Свѣтило, которое вы не видите вотъ тамъ, въ этомъ созвѣздiи — это Нептунъ, богъ морей, своим трезубцемъ полагающий въ настоящее время предѣлы нашему планетному архипелагу.

Свѣтило, которое вы не видите... Да и въ самомъ дѣлѣ, чей смертный взоръ можетъ замѣтить, въ разстоянiи одного мильярда и ста пятидесяти мильоновъ лье, крошечное свѣтило, едва-ли во сто разъ бóльшее земнаго шара? Въ эпоху своего наибольшаго удаленiя, Нептунъ отдѣленъ отъ насъ пространствомъ въ одинъ мильярдъ и 196 мильоновъ лье; въ эпоху ближайшаго разстоянiя, онъ можетъ приблизиться къ нашей планетѣ на одинъ мильярдъ и 100 мильоновъ лье. Даже этотъ minimum — дистанцiя почтенныхъ размѣровъ.

Хотя и трудно видѣть недосягаемое и крошечное божество это, но все же мы не станемъ повторять мнѣнiя людей, сомнѣвающихся и даже теперь отвергающихъ существованiе Нептуна. Иные осмѣливаются даже утверждать, будто его родитель совсѣмъ нета личность которую считали до сихъ поръ отцемъ Нептуна. Во всемъ этомъ кроются (для посвященныхъ, конечно) личные вопросы, которые не должны смущать человѣка безпристрастнаго. Какими-бы предлогами и ухищренiями ни старались затемнить фактъ, но фактъ останется фактомъ. Вотъ, напримѣръ, г. Сироденъ, какъ всѣмъ извѣстно, драматический писатель и кондиторъ; онъ изобрѣлъ, говорятъ, отличнѣйшiя лепешки и какъ-бы ни возставали противъ артиста этого, но никто не увѣритъ г. Сиродена, чтобы изобрѣтенныя имъ лепешки не были верхомъ совершенства.

Во всякомъ случаѣ, благодарные обитатели Сатурна сторицею воздаютъ намъ за наши сомнѣнiя: они не только не подозрѣваютъ существованiя нашего мiра, но имъ математически невозможно, даже при помощи отличнѣйшихъ инструментовъ, заметить атомъ Земли на ихъ скромномъ Солнцѣ.

Соображенiя, которыя привели мы относительно того, что Земля невидима для наблюдателя, находящегося на Сатурнѣ или Уранѣ, a fortiori могутъ быть отнесены и къ Нептуну и намъ приходится предположить, что нашъ мiръ вполнѣ неизвѣстенъ на послѣдней планетѣ. Тоже самое должно сказать о планетахъ, находящихся внѣ Нептуна, о Гиперiонѣ и о другихъ, равно какъ и о миллiонахъ миллiоновъ звѣздъ, усѣевающихъ безпредѣльность небесныхъ пространствъ. Земное человѣчество можетъ погаснуть до послѣдняго изъ представителей своихъ, Земля можетъ корчиться въ судорогахъ и коченѣть въ смертельной стужѣ, а между тѣмъ событiя эти, какъ ни важны они собственно для насъ, не будутъ даже замѣчены на звѣздахъ тверди небесной.

На сколько можно заключить съ поверхности Земли, обитателямъ Нептуна извѣстны только три внутреннiя планеты: Юпитеръ, Сатурнъ и Уранъ, да и то съ трудомъ могутъ они видѣть Юпитера. Сатурнъ и Уранъ служатъ для нихъ то вечерними, то утренними звѣздами, точно такъ, какъ Меркурiй и Венера для насъ. Что-же касается планетъ внѣшнихъ, то нептунiйцы имѣютъ предъ нами то преимущество, что могутъ они наблюдать пространства, недоступныя еще ни для взоровъ нашихъ, ни для нашихъ методовъ наблюденiя.

Солнце кажется въ 1,300 разъ меньшимъ на Нептунѣ, чѣмъ на Землѣ; дiаметръ его съ трудомъ опредѣляется тамъ; свѣтъ его тоже въ 1,300 разъ слабѣе на Нептунѣ, чѣмъ на поверхности Земли, такъ что для насъ онъ равнялся-бы лунному свѣту. Одинъ критикъ, возражая философамъ, старавшимся доказать, на основанiи законовъ физики, будто солнечный свѣтъ существовалъ за четыре дня до сотворенiя Солнца, говоритъ, что библейский разсказъ можно допустить въ томъ лишь случаѣ, если допустимъ вмѣстѣ съ тѣмъ, что словомъ: Fiat lux создано не больше свѣта, чѣмъ видно его во время темной ночи. Толкованiе сказаннаго критика очень применимо къ мiру Нептуна, столь мало освѣщенному въ сравненiи съ нашимъ мiромъ, освѣщеннымъ такъ сильно!

Но какъ зрѣнiе этихъ невѣдомыхъ существъ несравненно чувствительнѣе нашего зрѣнiя, то изъ этого слѣдуетъ, что не находясь въ вѣчномъ мракѣ, какъ можно-бы предположить на первыхъ порахъ, обитатели Нептуна, по всѣмъ вѣроятiямъ созерцаютъ картины болѣе разнообразныя и богатыя, чѣмъ мы. Звѣздное небо не помрачается для нихъ отъ восхода до заката Солнца; великолѣпное свѣтило дня (выраженiе, имѣющее лишь относительное значенiе), позволяетъ имъ слѣдовать за собою въ каждое изъ жилищъ, составляющiхъ царство зодiака; игра свѣта то въ утреннихъ и вечернихъ облакахъ, то въ незримыхъ для насъ явленiяхъ электричества и планетнаго магнитизма, то въ естественныхъ красотахъ, разлитыхъ надъ далекими странами этими, однимъ словомъ — всѣ явленiя, подлежащiя чувству зренiя, должны доставлять обитателямъ Нептуна впечатлѣнiя относительно болѣе живыя и сильныя.

Сила солнечнаго свѣта на планетахъ находится въ связи съ теплотою, получаемою послѣдними отъ центральнаго свѣтила; но какъ начала, обусловливающая теплоту извѣстной планеты, болѣе многочисленны и подчинены болѣе сложному дѣйствiю силъ, чѣмъ начала, которыми опредѣляется свѣтъ планетъ, то и остаемся мы поэтому на счетъ ихъ въ тѣмъ большемъ невѣдѣнiи. Не доказывая вмѣстѣ съ благодушнымъ Уэвелемъ (Whewel), что Нептунъ есть пустыня вѣчныхъ льдовъ и обитель смерти и что ни одно животное не могло-бы жить въ мiрѣ этомъ, по причинѣ господствующей на немъ жестокой стужи; не утверждая, что нѣтъ тамъ ни одного изъ физiологическихъ условiй, допускающихъ возможность существованiя малейшей травки, мы говоримъ, что нептунiйцы живутъ очень привольно at home, что они не окоченели отъ холода и не ослепли и если-бы какой-либо Микромегасъ предложилъ имъ переселиться изъ ихъ родины въ нашу, при даровомъ помѣщенiи и содержанiи въ роскошнѣйшемъ изъ дворцовъ нашихъ, то все-же на Нептунѣ не оказалось-бы недостатка въ Уэвеляхъ, утверждающихъ, что невозможно жить въ этой раскаленной печи и что если-бы даже наша Земля существовала, то никто немогъ-бы обитать на ней. Однимъ словомъ они на-отрѣзъ отвергли-бы предложенiе сказаннаго Микромегаса.

Нептунъ в 21 разъ тяжелее Земли. Но какъ объемомъ онъ превосходитъ Землю в 105 раз, изъ этого слѣдуетъ, что плотность его составляетъ только пятую часть средней плотности нашей сферы и равняется плотности буковаго дерева. Такимъ образомъ, Нептунъ можетъ плавать на водѣ, подобно легкому шару. Это одинъ изъ аргументовъ, выставляемыхъ противниками ученiя множественности мiровъ. Въ ослѣпленiи своемъ они не допускаютъ, что повсюду живые организмы созданы согласно съ физическими условiями среды, въ которой они должны обитать.

Если-бы, до открытiя Нептуна, у защитниковъ принципа конечныхъ причинъ спросили ихъ мнѣнiе, то они не преминули-бы надѣлить эту планету покрайней мѣрѣ восемью спутниками. И никто не сталъ бы оспаривать право ихъ въ этомъ отношенiи. Юпитеру необходимы четыре луны для освѣщенiя его ночей; онъ и имѣетъ ихъ. Сатурнъ, болѣе удаленный отъ Солнца, имѣетъ право на большее число спутниковъ, поэтому онъ получилъ ихъ восемь. Тоже самое и Уранъ. Итак, если за Ураномъ существуетъ еще какая-либо планета, то она непремѣнно обладаетъ равнымъ-же числомъ лунъ. Чрезвычайно разумный выводъ, противъ котораго мы и не возражаемъ; прискорбно только, что у Нептуна оказывается всего одинъ мизерный спутникъ, а много-много, если два. Спутникъ этотъ удаленъ отъ планеты на 100,000 лье и совершаетъ свое кругообращенiе втеченiи 5 дней и 21 часа.

Такъ какъ Нептунъ удаленъ отъ Солнца на среднее разстоянiе одного мильярда и 150 слишкомъ лье, вслѣдствiе чего орбита его равняется 7 мильярдамъ лье, — то несомнѣнно, что владѣнiя Солнца не могутъ простираться дальше этихъ предѣловъ. Впрочемъ, кометы — какъ напримѣръ комета 1680 года — удаляющiяся отъ Солнца на 32 мильярда лье, доказываютъ противное. Между Нептуномъ и ближайшею звѣздою лежитъ пространство въ 7,500 раз, бóльшее расстоянiя между Нептуномъ и Солнцем. Какъ видно, это довольно обширный цвѣтникъ, который природа обильно усѣяла цвѣтами. Но для насъ, слѣпо-рожденныхъ, цвѣтникъ этотъ скрытъ во мракѣ пространства, куда не могутъ донести насъ наши слабыя крылья. Итакъ, остановимся на Нептунѣ, послѣдней станцiи нашего пути и скажемъ на счетъ его наше послѣднее слово.

Далекiй мiръ этотъ совершаетъ свое годичное кругообращенiе вокругъ Солнца впродолженiи 164 лѣтъ и 226 земныхъ дней. Въ то время, какъ отъ начала христiанской эры мы считаемъ 1,875 лѣтъ, обитатели Нептуна насчитывают не больше одиннадцати лѣтъ съ четвертью. Хронологiя почтенная, въ сравненiи съ которою наша хронологiя — чисто дѣтская игрушка! Если среднимъ числомъ нептунiйцы живутъ столько своихъ годовъ, сколько живемъ мы нашихъ земныхъ, то тамошнiе старики существовали раньше той эпохи, когда поэты Египта и Грецiи измыслили бога Нептуна и надѣлили его господствомъ надъ океанами.

Сколько царствъ рухнуло съ того времени на Землѣ нашей, сколько миѲологiй сменились одна другою, сколько людей исзчезло, а между тѣмъ на Нептунѣ ходъ времени едва былъ замѣтенъ! Прекрасный предметъ для размышленiй тѣмъ изъ людей, которые считаютъ себя достигшими обладанiя абсолютнымъ! Sic transit gloria mundi.

Для философа, умѣющаго наблюдать, анализировать и учиться, немного есть столь плодотворныхъ предметовъ изученiя, какъ изученiе неба и если-бы умозрительныя доктрины, поперемѣнно злоупотреблявшiя безпокойною мыслью человѣческою, не созидались въ силу однихъ вздорныхъ требованiй принциповъ, стоящихъ внѣ великихъ истинъ природы, исторiя утопiй представлялась-бы менѣе нелѣпою, а человѣчество оплакивало-бы меньше ошибокъ и уничтожало меньше заблужденiй на скрижаляхъ лѣтописей своихъ. Природа, незыблемая и всеобъемлющая, по выраженiю Галилея, всегда будетъ самою надежною наставницею духа человѣческаго и доколѣ мы не отступимся отъ нея, до тѣхъ поръ не будемъ мы заблуждаться и не подвергнемся опасности рухнуть въ бездну. Будемъ вопрошать ее, эту всегда нелицепрiятную природу, будемъ повиноваться ея указанiямъ. Она выясняетъ намъ относительность всего сущаго и взаимныя отношенiя живыхъ существъ, отношенiя, на которыхъ зиждутся умозаключенiя наши; она классифицируетъ наши опредѣленiя по вѣсу и мѣрѣ (in pondere et mensura) и даетъ намъ сравнительную скáлу всѣхъ количествъ и всѣхъ величинъ. Поставимъ ее судьею какъ при изученiи физическаго строенiя вселенной, такъ и при изученiи внутреннихъ процессовъ, относящихся къ области духа.

Мы еще не упоминали о малыхъ телескопiческихъ мiрахъ, носящихся между Марсом и Юпитером, и если отправимся мы за этою мятежною звѣздною демократiею, по какому-то чуду избѣгнувшею прожорливаго аппетита Юпитера, то не потому собственно, чтобы желали мы, по обычаю царедворцевъ, воспѣвать, какъ говорится, „славу тирановъ неба" . Мы не занимаемся здѣсь политикою и читателямъ, достаточно ознакомившимся съ нашими принципами, извѣстна какъ полнѣйшая наша въ этомъ отношенiи невинность, такъ и желанiе наше всегда предлагать имъ достойные ихъ предметы, вслѣдствiе чего мы и избрали сюжеты, въ родѣ Юпитера, Солнца и проч. Но побесѣдуемъ нѣсколько и о крошечныхъ планетахъ, благо представился къ тому случай.

Вотъ всѣ онѣ предъ нами. Восемьдесятъ планетъ — не такъ-ли на­звать iхъ? Со времени открытiя Паллады, которая имѣла неосторож­ность явиться послѣ того, какъ Церера всѣмъ ужѣ крайне надоела, имъ отказываютъ въ этомъ титулѣ... Но мы на столько велико­душны, что поклонимся имъ тѣмъ ниже, чѣмъ меньше заявляютъ оне претензiй. Итакъ, предъ нами восемьдесятъ планетъ, перепу­тавшихся своими орбитами, подобно кольцамъ цѣпи и къ тому-же такъ плотно, что будь эти кольца матерiальныя, то за одно изъ нихъ можно было-бы приподнять всѣ остальныя. Не ду­майте однакожъ, что эти планеты затисканы въ слишкомъ тѣсное про­странство и что имъ не хватаетъ мѣста для движенiя. Нѣтъ, подобнаго примера еще не бывало въ природѣ: во владѣнiи ихъ нахо­дится поясъ шириною во сто миллiоновъ лье, слѣдовательно, онѣ не подвергаются опасности столкнуться въ пространствѣ и нисколько не стѣснены въ своихъ движенiяхъ. Очень можетъ быть также, что не взирая на неизбѣжные законы всемiрнаго тяготѣнiя, мы никогда не увидимъ, чтобы парочка планетъ этихъ дружелюбно подошла другъ къ другу въ пространствахъ небесныхъ и, случись такое чудо, зажила-бы съ той поры, подобно составнымъ частямъ двойной звѣзды.

Что громадные мiры, царящiе въ пространствахъ планетной си­стемы, составляютъ пребыванiе жизни и интеллекта — это фактъ, ко­торый безъ малѣйшаго ограниченiя допустятъ наши читатели, тѣмъ болѣе, что дѣло это у насъ давно уже рѣшенное; но чтобы лиллипутскiй архипелагъ астероидовъ могъ быть допущенъ на пиръ всемiрной жизни, въ этомъ, быть можетъ, иные еще и усомнятся. Когда втихомолку мы задаемся этимъ вопросомъ, то кажется намъ, какъ будто и мы невполнѣ убѣждены въ существовали такой породы карликовъ. Мы ясно представляемъ себе роскошную раститель­ность астероидовъ, вероятно очень слабую, но чрезвычайно разнообразную по формамъ и цвѣтамъ; допускаемъ даже существованiе тамъ тварей, имеющихъ нѣкоторое сходство съ нашими животными, но что касается людей...

Все зависитъ отъ происхождения астероидовъ и отъ силъ, кото­рыми возбуждены проявляющаяся на нихъ формы жизни. Втеченiи долгаго времени полагали, да и теперь еще многiе полагаютъ, что асте­роиды — это обломки мiра, на которомъ царила нѣкогда жизнь, но который погибъ вслѣдствiе какого-то громаднаго переворота, причемъ обломки его разлѣтались въ пространствѣ. Хотя и совершилось это далеко отъ насъ и притомъ въ эпоху, когда на Землѣ не открывался еще ни одинъ человѣческiй глазъ, но все-же это трагическое событiе не ли­шено для насъ интереса, особенно если вспомнимъ, что и намъ, быть можетъ, предстоитъ подобная-же участь. Не станемъ, однакожъ, ду­мать объ этомъ. Ольберсъ, открывъ Палладу, столь неожиданнымъ образомъ усложнившую прежнюю систему, вообразилъ себѣ, будто Паллада и Церера могутъ быть обломками одной и той-же планеты*). Точка пересѣченiя двухъ орбитъ, по законамъ механики должна быть мѣстомъ, гдѣ совершилась катастрофа. Такъ какъ плоскости орбитъ пересѣкаются по линiи, которая съ одной сто­роны примыкаетъ къ сѣверной сторонѣ Дѣвы, а съ другой — къ Киту, то при существованiи другихъ, подобныхъ-же обломковъ, можно было надеяться, что когда-либо ночью они пройдутъ тамъ. Дѣйствительно, въ этихъ узлахъ первоначально была замѣчена Юнона, а затѣмъ Ве­ста и другiе астероиды и обитательницы пространствъ ежегодно посѣщали мѣсто, гдѣ роковая катастрофа навѣки разлучила ихъ. Итакъ, предположенiе, повидимому, потвердилось. Въ такомъ случаѣ (нерѣдко, однакожъ, жизнь возникаетъ изъ смерти), свѣтильникъ жизни могъ погаснуть на разбитомъ свѣтилѣ въ ту минуту, когда рука смерти коснулась его и эта громада планетныхъ обломковъ, лишен­ная царства жизни, одиноко носится теперь среди пустынь простран­ства. Но позднѣйшiя открытiя, увеличивъ число астероидовъ, распутавъ ихъ орбиты и расширивъ занимаемые ими пояса, ослабили авторитетъ предъидущей гипотезы и дали поводъ къ допущенiю другой единицы происхожденiя астероидовъ, если только единица эта существуетъ.

