы побываемъ на восьмомъ спутникѣ Урана, дни и ночи котораго длятся по три съ половиною ме­сяца? Что будетъ, когда перенесемся мы на Кольца Сатурна, гдѣ втеченiи тридцати летъ бываетъ одинъ только день и одна ночь? Какое различiе въ условiяхъ существованiя нашей планеты и мiровъ этихъ! Какое разнообразiе началъ и органическихъ отправленiй! Какъ знать? Быть можетъ, на этихъ таинственныхъ Кольцахъ Сатурна время распадается на перiоды жизни и смерти; быть можетъ, въ первый годъ солнечнаго восхода повсюду возникаютъ тамъ живыя существа и открываютъ эру жизненной дѣятельности; быть можетъ, органическiя силы ослабѣвают на пятнадцатомъ году и наступаетъ эпоха, когда вся природа погружается въ усыпленiе съ послѣднимъ лучемъ всевозраждающаго свѣтила. Пятнадцать лѣтъ жизни и свѣта, пятнадцать лѣтъ смерти и мрака! Послѣ этого, Сатурнъ — это первый министръ вѣковъ, суровый податель драгоцѣннаго, но никогда не возвращающегося времени!

Итакъ, Луна имѣетъ попеременно пятнадцать послѣдовательныхъ сутокъ света и пятнадцать последовательныхъ сутокъ ночи. Полагали, что скопленiемъ солнечныхъ лучей, втеченiи столь продолжительнаго времени, на Лунѣ долженъ обусловливаться палящiй зной, превышающiй жаръ самыхъ знойныхъ экваторiальныхъ дней на Землѣ. Подобное мнѣнiе высказано Джономъ Гершелемъ въ его „Outlines of Astronomy“, гдѣ онъ говоритъ, что по всѣмъ вѣроятiямъ на Лунѣ господствуетъ температура, превосходящая температуру кипящей воды. Но отсутствiе атмосферической оболочки вокругъ спутника на­шего, какъ кажется, препятствуетъ такому накопленiю жара. Лишен­ная воздуха, Луна не можетъ ни образовать, ни удержать на своей поверхности доставляемый ей солнцемъ теплородъ, свободно выдѣляющiйся путемъ безпрерывнаго лучеиспусканiя. Соображенiе это пере­тянуло вѣсы на сторону холода и теперь вообще полагаютъ, что Луна — холоднѣйшая изъ красавицъ небесныхъ пространствъ и что ея ледяная температура способна понизить термометръ до 40° ниже нуля. Увѣряли даже, что наша студеная Фебея испускаетъ холодный жаръ: парадоксомъ этимъ злоупотребилъ самъ Араго. Опыты Тширнгаузена, де-ля-Гира и Бугэ (Bouguer) клонились къ отрицанiю тепло­ты Луны, но съ того времени итальянецъ Меллони доказалъ несомнѣное дѣйствiе теплоты этой, направивъ ее, при помощи громаднаго стекла, на чрезвычайно чувствительный термо-электрическiй приборъ и констатировавъ такимъ образомъ теплотворныя свойства лунныхъ лучей. По изслѣдованiямъ Пьяцци, это нѣчто въ родѣ теплоты горящей свѣчи, теплоты, полученной въ разстоянiи восьми метровъ отъ свѣтящагося предмета.

Можемъ быть однакожъ уверены, что Селениты, не взирая на свой двухмѣсячный календарь, пользуются соотвѣтствующею ихъ организацiи теплотою и, не утверждая вмѣстѣ съ Гюйгенсомъ, будто они поставлены въ условiя китобоевъ на берегахъ Исландiи, будемъ вполнѣ убѣждены, что живется Селенитамъ очень привольно въ широтахъ, подъ которыми они родились.

Нельзя однакожъ не сознаться, что намъ, привыкшимъ къ великолѣпию нашего дивнаго небосклона, небо Селенитовъ кажется очень печальнымъ. Нѣтъ тамъ разноцвѣтныхъ облаковъ на вечернемъ небосклонѣ; нѣтъ сумеречнаго свѣта при захожденiи царственнаго свѣтила; нѣтъ тѣней и полусвѣта; нѣтъ облаковъ на небѣ и даже самаго неба нѣтъ! Нѣжная или оттѣненная дивными формами синева, раскинувшаяся надъ полями нашими, замѣняется на Лунѣ безотрадною и печальною безпредѣльностiю, пустотою недосягаемой глубины и мрачными покровами, гдѣ взоры теряются въ лонѣ вѣчнаго однообразiя.

Но — о непостижимые дары природы! — это небо безъ воздуха и безъ покрововъ — самое богатое изъ звѣздныхъ небесъ. Изъ числа всѣхъ планетъ Луна самое удобное мѣсто для наблюденiя надъ свѣтилами небесными. Солнце не враждебно тамъ звѣздамъ и не царитъ оно, какъ у насъ, въ эгоистическомъ величiи своемъ; это властелинъ благодушный, который, за невозможностiю поступать иначе, позволяетъ сосѣдямъ своимъ, другимъ царямъ пространства, господствовать въ предѣлахъ того-же неба и не помрачаетъ второстепенныхъ владыкъ. День и ночь по мрачному небу носятся тамъ свѣтлыя звѣзды, менѣе блестящiя, чѣмъ у насъ, но за то спокойныя и въ большемъ коли­чествѣ.

Обитатели Луны видятъ на своемъ небѣ громадное свѣтило, вѣчно неподвижное и стоящее на одной высотѣ. Для нихъ шаръ этотъ въ двѣнадцать разъ больше Солнца и отличается отъ послѣдняго тѣмъ, что изъ числа всѣхъ свѣтилъ онъ только одинъ вiситъ надъ головами Селенитовъ всегда въ одномъ и томъ-же мѣстѣ. Онъ представляетъ имъ фазы, подобныя представляемымъ намъ Луною и проходитъ чрезъ всѣ градацiи отъ Новой до Полной Земли. Свѣтило, о которомъ мы только что упомянули, это обитаемая нами Земля.

Селениты, принадлежащiе къ центральному населенiю и живущiе у средиземнаго бассейна луннаго диска, видятъ нашу Землю въ зе­нитѣ, вѣчно носящеюся среди звѣзднаго неба. Для однихъ она пред­ставляется на высотѣ 70°, для другихъ — 45°, что зависитъ отъ болѣе или менѣе центральнаго ихъ положенiя на видимомъ полушарiи. Для живущихъ у окраинъ этого полушарiя, Земля кажется лежащею на горахъ; нѣсколько дальше видна только половина земной поверх­ности, а еще дальше, въ противоположномъ полушарiи, Земля на­всегда уже исчезаетъ изъ вида.

Земля представляетъ Лунѣ зрѣлище болѣе прекрасное и полезное*), чѣмъ послѣдняя намъ и если Селениты истолковываютъ законъ при­чинности съ пристрастiемъ, равнымъ нашему, то съ бóльшею еще степенью мнимаго права они могутъ считать вселенную, слѣдовательно и Землю, созданными спецiально для нихъ, Селенитовъ.

Земля есть громадная сфера, дающая Селенитамъ въ тринадцать разъ больше свѣта, чѣмъ сама она получаетъ его отъ полной Луны. Во время двадцати-четырехъ-часоваго обращенiя вокругъ оси своей, земной шаръ представляетъ Селенитамъ всѣ части своей поверхности, будучи и въ этомъ отношенiи великодушнѣе вѣчно на половину спря­танной Луны. Вслѣдствiе движенiя этого, Селениты находятся, отно­сительно наблюденiй надъ земнымъ дискомъ, въ положенiи превосходномъ и даже предпочтительномъ пребыванiю на четырехъ первыхъ лунахъ Сатурна, съ которыхъ нельзя обнять взоромъ всей поверхно­сти планеты. Такимъ образомъ, наблюдать Землю для Селенитовъ го­раздо удобнее, чемъ обитателямъ Земли наблюдать какое-бы то ни было другое изъ свѣтилъ небесныхъ.

Видимая съ Луны, Земля представляется вообще зеленоватою, какъ вследствiе громаднаго количества покрывающихъ ея поверхность водъ, такъ и по причинѣ лѣсовъ Новаго Свѣта, ея полей и цвѣта ея атмосферы. По временамъ, большiя сѣрыя или желтыя пят­на испещряютъ ея поверхность. Прежде всего, на восточной сто­ронѣ земнаго диска выдѣляется рельефъ высокихъ Кордильеровъ, представляющихся въ видѣ длинной, бѣловатой, иззубренной черты; въ такомъ видѣ представляется намъ съ Земли, на западъ отъ „Океана Бурь“, горный кряжъ лунныхъ Карпатовъ. Противъ этихъ горныхъ вершинъ, въ теченьи нѣсколькихъ часовъ разстилается огромное темное пятно, болѣе даже темное, чѣмъ зеленое трехугольное пятно на югѣ: это Великiй Океанъ. Слѣдуютъ затѣмъ два серых пятна, сливающiхся по виду въ одно очень удлиненное: это два острова Новой Зеландiи. После этого показывается прекрасный Австралiйскiй материкъ, оттѣненный тысячами красокъ, съ островами Новой Гвинеи, Бор­нео, Явы и Филиппинскаго архипелага. Въ то-же время разстилается сѣрая Азiя съ ея бѣлыми полярными пустынями и затѣмъ Африка, пересѣченная млечнымъ путемъ своихъ песковъ. На сѣверъ отъ Сахары видно маленькое зеленое пятно, изрѣзанное по всѣмъ направленiямъ, со множествомъ развѣтвленiй: это Средиземное море, повыше котораго хорошiе глаза могутъ различить почти незамѣтную, крошечную Францiю. Сфера вращается, материки исчезаютъ, огром­ное пятно Атлантическаго океана снова вступаетъ въ свое перiодическое движенiе. а Селениты, спокойно смотрящiе во время безмолвныхъ ночей на зеленыя и сѣрыя пятна Земли, и не подозрѣваютъ войнъ, которые ведутъ между собою далекiе народы послѣдняго свѣтила.

Земля можетъ служить постоянными часами для обитателей Луны и это не малая польза, которую она приносить Селенитамъ. Вслѣдствiе неизмѣннаго движенiя Земли, постоянныя точки, служащiя для опредѣленiя различныхъ градусовъ долготы, составляютъ часы луннаго меридiана. Каждая страна земнаго шара, отли­чаясь особымъ видомъ, можетъ такимъ образомъ служить постоян­ною точкою. При естественномъ раздѣленiи Земли, имѣлось въ виду распредѣлить видимое полушарiе на двѣ равныя части и провести четыре главные градуса долготы, отдѣленные одинъ отъ другаго шестичасовымъ промежуткомъ времени. Каждое изъ дѣлетний этихъ, чрез двадцать четыре часа возвращается къ лунному меридiану, отъ котораго оно начало свое движение. Если Селениты догадались воспользоваться этими естественными астрономическими часами, то для опредѣленiя времени по сказаннымъ дѣленьямъ, они слѣдуютъ тѣмъ самымъ прiемамъ, къ которымъ прибѣгаемъ мы, говоря, что подъ пятнадцатымъ или тридцатымъ градусомъ восточной долготы теперь часомъ или двумя больше, чѣмъ подъ нашимъ градусомъ.

Фазы, представляемыя Землею Лунѣ, равнымъ образомъ могутъ служить Селенитамъ календаремъ. Очень вѣроятно, что составляя главнѣйшую основу луннаго календаря, фазы эти служатъ пополненiемъ фазъ, представляемыхъ намъ Луною: когда Луна бываетъ для насъ Полною Луною, тогда мы для Селенитовъ Новая Земля; когда они даютъ намъ Новую Луну, мы даемъ имъ Полную Землю. Въ мiрѣ не можетъ быть взаимности болѣе совершенной и постоянной.

Но фазы Земли существенно разнятся отъ лунныхъ тѣмъ, что сила первыхъ — мы не говоримъ: ихъ величина — два раза сряду не представляются въ одномъ и томъ-же видѣ. Феноменъ этотъ чисто-земнаго происхожденiя и свойства наши давно уже поняты Селенитами: можемъ быть въ этомъ уверены. У нихъ все спокойно, тожде­ственно, постоянно: у насъ — во всемъ разнообразiе. Не говоря уже о перемѣнахъ въ степени блеска различныхъ частей земнаго шара, зеленые материки наши, голубыя моря, желтыя пустыни, сѣрыя ланды, атмосфера наша — все это беспрестанно измѣняется. Земля, покрытая сегодня облаками, посылаетъ Лунѣ бѣлый, ровный свѣтъ; завтра — ясно-прозрачная, она позволяетъ падать солнечнымъ лучамъ на поглощающую светъ зелень полей нашихъ, но чрезъ нѣсколько времени представ­ляется уже изборожденною горами и разноцвѣтною мозаикою. Такимъ образомъ, светъ, получаемый Селенитами отъ Земли, светъ, который мы называемъ пепельнымъ и который можно распознать втеченiи первыхъ дней новолунiя, безпрестанно измѣняется въ своей силѣ.

Это непостоянство и безпрестанное измѣненiе вида Земли, вѣро­ятно внушили Селенитамъ мысль о необитаемости земнаго шара. И въ самомъ дѣлѣ, на чемъ могутъ они установить предположенiя, клонящiяся въ пользу обитаемости Земли? Почва, на которой они живутъ, надежна, прочна; но ничего подобнаго не замѣчается на Земле. Могутъ-ли разумныя существа жить въ этомъ постоянномъ атмосферическомъ слоѣ, окружающемъ земной шаръ? Упади туда селенитъ, и онъ непремѣнно утонетъ... Возможно-ли жить на этой зеле­ной пеленѣ охватывающей бóльшую половину Земли, или на облакахъ этихъ, то появляющихся, то исчезающихъ, по сто разъ въ день? Къ тому-жъ, Земля вращается съ такою быстротою, такъ разнообразна въ своемъ составѣ!.. Много-много если можно допу­стить, что обитатели ея — существа невесомыя, составляющiя нѣчто среднее — Богъ вѣсть только какимъ образомъ — между неподвиж­ною и подвижною стихiями. Но возможно-ли допустить существование такихъ тварей?

Итакъ, если Селениты разсуждаютъ столь-же правильно, какъ и мы, то давно уже убѣдились они въ необитаемости Земли.

Такова, въ нѣсколькихъ чертахъ, родина Селенитовъ, обитающихъ на видимой стороне Луны. Посѣтимъ теперь невѣдомыя страны обитателей противуположнаго полушарiя.

Во время долгихъ и безмолвныхъ ночей, безмолвныхъ въ полномъ значенья слова этого, такъ какъ ихъ вечная тишина не нарушается ни единымъ вѣяньемъ, Селениты, обитающiе на видимой сто­ронѣ луннаго диска, поднявъ глаза къ небу, могутъ издали созерцать Землю, дѣвственное свѣтило. Для нихъ Земля то-же самое, что для насъ Луна: свѣтило таинственное, источникъ поэзiи. Селениты, живущiе на освѣщенномъ полушарiи Луны, пользуются отъ Земли множествомъ благотворныхъ влiянiй и счастливѣе они земныхъ поэтовъ, которые, подобно статуѣ Барта у палэрояльскаго бассейна, по цѣлымъ ночамъ могутъ созерцать Луну, не добившись отъ нея ни малѣйшаго вдохновенiя. Но — увы! — не при такихъ условiяхъ живутъ несчастные обитатели противоположнаго полушарiя. Наша Земля не привлекаетъ ихъ взоровъ, не освѣщаетъ ихъ ночей, не опредѣ­ляетъ ихъ календаря, не даетъ имъ разнообразныхъ картинъ, представляемыхъ ихъ антиподамъ вертящимся кругомъ Земли.

