На похоронах Сергея Павловича я вдруг явно ощутил всю бренность жизни. Мне вспомнились две известные пословицы: «Краткость жизни не позволяет реализовать далекие надежды» и «Высший орден — всего лишь лишняя подушка на похоронах».

Естественно после смерти С.П. Королева без его четкой поддержки вся моя научная программа и созданная научная аппаратура были сразу же сняты с КК «Восход-3» «доброжелателями», которые тут же полностью переориентировали «Восход-3» для военных целей. Но и в этот раз я убедился, что Бог все-таки есть. Этому кораблю так и не суждено было слетать в космос с новой военной программой. «Восход-3» в моей памяти так и остался моим исследовательским космическим кораблем.

Причин отмены осуществления моей исследовательской программы на КК «Восход-3» было много, но немалую роль сыграли, конечно, и мои биографические данные, невероятно раздутые в политических целях генералом Каманиным и его окружением. Это делалось с целью снять с КК «Восход-3» гражданского ученого-космонавта от АН СССР и переориентировать этот КК на решение чисто военных задач. Однако им так и не удалось осуществить этот замысел. Исследовательский космический корабль «Восход-3», на котором предполагалось выполнить мою исследовательскую программу, сейчас стоит в Музее космонавтики как памятник бессмысленной борьбе разных ведомств и политических групп.

В конце февраля 1966 года я обратился к Г.А. Тюлину с просьбой помочь мне где-нибудь использовать созданную мною исследовательскую программу и соответствующую аппаратуру. Если не удастся поставить ее на пилотируемый КК, то хотя бы разместить ее с некоторой доработкой на автоматический КА. Я ему доказывал, что группа энтузиастов вместе со мной создали в ИАТ эту уникальную аппаратуру. Мы потратили на нее уйму энергии и немало средств, и просто бессмысленно не использовать ее рационально для исследовательских целей. Он меня внимательно выслушал и в конце беседы сказал: «Переделывать эту научно-исследовательскую аппаратуру для использования ее на автоматическом КА, наверное, не имеет смысла. В нее при создании была заложена идеология работы совместно с космонавтом-исследователем. Ее безусловно нужно применить на обитаемом КК. При этом вряд ли кто-либо кроме вас, Георгий Петрович, сможет ее оптимально использовать в космическом полете. Сейчас обсуждается вопрос о комплектации КК «Восход-4». Я постараюсь включить вас вместе с вашей исследовательской программой и соответствующей аппаратурой в экипаж этого КК».

В результате в начале 1966 года появилась надежда выполнить на КК «Восход-4» часть научных экспериментов, ранее разработанных мной для исследовательского КК «Восход-3», который (после смерти С.П. Королева) был сразу переориентирован на решение военных задач. В 1966 году Г.А. Тюлин высказал идею установить эту исследовательскую аппаратуру на КК «Восход-4» и реализовать на нем мою научную программу. В марте 1966 года он согласовал с В.П. Мишиным, М.В. Келдышем и Н.П. Каманиным состав основного экипажа для КК «Восход-4», в который вошли Г.П. Катыс и Г.Т. Береговой. Соответственно в ОКБ-1 была снова направлена из ИАТ АН СССР моя исследовательская аппаратура для установки на КК «Восход-4». Началась предполетная подготовка. Однако она сразу же была прекращена из-за неожиданного закрытия программы «Восход-4». Это событие стало еще одним доказательством полного паралича власти, наступившего в области отечественной космонавтики после кончины С.П. Королева. В то время ни одна группа властных структур не знала, что делает расположенная рядом другая группа властных структур. Такого безобразия просто не могло быть при С.П. Королеве, который крепко держал в руках бразды правления и жестоко наказывал всяких излишне инициативных «ослушников».

Еще при жизни С.П. Королева его непосредственный помощник В.П. Мишин неоднократно принимал участие в наших разговорах и обсуждениях научной программы для КК «Восход-3». При этом Сергей Павлович неоднократно давал Мишину поручения помочь мне в решение тех или иных вопросов, связанных с созданием и размещением научной аппаратуры на КК «Восход-3». Таким образом, В.П. Мишин был полностью осведомлен о положительном отношении своего шефа к моей научной программе исследований на КК «Восход-3». Поэтому я думал, что Мишин продолжит крупномасштабную деятельность С.П. Королева. После смерти С.П. Королева я обратился к занявшему его пост В.П. Мишину с просьбой помочь мне в проведении исследовательского полета на КК «Восход-3» с научной программой, сформированной мной при содействии и помощи С.П. Королева. В.П. Мишин вначале отнесся к этому заинтересованно. Разговор на эту тему он начал с того, что предложил мне перейти в его ОКБ-1. Я же ответил, что мне неудобно подводить своего научного руководителя председателя Совета «Интеркосмос» академика Б.Н. Петрова, который очень существенно помогал мне во всех космических делах в АН СССР. После этого В.П. Мишин потерял всякий интерес к обсуждаемой теме. В это время ему кто-то позвонил и он, сообщив, что его срочно вызывают в министерство, тут же уехал, сказав на прощание: «Давайте обсудим этот вопрос в ближайшее время». Я уже знал, что означает такая его фраза и больше его по этому вопросу не беспокоил. Позднее, встретив меня как-то в здании президиума АН СССР, он радостно поздоровался и вдруг сказал: «Если бы вы тогда по моему предложению перешли в ОКБ-1, то давно бы слетали в космос со своей программой. Ну и что вам дало пребывание в захудалом ИАТе у этого дремучего Трапезникова?» После некоторого обдумывания я был вынужден с ним согласиться — по-видимому мой отказ в 1966 году был ошибкой. Хотя этот переход мог и нечего не дать для осуществления моей цели. Все в этом случае полностью зависело бы от Мишина, а он был человеком непредсказуемым.

В связи с созданием группы ученых-космонавтов от АН он занял жесткую узковедомственную позицию. Он заявил, что будет требовать подготовки космонавтов-инженеров и исследователей только из ОКБ-1. После этого я понял, что дальнейшие беседы с Мишиным для меня лишены какого-либо смысла и больше к нему не обращался. Мне полностью стали ясны масштабы несоответствия фигур С.П. Королева и В.П. Мишина по любым параметрам.

Но Королева в то время уже не было. После безуспешных попыток как-то изменить ситуацию, сложившуюся вокруг КК «Восход-4», я был вынужден признать свое поражение. Однако после неоднократных и длительных разговоров с Г.А. Тюлиным, который был твердо убежден в необходимости и перспективности космических полетов с космонавтами-учеными на борту, у меня опять возникла надежда на осуществление такого полета.

Существует восточная басня о трех мудрецах волшебниках, которые обладали магией восстановления жизни. Однажды эти три мудреца во время путешествия уселись под деревом, чтобы отдохнуть и увидели полуистлевший скелет льва. Один мудрец сказал, что он может полностью восстановить этот скелет льва. Второй сказал, что он может полностью одеть этот восстановленный скелет плотью. Третий сказал, что он может вдохнуть жизнь во льва, если два других сделают то, что они обещали. Они начали свои действия и когда третий мудрец вдохнул во льва жизнь, тот сожрал их всех троих, так как он был голоден, и удалился. Между прочим, лев сожрал мудрецов не вследствие черной неблагодарности, а по очень простой причине — только потому, что создавая его, мудрецы забыли наполнить его желудок пищей. Он был очень голоден. А они, к их несчастью, оказались первыми, кто ему подвернулся.

Так, новая система, порожденная мудростью творцов, со временем обрастает различными деталями и начинает жить сама по себе. Она становится сначала слабо управляемой, затем плохо управляемой и, наконец, совершенно не управляемой. Когда джинн уже выпущен из бутылки, он может действовать по своему усмотрению: например — сожрать своих творцов. Это уже было неоднократно. Вспомним хотя бы известную французскую поговорку «революция пожирает своих вождей».

Проблема кормления сотворенного С.П. Королевым голодного льва, олицетворяющего собой военно-промышленный комплекс нашей страны, со временем оказалась весьма трудно решаемой. Этот лев рос быстро и аппетит его все увеличивался. А материальные ресурсы нашей страны оказались не беспредельными. Начал возникать ряд трудно решаемых и вообще неразрешимых противоречий. Все это серьезно усложняло деятельность С.П. Королева в последние годы его жизни. Главным в это время оказался вопрос, чем накормить созданного льва.

Мне кажется, что в последние годы жизни Сергей Павлович Королев уж понимал, а, может быть, даже и ощущал, что тот космический лев ВПК, которого он создал и в которого он вдохнул жизнь, начинает плотоядно на него посматривать, сглатывая слюну. Этот лев уже начал выходить из-под контроля и требовались колоссальные усилия, чтобы загнать его на место. Различные генералы типа Каманина, которые были вызваны к жизни именно гением Королева, начинали терять представления о времени и пространстве, а главное — о роли Королева в их судьбе. Некоторые из этих бодрых львят уже даже пытались попискивать:«А кто он такой, этот Королев, чтобы нами командовать?». Эта тенденция явно прослеживается в дневниках Каманина, он пишет (кн. II стр. 251) буквально следующее: «В ноябре (1965 года) мы дадим решительный бой Малиновскому, Смирнову, Королеву, Крылову и всем тем, кто сейчас тормозит наше продвижение в космос. Есть опасения, что мы не пробьем эту стенку, но мы шли, идем и будем идти вперед, презирая опасности.» (конец цитаты). Из этого следует, что Королев тогда «тормозил наше продвижение в космос», а только Каманин шел «вперед, презирая опасности». Жалко, что Каманин не удосужился конкретно указать то направление, куда он идет «презирая опасности».

Интересно было бы узнать какой именно — свой — вектор развития отечественной космонавтики мог предложить Каманин во время «его боя» с Королевым? По каким именно параметрам и характеристикам этот его вектор развития космонавтики (если он вообще мог возникнуть в голове Каманина) мог отличатся от общеизвестного вектора развития отечественной космонавтики, реализуемого Сергеем Павловичем Королевым? Как мог разумный человек, реально понимающий свое место во времени и пространстве, записать в своих дневниках нечто подобное? Такая запись может характеризовать автора дневников (во время ее регистрации) либо как маразматика, либо как человека, больного манией величия (а может быть — одновременно обладающего этими двумя недугами).

Здесь нужно четко проставить все точки над «и». Каманин стал Каманином только благодаря тому, что Королев стал разрабатывать ракетные межконтинентальные комплексы и космические корабли. Если бы не было Королева, сидеть бы Каманину где-нибудь командующим захолустным военным округом и потихоньку давить клопов. То же самое можно сказать и о прочих генералах, обретавшихся вокруг космонавтики, которые быстро обложили со всех сторон космическую отрасль, да и о медицинских генералах типа Газенко. Все они обязаны всем своим имиджем именно Королеву.

