Около двухсотаго вѣка христіанской эры родъ человѣческій освободился отъ послѣднихъ остатковъ дикости и животности, такъ долго не покидавшихъ его. Нервная чувствительность его достигла необыкновеннаго развитія. Древнія шесть чувствъ: зрѣніе, слухъ, обоняніе, вкусъ, осязаніе и чувство бытія постепенно развивались и брали верхъ надъ грубыми первобытными ощущеніями, пока не достигли наконецъ удивительной тонкости. Путемъ изученія электрическихъ свойствъ, обнаруживаемыхъ живыми существами, создано было, такъ сказать, седьмое чувство — электрическое, и всякій человѣкъ обнаруживалъ теперь въ большей или меньшей степени и силѣ способность производить притяженіе и отталкиваніе какъ на тѣла живыя, такъ и на неодушевленныя; способность эта зависѣла отъ темперамента и другихъ причинъ и проявлялась весьма неодинаково. Но преобладающее значеніе между всѣми этими чувствами имѣло восьмое чувство, игравшее величайшую роль во взаимныхъ отношеніяхъ людей; это было безъ сомнѣнія чувство психическое, дѣлавшее возможнымъ душевное общеніе между людьми на разстояніи.

Предвидѣлось также возникновеніе двухъ другихъ чувствъ, но оба они подверглись роковой задержкѣ въ своемъ развитіи, такъ сказать, при самомъ своемъ рожденіи. Первое изъ нихъ относилось къ возможности видѣть за-фіолетовые лучи солнечнаго спектра, столь ощутимые при разныхъ химическихъ процессахъ, но совершенно невидимые для человѣческаго глаза. Къ сожалѣнію, всѣ упражнявшіеся въ различеніи этихъ лучей почти совсѣмъ ничего не пріобрѣтали въ смыслѣ новой силы, но много теряли въ прежнихъ своихъ зрительныхъ способностяхъ. Второе чувство имѣло цѣлью снособность оріентироваться въ пространствѣ, но также не привело къ замѣтнымъ успѣхамъ, не смотря на всѣ изслѣдованія по приложенію земного магнитизма.

Тѣмъ не менѣе земные люди не дошли до возможности закрывать свои уши, чтобы не слышать надоѣдливыхъ разговоровъ, подобно тому какъ мы можемъ по произволу закрывать свои глаза, а между тѣмъ во вселенной есть такіе привилегированные міры, гдѣ уши обладаютъ этой завидной способностью закрываться по произволу. Что дѣлать, наша несовершенная организація роковымъ образомъ противится многимъ желательнымъ улучшеніямъ.

Открытіе новой періодичности въ женскихъ яичкахъ втеченіе нѣкотораго времени произвело возмущающее вліяніе на число обычныхъ рожденій и грозило измѣнить соразмѣрность въ отношеніи между появленіемъ на свѣтъ мальчиковъ и дѣвочекъ, такъ какъ можно было опасаться, что теперь будутъ родиться исключительно мальчики. Равновѣсіе могло возстановиться только вслѣдствіе глубокаго измѣненія, происшедшаго въ обществѣ. Оказалось, что во многихъ странахъ свѣтскія женщины мало-по-малу почти совсѣмъ перестали дѣлаться матерями, предоставивъ эту обязанность и возложивъ все бремя материнства, считавшагося не совмѣстимымъ съ ложно понимаемымъ женскимъ изяществомъ, на женщинъ простого народа и сельскаго населенія. Это было естественнымъ послѣдствіемъ крайней роскоши утонченной и извращенной цивилизаціи.

Ознакомленіе съ явленіями гипноза дало возможность съ большою выгодою замѣнить старые, нерѣдко совершенно варварскіе и безсмысленные пріемы медицины, фармацевтики и даже хирургіи способами гипнотическими, магнитическими и психическими. Телепатія, то есть общеніе между людьми на разстояніи, сдѣлалась предметомъ обширной и весьма плодотворной науки.