Въ то время какъ на одной сторонѣ Луны не бываетъ вполне темныхъ ночей, такъ какъ после солнечнаго заката Земля загорается среди мрака самымъ яркимъ свѣтомъ и меркнетъ только на разсвѣтѣ слѣдующаго дня; въ то время какъ на одной сторонѣ небо укра­шается этимъ несравненнымъ светиломъ Земли, предметомъ безконечныхъ наблюденiй — надъ противоположнымъ полушарiемъ Луны раскинуть пологъ темнаго, однообразнаго неба, покрывающаго мiръ мрачною ночью, равною пятнадцати нашимъ ночамъ.

Те изъ счастливыхъ смертныхъ, которые покидаютъ на нашей Землѣ небо Европы, отправляются подъ тропики и, пройдя за экваторъ, вступаютъ въ южное полушарiе, — тѣ изъ смертныхъ, говоримъ мы, не могутъ вообразить себѣ ничего великолѣпнѣе зрѣлища, которое представляется имъ на южномъ небе, когда наша полярная звѣзда начинаетъ склоняться къ сѣверу, а Южный Крестъ сверкнетъ среди небесъ... Столь-же, если не больше, счастливы Селе­ниты, приходящiе изъ далекой родины своей въ обращенное къ намъ полушарiе, чтобы взглянуть на свѣтило Земли.

На первыхъ порахъ они не вѣрятъ глазамъ своимъ и спрашиваютъ у туземцевъ: не призракъ-ли этотъ небесный шаръ, не случайное-ли это явленiе? Затѣмъ, поднимаются они къ центру видимаго полушарiя, причемъ замѣчаютъ, что и Земля поднимается вмѣстѣ съ ними. По наступленiи ночи они съ изумленьемъ смотрятъ на это второе Солнце, помѣщенное на небѣ божественнымъ Провидѣньемъ для освѣщения ихъ путей. Тогда нѣтъ уже предѣловъ ихъ удивленiю и они возсылаютъ къ нашему мiру ѳимiамъ молитвъ, молитвъ, исполненныхъ лиризма и болѣе восторженныхъ, чѣмъ всѣ молитвы, съ которыми мы обращаемся къ Лунѣ, не исключая даже баллады Альфреда Мюссэ:

Если-бы Асмодей, хромой бѣсъ, служившiй Лесажу проводникомъ и чичероне во время странствованiй его по мiру, вспомнилъ о Селенитахъ, живущихъ на невидимой сторонѣ Луны, то онъ не преминулъ-бы привести донъ-Клеофаса-Леандро-Перецъ-Замбуло д'Алькала на Дорфельскiя горы, разграничивающiя оба полушарiя, гдѣ и объяснилъ-бы послѣднему значенiе молитвы взирающихъ на Землю Селенитовъ. Въ самомъ дѣлѣ, очень прискорбно, что упустилъ онъ изъ вида этотъ уголокъ панорамы.

По возвращенiи на родину, обитатели невидимаго полушарiя Луны избираютъ Землю предметомъ разсказовъ, разговоровъ, анекдотовъ и, быть можетъ, самыхъ неправдоподобныхъ толковъ, точь-въ-точь какъ случается это и съ нашими туристами. И чего только не толкуютъ тамъ о нашемъ мiрѣ! По всѣмъ вѣроятiямъ, Селениты только съ похвалою могутъ отзываться о земномъ шарѣ, но если-бы кто-либо изъ числа неблагонамѣренныхъ, подобно нашимъ мизантропамъ, сталъ непочтительно говорить о Землѣ, то будемъ великодушны: Parce eis, Domine!

Очень можетъ быть, что рѣзкое различiе, существующее между невидимой и видимой сторонъ Луны, различiе вполнѣ клонящееся въ пользу жителей видимаго полушарiя, составляетъ также причину существенныхъ нацiональныхъ особенностей Селенiтовъ. Быть можетъ, обитатели привиллегированнаго полушарiя — дворяне, а ихъ антиподы — простолюдины. По этимъ соображенiямъ, странствованiя по Землѣ представлялись-бы еще болѣе важными и, быть можетъ, были-бы даже запрещены простому народу. Впрочемъ, разсуждать объ этомъ мы не станемъ. Есть, однакожъ, одно болѣе серьезное соображенiе, клонящееся въ пользу допущенiя существенныхъ различiй между обитателями обоихъ полушарiй, а именно: каждая изъ сторонъ Луны можетъ различаться одна отъ другой своимъ физическимъ строениемъ.

Будучи вполнѣ уверены, что Луна никогда не повернется къ намъ и во вѣки вѣковъ не покажетъ того, что до сихъ поръ она такъ скромно таила отъ насъ, нѣкоторые изъ писателей съ пылкимъ воображенiемъ составили множество гипотезъ на счетъ ея таинственной стороны. Дѣло дошло до того, что стали утверждать, будто Луна вовсе не имѣетъ другаго полушарiя и — часъ отъ часу не легче — будто она пуста, какъ шапочка, обращенная къ намъ своею вогнутою сто­роною. Творцы измышленiй этихъ упустили изъ вида два важные, достойные вниманiя пункта: во-первыхъ, либрацiями своими Луна представляетъ намъ около 7° 53' съ востока и запада и 6° 47' съ сѣвера и юга, что составляетъ четырнадцать сотыхъ ея невидимаго полушарiя. Такимъ образомъ, въ сущности намъ неизвѣстны только сорокъ три сотыхъ всей лунной сферы. Во вторыхъ: упущено также изъ вида, что съ Земли мы усматриваемъ спутниковъ Юпитера, равнымъ-же образомъ обращенныхъ къ своей планете одною и тою-же стороною, но сферическихъ, подобно самому Юпитеру. Не подра­жая философамъ этимъ, мы выскажемъ, однакожъ, нѣсколько мыслей на счетъ физическаго строенiя Луны.

Гюйгенсъ полагалъ, что въ силу своего движенiя, нашъ спутникъ съ первыхъ-же минутъ своего существованiя не могъ быть однороденъ по составу, такъ какъ тяжелыя составныя части его были заброшены центро­бежною силою въ невидимое полушарiе. Слѣдовательно, послѣднее состоитъ изъ тѣлъ плотныхъ и твердыхъ, а видимое — изъ очень легкихъ.

Такова теорiя Гюйгенса, но мы высказываемся въ пользу проти­воположной теорiи. Дѣлаемъ мы это не вслѣдствiи духа противорѣчiя такъ какъ не будучи еще знакомы съ этимъ ученымъ астрономомъ мы высказывали уже мнѣнiя, совершенно противоположные только что изложеннымъ.

Итакъ, мы говоримъ, что вслѣдствiе притягательной силы Земли, тяжелыя тѣла могли занять мѣсто въ нижнемъ полушарiи Луны, вѣчно висящемъ надъ нашими головами, а тѣла легчайшие, газообразные и жидкiя, — въ другой ея сторонѣ, обращенной къ звѣздамъ.

Такимъ образомъ, Луна подобна тѣмъ пробочнымъ игрушкамъ, которыхъ основанiе наполнено свинцомъ, чтобы онѣ могли стоять и Луна какъ-бы стоитъ на Землѣ, въ разстоянiи 96,000 лье отъ послѣдней.

По этой гипотезѣ, на видимой сторонѣ Луны очень немного или даже вовсе нѣтъ воздухообразныхъ теченiй, такъ какъ тѣла жидкiя и газы находятся въ другомъ полушарiи, что и подтверждается неполными, производимыми надъ Луною наблюденiями.

Изъ этого следуетъ, что двѣ существенно различныя природы раздѣлили между собою обладанiе луннымъ мiромъ. Если на обращенной къ намъ сторонѣ нѣтъ атмосферы, слѣдовательно и водъ, такъ какъ послѣднiя не могутъ существовать безъ атмосферическаго давленiя, то сторона эта или обитаема организмами, существенно разнящимися земныхъ, или роковымъ образомъ она неудобна къ обитанiю и, слѣдовательно, необитаема. Если-же противоположная сторона орошается водами и покрыта какою-либо атмосферою, то организация ея обита­телей можетъ представлять большую аналогiю съ организацiею обитателей Земли: они почерпаютъ условiя своего существованiя во вдыхаемомъ ими воздухѣ и въ твердыхъ или жидкихъ принимаемыхъ въ пищу, тѣлахъ, въ то время какъ сосѣди ихъ въ противоположном полушарiи дышатъ и питаются не одинаковымъ образомъ. Слѣдовательно, каждое полушарiе имѣетъ свою собственную физiологiю и физiологiи эти на столько различны по ихъ сущности, что изъ одного полушарiя нельзя безнаказанно переселиться въ другое. Физическiя условiя обоихъ полушарiй тоже должны разниться въ основахъ своихъ. Въ то время, какъ вѣчно мрачное небо обращеннаго къ намъ полушарiя до скончанiя вѣковъ будетъ хранить безмятежность свою и однообразное спокойствiе, метеорологическiя явления другаго полушарiя проявляются во всемъ разнообразiи; въ то время какъ въ первомъ полушарии, люди, глухiе и нѣмые вслѣдствии условий обитаемой ими среды, изъясняются только при помощи символическихъ знаковъ и ничѣмъ не нарушаютъ вѣчнаго безмолвiя его сурового величiя, — въ другомъ полушарiи звуковыя волны устанавливаютъ царство звуковъ, членораздѣльной речи и упоительной музыки; въ то время, какъ по одной стороне Луны неизвѣстны сумеречные явленiя, такъ великолѣпно обставляющiя восходъ и закатъ дневнаго свѣтила; въ то время, какъ нѣтъ тамъ переходовъ отъ свѣта къ мраку и ночь, по мѣрѣ уменьшенiя земной фазы, дѣлаясь все и мрачнѣе и мрачнѣе, мгновенно разсѣевается при первомъ лучѣ денницы, — другое полушарiе наслаждается всѣмъ великолѣпiемъ утренней зари и сумерковъ, всѣмъ богатствомъ явленiй, разливающимся къ концу дня въ высшихъ слояхъ атмосферы и на столько различнымъ отъ нашего, на сколько составъ лунной атмосферы различенъ по свойствамъ своимъ и отношенiямъ отъ состава атмосферы земной.

Быть можетъ, это атмосфера красная, зеленая или желтая; видоизмѣняя свѣтовыя, видимыя на Земле явленiя, она окрашиваетъ на Лунѣ облака зеленымъ или голубымъ цветомъ, позлащаетъ небо дня и усѣеваетъ голубыми звѣздами небо ночи, сообщаетъ деревьямъ изумрудный оттѣнокъ, покрываетъ ихъ сапфировыми цвѣтами; поля могутъ быть тамъ красныя, а въ сѣрыхъ берегахъ, быть можетъ, волнуется оранжевое море, съ пурпуровыми и золотистыми волнами. Въ такой мѣрѣ могутъ разниться между собою два полушарiя Луны, которая, несмотря на относительную незначительность объ­ема своего, представляетъ два существенно различные мiра. Но, повторяемъ, это не больше, какъ предположенiя, которыми воображенiе можетъ тѣшить себя втеченiи нѣсколькихъ мгновенiй, но которыя не имѣютъ ничего общаго съ духомъ науки. Какъ скоро вступаемъ мы въ неизвѣстное полушарiе Луны, которое, по всѣмъ вѣроятiямъ, никогда и не будетъ намъ извѣстно, то волею-неволею приходится поубавить своей спѣси и на нѣсколько минутъ оставить важную мантiю для болѣе простаго костюма.

Многiя замѣчанiя, съ которыми обращались къ намъ по обитаемости мiровъ, заключали въ себѣ вопросъ: почему никогда не упоминаемъ мы о ростѣ обитателей планетныхъ мiровъ? Такъ какъ въ настоящихъ бесѣдахъ нашихъ, въ разрѣзъ нашимъ обычнымъ бесѣдамъ, мы позволяемъ себѣ то вправо, то влѣво уклоняться отъ очень узкаго пути (болѣе узкаго, чѣмъ вообще думаютъ) опытной науки, то, быть можетъ, мы могли-бы зайти и дальше и воспользоваться цвѣтами, которыхъ мы даже не касались. Но въ этомъ именно и заключается ошибка: мы не можемъ вполнѣ сойти съ дороги нашей и хоть одною ногою должны стоять на ней. Поэтому именно мы не слѣдуемъ ни примѣру древнихъ мудрецовъ, ни примѣру новѣйшихъ очень извѣстныхъ ученыхъ, которые полагали, что у нихъ имѣются достаточныя основанiя для опредѣленiя роста обитателей планетъ. Независимо отъ того, что достаточныхъ для этого основанiй у насъ не оказывалось, одинъ разительный примѣръ отклонилъ насъ отъ подобнаго намѣренiя въ то именно время, когда мы стали размышлять о предметѣ этомъ. Однажды мы получили объемистое сочиненiе по части умозрительной астрономiи, присланное намъ авторомъ и, по его мнѣнiю, необходи­мо долженствовавшее слѣдовать за книгою нашею „О множествен­ности обитаемыхъ мiровъ“. Раскрывъ книгу, мы увидѣли слѣдую­щую фразу: „Обитатели Солнца выше насъ ростомъ въ 426,000 разъ“. Всякiй разъ, какъ только вспоминаемъ мы объ этомъ, авторъ сказанной книги — не называемъ его по имени, но онъ легко узнаетъ приведенную выше фразу, если только по какому-либо случаю она попадется ему на глаза — тотчасъ-же приходить намъ на умъ вмѣстѣ съ двумя другими, еще живущими писателями, по примѣру германца Вольфа до послѣдняго вершка опредѣлившими ростъ обитателей Юпитера, Сатурна и Селенитовъ. Это удерживаем насъ отъ поползновенiй къ подобнаго рода опредѣленiямъ. Съ полнѣйшимъ смиренiемъ сознаемся, что намъ положительно невозможно сказать что-либо о ростѣ обитателей планетъ и хотя очень это прискорбно, но мы считаем обязанностью возложить на себя долгъ подобнаго самоотреченiя. Впрочемъ, изъ настоящей книги выяснятся впослѣдствiи нѣкоторые пункты, стоящiе въ связи съ этимъ, въ настоящее время неразрѣшимымъ вопросомъ.

Возвращаясь къ Лунѣ, скажемъ, что астрономiя ея обитателей — дѣло очень запутанное и такъ какъ для уразумѣния истинной системы мiра, Селенитамъ необходима величайшая проницательность, то и позволительно думать, что они находятся подъ влiянiемъ обмана чувствъ. Они видятъ себя неподвижными въ средоточiи вселенной; Солнце обращается для нихъ въ 29 съ половиною дней, а звѣзды — въ 27 дней съ четвертью. Хотя темъ изъ Селенитовъ, которые видятъ Землю, свѣтило это представляется почти неподвижнымъ въ одной точкѣ пространства, но все-же они должны замѣтить, что Земля совершаетъ полный путь по небу втеченiи 29 дней; движенiе это приписуется ими или Землѣ, или небу. Но дойти до мысли, что обращаются они сами, что Земля составляетъ средоточiе ихъ движенiй, подобно тому какъ Солнце образуетъ центръ движенiя Земли и другихъ планетъ — дойти до мысли этой, какъ уже сказано, Селенитам, очень не легко. Нигдѣ видимыя движенiя не представляются столь сложными, какъ на спутникахъ.