Только потому, что в ЦК КПСС считали, что стратегические ракеты и космические корабли — именно то, чем они могут, бахвалясь своей силой, помахивать перед носом «зажравшихся американцев», финансовые потоки, вливаемые в космическую отрасль были достаточными. Как следствие — космический лев ВПК разрастался, приобретал непомерную силу и наглел. Однако постепенно ресурсы страны оказались истощены.

Здесь надо привести слова, тихо сказанные Николаем Александровичем Пилюгиным на похоронах Сергея Павловича: «Во время умер Серега».

В.П. Мишин получил в наследство очень сложную ситуацию. Он это понимал и, по-видимому, неспроста излишне часто прибегал к услугам Зеленого змия. Он старался, как мог — не только его вина, что после смерти С.П. Королева все пошло вкривь и вкось.

При жизни С.П. Королева директор ИАТ, где изготавливалась научно-исследовательская аппаратура для КК «Восход-3», В.А. Трапезников побаивался Сергея Павловича и безропотно выполнял все его заказы. Однако он в тоже время очень завидовал Королеву. Свое истинное лицо Трапезников продемонстрировал сразу после смерти С.П. Королева, когда программа исследовательского КК «Восход-3» была закрыта. Надо было видеть злобное выражение на его лице, когда он заявил мне: «Ну, что помог вам этот Королев совершить виток вокруг Земли?» Именно такое выражение он употребил.

В то время правящая элита вела азартную политическую игру в космосе с целью создания виртуального портрета нашей страны как ведущей космической державы планеты. Пропагандистским зарубежным поездкам Каманина со слетавшими космонавтами посвящены многие страницы его дневников (кн. I стр. 57-96, 111-118, 234, 338-350 и многие другие). Он тщательно описывает содержание пропагандистских выступлений космонавтов и дает им политические оценки. В этих дневниках (кн. II стр. 213) Каманин пишет: «С Гагариным мы исколесили всю планету, летали вместе над всеми океанами Земли, побывали во всех крупнейших государствах, встречались с сотнями миллионов людей… Были дни, когда в чужой малознакомой стране (Цейлон, Бразилия, Канада, Мексика, США) Гагарин выступал по 18-20 раз в сутки… ». (конец цитаты) Возникает вопрос, а что делал в это время Каманин? Какое отношение он вообще имеет к популярности Ю. Гагарина и для чего он с ним совершал эти вояжи?

Каманин был очень большой любитель попутешествовать за казенный счет в компании космонавтов. Как говорили космонавты — он был очень большой «ездун». При этом на всем земном шаре вряд ли можно найти страну, в которой он не побывал хотя бы однажды, сопровождая очередных слетавших космонавтов. Он очень любил повторять: «На какие только подвиги не пойдешь ради создания величавого образа нашей страны, которая впереди планеты всей!» Он, видимо, имел в виду свои непрерывные зарубежные вояжи.

Всем известно, что очаровательный Юрий Алексеевич Гагарин, первый космонавт планеты и первый гражданин Земли был всеобщим любимцем. Его очень хотели видеть во всех странах и, соответственно, всюду приглашали. Но при чем здесь Каманин? Он же не Королев, который имел прямое отношение к тому, что Гагарин полетел в космос и стал Гагариным. Тем более, при чем здесь вся эта огромная орава сопровождавших вместе с Каманином космонавтов во всех их поездках? На поприще создания улучшенного виртуального космического портрета нашей страны за рубежом была организована превосходная кормушка для Каманина и его свиты. В то же время основная масса населения страны тогда существовала на буквально нищенскую зарплату и еле-еле сводила «концы с концами».

Вопросам организации пропагандистских зарубежных поездок космонавтов уделялось очень много внимания. Эти поездки тщательно планировались. Эти планы утверждались в ЦК КПСС. Существовал жесткий контроль исполнения планов и отчетности после завершения этих поездок. Вся эта организационная деятельность тщательно описана в дневниках Каманина. Там описано, как тщательно и кропотливо готовились и редактировались все пропагандистские выступления участников поездок. Обычно эти выступления готовились в нескольких вариантах, которые можно было использовать в различных ситуациях. Таким образом достигалась полнейшая запрограммированность этих выступлений без каких-либо возможностей свободных высказываний или импровизаций. Каманин для оправдания своих бесчисленных зарубежных поездок старательно подчеркивает «большую важность колоссальной пропагандистской работы, которую выполняют космонавты, как за границей, так и внутри страны». (кн. I стр. 392)

Таким образом, Каманин в дневниках полностью описал весь скрытый механизм широкомасштабного пропагандистского действа. Не сделай он этого, тогда нам было бы сейчас трудно догадаться о существовании этого скрытого пропагандистского механизма, полностью оценить его масштабы и огромные финансовые средства, бесцельно потраченные на его реализацию.

Когда Каманин вел свои секретные дневники, он, видимо, не думал о том, что после их публикации они будут тщательно изучаться специалистами с целью определить действительные причины и движущие силы развития нашей космической отрасли в то время. Если бы он мог предположить, что эти дневники станут предметом анализа, то, возможно, воздержался бы от высказывания откровенно негативных мнений о людях, с которыми он просто несравним не по каким параметрам. Его резкие высказывания о Королеве, Келдыше и других, безусловно, не делают ему чести. Создается впечатление, что автор этих дневников просто не подумал о том, что их будет читать кто-то мыслящий. В этих дневниках зарегистрировано навалом без всякого анализа огромное число интереснейших фактов и сведений, которые нуждаются в глубоком исследовании и осмыслении высококвалифицированными специалистами. Тщательный анализ этих материалов может помочь историкам оценить причины, почему мы так быстро проиграли США космическое соревнование.

Существует магистральное направление развитие космонавтики, которое объективно вызвано к жизни внутренними потребностями человечества. Его породила неистребимая жажда знаний и всепобеждающее любопытство двуногих вертикально ходящих существ, населяющих Землю. Это мощное дерево познания быстро растет вверх — в будущее. Но, как любое дерево, оно, к сожалению, не лишено различных паразитов, обвивающих его ствол и крону и питающихся за счет его жизненных соков. В качестве них в отечественной космонавтике фигурируют различные пропагандистские структуры, являющиеся порождением политиканствующих демагогов.

Все эти агитационно-пропагандистские потуги политических проходимцев не оказывали какого-либо существенного влияния на процесс развития отечественной космонавтики во всех ее многогранных направлениях. Этот процесс шел по своим, свойственным ему законам. Однако сероводородный запах от деятельности этих политиков иногда несколько портил общую атмосферу в этой области.

Тем не менее политиканствующие проходимцы и демагоги развили в тот период времени весьма бурную деятельность вокруг отечественной космонавтики. Они всячески старались проталкивать через правительство различные космические аттракционы, преследуя при этом только политические цели.

К таким пропагандистским затеям можно, например, отнести полеты в космос с целью «посещения». Надо же было придумать такое идиотское название! Спрашивается — «посещение» кого, зачем и с какой целью? «Посещение» представляло собой весьма дорогостоящую затею, включающую в себя процессы подготовки и доставки на нашу космическую станцию на короткое время, представителей других социалистических (и не социалистических) стран с незамедлительным их возвращением. Многие тогда говорили, что эту идиотскую идею предложил Каманин, но в его дневниках нет упоминания об этом.

В советских официальных СМИ это событие обычно освещалось так. «Впервые в мире на нашу космическую станцию на советском космическом корабле доставлен подготовленный в СССР космонавт ПНР (или ЧССР или ГДР и т.п.), который после трехдневного пребывания на станции благополучно возвращен на Землю». Далее по этому поводу происходил обычный иррациональный шабаш. У любого здравомыслящего человека при этом возникал вопрос: «Зачем и с какой целью затеяна вся эта дорогостоящая, усердная возня? И что это все означает? Может быть, по замыслу авторов это должно означать, что у нас в стране столько лишних денег, что их просто куры не клюют?» Но каждый гражданин страны знал, что средств катастрофически не хватало на самые насущные нужды. Так зачем же реализовывались эти никчемные дорогостоящие затеи политиканствующих демагогов. Очевидно только с целью пропаганды виртуальных космических успехов страны под предводительством правящей партии.

А после возвращения на Землю — опять пропагандистская поездка слетавших космонавтов по стране и за рубеж с оравой сопровождающих дармоедов и все это — за народный счет. Многие специалисты высказывались тогда очень негативно по поводу программы «посещений», но эти мнения никем в правительстве не учитывались, и огромные средства фактически тратились в пустую на эту профанацию.

Японцы, наблюдая различные идиотские производственные научно-технические решения, принимаемые в нашей стране под давлением политиков и критикуемые по отдельности всеми специалистами данной области, шутили: «Каждый из вас отдельно — «против», а все вместе — «за». Сплошной парадокс. К сожалению, это подмеченное японцами качество нашей системы, по-видимому, явилось позже одной из многих причин ее развала.

Кстати, к этому же разряду политических затей может быть отнесен и суточный полет трехместного «Востока» под названием «Восход-1». Как стало ясно после его завершения — этот полет был организован только с пропагандистской целью: показать США — вот, мол, какие мы сильные, мы можем уже осуществить то, до чего вам еще очень далеко. Каманин в то время откровенно подчеркивал абсолютную политическую значимость полета КК «Восход-1». В своих дневниках (кн. II стр. 52) он пишет: «На подготовку инженеров и врачей (пассажиров «Восход-1») остается всего полтора месяца — это очень мало, но (с учетом политических задач полета «Восхода-1») могут послать в полет и этих голеньких птенцов».

В научно-техническом плане полет «Восхода-1» ничего не дал. К тому же это была полнейшая авантюра, так как разработчики корабля не удосужились создать средство спасения космонавтов в начале взлета ракеты. Зачем было нужно так рисковать? Тот факт, что в официальном сообщении было упомянуто «впервые в мире инженер-конструктор космического корабля совершил на нем суточный полет» означает нечто совершенно непонятное. Ну, а если бы этот полет совершил не конструктор, а, например, сварщик, который сваривал корпус этого корабля, чтобы при этом изменилось? Да ничего — был бы тот же нулевой научно-технический результат. Все, что сделал во время этого суточного полета к.т.н. Феоктистов, мог бы сделать любой соответственно подготовленный техник средней квалификации. Этот техник смог бы проявлять бурные восторги, наблюдая Землю в иллюминаторе КК, причем возможно и более эмоционально. Он также мог бы потрясти в невесомости прозрачным сосудом с жидкостью. И при этом он, может быть, и не ощущал состояния «перевернутости». Никаких оригинальных исследований, проводимых по собственной научной программе, Феоктистов не выполнил, да и в принципе выполнить не мог, так как он был не ученым-исследователем, а конструктором.