*) Известно, что теоретическое предположенiе о существованiи планеты между Марсомъ и Юпитеромъ, возникло еще до Тицiя (Titius) и принадлежитъ Кеплеру. Полюбуемся мимоходомъ, съ какою безцеремонностью Кеплеръ обходился с планетами: „Intra martem et Jovem interposui planetam", говорить онъ. (Myst. cosm) . соат.). „Я помѣстилъ планету между Марсомъ и Юпитеромъ" .

Единица эта, клонящаяся въ пользу обитаемости малыхъ мiровъ, есть космогоническая единица Лапласа. Если допустимъ, что планеты образовались вслѣдствiе сгущенiя паровыхъ колецъ, постепенно покидаемыхъ солнечнымъ экваторомъ, то для объясненiя одно существованiя всѣхъ астероидовъ между Марсомъ и Юпитеромъ. до­статочно предположить, что въ ихъ первичномъ кольцѣ находилось одновременно нѣсколько центровъ притяженiя. Это вѣроятнѣйшая изъ всѣхъ гипотезъ. Въ такомъ случаѣ слѣдуетъ допустить, что жизненныя начала, проявляясь различнымъ образомъ и согласно съ преобла­дающими на планетахъ силами, должны были вызвать къ бытiю органическiя царства, соотвѣтственно съ органическими условiями этихъ мiровъ. Но какъ везде, такъ и здесь въ особенности, воздерживаемся отъ личныхъ соображенiй на счетъ природы, условiй существованiя, величины и образа жизни этихъ невѣдомыхъ существъ.

Преположимъ однакожъ, что тамъ, какъ и у насъ, есть крошечныя мыслящiя существа: безъ этого невиннаго предположенiя глава, которую вы читаете, не имѣла-бы никакого значенiя и пла­неты интересовали-бы насъ только въ смыслѣ оцѣнки многотрудныхъ бдѣнiй нашего добрѣйшаго г. Гольдшмидта.

Если сутки на астероидахъ заключаютъ въ себѣ 24 часа, что, повидимому, подтверждается изслѣдованiями только-что упомянутаго знаменитаго наблюдателя, то въ этомъ только и состоитъ общая точка соприкосновенiя между астероидами и нашею Землею, точка, которую мы не упустимъ однакожъ изъ вида. Но это почти единственная связь, соединяющая насъ съ мiрами этими, такъ какъ въ силу всѣхъ другихъ характеристическихъ условiй, астероиды являются мiромъ, совершенно отличнымъ отъ нашего.

Среднее разстоянiе ихъ отъ Солнца равняется 2,645, если примемъ разстоянiе Земли отъ Солнца за 1, а годичное кругообращенiе = 1,571 дню, или четыремъ годамъ съ третью. Но какъ разстоянiя ихъ, такъ и самое кругообращенiе измѣняются въ очень широкихъ предѣлахъ. Такъ планета Флора, наименѣе удаленная, можетъ приблизиться къ намъ только на 30 миллiоновъ лье, а самая дальняя, Максимилiана, отстоитъ отъ насъ на 190 миллiоновъ лье. Годъ первой планеты заключаетъ въ себѣ 1,198 дней, или три года съ третью, а послед­ней — 2,343 дня, или болiе 6 лѣтъ, слѣдовательно годичные ихъ перiоды изменяются отъ единичнаго содержанiя почти до двойнаго. Нѣкоторыя изъ планетъ обладаютъ почти равными годами: такъ, напримѣръ, относительные годы Пандоры, Паллады и Летицiи заключаютъ въ себѣ 1,683^дн.., 2; 1,683^дн.., 9; 1,684^дн.., 8.^дн.. Свѣтъ и теплота, получаемые ими отъ Солнца, измѣняются еще въ большей мѣрѣ, уменьшаясь въ обратномъ отношенiи квадратовъ разстоянiй.

Времена года — элементъ, представляющiй столь важное бiологическое значенiе — вообще не таковы на малыхъ планетахъ, какъ на большихъ. Наши времена года зависятъ отъ наклоненiя оси вращенiя Земли къ эклиптикѣ. Земной шаръ поочередно представляетъ Солнцу оба полушарiя свои: отъ весны до осени-сѣверное полушарiе, а отъ осени до весны — южное. Въ то время, какъ мы наслаждаемся лѣтнею теплотою, наши антиподы зябнутъ, и наоборотъ; времена года беспрерывно вращаются вокругъ земнаго шара и такимъ образомъ пополняютъ другъ друга. Это первый порядокъ временъ года. Извѣстно, что во время своего годичнаго движенiя вокругъ Солнца, Земля не описываетъ правильный кругъ. Различiя въ температуре, обусловливаемыя наибольшимъ приближенiемъ Земли къ Солнцу во время перигелiя и наибольшимъ удаленiемъ ея во время афелiя (иначе — ея эксцентричностью], производятъ второй порядокъ временъ года, нечувствительный для насъ вслѣдствiе силы перваго порядка.

Но не то происходитъ на малыхъ планетахъ: на большей части изъ нихъ, первый порядокъ временъ года не чувствителенъ, вслѣдствiе преобладанiя втораго, Ихъ орбиты гораздо эксцентричнѣе, чѣмъ орбиты большихъ планетъ. Самая слабая эксцентричность — 0,040 для Гармонiи и 0,046 для Конкордiи — въ три раза больше эксцентрич­ности Земли; а наибольшая равна 0,338 для Полимнiи и 0,320 для Азiи, но это уже эксцентричность кометная. Изъ этого слѣдуетъ, что на планетахъ, которыя подобно Полимнiи, Азiи и даже Эвридикѣ, въ своихъ перигелiяхъ находятся въ два раза ближайшемъ разстоянiи отъ Солнца, чѣмъ въ афелiяхъ, — зима и лѣто опредѣляются измѣненiемъ разстоянiй, а не наклоненiемъ оси вращенiя, разве наклоненiе это черезчуръ ужъ велико. Вмѣсто того, чтобы пополнять другъ друга, времена года одинаковы во всѣхъ точкахъ малыхъ планетъ и притомъ въ однѣ и тѣ-же эпохи. Теплота и свѣтъ, получаемые ими отъ центральнаго свѣтила, измѣняются въ отношенiи 4 къ 1; видимый дiаметръ Солнца равняется отъ 8' до 4', въ то время какъ для Земли крайнiе члены пропорцiи разнятся только на ¹/₃₀ своихъ величинъ. Итакъ, какъ климатъ, такъ и времена года астероидовъ существенно разнятся отъ нашихъ и, кроме того, подвергаются постояннымъ измѣненiямъ, обусловливаемымъ наклоненiемъ оси вращенiя планетъ.

Третiй порядокъ временъ года, недавно указанный намъ нашимъ запальчивымъ товарищемъ, г. де-Фонвiелемъ, зависитъ отъ наклоненiя планетныхъ орбитъ къ солнечному экватору. Небольшiя планеты, ка­ковы Нiобея, Евфросинiя и въ особенности Паллада, представляютъ большое наклоненiе. Извѣстно, что различныя части солнечнаго диска не въ одинаковой мѣрѣ обладаютъ свѣтовою и теплотворною силами и что полюсы Солнца холоднѣе и темнѣе, чѣмъ его экваторiальныя облас­ти. Изъ этого слѣдуетъ, что сумма теплоты, получаемой астероидомъ, должна находиться въ обратномъ отношенiи къ его гелiоцентрической широтѣ.

Явленiе это, незамѣтное на земномъ шарѣ, плоскость котораго наклонена къ плоскости солнечнаго экватора только подъ угломъ 6°, должно замѣчаться на вышеупомянутыхъ планетахъ, а въ особенности на Палладѣ, которой наклоненiе равно 30°. Въ связи съ эксцентрич­ностью (вообще очень большою для сильно-наклоненныхъ орбитъ), явленiемъ этимъ устанавливается на малыхъ планетахъ порядокъ временъ года, очень отличный отъ таковаго на земномъ шарѣ.

Въ сравненiи съ нашимъ мiромъ, мiры эти очень малы. Очень жаль, что не были они открыты въ эпоху препирательствъ Лейбница и Бернульи на счетъ безконечно-малыхъ величинъ, а то эти знаме­нитые бойцы могли-бы послать имъ свои „Pipericoles" . Дѣй­ствительно, дiаметръ бóльшей изъ планетъ, Весты, равенъ 105 лье, а ея радiусъ имѣетъ около пятидесяти лье. Вотъ очень скромный островокъ среди необъятнаго архипелага, едва-ли соблазнили-бы наше самолюбiе. Впрочемъ, какъ знать? Нерѣдко гордость находится въ обратномъ отношенiи къ достоинствамъ. Быть можетъ обладатели этого островка считаютъ себя первыми послѣ Бога, превознесенными среди живыхъ тварей; быть можетъ, подобно тому, какъ дѣлается это у насъ, они проводятъ жизнь въ старанiяхъ присоединить къ своимъ владѣнiямъ нѣсколько вершковъ земли или оттягать песчинку. Но въ сравненiи съ подругами своими, Веста — это гигантъ; есть планеты которыя можно-бы почти захватить рукою и покатить по полямъ нашимъ, подобию тому, какъ пускаемъ мы по рельсамъ огромные поѣзды нашихъ желѣзныхъ дорогъ. Гестiю, напримѣръ, дiаметръ которой не болѣе трехъ лье, можно-бы перевезти на нѣсколькихъ товарныхъ поѣздахъ. Поверхность этихъ крошечныхъ планетъ меньше поверхно­сти иныхъ изъ департаментовъ Францiи и хорошiй ходокъ могъ-бы обойти вокругъ нихъ втеченiи одного дня. Какъ мы велики и могуще­ственны въ сравненiи съ этими пигмеями! Несомнѣнно, что сравненiе клонится въ нашу пользу, а потому останемся здѣсь, гдѣ мы царимъ во всемъ блескѣ нашего всемогущества. Главное... не будемъ про­стирать взоровъ нашихъ дальше этого лиллипутскаго архипелага, такъ какъ онъ можетъ упасть — увы! — на громадную и благородную планету Юпитера, царственно носящуюся въ небесныхъ пространствахъ, причемъ и мы рухнемъ тогда въ бездну нашего ничтожества.

Не можемъ закончить нашiхъ изслѣдованiй по части астрономiи обитателей солнечной системы, не поглядѣвъ хоть нѣсколько мгновенiй на центральное свѣтило — источникъ теплоты, свѣта и плодородiя мiровъ. Не имѣя намѣренiя, въ большей противъ прежняго мѣрѣ об­суждать условiя его обитаемости (это значило-бы возвращаться къ прежнимъ занятiямъ нашимъ), мы хотимъ только опредѣлить, въ какомъ видѣ внѣшнiй мiръ представлялся-бы жителямъ Солнца, будь оно обитаемо разумными существами.

Резюмируя въ нѣсколькихъ словахъ пренiя, длящiяся еще и те­перь по поводу физическаго строенiя Солнца, скажемъ. что не взирая на множество превосходныхъ наблюденiй, невзирая на искусство неутомимыхъ наблюдателей, не смотря на чрезвычайно несходныя между собою теорiи, возникшiя за послѣднее время, — по вопросу объ обитаемости Солнца и нынѣ нельзя ничего сказать ни pro, ни contra. Хотя выясненiе этой тайны и подвинулось впередъ, но полное разрѣшенiе ея находится въ томъ-же положенiи, въ какомъ находи­лось оно во времена Гершеля.

„Если-бы мнѣ предложили вопросъ: „Обитаемо-ли Солнце"? говорилъ Араго, — то я отвѣтилъ-бы: ничего я не знаю; но пусть меня спросятъ, могутъ-ли жить на Солнцѣ существа одинаковой организацiи съ тѣми, которыя населяютъ нашъ мiръ, и не колеблясь я буду отвечать утвердительно''.

Въ настоящее время Араго поколебался-бы: въ прогрѣссивномъ ходе своемъ, наука не слѣдуетъ по прямому пути, но часто отходить назадъ и вмѣстѣ съ поступательнымъ движенiемъ своимъ, по временамъ какъ-бы возвращается къ своей точкѣ отправленiя. Въ настоящее время трудно было-бы утверждать, что Солнце оби­таемо органическими существами, подобными живущимъ на Землѣ, особенно если вспомнимъ о жарѣ, равняющемся жару, про­изводимому горѣнiемъ слоя каменнаго угля, окружающаго всю поверхность Солнца и имѣющаго семь лье въ высоту. (Свѣтило это больше Земли почти въ 1,500,000 разъ). Съ другой сто­роны, находясь въ слишкомъ большомъ невѣдѣнiи на счетъ физическихъ и химическихъ свойствъ солнечнаго ядра и его оболочекъ для того, чтобы позволить себѣ какiя-бы то ни было предположенiя отно­сительно его обитаемости, мы смѣло можемъ однакожъ сказать, что Солнце можетъ быть обитаемо существами отличными отъ насъ и организацiя которыхъ приспособлена къ условiямъ жизни, свойственной этому мiру. Мы въ очень малой мѣрѣ допускаемъ мысль, что Солнце будетъ обитаемо разумными существами только въ эпоху, когда, вслѣдствiе истощенiя свѣта своего, оно сдѣлается обыкновенною планетою: удовольствоваться подобною гипо­тезою, значило-бы оказаться слишкомъ робкимъ и даже допустивъ ее, все-таки потребовалось-бы еще указать, какимъ Солнцемъ будетъ то­гда освѣщаться потухшее свѣтило. Вообще, будетъ гораздо сообразнѣе съ указанiями природы, если мы допустимъ безконечное разнообразiе въ проявленiяхъ жизненныхъ силъ.

Если, какъ полагаетъ Гершель, глубина солнѣчной атмосферы, въ которой совершается химическая свѣтовая реакцiя, равна миллiону лье, то свѣтозарность самой поверхности Солнца не превосходитъ свѣта обыкновенныхъ сѣверныхъ сiянiй. Что-же касается новѣйшей теорiи, представляющей Солнце жидкимъ, раскаленнымъ и необiтаемымъ шаромъ, то не заключаетъ она въ себѣ ничего абсолютнаго. Намъ неизвѣстны ни свойства солнечнаго огня, ни происхожденiе, ни составъ таинственнаго светила этого, слѣдовательно нельзя утвер­ждать, основываясь только на законѣ лучеиспусканiя, чтобы ядро Солнца находилось въ состоянiи бѣлаго каленiя. Гипотеза эта опро­вергается доводами Гершеля, а еще положительнѣе въ этомъ отношенiи изслѣдованiя о. Секки пониженiя температуры въ тѣхъ точкахъ солнечнаго диска, въ которыхъ появляются пятна. Во всякомъ случаѣ, очень можетъ быть, что отражающая оболочка, обладающая неизвѣстными физическими свойствами, дана Солнцу для предохраненiя его отъ зноя фотосферы и отраженiя въ пространство потоковъ свѣта и жара.

Какъ-бы то ни было, но первое замѣчательное явленiе, усматрива­емое въ природе Солнца, состоитъ въ томъ, что неизмѣнная свѣтовая оболочка окружаетъ его вѣчнымъ блескомъ и что мракъ и холодá на­ши никогда не нарушаютъ его неизмѣнной лучезарности. Это пер­вая отличительная черта, полагающая радикальную преграду между этимъ мiромъ и нашимъ и поражавшая воображенiе, переносив­шееся на поверхность Солнца съ целью обозренiя и описанiя пос­лѣдней. Послушайте астронома Боде, помѣщавшего на Солнцѣ самые высокие умы нашей солнечной системы: „Блаженные обитатели этаго избраннаго мiра нисколько не нуждаются въ перемѣнахъ ночи и дня, чистый и неугасимый свѣтъ вѣчно блеститъ для ихъ очей и среди солнечнаго сiянiя, подъ сѣнью крыльевъ Всемогущаго, они наслаждаются прохладою и спокойствiемъ".

Одни и тѣ-же явления поражаютъ насъ различно и нерѣдко истолковываются самымъ противоположнымъ образомъ. Такъ, напримѣръ. германецъ Боде и его соотечественникъ Кантъ считаютъ Солнце великолѣпною обителью, а Фонтенель, не смотря на свое воображе­нiе, никого не находить тамъ, кромѣ слѣпцовъ, которымъ вполнѣ неизвѣстна вселенная. Въ этомъ отношенiи онъ представляетъ два соображенiя, изъ которыхъ второе, говоря по справедливости, не лишено основанiя. — Лучезарный блескъ Солнца ослѣпляетъ обитате­лей свѣтила этого, а окружающая его оболочка скрываетъ отъ ихъ взоровъ всю вселенную.