Находясь въ менѣе благопрiятныхъ условiяхъ, чѣмъ Селениты обращенной къ Землѣ стороны Луны, для которыхъ переходъ отъ перiода ночи къ перiоду дня равняется переходу отъ сильнаго къ болѣе слабому свѣту и для которыхъ не существуетъ полной темноты, — для обитателей невидимаго полушарiя Луны полная ночь длится пятнадцать сутокъ. Изъ опытовъ Бугэ, Ламберта и изъ теорiи Ро­берта Смита слѣдуетъ, что среднее отношенiе свѣта солнечнаго къ свѣту лунному находится въ пропорцiи 300,000 къ 1, а среднее от­ношенiе между свѣтомъ Солнца и свѣтомъ Полной-Земли, относительно Селенитовъ, выразится отношенiемъ 23,000 къ 1. Изъ этого видно, что Земля для нихъ луна благосклонная. Но, быть можетъ, вте­ченiи полугода они освѣщаютъ свою неизведанную атмосферу искус­ственными солнцами; быть можетъ, сама природа позаботилась снабдить ихъ приличнымъ освѣщенiемъ, въ родѣ сѣверныхъ сiянiй, озаряющихъ блескомъ своимъ наши полярныя страны; быть можетъ, глаза ихъ приспособлены къ жизни дневной и ночной; быть можетъ, подобно суркамъ, они спятъ втеченiи мрачной полумѣсячной ночи. Все это только предположенiя; несомнѣнно однакожъ, что природа не преминула приличнымъ образомъ устроить обитателей Луны и если-бы кому-либо изъ Селенитовъ привелось провести у насъ свой зимний перiодъ, то очень-бы онъ изумился этому громадному земному шару, который столь обильно снабжаетъ насъ днями и ночами и, точно взрослый ребенокъ, всю жизнь заставляетъ насъ играть въ прятки.

Сколько предположенiй, сколько идей цѣлыми роями возникаютъ въ умѣ, когда подумаешь о природѣ Луны, столь различной отъ нашей природы и, вмѣстѣ съ тѣмъ, столь похожей на нашу — о про­должительности существованiя Селенитовъ, — объ условiяхъ ихъ жизни, — о перiодахъ ихъ бодрствованiя и сна (если только, подобно намъ, они проводятъ третью часть жизни во снѣ — объ ихъ языке в умственныхъ и нравственныхъ силахъ, — объ ихъ исторiи, идеяхъ, ихъ общественномъ строѣ! Что это за существа, чѣмъ занимаются они, думаютъ-ли они о насъ? Вопросы важные для насъ, обитателей Земли, повелительницы Селенитовъ, что бы тамъ они ни говорили! Но почему нѣтъ отвѣта на вопросы эти, почему должны мы остановиться на вопросительномъ знакѣ?

Въ центрѣ планетной системы, или, выражаясь точнѣе — в одномъ изъ фокусовъ планетнаго эллипсиса сверкаетъ царь свѣта — Солнце. Согласно съ мирнымъ демократическимъ, высказанномъ выше принципомъ, мы посѣтимъ Солнце подъ конецъ, а теперь будем продолжать наше путешествiе, начиная съ Меркурiя, меньшей и ближайшей къ центру планеты. Извѣстно, что относительно постепенности разстояний отъ Солнца, планеты находятся въ слѣдующемъ порядкѣ: Меркурiй, Венера, Земля, Марсъ, Юпитеръ, Сатурнъ, Уранъ и Нептунъ. Чтобы дать наглядное понятiе объ отношенiяхъ величинъ и разстоянiй между различными частями солнечной системы, представiмъ ея малый геометрическiй чертежъ — скромный миньятюръ блестящаго царства, которымъ управляетъ владыка, болѣе чѣмъ свѣтозарный.

Выберемъ мѣсто ровное, но достаточно пространное, напримѣръ большой красивый лугъ и помѣстимъ посрединѣ его шаръ, имѣющiй 65 сантиметровъ въ дiаметрѣ: шаръ этотъ будетъ Солнце.

Опишемъ вокругъ этого центра окружность, имеющую 40 метровъ въ дiаметрѣ и положимъ на окружность просяное зерно: это — Меркурiй.

На окружности въ 70 метровъ положимъ горошину: это — Ве­нера.

Окружность въ 100 метровъ, по которой будетъ двигаться гороши­на покрупнее, изобразитъ орбиту Земли.

Продолжая чертить наши круги, опишемъ окружность въ 160 мет­ровъ въ поперечникѣ и помѣстимъ на ней перечное зерно: это Марсъ.

На окружности въ 520 метровъ будетъ двигаться апельсин — Юпитеръ. Но между перечнымъ зерномъ и апельсиномъ пересѣкаются около сотни круговъ, по которымъ двигаются песчинки: это мiръ малыхъ планетъ.

Сатурнъ изобразится биллiарднымъ шаромъ, катящимся по окруж­ности 1,000 метровъ въ дiаметрѣ.

Крупная вишневая ягода, на окружности въ 1,960 дiаметровъ, представитъ намъ Урана; Нептунъ изобразится грушею, въ окружности въ 3,000 метровъ. Если-бы захотѣли мы выразить, въ такомъ-же масштабѣ, разстоянiе отъ ближайшей звѣзды, то пришлось-бы поста­вить шаръ, по меньшей мѣрѣ полметра въ дiаметрѣ, въ разстоянiи 22,646,000 метровъ отъ центра или, другими словами — въ разстоянiи 5,660 лье.

Сферы этой искусственной системы, шириною въ 3 километра, двигались-бы слѣдующимъ образомъ: Меркурiй совершалъ-бы свой путь въ 1 минуту и 28 секундъ; Венера — въ 3 минуты и 45 секундъ; Земля — въ 6 минутъ, Марсъ — въ 11 минутъ и 27 секундъ; телескопическiя планеты — отъ 20 до 35 минутъ; Юпитеръ -— въ 1 часъ и 12 минутъ; Сатурнъ — въ 3 часа; Уранъ — въ 8 часовъ съ половиною;. Нептунъ — въ 16 часовъ и 40 минутъ.

Вотъ маленькая поверхностная картина, дающая нашимъ друзьямъ, не посвященнымъ въ таинства науки, довольно точное понятiе объ астрономическихъ отношенiяхъ планетной системы; да простятъ намъ ученые это отступленiе! Но если-бы они оказались не на столько великодушными, то самъ Кеплеръ, нашъ общiй учитель, достаточна оправдаетъ насъ своимъ примѣромъ. И въ самомъ дѣлѣ, развѣ этотъ великiй астрономъ не построилъ теоретически сферу, въ которой каж­дое небесное тѣло изображалось шаромъ, находящимся въ связи съ астрологическимъ значенiемъ каждаго изъ этихъ тѣлъ? Солнце изображалось у него шаромъ изъ виннаго спирта; Меркурiй — шаромъ изъ водки; Венера — шаромъ изъ меда; Марсъ — шаромъ полынной водки; Юпитеръ — шаромъ виннымъ; Сатурнъ -шаромъ пивнымъ.

Итакъ, заручившись разрѣшенiемъ автора Harmonice Mundi, с съ чистою совѣстью будемъ продолжать наше путешествiе.

Слѣдуя естественному порядку, прежде всего остановимся на пла­нетѣ, которая встречается первою на пути отъ центра системы къ периферiи, т. е. на Меркурiѣ, свѣтилѣ ближайшемъ къ Солнцу и разсмотримъ, въ какихъ уранографическихъ условiяхъ стоитъ мiръ этотъ къ нашей Землѣ.

Разсматривая разстоянiе, въ которомъ планета эта находится отъ лучезарнаго свѣтила, мы находимъ, что Солнце, видимое для насъ подъ среднимъ дiаметромъ тридцати-двухъ минутъ (32', 3"), пред­ставляется обитателямъ Меркурiя подъ дiаметромъ 1° 20' 58" , т. е., поверхность свѣтила этого кажется имъ почти въ семь разъ большею, чемъ намъ. Получаемые имъ свѣтъ и теплота въ семь разъ сильнѣе получаемыхъ Землею, при равныхъ поверхностяхъ.

Многiе писатели, не обладающiе философскимъ взглядомъ на вещи, усматривали въ этой теплотѣ и свѣтѣ условiя, несовмѣстимыя съ отправленiями органической жизни и полагали, что при существованiи такого порядка, растительность на Меркурiи была-бы сожжена, плоды засохли-бы, животныя задохлись, люди ослепли, если только послѣднiе могутъ существовать въ такой температуре. Умозаключенiе это, покоющееся на ложномъ принципѣ, столь-же ложно въ своихъ послѣдствiяхъ. Люди, разсуждающiе такимъ образомъ, въ сущности прилагаютъ свои понятiя къ земнымъ тварямъ, перенесеннымъ на поверх­ность Меркурiя, гдѣ послѣднiя несомнѣнно встрѣтили-бы среду, со­вершенно отличную отъ той, въ которой они живутъ на Землѣ и, по всѣмъ вѣроятiямъ, безусловно для нихъ смертоносную. Но какъ впол­нѣ очевидно, что природа, устанавливая систему жизни на Меркурiѣ, примѣнялась не къ земнымъ условiямъ, а къ положенiю Меркурiя и что везде и всегда живыя твари родятся только тамъ, где жизнь ихъ можетъ быть поддержана и обезпечена, то необходимо слѣдуетъ допустить, что обитатели Меркурiя, какова-бы ни была ихъ организацiя, созданы согласно съ условiями обитаемой ими планеты, что нахо­дятся они тамъ въ соотвѣтствующей имъ средѣ и что вѣроятно не могли-бы они существовать въ относительномъ мракѣ и холодѣ болѣе удаленныхъ планетъ.

Замѣтимъ, что если Меркурiй, при равныхъ поверхностяхъ, получаетъ въ семь разъ больше теплоты и свѣта, чѣмъ Земля, то изъ это­го не слѣдуетъ еще, чтобы приведенныя числовыя данныя были точнымъ выраженiемъ его свѣта и въ особенности теплоты. Атмосфера Меркурiя должна оказывать сильное влiянiе на солнечные лучи и въ большихъ размѣрахъ производитъ то, что въ незначительныхъ земная ат­мосфера производитъ на Землѣ. Для опредѣленiя свойствъ свѣта и теплоты планеты, необходимо знать физическiй составъ ея атмосферы, степень поглощенiя послѣднею солнечныхъ лучей, ея прозрачность, плотность и проч., равно какъ и составъ почвы, внутреннюю теплоту планеты и много другихъ условiй, безъ которыхъ, въ этомъ отношенiи нельзя сказать ничего опредѣленнаго. Въ силу такихъ соображенiй можно предположить, что обитатели Меркурiя только въ два или три раза получаютъ больше теплоты и свѣта, чѣмъ мы, и затѣмъ, какъ уже сказано, не представляется ни малѣйшихъ препятствiй, которыя могли-бы противодѣйствовать проявленiю жизни на поверхности этого мiра.

Мы сказали, что дiаметръ Солнца, видимый съ Меркурiя, равняет­ся 1° 20' 58". Это среднiй дiаметръ, величина котораго измѣняется отъ перигелiя до апогелiя, т. е., отъ дальнѣйшаго разстоянiя пла­неты отъ Солнца до ближайшаго, въ предѣлахъ 1° 37' 43" и 1° 4' 14". Астроному, находящемуся на Меркурiѣ, гораздо легче, чѣмъ намъ, опредѣлить, по постояннымъ измѣненiямъ видимаго дiаметра Солнца, относительныя величины радiусовъ-векторовъ, соотвѣтствующихъ каждодневнымъ наблюденiямъ, т. е. опредѣлить разстоянiе пла­неты отъ Солнца. Быть можетъ, ученые этого неизвѣстнаго мiра прежде насъ открыли (это очень не трудно), что ихъ планета движется по эллиптической орбитѣ, въ одномъ изъ фокусовъ которой находится Солнце и такимъ образомъ познали первыя основы истинной системы мiра.

Но здѣсь возникаетъ вопросъ, представляющiйся вообще всякiй разъ, какъ скоро дѣло коснется обитателей планетъ. Есть-ли астрономы на Меркурiѣ? Обитатели этого мiра на столько-ли умны, какъ и мы, (сказано это не изъ хвастовства; впрочемъ, есть-ли чѣмъ и хвастаться?); могутъ-ли они заниматься, подобно намъ, науками, искусствами и вообще всемъ, что относится къ области интеллигенции? Все это вопросы, на которые, по нашему мнѣнiю, необходимо отвѣчать утвердительно.

Вопросъ не въ томъ, созданъ-ли Меркурiй для обитанiя людей. Будемъ-ли придерживаться принципа конечныхъ причинъ, отвергнемъ-ли мысль божественнаго плана въ природѣ — во всякомъ случаѣ нельзя не допустить, съ равною степенью вѣроятiя, обитаемости Мер­курiя и Земли, разсматриваемыхъ съ точки зрѣния внѣ-земной, неза­висимо отъ того, чтó извѣстно намъ на счетъ нашей планеты. Вопросъ въ томъ, чтобы узнать, не препятствуютъ-ли физическiя условiя мiра Меркурiя развитiю умственныхъ способностей его обитателей. Но уче­ные, представлявшiе, въ физическомъ отношенiи, жителей Меркурiя слѣпыми, въ нравственномъ отношенiи считаютъ ихъ безумными или, по меньшей мѣрѣ, скудоумными, основываясь на томъ соображенiи, что палящiй зной ихъ родины уподобилъ жителей Меркурiя черной расѣ центральныхъ частей Африки. Другiе выражали предположенiе, что вслѣдствiи сосѣдства съ Солнцемъ, они должны обладать умомъ болѣе проницательнымъ и болѣе развитыми умственными способностями; что они опытнѣе насъ и смышленнѣе въ искусствахъ и про­мышленности, такъ какъ соседство съ Солнцемъ составляетъ для нихъ источникъ ума и силы. Много высказывалось по этому поводу самыхъ противорѣчивыхъ предположенiй для того только, чтобы ни­чего не высказать; доходили даже до поползновенiй опредѣлить предметъ обычныхъ занятiй обитателей Меркурiя, пытались измѣрить ве­личину ихъ вѣкъ, сравнительно съ величиною и степенью раздражи­мости ихъ сѣтчатой перепонки. Чтобы усмотрѣть всю безполезность подобнаго рода изслѣдованiй, не стоитъ даже распространяться объ этомъ; всякiя опредѣленiя являются тутъ положительно невозмож­ными, такъ какъ для установленiя подобныхъ теорiй у насъ нѣтъ никакихъ основъ.

Однакожъ, намъ извѣстенъ одинъ порядокъ вещей на Меркурiѣ: это перемѣны дней и ночей, временъ года и годовъ, перемѣны, силь­но влiяющiя на условiя обитаемости планетъ. Сутки Меркурiя нѣсколько продолжительнѣе нашихъ и заключаютъ въ себѣ 24 часа, 5 минутъ и 28 секундъ, но годъ гораздо короче, а времена года гораздо скоротечнѣе и болѣе несходны между собою. Наклоненiе оси вращения къ орбитѣ повидимому, одинаково какъ для Меркурiя, такъ и для Венеры, т. е., оно равняется 75°. Наклоненiемъ этимъ обусловливается большое различiе временъ года, продолжительность которыхъ -— только 22 дня -— ставить обитателей Меркурiя въ очень неблагопрiятныя условiя, далеко не содѣйствуетъ ихъ долговѣчности и, вмѣстѣ съ тѣмъ, не благопрiятствуетъ умственнымъ занятiямъ и усид­чивому научному труду. Но, быть можетъ, организацiя обитателей Меркурiя съ лихвою восполняетъ недостатки эти, присущiе природѣ ихъ планеты. Какъ-бы то ни было, можемъ быть однакожъ увѣрены, что живутъ тамъ существа разумныя, занимающiяся изученiемъ природы, науками и, подобно намъ, совершающiя кругъ своего предназначенiя.

Втеченiи 88 дней Солнце проходитъ всѣ созвѣздiя ихъ зодiака. Равноденствiя ихъ и солнцестоянiя характеристичнѣе нашихъ. Ночной видъ звѣзднаго свода представляется имъ точно такимъ-же, какъ и намъ, относительно расположения свѣтилъ на небесной сферѣ.