Хотелось бы оценить, во сколько обошлось налогоплательщикам восторги Феоктистова при наблюдении им Земли через иллюминатор «Восхода-1» во время суточного полета вокруг Земли. В своих мемуарах он пишет (стр. 157-158): «Помню, что все трое выражали свои восторги. Особенно впечатляющими были зрелища полярных сияний, восходов и заходов солнца…. Смотреть непосредственно на проплывающую цветную картину Земли можно было бесконечно. Все так легко узнаваемо: вот Америка, вот Африка, вот Мадагаскар, Персидский залив, Гималаи, Байкал, Камчатка. Горы, разноцветные озера, разные цвета морей…». (конец цитаты).

Какие высокоинтеллектуальные и содержательные научные результаты наблюдений и исследований кандидата технических наук в космическом полете! Да им просто цены нет! Конечно, они окупают все затраты на полет КК «Восход-1».

Все это — слово в слово — уже неоднократно излагалось ранее слетавшими космонавтами, которые, правда, не были кандидатами технических наук. Так что это скорее напоминает «плагиат», а не оригинальный результат научных исследований.

Весь этот полет был нужен только для создания очередной волны политической демагогии. «Впервые в мире в новом трехместном космическом корабле совершен совместный полет трех советских космонавтов без скафандров…» и т.д. и т.п. И опять после полета пропагандистское турне новых космонавтов по стране и за рубеж с оравой сопровождающих дармоедов и все это за счет народа.

Кстати, хорошо еще, что никому тогда не пришла в голову мысль — запихать в тот же шарик «Восхода» четверых (а, может быть, и пятерых малорослых космонавтов) и запустить их на один виток вокруг Земли (или на два, три витка, или даже на сутки). Вот был бы рекорд!!! Технически это вполне можно было выполнить, расположив их, например, в двухэтажных креслах прежней конструкции. Желающие наверняка нашлись бы (при существовавших правилах поощрения).

Одно из таких политических шоу в исполнении наших женщин— космонавтов предложил лично Н.П. Каманин. Это предложение он сразу зафиксировал в своих дневниках, чтобы сохранить авторство (кн. II стр. 178): «Я предложил Королеву готовить женщин для повторения полета Беляева и Леонова…. Это вызовет во всем мире не менее широкий отклик, чем это было при полете «Восхода — 2»…. …когда до него дошло все значение предлагаемого мной полета, он начал улыбаться и сказал: «Ах, старая мышь, что придумал….»» (конец цитаты). Обратите внимание, Королев сказал «старая мышь», а не «старый волк» или «старая лиса». Люди, знающие Королева, прекрасно понимали, что он никогда просто так не оговаривался. Из всего этого можно сделать вывод, что С.П. Королев очень хорошо представлял себе — с кем он имеет дело, и даже считал возможным прямо высказаться по этому поводу. Каманин, видимо, не понял, что эти слова Королева — «старая мышь» — означали, что он придумал мышиный замысел, который так и не был реализован.

Я думаю, что Сергей Павлович Королев вначале не догадывался о той роли, которая ему была уготовлена правящей элитой в этом виртуальном космическом спектакле. Однако по мере развития событий, он, конечно, все понял. Но сделать ничего не мог. Налаженная система уже работала полным ходом. Он смирился с ней, как смиряется слон с наличием клещей, которые присасываются к нему в недоступных для него местах. Он продолжал очень интенсивно работать в космической области, оперативно решая все возникающие проблемы и задачи. Единственный вывод, который он сделал для себя из всей этой истории, это решение о необходимости набора и подготовки космонавтов из среды ученых АН СССР и научных сотрудников и инженеров НИИ и ОКБ. При государственной системе, во главе которой стояли личности типа Брежнева, с совершенно нефиксированными правилами игры, которые в любой момент могли измениться, просто нереально было говорить о каких-то осмысленных планах на будущее. Однако С.П. Королев, несмотря на все это, с невероятным упорством пробивал исполнение своих замыслов. Если бы не тяжелая болезнь и последующая смерть во время операции, он наверняка добился бы исполнения и своих планов о наборе научных сотрудников для проведения исследований во время космических полетов.

Проблема проникновения в космос привлекала техническую интеллигенцию своей общечеловеческой значимостью. Люди, работавшие в этой области, ощущали ее как какую-то отдушину в затхлой атмосфере тоталитарного режима, существовавшего в стране. Однако в это же время успехи космонавтики, а также всего комплекса исследований в космосе, использовались правящей элитой в пропагандистских целях в качестве доказательства «преимущества социализма», то есть — для укрепления тоталитарной однопартийной системы. Это, однозначно, ставило под сомнение чистоту помыслов людей, работавших в области космонавтики.

Постепенно ведущие деятели науки и техники, самоотверженно работавшие в области создания ракетно-космического комплекса и космических кораблей, стали понимать — какая неблаговидная роль отводится им правящей элитой. Они стали понимать, что это шоу разыгрывается с единственной целью — облагородить внешний имидж существующей в стране однопартийной системы. Понимание всего этого существенно уменьшило творческий пыл этих технократов, что наряду с другими причинами сказалось в соответствующем снижении темпов развития этой отрасли в 1966-68 годах, а также явилось одной из многих причин нашего прогрессирующего отставания от США. Конечно, большое значение здесь сыграла и смерть С.П. Королева. После его смерти, заменивший его В.П. Мишин, старался изо всех сил, чтобы как-то исправить положение, но это был всего лишь Мишин, а не Королев.

Хочется повторить известное изречение М.Ю. Лермонтова: «Да, были люди в наше время: богатыри — не вы!»

Ко мне неоднократно обращался ряд журналистов со следующим вопросом: поскольку Н.П. Каманин в своих дневниках «Скрытый космос» (кн. II) позволил себе ряд высказываний в ваш адрес, не могли бы вы кратко их прокомментировать? Мой ответ обычно сводился к следующему: мои взаимоотношения с генералом Каманином сложились очень своеобразно. Причем их ухудшению, к сожалению, способствовал я сам своими необдуманными поступками, которые, однако, совершал с чисто благими намерениями. В тот период я имел неосторожность при встречах и беседах с Каманином дарить ему свои новые только вышедшие книги по различным аспектам информационной техники, и в том числе — по использованию этой техники в космических исследованиях. При этом каждый такой мой подарок сопровождался возникновением на лице Каманина кислого выражения. Значительно позже я полностью осознал ошибочность этих своих действий, но было уже поздно — между нами возникли весьма натянутые отношения. Каманин был весьма самовлюбленным (не самолюбивым, а именно самовлюбленным) человеком небольшого роста, причем он очень болезненно воспринимал все обстоятельства, которые, по его мнению, умоляли его чувства собственного достоинства. По-видимому, то обстоятельство, что «какой-то космонавт» (к тому же доктор технических наук и профессор) имеет «нахальство» часто дарить ему, генералу Каманину, свои новые книги сильно раздражало его и приводило ко все возрастающей его неприязни ко мне. Однако он умел сдерживать свои эмоции. Однажды я по указанию С.П. Королева готовил очередное письмо в соответствующие инстанции о необходимости создания группы космонавтов-ученых. В связи с этим я приехал к Каманину, чтобы согласовать некоторые разделы этого письма. Вдруг он «взорвался» и сказал буквально следующее: «Нам не нужны эти гражданские космонавты-ученые, да к тому же еще наверняка — беспартийные. Какая от них может быть польза в космосе? Нам сейчас в космосе нужны военные специалисты — летчики и инженеры. Я не буду поддерживать эту вашу идею о формирование группы гражданских космонавтов-ученых». (Как ни странно, но он сумел предугадать ситуацию: в группе космонавтов-ученых АН СССР, созданной в 1967 году, действительно не было ни одного члена КПСС). Как я ни старался объяснить ему необходимость создания группы космонавтов-ученых, всячески обосновывая эту мысль и одновременно ссылаясь также на опыт США в создании такой группы — на него все это не произвело никакого впечатления. Он стоял намертво. Причем основным его доводом была фраза: «Нам Америка не указ». После этого я не сдержался и высказал ему все, что я о нем думал по данному вопросу. Этого делать не следовало.

Поэтому его высказывания («У Катыса, кроме расстрелянного отца, оказывается есть еще брат и сестра по отцу в Париже» или «Неужели нельзя было подобрать лучшего кандидата для полета от АН СССР?») можно объяснить личной неприязнью ко мне и явным желанием не дать мне совершить исследовательский полет на КК «Восход-1». И затем — на КК «Восход-3» и «Восход-4» с моей индивидуальной научной программой. В дневниках Каманин договорился до того, что поставил мне же в вину тот факт, что мой отец был беззаконно и преступно расстрелян компартией и ею же — затем — реабилитирован. Именно той компартией, активным членом которой Каманин являлся и все решения которой одобрял и, значит, несет ответственность за все ее преступления...

Кто такой Каманин? — Летчик средней квалификации, так отзывались о нем его товарищи. Он не виртуоз-испытатель новейшей авиатехники, как, например, Чкалов, а так — середняк. Он — человек маленького роста и, как все малорослые, обладает колоссальным самомнением и невероятной амбициозностью. Это скороспелый выдвиженец правящей партии проник в верхний эшелон власти на волне так называемой челюскинской эпопеи. Он был одним из любимчиков Сталина. Так вот, этот самый Каманин пытается ставить в вину доктору технических наук, профессору, выдвинутому на должность космонавта-исследователя от Академии Наук СССР то, что его отец был преступно репрессирован компартией, членом которой Каманин является.

В определенной степени я уважаю Каманина за то, что он сделал на первом этапе своей деятельности при формировании групп космонавтов первого и — частично — второго набора: в их подготовке, обучении и воспитании. Но он быстро исчерпал все свои организационные и умственные способности и ресурсы, и погряз в административных дрязгах и попытках ввязываться в решения научно-технических вопросов, в которых он был крайне слаб, но, к сожалению, не понимал этого. К тому же он испортил себе репутацию тем, что использовал свое служебное положение для совершения бесчисленных зарубежных поездок с космонавтами за народные деньги. Об этом он с восторгом пишет в своих дневниках, ничуть не стесняясь этого безобразия. (см. кн. I). Кстати, в этих дневниках он фиксирует такие сведения, которые во времена ведения этих дневников, были не просто секретными, а совершено секретными и даже совершено секретными особой важности (ССОВ). Таким образом он в этих дневниках разглашал государственные секреты нашей страны. Следовательно, в то время, если пользоваться казенным языком, он вел явную антигосударственную деятельность. В дневниках были зафиксированы (наряду со всякой ерундой) также и результаты испытаний большого числа аналогов боевых ракет, их аварии при запусках, результаты анализа этих аварий и очень много других совершенно секретных сведений. Эти сведения ни в коем случае нельзя было записывать в тетрадях, не зарегистрированных в секретном отделе (I отдел) и не охраняемых соответствующим образом.

