Николай Петрович Каманин, один из первых героев Советского Союза, легендарный участник челюскинской эпопеи, по праву причислен к первопроходцам космоса. В начале 1960-х он был помощником главкома ВВС по космическим полетам — настоящим "дядькой" первого отряда космонавтов. Тем интереснее недавно опубликованные личные дневники генерала, где он рассказывает о советском космосе без купюр и цензуры. "Это фальшивка!", — заявляют обиженные космонавты. Пролить свет на ситуацию и рассказать о том, как рождалась эта книга, мы попросили сына генерала, Льва Николаевича КАМАНИНА, доцента Военной академии имени Жуковского.

— Впервые о публикации дневников отца я начал задумываться в 1989 году. Заключил договор с "Политиздатом". Несмотря на гласность и перестройку, было много проблем — с цензурой, с издательством. Сошлись на том, что для начала напечатаем хотя бы треть дневников. Но из Главлита (существовавшее тогда цензурное ведомство. — Ред. ) пришла бумага с огромным перечнем страниц, которые надлежало убрать — из соображений секретности, по соображениям этики и прочим. Потом "Политиздата" не стало, предлагали издать дневники в Германии. В общем, много воды утекло, пока в Союзе писателей России ко мне не подошли молодые журналисты и издатели и не предложили напечатать дневники генерала Каманина тиражом в 5 тысяч экземпляров. Я согласился. Тираж разошелся мгновенно.

Могу сказать со всей определенностью: книга отца никого не оставила равнодушным! Да, много обиженных. Что неудивительно: в своих записях отец был предельно откровенным. Передо мной стоял вопрос: внести "дипломатическую" правку или оставить все, как было. Оставил... Мне говорят: "Такие вещи нельзя публиковать при жизни героев дневников". Но ведь это интереснейший документ эпохи! А из него, как из песни, слов лучше не выбрасывать.

Так, например, отец упоминал в записях, как любил знаменитый летчик-испытатель Марк Галлай к месту и не к месту подчеркивать свою близость к подготовке полета Юрия Гагарина. "Он проявил не лучшие черты своего характера" — так в дневнике. Когда сам Марк это прочел, он прокомментировал так: "Как и любой дневник, этот документ характеризует прежде всего самого автора". Мне передавали, что Валентину Терешкову обидела цитата из академика Королева. После ее полета тот в сердцах сказал отцу: "Чтоб я еще раз связался с бабами!"

Или, например, приходит письмо в ЦК с космодрома Байконур от какого-то офицера: "Герман Степанович Титов разрушил мою семью. Прошу принять меры". Кому передают это послание, кто вынужден копаться в этих кляузах? Николай Петрович Каманин. Потом Титов на машине сбил женщину, дело вроде бы замяли... И таких эпизодов хватает. Вообще, если верить отцу, много хлопот доставлял космонавт № 2. Например, принципиально не выходил на зарядку. Генерал Каманин призвал на помощь своего фронтового друга дважды Героя Одинцова. Тот стал начальником Центра подготовки и навел порядок, космонавты у него по струнке ходили. Но Николаю Петровичу, как это видно из дневника, такой подход не понравился. Космонавты — люди публичные, представляют страну во всем мире, с ними нельзя по-салдофонски. Больше подходит сочетание кнута и пряника, гибкий подход... Тот же Герман Титов, космонавт номер два, депутат, Герой. С ним проводили воспитательные беседы главком ВВС Вершинин, маршал авиации Руденко. А Герман был близок к богеме: балерины, певицы, киношники. Застолья, банкеты. А что делать, космонавтов тогда носили на руках.

Вы спросите, как в обстановке тотальной советской секретности Каманин смог написать столь откровенные дневники? Отец понимал, что рядом при его участии пишется история. Хотел ее сохранить без прикрас и искажений — так, как ее сам понимал. Никому не говорил о дневнике. Когда вышел в отставку, передал все 12 тетрадок знакомой машинистке. Николай Петрович прямо пишет: "Если начальник Генштаба узнает, чем я занимаюсь, я пропал". Вопреки воле начальства собирал сведения, фотографии космонавтов и дублеров и прятал в свой сейф. Это была совершенно секретная информация. Зато после полета генерал Каманин щедро делился ею с журналистами, им было о чем писать. Кстати, отец сохранил и единственный полный экземпляр фильма о Королеве, снятого при его жизни (другие варианты сильно пострадали от ножниц цензоров).