Планеты не представляютъ обитателямъ Меркурiя той послѣдовательности движенiй, какую представляютъ онѣ намъ. Быть можетъ, имъ неизвѣстны далекiя планеты, начиная съ Сатурна и до предѣловъ солнечной системы, такъ какъ зрѣнiе обитателей Меркурiя, менѣе чувствительное, чѣмъ наше, по всѣмъ вѣроятiямъ не въ состоянiи воспринять столь слабый свѣтъ. Венера и Земля представляютъ имъ кое-какiе признаки своихъ фазъ, подобныхъ представляемымъ намъ Марсомъ; Венера сверкаетъ для нихъ лучезарнымъ свѣтомъ, в шесть разъ сильнѣйшимъ того, какимъ она горитъ для насъ въ теченiе своихъ лучшихъ перiодовъ. Не смотря однакожъ на это, мы не раздѣляемъ мнѣнiе Гюйгенса, который смотритъ на Венеру, какъ на свѣтило, „разсѣевающее мракъ ночи на Меркурiѣ, не пользующемся, подобно намъ, помощью Луны".

Вмѣстѣ съ этимъ знаменитымъ астрономомъ мы не станемъ добиваться, какие изъ математическихъ инструментовъ употребляются обитателями Меркурiя при ихъ астрономических занятияхъ; употребляютъ-ли они дерево, или картонъ, цинкъ или мѣдь, флинтъ-гласъ или богемское стекло для устройства телескоповъ; не будешь также разбирать вопросовъ, поставленныхъ нѣкоторыми теоретиками относитѣльно противоположнаго положенiя большаго пальца на рукахъ обитате­лей Меркурiя, растяжимости ихъ хороидной перепонки, цвѣта ихъ волосъ, мускульной силы ихъ рукъ и, подобно нѣкоторым Отцам Цѣркви, не будемъ заниматься изслѣдованiемъ послѣдствiй первородного грѣха на этой столь знойной планетѣ, смиренно полагая, что оконча­тельно высказываться на счетъ такихъ матерiй — дѣло довольно трудное.

Какъ-бы то ни было, но если-бы астрономы Меркурiя, находящиеся въ центральныхъ областяхъ солнечной системы и планетныхъ движенiй и озаряемые лучезарнымъ сiянiемъ дневнаго свѣтила, осмѣлились вы­разить мысль, что и другiя планеты могутъ быть обитаемы, то по всѣмъ вѣроятiямъ они очень дурно были-бы приняты нѣкоторыми изъ своихъ земляковъ-философовъ, такъ какъ на Меркурiѣ нѣтъ недостатка въ превосходнѣйшихъ поводахъ для доказательства, какъ дважды два четыре, что обитаемая нами Земля отнюдь не можетъ быть обитаема по причинѣ ея суровыхъ холодовъ и вѣчной тьмы, покрывающей эту, столь удаленную отъ животворнаго светила планету.

Послѣ Меркурiя, безпрерывно омываемаго жгучими волнами солнечнаго свѣтила, мы встрѣчаемъ Венеру, вторую планету солнечной системы.

Астрономическiя условiя мiра этого представляютъ величайшее сходство съ астрономическими данными Земли. Его дiаметръ равняется 0,98 дiаметра Земли, если принять послѣдний за 1, масса — 0,89, а плотность — 0,92; законы паденiя тѣлъ на Венерѣ почти тождественны съ законами тяжести на поверхности нашей Земли. Въ то время, какъ тѣла въ первую секунду паденiя пробѣгаютъ ни Землѣ 4,90 метра, на Венерѣ онѣ проходятъ 4,45 метра.

Сказанное нами объ обитателяхъ Меркурiя относительно общаго вида, въ которомъ представляется имъ небесный сводъ, безъ всякаго ограниченiя можетъ быть применено къ жителямъ Венеры, такъ какъ созвѣздiя представляютъ послѣднимъ такiя же фигуры и взаимныя отношенiя, какiя представляют они первымъ. Впрочемъ, фигуры эти и взаимныя iхъ отношенiя совершенно тождественны, какъ мы видели это, съ усматриваемыми нами съ Земли, такъ что подобное сходство мы можемъ отнести ко всѣмъ планетамъ нашей системы.

Не трудно доказать, что куда-бы мы ни перенеслись въ предѣлахъ солнечной системы, видъ неба не измѣнится для насъ до тѣх поръ, пока мы не выйдемъ изъ области нашего Солнца. Дѣйствительно, хрустальныя небеса древнихъ навсегда уже разбиты и на созвѣдiя нельзя уже смотрѣть, какъ на неподвижныя и неизмѣнныя фигуры, въ видѣ золотыхъ точекъ начертанныя на несокрушимой тверди: но для насъ фигуры эти не утратили неподвижности своей и ныне мы чертимъ такой-же атласъ небесной сферы, какой чертили Гиппархъ 2,000, а Фламстидъ (Flamsteed) 100 лѣтъ тому назадъ. Въ самомъ дѣлѣ, что такое созвѣздiя? Чистѣйшiй эффектъ перспек­тивы. Для того, чтобы перспектива измѣнилась, при относительной неподвижности наблюдаемыхъ предметовъ, необходимо также, чтобы положенiе наблюдателя перемѣстилось на величину, которую можно-бы сравнивать съ разстоянiемъ предметовъ этихъ, видимыхъ въ перспек­тивѣ. Но если-бы мы перенеслись даже на послѣднюю извѣстную планету нашей системы, планету, удаленiе которой соотвѣтствуетъ только ¹/_10,000 долѣ разстоянiя отъ ближайшей звѣзды, то относительное положенiе звѣзды этой не измѣнится замѣтнымъ образомъ. Положенiе другихъ, ме­нѣе близкихъ звѣздъ, измѣнится еще меньше и совокупность свѣтилъ, украшающихъ пространства небесныя, сохранить одинаковое расположенiе и одинаковый фигуры.

Чтобы общiй видъ неба измѣнился, намъ необходимо перенестись въ другую солнечную систему, да и то не останавливаясь на солнцахъ, сосѣднихъ нашему. Такъ на Сирiусѣ, напримѣръ, часть неба, противоположная этой планетѣ, относительно насъ представляетъ такой-же видъ, какой представляетъ она и намъ. Обитатели Сирiуса или близкихъ къ нему мiровъ, подобно намъ видятъ созвѣздiе Орла (впрочемъ, для нихъ оно не Орелъ) проектирующимся на Млечный путь, вмѣстѣ съ созвѣздиями Антиноя, Змѣеносца, Вѣтви, Цербера, Лисицы и проч. Только невдалекѣ отъ хвоста Орла, между ε и одною изъ головъ Цербера, они видятъ маленькую звѣзду третьей величины, выделяющуюся на Млечномъ пути: звезда эта — нашѣ Солнце. Что касается Земли, то чтобы потерять ее изъ вида, не надо забираться въ такую даль и во время дальнѣйшихъ путешествiй нашихъ мы увидимъ, что начиная съ Юпитера, Земля становится почти незаметною.

Впрочемъ, есть еще одинъ способъ для того, чтобы звѣздная пер­спектива представилась намъ въ измѣненномъ видѣ и способъ этотъ не сопряженъ ни съ перемѣщенiемъ, ни съ выходомъ изъ нашей пла­неты: стоить только подождать нѣсколько сотъ вѣковъ. Дѣйствительно, наше Солнце увлекаетъ насъ къ созвѣздiю Геркулеса съ вѣроятною скоростью двухъ лье въ секунду, причемъ звезды кажутся намъ какъ-бы отходящими назадъ; такъ точно деревья, стоящiя по сторонамъ дороги, по которой слѣдуетъ путникъ, представляются ему отодви­гающимися назадъ по мѣрѣ того, какъ самъ онъ подвигается впередъ. Послѣдствiемъ подобнаго перемѣщенiя планеты нашей съ ея спутницами будетъ то, что громадный Геркулесъ увеличится безмѣрно и въ данный моментъ (если только дуга окружности, по кото­рой, по всѣмъ вѣроятiямъ, движется Солнце, не слишкомъ преувели­чена) коснется зенита и надира. Такимъ образомъ, звѣзды перемѣстятся въ силу имъ свойственнаго движенiя и съ теченьемъ вѣковъ относительное ихъ положенiе видоизменится. Но случится это, по всѣмъ вѣроятiямъ, въ то время, когда мы уже не будемъ измѣрять градусы широты и долготы свода небеснаго.

Однакожъ Венера заставила насъ сдѣлать преждевременное путешествiе по небеснымъ пространствамъ. Возвратимся къ планетамъ и взглянемъ, въ какомъ видѣ представляются различные мiры нашей системы обитателямъ Венеры.

Для нихъ Меркурiй удаленъ отъ Солнца только на 38°. Что касается Земли, то она кажется имъ гораздо лучезарнее, чѣмъ намъ Венера, такъ какъ первую они могутъ видеть очень близко, вполнѣ освѣщенную Солнцемъ; время-же, въ которое Венера находится въ ближайшемъ отъ насъ разстоянiи, совпадаетъ съ тѣмъ именно перiодомъ, когда ея фазы представляютъ самый узкiй серпъ. Для нихъ тоже очень не трудно производить наблюдения надъ нашимъ спутникомъ, а мы, между тѣмъ, не вполнѣ еще убѣждены въ несуществованьи спутника Венеры, такъ что со времени первыхъ наблюденiй Доминика Кассини (28 августа 1686 года), не представлялось воз­можности, не взирая на прекрасные труды Ламберта, окончательнымъ образомъ разрешить задачу эту. Марсъ, Юпитеръ и, вѣроятно, Сатурнъ представляются обитателямъ Венеры такими-же, какими представляются они намъ; что-же касается далекаго Урана и недосягаемаго Нептуна, то позволительно полагать, что они никогда не видели планетъ этихъ.

Съ точки зрѣнiя климатологiи, мiръ Венеры находится въ менѣе благопрiятныхъ условiяхъ, чѣмъ мы. Если справедливо, какъ утверждаетъ Гуфеландъ и большая часть физiологовъ, что для того, чтобы „жить долго, слѣдуетъ жить медленно", — то долговѣчiе встречается на Венерѣ еще рѣже, чѣмъ на Землѣ. Коснись вопроса этого Фонтенель, и авторитета благодушнаго столѣтняго старца былъ-бы здѣсь неопровержимъ; но собственное долговѣчiе интересовало его въ гораздо большей мѣрѣ (чтó и вполнѣ справедливо), чѣмъ долговѣчiе обита­телей Венеры, хотя примѣромъ своимъ онъ и подтвердилъ несомнѣнность приведеннаго выше положенiя. Ось вращенiя, наклоненная къ плоскости орбиты подъ угломъ 75 градусовъ, сообщаетъ Венерѣ рѣзко отличающiяся между собою времена года, скоротечность и непостоян­ство которыхъ очень мало благопрiятствуетъ отправленiямъ органи­ческой жизни. Авторъ интересныхъ „Этюдовъ" изъ области положительныхъ наукъ слѣдующимъ образомъ опредѣляетъ влiянiе, произво­димое осью вращенiя на мiръ Венеры: „Планета, представляющая самыя интересныя климатическiя явленiя — это безспорно Венера, по величинѣ своей, массѣ и разстоянiю отъ Солнца почти подобная Землѣ. Она вращается въ очень наклонномъ положенiи. Если принять Землю за точку сравненiя, то летомъ Солнце будетъ стоять у насъ надъ Сiэною, въ Египтѣ, или надъ Кубою, въ Америкѣ. Но наклоненiе Венеры къ плоскости орбиты такъ велико, что лѣтомъ Солнце достигаетъ тамъ болѣе высокихъ широтъ, чѣмъ широты Бельгiи или даже Голландiи. Изъ этого слѣдуетъ, что оба полюса, поочередно подвергающiеся почти вертикальнымъ лучамъ не закатывающагося Солнца (и притомъ въ четырехмѣсячные промежутки, такъ какъ годъ пла­неты этой длится всего восемь мѣсяцевъ), препятствуютъ накопленiю льдовъ и снѣговъ. На планетѣ этой нѣтъ умѣреннаго пояса: зной­ный и холодный пояса соприкасаются другъ другу и господствуютъ поперемѣнно въ странахъ, соотвѣтствующихъ двумъ умѣреннымъ поясамъ Земли. Отсюда постоянныя атмосферическiя волненiя, вполнѣ согласныя, впрочемъ, съ нашими наблюденiями относительно трудности различать материки Венеры сквозь покровы ея атмосферы, безпрестанно возмущаемой быстрыми измѣненiями высоты Солнца, продолжительностью дней и перемѣщенiями воздуха и влагъ, чтó обуславливается лучами Солнца, въ два раза болѣе. знойными на Венерѣ, чѣмъ на нашей Землѣ".

Сутки на Венерѣ короче нашихъ на 35 минутъ и заключаютъ въ себѣ 23 часа 24 минуты и 7 секундъ. Замѣтимъ здѣсь, что этот важный перiодъ почти одинаковъ на первыхъ четырехъ планетахъ нашей системы, составляющихъ также и четыре меньшiя планеты сол­нечной группы, за исключенiемъ кольца астероидовъ. Такимъ образомъ, въ суткахъ Меркурiя заключается 24 часа 5 минутъ и 28 се­кундъ; въ суткахъ Земли — 23 часа, 56 минутъ и 4 секунды; въ суткахъ Марса — 24 часа 39 минутъ и 21 секунда. Сходство это тѣмъ болѣе знаменательно, что суточные перiоды на нашихъ небольшихъ планетахъ продолжительнѣе, чѣмъ въ громадныхъ мiрахъ Юпитера, Сатурна и, вѣроятно, Урана и Нептуна, суточное обращенье которыхъ совершается втеченiи десяти часовъ. Но это не единствен­ныя родственныя узы, связующiя Землю съ сосѣдними ей планетами: мы уже видѣли, что Венера по величинѣ и почти по массѣ равна нашей Землѣ кромѣ того, ее окружаетъ атмосфера, по меньшей мѣрѣ равная по высотѣ нашей атмосферѣ, въ которой, при восходѣ и заходѣ Солнца, мы замѣчаемъ сумеречныя явленiя. Какъ на Землѣ, облака распространяют на Венерѣ тѣнь и прохладу и изливаютъ дожди на жаждущiя равнины; какъ на Землѣ, высокiя горныя цѣпи проходятъ по ея материкамъ, а въ исполинскихъ гор таятся истоки рѣкъ; какъ на Землѣ, наконецъ, многоразличныя силы дѣйствуютъ въ царствахъ органическомъ и неорганическомъ, вызываютъ жизнь въ разнообразныхъ формахъ и закрѣпляютъ ее согласно съ условiями, присущими внутреннему строю мiра этого.

Нередко взоръ наблюдателя устремляется на эту прекрасную вечернюю звѣзду и часто восторгается душа невыразимымъ обаяньемъ, присущимъ яснымъ лучамъ этого свѣтила. Нашъ современник, Брюстеръ (Brewster), начерталъ на фронтисписѣ книги своей о „Множественности мiровъ" молитву, которую мы воспроизводимъ въ мелодiи, менѣе характеристичной, чѣмъ ея нацiональный напѣвъ:

Какъ ни трогательны порывы эти, но съ научной точки зрѣнiя — они не пользуются правомъ гражданства. Обитатели Земли любятъ Венеру, какъ планету сосѣднюю, предшествующую звездной колесницѣ ночей. Быть можетъ, по этой самой причинѣ Меркурiй есть излюбленное светило обитателей Венеры, а Земля — любимая звезда обитателей Марса. Воззрѣнiя эти основаны на соображенiяхъ, чуждыхъ индивидуальной натурѣ каждаго изъ мiровъ и не слѣдуетъ имъ приписывать большаго значенiя, чѣмъ они дѣйствительно имѣютъ его. Въ извиненiе этого небольшаго отступленiя, прибавимъ однакожъ, что для молитвы названiе планеты не имѣетъ значенiя и что душа обращается съ воззванiемъ не къ свѣтилу, но къ свѣтиламъ вообще.

Мы видѣли, каковы астрономическiя условiя двухъ планетъ, нахо­дящихся ниже Земли, по направленiю къ Солнцу и въ какомъ видѣ представляется вселенная обитателямъ мiровъ этихъ. Разсмотримъ теперь, въ чемъ состоятъ отличительныя свойства Марса — первой планеты, которую встрiчаемъ мы покинувъ Землю и направляясь, по прежнему, отъ центра системы къ ея периферiи.