Нет никакой уверенности в том, что к этим дневникам не мог иметь доступ кто-либо весьма нежелательный. Поскольку эти дневники Каманин вел не только на работе, но и дома, на даче и в различных командировках, то, по-видимому, о существовании этих дневников знали многие. Поэтому нельзя исключить возможность утечки секретной информации, зафиксированной в этих дневниках во время их написания.

Если бы эти дневники попали в руки сотрудников государственной безопасности нашей страны в то время, когда они были написаны, то Каманину в лучшем случае не видать бы, как своих ушей, должности помощника Главкома ВВС по космосу. Это — в лучшем случае, а в худшем случае — дело могло бы закончится длительным тюремным заключением со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Из дневников Каманина видно — с какой настойчивостью он пытался не допустить реализации моего исследовательского полета.

Одна из записей в дневниках Каманина (кн. II стр. 276) связана с одной из очень интересных деталей его деятельности. В конце декабря 1965 года начальник ЦПК генерал Кузнецов Н.Ф. по указанию Каманина устроил собрание всех экипажей космонавтов, готовившихся к исследовательскому полету по моей научной программе на КК «Восход-3». На этом собрании присутствовали: основной экипаж — Катыс, Волынов; дублирующий экипаж — Береговой, Демин; вспомогательный экипаж — Шаталов, Артюхин. На этом собрании Кузнецов объявил, что научная программа Катыса для КК «Восход-3» отменяется и подготовка всех экипажей к полету на КК «Восход-3» прекращается. Это было объявлено, когда основная исследовательская аппаратура была уже создана, испытана и поставлена в ОКБ-I для установки на КК «Восход-3». Естественно, я был вынужден сразу сообщить об этом Сергею Павловичу Королеву. Незамедлительно состоялся его весьма эмоциональный разговор с Каманиным, который по этому поводу заявил что-то странное и невразумительное. Итак, в дневниках Каманина (кн. II стр. 276) записано: «Катысу объявили только то, что вероятность его полета на КК «Восход-3» сейчас значительно меньше, чем месяц назад». И это заявление Каманин делает, когда мне «без всякой вероятности» уже было официально объявлено о снятии с подготовки к полету на «Восход-3». Чудеса, да и только. По-видимому, Каманину «хоть плюй в глаза — все божья роса».

Еще одна запись в дневниках Каманина (кн. II стр. 301) характеризует еще одну из его козней против меня. И так он записывает: «Правецкий предложил ввести в состав экипажа (на «Восход-3») товарища Катыса. Против этого предложения высказались Мишин, Цыбин и я (Каманин)». Таким образом стараниями Каманина я тогда не был включен в состав нового экипажа «Восход-3». И таких записей множество…

В конце своей деятельности в должности помощника Главкома ВВС, ответственного за подготовку космонавтов, после краха советской лунной программы, Каманин начал высказывать какие-то странные сомнения в правильности своих действий. Так он пишет (кн. III стр. 341): «В 1965 году я почувствовал начало нашего отставания (от США). Нам запретили полностью подготовленный полет Волынова Б.В. (и Катыса Г.П.) на «Восходе-3»… ». Естественно встает интересный вопрос: кому это «нам» запретили полет «Восход-3» и кто это запретил? Не сам ли Каманин с явным удовольствием, пользуясь болезнью С.П. Королева, отменил полет «Восхода-3» с исследовательской программой Катыса. Именно за эти действия Каманин был выруган по телефону больным Королевым. Об этом есть соответствующая запись в дневниках (кн. II стр. 276).

Сейчас, по прошествии сорока лет, хочется уже в спокойной обстановке без эмоций разобраться в логике функционирования тех рычагов, которые управляли в 1964 — 1966 годах действиями Каманина, Сербина и других их товарищей. Мне все-таки остается непонятным — на основании чего Каманин и другие могли считать, что я не смог бы в 1964, 1965, 1966 годах успешно провести комплекс высококачественных исследований во время космического полета по своей исследовательской программе (утвержденной президентом АН СССР М.В. Келдышем). Разве на выполнение этой программы каким-либо образом мог повлиять тот факт, что какой-то подлец в 1931 году оклеветал моего отца, и тот был беззаконно осужден и репрессирован? Причем несправедливый и, следовательно, уголовный характер этого преступления признала и всенародно осудила сама компартия. Именно та компартия, убежденным членом которой считал себя Каманин. В то время уже наступала эра расширенных космических исследований, требующая для выполнения этих исследований широкомасштабной подготовки космонавтов-ученых. Это было прекрасно понято руководством NASA, которое в тот период уже создало в США группу космонавтов-ученых, работавших по индивидуальным исследовательским программам. В эту группу были отобраны кандидаты не на основе каких-либо политических соображений, как это практиковалось у нас, а на конкурсной основе с учетом интеллектуальной перспективности программ каждого космонавта-ученого. Вследствие всего вышесказанного, становится ясно на основе какого комплекс причин, мы сейчас оказались на таком низком уровне проведения космических исследований на обитаемых космических аппаратах. В настоящее время почти все космонавты-исследователи, летавшие на наших космических аппаратах, являются зарубежными учеными. Как говорится «Что посеешь — то и пожнешь». А что в свое время «было посеяно» в этой области видно из вышеизложенного.

Итак, прошло уже около сорока лет с того времени, когда группой руководящих товарищей по политическим мотивам была отвергнута моя исследовательская программа, разработанная под руководством академиков С.П. Королева и Б.Н. Петрова. Настало время ответить на вопрос — чего добились деятели, не давшие провести эти исследования и соответственно «воздать им должное по делам их».

Вышеупомянутая программа космических исследований лежит и сейчас «мертвым грузом» где-то в соответствующем архиве. Однако за прошедший период все ее грифы секретности сами собой отпали, так как почти все ее пункты к настоящему времени уже выполнены в исследованиях американских и европейских ученых-космонавтов. Таким образом стараниями вышеупомянутых деятелей наша страна лишилась приоритета в этой области исследований космоса. Это именно то, чего они добились — с чем мы их и поздравляем!

Итак, подведем итоги: я со своей научной программой трижды принимал участие в подготовке к полетам на КК серии «Восход».

В 1964 году подготовка к космическому полету на КК «Восход-1» проводилась с 1 июня по 16 октября. В подготовке принимали участие основной экипаж в составе Волынов, Катыс, Егоров и дублирующий экипаж в составе Комаров, Феоктистов, Сорокин. Так как я тогда отказался вступить в КПСС, я перед стартом «Восход-1» вдруг оказался дублером К.П. Феоктистова.

В 1965 году подготовка к космическому полету на КК «Восход-3» проводилась с апреля по декабрь. В подготовке принимали участие основной экипаж в составе Волынов, Катыс; дублирующий экипаж в составе Демин, Береговой и запасной экипаж в составе Шаталов, Артюхин. Эта подготовка была прекращена после внезапной смерти Сергея Павловича Королева.

В 1966 году подготовка к космическому полету на КК «Восход-4» началась в марте в составе экипажа Береговой, Катыс. Однако эта подготовка по непонятным причинам была сразу же прекращена.

Позже во время моей деятельности в роли руководителя группы космонавтов-ученых я многократно пытался подключиться к предполетной подготовке по различным космическим программам, но встречал постоянное жесткое противодействие Каманина.

Таким образом, настойчивые попытки осуществить исследовательскую космическую программу с созданной мной для этой цели исследовательской аппаратурой, предпринятые в 1964, 1965 и 1966 годах и позже завершались неудачей.

Окажись я тогда со своей научной программой в какой-либо другой цивилизованной стране, например — в США (в NASA), я бы с моей настойчивостью наверняка бы совершил задуманное, так как там никакие высокопоставленные проходимцы по политическим соображениям не смогли бы помещать мне реализовать мои замыслы об исследовательском полете в космос.

Сейчас, когда в нашей стране произошли радикальные политические изменения, ряд российских космонавтов подготовлен в NASA для совместных полетов на американских Шатлах. Некоторые из них уже осуществили такие полеты.

Поскольку все космонавты, которые вместе со мной проходили предполетную подготовку к полетам на КК «Восход-1», «Восход-3» и «Восход-4» были в то время людьми храбрыми, честными и порядочными, я считаю своим долгом высказать о них свои воспоминания. Начать я хочу с воспоминаний о тех космонавтах, с которыми я проходил подготовку и, которых уже нет среди нас. Это Комаров, Демин, Сорокин, Лазарев, Егоров, Артюхин и Береговой.

Владимир Михайлович Комаров прошел длительный путь, состоящий из различных вариантов подготовок к космическим полетам, прежде чем ему удалось совершить первый космический полет на КК «Восход-1» в октябре 1964 года в качестве командира корабля. Каскад предварительных предполетных подготовок включал в себя следующие. В июле 1962 года он заменил отстраненного от подготовки Г. Нелюбова и до августа проходил подготовку в качестве дублера пилота корабля «Восток-4». 12 августа 1962 года по май 1963 проходил подготовку к групповому полету в качестве дублера пилота корабля «Восток-5». В мае 1963 вследствие претензий медиков он был отстранен от подготовки к полету. Но он нашел в себе силы побороть свой недуг и в июне 1964 года начал проходить подготовку к полету на КК «Восход-1» в качестве командира экипажа. В.М. Комаров был умным, тонким, образованным, культурным и хорошо воспитанным человеком. Он был единственным человеком с высшим военном образованием среди космонавтов первого набора.

С Владимиром Михайловичем мы в течение пяти месяцев готовились к полету на КК «Восход-1». В 1964 году подполковник Комаров успешно совершил свой первый суточный полет на КК «Восход-1»совместно с Егоровым и Феоктистовым. Кстати В.М. Комаров был очень недоволен тем, что в его экипаже перед стартом врач Сорокин был заменен Егоровым, который готовился в другом экипаже. Он мотивировал свое недовольство тем, что экипаж прекрасно сработался с Сорокиным, а Егорова они просто совершено не знают. Но эти его разумные возражение не были приняты во внимание, и замена была произведена.

Итак, 12-13 октября 1964 года им был совершен первый космический полет. К величайшему моему сожалению я должен отметить, что с того момента судьбой ему был отмерен срок жизни всего в два года и семь месяцев.

Второй полет в космос В.М. Комаровым был совершен 23-24 апреля 1967 года. Кем-то, может быть — Мишиным, была высказана крамольная мысль, что опытный космонавт-испытатель, находящийся во время полета на борту КК «Союз-1», может сделать значительно больше того, что могут дать несколько дополнительных беспилотных пусков этого недоработанного корабля. Предполагалось, что это поможет существенно ускорить процесс доработки КК «Союз-1». Как стало ясно из дальнейшей «экспериментальной проверки» этой бредовой мысли, она привела к большой трагедии. В то время у многих вызывало удивление, что недоработанный корабль, совершивший до этого всего два (да и то не вполне удачных) беспилотных полета, был отправлен в космос с человеком на борту.