Вмѣсте съ родомъ человѣческимъ преобразилась и обитаемая имъ планета. Промышленная дѣятельность была очень оживлена, но ограничивалась производствомъ эфэмерныхъ предметовъ. Въ тридцатомъ вѣкѣ море было подведено къ самому Парижу посредствомъ широкаго канала, такъ что электрическіе корабли изъ Атлантическаго океана, а также и изъ Тихаго, проходившіе чрезъ Панамскій каналъ, приставали теперь на набережной у аббатства Сенъ-Дени, за которое далеко простиралась теперь къ Сѣверу великая французская столица. Теперешнія суда употребляли лишь нѣсколько часовъ на переходъ отѣ аббатства Сенъ-Дени до Лондонскаго порта, и очень многіе путешественники еще пользовались ими, не смотря на правильныя воздушныя сообщенія, а также не смотря на соединительный туннель подъ Ламаншемъ и мостъ надъ нимъ. За предѣлами Парижа царила такая же оживленная дѣятельность. Морской каналъ соединялъ между собою Атлантическій океанъ и Средиземное море отъ Бордо до Нарбонны и такимъ образомъ дѣлалъ совершенно ненужнымъ длинный обходный путь чрезъ Гибралтарскій проливъ. Съ другой стороны металлическая труба, по которой непрерывно сновали поѣзда, приводимые въ движеніе воздухомъ, соединяла Иберійскую республику (древнія Испанію и Португалію) съ западною Алжиріей (древній Марокко). Парижъ и Чикаго имѣли въ это время по девяти милліоновъ жителей, Лондонъ — десять, а Нью-Іоркъ — двѣнадцать милліоновъ. Постоянно продолжая свое движеніе къ западу по все болѣе и болѣе расширявшемуся кругу, Парижъ подвинулся тогда до сліянія Сены съ Марной, далѣе прежняго Сенъ-Жерменскаго предмѣстья. Всѣ большiе города продолжали разростаться на счетъ селеній и деревень; земледѣльческія работы производились электрическими машінами; изъ воды морей въ громадномъ количествѣ добывался водородъ; рѣчные водопады и морскіе приливы состояли теперь на службѣ человечеству, и ихъ сила передавалась на большiя разстоянiя, служа для освѣщенiя и приведенiя въ дѣйствiе машинъ. Солнечная теплота, запасенная лѣтомъ, правильно распредѣлялась по землѣ зимою, благодаря чему pѣзкость временъ года почти исчезла, особенно съ тѣхъ поръ, когда устроены были почти бездонные колодцы, проводившiе на поверхность земного шара теплоту, скрытую внутри его и казавшуюся неистощимой.

Ихъ столица простиралась отъ Бордо до Тулузы.

Но что такое значитъ тридцатый вѣкъ въ сравненiи съ сороковымъ, сотымъ и двухсотымъ! Извѣстна легенда объ арабѣ, разсказываемая однимъ путешественникомъ тринадцатаго вѣка, не имѣвшимъ впрочемъ никакого понятiя о продолжительности многовѣковыхъ перiодовъ въ естественной исторiи земли.

„Проѣзжая однажды, разсказываетъ онъ, чрезъ одинъ очень древнiй и страшно населенный городъ, я обратился къ одному изъ его жителей и спросилъ, давно ли основанъ этотъ городъ.

„Разумѣется, отвѣчалъ тотъ, это очень богатый и могущественный городъ, но мы не знаемъ, съ какого времени онъ существуетъ, да и наши предки въ этомъ отношенiи знали не больше насъ".

„Черезъ пять вѣковъ мнѣ вновь пришлось проѣзжать чрезъ эту мѣстность, и я не могъ замѣтить здѣсь никакихъ признаковъ города. Я увидалъ крестьянина, вязавшаго снопы среди поля, раскинувшагося на мѣстѣ древняго города, и спросилъ его, давно ли разрушенъ бывшiй здѣсь городъ. — Вотъ такъ дѣйствительно странный вопросъ, отвѣчалъ онъ. Эта земля никогда не была ничѣмъ другимъ и всегда оставалась такою, какъ теперь. — Но развѣ не было здѣсь въ древнiя времена великолѣпнаго города? — Никогда, отвѣчалъ онъ, по крайней мѣрѣ на сколько намъ это извѣстно, ничего подобнаго здѣсь не было, да и отцы наши никогда ни о чемъ такомъ не упоминали.