Мiръ Марса, въ главнѣйшихъ чертахъ своихъ, подобенъ нашему мiру, какъ относительно планетныхъ свойствъ своихъ, такъ и въ отношенiи внѣшняго вида. Будь его дiаметръ въ два раза больше дiаметра Земли, что сообщило-бы Марсу объемъ въ два раза большiй противъ объема Земли и постороннему наблюдателю было-бы очень трудно различить свѣтила эти. Не безполезно было-бы знать воздухоплава­телям, исполненнымъ въ наше время такого усердiя, въ какомъ затруднительномъ положенiи очутились бы они, если-бы, удалив­шись отъ Земли не больше какъ на какой-нибудь десятокъ мильоновъ лье и направляясь къ Марсу въ моментъ его соединенiя, они захотѣли-бы распознать свою родину. Но какъ вопросъ этотъ вполнѣ чуждъ нашему предмету, то и говорить объ немъ мы не станемъ. — И такъ, мы сказали, что изъ числа всѣхъ свѣтилъ, составляющихъ нашу солнечную группу, Марсъ представляетъ наибольшую степень аналогiи съ Землею во всемъ, касающемся бiологическихъ условiй мiровъ этихъ.

Когда, вслѣдствiе своего годичнаго обращенiя, Марсъ находится на той-же сторонѣ Солнца, на которой находится и Земля, тогда онъ можетъ приблизиться къ намъ только на четырнадцать мильоновъ лье. Наблюдая Марсъ около полуночи въ хороший телескопъ и къ тому-же въ столь незначительномъ отдаленiи, мы замѣчаемъ на поверхности этой планеты географическiя очертанiя, представляющая разительное сходство съ видомъ Земли. У полюсовъ Марса мы различаемъ ослепительные снѣга; по мѣрѣ приближенiя къ экватору ясно обозначаются материки и моря, если только небо планеты не заволакивается облаками. Первые пред­ставляются красными, подобно охрянистымъ пескамъ нашихъ пустынь, чтó сообщаетъ Марсу красный, характеризующiй его цвѣтъ. Нѣкоторые теоретики и въ особенности Ламбертъ, красный оттѣнокъ этотъ приписываютъ растительности; по ихъ словамъ, растенiя на Марсе не зелены, какъ на Землѣ, но красны. Заключенiе это быть можетъ и правильно, такъ какъ не подлежитъ сомнѣнiю, что органи­ческая химiя Марса различна отъ химiи земной. Чтобы убѣ­диться въ фактѣ этомъ, необходимо однакожъ констатировать, не измѣняется-ли на Марсѣ сила краснаго оттѣнка зимою, въ предѣлахъ эпохъ опаданiя и выростанiя листьевъ, если только листья опадаютъ тамъ. Дѣйствительно, какъ на Марсѣ, такъ и на Землѣ, вре­мена года почти одинаковы, чтó доказывается и наклоненiемъ его орбиты къ плоскости вращенiя.

Величина наклоненiя орбиты опредѣлилась наблюденiемъ вращательнаго движенiя Марса; впрочемъ, это не одинъ только теоретическiй выводъ, такъ какъ изъ дальнейшихъ наблюденiй и послѣдоватѣльныхъ измѣнений этой планеты выяснилось, что ходъ вещей на поверхности Марса совершается именно такимъ образомъ, какимъ онъ долженъ совершаться при подобномъ астрономическомъ положенiи планеты.

Наклоненiе это, составляющее нынѣ для Земли 23°27', рав­няется на Марсѣ 28°42'. Разница не значительна и только служитъ къ нѣкоторому уменьшенiю на планетѣ двухъ умѣренныхъ поясовъ и къ увеличенiю на счетъ послѣднихъ двухъ полярныхъ поясовъ. Но какъ наклоненiемъ орбитъ обусловливается вообще, въ каждомъ изъ мiровъ, различiе временъ года, климатовъ и сутокъ, согласно съ широтами, то поэтому мы видимъ, что Марсъ, съ этой важной точки зрѣнiя, находится почти въ одинаковомъ съ Землею положенiи.

Нашъ мiръ представляетъ два полушарiя, на которыя Солнце поочередно изливаетъ свои блага. Отъ весенняго равноденствiя до равноденствiя осенняго, наше сѣверное полушарiе находится въ привиллегированномъ положенiи, а втеченiи другой части года — полу­шарiе южное. Но эти послѣдовательныя измѣненiя, находящiяся въ столь тѣсной связи со всѣми явленiями земной жизни, усматриваются обитателями другихъ мiровъ только въ одномъ, наименѣе ощутимомъ для насъ явленiи — въ таянiи полярныхъ снѣговъ или въ накопленiи ихъ въ холодныхъ странахъ, подъ послѣдними градусами широты.

То-же самое бываетъ и на Марсѣ. Если, не взирая на близость отъ насъ планеты этой, орбита которой удалена отъ Земли не болѣе какъ на двадцать мильоновъ лье, мы не можемъ констатировать измѣненiй въ ея растительности, обусловливаемыхъ перемѣною временъ года, то по меньшей мѣрѣ можемъ прослѣдить правильный ходъ общаго явления увеличенiя или уменьшенiя снѣжныхъ полянъ, сверкающихъ у полюсовъ Марса. Весною и лѣтомъ, снѣга въ сѣверномъ полушарiи Марса начинаютъ таять до 60 градуса сѣверной широты, подобно тому, какъ таютъ они у насъ до 70°, а зимою и осенью они возвращаются, какъ и у насъ, въ страны, покинутая ими въ теплое время года.

Въ южномъ полушарiи совершается подобное-же явленiе втеченiи противоположныхъ временъ года. Не лишнимъ будетъ при­совокупить, что слово снѣгъ, очень понятное, когда дѣло идетъ о нашемъ мiрѣ, не должно быть понимаемо въ значенiи замерзшей воды, одинаковаго химическаго состава съ нашею водою, но въ значенiи вещества, котораго физическiя свойства, повидимому, сходны съ свойствами нашего снѣга.

Солнечный годъ этой планеты заключаетъ въ себѣ 687 дней земныхъ. Выраженный въ дняхъ планеты Марса, онъ состоитъ из 668⅔. Вслѣдствiе наклоненiя эклиптики, весна и лѣто сѣвернаго полушарiя заключаютъ въ себѣ круглымъ числомъ 372 дня, а осень и зима-только 296 дней. Въ южномъ полушарiи лѣтнее время года заключаетъ въ себѣ 269, а зимнее — 372 дня. Такая неравномѣрность временъ года не препятствуетъ однакожъ обоимъ полушарiямъ пользоваться одинаковою среднею температурою.

Плотность Марса почти одинакова съ плотностью Земли и рав­няется 0,95, если принять плотность нашей планеты за 1. Выра­женная въ удѣльномъ вѣсѣ, она равна 5,20, въ то время, какъ у насъ она составляетъ 5,48; это плотность перекиси железа. Сила тяжести на поверхности Марса составляете только ⁴⁴/₁₀₀ силы тяжести на Землѣ. Марсъ совершаетъ свое годичное кругообращенiе втеченiи одного года, десяти мѣсяцевъ и одиннадцати дней, а суточ­ное — въ 24 часа, 39 минутъ и 21 секунду.

Марсъ не имѣетъ спутника, что очень смущаетъ иныхъ приверженцевъ закона конечныхъ причинъ, воображающихъ, будто у див­ной Силы, зародившей мiры въ пространствахъ эфирныхъ, такiя-же идеи и понятiя, какъ и у насъ, несчастныхъ человѣчковъ, по выраженiю покойнаго Жобара. Въ то время какъ земной шаръ сопровождается однимъ вѣрнымъ слугою своимъ, болѣе удаленный Юпитеръ — четырьмя, а Сатурнъ — восемью, злосчастный Марсъ печально покинутъ въ одиночествѣ, такъ что таинственный законъ ко­нечныхъ причiнъ, уразумѣнiе котораго доставило-бы намъ столько от­рады и самоуслажденiя, остается столь-же неразгаданнымъ со времени астрономическихъ открытiй, какъ и въ эпоху извѣстнаго выраженiя Альфонса X*). Не станемъ, однакожъ, возбуждать здѣсь запутанныхъ пренiй, въ которыхъ, незамѣтно для многихъ изъ насъ, кро­ются высочайшiе и непостижимые теологическiе вопросы и надѣюсь, читатели найдутъ разумнымъ, если мы не затронемъ предмета этого въ настоящемъ, не-дидактическомъ сочиненiи.

*) Известно, что Альфонсъ X, король Кастильскiй, отличный астрономъ и авторъ Альфонсовыхъ таблицъ, созвавъ ученыхъ для разрѣшенiя нѣкоторыхъ спорныхъ вопросовъ Птолемеевой системы, увлекся однимъ неосторожнымъ выраженiемъ, которое, будучи превратно истолковано, сделалось одною изъ причинъ, вслѣдствiе которыхъ Альфонсъ лишился короны. При видѣ перепутанныхъ сферъ, входившихъ въ составъ древней системы неба, король вскричалъ, „что если-бы Богъ, создавая вселенную, посовѣтовался съ нимъ, королемъ, онъ далъ-бы ему благiе совѣты относительно болѣе простаго и болѣе разумнаго устройства мiра".

По правдѣ сказать, нѣкоторые изъ обитателей Земли не всегда благосклонно смотрѣли на обитателей Марса. Если верить Фонтенелю, то о нихъ и думать не слѣдуетъ, а по гадательнымъ умозрѣнiямъ знаменитаго философа Канта, они нисколько не умнѣе насъ, (Однакожъ)!.. Наконецъ, если повѣримъ теорiи Фурье, то Марсъ ока­жется мiромъ низшаго разряда. Туссенель въ своей прекрасной книгѣ „О душѣ животныхъ" говоритъ, что невозможно исчислить, какимъ множествомъ отвратительныхъ, ядовитыхъ, гадкихъ и гнусныхъ типовъ Земля обязана Марсу, въ числѣ которыхъ, — изящно добавляетъ авторъ, — нельзя не упомянуть о жабѣ, эмблемѣ попрошайки, выставляющей на показъ свои язвы и у которой за спиною виситъ цѣлый ворохъ грязныхъ и оборванныхъ дѣтенышей. Неужели та­кого рода милыя вещи приходились по вкусу извѣстному любезнику, богу войны? Разсуждать объ этомъ мы не беремся. О. Аѳанасiй Кирхеръ въ своемъ Itinerariun extaticum celeste, по обычаю астрологовъ своего времени, не очень благосклонно взиралъ на Марса и не допуская, въ силу религiозныхъ убѣжденiй, существовавiя людей въ мiрѣ этомъ, приписывалъ послѣднему одни лишь гибельныя влiянiя. Впрочем, онъ нисколько не удивляется этому и благодушно намекаетъ, что „Создавшiй пресмыкающихся, гадовъ, пауковъ, ядовитыя растенiя, снотворныя травы, мышьякъ и другiе яды, очень легко могъ помѣстить среди неба роковыя свѣтила, оказывающiе гибельное влiянiе на нечестивыхъ людей". Нисколько не удивляясь этому, онъ полагаетъ, что исполнители карательныхъ велѣнiй судьбы, существа безплотныя, управляютъ теченiемъ Марса. Путникъ, находящiйся близь планеты этой можетъ видѣть, какъ они носятся, вооруженные пламенными мечами и страшными прутьями, на огромныхъ, съ свирѣпыми глазами коняхъ, извергающихъ ноздрями пламя. Благодушный патеръ вполнѣ погруженъ въ свои фантазии! Поскорѣе уйдемъ отъ него и возвратимся къ нашему предмету.

Если объ обитателяхъ Марса можно сказать что-либо рацiональное и наиболѣе правдоподобное, то развѣ только то, что они должны представлять больше сходства съ нами, чѣмъ съ обитателями другихъ мiровъ нашей системы. Если органическiя свойства, и, быть можетъ, духовныя способности наши находятся въ гармонiи съ обитаемымъ нами мiромъ; если организация живыхъ существъ состоитъ во внутреннемъ соотношенiи съ природою, отъ которой зависятъ су­щества эти, то слѣдующее соображенiе представляется уже вполнѣ законнымъ: сходные между собою по астрономическому положенiю, занимаемому ими въ солнечной группѣ нашей, мiры эти подобны другъ другу, какъ относительно внутреннихъ условiй ихъ обитаемо­сти, такъ и самыхъ обитателей.

Земля наша представляет наблюдателямъ, находящимся на окраинахъ Марса, ту-же послѣдовательность фазъ, какую представляетъ намъ Венера; вообще, послѣднее свѣтило является имъ въ томъ-же видѣ, какъ и намъ. Вслѣдствiе положенiя, занимаемаго Землею и Марсомъ на ихъ относительныхъ орбитахъ, намъ гораздо легче наблю­дать, географическiя очертанiя планеты этой въ эпоху ея наибольшаго приближенiя, чѣмъ астрономамъ Марса наблюдать поверхность Земли, потому что именно въ это время Земля показываете самый узкiй серпъ свой и находясь въ нижнемъ соединенiи своемъ, представляетъ фазу, подобную фазѣ Луны, нѣсколько дней предъ новолунiемъ, или послѣ новолунiя. Для обитателей Марса Земля есть вечерняя и утрен­няя звѣзда, отстоящая отъ Солнца на 48°; Венера кажется имъ та­кою, какою мы видимъ Меркурiя, а что касается послѣдняго, то онъ постоянно скрытъ въ ослѣпительномъ блескѣ дневнаго свѣтила. Марсъ получаетъ отъ Солнца въ два раза меньше свѣта и теплоты, чѣмъ земной шаръ, однакожъ намъ известно, что отъ этого обитателямъ Марса не холодно. Кассини первый открылъ его атмосферу, затемъ Маральди занялся продолжительными изслѣдованiями про­зрачности и физическихъ свойствъ этой атмосферы, изслѣдованiями, которыя завершились впослѣдствiи учеными изысканiями Беера и Медлера, имена которыхъ навсегда связаны съ именемъ Мер­курiя.

Итакъ, астрономическое положенiе Марса на орбитѣ, по которой онъ движется, климатъ и явленiя, усматриваемыя въ его общей физикѣ, его удѣльный вѣсъ, суточное обращенiе и зависящiя отъ послѣдняго явленiя, наконецъ его атмосфера — все это составляетъ совокупность характеристическихъ признаковъ, общихъ какъ мiру Меркурiя, такъ и нашему и, какъ кажется, ставящихъ оба свѣтила эти на одну ступень необъятнаго амфитеатра планетной жизни.

Наконецъ мы достигли до перваго изъ громадныхъ мiровъ, вращающихся въ далекихъ пространствахъ нашей системы, до главнѣйшаго изъ тѣлъ небесныхъ, входящихъ въ составъ нашей планетной группы, до того изъ нихъ, которое, какъ кажется, находится въ самомъ благопрiятномъ положенiи относительно общихъ условiй обитае­мости. Это Юпитеръ, по справедливости возведенный древнею миѳологiею на первую ступень олимпiйской iерархiи; Юпитеръ, нѣкогда царь боговъ и людей, въ настоящее время лишенный номинального владычества своего, но все-же оставшiйся принцемъ при дворѣ Солнца и притомъ „богатѣйшимъ изъ дома Аполлонова", какъ назвалъ его астрологъ-геомантъ Катерины Медичи, наблюдавший очертанiя Юпи­тера съ высоты небольшой башни Хлѣбнаго Рынка (Halle au blé).