В связи с тем, что к тому времени уже прошло два года, как в СССР не было пилотируемых полетов в космос, партийное руководство страны очень торопило всех, естественно обещая всяческие щедрые премии и награды.

Несмотря на то, что зачетный полет беспилотного КК «Союз-3» прошел с серьезными отказами и замечаниями, Мишин и другие руководители программы решили перейти к пилотируемым полетам. «Это решение мотивировалось тем, что по обнаруженным отказам проведена доработка систем корабля, а наличие на борту космонавта только повысит надежность, так как экипаж в любой момент может взять управление на себя». (Н.К. 1999 №3 стр. 69).

20 апреля 1967 года Каманин записал в своем дневнике (книга III стр. 61): «Итак, все решено: мы идем на очень важный и ответственный полет — он должен снова вывести нашу страну вперед и содействовать освоению Луны … однако состояние кораблей и степень их отработки не дают стопроцентной уверенности в полном успехе всей программы полета (стыковка и переход)…». Вот так — уверенности нет, но ради политической буфонады все-таки будем запускать Комарова в космос. Вот таким образом Каманин охранял жизни «своих» космонавтов.

Подготовка к полету велась в очень ускоренном темпе, чтобы обязательно успеть запустить «Союз-1» к 1 мая 1967 года. Здесь опять проявилась все та же неистребимая зудливость в определенном месте у политиканствующих прохиндеев всегда приурочивать большие «эпохальные» достижения страны к определенным праздникам — 1 мая, 7 ноября и т.п..

Во время подготовки полета КК «Союз-1» конструкторы и разработчики месяцами не вылезали с космодрома. Во всей этой предпраздничной никчемной суете активное участие принимал К.П. Феоктистов проектант по теме «Союз». Вместо того, чтобы внести в эту суматошную возню осмысленный, разумный деловой порядок и послать к … это самое 1 мая, он видимо, забыв пословицу, гласящую «быстро хорошо не бывает», очень торопил события.

Привожу дословно и без комментариев то, что было опубликовано в журнале «Новости космонавтики», 1999 года, № 5, стр. 62: «Главный проектант системы «Союз» К.П. Феоктистов дни и ночи проводил с В.М. Комаровым, стараясь как можно больше рассказать о корабле и системах, часто выбиваясь из графика, установленного врачами для космонавта, и используя время, предназначенное для сна». По-видимому, как это всегда практиковалось в подобных случаях К.П. Феоктистову (и его сотрудникам) была «подвешена какая-то морковка», которую он смог бы схватить, если бы запустил свой «Союз-1» к 1 мая 1967 года. Мы знаем, что такие «морковки» бывают разные: Ленинские премии, Государственные премии и другие премии и все что угодно — любые подарки в материальном плане. Но стоило ли ради какой-то «морковки» так рисковать жизнью Володи Комарова. Вроде бы Феоктистов считал его своим другом. Феоктистову в данном случае надо было помнить пословицу «тише едешь — дальше будешь». Правда, французы прибавляют «от того места куда едешь». А русские добавляют «так как при этом возрастает вероятность, что не сломаешься в дороге». Это имеет прямое отношение к рассматриваемому случаю.

В этом полете В.М. Комаров был назначен командиром активного корабля «Союз-1», а командиром пассивного корабля «Союз-2» был назначен В.Ф. Быковский. Предполагалось в начале запустить КК «Союз-1», через некоторое время запустить КК «Союз-2», выполнить стыковку кораблей и переход космонавтов Хрунова и Елесеева из КК «Союз-2» в КК «Союз-1». Однако после запуска КК «Союз-1» обнаружился ряд сбоев в работе его систем и на 13 витке полета КК «Союз-1» было принято решение об отмене полета КК «Союз-2» и о преждевременной посадке КК «Союз-1». С большими трудностями В.М. Комарову удалось выполнить предпосадочную ориентацию, находящегося в аварийном состоянии «Союза-1», и нормально включить тормозную двигательную установку. Корабль сошел с орбиты и пошел на траекторию посадки. Однако, основной парашют не вышел из контейнера. Владимир Михайлович Комаров погиб 24 апреля 1967 года, при завершении испытательного полета на КК «Союза-1» из-за отказа парашютной системы корабля. К моменту гибели ему исполнилось сорок лет.

Комиссия, расследовавшая катастрофу «Союза-1», пришла к выводу, что основная и запасная парашютные системы оказались недостаточно отработанными и надежными. Вследствие этого становилось ясно, что трагедия с В.М. Комаровым могла вырасти в еще более страшную катастрофу, если бы при запуске КК «Союз-1» не произошло сбоев в работе некоторых его систем. Если бы все системы «Союз-1», пилотируемого В.М. Комаровым, функционировали нормально, то был бы осуществлен старт КК «Союз-2» и произведена его стыковка с КК «Союз-1». В этом случае космонавты Хрунов и Елисеев в соответствии с программой полета перешли бы из корабля «Союз-2» в корабль «Союз-1», и при посадке погибли бы трое космонавтов. При этом через сутки при посадке КК «Союз-2», имеющего тот же дефект парашютной системы, с большой долей вероятности мог бы погибнуть и космонавт Быковский. Вот какие иногда могут возникнуть ситуации в случае применения слова «если-бы».

Володя Комаров был светлой личностью, именно светлой. Он был совершенно чужд и просто не способен ко всякой показухе, проявлению какого-либо зазнайства, превосходства, наглости или нахальства. Я очень бережно сохраняю память об этом человеке редчайших душевных качеств.

Эпитафией к жизненному пути Володи Комарова я бы поставил следующее стихотворение поэта девятнадцатого века С.Я. Надсона:

«Да, жизнь — разумное стремленье.

Туда, где вечный свет горит,

Где человек, венец творенья.

Над миром высоко парит».

С кандидатом технических наук Львом Степановичем Деминым мы в 1965 году готовились к исследовательскому полету на КК «Восход-3». Я был членом основного экипажа. Он был членом дублирующего экипажа. После смерти С.П. Королева эта программа была закрыта. После этого Демин целиком переключился на программу «Амаз». В неизменной связке с космонавтом Г. Сарафановым он после многократных вариантов подготовок к полетам («Салют-2», «Салют-3» и другие) наконец добился своей цели и совершил полет в космос. Полет был совершен 26 — 28 августа 1974 года на КК «Союз-15» вместе с Г. Сарафановым. Однако стыковка и полет на орбитальной станции «Салют-3» выполнены не были из-за отказа систем управления сближающе-корректирующего двигателя корабля.

На тот момент Л.С. Демин был самым старшим по возрасту советским космонавтом, летавшим в космос. Тогда ему было 48 лет, и он уже был дедом. После космического полета Л.С. Демин работал в ЦПК на разных должностях. В 1963 году он ушел в отставку и до 1989 года работал в различных организациях. С 1989 года Л.С. Демин вышел на пенсию.

Лев Степанович Демин был широко образованным, реально мыслящим человеком. Он прекрасно понимал ситуацию, сложившуюся в ЦПК вследствие бессмысленных и даже вредных действий Каманина. Он очень критически относился к принципам управления Каманина, реализуемым его помощниками; осуждал основной его принцип управления «разделяй и властвуй». Он интенсивно работал над докторской диссертацией. Как он говорил, он собирался в ближайшее время представить к защите свою диссертацию. Но тяжелая болезнь и ранняя смерть помешала ему завершить эту работу. Это был глубоко порядочный, прямолинейный, добрый и честный человек. Я сохраняю о нем светлую память, как об одном из близких своих друзей. Лев Степанович Демин скончался в декабре 1998 года в возрасте 72 лет.

Эпитафией к жизненному пути Льва Степановича Демина я бы поставил следующее стихотворение поэта Г.Р. Державина (1816 года):

«Река времени в своем стремлении

Уносит все дела людей.

И топит в пропасти забвения

Народы, страны и людей».

С подполковником Василием Григорьевичем Лазаревым мы готовились к полету на КК «Восход-1». При этом я был членом основного экипажа, а он был вторым дублером. После завершения подготовки к полету на КК «Восход-1» Василий Григорьевич был подключен к участию в других программах. С 1964 по 1973 годы он принимал участие в программах «Алмаз», «Контакт», «Союз» и других.

Первый полет в космос он совершил 27-28 сентября 1973 года на КК «Союз-12» вместе с О. Макаровым. В полете было проведено испытание в пилотируемом режиме модифицированного КК «Союз» и новых спасательных скафандров «Сокол».

Второй полет был им совершен вместе с О. Макаровым 5 апреля 1975 года. Но пилотируемый ими КК «Союз» не вышел на орбиту из-за аварии РН. в момент отделения третий ступени. Система аварийного спасения вывела спускаемый аппарат на баллистическую траекторию, и экипаж аварийно приземлился в горах Алтая, где их и обнаружила группа спасения на следующий день. После этого неудачного полета Лазарев принимал участие еще в ряде подготовок к полетам на КК «Союз-Т», «Союз-Т-3» и других. Василий Григорьевич Лазарев был очень целеустремленным волевым человеком. Он всегда стремился к достижению поставленных целей. Но нормальный второй полет в космос ему совершить так и не удалось. Василий Григорьевич довольно таки критически отзывался о деятельности Каманина и как стало ясно после публикации дневников последнего, он также не питал положительных чувств к космонавту В.Г. Лазареву (Д.К. кн. IV стр. 310 и другие). В.Г. Лазарев умер в декабре 1990 года в возрасте 62 лет.

Эпитафией Василию Григорьевичу Лазареву я бы поставил следующее стихотворение поэта лирика Н.М. Языкова:

«Все тлен и миг! Блажен, кому с друзьями

Свою весну пропировать дано,

Кто видит мир веселыми глазами

И любит жизнь за песни и вино».

С Алексеем Васильевичем Сорокиным мы готовились к полету на КК «Восход-1». Он был членом дублирующего экипажа, я был членом основного экипажа. Алексей Васильевич был веселым и жизнерадостным человеком, но, видимо, очень внутренне излишне эмоциональным. Он очень сильно, чрезвычайно эмоционально переживал, как он говорил ту «подлянку, которую сотворили с ним». Его перед стартом без всяких видимых причин и объяснений просто заменили Б.Б. Егоровым. При этом сделали экипаж Комарова основным. Конечно, эта замена попахивала чем-то неприличным, о чем прямо и говорил В.М. Комаров. После 1964 года Сорокин не принимал участие в подготовке к космическим полетам и работал в ЦПК. В 1970 году получил чин подполковника мед.службы. Он подготовил диссертацию о воздействии ускорений на организм человека, но смерть в 1976 году не позволила ему защитить свою диссертационную работу. Скончался он в возрасте 45 лет.