„Еще черезъ пять сотъ лѣтъ при моемъ возвращении я нашелъ эту мѣстность занятой моремъ; на берегу его расположилась на отдыхъ артель рыбаковъ; я спросилъ у нихъ, давно ли земля эта затоплена моремъ. — Ты, кажется, человѣкъ вполнѣ зрѣлыхъ лѣтъ, а задаешь такiе странные вопросы. Это мѣсто всегда было такимъ, какъ теперь.

„Черезъ новые пять сотъ лѣтъ я еще разъ возвратился сюда. Моря не было уже и слѣда. На встрѣчу мнѣ попался одинъ человѣкъ, случайно оказавшiйся въ этой пустынной мѣстности. Я спросилъ его, давно ли произошла здѣсь такая перемѣна, и онъ мнѣ далъ такой же отвѣтъ, какiе я получалъ и раньше.

„Наконецъ послѣ новаго промежутка времени, равнаго предъидущимъ, я возвратился сюда въ послѣднiй разъ и вновь встрѣтилъ здѣсь цвѣтущiй городъ, еще болѣе многолюдный и болѣе богатый всякаго рода памятниками, чѣмъ первый, видѣнный мною городъ. И когда я хотѣлъ узнать о времени его возникновенiя, жители его мнѣ отвѣчали: начало его теряется въ глубочайшей древности; мы не знаемъ, сколько времени онъ существуетъ на свѣтѣ, да и отцы наши въ этомъ отношенiи знали не больше насъ".

Не представляетъ ли это краснорѣчиваго примѣра того, на сколько коротка человѣческая память, на сколько тѣсенъ нашъ горизонтъ какъ въ пространствѣ, такъ и во времени? Всѣ мы склонны думать, что земля всегда была такою, какъ теперь; лишь съ большимъ трудомъ мы можемъ представить себѣ тѣ вѣковыя измѣненiя, которымъ она подвергалась; громадность этого времени точно такъ же подавляетъ насъ, какъ безпредѣльность пространства, открываемая намъ астрономiей.

А между тѣмъ все измѣняется, все преображается. И вотъ наступилъ наконецъ день, когда Парижъ, этотъ центръ притяженiя для всѣхъ народовъ, лишился своего лучезарнаго свѣта и пересталъ свѣтить мipy.

Послѣ того какъ западно-европейскiе народы слились въ одинъ Общiй Европейскiй Союзъ, завершилось образованiе Русскаго государства, простиравшагося отъ Петербурга до Константинополя; оно довольно долгое время служило оплотомъ Западной Европы отъ нашествiя китайцевъ, которые теперь имѣли уже многолюдные города на берегахъ Каспiйскаго моря. Но съ постепеннымъ развитiемъ человѣчества древнiя нацiональности мало-по-малу исчезали. Однѣ и тѣ же причины послѣдовательно разрывали и уничтожали знамена разныхъ европейскихъ народовъ — французовъ, англичанъ, нѣмцевъ, итальянцевъ и иберiйцевъ; сообщенiе между Востокомъ и Западомъ, между Европою и Америкой становилось все легче и удобнѣе, такъ что море перестало служить препятствiемъ для людей двигаться въ томъ же направленiи, какъ и солнце. Промышленная дѣятельность предпочитала теперь истощеннымъ землямъ Западной Европы новыя земли обширнаго американскаго материка, и уже съ двадцать пятаго вѣка центръ цивилизацiи перемѣстился на берега Мичигана, въ эти новыя Афины съ девятью миллiонами жителей, какъ и въ Парижѣ. Но мало-по-малу прекрасная французская столица послѣдовала примѣру своихъ великихъ предшественницъ — городовъ: Рима, Афинъ, Мемфиса, Фивъ, Ниневiи и Вавилона. Въ ней долго еще сосредоточивались впрочемъ громадныя богатства и всякiя средства къ жизни, равно какъ и разныя другiя сильныя приманки.