Дѣйствительно, Юпитеръ началъ пользоваться прекрасною, со­ставленною ему репутацiею съ той минуты, какъ онъ такъ безцеремонно свергъ съ престола отца своего, Сатурна, вслѣдствiе чего послѣднiй много потерялъ въ уваженiи свѣта и одному Богу извѣстно, какихъ только пакостей не позволяли, да и теперь еще не позволяютъ себѣ разсказывать на счетъ Сатурна! Заключая по величинѣ Юпитера, сравнительно съ нашею маленькою Землею, мы находимъ, что планета это совершенно приличная и вполнѣ достойная милостей природы. Такъ какъ онъ больше Земли въ тысячу четыреста разъ, то даже люди, смотрящiе на нашъ мiръ, какъ на нѣчто чрезвычайно большое, не въ состоянiи отрицать громаднаго превосходства Юпитера. Затѣмъ, принимая во вниманiе перiоды, которыми измѣряется жизнь его обитателей, мы увидимъ, что годъ Юпитера почти въ двѣнадцать разъ продолжительнѣе нашего года и что втеченiи того времени, когда мы насчитываемъ столѣтiе, обитатели Юпитера насчи­тывают только восемь лѣтъ. Такимъ образомъ, если живутъ они столько юпитеровыхъ годовъ, сколько живемъ мы нашихъ земныхъ, то жизнь столѣтнихъ старцевъ Юпитера длится около 1.200 нашихъ лѣтъ. Это все равно, какъ если-бы мы сказали, напримѣръ, что кто-либо изъ стариковъ нашихъ видѣть Карла Великаго во время своего детства, или участвовалъ въ Крестовыхъ походахъ.

Однакожъ два эти элемента — величина планеты и перiодъ ея годичнаго кругообращенiя, сопоставленiе которыхъ съ аналогическими элементами нашей планеты было-бы очень полезно для уразумѣнiя особенностей, которыми свѣтила отличаются одни отъ другихъ, не составляютъ еще капитальной важности при примѣненiи ихъ къ бiологiи планетъ и особенно по отношенiю къ Юпитеру: если, съ одной сто­роны, ими опредѣляется бóльшая степень силы и медленности общихъ органическихъ отправлений, то съ другой — здѣсь является элементъ, безпрестанно нарушающiй эти отправленiя и вызывающiй частыя повторенiя жизненныхъ процессовъ. Мы говоримъ здѣсь о непродолжительности дней и ночей на Юпитерѣ.

Въ самомъ дѣлѣ, суточное кругообращенiе Юпитера совершается менѣе чѣмъ въ десять часовъ, т. е. въ 9 часовъ, 55 минутъ и 45 секундъ, вслѣдствiе чего планета эта пользуется только пятью часами дѣйствительнаго дня. Въ теченiе перiода этого должны совер­шиться всѣ ежедневныя отправленiя жизни. Если заключать на основанiи того, чтó дѣлается у насъ на Землѣ, гдѣ органы утомляются и вмѣстѣ съ тѣмъ истощаютъ человека тѣмъ скорее, чѣмъ чаще вызы­ваются они къ дѣятельности, то мы придемъ къ заключенiю, что жизнь на Юпитерѣ еще скоротечнее, чемъ у насъ; но разумно истол­ковывая указанiя природы, разсуждая на основанiи ея дѣйствительнаго могущества и согласно со способами, какими дѣйствуетъ она повсюду, мы просто должны допустить, что между многоразличными условiями обитаемости, свойственными планете этой, существуетъ извѣстнаго рода солидарность и что жизнь, какъ на Юпитерѣ, такъ и у насъ находится во внутренней связи съ мiромъ, въ, которомъ она возникаетъ.

По поводу скоротечности дней и ночей на Юпитерѣ, Литровъ, отецъ нынѣшняго ученаго директора вѣнской обсерваторiи, въ книгѣ своей: — Wunder des Himmels, задавался вопросом: какимъ образомъ лакомки Юпитера устраиваютъ свои гастрономическiе обѣды въ теченiе короткаго пятичасоваго промежутка времени? Онъ скорбѣлъ также на счетъ живущихъ на Юпитерѣ дамъ, по причинѣ столь короткихъ ночей на этой планетѣ и еще болѣе короткихъ баловъ, но взамѣнъ того очень радовался, что астрономы Юпитера въ полдень могутъ наблюдать простымъ глазомъ прекраснѣйшiя изъ звѣздъ, такъ какъ сила солнечнаго свѣта на Юпитерѣ въ двадцать семь разъ слабее силы солнечныхъ лучей на нашей Землѣ.

Здѣсь намъ можно выставитъ на видѣ мнимую трудность, кото­рую съ нашей стороны мы представимъ на усмотрѣнiе г. Карлу Литрову. Если на Юпитерѣ сила свѣта въ 27 разъ слабее, чѣмъ у насъ, то глаза обитателей этой планеты должны быть устроены сообразно съ силою свѣта, такъ что въ ихъ полдень, напримѣръ, они пользуются такимъ-же свѣтомъ, какимъ пользуемся мы въ нашъ полдень. Въ противномъ случаѣ, не только обитатели Юпитера, но въ гораздо большей мѣрѣ обитатели Сатурна, Урана, Нептуна и проч., жили-бы еще въ болѣе слабомъ свѣтѣ и даже въ потемкахъ, въ которыхъ глаза наши не могли-бы распознавать предметовъ внѣшняго мiра, чего, повидимому, допустить нельзя. Если-же чувствительность глазъ, о которыхъ идетъ рѣчь, усиливается по мѣрѣ разстоянiя отъ Солнца, то свѣтъ послѣдняго имѣетъ для нихъ только относительную силу, или другими словами — въ полдень они не лучше нашего видятъ звѣзды.

Но вѣнскiй астрономъ отвѣчаетъ: „Или глаза у обитателей Юпи­тера такiе-же, какъ и у насъ, или чувствительность ихъ усиливается по мѣрѣ уменьшенiя для насъ свѣтозарности солнечныхъ лучей. Пер­вое предположенiе, рѣшительно и съ полнымъ правомъ отвергаемое вами, должно выяснить, что они лучше насъ видятъ звѣзды, такъ какъ глаза ихъ не столько ослепляются светомъ Солнца, въ 27 разъ лучезарнѣе, чѣмъ для насъ".

Второе предположенiе не измѣняетъ сущ­ности вопроса; вспомните, что чувствительность глазъ независима отъ относительной видимости предметовъ и если зренiе обитателей Юпитера живее воспринимаетъ свѣтъ Солнца, то въ равной-же мѣрѣ оно чувствительно и къ звѣздному свету. Но вы согласны съ нами, что звѣзды представляютъ для Юпитера такую-же абсолютную силу свѣта, какъ и для насъ, слѣдовательно, для обитателей Юпитера оне должны быть въ 27 разъ лучезарнѣе, чѣмъ для насъ".

Экваторъ Юпитера почти совпадаетъ съ плоскостью его орбиты, такъ какъ наклоненiе эклиптики не больше 3° 5'. На окраинахъ свѣтила этого царствуетъ вѣчное равнодѣнствiе; отъ начала до конца года дни равны между собою и притомъ — на всемъ Юпитере; кли­маты постоянны подъ всѣми широтами; перемѣны временъ года едва чувствительны; вѣчная весна царитъ въ мiре этомъ. Вотъ картина бiологическихъ данныхъ, сообщающихъ Юпитеру условiя обитаемо­сти, высшiя тѣхъ, которыя свойственны нашему мiру.

Быть можетъ намъ возразятъ, что перемѣны временъ года, раз­нообразя нашу жизнь, составляютъ для насъ источникъ удовольствiй; что красота весны оценивается только чрезъ контрастъ ея съ печальною зимою; что безъ непостоянства временъ года — порою не­сколько непрiятнаго — нашъ мiръ покрылся-бы пеленою безотраднаго однообразiя; что различiе климатовъ составляетъ для насъ причину уси­ленной дѣятельности и что, наконецъ, если-бы пессимистамъ захотѣлось измѣнить существующiй на Землѣ порядокъ, то они очень затруднялись бы, какому видоизмѣненiю подвергнуть ее съ цѣлью ея усовершенствованiя. На это мы отвѣтимъ, что Юпитеръ, при безпрерывномъ обновленiи на немъ процессовъ жизни, можетъ являться въ бóльшемъ, чѣмъ Земля, разнообразiи, въ силу своихъ вѣчно юныхъ красотъ; что если тѣни на немъ не столь рѣзки, за то онѣ болѣе гар­моничны и что, наконецъ, неисчерпаемое плодородiе природы, дока­зательства котораго мы встрѣчаемъ на каждомъ шагу, могло вызвать на Юпитерѣ неизвѣстные нашему крошечному мiру чудеса, тѣмъ болѣе разнообразныя, что климаты на свѣтилѣ этомъ, какъ кажется, измѣняются отъ экватора до полюсовъ, слѣдуя неизменнымъ законамъ.

Но и на это вѣроятно возразятъ и, притомъ, съ бóльшею степенью кажущейся справедливости, что основныя начала жизни находятся въ тѣсной связи съ перемѣнами временъ года и что безъ зимнихъ морозовъ, напримѣръ, хлѣбные злаки росли-бы въ стебель и не давали-бы обильныхъ колосьевъ, главнѣйшимъ образомъ составляющихъ пищу нашу; что то-же самое было-бы и въ отношенiи другихъ хлебныхъ растенiй; но гдѣ нѣтъ зимы, тамъ нѣтъ хлѣбныхъ растенiй, нѣтъ хлѣба и, быть можетъ, нѣтъ даже людей. Не смѣй­тесь, читатель: это было сказано или, покрайней мѣрѣ, было на­печатано*). Предполагать, будто въ другихъ мiрахъ природа под­чиняется частнымъ, нашему мiру присущимъ законамъ и что тамъ, гдѣ не существуетъ началъ жизни, свойственныхъ Землѣ, не существуетъ вмѣстѣ съ тѣмъ никакихъ проявлений жизни — это значило-бы не понимать тѣхъ громадныхъ силъ, при помощи которыхъ по всюду проявляется дѣятельность природы.

*) Къ свѣденiю г. Бабинэ: „Мы должны быть благодарны Провидѣнiю за пре­красное устройство Земли. Юпитеръ, не имѣющiй полярныхъ льдовъ, не производитъ хлѣбныхъ растенiй, слѣдовательно не можетъ питать людей", Entretiens populaires de l'Association polytechnique. 1863.

Изъ небесной механики намъ извѣстно, что наклоненiе эклип­тики колеблется вокругъ средняго положенiя и что никогда оно не достигало и никогда не достигнетъ нуля; съ другой стороны, изъ физiологiи известно, что земная жизнь заключена въ извѣстныхъ предѣлахъ, внѣ которыхъ проявляться она не можетъ. Но утверждать, что подобный-же строй жизни существуетъ въ мiрахъ, существенно раз­нящихся отъ Земли нашей своими астрономическими условiями, это значило-бы упорствовать въ самомъ тщетномъ заблужденiи. Это все равно какъ утверждать, будто Земля есть общемiровой типъ, что только она одна обитаема и что въ пространствѣ могутъ существо­вать только подобные ей мiры. Измѣнимъ въ нашемъ частномъ примѣрѣ только наклоненiе эклиптики — и вмѣстѣ съ этимъ измѣнятся времена года, также какъ условiя жизни и самая жизнь. Но какъ изъ всѣхъ астрономическихъ положенiй, перпендикулярность оси вращенiя представляется, повидимому, самою выгодною, то изъ этого вывели заключенiе, будто планеты, находящiяся въ такомъ положенiи, занимаютъ, относительно условiй обитаемости, первейшѣе мѣсто сравнительно съ другими планетами и что чрезвычайно распорядитель­ная природа приличнымъ образомъ позаботилась о питанiи и содержанiи своихъ милыхъ чадъ.

Для обитателей Юпитера Солнце представляется въ пять разъ меньшимъ, чѣмъ намъ; они видятъ его въ формѣ круглаго диска, имѣющаго въ дiаметрѣ 5' 45"; какъ уже сказано, свѣтъ Солнца на Юпитерѣ въ 27 разъ слабѣе, чѣмъ у насъ. Гюйгенсъ предложилъ слѣдующiй способъ для представленья себѣ силы солнечнаго свѣта на Юпитерѣ: „Надо взять" — говоритъ онъ — извѣстной длины трубку, закрыть ее съ одной стороны маленькою пластинкою, посрединѣ которой имѣется круглое отверстiе; ширина отверстiя должна относиться къ длинѣ трубки, какъ 1 къ 570. Повернувъ затѣмъ трубку къ Солнцу, на другомъ концѣ ея примемъ, на кусокъ бѣлой бумаги, вошедшiе въ отверстiе солнечные лучи, стараясь, чтобы въ трубку не проникалъ свѣтъ. Лучи эти представятъ въ образуемомъ ими кружкѣ видъ Солнца, свѣтъ котораго будетъ таковъ, какимъ имѣютъ его обитатели Юпитера во время ясной погоды. Принявъ бумагу и приставивъ глазъ къ тому-же мѣсту, мы увидимъ Солнце въ такомъ объемѣ и въ такомъ блескѣ, въ какихъ представляется оно обитателямъ Юпитера. Свѣтъ этотъ не такъ слабъ, какъ вообще полагаютъ; мнѣ помнится, напримѣръ, что при одномъ солнечномъ затмѣнiи, втеченiи котораго не оставалось и двадцатой части солнечнаго диска, не покрытой Луною, едва можно было замѣтить, чтобы Солнце сдѣлалось темнѣе противъ обыкновеннаго".

Видимое съ Юпитера, Солнце слѣдуетъ по звездной сферѣ отъ за­пада на востокъ и совершаетъ движенiе свое среди зодiакальныхъ созвѣздiй втеченiи 4,332 дней съ небольшимъ, или 11 лѣтъ, 10 мѣсяцевъ и 17 дней. Зодiакъ Юпитера имѣетъ въ ширину только 6° 10'.

Звѣзды направляются съ востока на западъ и совершаютъ полный оборотъ меньше чѣмъ за десять часовъ, такъ что промежутокъ между восхожденiемъ и захожденiемъ одной и той-же звѣзды никогда не превышаете пяти часовъ.

Небо Юпитера почти всегда мрачно, въ особенности у экватора; быстрыя атмосферическiя теченiя безпрестанно волнуются въ его обширныхъ экваторiальныхъ областяхъ и гряды облаковъ тянутся надъ тропиками. Кассини и другiе астрономы замѣтили, что на Юпитерѣ изъ облаковъ падалъ „быстро таявшiй" снѣгъ; у полюсовъ, сильно сжатыхъ вслѣдствiе вращательнаго движенiя планеты, находятся, повидимому, большiя скопленiя замерзшей воды, точно такъ, какъ у полюсовъ Земли.

Очень можетъ быть, что на Юпитерѣ неизвѣстны ни Меркурiй, ни Венера, такъ какъ обѣ послѣднiя планеты вѣчно находятся среди солнечнаго сiянiя и слишкомъ удалены для того, чтобы описывать на небѣ несколько замѣтную дугу. Наблюдателю, находящемуся на Юпитерѣ, Земля кажется крошечною, незамѣтною или едва замѣтною для невооруженнаго глаза звѣздою, появляющеюся за нѣсколько минутъ до утренней зари и скрывающеюся послѣ сумерковъ. Она удалена отъ Солнца только на двѣнадцать градусовъ. Но Марса видѣть легче, такъ какъ онъ отстоитъ отъ Солнца почти на семнадцать гра­дусовъ. Такимъ образомъ, Марсъ и Земля — это единственныя изъ нижнихъ планетъ, извѣстныхъ астрономамъ Юпитера*). Сатурнъ — планета верхняя и движенiе его перемежается перiодами втеченiе которыхъ Сатурнъ бываетъ неподвиженъ. То-же самое можно сказать объ Уранѣ и Нептунѣ.