Эпитафией к жизненному пути Алексея Васильевича Сорокина я бы поставил следующее стихотворение:

«Когда человек уходит в вечность,

то начинаешь ощущать, что

Перед вечностью все пустяки».

С врачом Борисом Борисовичем Егоровым мы готовились к полету на КК «Восход-1». Он был также как я и Волынов членом основного экипажа. Вследствие политических интриг и межведомственной борьбы, перед стартом он был переведен в экипаж Комарова В.М., который был преобразован из дублирующего в основной и соответственно полетел в космос на КК «Восход-1». По вопросу замены Сорокина А.В. Егоровым Б.Б. космонавт Комаров В.М. высказывал резкое недовольство. Однако ему было сказано, что это не его дело. То, что на КК «Восход-1» полетел в качестве врача Егоров Б.Б., а не врач Сорокин А.В. и тем более не врач — инженер Лазарев В.Г., имевший два образования инженерное и медицинское, полностью определялось тем, что отец Б.Б. Егорова был академиком академии медицинских наук и был лично знаком с академиком С.П. Королевым. Об этом написал в своей книге о Королеве Ярослав Голованов.

После полета Егоров Б.Б. удачно защитил кандидатскую и затем докторскую диссертацию и стал доктором медицинских наук. Б.Б. Егоров негативно отзывался о деятельности Каманина и его окружения. Он часто для характеристики деятельности этой группы лиц в ЦПК употреблял слово «кормушка».

В последний период своей жизни Борис Борисович, мягко говоря, проявлял чрезмерную любвеобильность по отношению к красивым женщинам, а также излишне часто прибегал к услугам Зеленого Змея. Это по-видимому и явилось причиной его скоропостижной кончины в 57 лет в 1994 году. Однако, не зная всех причинно-следственных связей мы не имеем право осуждать его. Только Бог судья ему! Есть же поговорка «Кто не любит женщин и вино, тот умрет дураком!». Но известно также «если жечь свечу с обоих концов, она будет гореть ярче, но сгорит быстрее».

Эпитафией к жизни Бориса Борисовича Егорова я бы поставил стихотворение поэта 19 века М.А. Дмитриева:

«Не верно ничто под луною!

Сегодня любви и веселия час,

А завтра лежим под землею -

И завтра не вспомнят о нас!»

С Юрием Петровичем Артюхиным мы готовились к исследовательскому полету на КК «Восход-3». Он был членом второго дублирующего экипажа. После смерти С.П. Королева, когда программа исследовательского полета на КК «Восход-3» была отменена. Юрий Петрович с 1966 по 1974 годы проходил целый каскад подготовок к космическим полетам. Он готовился по программе «Звезда» (7К-ВИ); по программе облета Луны; по программе «Алмаз» и другим. Космический полет он совершил 3-19 июля 1974 года в качестве бортинженера КК «Союз-14» и ОС «Салют-3».

После полета он защитил диссертацию в 1980 оду и получил ученую степень кандидата технических наук. Затем работал в ЦПК на различных должностях. Ю.П. Артюхин был жизнерадостным, общительным и контактабельным человеком, он у всех вызывал симпатию. Скончался Юрий Петрович в августе 1998 года в возрасте 68 лет.

Эпитафией к жизни Юрия Петровича Артюхина я бы поставил нижеприводимое стихотворение поэта 19 века А.А. Дельвига:

«Сегодня я с вами пирую, друзья,

Веселье нам песни заводит,

А завтра, быть — может, там буду и я

Откуда никто не приходит».

С Георгием Тимофеевичем Береговым впервые мы встретились у Каманина 9 декабря 1963 года, что последний и записал в своих дневниках (книга первая стр. 394). Мы с Береговым тогда успешно прошли медицинскую отборочную комиссию, и как стало ясно из чтения указанных дневников, Каманин и Руденко тогда просто не знали, что с нами дальше делать, так как «на очереди стояли уже подготовленные космонавты Волынов, Комаров, Леонов и другие». Со мной вопрос был решен через четыре месяца и в апреле 1964 года я был привлечен к подготовке к полету на КК «Восход-1». Берегового же продержали в неведении еще целый год, и только в 1965 году он был привлечен к предполетной подготовке вместе со мной по программе «Восход-3», где я был членом основного экипажа, а он — дублирующего. Во время подготовки к полету на КК «Восход-3» мы неоднократно беседовали с Георгием Тимофеевичем на различные темы и я узнал от него, что его старший брат Виктор Тимофеевич Береговой был в 1938 году репрессирован. В 1957 оду он был посмертно реабилитирован как многие другие жертвы коммунистического террора. Невольно при этом вспомнились все эти хорьковые морды псевдокоммунистической оравы, которые пользовались любыми способами и приемами, чтобы показать свои преимущества перед родственниками репрессированных людей. Все это существенно смягчило мои взаимоотношения с Георгием Тимофеевичем.

В 1964 — 1966 годах полковник Береговой был большой острослов. Меня он любил называть Кактусом (как он объяснял за мою колючесть). Одного из кандидатов в космонавты некоего Питцхелаури он называл не иначе как Потцхелаури. Являясь сам героем Советского Союза, которым он стал во время Отечественной войны, он называл всю звездную братию (всех Героев Советского Союза и социалистического труда) не иначе как «Золотой Ордой, которая захватила Россию и управляет ею». Можно привести целый ряд других его весьма ярких и оригинальных высказываний и определений. С Береговым мы дважды готовились к полетам на КК «Восход-3» и «Восход-4». В 1965 году при подготовке к исследовательскому полету на КК «Восход-3» по моей научной программе он был членом дублирующего экипажа. Эта программа была отменена после смерти С.П. Королева. В 1966 году мы начали подготовку к полету на КК «Восход-4», где он был вместе со мной членом основного экипажа. Но эта программа была сразу отменена по неизвестным причинам. Позже Береговой неоднократно готовился к полетам на КК «Союз» в 1966, 1967, 1968 годах.

Кстати здесь можно отметить, что из дневников Каманина видно как целенаправленно тот проталкивал Берегового к полету в космос (Д.К. кн. III, стр. 290, 293, 305, 306, 323 и другие). Это делалось с целью последующего назначения его начальником ЦПК вместо генерала Н.Ф. Кузнецова, которого Каманин в конце 1968 года очень сильно невзлюбил. Значительную помощь Береговому оказало также и то обстоятельство, что его старший брат был генерал-лейтенантом и начальником радиотехнических войск ПВО страны. Брат, по-видимому, по братски подставлял свое генеральское плечо, когда требовалась помощь. Это вполне естественно.

Свой комический полет Г.Т. Береговой совершил 26-30 октября 1968 года на КК «Союз-3». Все средства массовой информации сообщали о новой победе в космосе Советского Союза. Непрерывно передавали приветствия и телеграммы партии, советскому народу и, конечно, космонавту. Однако о ходе полета сообщения были крайне скудные. Публиковались какие-то высказывания о маневрировании корабля «Союз-3» с помощью автоматической системы и ручного управления при сближении с КК «Союз-2» и еще что-то в этом духе. Этот полет был объявлен очередным успехом советской космонавтики. Береговой получил все полагающиеся в этом случае награды и звание генерал-майора. Вскоре о полете забыли (Н.К. №23-24. 1998 г. стр. 64). Однако, как стало известно позже основной задачей первого (после гибели В.М. Комарова) космического полета была ручная стыковка «Союза— 3» с беспилотным кораблем «Союз-2». Эту стыковку Г.Т. Береговой выполнить не смог. При этом Каманин потребовал, чтобы на послеполетной пресс конференции Береговому вообще не задавались вопросы о стыковке.

Как пишет в своих мемуарах К.П. Феоктистов (стр. 214): «Береговой в полете допустил грубейшую ошибку при сближении с беспилотным кораблем. Увидев беспилотный корабль, он не обратил внимание на то, что тот хотя и повернут к нему носом, но перевернут вверх ногами…». Для того чтобы можно было отличить где «верх», а где «низ» на корабле, к которому приближаешься, на его корпусе были расположены четыре источника света: два верхних источника, светящихся непрерывно, и два нижних источника, посылающих мигающие световые сигналы. Поскольку Береговой сориентировал свой корабль «вверх ногами», то реализовать нормальный процесс стыковки ему естественно и не удалось.

Как известно, все новое это хорошо забытое старое. В связи с этим здесь имеет смысл привести одну цитату из бессмертной комедии Грибоедова «Горе от ума»: «Ну, как не порадеть родному человечку, как станешь представлять к крестишку, иль к местечку».

Эта крылатая фраза Фамусова полностью определяет все положительные и очень благожелательные реакции Каманина по отношению к Береговому. Эта его линия поведения просто жирным шрифтом набрана в его дневниках. Он нигде в своих дневниках не упрекает Берегового в том, что его старший брат «был расстрелян как враг народа». Хотя он из личного дела Берегового, конечно, знал об этом трагическом событии в семье Георгия Тимофеевича. В тоже время всюду, где только можно было и даже, где было нельзя, Каманин нагло третирует других космонавтов подобными «негативными моментами» в их биографиях. Здесь можно упомянуть Белоусова, Шонина, Елисеева и многих других. Вот Вам и принципиальная прямолинейность коммуниста ленинца — Каманина. Кроме того Каманин всячески старался «замазать» основную неудачу Берегового — его ошибочную ориентацию КК при стыковке, что явилось причиной невыполнения стыковки. Каманин к этому времени настолько обнаглел и уже потерял всякое представление о времени и пространстве, что вопреки всякому здравому смыслу, потребовал запретить задавать на послеполетной пресс конференции всякие вопросы Береговому по поводу неудачной стыковки. Надо уже быть полностью лишенным рассудка, чтобы таким запретом открытого обсуждения пытаться в то время скрыть полный провал программы космического полета Берегового.

Каманин любил повторять пословицу «Нужно всегда побеждать, так как победителей не судят». Но он, как видно из рассматриваемого случая, иногда жестоко ошибался, увлекаясь примитивным искажением действительности и пытаясь выдавать «черное за белое». Данное событие явилось ярким примером полного конфуза такой его тактики. Неудачная попытка облагородить безрезультатный полет Берегового привела к очень негативным результатам. При этом, так называемая «большая победа» в космосе, о которой распространялся Каманин в СМИ, при тщательном рассмотрении оказалась большим поражением и даже привела к некоторому падению авторитета страны в этой области. Естественно все эти инсинуации Каманина стали известны населению страны, но только уже в скандальном ракурсе. Это очень снизило имидж и Каманина, и Берегового, и превратило весь этот полет в примитивную показуху. Общеизвестно, что правда всегда в конце концов вылазит наружу. Этого Каманин, по-видимому, понять не мог. Вот такой это был «принципиальный партиец сталинской закалки, верный член КПСС, абсолютно убежденный в победе коммунизма в нашей стране и во всем мире», о чем он всюду распинался в своих дневниках.