Из дневников ясно становится, сколько споров и столкновений происходило вокруг советской космической программы. Так, отец активно выступал против трагического полета "Союза-11". Доказывал: нельзя на двухместном космическом корабле посылать троих космонавтов без скафандров, чуть ли не в трусиках. Спорил с преемником Королева, генеральным конструктором Мишиным: нужен экипаж из двух человек в скафандрах и с запасом воздуха. Когда Волков, Добровольский и Пацаев погибли, главком ВВС Кутахов заявил, что был против полета. Но на самом деле вслух протестовал только отец. Командование ВВС стремилось отмежеваться от проблем космоса. Считало их лишней головной болью.

Николай Петрович пишет: "Я любил Гагарина, как сына..." Это действительно так. Он не принял официальных выводов госкомиссии о гибели Гагарина и Серегина, якобы сорвавшихся в штопор. И согласился с мнением некоторых прославленных летчиков: видимо, Гагарин и Серегин находились без сознания после потери связи с Землей.

Генерал не исключал и возможность диверсии...

Есть в дневниках и трагические строчки о смерти главного творца космической программы Сергея Павловича Королева: "Он вошел в операционную на своих ногах, здоровым человеком, а вынесли его мертвым". Считал это головотяпством врачей. Они говорили Королеву, что операция продлится час-полтора, а она затянулась на четыре. Не было приготовлено достаточных запасов крови для переливания. Сердце Королева не выдержало. Кстати, и мой отец умер не без помощи врачей. Приехал с дачи, прихватило сердце. Жена вызвала врача из Кремлевки, а медик приказал: "Вдохните — и не дышите". Отец выдохнул — и больше не задышал никогда.

Когда говорят о строгости отца, я думаю так: Каманин считал первых космонавтов своими детьми, а к родным сыновьям он был очень требователен. Знаю это на своем опыте. Я рос болезненным ребенком, а вот мой старший брат Аркадий с 1943 года в неполных 15 лет начал службу в ВВС на Курской дуге. Сначала в ремонтной бригаде, потом за веселый нрав и хорошую игру на аккордеоне летчики полка научили его управлять самолетом. Он стал выполнять поручения, самостоятельно летал на "По-2". Был дважды награжден: орденами Красной Звезды и Боевого Красного Знамени. Первый орден получил за спасение нашего сбитого летчика, упавшего за линией фронта. Брат посадил самолет и забрал его с вражеской территории. Второй орден Аркадий получил за сбитый фашистский "мессер": тот погнался за легкой добычей и врезался в водонапорную башню. Аркадий закончил войну бывалым пилотом в неполных 18 лет. После войны поступил в академию имени Жуковского, но скоропостижно скончался в 1947-м от осложнений после гриппа.

Я по совету отца тоже поступил в академию имени Жуковского — и с тех пор не разлучался с альма-матер, там сегодня и преподаю. Что еще запомнил об отце? Он любил спорт и прививал эту любовь космонавтам. Летом обязательно бегал по утрам, зимой — лыжи. Проходил до 30 километров. Уже тогда любил большой теннис, заразил своим увлечением космонавтов и конструкторов. У Николая Петровича никогда не было чиновничьего животика. Родился и вырос под Муромом, в городке Меленки, во Владимирской области. Отец — сапожник, мать — ткачиха. В семье родились 11 детей, выжили 6.

Не так давно мне звонила 96-летняя жительница Меленок, первая любовь Николая Петровича, приглашала в гости. Земляки собрали деньги на памятник отцу. А вот первые космонавты даже не приехали на 90-летний юбилей генерала Каманина. Обиделись все-таки...