*) Для Юпитера, уголъ образуемый Землею и Солнцемъ, почти равенъ 12°, потому что для разстоянiй среднихъ, . Такимъ-же образом:

Наибольшее удаленiе. „„ „„

Марса = Венеры = Меркурiя =

17° 2' 8° 0' 4° 16'

Четыре спутника Юпитера совершаютъ свои кругообращенiя, сравнительно съ кругообращенiями нашей Луны, въ очень непродолжительныя времена. Если примемъ за единицу радiусъ экватора Юпитера, то среднiя разстоянiя спутниковъ отъ центра планеты и перiоды ихъ звѣздныхъ кругообращенiй выразятся слѣдующим обрязомъ:

*) Болѣе тщательное изслѣдованiе движенiй этихъ привело насъ къ открытiю двухъ очень простыхъ законовъ:

Первый законъ. Средняя скорость движенiя перваго спутника, сложенная со среднею скоростiю движенiя третьяго, равна утроенной скорости движенiя вто­раго спутника.

Второй законъ. Средняя долгота перваго, безъ утроенной долготы втораго, сложенная съ удвоенного долготою третьяго спутника, всегда равна 180°.

Изъ послѣдняго закона слѣдуетъ, что первые три спутника Юпитера нико­гда не бываютъ невидимы одновременно.

Плоскость орбиты перваго спутника, какъ кажется, совпадаетъ съ плоскостiю орбиты Юпитера, такъ что обитатели послѣдняго могутъ каждый день наблюдать одну Луну, бóльшую нашей, находящу­юся отъ нихъ въ разстоянiи 108,000 лье и подвергающуюся правильнымъ затмѣнiямъ чрезъ промежутки времени, равные 1 и ¾ на­шего дня или тремъ днямъ Юпитера, по стилю земному. Быстрота движенiй этихъ составляетъ для мореплавателя точный способъ для опредѣленiя долготы мѣстъ, въ которыхъ онъ находится. Лунныя и солнечныя затмѣнiя съ каждымъ днемъ приводятъ насъ къ болѣе легкимъ способамъ усовершенствованiй въ дѣлѣ мореплаванiя. Впрочемъ, ничего нѣтъ болѣе обыкновеннаго для обитателей Юпитера, какъ затмѣнiя; заключая по видимому нами, можно положительно сказать, что не проходитъ недѣли, втеченiи которой не произошло-бы пяти или шести затмѣнiй въ той, или другой части этой планеты и если не имѣется тамъ Делоне и Ганзена, душою и тѣломъ преданныхъ Теорiи Лунъ то Вычислители временъ (Calculalateurs de la connaissance des temps) не слишкомъ довольны тѣмъ, что приходится имъ опредѣлять четыре лунныхъ измѣненiя. Съ этой точки зрѣнiя, ихъ участь не лучше нашей, тѣмъ болѣе, что на Юпи­терѣ день длится всего пять часовъ*).

*)Такая продолжительность дня, замѣчаетъ нашъ коллега, Измаилъ-Эффенди-Мустафа (въ настоящее время Измаилъ-бэй), египетскiй астрономъ, — даетъ намъ возможность опредѣлить, относительно, сколько минутъ служащiе по администрацiи посвящаютъ на Юпитерѣ служебнымъ занятiямъ.

Замѣтимъ по поводу быстроты движенiя юпитеровыхъ лунъ, что ближайшая изъ нихъ совершаетъ свое кругообращенiе втеченiи сорока двухъ часовъ, или четырехъ дней Юпитера, переходя такимъ образомъ каждый день отъ одной четверти къ другой и отъ полнолунiя къ послѣдней четверти. Но ни эта Луна, ни слѣдующiя за нею никогда не бываютъ видимы въ ихъ полнолунiи, такъ какъ при каждомъ оборотѣ они покрываются тѣнью планеты, само собою разумѣется — въ эпоху полнолунiя. Переходы эти совершаются такъ бы­стро, что ихъ можно наблюдать невооруженнымъ глазомъ. Такъ какъ у Юпитера четыре спутника, то обитатели этой планеты насчитываютъ четыре различныхъ мѣсяца: первый заключаетъ въ себѣ че­тыре, второй — восемь, третiй — семнадцать, а четвертый — сорокъ два юпитеровыхъ дня. Надо полагать, что очень нелегко разбирать древнюю хронологiю народовъ Юпитера и если дѣло усложняет­ся еще легендами, то лѣта первыхъ патрiарховъ Юпитера должны достигать сказочныхъ размѣровъ.

Въ то время какъ дiаметръ Юпитера равняется 35,731 лье, дiаметръ перваго изъ спутниковъ его заключаетъ въ себѣ 982. втораго — 882, третьяго — 1,440, а четвертаго -1,232 лье. Видимый съ первой Луны, дискъ Юпитера занимаетъ на небѣ пространство, въ тысячу разъ бóльшее занимаемаго нашею Луною на нашемъ небѣ. Свой­ства почвы не одинаковы на спутникахъ: третiй изъ нихъ отливаетъ желтымъ свѣтомъ, а три остальные — синеватымъ.

Ни въ одномъ изъ мiровъ системы нашей защитники принципа конечныхъ причинъ не пользуются большею свободою, какъ въ мiрѣ Сатурна. Если тамошнiе философы обладаютъ тщеславiемъ, равнымъ нашему, то по всѣмъ вѣроятiямъ они не могутъ возвыситься до идеи объ универсальности законовъ природы и въ этомъ отношенiи больше насъ похожи они на того аѲинскаго сумасброда, который полагалъ, что всѣ корабли, входившiе въ Пирей, построены собственно для него.

Мы не сомнѣваемся, что на Сатурнѣ есть существа разумныя, первоначально вовлеченныя въ заблужденiе свидѣтельствомъ чувствъ и полагавшiя поэтому, что они находятся въ центрѣ вселенной; но освободившись мало по малу отъ этихъ обманчивыхъ иллюзiй, они при­шли къ убѣжденiю, что ихъ мiръ есть планета, обращающаяся вокругъ оси своей втеченiи 10 часовъ и 16 минутъ (по земному сти­лю) и совершающая полный оборотъ вокругъ Солнца въ 25,421 день (по стилю Сатурна). Надлежащимъ образомъ разсматривая предметъ тотъ и освѣщая наши умозаключения свѣтомъ, доставляемымъ намъ исторiею наукъ, мы ставимъ себѣ вопросъ: Кольца Сатурна, принесшiя послѣднему столько чести, не послужили-ли они скорѣе ко вреду, чѣмъ къ пользѣ космографическихъ познанiй обитателей этой планеты? Если у насъ хороша память, то сдается намъ, что 322 года тому назадъ Коперникъ съ трудомъ уничтожилъ воображаемые круги, которые порепуталъ Птоломей въ видахъ поддержанiя своей системы мiра; отъ этихъ эпицикловъ осталось теперь только воспоминанiе о былыхъ заблужденiяхъ. Если Копернику и его преемникамъ такъ трудно было уничтожить эти чисто-воображаемые круги, то неужели астрономы Сатурна безъ труда могли или могутъ изолировать дѣйствительные круги ихъ звѣзднаго неба и смотрѣть на Кольца, какъ только на приложенiе, составляющее достоянiе ихъ мiра и не имѣющее никакого отношенiя къ остальной вселенной? Безъ сомнѣнiя, найдутся тамъ, точно такъ какъ и у насъ, астрологи, наполняющiе эти Кольца всевозможными мiрами, безъ малѣйшаго труда объясняющiе небесныя движенiя и очень можетъ быть, что Альфонсы X Сатурна не имѣли-бы одинаковаго права съ земными Альфонсами X удивляться запутанности системы неба.

Необходимо знать, что обитатели Сатурна видятъ надъ собою блестящую полосу, болѣе или менѣе широкую, смотря по мѣстности, и пересѣкающую небо съ востока на западъ, по направленно суточнаго кругообращенiя планеты. Если-бы полоса эта была неподвижна, если-бы движенье звѣздъ казалось совершающимся внѣ ея, то астро­номы вскорѣ убѣдились-бы, что такое движенье вполнѣ не­зависимо отъ полосы этой; но какъ на бѣду, послѣдняя движется съ востока на западъ со скоростью, почти равною видимой скоро­сти неба. Для обитателей экваторiальныхъ странъ, Солнце всегда представляется подъ этою полосою, наклоненнымъ то на сѣверъ, то на югъ, а огромную дугу Колецъ они видятъ только въ нижнихъ ея частяхъ и никоимъ образомъ не могутъ опредѣлить ея продольныхъ размеровъ. Для обитателей умѣренныхъ поясовъ, отъ экватора до 66-й параллели, по мере приближенiя къ полюсамъ, Кольца представляются склоняющимися къ горизонту. Наиболь­шую угловую величину Кольца получаютъ около 45 градуса, где они образуютъ дугу въ 3° 19' и затѣмъ опускаются и исчезаютъ подъ 66° 36', такъ, что жители полярныхъ странъ, до 23° 24', не подозрѣваютъ даже существованiя Колецъ.

Въ каждомъ данномъ мѣстѣ поверхности планеты, положенiе Колецъ постоянно соотвѣтствуетъ однимъ и тѣмъ-же точкамъ горизонта и одному и тому-же поясу звѣздъ. Среди тянущихся въ про­странствѣ полосъ этихъ происходить дивная игра свѣта, смотря по тому, позлащаетъ-ли ихъ восходящее Солнце своими лучами, катится-ли оно надъ ними, обдаетъ-ли ихъ при закатѣ пурпуровыми волнами, носятся-ли вокругъ нихъ серебристые свѣтильники ночи. Очаровательный видъ! Но замѣчательнѣе всего то, что каждую ночь тѣнь Сатурна проходитъ вдоль кольцеобразныхъ и свѣтлыхъ полосъ, носящихся надъ горизонтомъ. Непосредственно послѣ солнечнаго заката, тѣнь эта покрываетъ восточную часть Колецъ, причемъ первою появляется ихъ западная часть. По мѣрѣ наступленiя ночи, западная сторона Колецъ уменьшается, а восточная начинаетъ бѣлѣть на востокѣ. Въ полночь, круглая или овальная тѣнь (смотря по временамъ), раздѣляетъ Кольца на двѣ равныя части. Западная часть скрывается, а восточная увеличи­вается до утренней зари. Картина*, приложенная въ началѣ настоя­щей книги, снята у 10° экватора, въ полночь, во время лѣтняго солнцестоянiя и тѣнь, о которой мы только-что упомянули, ясно обозначается среди системы Колецъ.

Картин в книге нет, вероятно, имеется ввиду французское издание. — Хл.

Когда вспомнишь, сколько трудовъ стоило намъ придумать круги движенiй небесныхъ, съ цѣлью объясненiя видимыхъ явленiй, — и невольно подумаешь, что обитатели Сатурна, найдя эти круги вполнѣ готовыми, долго должны были довольствоваться ими и не выдѣляли ихъ изъ общей системы мiроваго устройства. Мы не утверждаемъ однакожъ, что они вѣчно должны довольствоваться кругами этими, такъ какъ склонны мы думать, что если обитатели Сатурна не выше насъ, то, по меньшей мѣрѣ, равны намъ по умственнымъ способностями. Къ тому-жъ, они владѣютъ на правѣ собственности мiромъ довольно внушительныхъ размѣровъ: извѣстно, что отъ Сатурна до перваго изъ Колецъ 8,300 лье; что послѣднiя имѣютъ въ ширину 27,200 лье; что отправившись съ ихъ внѣшней окраины на поверхность перваго спутника, придет­ся продѣлать 12,500 лье, а для достиженiя восьмой луны необходимо еще пройти 910,000 лье. Этотъ небольшой мiръ, имѣющiй въ окружности 5,800,000 лье, далеко превосходитъ нашу древнюю вселенную, измѣрявшуюся паденiемъ Гезiодовой наковальни и подобную по величинѣ размѣрамъ Iеговы, приводимымъ въ книгѣ Рафiэль*).

*) Сказавъ, что наковальня летѣла-бы съ неба до Земли втеченiи девяти дней и столъко-же съ поверхности Земли до преисподней, Гезiодъ полагалъ, что посредствомъ этого определится дiаметръ вселенной. (Замѣтимъ здѣсь, что пробѣгая въ секунду 70,000 лье, лучъ свѣта употребляетъ пятнадцать тысячъ лѣтъ для прохожденiя туманности, къ которой мы относимся — Млечнаго пути!) Ангелъ Рафiэль, въ книгѣ носящей его имя, даетъ Iеговѣ — олицетворенiю безконечно-великаго — слѣдующiе размѣры: ростомъ Онъ — 2,360,000 лье. Онъ возсѣдитъ на престолѣ въ 1,800,000 лье; отъ лѣвой зѣницы Его до правой — 30,000 лье. (Каждая изъ этихъ лье, говоритъ Рабби-Акива, заключаетъ въ себѣ 100,000 локтей, а каждый локоть — четыре съ половиною длины руки).

Восемь лунъ съ быстро измѣняющимися фазами представляютъ на небѣ Сатурна зрѣлище, подобное тому, какое представляют луны на небѣ Юпитера; но въ первомъ случаѣ зрѣлище болѣе блестяще и богато. Первая луна втеченiи пяти часовъ переходитъ отъ очень слабаго приращенiякъ полной четверти и движенiе фазъ этихъ должно быть столь-же явственно, какъ ходъ часовой стрѣлки по циферблату. Солнечныя и лунныя затмѣнiя въ системѣ Сатурна не столь часты, какъ въ системѣ Юпитера, вслѣдствiе наклоненiя экватора Сатурна къ орбитѣ Солнца (27°);изъ этого слѣдуетъ, что обитатели Сатурна, преимущественно предъ обитателями Юпи­тера, часто видятъ на своемъ небѣ нѣсколько полныхъ лунъ. У нихъ восемь родовъ мѣсяцевъ и замѣчанiе, сдѣланное нами по поводу запу­танности хронологiи въ исторiи первобытныхъ народовъ Юпитера, вдвойнѣ можетъ быть примѣнимо къ исторiи древнихъ народовъ Сатурна.

Обитатели Сатурна по многимъ причинамъ даже не подозрѣваютъ существованiя нашей Земли и первая изъ причинъ этихъ, избавляющая насъ отъ необходимости приводить остальныя, состоитъ въ томъ, что они никогда не видятъ насъ. Нашъ маленькiй мiръ, всегда залитый солнечнымъ сiянiемъ, удаленъ отъ Солнца не больше какъ на 6°. Отъ Сатурна до Земли насчитывается, по ближайшему разстоянiю, 326 миллiоновъ, а по дальнѣйшему — 400 миллiоновъ лье. Если что-либо и можетъ быть лестно для репутацiи, которою мы пользуемся у обитателей Сатурна, то разве только, то что терпѣ­ливые астрономы, вооруженные отличными телескопами, порою различаютъ насъ въ видѣ маленькой крошечной черной точки, проходящей по диску Солнца; къ сожалѣнiю, столь сладостное предположенiе очень шатко, такъ какъ эта маленькая точка всегда пред­ставляется астрономамъ Сатурна явленiемъ случайнымъ, исчезающимъ среди другихъ солнечныхъ пятенъ, вообще гораздо большихъ, чѣмъ Земля. Но если-бы какой-либо дерзновенный философъ, основы­ваясь на перiодическомъ появленiи маленькаго пятна — появленiи очень рѣдкомъ и констатировать которое чрезвычайно трудно — вздумалъ утверждать, будто маленькое пятнышко это есть мiръ, планета, обитаемая земля... Ахъ, Боже мой! Послѣдствiя подобной дерзости слишкомъ велики для того, чтобы мы решились описывать дурной прiемъ, который великiе и сильные Сатурна не преминули-бы оказать такой мысли.