Иберiя, Италiя, Францiя мало-по-малу совершенно опустѣли; древнiе города ихъ лежали въ развалинахъ среди обширныхъ и безлюдныхъ пустынь. Лиссабонъ давно исчезъ, разрушенный атлантическими волнами; Мадритъ, Римъ, Неаполь, Флоренция обратились въ груды развалинъ; Парижъ, Лiонъ, Марсель, хотя нѣсколько позднѣе, постигла та же судьба. Типы людей и ихъ языки подверглись такимъ перемѣнамъ, что никакой этнологъ или лингвистъ не могли бы разобрать, какую связь имѣли они съ далекимъ прошедшимъ. Европа переселилась на другой берегъ Атлантики, а Азiя перешла въ Европу. Китайцы въ числѣ цѣлаго миллiарда мало-по-малу наводнили собою всю Западную Европу. Смѣшавшись съ англо-саксонской расой, они до нѣкоторой степени создали новую породу людей. Ихъ главная столица простиралась подобно безконечной улицѣ по обоимъ берегамъ канала, соединявшаго собою два моря, отъ Бордо до Тулузы и Нарбонны. Тѣхъ причинъ, которыя обусловили собою основанiе Лютецiи на одномъ изъ острововъ Сены и постепенно развили древнiй городъ паризiйцевъ до блестящей мировой столицы двадцать четвертаго вѣка, уже не существовало болѣе, а вмѣстѣ съ исчезновенiемъ условiй, зажегшихъ этотъ великiй свѣточъ мiра, долженъ былъ погаснуть и онъ. Торговля и промышленность перешли теперь, какъ въ отдаленные вѣка, вновь на Средиземное море и на великiе океанскiе пути, причемъ каналъ, соединяющiй два моря, сдѣлался мiровымъ торжищемъ и рынкомъ.

Все народы, называвшiе себя новѣйшими, исчезли подобно древнимъ. Францiя перестала существовать въ двадцать восьмомъ веке, проживши на свете около четырехъ тысячъ летъ; Германия погибла въ тридцать второмъ вѣкѣ; Италiя — въ двадцать девятомъ, Англiя распространилась по всему земному шару и овладѣла всѣми океанами. Древняя Европа представляла теперь взору и мысли путешественника тѣ же зрѣлища, какъ равнины Ассирiи, Вавилона, Египта и Грецiи въ XVIII и ХiХ-мъ столѣтiяхъ. Прежняя воинственная слава уступила мирному умственному развитiю и совершенствованiю.

Цивилизацiя конца девятнадцатаго вѣка.

Морскiе берега на югѣ и западѣ Францiи ограждены были большими плотинами отъ наводненiй, но что касается до сѣверо-западныхъ и сѣверныхъ береговъ, то они были запущены и оставлены безъ вниманiя вслѣдствiе отлива населенiя отсюда на югъ и юго-западъ. Медленное и постоянное пониженiе материковъ и береговыхъ странъ, замѣченное еще со временъ Юлiя Цезаря, мало-по-малу опускало прежнiя равнины подъ океанскiя волны, такъ что Ламаншъ постепенно расширялся и размывалъ берега, начиная отъ Гавра до мыса Эльдера, а такъ какъ голландскiя плотины теперь были заброшены, то океанъ мало-по-малу наводнилъ всю Голландiю, Бельгiю и сѣверъ Францiи. Амстердамъ, Утрехтъ, Роттердамъ, Антверпенъ, Брюссель, Лилль, Амiенъ, Руанъ одинъ за другимъ постепенно погрузились въ море, и теперь корабли носились надъ ними по волнамъ, поглотившимъ ихъ развалины.

Самый Парижъ, долгое время служившiй морскимъ портомъ и представлявшiй потомъ часть морского берега, въ одинъ несчастный день увидѣлъ, что океанъ поднялся до высоты башенъ древняго храма Нотръ-Дамъ и залилъ своими безпощадными волнами всю эту достопамятную равнину, на которой втечеше столькихъ лѣтъ решались судьбы всего земного шара.

Да, Парижа, этого прекраснаго Парижа не было теперь болѣе на свѣтѣ!