После «удачного» космического полета Берегового, Каманин в 1968 году назначил его заместителем начальника ЦПК. Затем с июня 1972 года он был назначен начальником ЦПК и находился в этой должности до января 1987 года.

У Берегового и Феоктистова были весьма своеобразные, несколько натянутые взаимоотношения, которые не улучшились даже после их совместного пятнадцатидневного путешествия по США в 1970 году. Они тогда совместно фотографировались с Джиной Лолобриджидой, Дугласом Синатрой, Никсоном и всеми, кто подворачивался по этому случаю, что подробно отображено в мемуарах Феоктистова. В этих мемуарах он пишет: «Назначение Берегового на должность начальника ЦПК сначала вызвало некоторое недоумение, но потом стало понятно… назначение начальником скомпрометированного в профессиональном деле человека очень удобно для его начальства. Бедный Береговой: всю дальнейшую жизнь его держали «на крючке»».

В апреле 1975 года Г.Т. Береговой в процессе защиты кандидатской диссертации рассказал о результатах своих фундаментальных исследований в области психологии, и ему за большие успехи в этой области была присуждена ученая степень кандидата психологических наук. Говорят, что инициативные члены Ученого Совета хотели за эту талантливую пионерскую работу сразу присудить ученую степень доктора психологических наук, но почему-то это событие не состоялось.

Нужно отметить, что после того как Береговой слетал в космос и стал начальником ЦПК, он скроил на своем лице такое начальническое выражение, которое свидетельствовало о том, что он не потерпит ни от кого никаких возражений. Он стремился постоянно поддерживать это выражение. И он действительно проводил в жизнь именно такую политику. Так, например, был вдруг уволен без каких-либо особых причин (якобы по состоянию здоровья) космонавт Козлов Владимир Иванович, с которым, как выражался сам Береговой, он «не сошелся характером». Сейчас Козлов В.И. полковник запаса, автор нескольких десятков интересных научных публикаций. Затем после отказа вступить в КПСС был уволен космонавт отряда АН СССР Ершов В.Г. по придуманной причине «прогрессирующая глухота». Этот диагноз позже был опровергнут медицинской комиссией, но Ершова в ЦПК так и не восстановили. Список подобных примеров можно продолжить.

Но, в общем, нужно конечно отметить, что за время начальствования в ЦПК Г.Т. Береговой сделал много полезных дел. Скончался он в 1995 году в возрасте 74 лет.

Эпитафией к жизненному пути Георгия Тимофеевича Берегового я бы поставил следующее стихотворение поэта 19 века П.А. Вяземского:

«Мудрец сказал: жизнь наша сон,

Минутный дар судьбы превратной.

Не спорю — прав, быть может, он,

Но пусть же будет сон приятный».

Как я уже отмечал в настоящее время из одиннадцати космонавтов, готовившихся со мной в 1964, 1965 и 1966 годах к космическим полетам на КК «Восход-1», «Восход-3» и «Восход-4», нас в живых осталось только четверо: Волынов, Шаталов, Феоктистов и я. Мне бы хотелось далее сказать несколько слов о каждом из нас еще пока живущих.

С Борисом Валентиновичем Волыновым мы готовились дважды к полетам на КК «Восход-1» и «Восход-3». Оба раза мы были в основных экипажах. В 1964 году перед стартом КК «Восход-1» вследствие различных политических интриг и межведомственной борьбы была произведена перетасовка экипажей, и мы с Волыновым оказались в дублирующем экипаже.

В 1965 году при подготовке к исследовательскому полету на КК «Восход-3» мы с Волыновым были в основном экипаже, но в связи с болезнью и последующей смертью С.П. Королева этот полет был отменен без всяких пояснений. После этого Б.В. Волынов участвовал в целой серии подготовок к космическим полетам. Свой первый космический полет он совершил 15-18 января 1969 года на КК «Союз-5». Он был командиром корабля, в экипаж входили Хрунов и Елисеев. В полете была произведена стыковка с КК «Союз-4», который пилотировал Шаталов, и произведен последующий переход Хрунова и Елисеева из КК «Союз-5» в КК «Союз-4». Во время этого полета космонавты успешно выполнили всю запланированную программу. Это был существенный успех советской космонавтики на фоне тех неудач, которые нас преследовали после смерти С.П. Королева. Переход космонавтов из корабля в корабль через открытый космос имел важное значение, так как такой переход предстояло выполнять космонавтам по программе Л-3 (Лунная программа).

После совместного полета в состыкованном состоянии была произведена расстыковка кораблей «Союз-4» и «Союз-5» и их последующая посадка. Посадка «Союз-4» была произведена 17 января без каких-либо происшествий. Однако КК «Союз-5» с Б.В. Волыновым на борту повел себя при посадке, мягко выражаясь, странным образом. После выдачи тормозного импульса и команды на разделение отсеков, приборно-агрегатный отсек по непонятной причине не отделился от спускаемого аппарата и не позволял спускаемому аппарату совершить нормальное вхождение в плотные слои атмосферы. Однако вскоре произошло отделение спускаемого аппарата от приборно-агрегатного блока. После этого спускаемый аппарат занял нормальное положение и начал снижаться на баллистической траектории. Парашютная система сработала хорошо, «Союз-5» совершил нормальное приземление. Этот космический полет Б.В. Волынова длился почти четверо суток.

Здесь необходимо отметить, что Каманин интенсивно трудясь на поприще создания виртуального портрета страны во время своих бесчисленных зарубежных путешествий, иногда уделял также внимание управлению группой уже слетавших космонавтов. При этом он обычно использовал главный свой принцип правления «Разделяй и властвуй», как известно предложенный еще Макиавелли. Для разобщения элементов управляемой среды, Каманин обычно осуществлял весьма чувствительные уколы отдельным ее членам. При том глубоко введенное осиное жало, причиняющее резкие неприятности отдельному члену этой среды, выводило на время его из общего строя. Таким образом представлялась возможность успешно управлять группой разобщенных людей по принципу «разделяй и властвуй».

Так, например, в своих дневниках (кн. IV стр. 321) он пишет: «16 апреля 1971 года у меня состоялся нелегкий разговор с Б. Волыновым… Я откровенно объяснил ему, что в ближайшие два — три года его не разрешат послать в новый космический полет и будут ограничивать в выездах заграницу. В ЦК (Сербин) и ВПК (Царев) мне довольно прозрачно намекнули на то, что еврейские родственники Волынова «будут висеть на нем тяжелым грузом»». (конец цитаты). Эти свои «мысли» Каманин естественно высказал не только Б.В. Волынову. Он излагал их также и некоторым другим космонавтам. Необходимо отметить, что все это говорил, так сказать, коммунист — интернационалист. После таких высказываний очень легко себе представить внутреннюю сущность генерала Каманина. Аналогичные действия им предпринимались и в отношении других космонавтов.

Следующий космический полет Б.В. Волынову удалось совершить лишь через семь лет, когда Каманин уже ушел на пенсию. Второй космический полет Б.В. Волынов совершил вместе с Жолобовым В. 6 июля — 24 августа 1976 года в качестве командира первой экспедиции на орбитальную станцию «Салют-5» на КК «Союз-21». Полет был досрочно прекращен.

В 1980 году Б.В. Волынов успешно защитил кандидатскую диссертацию в ВВИА им. Н.Е. Жуковского. Его диссертационная работа была посвящена решению некоторых вопросов эргономики космических летательных аппаратов.

Нужно отметить, что Б.В. Волынов всего достиг только благодаря своей настойчивости и целеустремленности. Никто ему не помогал в движении к его цели, но очень многие ему мешали, причем мешали самым неприличным образом (в том числе и Каманин). В особенности здесь преуспел тогдашний начальник отдела ЦК КПСС некто Сербин. Я не хочу здесь вдаваться в подробности. Пусть вся деятельность Сербина в этом плане останется на его совести и отягощает его. Кто захочет ознакомится с подробностями тех уже далеких событий может прочитать о них в дневниках Каманина.

С Б.В. Волыновым у меня сложились хорошие дружеские отношения. Мы дважды длительное время совместно готовились в основных экипажах к космическим полетам на КК «Восход-1» и на КК «Восход-3». У нас выработалась хорошая совместимость характеров и взаимное уважение. Мы неоднократно вместе отдыхали как после завершения предполетной подготовки, так и в процессе подготовки. Это еще больше укрепило наши дружеские отношения. Позже когда я уже распрощался со своей мечтой о проведении исследований по своей программе в космическом полете, я с особым удовлетворением воспринимал известия об успешных полетах Б.В. Волынова в космосе. О днях совместно проведенных с ним как в период предполетных подготовок, так и в периоды отдыха, я всегда вспоминаю с теплым чувством.

С Владимиром Александровичем Шаталовым, который был тогда подполковником, мы проходили в 1965 году предполетную подготовку к исследовательскому полету на КК «Восход-3». Он был членом второго дублирующего экипажа, а я был членом основного экипажа. Однако в связи со смертью С.П. Королева этот полет был отменен без всяких пояснений. После этого В.А. Шаталов полностью посвятил свою деятельность подготовке к полету на КК «Союз». Конечно, в последующей карьере В.А. Шаталова не малую роль сыграло то обстоятельство, что его отец был генералом железнодорожных войск и Героем Социалистического труда. Сыграло также не маловажную роль выступление Шаталова на очередном съезде КПСС. Он там удачно выступил с довольно содержательной речью. Это все, конечно, требовало очень большой организационной деятельности и создавало определенный имидж.

Первый полет Шаталова выполнен 14-17 января 1969 года. После стыковки КК «Союз-4» и «Союз-5» был осуществлен переход Е. Хрунова и А. Елисеева через открытый космос из корабля «Союз-5» в корабль «Союз-4» и затем осуществлено возвращение их на Землю. Во время второго полета Шаталова 13-18 октября 1969 года стыковку КК выполнить не удалось. Во время третьего полета Шаталова 23-25 апреля 1971 года стыковка «Союз-10» с орбитальной станцией «Салют» также была выполнена неудачно. Не удалось осуществить полное стягивание КК к станции, и обеспечить герметичность стыка. Поэтому была выполнена досрочная посадка. После совершения этих трех полетов Шаталов в июне 1971 года был назначен помощником Главкома ВВС по космосу. Он проработал на этой должности до 1991 года. В 1972 году Шаталов защитил диссертацию и стал кандидатом технических наук. С 1992 года он уволен в запас.