На Сатурнѣ извѣстны только Марсъ и Юпитеръ; но Марсъ пред­ставляется тамъ до того малымъ, что съ трудомъ можно разглядѣть его. Вотъ уклоненiя всѣхъ планетъ, уклоненiя, вычисленныя по обсерваторiи Сатурна, или другими словами — самыя большiя разстоянiя, на которыя планеты могутъ удаляться отъ Солнца, на востокъ или на западъ:

Дiаметръ

Мiръ Сатурна получаетъ отъ Солнца во сто разъ меньше свѣта и теплоты, чѣмъ нашъ мiръ, при равныхъ поверхностяхъ, и читателю уже извѣстно, какое значенiе имѣютъ теплота эта и свѣтъ для обитателей Сатурна. Экваторъ Сатурна наклоненъ къ плоскости его орбиты подъ угломъ 26°48', а экваторъ Земли — подъ 23° 27', вслѣдствiе чего времена года на первомъ изъ свѣтилъ этихъ нѣсколько характеристичнѣе, чѣмъ на второмъ. Впрочемъ, времена года Сатурна и Марса представляют большое сход­ство съ временами года на нашей Землѣ; только вмѣсто того, чтобы длиться 4 мѣсяца, длятся они 7 лѣтъ и 4 мѣсяца. Въ то время, какъ земные полюсы ежегодно лишены Солнца втеченiи шести мѣсяцевъ, на Сатурнѣ одинъ день и одна ночь, равные пятнадцати нашимъ годамъ, поперемѣнно господствуют въ полярныхъ странахъ. Снѣжный поясъ, видимый съ Земли въ холодныхъ областяхъ этихъ, есть неизбѣжное слѣдствiе подобныхъ перемѣнъ. Дѣйствительно, годъ Сатурна равенъ 29 нашимъ годамъ и 181 дню, такъ-что вмѣстѣ съ удовольствiемъ — обитать въ столь обильномъ феноменами мiрѣ, жители Сатурна имѣютъ еще въ виду счастливую и продолжительную жизнь.

Хотя наблюдать очертанiя и величину Сатурновыхъ Колецъ гораздо для насъ легче, чѣмъ для обитателей полярныхъ странъ Сатурна, во всякомъ случаѣ свѣденiя наши въ этомъ отношенiи не на столько прочны, чтобы можно было установить на нихъ какiя-либо бiологическiя соображенiя. Если Кольца эти — быть можетъ плотныя и окруженныя атмосферою — составляютъ мѣстопребыванiе существъ разумныхъ и любознательныхъ, то во всей солнеч­ной системѣ нѣтъ страны болѣе живописной, обитаемой мыслящими тварями. Надъ обитателями внутренней стороны перваго Кольца, близъ планеты, вечно носится громадный шаръ, поперемѣнно то свѣтлый, то мрачный, въ то время какъ на западѣ и на востокѣ двѣ горныя цѣпи высятся въ небо надъ сферою Сатурна. Обитатели Колецъ не только видятъ планету, безпрестанно открывающую свои страны вслѣдствiе суточнаго обращенiя своего и вѣчно повисшую на горизонтѣ, подоб­но вертящемуся жернову, затерявшемуся среди этой новой системы свѣтилъ, — но и наслаждаются еще игрою свѣта среди этихъ громадныхъ концентрическихъ круговъ; ночи и дни ихъ длятся по пятнад­цати лѣтъ — ночи совсѣмъ новаго рода, такъ какъ могутъ онѣ освѣщаться преломленiемъ солнечныхъ лучей, проницающихъ разнообраз­ныя трiумфальныя арки Колецъ и освѣщающихъ восемь серебристыхъ, носящихся по небу шаровъ. Не смотря на сотни лье, отдѣляющiя одно отъ другаго Кольца эти, не смотря, быть можетъ, на восемь тысячъ лье разстоянiя ихъ отъ планеты (пространство достаточное для того, чтобы наша Земля могла свободно вращаться въ немъ), — все-таки поз­волительно подумать при этомъ объ успѣхахъ воздухоплаванiяи вмѣстѣ съ этою мыслью, мѣстопребыванiе на Сатурнѣ тотчасъ-же представляется намъ самымъ дивнымъ изъ мѣстопребыванiй. Оно даже черезчуръ соблазнительно и, поистинѣ, причиняетъ намъ такое множество скорбей, что мы даже не считаемъ себя обязанны­ми распространяться на счетъ его дивныхъ картинъ.

Мiръ, обитаемый уранiйцами, очень маленькiй мiръ: онъ всего въ 82 раза больше земнаго шара, а отъ продолжительности его годовъ просто можно придти въ отчаянiе. Дѣйствительно, каждый изъ нихъ продолжительнѣе 84 нашихъ годовъ, взятыхъ вмѣстѣ: времена года его чрезвычайно различны и надѣляютъ обитателей Урана двадцатилѣтними, чрезвычайно суровыми зимами. Да и то-ли еще? Уранъ обращается вокругъ своей оси не такъ, какъ прочiя планеты, съ запада на востокъ, но съ востока на западъ, чтó представляется довольно страннымъ, не взирая даже на остроумно-простую теорiю одного любителя-астронома, упорно наблюдающаго въ зеркалѣ теченiе свѣтилъ небесныхъ*).

*) Шарль Эммануель.

Отъ Урана до Солнца насчитывается отъ 785 до 750 миллiоновъ лье, каждая лье въ четыре километра, чтó равняется 19 разъ взятому разстоянiю отъ Земли до дневнаго свѣтила. Вслѣдствiе столь приличнаго удаленiя, Уранъ получаетъ, при равныхъ поверхностяхъ, въ 360 разъ меньше свѣта и теплоты, чѣмъ мы. Читателямъ, слѣдившимъ за предъидущими соображениями нашими относительно обитае­мости планетъ, извѣстно, что никто изъ философовъ не затруднился-бы согласить холодный климатъ этихъ далекихъ странъ съ физическимъ строенiемъ ихъ обитателей; имъ извѣстно также, что было-бы большою ошибкою принимать среднюю температуру Земли за нуль термометрической скáлы мiровъ и что при всякаго рода астрономическихъ соображенiяхъ нашъ мiръ можетъ служить только точкою отправленiя, но никакъ не абсолютною точкою сравненiя. Так какъ ничто не даетъ намъ права думать, чтобы обитатели Урана (по отношенiю къ самимъ себѣ) жили въ средѣ болѣе холодной, чѣмъ наша земная среда (по отношенiю къ намъ); какъ, съ другой стороны, все заставляетъ насъ допускать, все указываетъ намъ, что дѣятельность природы всегда совершается въ необходимом соотношенiи съ суще­ствующими условiями и сообразно съ преобладающими силами, что тѣсная и всемiрная солидарность связуетъ между собою всѣ существа, то и въ правѣ мы утверждать, что людямъ, родившимся на Уранѣ очень недурно въ ихъ отѣчестве и попади они на Землю, хоть-бы въ Сибирь, и непремѣнно они задохнутся.

Недавно „Presse Scientifique" заявила, что въ числѣ причинъ, наиболѣе способныхъ поднять среднюю внѣшнюю температуру какой-либо планеты, на центральную теплоту слѣдуетъ обратить особое вниманiе, такъ какъ она играетъ важную роль въ общей экономiи планеты. Роль эта дѣйствительно существуетъ и мы первые заявили объ этомъ; во всякомъ случаѣ, она не столь значительна, какъ кажет­ся на первый взглядъ. Со времени прекрасныхъ изслѣдованiй Фурье земной теплоты, мы несомнѣнно знаемъ, что дѣйствiе внутренней тепло­ты земнаго шара на температуру внѣшней его оболочки въ настоящее время представляется неощутимымъ. Нѣсколько миллiоновъ столѣтiй тому назадъ, такое дѣйствiе обладало нѣкоторою силою, увеличивающеюся по мѣрѣ того какъ мы восходимъ къ плутоническому происхожденiю планеты; но со времени далекихъ эпохъ этихъ, дѣйствiе внутренней теплоты чрезвычайно уменьшилось и притомъ очень уже давно, чтó и можетъ быть доказано многими фактами изъ области астрономiи и физики. Но мѣсто для этого не здѣсь и мы удовольству­емся только заявленiемъ, что скорость движенiя Земли находится въ тѣсной связи со среднею температурою планеты; но какъ со времени Гиппарха, т. е. втеченiи двухъ тысячъ лѣтъ, движенiе Земли не ускорилось на сотую долю секунды, слѣдовательно средняя температура Земли не понизилась на ¹/₁₇₀ часть градуса.

Всеми термологическими опытами доказывается, что въ вопросѣ о температурѣ на поверхности планетъ, первое мѣсто принадлежитъ дѣйствiю солнечной теплоты, но что дѣйствiе это видоизмѣняется въ очень широкихъ предѣлахъ, согласно съ прозрачностью атмосферы, съ теплотворными свойствами почвы, со свойствами среды и ея воспрiимчивостью къ теплоте, съ магнитическими и гигрометрическiми условiями и проч. и вообще сообразно съ тысячами причинъ внѣземныхъ, о которыхъ мы не можемъ имѣть ни малѣйшаго понятiя.

Мы сказали, что отъ Солнца до Урана 732 миллiона лье. Солнце, этотъ лучезарный владыка дня, видимый въ такомъ отдаленiи, представляется очень скромнымъ властелиномъ и „ потоки свѣта, которымъ онъ озаряетъ своихъ ничтожныхъ хулителей", не залили-бы насъ своимъ лучезарнымъ блескомъ, хотя отъ насъ очень недалеко до его престола! Мы свыклись съ царственнымъ свѣтиломъ и, живемъ себе въ его ослѣпительномъ сiянiи, не подозревая даже этого. Хоть у обитателей Урана спросите.

Если астрономамъ Урана известно о нашемъ существовании (въ чемъ мы сильно однакожъ сомнѣваемся), то обитаемый нами мiръ они обозначаютъ названiями, соотвѣтствующими положенiю, которое Земля занимаетъ, проходя по Солнцу. Чтобъ усмотрѣть эту маленькую точку, необходимы очень сильные телескопы! Все, что можно только предста­вить себѣ самаго отраднаго для репутацiи, которою пользуемся мы у уранiйскихъ ученыхъ, это предположенiе, что после самыхъ тщательныхъ наблюденiй, прохожденiе Земли по Солнцу было замечено астрономами Урана, обозначившими ее очень меткими названiями: Маленькаго Пятна, Соринки, Черной Точки, Пылинки и другими менее лестными наименованiями, приводить которыя было-бы беспо­лезно. Какая разница между этими неграцiозными названiями и гром­кими титулами, которыми мы наделяли Урана въ эпоху его открытiя, начиная съ небесныхъ названiй Нептуна, Цибелы и Астреи и кончая Georgius Sidus, именемъ слишкомъ ужъ земнымъ для небесныхъ владѣнiй. Если на Уранѣ замѣчены правильные перiоды появленiя и изчезанiя Земли, совершающiеся 84 раза втеченiи уранiйскаго года, то очень можетъ быть, что ее возвели въ званiе спутника Солнца, вслѣдствiе чего кто-либо изъ туземныхъ Лескарбо, подобно нашему другу д'Оржеру, присвоилъ Земле миѲологическое имя Вулкана или Циклопа. Несомненно, что для уранiйских ученыхъ Земля не можетъ быть ничѣмъ инымъ, какъ мiромъ сожженнымъ и это еще лучшая, могущая постигнуть ее участь. Но если-бы какой-либо дерзкiй безумецъ предположилъ на Землѣ существованiе живыхъ существъ, людей мыслящихъ, которыхъ мозгъ можетъ быть вмѣстилищемъ благородныхъ духовныхъ способностей, то все-же онъ никакъ не могъ-бы отрѣшиться отъ преобладающей мысли, что всѣ земныя головы — головы прогорѣвшiя.

Трактуя о видимости Земли на какой-либо изъ далекихъ планетъ, мы упомянули объ очень естественной ошибкѣ, въ которую впали многiе изъ писателей. Когда поэтъ, мыслитель, философъ мысленно созерцаютъ звѣздное небо; когда покидаютъ они наше дремлющее полушарiе и возносятся, среди безмолвныхъ и мрачныхъ ночей, къ блестящимъ въ пространствѣ мiрамъ,— то впечатлѣнiе, дѣйствiю котораго они безсознательно подчиняются, есть впечатлѣнiе мрака и безмолвiя. Достигнувъ цѣли своего воздушнаго путешествiя и оглянувшись назадъ, они мысленно стараются воспроизвести образъ покинутой ими Земли; но какъ первое впечатлѣнiе остается въ своей силѣ, то путешест­венники и изображают нашъ мiръ погруженнымъ во мракъ кромѣшный. Въ этомъ мѣстномъ колоритѣ никогда не бываетъ недостатка. Прочтите „Экстатическое путешествiе" о. Кирхера, просмотрите сочиненiя какъ его предшественниковъ, такъ и послѣдовавшихъ за нимъ писателей, и вы убѣдитесь, что эти фиктивные путешественники погрѣшали противъ главнѣйшихъ требованiй ораторскаго искусства и разрушали иллюзiю на первыхъ-же страницахъ своихъ произведений.

Однакожъ, при первомъ взгляде можно замѣтить, что по мѣрѣ удаленiя нашего отъ Земля, послѣдняя все болѣе и болѣе кажется приближающеюся къ Солнцу и ни въ какомъ случаѣ не можетъ она погрузиться во мракъ пространства, разве стали-бы мы направ­ляться къ Солнцу, что было-бы довольно трудно, особенно ночью. Такимъ образомъ, видимая съ Сатурна, Земля наша кажется маленькимъ, крошечнымъ пятнышкомъ на Солнце.

Свита изъ восьми спутниковъ сопровождаетъ Урана въ его годичномъ кругообращенiи, спутниковъ, увлекаемыхъ вокругъ планеты отступательнымъ движенiемъ съ востока на западъ. Первая изъ его лунъ, удаленная отъ планетнаго свѣтила на 51,000 лье, совер­шаетъ свое мѣсячное кругообращенiе въ два съ половиною дня; послѣдняя луна, отстоящая отъ Урана больше чѣмъ на 723,000 лье, употребляем для полнаго оборота своего не менѣе трехъ месяцевъ съ половиною. „Богъ создалъ девять свѣтiлъ для освѣщенiя мiра Урана"; первое изъ нихъ служитъ днемъ, остальныя — ночью. Поборники принципа конечныхъ причинъ очень счастливы маленькими услугами, которыя эти восемь свѣтилъ оказываютъ Урану, лишенному, по ихъ мнѣнiю, благодѣянiй нашего прекраснаго Солнца.

Видъ звѣзднаго свода одинаковъ какъ для обитателей Урана, такъ и для насъ; звѣзды представляютъ одни и тѣ-же фигуры; общее расположенiе неба тождественно. Въ главѣ „Астрономiя обитателей Венеры" мы показали, что для того, чтобы замѣтить перемѣну въ расположенiи свѣтилъ въ пространствѣ, необходимо перенестись въ другую солнечную систему. На какой-бы планетѣ нашей системы мы ни находились, видъ неба будетъ для насъ всегда одинъ и тотъ-же.

Нѣкоторые писатели, желая перемѣстить адъ на небо (странный контрастъ, но есть-ли возможность поступить иначе?), выразили мнѣнiе, будто Сатурнъ — мѣсто ссылки вселенной; другiе-же, принимая кометы за типъ негостепрiимнѣйшихъ изъ обителей, считаютъ ихъ свѣтилами отверженiя; впрочемъ, всѣ теорiи эти пройдутъ предъ глазами нашими въ обзорѣ воображаемыхъ мiровъ. Странно, однакожъ: одинъ только Уранъ не подвергается клеветѣ, Уранъ, болѣе Сатурна заслуживающiй столь печальное наименованiе и болѣе всѣхъ кометъ оправдывающiй соображенiя подобнаго рода. Чтобы не остаться однакожъ при столь прискорбной мысли, постараемся возвыситься до уразумѣнiя законовъ природы, ея плодотворныхъ силъ, ея безконечнаго могущества и скажемъ, что не смотря на кажущееся несовершенство мiра Урана и условiй его обитаемости, быть можетъ поверхность его украшается населенiемъ, превосходящимъ насъ въ физическомъ и умственномъ отношенiяхъ.