Дѣйствительно, трудно объяснить, какимъ образомъ обитатели темнаго солнечнаго ядра могли-бы проникать взоромъ дальше верхнихъ и яркихъ слоевъ, которые со всѣхъ сторонъ окружаютъ ихъ и за предѣлами, этого неизмѣннаго свѣта наблюдать планеты нашей системы и затерявшiяся въ глуби неба звѣзды. Такъ какъ сила свѣта звѣздъ несомнѣнно слабѣе блеска атмосферы, окружающей обитателей Солнца, то почему свѣтъ этотъ не помрачается для ихъ глазъ? Не допустить-ли, что они не видятъ неба и даже не подозрѣваютъ о существованiи планетъ, нашей Земли, кометъ и вообще всѣхъ малыхъ свѣтилъ, подлежащихъ власти Солнца? Печальная-же это власть, если не знаешь, надъ чѣмъ собственно властвуешь! Не допустить-ли, что мрачныя отверстiя, которыя кажутся намъ пят­нами, составляютъ единственныя окна, которыми взоры обитателей Солнца порою проникаютъ въ безпредѣльныя пространства, слѣдя за какимъ-либо мiромъ? Но что станется съ подобною гипо­тезою, если отверстiя эти, какъ мы уже сказали*), произведены волканическими переворотами и сильными атмосферическими возмущенiями? Въ такомъ случаѣ, не допустить-ли, что таинственныя существа эти, одаренныя непонятными силами зрѣния поднимаются над свѣтозарными и знойными пространствами и, быть можетъ, основываютъ обсерваторiи въ небольшихъ мiрахъ, сосѣднихъ съ Солнцемъ? Тайна и тайна! Но можно-ли предположить, чтобы это прекрасное Солнце было мiромъ второстепеннымъ, негостепрiимною обителью, или громаднымъ свѣтильникомъ, который предвѣчная рука держитъ въ пространствѣ для освѣщения путей странствующихъ мiровъ? Нѣтъ! На Солнцѣ есть неизвѣстныя и непостижимыя существа!

Для нихъ вся система звѣздъ кажется движущеюся вокругъ Солнца и совершающею свое кругообращенiе въ перiодъ, равный, приблизительно, 25 нашимъ днямъ — система звѣздъ, одинаковая съ представляющеюся намъ на Землѣ. Но экваторъ неба для нихъ не таковъ, какъ для насъ, равно и ихъ полярныя звѣзды — не наши полярныя звѣзды.... Экваторъ этотъ проходитъ чрезъ двѣ дiаметрально противоположныя точки, отстоящiя отъ нашей равноденственной точки на 75° и 255°. Звѣзды восходятъ и заходятъ тамъ, слѣдуя съ востока на западъ и служатъ обитателямъ Солнца основанiемъ для измѣрения времени. Дѣйствительно, звѣздный день — это единственная величина, къ которой они могутъ все приравнивать, но которая далеко не обладаетъ свойствами нашихъ сутокъ, состоящихъ изъ дневныхъ и ночныхъ перiодовъ: одинъ и тотъ-же неизмѣнный свѣтъ, не уменьшаясь и не возобновляясь, постоянно озаряетъ атмосферу солнечнаго мiра. Обитатели Солнца не имѣютъ ни нашихъ годовъ, ни нашихъ временъ года, не знаютъ никакихъ перемѣнъ и живутъ на лонѣ вѣчной неподвижности.

Движенье планетъ по созвѣздiямъ совершается въ одномъ и томъ-же направленiи, но съ неравными скоростями, по которымъ обитатели Солнца не могутъ определять отношенiя разстоянiй. Для нихъ не существуетъ ни стоянiй, ни возвратныхъ движенiй, ни вообще никакихъ затрудненiй, обременявшихъ нашу древнюю астрономiю и такъ долго задерживавшихъ полетъ науки. Кромѣ того, нѣтъ для нихъ замѣчаемыхъ нами фазъ Венеры, Меркурiя и другихъ пла­нетъ. Они видятъ только освѣщенныя стороны вращающихся сферъ и не имѣютъ возможности опредѣлить: сами-ли собою свѣтятся эти сферы или освещаются онѣ лучами Солнца. Слѣдовательно, неслож­ность явленiй далеко не содействуетъ прогрессу и нерѣдко составляетъ причину невѣжества, въ то время какъ многоразличiемъ наблюдаемыхъ феноменовъ вызываются диспуты и обусловливаются успѣхи познанiй.

Для обитателей Солнца извѣстныя намъ планеты распадаются на три отдѣльный группы. Меркурiй, Венера, Земля и Марсъ принадлежатъ къ первой группѣ; эти четыре малыя планеты, сосѣднiя съ центральнымъ свѣтиломъ, совершаютъ свои кругообращенiя втеченiи по­чти 24 часовъ. Ко второй группе относятся планеты телескопическiя, пересекающiяся своими орбитами. Громадные мiры Юпитера, Сатур­на, Урана и Нептуна, съ ихъ лунными системами, составляютъ третью группу и мало удалены отъ небеснаго экватора. Что касается кометъ, то онѣ появляются на небѣ обитателей Солнца, то въ видѣ огромныхъ скопленiй паровъ, за которыми тянутся длинныя свѣтящiяся полосы, то въ видѣ слабыхъ туманностей, опускающихся какъ-бы хлопьями и затѣмъ поднимающихся, чтобы изчезнуть въ пространствѣ.

Поверхность Солнца въ 12,000 разъ больше поверхности Земли; дiаметръ его равняется 360,000 лье, а окружность больше чѣмъ 1.000,000 лье. Для того, чтобы объѣхать вокругъ Солнца (кругосвѣтное путешествiе длится у насъ три года), потребовалось-бы, за сохраненiемъ всѣхъ условiй, въ которыхъ находятся земные морепла­ватели, около трехсотъ лѣтъ. Поверхность Солнца, въ 12,557 разъ бóльшая поверхности Земли, круглымъ числомъ равна 6 трильонамъ и 400 бильонамъ квадратныхъ километровъ. Объемомъ Солнце пре­восходить Землю въ 1.407,187 разъ и содержитъ въ себѣ громадное количество 1 квинтильона, 520 квадрильоновъ, 996 трильоновъ и 800 бильоновъ кубическихъ километровъ. Если-бы на Солнцѣ жiзнь не длилась несравненно дольше, чѣмъ на Землѣ, то человѣкъ во весь вѣкъ свой не могъ-бы войти въ сношенiя со всѣми современными ему народами. Законы тяжести на Солнцѣ дѣйствуютъ съ гораздо большею силою, чѣмъ на Землѣ: въ первую секунду паденiя, тѣла пробѣгаютъ у насъ 4^мет. 90 сант., а на Солнцѣ — 144 метра. Изъ этого слѣдуетъ, что существа, подобныя намъ и животныя, въ родѣ нашихъ слоновъ, лошадей, собакъ, вѣсили-бы на Солнцѣ въ 27 равъ больше, чѣмъ у насъ и были-бы неподвижны, какъ-бы прикованы къ землѣ. Мы вѣсили-бы приблизительно 2,000 кило. Слѣдовательно, обитатели Солнца — существа, вполнѣ отличныя отъ насъ, но да сохранитъ насъ Господь отъ предположенiй на счетъ ихъ вида! Съ давняго уже времени дѣлается такое множество гипотезъ подобнаго рода, что къ подражанiю мы не имѣемъ ни малѣйшей охоты.

Вѣроятно Солнце тоже имѣетъ свои годы, опредѣляемые его движенiемъ вокругъ центральнаго свѣтила. Но что это за годы! Наши вѣка — это секунды годовъ этихъ и дуга громаднѣйшей, описываемой Солнцемъ окружности, едва-ли выразится миллiонами миллiоновъ. Каса­тельная къ дугѣ, по которой движется теперь Солнце, направляется къ созвѣздiю Геркулеса. Но когда будетъ измѣрена часть этой дуги? Какъ опредѣлится другая касательная, которая должна наступить за настоящею? Когда найдется центръ этой громадной окружности? Все, относящееся къ Солнцу, отмѣчено такимъ величiемъ; на всемъ лежитъ печать преобладанiя надъ нашими малыми мiрами и его державнаго господства въ порядкѣ небеснаго творенiя. Величина, объемъ, перiоды, движенiе, свѣтъ -— все это царственные элементы, принадлежащее къ его свѣтлой державѣ. Почему-же неизвѣстныя, обитающiя на его поверхности существа, не могли-бы находиться, по отношенiю къ намъ, въ положенiи, которое нельзя сравнивать съ нашимъ положенiемъ? Почему ихъ физическое строенiе не можетъ находиться внѣ земныхъ, извѣстныхъ намъ законовъ? Почему условiя ихъ жизни во всемъ не отличались-бы отъ нашихъ, начиная альфою и кончая омегою ихъ существованiя?

Излагая астрономiю различныхъ планетъ нашей солнечной системы и разсматривая, въ какомъ видѣ представляется вселенная наблюдателямъ, находящимся на различныхъ планетахъ, мы не выходили изъ предѣловъ одной и той-же системы феноменовъ. Всѣ наши планеты почерпаютъ теплоту и свѣтъ изъ одного источника; каждая изъ нихъ озаряется одинакимъ свѣтомъ, ихъ жизненная дѣятельность возбуждается, въ различныхъ степеняхъ напряженности, одинакими силами, ихъ существованiе и существованiе находящихся на нихъ тварей подчиняется однимъ и тѣмъ-же законамъ. Это одинъ городъ, части котораго различаются между собою, но единство котораго остается неизмѣннымъ. На Марсѣ, на Землѣ, на Юпiтерѣ и на Венерѣ восходитъ и заходить наше единственное Солнце, разливая плодородiе на пути своемъ; облака носятся въ воздухѣ и орошаютъ поля дождями; дуютъ вѣтры, чередуются времена года, природа питается однѣми и тѣми-же стихiями, живетъ одною и тою-же жизнью.

Но все измѣнится, какъ скоро оставимъ мы эти области съ цѣлью посѣщенiя другихъ частей вселенной. Вполнѣ новыя картины представятся взорамъ нашимъ и свѣтъ, къ которому мы привыкли, исчезнетъ предъ новымъ свѣтомъ. Перспективы измѣнятся, новый мiръ откроется предъ нами и если-бы не дивная универсальность законовъ природы, свидѣтельствующихъ — какъ здѣсь, такъ и вездѣ — объ единой рукѣ и единой мысли, то можно-бы подумать, что перенеслись мы въ державу другаго Творца.

Отправимся, напримѣръ, на одну изъ планетъ, сосѣднихъ съ звѣздою α въ, созвѣздiи Центавра. Извѣстно, что эта звѣзда наша сосѣдка: она гораздо ближе къ намъ, чѣмъ слѣдующая за нею, 61 въ созвѣздiи Лебедя, удаленная на разстоянiе въ два раза бóльшее. Однимъ словомъ, она находится отъ насъ въ разстоянiи 8 трильоновъ, 603 мильярдовъ и 200 миллiоновъ лье — въ дистанцiи столь малыхъ размером, что лучъ свѣта, пробѣгая въ секунду 70,000 лье, употребляетъ три съ половиною года для прохожденiя пространства, отдѣляющаго насъ отъ этой звѣзды.

Итакъ, мы находимся на планетѣ, относящейся къ α въ созвѣздiи Центавра. Здесь очень уже изменяются нѣкоторыя перспективы; наши созвѣздiя представляются въ нѣсколько другомъ видѣ; видимыя движенiя звѣздной сферы не имѣютъ никакого соотношенiя съ движенiями, которыя мы наблюдаемъ съ Земли и даже наше Солнце представляется уже звездою, вошедшею въ составъ созвѣздiя Персея. Что-же касается насъ и всѣхъ планетъ, лунъ и кометъ нашей системы, то нечего и говорить, что все это не существуетъ для этого мiра.

Но что больше всего покажется намъ страннымъ, едва ступимъ мы ногою на эту планету, то это фактъ, что освѣщать будетъ насъ не одно солнце, а два великолѣпныхъ свѣтила, поочередно занимающiя тысячи положенiй на своихъ относительныхъ зодiакахъ. И въ самомъ дѣлѣ, покинуть нашу Землю и вдругъ очутиться въ мiрѣ, освѣщенномъ двумя солнцами — что можетъ быть поразительнѣе этого? Смотря по наклоненiю планеты, два упомянутыя солнца могутъ чередоваться въ правильной послѣдоватѣльности: одно можетъ восходить въ ту минуту, когда заходитъ другое, причемъ ихъ движенiя и свѣтъ, пересекаясь въ моментъ кульминацiй, слѣдуютъ по общему пути, сохраняя между собою разстоянiе, перiодически то увеличивающееся, то уменьшающееся. Во время прохожденiя своего надъ горизонтомъ, они комбинируются тысячами различныхъ способовъ, а цвѣта ихъ, находясь въ болѣе или менѣе близкомъ между собою разстоянiи, могутъ производить нѣизвестную для насъ игру свѣта.

Если — какъ и по всему слѣдуетъ заключать — каждое изъ этихъ Солнцъ составляетъ центръ группы извѣстныхъ планетъ, то самый фактъ одновременнаго существованiя двухъ Солнцъ долженъ вызывать въ средѣ мiровъ этiхъ невообразимое многоразличiе въ дѣятельности природы. Въ нашей солнечной системѣ нѣтъ ни одной силы, которая, не ограничиваясь ежедневными явленiями теплоты и свѣта, управляла-бы тайнымъ ходомъ жизни въ каждомъ изъ относящихся къ ней мiровъ. Наши правильныя времена года не представляютъ ни малѣйшаго сходства съ часто повторяющимися временами года, обусловливаемыми положенiемъ и наклоненiемъ планетъ къ ихъ орбитамъ, относительно положенiя, которое занимаютъ два озаряющiя ихъ свѣтила. Планеты, ближайшiя къ одному изъ солнцъ, подчиняются его преобладающему влiянiю, причемъ дѣйствiе другаго солнца оказывается ничтожнымъ. Для планетъ промежуточныхъ первое влiянiе уничтожается силою противодѣйствующею, а для крайнихъ — дѣйствiя солнцъ комбинируются, сочетаются или борятся между собою, вызывая такимъ образомъ строй жизни, несовмѣстный съ тѣмъ, который намъ извѣстенъ.

Солнца эти не одинаковой величины и не одинаковой силы дѣйствiя. Удаленiе ихъ значительно, такъ какъ большая полуось орбиты, видимая съ Земли перпендикулярно, подставляется стягивающею уголъ въ 12". Размѣры, опредѣляемые этою величиною (относительно разстоянiя α отъ Центавра), кажутся намъ слишкомъ необычайными; поэтому поговоримъ о нихъ. Малое солнце обращается вокругъ большаго въ 78 нашихъ лѣтъ, необходимо увлекая за собою свою планетную систему. Для большей точности слѣдовало-бы сказать, что центры обеихъ системъ вращаются вокругъ ихъ общаго центра тяготѣнiя и центръ этотъ есть ничто иное, какъ математическая точка, лежащая въ пространствѣ между двумя светилами. Такое движенiе повiдимому свойственно всѣмъ двойнымъ звѣздамъ и всѣмъ звѣзднымъ системамъ. Законы тяготѣния управляютъ мiромъ. Звѣзды, составляющiя двойную группу, не могутъ оставаться и не остаются неподвижными. Если точно обозначить положенiе бóльшей звѣзды, то меньшая окажется движущеюся вóкругъ большей, находясь порою то какъ-разъ на востокѣ или на западѣ, а иногда на сѣверѣ или на югѣ и запаздывая на полъ-оборота.

Блестящее доказательство всеобщности законовъ притяженiя Ньютона! Первые изслѣдователи, занимавшiеся наблюденiемъ сложныхъ звѣздъ, и не подозрѣвали, что послѣднiя образуютъ дѣйствительную систему; звѣзды эти казались астрономамъ свѣтилами независимыми, случайно помѣщенными на двухъ зрительныхъ линiяхъ, недалекихъ одна отъ другой и только вслѣдствiе перспективы кажущихся очень сосѣдними. Даже Уильямъ Гершель, которому мы обязаны починомъ въ дѣлѣ серьезнаго изученiя звѣздной астрономiи вообще, а этой отрасли ея въ особенности, и не воображалъ въ началѣ своихъ изслѣдованiй, что между сложными звѣздами существуетъ неизменная связь. Онъ только старался отыскать способъ для опредѣленiя разстоянiя, въ которомъ находится отъ Земли самая яркая звѣзда, а между тѣмъ нашелъ то, чего собственно не искалъ. Впрочемъ, случается это нерѣдко. Благодаря ему и его преемникамъ мы знаемъ, что дѣйствiе мiровыхъ законовъ тяготѣнiя — какъ въ безднахъ пространства, такъ и вокругъ насъ — совершается въ прямомъ отношенiи массъ и въ обратномъ отношенiи квадратовъ разстоянiй. Это фактъ капитальный, полезность котораго не уступаетъ его важности и прежде чѣмъ онъ былъ констатiрованъ, мы не имѣли никакого права утверждать, что притягательная сила присуща матерiи и что послѣдняя не можетъ существовать без первой въ невѣдомыхъ пространствахъ вселенной.