О Владимире Александровиче Шаталове у меня сохранились воспоминания со времени общения с ним при тренировках как о человеке храбром, честном и прямолинейном. Кроме этих качества я хотел бы еще отметить его своеобразный юмор и его доброе отношение к окружающим людям.

В 2002 году я был в Центре подготовки космонавтов и зашел домой к Волынову и к Шаталову. В связи с этим хотел бы сказать здесь несколько слов без комментариев. Это просто информация к размышлению. В домашнем рабочем кабинете космонавта Волынова Б.В. в его квартире в Звездном городке висит большой портрет основателя отечественной пилотируемой космонавтики Сергея Павловича Королева. В аналогичном домашнем кабинете космонавта Шаталова А.С. в его квартире в том же доме в Звездном городке примерно в том же месте висит большой фотопортрет генерала-лейтенанта Шаталова А.С. в парадном мундире со всеми звездами, орденами, медалями и прочими регалиями. Рядом с портретом поставлена небольшая дощечка с надписью — лозунгом «Думай». Да, это занятие весьма полезное…

С конструктором из ОКБ-1 Константином Петровичем Феоктистовым мы проходили подготовку к полету на КК «Восход-1». В основной экипаж входили подполковник Волынов Б.В., доктор технических наук Катыс Г.П. и врач Егоров Б.Б.. В дублирующий экипаж входили подполковник Комаров В.М., кандидат технических наук Феоктистов К.П. и врач Сорокин А.В. Что бы здесь не было никаких неясностей я вынужден по этому вопросу сослаться на записи Каманина в его дневниках (кн. II стр. 63, 65, 69, 75 и другие), где он прямо заявляет, что в основном экипаже был Катыс Г.П., а в дублирующем экипаже Феоктистов К.П. Однако перед стартом вследствие политических интриг и межведомственной борьбы была произведена перестановка экипажей. Феоктистов, несмотря на резкие протесты медиков, был переведен в основной экипаж и вместе с Комаровым и Егоровым совершил в октябре 1964 года суточный полет на КК «Восход-1». Таким образом конструктор Феоктистов стал первым в нашей стране космонавтом-исследователем. После этого он неоднократно старался совершить второй полет в космос, но все его попытки не увенчались успехом.

В мае 1967 года сразу после гибели В.М. Комарова на сконструированном Феоктистовым «Союзе-1» в Госкомиссию поступило заявление Феоктистова с просьбой назначить его командиром «Союза». Его лично поддерживал Мишин и некоторые другие руководители космической отрасли.

В своих мемуарах К.П. Феоктистов пишет на стр. 235: «Ошибкой, приведшей к гибели В.М. Комарова, скорее всего, было преждевременное решение о переходе к пилотируемым полетам корабля «Союз»… Я чувствовал себя виноватым… может быть поэтому и предложил себя в качестве следующего испытателя «Союза»». Тут сразу нужно проставить все точки над «и». Феоктистов изображает из себя кающегося грешника, готового «рискуя своей жизнью» совершить испытательный полет на соответственно доработанном КК «Союз» и тем самым искупить свою вину перед погибшим В.М. Комаровым. Искупление вины могло иметь место, если бы Феоктистов хотел полететь на точно таком же «Союзе», на котором погиб В.М. Комаров, а не на корабле исправленном, доработанном, полностью вылизанном. То есть на КК, созданном без всякой идиотской предпраздничной спешки (тот полет Комарова готовился к 1 мая). Поэтому можно с уверенностью сказать, что мотивом для попытки Феоктистова полететь на доработанном «Союзе» являлось не желание искупления вины перед В.М. Комаровым, а просто желание совершить второй полет в космос с получением всех причитающихся при этом регалий. Вот так выглядит на самом деле эта ситуация при тщательном рассмотрении.

Однако Каманин был настроен резко отрицательно в отношении повторного полета Феоктистова (тем более в должности командира корабля). Он считал Феоктистова совершенно непригодным к этой должности по состоянию здоровья. Несмотря на это в начале июня 1967 года Феоктистов начал готовиться ко второму космическому полету на базе ЦКБЭМ. В феврале 1968 года Каманин под нажимом со стороны различных руководителей МОМ и ВПК вынужден был согласиться на подготовку Феоктистова в ЦПК. Вследствие этого в первом экипаже стали готовится Береговой, Феоктистов, Волынов, Хрунов и Елисеев. Однако после долгих препирательств и споров, упорного сопротивления медиков допустить к полету Феоктистова, а также нежелательности вторичного полета летавших космонавтов (после гибели Комарова и Гагарина) вопрос был решен следующим образом. Решили готовить для КК «Союз-3» трех космонавтов (основного и двух дублеров) Берегового, Волынова и Шаталова. Это предложение было принято, и Феоктистов был снят с подготовки к полету на КК «Союз-3».

В 1980 году уже в возрасте 54 лет Феоктистов предпринял очередную попытку участвовать в полете на космическую станцию «в связи с необходимостью ремонта системы терморегулирования». Естественно, что этот ремонт никто другой кроме него сделать не смог бы. Как он пишет в своих мемуарах (стр. 249): он был включен в экипаж с Леонидом Кизином и Олегом Макаровым. Но бдительные медики и в этом случае не дали ему разрешения на полет, и никакие Бурназяны не смогли ему помочь.

Сейчас К.П. Феоктистов профессор МВТУ им. Баумана. Он читает лекции студентам по различным вопросам космической проблематики и одновременно часто выступает по телевидению с лекциями о том, что полеты человека в космос бессмысленны, так как они в научном плане очень не результативны. Кроме того они очень дорого стоят налогоплательщикам нашей страны, которые с этих полетов в отличие от космонавтов абсолютно ничего не получают. Вот такие «просветления» с ним произошли под старость.

Кроме того, во время своих телевизионных выступлений, К.П. Феоктистов заявляет, что лететь на Луну и Марс вообще не имеет смысла, так как «там ничего нет!». Очень было бы интересно уточнить, чего же все-таки нет на этих космических объектах? Совсем там ничего нет или там все-таки хоть что-то есть? Совершенно не понятно, что именно имеет в виду в данном случае профессор Феоктистов в таких высказываниях.

Кроме тех космонавтов, с которыми я готовился к космическим полетам и о которых упоминал выше, у меня были хорошие дружеские отношения с космонавтами первого набора: Гагариным, Беляевым и Леоновым. Эти космонавты были общительными людьми. Дружеские отношения с ними сильно окрепли во время совместного месячного отдыха в октябре — ноябре 1964 года, после завершения полета КК «Восход-1». Мы все вместе тогда отдыхали в Сочи на так называемой «Ленинской даче». У нас было достаточно времени для общения, разговоров и обсуждения планов на будущее. Я рассказал им о предложении, сделанным мне С.П. Королевым, об исследовательском полете на КК «Восход-3». Кстати, тогда между прочим Гагарин предложил «давай полетим вместе». Я сказал, что это предложение для меня заманчиво, но этот вопрос нужно обязательно и, прежде всего, согласовать с С.П. Королевым. Позже уже в Москве я спросил Гагарина, говорил ли он об этом с Королевым. Он ответил, что Королев эту идею не поддерживает, что у него для Юры имеются другие планы. Таким образом, этот вопрос отпал.

Кроме упомянутых выше космонавтов, с которыми мне приходилось совместно готовиться к полетам, у меня сложились также хорошие отношения с рядом космонавтов из второго (инженерного) набора. Мне по чисто личным, индивидуальным причинам просто нравились: Колодин, Кугно, Буйновский, Куклин, Добровольский и другие. Чем именно были мне симпатичны эти весьма разные люди, я сейчас затрудняюсь сказать, но они мне были приятны и просто нравились. Судьба их сложилась по-разному.

С Петром Ивановичем Колодиным я познакомился в конце 1962 года, когда мы вместе проходили отборочную медицинскую комиссию в ЦНИАГ'е. Он как-то сразу поразил меня своей слитностью. Да, именно слитностью. Это был человек среднего роста, но весь как бы отлитый из металла. Когда он, здороваясь пожимал Вашу руку, то Вам автоматически хотелось скорее выдернуть свою руку из его железной руки, которая сжималась с невероятной силой, как сдвигаются губки тисков. От него прямо веяло громадной внутренней силой.

Он многократно участвовал в подготовках к космическим полетам на различных кораблях, но всякий раз по каким-то причинам не мог совершить полет в космос. Когда в 1971 году перед стартом корабля экипаж, состоящий из Леонова, Кубасова и Колодина, вследствие болезни Кубасова, был по требованию Мишина целиком заменен экипажем в составе Добровольского, Волкова, Поцаева, это для П.И. Колодина было настоящей трагедией. По возрасту он уже не мог рассчитывать на совершение полета в космос, можно сказать рушилась его надежда на совершение полета. Колодин очень эмоционально переживал это событие. Он тогда сказал Мишину: «Вас за это Бог накажет!». Как мы знаем, эти слова подтвердились наихудшим образом. Экипаж КК погиб при посадке.

Но парадокс состоит здесь в том, что В.П. Мишин, жестко настояв на своем решении и вызвав возмущении П.И. Колодина и А.А. Леонова, тем самым спас им жизнь. Вот уж во истину «Человек предполагает, а Бог располагает». Вот такие коллизии происходили в истории отечественной космонавтики в те далекие времена.

Здесь нужно отметить, что П.И. Колодин относился к Каманину очень настороженно, точнее он просто ему не верил. Как стало ясно из опубликованных дневников Каманина, он тоже относился к Колодину весьма прохладно (кн. IV стр. 310 и другие).

Эдуард Иванович Кугно или Эдик (как звали его все друзья) был одним из предвестников надвигающейся катастрофы однопартийной правящей структуры и ее последующего разрушения. Он поднял вопросы неэффективности однопартийных систем не где-нибудь, а в военном верноподданническом учреждении (ЦКП), где сама мысль о подобном действии казалась подавляющему большинству военнослужащих кощунственной и самоубийственной и вызывала почти панический ужас. Естественно, Эдуард Кучно не мог не понимать последствий своих действий. Но видимо очень сильно накипело в его честной душе, что он пошел на «акт самосожжения». Репрессии последовали незамедлительно. Ему многие сочувствовали, но только сочувствием дело и ограничивалось. Сейчас, когда эта система рухнула, мы должны помнить о его мужественном поведении. Это был явный предвестник грядущей бури.

После прекращения непосредственной подготовки к космическим полетам, по совету академиков Келдыша М.В. и Петрова Б.Н. я занялся формированием группы космонавтов-ученых от Академии Наук СССР. После ее создания в течение длительного времени был ее руководителем. При этом одновременно выполнял и свою основную работу, являясь заведующим лабораторией в ИАТ (ИПУ) и ведя соответствующий комплекс исследовательских тем в отделе, руководимом академиком Б.Н. Петровым, который являлся также председателем Совета «Интеркосмос».