Мало-за-малымъ берега древней Францiи изрезались въ разныхъ направленiяхъ заливами, образовавъ изъ себя множество полуострововъ. Продольная линiя этой провинцiи Объединенной Европы, провинцiи, замѣнившей собою древнюю исчезнувшую Францiю, шла въ направленiи отъ Кельна къ каналу двухъ морей. Въ это время городъ Парижъ, какъ и вся Францiя уже совершенно изгладились изъ исторiи нашей планеты.

Естественная исторiя земли считается не пятисотлѣтними периодами, какъ считалъ ее арабъ тринадцатаго столѣтiя, легенду о которомъ мы только-что напомнили читателю. Если даже удесятерить этотъ перiодъ, то и тогда его едва лишь будетъ достаточно, чтобъ за это время могли замѣтнымъ образомъ обнаружиться измѣненiя въ очертанiяхъ земныхъ материковъ, потому что какiе нибудь пять тысячъ лѣтъ не болѣе какъ рябь на океанѣ вѣковъ. Не менѣе какъ десятками тысячелѣтiй нужно считать время, чтобы замѣтить, какъ одни материки опустятся на дно морей и какъ другiя земли вынырнутъ изъ морскихъ безднъ на свѣтъ божiй, вслѣдствiе вѣковыхъ измѣненiй въ уровнѣ земной коры, толщина которой и плотность измѣняются, смотря по мѣстности, и давленiе которой на мягкое еще и подвижное ядро служитъ причиною колебательнаго движенiя даже обширныхъ странъ. Небольшого измѣненiя равновѣсiя, незначительного качательнаго движенiя менѣе чѣмъ въ 50 саженъ, при дiаметрѣ земного шара въ 12 тысячъ верстъ, достаточно, чтобы все лицо земли измѣнилось до неузнаваемости.

И если мы будемъ измѣрять исторiю земли не перiодами въ десять, двадцать или даже тридцать тысячъ лѣтъ, но напримѣръ промежутками по сотнѣ тысячъ земныхъ годовъ, то замѣтимъ, что за каждый десятокъ такихъ промежутковъ, то есть втеченiе миллиона лѣтъ поверхность земного шара подвергалась многократнымъ видоизмѣненiямъ преимущественно въ извѣстныхъ мѣстностяхъ, гдѣ особенно сильно проявлялась дѣятельность внутреннихъ и внѣшнихъ силъ.

Нѣтъ больше Парижа!

Заглядывая въ будущее за одинъ или за два миллiона годовъ, мы оказываемся свидетѣлями поразительнаго и чудеснаго прилива и отлива въ предметахъ и существахъ. Втеченiе этихъ десяти или двадцати тысячъ вѣковъ сколько разъ океанъ покрывалъ своими волнами древнiе города, въ которыхъ жили нѣкогда люди! Сколько разъ твердая земля, дѣвственно чистая и обновленная, выступала вновь изъ безднъ всемiрнаго океана! И всѣ такiя великiя преобразованiя совершались незамѣтно съ крайнею медленностью.

Постоянно, безостановочно, не зная ни срока, ни отдыха, измѣнялось географическое очертанiе береговъ, море занимало мѣсто твердой земли, а земля многократно выступала изъ глубинъ морскихъ. Наша планета для своего историка представилась наконецъ ввидѣ совершенно новаго мiра. Все измѣнилось: материки, моря, географическiя очертанiя, племена людей, языки, сердца, тѣла и души, чувства и мысли — однимъ словомъ — все. Францiя скрылась подъ водою, дно Атлантическаго океана выступило наружу, образовавъ новый материкъ; часть Соединенныхъ Штатовъ Америки исчезла; образовался новый материкъ на мѣстѣ Океанiи; Китай очутился на днѣ моря; смерть замѣнила собою жизнь, а жизнь заняла мѣсто смерти; и все то, что нѣкогда составляло славу и величiе народовъ, было навѣки забыто. Если бы теперешнее человѣчество переселилось на планету Марсъ, оно оказалось бы тамъ въ лучшемъ положенiи, чѣмъ чувствовалъ бы себя кто-нибудь изъ насъ, возвратившись на землю по истеченiи такого промежутка времени.