Вмѣстѣ съ тѣмъ, это вопросъ, относящiйся къ области физики и философiи, бывшiй некогда сомнительнымъ, но теперь вполнѣ доказанный. Не упоминая о его философскомъ значенiи, скажемъ только, что его математическiя послѣдствия очень важны. Пусть будутъ даны: угловая скорость движенiя малой звезды вокругъ большой и радiусъ ея орбиты и изъ этого легко уже выводится числовая величина ея паденiя, въ секунду, къ центральному свѣтилу. Изъ сравненiя этой величины съ законами паденiя на Земле или на Солнце, выводится отношенiе массы большой звѣзды къ массе Земли, или къ массе Солнца. Съ той минуты, какъ опредѣлится разстоянiе двойной звезды, звѣзда эта будетъ такъ-же взвѣшена, не смотря на ея громадное удаленiе, какъ взвешены Луна и планеты. Есть поводы думать, что въ такомъ положенiи находится уже 61 звѣзда созвѣздiя Лебедя и что ея масса (считая обѣ составныя звѣзды) равна 0,353, если массу Солнца примемъ за 1.

Разстоянiе двойныхъ звѣздъ отъ Земли опредѣляется при помощи наблюденiя послѣднихъ и сравненiя временъ, втеченiи которыхъ лучи свѣта достигаютъ къ намъ отъ второй звѣзды, смотря по тому, находится-ли она въ части своей орбиты самой близкой, или самой удаленной отъ Земли.

Въ виду чрезвычайно важныхъ результатовъ, которыми во многихъ отношенiяхъ мы обязаны или будемъ обязаны познанiю этихъ далекiхъ системъ, мы не можемъ воздержаться, чтобъ не вспомнить о неправильномъ толкованiи принципа конечныхъ причинъ. Въ 1779 году аббатъ Майеръ написалъ брошюру о звѣздныхъ группахъ, брошюру, мало достойную ея автора. Николай Фуссъ, членъ С.-Петербургской Академiи Наукъ, рѣшился опровергнуть нѣкоторые явные промахи брошюры этой и въ числѣ ихъ тотъ, который помѣщаетъ спутниковъ на многiе градусы угловаго разстоянiя отъ ихъ планетъ. Но оружiе, которое употребилъ Фуссъ и которое не слѣдовало-бы ему употреблять, состояло все-таки въ вопросѣ: cie bono? „Къ чему свѣтлымъ тѣламъ обращаться вокругъ имъ подобныхъ? говорить онъ. Солнце — это единственный источникъ, изъ котораго планеты почерпаютъ теплоту и свѣтъ. Тамъ, гдѣ цѣлыя солнечный системы подчиняются другимъ солнцамъ, ихъ близость или ихъ движенiя не имѣютъ уже цѣли, ихъ лучи — пользы. Солнцамъ нѣтъ нужды заимствоваться отъ постороннихъ тѣлъ тѣмъ, чѣмъ они обладаютъ и сами. Если второстепенныя звѣзды суть свѣтлыя тѣла, то въ чемъ состоять цѣль ихъ движенiй?" Прекрасные выводы ума умѣющаго претензiю видѣть дальше, чѣмъ дозволяется это его силами! Сколько разъ своимъ обманчивымъ миражемъ они задерживали насъ въ слѣдованiи по прямому пути!

Сложность естественныхъ явленiй, усматриваемая нами въ системахъ двойныхъ звѣздъ, еще усилится, когда перенесемся мы въ систему звѣздъ тройныхъ. Отдѣлъ послѣднихъ меньше отдѣла первыхъ. Изъ числа 120,000 звѣздъ, видимыхъ на небѣ, 3,000 звѣздъ принадлежатъ къ отдѣлу двойныхъ, слѣдовательно на одну двойную звѣзду, среднимъ числомъ приходится 40 простыхъ. Намъ извѣстно около 50 тройныхъ звѣздъ. Мiры, подчиняющiеся подобнымъ системамъ и различнымъ пертурбацiямъ, производимымъ солнцами, сосѣдними къ солнцу мiровъ этихъ, должны образовать систему, къ которой мы не можемъ приравнять ничего аналогичнаго. Въ большей части тройныхъ звѣздъ одна звезда занимаетъ преобладающее положенiе и находится въ видимомъ центрѣ тройственной системы; ея спутникъ — двойная звѣзда. Первая есть центральное солнце, вокругъ котораго вращаются остальныя; вторая, составляя центральное светило для третьей, увлекаетъ последнюю въ своемъ кругообращенiи. Это все равно, какъ если-бы Земля и Луна были малыми Солнцами. Хватило-бы только охоты придумывать планетную систему для каждаго изъ этихъ трехъ свѣтилъ — и можно-бы создать мiръ, далеко выходящiй за пределы всего, что только можетъ измыслить самое причудливое воображенiе.

Что сказать, наконецъ, о четверныхъ звѣздахъ, о звѣздѣ ε въ созвѣздiи Лиры — свѣтилѣ, которое на первыхъ порахъ кажется двойнымъ, въ сущности-же каждая изъ его составныхъ частей есть двойная звѣзда? Что сказать о системахъ еще болѣе богатыхъ, напримѣръ о ο Орiона, состоящемъ изъ четырехъ главныхъ звѣздъ, расположенныхъ въ четырехъ углахъ трапецiи, причемъ двѣ звѣзды, находящiяся въ основанiи, имѣютъ еще по одному лучезарному спутнику?

Люди, заключающее о вселенной на основанiи видимаго ими на Землѣ, очень далеки отъ истины. Если-бы изученiе сложныхъ звѣздъ не имѣло другой цѣли, кромѣ обнаруженiя заблужденiй людей этихъ, то это одно заслуживало-бы уже нашей признательности. Пусть поборники абсолютнаго въ природѣ взглянуть на небо нашими глазами. Это будетъ для нихъ полезнѣйшимъ занятiемъ и предохранитъ ихъ отъ исключительныхъ теорiй, идущихъ вразладъ съ великою гармонiею вселенной.

Но насколько это невообразимое разнообразiе явленiй природы въ мiрахъ, относящихся къ малымъ солнечнымъ плеядамъ, должно еще увеличиться вслѣдствiе различiй въ силѣ, величинѣ и цвѣтѣ замѣчаемыхъ въ каждомъ изъ солнцъ? Вотъ, напримѣръ, система α въ созвѣздiи Овна: большое солнце бѣлаго цвѣта, малое — голубаго;; въ системѣ γ Андромеды: большое солнце — оранжевое, другое — изумрудно-зеленое; въ системѣ ρ Персея: одно солнце ярко-красное, другое — темно-голубое; въ системѣ σ Змѣи: оба солнца — голубыя, 8 звѣзда Единорога состоитъ изъ большаго желтаго солнца и малаго — пурпуроваго; въ α Кассiопеи: большое солнце — красное, малое — зеленое и проч. Это разнообразiе оттѣнковъ — фактъ и не происходить оно, какъ можно подумать на первыхъ порахъ, вслѣдствiе оптическаго обмана. Какою причиною обусловливается такое множество цвѣтовъ? Не возрастъ-ли это свѣтилъ, проходящихъ, отъ перваго дня своего существованiя до послѣдняго, извѣстною градацiею различныхъ видовъ? Однакожъ много голубыхъ звѣздъ и звѣздъ временныхъ (тѣ, напримѣръ, которыхъ появленiе и кончину вы видели въ 1572, 1604 годахъ и проч.), не проходили этого градацiею оттѣнковъ. Но, быть можетъ, временный звѣзды, по природѣ своей одинаковы со звѣздами неподвижными? Едва-ли: атмосферы, столь различныя по своимъ поглощающимъ свѣтъ свойствамъ, не различнымъ-ли образомъ влiяютъ на дѣйствiя звѣзды, свѣтъ которой онѣ возбуждаютъ? Какое влiянiе оказываютъ другъ на друга два солнца, различныя по физическому строенiю своему и обладающiя неравною степенью лучезарности? Опытами нашими поставлены въ соотношенiе съ дѣйствiемъ Солнца только тѣла земныя и тутъ попрежнему исчезаетъ уже всякаго рода аналогiя. Когда мысленно переносимся мы въ далекiе предѣлы неба и духомъ присутствуемъ при зрѣлищѣ дивныхъ мiровъ, освѣщаемыхъ многими различно окрашенными солнцами; когда видимъ мы, что разливая въ пространствѣ всевозможныхъ оттѣнковъ свѣтъ, за голубымъ солнцемъ слѣдуетъ солнце красное, за золотистымъ шаромъ — шаръ изумрудно-зеленый; когда къ этимъ великолѣпнымъ свѣтиламъ присоединяются еще цвѣтныя луны, носящiяся на небѣ своими многоцвѣтными дисками, — и разнообразiе явленiй этой природы представляется намъ удаленнымъ отъ нашей природы на столь громадное разстоянiе, что земное естество, со всѣмъ относящимся къ нему, меркнетъ въ тѣни и исчезаетъ въ своемъ ничтожествѣ! Что это за мiры, гдѣ нѣтъ ни дней, ни ночей, ни мѣсяцевъ, ни годовъ; гдѣ время не отпечатлѣваетъ слѣдовъ своихъ, отмѣчающихъ у насъ дорогу жiзни и гдѣ бытописанiя исторiи пишутся кистью Ириды? Таинственная природа неба, какiя тайны хранишь ты еще и какъ безконечно-малы являемся мы, когда мысль наша возносится къ тебѣ изъ бездны нашего ничтожества!

Что человѣчества, пребывающiя на далекихъ островахъ небеснаго архипелага, родственны намъ по разуму, а духовныя существа, стоящiя на различныхъ ступеняхъ безконечной iерархической лѣстницы, принадлежатъ къ одной семьѣ и стремятся къ общему предназначенью; что абсолютные начала истины и блага повсюду во вселенной составляютъ основы для одной и той-же нравственной истины — вѣрить этому побуждаетъ насъ, съ одной стороны, философiя наукъ, а съ другой — самъ разумъ даетъ намъ право утверждать необходимость такого факта. Безусловныя начала истины всеобщи и всякiй сознательный духъ обязанъ стремиться къ уразумѣнию ихъ и признанию ихъ всемiрнаго тождества. Если-бы не опасенiе — неточно выразить мысль, саму по себѣ весьма точную — то мы сказали-бы, что духовный строй всякаго разумнаго существа вездѣ одинъ и тотъ-же, что вездѣ мышленiе должно представлять психологическому анализу одни и тѣ-же свойства (это не значитъ, однакожъ, одинаковую степень развитiя) и что на Нептунѣ и въ мiрахъ сосѣднихъ съ Сирiусомъ, точно такъ-же, какъ и на Землѣ мыслительная способность подобна самой себѣ.

Но можно-ли сказать то-же самое о формах физическихъ? Если разумъ обитателей Венеры управляются тѣми-же законами, какимъ подлежитъ разумъ обитателей Земли; если какъ первые, такъ и вторые, одинаковымъ образомъ понимаютъ истины нравственный и математическiя, если въ равной мѣрѣ обладаютъ они способностью логического мышленiя, — то необходимо-ли и правдоподобно, чтобы чувства ихъ были тождественны съ нашими, чтобы зрѣние у нихъ дѣйствовало у нихъ при помощи глазъ, помѣщенныхъ въ верхней части головы, обонянiе и вкусъ — при помощи органовъ, подобныхъ нашимъ, слухъ — при помощи боковыхъ отвѣрстiй. Необходимо-ли и правдоподобно, чтобы существа разумныя, стоящiя на верхней ступени животной iерархiи, представляли въ каждомъ отдѣльномъ месте вселенной извѣстныя намъ, человѣческiя формы? Однимъ словомъ — всеобщ-ли типъ человѣческiй, или видоизмѣняется онъ соотвѣтственно съ мiрами?

Для разрѣшенiя этого вопроса, прежде всего устранимъ отъ суда людей, полагающихъ, что поставленный такимъ образомъ, вопросъ этотъ становится недоступнымъ для человѣческаго изслѣдованiя. Послѣ этого не представлялось-бы уже возможности быть любознательнымъ и мы разомъ лишились-бы одной изъ драгоцѣннѣйшихъ способностей нашихъ. Въ самомъ дѣлѣ, не составляетъ-ли любознательность одного изъ самыхъ похвальныхъ и высокихъ стремленiй духа нашего? Конечно, любознательности мы обязаны изгнанiемъ нашимъ изъ земнаго рая, где человѣкъ на вѣки-вѣковъ былъ осужденъ не прикасаться къ древу познанiя добра и зла; но съ сыновнею благодарностью сохраняя блестящее наслѣдiе прародительницы нашей, будемъ все-таки стремиться согласно съ прирожденными свойствами нашими, къ прiобрѣтенiю познанiй.

Воспользуемся настоящимъ случаемъ для того, чтобы равнымъ-же образомъ устранить отъ суда людей, задающихся вопросомъ: къ чему ломать себѣ голову надъ задачею, такiя-ли головы у обитателей другихъ мировъ, какъ у насъ и вообще — есть-ли у нихъ головы. Къ чему?.. Ахъ, Боже мой! Да, послѣ этого къ чему все, интересующее насъ въ области поэзiи и воображенiя? Къ чему все, плѣняющее душу нашу приманкою новизны? Къ чему бóльшая часть трехсотъ тысячъ часовъ, проводимыхъ нами на Землѣ? Время, употребленное на размышленiя, изысканiя, изслѣдованiя и мечты, въ сущности затрачивается не столь непроизводительнымъ образомъ, какъ время, которое посвящаемъ мы важнымъ, по нашему мнѣнiю жiтейскимъ дѣламъ. Впрочемъ, времени хватить на все, тѣмъ болѣе, что въ настоящемъ случаѣ мы не столько имѣемъ въ виду самую науку, какъ ея примѣненiе. Не мѣшаетъ однакожъ вспомнить, что въ основѣ возбужденнаго нами вопроса кроются самыя трудныя задачи новѣйшаго времени, задачи, относящiяся къ вопросу о происхожденiи вещей, следовательно чрезвычайно важныя и разрѣшенiе которыхъ подвигается столь медленно, что свѣтильникъ девятнадцатаго столѣтiя еле-еле освѣщаетъ дорогу къ нимъ.

Когда, переносясь воображенiемъ въ другiе мiры, подобно земному шару носящiеся въ пустыняхъ пространства, мы рѣшаемся представить себѣ, кѣмъ они могутъ быть обитаемы; когда взоры наши обнимаютъ совокупность движенiй, совершающихся какъ въ мiрахъ этихъ, такъ и на Землѣ, — то первое впечатлѣнiе, котораго мы никакъ не можемъ избежать, есть впечатлѣнiе чисто-земное, находящееся въ связи съ нашею обычною обстановкою. Для насъ, европейцевъ, въ Iюнѣ мѣсяцѣ равнины раздваиваются золотистыми нивами и зелеными лугами, холмы увѣнчиваются густыми лѣсами, пейзажъ разнообразится теченьемъ рѣкъ и немногаго не достаетъ для того, чтобы картина эта не представила намъ, съ высоты птичьяго полета, въ глубинѣ какой-либо долины нѣсколько хижинъ, прiютившихся у сѣренькой колокольни, или города съ древними валами, прорѣзывающими горизонтъ своими суровыми очертанiями. Но для обитателей странъ экваторiальныхъ и тропическiхъ, не имѣющихъ временъ года, пейзажъ не представляетъ уже такихъ видовъ: песчаные берега вѣчнаго океана смѣняются тамъ непроходимыми лѣсами, лѣса — холмами, которые никогда не украшаются ни золотомъ нивъ, ни зеленью луговъ; растительность и животныя — все видоизмѣняется. Обитатель пустынь видитъ нѣчто, еще болѣе суровое. Nihil est in intellectu quin fuerit prius in sensu, гласитъ одно древнее положенiе эмпирической школы: ничто не проникаетъ въ сознанiе, не пройдя предварительно чрезъ ощущенiе. Въ основе положенiя этого есть доля истины: дѣйствiе внѣшняго мiра и отраженiе его на нашемъ внутреннемъ существѣ громадны и ими обусловливаются образы, способные возникать въ душѣ вашей. Поэтому можем быть увѣрены, насколько это относится къ нашему предмету, что если предположить въ другихъ мiрахъ людей въ шесть футовъ ростомъ и столь-же бѣлыхъ, какъ мы сами, то Китайцы представятъ ихъ себѣ желтыми, а Эскимосы — совершенно смуглыми дикарями. Опустимся еще ниже: обезьяны увидятъ тамъ стаи гориллъ и орангутанговъ, рыбы — пловцовъ, попугаи — искусныхъ говоруновъ съ золотыми клювами и зелеными перьями, муравьи — муравейники съ ихъ мелкимъ населенiемъ. Подобную наклонность духа нашего мы обозначаемъ словомъ, по нашему мнѣнiю вполнѣ опредѣляющимъ ее: антропоморфизмъ.

Однакожъ, что такое человѣкъ: главное въ вопросѣ этомъ. Съ анатомической и физiологической точки зрѣнiя, человѣкъ есть совершеннѣйшiй, крайнiй и далеко выдвинувшiйся впередъ представитель ряда существъ, выраженiе всѣхъ предшествовавшихъ ему на жизненной лѣстницѣ тварей и стоитъ онъ въ концѣ смыкающагося ряда. Допустимъ-ли вмѣстѣ съ Жофруа Сентъ-Илеромъ великолѣпную, но еще недосказанную мысль о единствѣ въ планѣ природы; вмѣстѣ-ли съ Кювье предпочтемъ четыре различныхъ органическихъ отдѣла, — во всякомъ случай нельзя не признать капитального факта, что организацiя человѣка не отличается отъ организацiи животныхъ, что она принадлежитъ къ тому-же зданiю и вѣнчаетъ послѣднее, что произведена она одинакими силами, управляется одинакими законами, зависитъ отъ одной и той-же системы и — чтобы ничего уже не прибавлять — отъ послѣдняго изъ позвоночныхъ къ человѣку, незамѣтными градацiями ведетъ непрерывная животная цѣпь. Въ этомъ случаѣ мы опираемся на точныя науки — анатомiю и эмбрiологiю.

Разъ допустивъ это, поднимемся мысленно къ началу или къ началамъ тварей. Какимъ-бы образомъ природа ни создала первичные организмы, приводящiе жизнь къ ея простѣйшему выраженiю — инфузорiй этихъ, состоящихъ только изъ пищепроводнаго канала; этихъ зоофитовъ, повидимому служащихъ связью между двумя царствами, — какимъ-бы образомъ, говоримъ мы, ни возникли существа эти, необходимо однакожъ допустить, что форма, величина, организацiя, способъ существованiя, природа первичныхъ организмовъ, обусловливались вызвавшими ихъ къ бытiю силами, средами, въ которыхъ пребывали они, обстоятельствами, окружавшими ихъ колыбель и общими, постоянными условiями ихъ существованiя. При преобладанiи другихъ силъ, существованiи другихъ началъ, проявленiи другихъ комбинацiй, совокупности другихъ условiй, существа эти, очевидно, болѣе или менѣе были-бы не такими, какими являются они теперь. Впрочемъ, истину эту мы усматриваемъ ежедневно; даже нынѣ всѣ существа — растенiя и животныя — видоизмѣняются согласно съ условiями, въ которыхъ они живутъ. Было-бы излишнимъ останавливаться на фактѣ этомъ и мы считаемъ себя вправѣ установить правило, что живыя существа родятся въ соотвѣтствiи съ мѣстомъ ихъ происхожденiя.

Птицы приспособлены къ летанiю, такъ какъ воздухъ — это ихъ царство и съ предназначенiемъ этимъ гармонируютъ не только орудiя ихъ спецiальныхъ отправленiй, но и различные ихъ органы, начиная съ механизма легкихъ и кончая устройствомъ маленькихъ канальцевъ въ крыльяхъ. Рыбы должны обитать въ глубинѣ водъ и достаточно одного взгляда на ихъ организацiю, чтобы догадаться объ ея отправленiяхъ. Будемъ-ли говорить о земноводныхъ животныхъ и летучихъ рыбахъ, упомянемъ-ли о цѣлыхъ полчищахъ черепокожихъ — послѣднихъ баронахъ допотопнаго Нептуна, о мирiадахъ насѣкомыхъ съ ихъ дивными метаморфозами, о сонмахъ свирѣпыхъ обитателей лѣсовъ? Какъ тѣ, такъ и другiя свидѣтелъствуютъ въ пользу непререкаемаго положенiя: вездѣ животныя находятся въ гармонiи съ обитаемою ими средою.

Замѣтимъ: какъ скоро ихъ не оказывается тамъ, т. е. какъ скоро перемѣстятъ ихъ въ другую среду или видоизмѣнятъ среду, въ которой они находятся, животныя тотчасъ-же применяются къ своей обстановкѣ, точно такъ, какъ матерiя приспособляется къ условiямъ равновѣсiя, температуры и движенiя.

И такъ, разнообразiе животныхъ формъ находится въ соотношенiи съ силами, средами, влiянiями, ассимилированными питательными веществами, прошедшими вѣками, климатами, плотностями и проч. Питая грибы углекислотою, при высокой температурѣ, можно искуственнымъ образомъ воспроизвести условiя жизни вторичной формацiи. Что произойдетъ въ данномъ случаѣ? Грибъ растетъ-растетъ, делается громаднымъ, чудовищнымъ и является наконецъ представителемъ колоссальныхъ тайнобрачныхъ растенiй, погребенныхъ теперь въ торфяникахъ первобытнаго мiра. Подобное дѣйствiе не ограничивалось-бы одними только растенiями и примѣнялосъ-бы къ животнымъ, если-бы организацiя послѣднихъ не была закрѣплена теченiемъ предшествовавшихъ вѣковъ. Но не выходя изъ предѣловъ нормальныхъ условiй настоящаго времени, мы видимъ, что поверхность земнаго шара населена существами, приспособленными къ условiямъ ихъ жизни.

Вмѣсто земнаго шара, взглянемъ теперь на другой мiръ системы нашей и перенесемся въ эпоху перваго возникновенiя жизни на его поверхности. Для большей точности возьмемъ мiръ Юпитера. Такiя-ли стихiи въ мiрѣ этомъ, какъ и у насъ? Вода на Юпитерѣ состоитъ-ли изъ извѣстнаго числа частей водорода и кислорода? Слагается-ли воздухъ изъ 79 частей азота и 21 части кислорода? Не преобладаютъ-ли тамъ другiе газы, другiе пары, другiя жидкiя тѣла? Съ другой стороны, масса светила этого, сравнительно съ массою Земли, больше въ триста тридцать восемь разъ, а плотность его въ четыре раза меньше; удѣльный вѣсъ на Землѣ выражается числомъ 5.48, а на Юпитерѣ -1,31. Объемомъ Юпитеръ превосходитъ Землю въ 1,400 разъ. Продолжительность кругообращенiя его составляетъ только четыре десятыхъ кругообращенiя земли, день его длится всего десять часовъ, а годъ, напротивъ, почти въ двадцать разъ продолжительнее нашего года. Временъ года онъ не имѣетъ; разстоянiе его отъ Солнца въ пять разъ больше разстоянiя Земли и онъ получаетъ отъ дневнаго свѣтила въ двадцать семь разъ меньше теплоты и свѣта, чѣмъ мы. Четыре спутника влiяютъ на его атмосферу и океаны. Въ какихъ условiяхъ находятся и находились его магнетическiя и электрическiя силы? Въ какомъ видѣ произошли первичныя комбинацiи, какого рода механическiе и физическiе, процессы совершились тамъ? Какая сила, какой законъ являлись преобладающими въ эпоху возникновенiя живыхъ организмовъ? — Изученiе законовъ природы даетъ намъ право отвечать, что жизнь на Юпитерѣ, во всѣхъ видахъ своихъ существенно разнится отъ жизни земной, и что твари, образующiя органическое царство свѣтила этого, по природе своей существенно различны отъ тѣхъ, которыми проявляется органически жизнь на Землѣ. Царство животныхъ — это цѣпь; второй созданный видъ (выраженiе неточное) зависитъ отъ перваго вида, или правильнѣе — отъ того-же мiра, какъ и первый видъ, и слѣдовательно связанъ съ послѣднимъ неизгладимымъ сходствомъ; третiй связанъ со вторымъ, тысячный съ сотымъ, и переходя отъ одного къ другому, мы приближаемся наконецъ къ послѣднему виду — къ тому, который выражаетъ собою всѣ другiе, принадлежитъ къ той-же системѣ, составляетъ послѣднее звено цѣпи и выражаетъ, своимъ наиболѣе выдающимся типомъ, форму существъ, предшествовавшихъ ему на лѣстницѣ жизни; — приближаемся къ человѣку и узнаемъ, что и онъ не изъятъ отъ общихъ законовъ природы, что подобно всему остальному, онъ подчиняется силамъ матерiяльнымъ и вездѣ находится въ соотношенiи съ физiологическими началами каждой изъ планетъ.

Если таковъ порядокъ въ мiрахъ нашей системы, повидимому получившей начало отъ Солнца, то что будетъ, если взглянемъ мы на далекiя планеты, сверкающiя въ мозаикѣ неба? Среди подобнаго многоразличия, среди этихъ сложныхъ солнцъ, вокругъ которыхъ вращаются планеты, движимыя непрестанными пертурбацiями, гдѣ годы, времена года и дни слѣдуютъ въ неправильной послѣдовательности и тысячи силъ взаимно уравновѣшиваются; среди мiровъ, ласкаемыхъ разноцвѣтными лучами многихъ свѣтильниковъ, гдѣ царство свѣта устанавливается во всей свѣтозарности своей; среди мiровъ, поперемѣнно переходящихъ отъ света къ мраку, отъ знойныхъ пространствъ къ ледяной стужѣ — возможно-ли, говоримъ мы, на лонѣ подобнаго разнообразiя поддерживать мысль о всеобщности типа и всеобщности того организма, отличительныя свойства которого состоять въ томъ, что онъ примѣняется ко всякой данной формѣ, входитъ въ тонъ окружающей гармонiи и въ столь высокой степени обладаетъ пластичностью, что нигдѣ, ни въ одной изъ системъ, не находится онъ, такъ сказать, внѣ своей родины.

Внѣшняя и внутренняя организацiя наша находится въ тѣсной связи съ нашимъ мiромъ. Легкiя, предназначеныя для вдыханiя воздуха, претворяютъ венозную кровь въ артерiальную; наша кишечная система приспособлена къ пищѣ растительной и животной; весь жизненный аппаратъ нашъ, содержится въ системѣ костей нашихъ и форма и свойства каждаго квадратнаго сантиметра тѣла нашего, начиная съ лодыжки и кончая рѣсницами, обусловливаются извѣстными причинами. Но при измѣненiи рода нашей пищи и способовъ нашего дыханiя, существо наше, вслѣдствiе влiянiя окружающей среды, необходимо принимаетъ другой видъ и примѣняются къ условiямъ своего новаго назначенiя. Вмѣстѣ съ тѣмъ видоизмѣнятся второстепенные органы и ихъ различные примѣненiя. И въ самомъ дѣлѣ, не смѣшно-ли утверждать, будто мозгъ всѣхъ мыслящихъ существъ, для выдѣленiя мысли, долженъ быть повсюду одинаковаго состава и одинаковой формы, что спецiальныя отправленiя, приспособленныя къ земной средѣ, должны быть исполняемы и замѣняемы во всей вселенной аналогичными-же отправленiями, которымъ подчинены подобные нашимъ органы? Не болѣе-ли еще нелѣпая шутка предположенiе, будто существо разумное состоитъ, во всѣхъ мiрахъ, изъ канала, предназначеннаго только для провода пищи? — Пройдемъ молчанiемъ подробности, могущiя возникнуть при болѣе подробномъ ислѣдованiи этого вопроса. — И такъ, по сказанному нами, отсутствiе извѣстной системы органовъ необходимо влечетъ за собою, въ видахъ возстановленiя необходимой гармонiи, совершенное видоизмѣненiе въ единствѣ организма. Тамъ, гдѣ законъ смерти не является закономъ жизни — какъ на Землѣ нашей, на которой существованiе твари есть слѣдствiе разрушенiя — болѣе совершеннымъ строенiемъ должно обусловливаться существованiе организмовъ, отличныхъ отъ нашихъ. Предположимъ, напримѣръ, что процессъ дыханiя въ болѣе разрѣженной атмосферѣ совершается при помощи дыхательнаго горла, отличнаго отъ нашего; предположимъ также, что механизмъ нашего рта будетъ не одинаковъ, по причинѣ различiя пищи, пищи воздушной, напримѣръ, почерпаемой изъ питательной атмосферы, — и въ силу этого говоръ нашъ станетъ совершенно не похожъ на нашъ настоящiй говоръ. Впрочемъ, почему одинъ и тот-же органъ долженъ повсюду служить для выраженiя мысли?

Не станемъ обманывать себя на счетъ нашей чисто-относительной красоты, которая какъ и всякая красота физическая, есть понятiе условное. Всякая другая органическая система, устроенная по другимъ комбинацiямъ, обусловленная другими силами, приспособленная къ другiмъ средамъ, тоже обладала-бы ей свойственною, характеристичною красотою. Силы, вслѣдствiе которыхъ возникло анатомическое строенiе различныхъ существъ и которыми обусловливаются у насъ единство и гармонiя, и на планетахъ могли вызвать къ жизни иныя системы, согласно съ условiями различныхъ мiровъ.

Но что же это за люди? спросятъ насъ. Вы не даете имъ ни нашихъ свойствъ, ни нашихъ лицъ, ни физическаго строенiя нашего. Чѣмъ замѣните вы эти руки, пригодныѣ для столькихъ дѣлъ; эту грудь, въ которой бьется мужественное сердце; эти могучiе глаза, вмѣстилище мысли?.. Съ другой стороны, какою красотою замѣните вы осязательную красоту, эти излюбленныя, столь дорогiя намъ формы? О, мы даже не попытаемся замѣнять ихъ. Мы не обладаемъ творческими силами и зная, что всѣ вымыслы наши отличались-бы чисто-земнымъ характером, мы ничего и не станемъ измышлять. Но намъ извѣстно, что если мы существа конечныя, слабыя и невѣжественныя, то въ мiрѣ есть Существо безконечное, сущность котораго состоитъ въ безконечномъ творенiи безконечныхъ формъ. Затѣмъ, мы уже вполнѣ будемъ спокойны на счетъ того, что это безконечное Существо съ поразительною легкостью замѣнитъ чѣмъ-нибудь другимъ самыя драгоцѣнныя, созданныя имъ формы.

Мы полагали, что не безполезно заявить здѣсь, на какомъ основанiи установлена нами относительность земнаго типа, такъ какъ люди, носившiеся воображенiемъ среди небесныхъ мiровъ, вообще поддерживали мнѣнiе, противоположное нашему. Гюйгенсъ распространяется на счетъ того, что обитателямъ другихъ планетъ крайне необходимо во всемъ быть подобными намъ; Сведенборгъ виделъ въ одной области звѣзднаго мiра барашковъ à la Florian, а одинъ послѣдователь нашего ученiя недавно еще поддсрживалъ, въ прекрасномъ сочиненiи своемъ*), идею всемiрности человѣческаго типа. Настоящая глава написана съ цѣлью опровержения этихъ неосновательныхъ воззрѣний.

*) Les lois de Dieu et l’Esprit moderne, par Ch. Richard, ancien élève de l’Ecole polytechnique, commandant de Génie.

Прежде чѣмъ покончить съ вопросомъ о живыхъ формахъ въ другихъ мiрахъ, вызовемъ фантастическiя полчища существъ, созданныхъ воображенiемъ человека, начиная съ далекихъ эпохъ, когда робкая душа человека олицетворяла силы природы и до среднихъ вѣковъ, когда мистицизмъ населилъ мiръ новыми химерами. Призовемъ доктора Фауста и его адскаго спутника и пусть Мефистофель дастъ намъ второе представленiе классической Вальпургiевой ночи. Опустимся на Фарсальскiя поля: вотъ область Матерей, таинственное начало всего сущаго или имѣющаго существовать, пребывающее внѣ пространства и времени. Это не вѣщiя колдуньи Шекспира и не од-адамическiя формы Байрона: это бытiе, болѣе близкое къ началу всего сущаго. Какъ говорилъ Гердеръ, внѣ низшихъ сферъ природа показываетъ намъ только переходные моменты, а въ сферахъ высокихъ — только формы въ состоянiи развитiя. Природа обладаетъ тысячами незримыхъ путей преобразованiя. Это царство нерукотвореннаго, νλη или Hades. Невидимое скрыто для насъ; посмотримъ, чтó подходитъ къ предѣламъ видимаго.

Среди фантастическаго, вызваннаго нами легiона, замѣчается символическое существо, олицетворяющее собою производительныя силы природы: странное сочетанiе формъ человѣческихъ, звѣриныхъ и свѣтилъ. Рога на головѣ его имѣютъ притязанiе изображать собою лучи солнца и серпъ луны; его косматая грудь испещрена пятнами, какъ шкура леопарда, и усѣяна звѣздами; ноги и ступни у него козлиныя. Вокругъ Пана — его уже узнали — видны Сатиры и Сильваны; какъ у него, нижняя часть ихъ тѣла звѣриная, верхняя — человѣческая. Фавны — это римскiе потомки своихъ греческихъ предковъ. Дрiады и Гамадрiады посѣщаютъ берега рѣкъ; золоточешуйчатые Тритоны никогда не покидаютъ державу Нептуна.

Здѣсь не мѣсто представлять тридцать тысячъ второстепенныхъ божествъ римской миѲологiи и мы прослѣдимъ только одну за другою формы нечеловѣческiя. На горахъ, съ быстротою вѣтра носятся Центавры или Гиппоцентавры Ѳессалiйскiе — полу-люди, полу-кони; въ водахъ плещутся сладкогласныя Сирены, приподнимая надъ волнами несравненной красоты женскiй станъ, въ то время какъ нижняя часть ихъ тѣла, похожая на рыбiй хвостъ, остается скрытою. Горгоны, надъ которыми царитъ Медуза, вооруженныя страшными когтями, приводятъ въ трепетъ взглядомъ единственнаго ихъ глаза, помѣщеннаго посрединѣ лба, какъ у древнихъ Циклоповъ. Въ воздухѣ носятся Гарпiи — чудовища съ лицами старухъ, съ когтями и туловищемъ коршуновъ съ отвислыми грудями и лошадиною гривою. Но никто изъ общества этого не сравнится съ Протеемъ, который по желанiю измѣняетъ видъ свой и въ мгновенiе ока принимаетъ форму льва, птицы, дракона, рѣки или пылающаго огня.

Вотъ Сфинксы, которымъ превѣжливо кланяется Мефистофель. „Здравствуйте, прелестныя дамы!" Дѣйствительно, лица у нихъ и груди, какъ у молодыхъ дѣвушекъ, а остальная часть тѣла львиная, съ крыльями и хвостомъ дракона. А вотъ недалеко и Гриффоны; какъ и предшествующiя формы, родились они на таинственномъ востокѣ. Тѣло ихъ, ноги и когти — львиныя; голова и крылья — орлиныя; уши лошадиныя, съ плавательными перьями вмѣсто гривы, спина покрыта перьями. Впрочемъ Элiанъ поясняетъ, что перья на спинѣ черныя, на груди — красныя, а на крыльяхъ бѣлыя. Если-бы мы полюбопытствовали взглянуть на головы и ноги этихъ баснословныхъ существъ, то увидѣли-бы мы внизу крошечныхъ Мирмидоновъ, а вверху — исполинскихъ Аримасповъ.

Начиная съ индiйской древности и до среднихъ вѣковъ, мы видимъ Единорога съ туловищемъ лошади, хвостомъ вепря, съ рогомъ насрединѣ лба, каковой рогъ длиною никакъ не меньше двухъ локтей. Это опаснѣйшее въ мiрѣ животное; однакожъ св. Григорiй увѣряетъ, что улыбка дѣвушки можетъ смирить его. Рядомъ съ Единорогомъ мы находимъ Iенсу (Yença), который по произволу можетъ мѣнять свой полъ и Паранду эѲiопiйскую, принимающую какой угодно цвѣтъ, подобно хамелеону. Маникорна и Василискъ обдаютъ васъ холодомъ ужаса. Но въ воздухѣ витаютъ прелестные образы: Лилиты (Liliths), окрыленные херувимы; Ламiи (Lamies), змѣеподобныя чудища съ кроткими лицами; Стриги (Stryges), крылатыя ночныя женщины, похищающiя дѣтей. На берегахъ рѣкъ порою встрѣчается Гвивра, происходящая отъ греческой Гидры и Вивра (Vivre), полу-женщина, полу-змѣя; вмѣсто глазъ у нея карбункулы, которые она оставляетъ иногда на берегахъ рѣкъ.

Но этимъ далеко не исчерпывается классическiй романтизмъ средневѣковое баснословiе показало намъ одну только грань своего многоцвѣтнаго многогранника. Отправившись съ Данте въ адъ, мы встрѣтимъ тамъ Цербера, Минотавра и Фурiй съ волосами Церастовъ; ливiйскихъ змѣй, Хелиндръ (Chelyndres), Якуловъ (Iaculi), Фаровъ (Phares), Амфисбемъ (Amphusbèmes), Дракона седьмой пропасти и Феникса пятивѣковаго. Если вмѣстѣ съ Тассомъ проникнемъ мы за огненную ограду очарованнаго лѣса, то странные взоры еще болѣе странныхъ ликовъ поразятъ насъ изумленiемъ: Исмена представить намъ цѣлыя полчища Химеръ и Фантомовъ. Спустившись въ Ѳессалiйскiй лабиринтъ, мы тотчасъ-же будемъ окружены фантастическимъ людомъ: Кабирами, Тельхинами, Псиллами, Дактилями, Форкiадами, Имзами, Духами вѣтровъ, Духами водъ, Духами лѣсовъ и безмолвныхъ пещеръ. Отъ тропической Индiи до Скандинавiи все живетъ, все олицетворяется; Брама и Одинъ подаютъ другъ другу руку; тысячи формъ, тысячи образовъ возникаютъ въ созерцательныхъ умахъ и въ полетѣ своемъ устремляются къ небу фантазiи. Блестящiе призраки, выдѣляющееся среди туманныхъ облаковъ своими причудливыми формами, воздушныя видѣнiя, фантомы, порожденные воображенiемъ или страхомъ — мiръ населенъ вами въ своихъ сокровеннѣйшихъ и недоступнѣйшихъ предѣлахъ! Станемъ-ли разсматривать покрытыя рисунками лѣтописи тысячныхъ годовъ; поднимемся-ли по спиральнымъ лѣстницамъ, ведущимъ на вершину древнихъ храмовъ; прослѣдимъ-ли прошедшее до эпохи скандинавскихъ руновъ и египетскихъ iероглифовъ — и вездѣ увидимъ мы покровы вѣчнаго символизма, которыми духъ человѣка облекаетъ природу; вездѣ эмблематическiе, преувеличенные образы въ громадной картинѣ представляютъ намъ невообразимое многоразличiе живыхъ формъ, заброшенныхъ въ воздушныя пространства плодотворною мыслью человѣческою.

Но неужели воображенiе человека плодотворнѣе самой природы? Неужели въ созиданiи образовъ оно выше той вѣчной силы, которая носила въ лонѣ своемъ безконечное число живыхъ тварей? Нѣтъ! Развѣ мы не видимъ, что способности человѣческiя, въ самомъ широкомъ развитiи своемъ, въ самомъ незаконномъ выраженiи своемъ, въ самыхъ смѣлыхъ преувеличенiяхъ своихъ, не обладаютъ истинно творческими свойствами и только видоизмѣняютъ, преобразовываютъ первичный типъ? Развѣ не замѣчаемъ мы, что духъ человѣческiй не создаетъ типовъ, чуждыхъ видимой природѣ? Онъ только видоизмѣняютъ воспринятые ощущенiемъ впечатлѣнiя, развиваетъ ихъ, уменьшаетъ сочетаетъ ихъ по своему желанiю, подчиняетъ ихъ своему произволу — однимъ словомъ, дѣйствуетъ только на основанiи данныхъ, доставленныхъ внѣшнимъ наблюденiемъ.

Съ другой стороны, въ сравненiи съ силами природы, плодотворность воображенiя представляется чрезвычайно слабою. Въ самомъ дѣлѣ, какое могутъ имѣть даже въ смыслѣ странности и причудливости формъ — всѣ эти баснословныя, фантастическiя существа, порожденныя воображенiемъ человека, если поставить ихъ въ паралелль съ громаднымъ разнообразiемъ произведенiй природы? Возвратимся къ первичнымъ эпохамъ существованiя Земли и несколько мгновенiй будемъ присутствовать при разнообразномъ зрѣлищѣ исчезнувшей природы допотопныхъ перiодовъ. Вотъ границы громадныхъ, залитыхъ водою, лѣсовъ. Что это за необычайныя битвы рогатыхъ крокодиловъ, длиною въ пятьдесятъ футовъ, съ чешуйчато-кольчатыми змѣями, которыхъ изгибы скрываются въ высокихъ болотныхъ травахъ? Изъ лона водъ поднимается вихрь пламени, вокругъ котораго носятся летучiя рыбы: вотъ грибы, высотою во сто футовъ и папоротники, выше нашихъ дубовъ. Громъ бури и вѣтровъ заглушается какимъ-то необычайнымъ шумомъ: это исполинскiй ящеръ, длиною въ пятьдесятъ футовъ и съ зубами игуаны, величиною своихъ костистыхъ членовъ превосходящiй громаднѣйшихъ слоновъ нашихъ, — это Игуанодонъ, сцѣпившийся съ Мегалосавромъ, въ пятнадцать метровъ длиною, страшные зубы котораго похожи на ножи, на сабли и пилы. Страшныя пресмыкающiяся пожираютъ другъ друга. Пещеры оглашаются ихъ пронзительнымъ крикомъ; быстро улетаютъ Рамфоринхи и Птеродактилы. Что это за животныя? Первое изъ нихъ представляетъ нѣкоторое родственное сходство съ Химерами, которыя мы видимъ на башняхъ собора Богоматери въ Парижѣ: голова его похожа на голову утки, крокодила и журавля; позвоночный столбъ его заканчивается костистымъ и кольчатымъ хвостомъ; два прямыя и крѣпкiя крыла защищаютъ, точно бастiонъ, его тѣло; его лапы заканчиваются тремя пальцами, на шеѣ у него виситъ ожерелокъ индѣйскаго пѣтуха. Второй изъ этихъ воздушныхъ гадовъ (по всѣмъ вѣроятiямъ — Адамъ вампировъ) — это летучая мышь, величиною съ нашего лебедя, первообразъ нашихъ драконовъ, которыми такъ беззастѣнчиво пользовалась древняя миѲологiя, Его крокодилья пасть вооружена острыми зубами. Есть тутъ и Pterodactyle macronyx и Pterodactyle crassirostris (мелодическiя названия!). Не существуй эти земно-водныя амфибiи и можно бы держать пари, что никакое воображенiе не придумало-бы ихъ.

Не заходя такъ далеко въ исторiю чудесъ творенiя и „немедленно-же приближаясь къ потопу'', возьмемъ просто маленькую каплю воды и станемъ наблюдать ее въ фокусѣ солнечнаго микроскопа. Не думаете-ли вы, что тутъ не найдется множество формъ, болѣе еще странныхъ, чѣмъ весь рядъ сельскихъ полубожествъ миѲологiи! Посмотрите, какъ перекрещиваются въ движенiяхъ своихъ эти ящерицы, эти змѣи, эти проворные ужи. Обратите вниманiе на всѣ осуществившiяся здѣсь геометрическiя фигуры: тутъ шаръ вращается вокругъ самаго себя, тамъ четырехугольникъ, кубъ; дальше — цѣлая коллекцiя многосторонниковъ. Посвятите несколько минутъ наблюденiю — и какихъ только метаморфозъ вы не увидите! Не кажется-ли вамъ, что глядите вы сверху на слона, важно размахивающаго вправо и влѣво своимъ хоботомъ? Что это за глаза, которые, не смигнувъ, уставились на насъ, точно они насъ и не видятъ? Можно подумать, что это берегъ Ламаншскаго канала со своими раковинами, послѣ отлива. И вотъ, въ капелькѣ воды, объемомъ въ одинъ кубическiй миллиметръ, мы находимъ цѣлый мiръ, болѣе своеобразный и менѣе вымышленный, чѣмъ баснословный мiръ, созданный воображенiемъ человѣка.

Такимъ образомъ, въ ископаемыхъ первобытнаго мiра, въ допотопныхъ пластахъ, въ мѣловыхъ отложенiяхъ геологическихъ формацiй, въ каплѣ воды, въ сухомъ пескѣ, разносимомъ вѣтромъ по воздуху, на листочкѣ травки мы видимъ на Землѣ микроскопическiя существа и необъятное множество формъ, многоразличныхъ образовъ и тварей, способомъ существованiя своего открывающихъ предъ нами безграничные горизонты. Многоразличiе земной твари, начиная съ полиповъ, составляющихъ границы царствъ ископаемаго и растительнаго и кончая насѣкомыми, владѣющими свѣтлою областью воздуха, не можетъ быть опредѣлено тысячами тысячъ. Одна Земля наша служитъ источникомъ для невообразимаго многообразiя формъ. Но если силы, присущiя скромному земному шару, дали начало такому ряду существъ, то что будетъ, если взглянемъ мы на мiры чуждые нашему мiру и гдѣ отъ начала вѣковъ действовали невѣдомыя силы? Что значитъ разнообразiе баснословныхъ, созданныхъ воображенiемъ существъ, въ сравненiи съ разнообразiемъ тварей естественныхъ? Первое меркнетъ, стушевывается и неудивительно, если осуществляется оно или въ нашемъ, или въ другихъ мiрахъ. Оно ничтожно въ сравненiи съ естественными богатствами, съ гибкостью дѣйствующихъ силъ, съ видоизмѣняемостью слѣдствiй, зависящихъ отъ свойства и силы причинъ. Пластика природы не чета нашей слабенькой пластики и не ограничивается она извѣстными предѣлами и условными правилами, которыя мы необходимо должны блюсти, чтобы въ произведенiяхъ нашихъ не впасть въ негармоничное и безобразное. Въ царствѣ творенiя, какъ форма, такъ и жизненныя начала сопричастны безконечности природы; силы дѣйствуютъ, а матерiя, послушная и гибкая до безконечности, безъ малѣйшаго труда повинуется дѣйствiю творческихъ началъ.

Мiръ формъ возможныхъ и существующихъ на столько можетъ быть бесконеченъ въ проявленiяхъ, на сколько безконеченъ онъ въ силах своихъ, такъ что всѣ вымыслы человѣческой фантазiи неизбѣжно остаются ниже уровня дѣйствительности. Жизнь растительная, животная, человѣческая могутъ проявляться въ системахъ, совершенно различныхъ отъ техъ, которыя намъ известны; различныхъ по отправленiямъ, следовательно и по органамъ своимъ; различныхъ какъ по условiямъ внутренней жизни, такъ и по наружному виду своему. „Вотъ, сказалъ однажды Гете, показывая множество фантастическихъ цвѣтовъ, набросанныхъ имъ на бумагѣ во время разговора, — вотъ очень странныя и причудливыя формы, но будь они въ двадцать еще разъ страннѣе и причудливѣе, и все-таки можно-бы спросить, не существуетъ-ли ихъ типъ гдѣ-либо въ природѣ. Душа проявляетъ въ рисункѣ часть своей сущности и такимъ образомъ высказываетъ, въ ихъ основахъ, глубочайшiя тайны творенiя, покоющiяся на рисункѣ и пластикѣ." Но все, что душа, въ единенiи съ творческими силами, можетъ воспроизвести и создать, будетъ безмѣрно ниже дѣйствительности.

Переносить на Луну, на Марса и на Солнце людей и предметы земные — это значило-бы ошибаться на счетъ самыхъ основъ жизни органическихъ существъ. Кто увидитъ во снѣ Венеру, тотъ откроетъ мiръ, новѣе того, который Марко Поло видѣлъ въ Южныхъ Островахъ. Пусть умы поверхностные забавляются заселенiемъ свѣтилъ земными колонiями, но для насъ будетъ полезнѣе заняться изученiемъ природы въ дѣйствительности ея всемогущества и такимъ образомъ болѣе и болѣе познавать ее, вместо того, чтобы теряться въ преположенiяхъ. Никогда не должно упускать изъ вида подобнаго рода методъ, станемъ-ли изучать природу непосредственно, или-чтó мы и намѣрены сдѣлать въ скорости — въ ея отраженiи на духѣ человѣческомъ.

Не надо заходить слишкомъ далеко въ исторiю науки для того, чтобы усмотрѣть всю несостоятельность мыслей относительно сущности законовъ тяжести, такъ какъ на обитаемую нами Землю втеченiи долгаго времени смотрѣли, какъ на абсолютный центръ вселенной и постоянную точку, къ которой сводились всѣ космографическiя начала.

Исторiя множественности мiровъ обильна, въ этомъ отношенiи, странными и интересными мыслями, могущими служить указанiемъ, какъ легко заблуждается человѣкъ, полагая, что рассуждаетъ онъ правильно и основываетъ свои умозаключенiя на фактахъ, повидимому прочно установившихся. Такъ, у Плутарха мы видимъ, независимо отъ опасенiя нѣкоторыхъ народовъ на счетъ падѣнiя Луны, престранныя предположенiя о причинахъ, по которымъ обитатели этого свѣтила не валятся намъ на голову. Возвышенныя мысли краснорѣчиваго Лактанцiя и св. Августина тоже обязаны своими происхожденiемъ ложному пониманiю законовъ тяготѣнiя. Оба автора эти съ величайшимъ единодушiемъ обзываютъ глупцами, невѣждами, простофилями и сумасбродами людей, которые полагаютъ. будто у антиподовъ люди могутъ ходить головою внизъ, а ногами вверхъ и что градъ, дождь и снѣгъ падаютъ тамъ снизу вверхъ и проч. Исчисленiе всего, что люди степенные серьезно говорили объ этомъ, заняло-бы слишкомъ много мѣста.

Свидѣтельство чувствъ и нравственная сила инерцiи производятъ на насъ столь громадное влiянiе, что на первыхъ порахъ намъ невозможно отрѣшиться отъ общепринятыхъ понятiй высокаго и низкого и прiйти къ убѣжденiю, что слова эти имѣютъ лишь чисто-относительное значенiе и ничего не выражаютъ внѣ того примѣненiя, которое мы можемъ дать имъ въ сферѣ притяженiя извѣстной планеты. Во вселенной нѣтъ ни низа, ни верха и поднявшись (какъ вообще говорятъ) на уровень неподвижныхъ звѣздъ, мы были-бы въ сущности не выше, чѣмъ здѣсь, или въ разстоянiи 100 мiллiоновъ лье отъ Земли. Дѣйствительно, понять это трудно и мы ежедневно слышимъ выраженiя, въ родѣ слѣдующихъ: „А если звезды попадаютъ? Развѣ не сказано, что предъ завершенiемъ временъ, звѣзды должны низвергнуться съ неба! Вы говорите, что Земля брошена въ пространство, изолирована, что она не имѣетъ точекъ опоры; но въ такомъ случаѣ, почему-же она не падаетъ?"...Всѣ слова эти: верхъ, низъ, падать, подниматься — имѣютъ лишь ограниченное, относительное значение и не выражаютъ ничего абсолютнаго.

Центръ тяжести извѣстной сферы, точка, къ которой влекутся всѣ другiя сферы въ силу законовъ всеобщаго тяготѣнiя, къ которой стремятся всѣ тѣла, на которую, если хотите, они падаютъ — это есть низъ и нѣтъ другаго низа. Для насъ, обитателей Земли, центръ Земли есть низъ, для Селенитовъ — центръ Луны, для обитателей Юпитера -— центръ Юпитера.

Въ болѣе обширномъ значенiи и выражаясь астрономически, для Луны Земля находится внизу, для Земли — Солнце. Но и эти отношенiя не заключаютъ въ себѣ ничего абсолютнаго, такъ какъ, въ концѣ концовъ, зависятъ они отъ силъ, безпрестанно видоизмѣняющихъ ихъ взаимныя дѣйствiя.

На основанiи свидѣтельства нашихъ чувствъ мы полагаемъ, что предметы, помѣщенные надъ нашими головами, находятся вверху и что оставивъ занимаемое ими положенiе, они попадали-бы на Землю. Нас очень мало удивляетъ, когда такъ называемое „американское извѣстiе" сообщат, намъ, что нѣкiй обитатель Марса упалъ въ воду, мы хотимъ сказать — въ геологическiй пластъ. Въ этомъ отношенiи нѣкоторые номера газеты „Pays," были прочтены прошедшею осенью съ извѣстнаго рода интересомъ и — наивностью. Если-бы намъ сказали, что нога Большой Медвѣдицы упала въ океанъ, то и это не показалось-бы намъ положительно невозможнымъ. Но обитателю Венеры на столько-же невозможно упасть на Землю, на сколько намъ самимъ нельзя упасть на планету, вѣстницу разсвѣта, хотя, съ другой стороны, и не подлежитъ сомнѣнiю, что Земля можетъ рухнуть на одно изъ свѣтилъ (на Солнце, напримѣръ), въ то время, какъ ни одно изъ свѣтилъ не можетъ упасть на Землю.

Само собою разумѣется, что всѣ существа, относящiяся къ какой либо сферѣ, соединены съ послѣднею закономъ притяженiя и что каждая планета обладаетъ своею индивидуальностью, своими владѣнiями, своимъ личнымъ и непререкаемымъ правомъ господства надъ принадлежащими ей предметами. Поверхность каждаго мiра — это магнитъ для его обитателей; каждое свѣтило имѣетъ свою сферу притяженiя въ предѣлахъ котораго заключены всѣ существа, родившiяся на свѣтилѣ этомъ и платящiя ему дань. Но съ какою силою притяженiе дѣйствуетъ на поверхности другихъ мiровъ? Каковъ вѣсъ тѣл на планетахъ нашей солнечной системы1?

Ни сила, ни тяжесть сами по себѣ не имѣютъ никакого значенiя и вполнѣ зависятъ отъ количества вещества, содержимаго планетою, на которой онѣ пребываютъ. Вѣсъ тѣла опредѣляется массою планеты. Если сообразимъ съ одной стороны, что матерiальная сфера дѣйствуетъ такъ, какъ будто вся масса ея сосредоточена въ ея центрѣ, а съ другой — что сила притяженiя уменьшается въ отношенiи квадратовъ разстоянiя, которое есть ничто иное, какъ радiусъ самой сферы, то нетрудно уже видѣть, что для опредѣленiя силы тяжести на поверхности какого-бы ни было свѣтила достаточно раздѣлить его массу на квадратъ радiуса. Для большей точности слѣдовало бы принять въ разсчетъ полярную сжатость сфероида и противодѣйствiе центробѣжной силы. Первое изъ явленiй этихъ не имѣетъ значенiя, но второе кажется намъ заслуживающимъ спецiальныхъ изслѣдованiй, представляемыхъ намъ открытиями, изложенными во второй половинѣ настоящей статьи.

Зная съ одной стороны массу небесныхъ тѣлъ, а съ другой — ихъ объемъ, нашли возможнымъ опредѣлить силу тяжести на ихъ поверхности. Вотъ данныя, исчисленныя для Солнца, планетъ и Луны. Въ первымъ столбцѣ небольшой нижеслѣдующей таблицы показана сила тяжести, сравнительно съ силою тяжести на Землѣ; во второмъ — дѣйствительная сила тяжести, т. е. пространство, въ метрахъ, пробѣгаемое тѣлами въ первую секунду паденiя на поверхности различныхъ мiровъ.

Такимъ образомъ, въ первую минуту паденiя тѣла проходятъ на солнцѣ 143,91 метра, на Землѣ — 4,90 метра, а на Лунѣ — только 1,08 метра. На малыхъ планетахъ сила тяжести слабѣе и тѣла падаютъ еще медленнѣе.

Такъ какъ вѣсъ тѣла вполнѣ зависитъ отъ силы тяжести, или, выражаясь точнѣе, опредѣляется послѣднею, то понятно, что изъ этого вытекаютъ значительныя различiя при относительномъ сравненiи различныхъ мiровъ. Человѣкъ средняго роста (это упущено изъ вида людьми, странствовавшими въ небесныхъ пространствахъ) и имѣющiй на Землѣ 60 килограммовъ вѣса, на Лунѣ вѣсилъ-бы только 13 килограммовъ, а на Солнцѣ — 1,762 килограмма.

Различiя, вызываемыя отношенiями этими въ строенiи, видѣ и величинѣ обитателей планетъ, подтверждают, въ другой только формѣ, соображенiя, изложенныя нами въ главѣ „О типѣ человѣческомъ" и вмѣстѣ съ тѣмъ, представляютъ изобрѣтателямъ и описателямъ планетныхъ жителей не легко устранимыя затрудненiя. Такъ какъ поперечникъ Солнца, говоритъ одинъ критикъ, равняется 112 земнымъ поперечникамъ, то свѣтило это надѣлили обитателями, выше насъ ростомъ въ 112 разъ, изъ чего слѣдуетъ, что ростъ жителей Солнца равенъ 200 метрамъ, т.е. тройной высотѣ башень парижскаго собора Богоматери. Но какъ сила тяжести на поверхности Солнца почти въ 29 разъ больше силы тяжести на Землѣ, то каждый обитатель этого громаднаго свѣтила, какъ-бы несущiй на плечахъ своихъ тяжесть 29-ти себѣ подобныхъ, не могъ-бы двигаться, а потому и пришлось нѣсколько уменьшить ихъ ростъ и воображаемыхъ гигантовъ превратить въ пигмеевъ. Такимъ образомъ, вмѣсто титановъ, возводящихъ зданiя высотою въ Монъ-Бланъ, явились человѣчки, не больше нашихъ крысъ, еле-еле ползущiе къ крошечнымъ, съ трудомъ возведеннымъ зданiямъ — однимъ словомъ, вышло нѣчто, вполнѣ противоположное первоначальнымъ предположенiямъ.

Если вѣсъ тѣлъ измѣняется на свѣтилахъ, сообразно съ измѣненiемъ силы тяжести, то изъ этого необходимо слѣдуетъ, что въ такой-же мѣрѣ должна видоизмѣняться, относительно силы, мускульная система животныхъ. Посмотримъ, что произойдетъ, если-бы масса Земли увеличилась или уменьшилась въ два, три или въ десять разъ, если-бы объемъ земнаго шара уменьшился или увеличился, если-бы вѣсъ животныхъ увеличился въ два, три или десять разъ. Не приращаясь въ той-же мѣрѣ, двигательныя силы стали-бы относительно слабѣе и не могли-бы поддерживать дѣятельную жизнь животнаго. Противоположное явленiе произошло-бы во второмъ случаѣ, слѣдовательно необходимо допустить, вмѣстѣ съ докторомъ Плиссономъ и докторомъ Ларднеромъ, что для свободнаго перемѣщенiя необходимо, чтобы развитiе силъ животнаго находилось въ соотношенiи съ вѣсомъ его тѣла, измѣняющимся, смотря по количеству матерiи и объему планеты, на которой находится животное.

Изъ предыдущихъ соображенiй слѣдуетъ, что книжний мiръ обладаетъ спецiальною системою законовъ тяготѣнiя, что вѣсъ тѣлъ существенно различенъ на каждой изъ планетъ и что строенiе и мускульная сила живыхъ существъ видоизмѣняются пропорцiонально съ началами, свойственными каждой изъ обитаемыхъ планетъ.

Напередъ просимъ у читателей извиненiя за то, что находимся мы въ необходимости приводить здѣсь именно нѣкоторыя формулы и вычисленiя, не взирая даже на наше полнѣйшее желанiе представлять, по нашему обыкновенiю, только окончательные результаты изслѣдованiй. Страницы рацiональной механики не всегда укладываются въ литературныя рамки, а небесная механика въ особенности требуетъ математическихъ прiемовъ. Въ вознагражденiе за это, мы постаремся быть краткими и удобопонятными для возможно-бóльшаго числа читателей; быть можетъ, результаты, которыхъ мы достигнемъ, настолько окажутся интересными, что они заставятъ насъ забыть умственное напряженiе, требуемое подобнаго рода изслѣдованiями.

Вѣсъ тѣлъ не зависитъ, исключительно (какъ замѣчено нами выше) отъ притяженiя массы Земли и числовыя данныя, выведенныя для силы тяжести, вычисленной по массѣ и радiусу планетъ, не выражаютъ еще въ точности силы этой. Въ вычисленiе слѣдуетъ внести элементъ, о которомъ мы еще не упоминали.

Извѣстно, что Земля, обращаясь вокругъ самой себя въ двадцать четыре часа, описываетъ экваторомъ, въ сутки, вокругъ линiи своихъ полюсовъ, окружность въ 9,000 лье, иначе: 1,671 километра въ часъ, 464 метра въ секунду. Такъ какъ всякое вращательное движенiе производитъ извѣстную центробѣжную силу, примѣръ чего мы видимъ въ камнѣ, брошенномъ пращею, — то изъ этого слѣдуетъ, что въ экваторiальныхъ областяхъ Земли центробѣжная сила прiобрѣтаетъ значительное напряжете.

Мы говоримъ: въ экваторiальныхъ областяхъ. Дѣйствительно, самое поверхностное наблюденiе тотчасъ-же укажетъ нам что въ сфѣрѣ, вращающейся вокругъ самой себя, точки поверхности, гдѣ происходить самое быстрое движенiе, находятся въ наибольшемъ разстоянiи отъ линiи полюсовъ, вокругъ которой совершается вращенiе. У полюсовъ, гдѣ заканчивается ось вращенiя, движенiе незначительно. Очевидно, что точки, наиболѣе удаленныя отъ полярной оси, суть точки экватора и по мѣрѣ того, какъ мы удаляемся отъ полюсовъ и приближаемся къ кругу экватора, движенiе ускоряется, такъ какъ въ одну и ту-же единицу времени каждая точка планеты должна проходить бóльшiй путь. Подъ наибольшемъ изъ круговъ, перпендикулярныхъ къ оси вращенiя движенiе достигаетъ своего maximum'а. Такъ, въ Рейкьявикѣ, въ Исландiи, быстрота вращательнаго движенiяне не превышаетъ 202 метровъ въ секунду; въ Парижѣ она достигаете 305 метровъ, а въ Квито, подъ экваторомъ, 464 метровъ.

Слѣдующимъ опытомъ доказывается дѣйствiе центробѣжной силы. Предположимъ башню въ 200 футовъ высотою; подъ экваторомъ, центробѣжная сила, происходящая отъ вращенiя Земли, должна быть значительнѣе на вершинѣ башни, чѣмъ у ея основанiя. Если прикрѣпить на вершинѣ башни этой отвѣсъ, достигающiй до поверхности Земли, то направленiе отвѣса будетъ зависѣть отъ направленiя силы тяжести, въ связи съ силою центробѣжною, вычисленною у основанiя башни. Затѣмъ, если въ недальнемъ разстоянiи отъ перваго отвѣса, на востокъ, прикрѣпимъ другой отвѣсъ, который очень мало опускался-бы ниже своей точки прикрѣпленiя, то направленiе втораго отвѣса опредѣлится направленiемъ силы тяжести (такой-же, какъ и для перваго) и силы центробежной, вычисленной на вершинѣ башни. Однакожъ, направленiе обоихъ отвѣсовъ будетъ неодинаково, что докажется, если перерѣжемъ второй отвѣсъ: падая по тому направленiю, въ какомъ онъ натягивалъ нитку, отвѣсъ упадетъ въ 22 миллиметрахъ восточнѣе отъ перпендикуляра своей точки прикрѣпления. Такъ, напримѣръ, если-бы мы прикрѣпили два отвѣса въ 30 миллиметрахъ одинъ отъ другаго, то второй отвѣсъ упалъ-бы не въ тридцати миллиметрахъ отъ перваго, достигающаго до поверхности Земли, но въ разстоянiи 52 миллиметровъ.

Вмѣстѣ съ этимъ можно замѣтить, что направленiе отвѣса, или вертикальная линiя даннаго места, не идетъ прямо къ центру Земли, такъ какъ линiя эта есть равнодействующая силы притяженiя и силы центробѣжной. Направленiе послѣдней силы постоянно составляетъ бóльшiй или меньшiй уголъ съ направленiемъ силы притяженiя; послѣдняя направляется къ центру Земли, а сила центробѣжная — по продолженному радiусу окружности, описываемой теломъ перпендикулярно къ оси шара. Только подъ экваторомъ и у полюсовъ направленiе вертикальной линiи не измѣняется отъ действiя центробежной силы.

Разсмотримъ теперь величину центробѣжной силы. Движенiе какого-либо тѣла m, находящагося въ относительномъ покоѣ на поверхности Земли, есть движенiе круговое и равномерное; слѣдовательно, ничего не можетъ быть проще, какъ соотвѣтствующая ему сила центробѣжная. Если примемъ массу тѣла m за единицу, а угловую скорость вращательнаго движенiя Земли, въ секунду, означимъ буквою ω, буквою r — разстоянiе тѣла отъ мiровой оси, вокругъ которой совершается движенiе, то сила центробѣжная, увеличивающаяся въ отношенiи квадратовъ скорости, выразится:

Такъ какъ звѣздный день состоитъ изъ 86,164 секундъ, то угловая скорость ω въ единицу времени получится отъ дѣленiя окружности Земли на число это. Итакъ:

Радiусъ экватора Земли = 6.376,821 метру.

Откуда ωr = 0,0339 метр.

Съ другой стороны извѣстно, что ускоренiе движенiя, производимое силою тяжести и обыкновенно обозначаемое въ физике буквою g, равно 9,8088 метр.

И такъ, отношенiе ускоренiя, производимаго центробѣжною силою, къ ускоренiю, обусловливаемому силою тяжести, выразится:

Одна двести-восемдесятъ девять сотая. Такимъ образомъ, подъ экваторомъ центробѣжная сила производить на вѣсъ тѣлъ лишь незначительное дѣйствiе. равняющееся только одной трехсотой доли вѣса тѣлъ. Предметъ, который заключаетъ въ себѣ 289 килограммовъ вѣса у полюсовъ, подъ экваторомъ вѣситъ только 288 килограммовъ: разница небольшая. Замѣтимъ однакожъ: такъ какъ центробѣжная сила увеличивается въ отношенiи квадратовъ скоростей, а 289 есть квадратъ 17 (17 X 17 = 289), то если-бы Земля обращалась въ 17 разъ скорѣе, тѣла подъ экваторомъ не имѣли-бы уже вѣса. Предметы, приподнятые надъ поверхностью земли, не падали-бы на послѣднюю и были-бы подобны легкимъ засохшимъ листочкамъ, которые вѣтеръ поднимаетъ и уноситъ въ пространство.

Поищемъ однакожъ, не найдется-ли въ числѣ этихъ мiровъ такой, гдѣ-бы подобный порядокъ осуществлялся и гдѣ дѣйствiе центробѣжной силы, по крайней мѣрѣ приблизилось къ указаннымъ даннымъ. Въ самомъ дѣлѣ, не пикантный-ли это вопросъ, не любопытно-ли дознаться, не существуетъ-ли гдѣ-либо на планетахъ столь слабой силы сцѣпленiя, что тамъ невозможно было-бы держаться на ногахъ? Если-бы подобное явленiе гдѣ-либо встрѣтилось, то не взирая на полнѣйшее желанiе наше, мы не могли бы населить такiя планеты никѣмъ другимъ, кромѣ безплотныхъ духовъ. Однакожъ возвратимся къ нашимъ вычисленiямъ.

Юпитеръ и Сатурнъ, въ сравненiи съ Землею, планеты громадныя и вращаются онѣ вокругъ самихъ себя съ большою скоростью. Первая изъ нихъ, въ 1,414 разъ бóльшая Земли, совершаетъ свое кругообращенiе въ 9 часовъ и 55 минутъ; вторая больше земнаго шара въ 734 раза и обращается вокругъ своей оси въ 10 часовъ и 16 минутъ. Значить, есть нѣкоторыя основанiя предполагать, что на поверхности ихъ мы встрѣтимъ интересное явленiе, относящееся къ затронутому нами вопросу.

Такъ какъ методъ вычисленiй, какъ въ настоящемъ случаѣ, такъ и въ предъидущемъ, одинъ и тотъ-же, то мы ограничимся приведенiемъ главнѣйшихъ числовыхъ данныхъ, прибегая къ помощи одинакихъ же символовъ.

На Юпитерѣ:

Слѣдовательно, на Юпитерѣ, подъ экваторомъ, центробѣжная сила почти равна одинадцатой части силы тяжести. Тѣло, имѣющее въ себѣ, въ полярныхъ странахъ, 110 кило вѣса, подъ экваторомъ вѣситъ только около 100 кило, и если-бы Юпитеръ обращался около трехъ разъ быстрее, то тѣла подъ его тропиками не имѣли-бы вѣса*).

*) Вычисленiемъ доказывается, что на Солнцѣ, не взирая на величину его радiуса, дѣйствiе центробѣжной силы, обусловливаемое вращательнымъ движенiемъ, составляетъ только одну стотысячную долю тяжести.

На Сатурнѣ дѣйствiе центробѣжной силы, относительно силы тяжести, еще значительнѣе, вслѣдствiе слабости послѣдней силы, едва превышающей силу тяжести на поверхности Земли. Такимъ образомъ, для мiра Сатурна мы находимъ:

Немного меньше одной шестой. Слѣдовательно числа, приведенный во второмъ столбцѣ небольшой таблицы первой части нашего этюда, (стр. 111) и выражающiя пространства, проходимыя телами на поверхности планетъ въ первыя минуты паденiя, должны быть уменьшены на количество, равное этой дроби. Такъ, вместо 12^мет.,49 для Юпитера и 5^мет.,34 для Сатурна, для перваго получится 11,^мет.36, а для второго — 4^мет.,51. Достаточно, чтобы Сатурнъ вращался два съ половиною раза быстрѣе, чтобы притягательная сила подъ его экваторомъ не оказывала уже никакого дѣйствiя.

Въ виду столь поразительныхъ результатовъ, намъ уже хочется останавливаться на поверхности Земли и невольно мы устремляемъ взоры къ исполинскiмъ Сатурновымъ Кольцамъ, вращающимся надъ экваторомъ на высотѣ болѣе чѣмъ восьми тысячъ лье, съ быстротою, мало чѣмъ уступающею скорости самой планеты (10 час 32 мин.). Внѣшнiй дiаметръ внутренняго Кольца равенъ 61,000 лье, а дiаметръ внѣшняго Кольца — 71,000 лье. Какъ дѣйствуетъ цетробѣжная сила на поверхности этихъ громадныхъ кругов? Вотъ три числа, изъ которыхъ первое выражаетъ ускоренiе производимое центробѣжною силою на поверхности планеты, второе — ту-же силу на внутреннемъ Кольцѣ, а третье — на Кольцѣ внѣшнемъ.

Не имѣя положительныхъ данныхъ на счетъ массы Колецъ, мы не можемъ опредѣлить двѣ силы — центробѣжную и центростремительную, но во всякомъ случаѣ ясно, что вѣсъ тѣлъ на поверхности Колецъ существенно обусловливается этими силами, что слѣдуетъ пренебрегать тутъ, какъ дѣлается это на Землѣ дѣйствiемъ вращательной силы и что организацiя и форма обитателей этихъ мiровъ, вѣчно подчиняющiяся дѣятельнымъ силамъ природы, a priori могутъ быть вполнѣ чужды организацiи обитателей земнаго шара.

Когда глубокая и безмолвная ночь окружаетъ насъ и взоры наши, переходя отъ одного свѣтила къ другому, позволяютъ душѣ свободно витать въ пространствѣ; когда сонъ природы распространяетъ вокругъ насъ спокойствiе и тишину, — тогда кажется намъ, будто находимся мы на лонѣ абсолютной неподвижности, бездѣятельности и покоя. Звѣздная сфера, повидимому, медленно вращается вокругъ мiровой оси; движенiе это неуловимо для глаза и даже Луна дремлетъ въ своей воздушной колыбели, неподвижныя звѣзды уснули на тверди небесной. Ни одинъ часъ дня не можетъ представить намъ картины бóльшаго покоя, ни одинъ городъ не приближается къ ней среди наибольшего затишья своего. Даже духъ нашъ, находясь подъ гнетомъ внѣшнихъ влiянiй, охватывается чувствомъ покоя и тишины.

Въ то время, какъ мы мечтаемъ на лонѣ глубокаго покоя, въ пространствѣ несется одна сфера, имѣющая въ дiаметрѣ три тысячи лье, вполнѣ уединенная и одиноко повисшая въ безпредѣльной пустотѣ. Сфера эта не неподвижна; она несется въ пространствахъ съ страшною скоростью, въ сравненiи съ которою скорость нашихъ лучшихъ локомотивовъ кажется черепашьимъ ходомъ. Чтобы составить себѣ точное понятiе о быстротѣ движенiя этого шара, необходимо стать къ точкѣ неба, находящейся невдалекѣ отъ пути, по которому слѣдуетъ сфера; тогда мы увидѣли-бы, какъ этотъ свѣтлый шаръ появляется въ отдаленiи, приближается, увеличивается, дѣлается громаднымъ, чудовищнымъ.... Вотъ онъ проходить, исчезаетъ съ быстротою молнiи, удаляется в мгновенiе ока, увлекаемый все тѣмъ-же одуряющимъ, беспрерывнымъ и вѣчнымъ движенiемъ. Съ какою быстротою несется онъ въ пространствахъ беспредѣльнаго неба? Двадцать семь тысячъ лье въ час, иначе, больше тридцати тысячъ метровъ въ секунду!

День и ночь, безпрерывно, свѣтило это пролагаетъ свой путь въ звѣздныхъ пространствахъ. Но — спросятъ насъ — почему-же не видно, чтобы оно проходило по этому и безмятежному и чистому небу, котораго звѣзды сiяютъ такъ кротко? Очень просто, почему: свѣтило, устрашающее насъ своимъ вѣчнымъ движенiемъ — это обитаемая нами Земля.

Да, ночь покойна и тиха, все покоится вокругъ насъ глубокимъ сномъ, а между тѣмъ мы сами находимся... на имперiялѣ вагона, несущагося въ пространствѣ съ страшною быстротою шестисотъ тысячъ лье въ сутки...

Дѣйствiе чувствъ до того сильно, что производимая ими илюзiя всецѣло овладѣваетъ нами. Мы не можемъ освободиться отъ изумленiя — вполнѣ законнаго, впрочемъ — производимаго мыслью о подобномъ движенiи, въ которомъ мы принимаемъ безсознательное участiе и не взирая на очевидность этой истины и привычку къ математическимъ соображенiямъ, привычку, вслѣдствiе которой мы вполнѣ освоились съ послѣдними, безъ изумленiя мы не можемъ подумать о громадной силѣ самаго явленiя. Дѣйствительно, нѣтъ ничего болѣе противоположнаго нашимъ первоначальнымъ понятiямъ о неподвижности земнаго шара, ничто такъ не противорѣчитъ идеѣ покоя, какъ фактъ этотъ, издавна и прочно установившiйся въ насъ на основанiи обыденнаго наблюденiя. Само по себѣ, явленiе представляется намъ какимъ-то чудомъ, а между тѣмъ оно только и истинно, а всѣ первоначальныя понятiя наши существенно ложны.

Человѣкъ, желающiй имѣть правильное понятiе о природѣ вселенной, прежде всего долженъ освободиться отъ иллюзiй, производимыхъ чувствам и признать дѣйствительность указанiй, вытекающихъ изъ наблюденiя фактовъ. Вмѣсто того, чтобы присутствовать при картинѣ безмятежной ночи, покоющихся свѣтилъ и усыпленнаго неба, взглянемъ на движенiя небесныя въ ихъ дѣйствительности, не опасаясь, чтобы вмѣстѣ с иллюзiею исчезла поэтическая сторона звѣздной ночи: по природѣ своей реальность безконечно выше вымысла, даже если смотреть на нее съ точки зрѣнiя чувства. Вмѣсто образа смерти, предъ нами предстанетъ царство движенiя и жизни.

И такъ, Земля безпрерывно движется со скоростiю 30,550 метровъ въ секунду. Ей предстоитъ въ 365 дней пройти всю орбиту, описываемую ею вокругъ Солнца и орбита эта, радiусъ которой равенъ 38 миллiонамъ лье, имѣетъ въ окружности 241,000,000 лье. Вотъ путь, проходимый Землею ежегодно, для чего ей необходимо нестись съ быстротою 660,000 лье въ сутки. Не слѣдуетъ забывать, что вмѣстѣ съ этимъ поступательнымъ движенiемъ, Земля совершаетъ еще и вращательное движенiе вокругъ самой себя, достигающее до 464 метровъ въ секунду.

Движенiя, подобный движенiямъ Земли, замечаются и въ ряду другихъ планетъ. Направляясь къ Солнцу, мы встрѣчаемъ планеты Венеры и Меркурiя. Первая описываем орбиту въ 172.000,000 лье. Годъ ея состоитъ, приблизительно, изъ 225 дней. Для совершенiя пути этого въ означенное время, Венерѣ необходимо проходить въ секунду 36,800 метровъ, или 32,190 лье въ часъ, или 772,585 лье въ сутки. Такая скорость превосходитъ даже скорость движенiя Земли и здѣсь именно можно повторить прежнiй вопросъ: почему незамѣтно прохожденiе свѣтилъ по небу? Читатель уже разгадалъ это: онъ знаетъ, что удаленiе звѣздъ не позволяетъ намъ сделать точную оцѣнку ихъ движенiямъ, становящимся менѣе ощутимыми по мѣрѣ разстоянiя отъ насъ планетъ и что величина послѣднихъ можетъ быть опредѣлена тогда только, когда извѣстно ихъ удаленiе.

Скорость движенiя планетъ увеличивается по мѣрѣ близости ихъ къ Солнцу. Въ то время, какъ Земля проходитъ въ секунду 30,550 метровъ, Венера несется со скоростью 36,800 и Меркурiй — 58,000 метровъ въ секунду. Меркурiй проходитъ въ часъ 52,520 лье, 1,260,000 лье въ сутки и въ 88 земныхъ дней совершаетъ весь путь свой, равный 111 миллiонамъ лье.

Возвращаясь назадъ и подвигаясь отъ Солнца къ предѣламъ системы, мы послѣдовательно встрѣчаемъ Марса, Юпитера, Сатурна и проч. Орбита первой изъ этихъ планетъ заключаетъ въ себе 362 миллiона лье; средняя скорость планеты равна 22,000 лье въ часъ, т. е., 24,448 метрамъ въ секунду. Мы говоримъ: средняя скорость (выраженiе это примѣнимо ко всѣмъ мiрамъ), такъ какъ каждая планета движется съ тѣмъ большею скоростiю, чѣмъ ближе находится она къ Солнцу, что происходитъ во время перигелiевъ каждаго изъ планетныхъ кругообращенiй, имѣющихъ, какъ известно, не вполнѣ круговидную форму, но болѣе или менѣе приближающихся къ формѣ эллипса. Напротивъ, планета движется съ меньшею скоростью въ точкахъ пути своего, наиболѣе удаленныхъ отъ Солнца. Такое различiе движенiй въ особенности замѣтно въ планетахъ, эллипсъ которыхъ очень удлиненъ. Нѣкоторыя кометы проходятъ въ перигелiѣ 30 лье въ секунду, а въ афелiѣ — только несколько метровъ.

Юпитеръ употребляем 12 нашихъ годовъ для прохожденiя своей орбиты, равной 1 мильярду 214 миллiонамъ лье. Скорость движенiя его въ секунду равна 12,972 метрамъ, 778 километрамъ въ минуту, 11,675 лье въ часъ, 280,200 лье въ сутки.

Путь, проходимый Сатурномъ втеченiи его года, состоящаго изъ 10 760 дней, равенъ 2 мильярдамъ, 287 миллiонамъ и 500 тысячамъ лье. Средняя скорость его достигаетъ до 212,600 лье въ сутки, 8,858 лье въ часъ, 9,842 метровъ въ секунду. Скорость движенiя Урана, проходящаго свою орбиту въ 4 мильярда 582 миллiона и 120 тысячъ лье, втеченiи 84 лѣтъ, равна только 149,300 лье въ сутки, или 6,000 лье въ часъ.

Орбита Нептуна представляетъ протяженiе въ 7 мильярдовъ 170 миллiоновъ лье, а скорость, съ какою планета проходитъ по орбитѣ своей втеченiи 164 лѣтъ, равна 20,000 километрамъ въ часъ, или 5½ километрамъ въ секунду.

Изъ этого видно, насколько быстрота планетныхъ движенiй постепенно уменьшается, начиная съ Меркурiя, проходящаго 58 километровъ въ ту-же единицу времени. Относительныя скорости эти, выраженные рядомъ чиселъ, въ километрахъ и секундахъ, представляютъ, отъ Меркурiя до Нептуна, слѣдующiя отношенiя:

Вотъ скорости, съ какими небесныя сферы носятся въ предѣлахъ пространства. Мы не упоминали еще о небольшихъ планетахъ, выполняющихъ промежутокъ между числами 24 и 13 въ ряду приведенныхъ цифръ. Бесчисленное множество этихъ малыхъ тѣлъ, величиною въ какую-нибудь область, вращается вокругъ Солнца со среднею скоростью 18 километровъ въ секунду, или 16,200 лье въ часъ. Изъ этого видно, что не взирая на незначительность этихъ планетъ, встрѣча съ ними не представляла-бы однакожъ ничего особенно прiятнаго.

Спутники увлекаются своими планетами вокругъ Солнца и притомъ со скоростями, равными скоростямъ планетъ; кромѣ того, первые быстро вращаются вокругъ послѣднихъ. Земля, Луна, планеты, спутники, кометы несутся по небу съ быстротою, о которой не можетъ дать понятiя никакое уловимое для насъ движенiе. Такъ движутся всѣ свѣтила небесныя. Звѣзды, до сихъ поръ называвшiяся неподвижными, обладаютъ наибольшими скоростями, какiя только могутъ быть присущи матерiи. Какая-нибудь звезда, кажущаяся намъ неподвижной въ созвѣздiи — Арктуръ, напримѣръ, — несется въ далекiхъ пространствахъ неба со скоростью 21 лье въ секунду; но пространство, отделяющее ее отъ Земли, такъ громадно*), что перемѣна звѣздою мѣста едва замѣчается нами. 61-я звѣзда въ созвѣздiи Лебедя стремится со скоростью 18 лье въ секунду; какая-нибудь другая звѣзда, Коза, напрiмѣръ, проходить 10½ лье въ секунду, а Сирiусъ — 9 лье въ ту-же единицу времени. Подумайте только о путяхъ, проходимыхъ этими свѣтилами въ часъ, въ сутки, въ годъ, въ столѣтiе! Разстоянiе, отделяющее ихъ отъ насъ, такъ велико, что громадный путь, проходимый ими втеченiи вѣка, — путь, который не можетѣ быть выраженъ величайшимъ изъ чиселъ, не занимаетъ однакожъ на звѣздной сферѣ видимаго мѣста въ одинъ палецъ шириною! Въ этомъ заключается тайна незримости этихъ ужасающихъ движенiй и глубокаго покоя звѣздныхъ ночей.

*) Проходя въ секунду 70,000 лье, лучъ свѣта достигаетъ отъ звѣзды этой до Земли въ 25 лѣтъ и 11 мѣсяцевъ.

Не замечая того, мы несемся въ пространствѣ съ различными скоростями: подъ широтою Парижа 305 метровъ въ секунду, вслѣдствiе вращательнаго и 30,000 метровъ въ секунду, вслѣдствiе поступательнаго движенiя Земли вокругъ Солнца. Присоединимъ къ этому еще движенiе Солнца въ пространствѣ, движенiе, увлекающее за центральнымъ свѣтиломъ всѣ относящаяся къ нему планеты и никакъ не меньшѣе 8,000 метровъ въ секунду, и вотъ три главныхъ движенiя, не считая уже второстепенныхъ, которымъ подчиняется Земля. Говоря по справедливости, Солнце и всѣ планеты низвергаются въ бездну пространства съ ужасающею, указанною нами скоростью. Само по себѣ, Солнце та-же звѣзда и носится оно въ пустынныхъ пространствахъ, подобно звѣздамъ, сестрамъ своимъ, о воздушныхъ странствованiяхъ которыхъ мы уже говорили.

Пусть впечатлѣнiя, производимое совокупностью движенiй тѣлъ небесныхъ, освободить насъ отъ обмана чувствъ; пусть оно не только вполнѣ убедить насъ въ постоянной дѣятельности различныхъ частей вселенной, но и оставить насъ въ полной увѣренности, что существованiе послѣднихъ не можетъ прекратиться безнаказанно,*) такъ какъ оно составляетъ необходимое условiе бытiя мiра.

*) Если-бы планеты, встрѣтiвъ препятствiе своему теченiю, остановились по прошествiи извѣстнаго времени, то центробѣжная сила, производимая ихъ движенiемъ, прекратилась-бы, не оказывала-бы противодѣйствiя притягательной силѣ Солнца, вслѣдствiе чего всѣ планеты прямо рухнули-бы на послѣднее свѣтило. Сколько времени потребовалось-бы для этого паденiя? Меркурiй достигъ-бы до Солнца въ 15¹/₅ дней; Венера — до истеченiя 40 дней; Земля въ 64 дня и 14 часовъ; Марсъ — черезъ четыре мѣсяца; Юпитеръ — въ два года и одинъ мѣсяцъ, или въ 767 дней, Сатурнъ — въ 1,900 дней, Уранъ — чрезъ 5,383 дня, т. е. чрезъ пятнадцать лѣтъ.

Но если-бы вмѣсто постепеннаго замедленiя, движенiе планетъ прекратилось мгновенно, то послѣднiя подверглись-бы престранному видоизмѣненiю. Такъ какъ движенiе не теряется, но превращается въ теплоту, то количество теплорода, происшедшее, напримѣръ, вслѣдствiе внезапной остановки Земли, оказалось бы достаточнымъ, не только для того, чтобы расплавить всю планету вмѣстѣ съ ея обитателями, но даже превратить ее отчасти въ пары. Задержать Землю въ ея теченiи — это значило-бы уничтожить жизнь на ея поверхности.