Сенека младший

аучная и организаторская деятельность Юрия Александровича Мозжорина и его роль в ракетно-космической технике, становлении и развитии ЦНИИ машиностроения освещены в печати довольно скупо, несмотря на то что еще в 1962 году на наш институт и его директора была возложена головная роль по созданию истории отечественной ракетной и космической техники.

Юрий Александрович был назначен на должность директора — научного руководителя НИИ-88 (так до 1967 года именовался ЦНИИмаш) в июле 1961 года и из 54 лет существования института почти 30 лет (по ноябрь 1990 года) возглавлял его. Именно под руководством Ю.А. Мозжорина НИИ-88 после выделения в самостоятельные организации ОКБ-1 с опытным заводом, загорского филиала № 2, а затем ОКБ-2, ОКБ-3 и осташковского филиала № 1, постепенно превратился в уникальный головной научный центр отечественной ракетно-космической промышленности. По комплексному характеру проводимых исследований, по перечню определяющих развитие отрасли проблем и задач, за решение которых отвечает институт, по сочетанию программно-системных разработок и мощной экспериментальной базы для проведения исследований и наземной отработки изделий ракетно-космической техники ЦНИИмаш не имеет аналогов в стране и в мире.

После выделения из состава НИИ-88 коллективов, осуществлявших проектно-конструкторские и производственно-технологические работы по созданию ракетных комплексов и жидкостных ракетных двигателей, а также огневые испытания двигателей и ракетных ступеней, руководством страны перед институтом была поставлена новая и сложная задача — проведение исследований по обоснованию перспектив развития ракетной и космической техники и разработке рациональной технической политики в области создания стратегического ракетного вооружения и космических систем оборонного, народнохозяйственного и научного назначения. Институт определялся головной научно-исследовательской организацией отрасли и ему поручалась выдача официальных заключений на все технические предложения и проекты главных конструкторов по разработке новых ракет и космических систем или модернизации существующих. Поручение такой задачи научно-исследовательской организации, свободной от разработки конкретных ракет и космических объектов, обуславливало объективность в оценке технических предложений и проектов разработчиков.

Второй, прикладной, задачей НИИ-88 было проведение теоретических и экспериментальных исследований в области аэрогазодинамики, динамики, прочности, теплообмена, создания новых конструкционных материалов и теплозащитных покрытий, а также измерительных средств для стендовых и летных испытаний в обеспечение разработок проектно-конструкторских организаций отрасли. При этом было необходимо расширить и углубить изыскания с целью формирования научного и методического задела, рассчитанного на перспективу развития ракетных и ракетно-космических систем.

К моменту назначения на должность директора НИИ-88 заместитель начальника НИИ-4 МО по научной части генерал-майор инженерно-технической службы Юрий Александрович Мозжорин уже был заслуженным ученым и организатором крупномасштабных исследований. Под его техническим руководством впервые в мире был разработан и создан автоматизированный командно-измерительный комплекс управления полетом автоматических космических аппаратов и пилотируемых космических кораблей. За создание КИКа и обеспечение запуска первого искусственного спутника Земли Ю.А. Мозжорину было присвоено звание лауреата Ленинской премии, а за обеспечение первого космического полета человека он был удостоен звания Героя Социалистического Труда.

Перестройку НИИ-88 в головной институт отрасли начал предшественник Ю.А. Мозжорина Г.А. Тюлин, назначенный директором НИИ-88 в августе 1959 года. За два года руководства институтом Георгий Александрович осуществил целый ряд структурных преобразований. Им были сформулированы задачи и направления деятельности НИИ-88 на ближайшую пятилетку, которые были утверждены решением Совета Министров СССР в сентябре 1960 года. Однако в июле 1961 года Тюлин был назначен заместителем председателя Госкомитета оборонной техники, так что вся реализация намеченных планов легла на плечи преемника Георгия Александровича Ю.А. Мозжорина.

Именно при Мозжорине происходит становление НИИ-88 как уникального головного научно-исследовательского института ракетно-космической отрасли. Этому во многом способствовало удачное сочетание организаторских способностей Юрия Александровича, его открытости и доброжелательности с глубокими научными знаниями, широким техническим кругозором, целеустремленностью, преданностью ракетно-космической отрасли, исключительно высокой работоспособностью и ответственностью за порученное дело.

С приходом в НИИ-88 Ю. А. Мозжорина укрепляется и развивается новое для отраслевого прикладного научного института направление исследования перспектив ракетного стратегического вооружения и обоснования рациональных путей его развития. В институте ведутся проектные проработки баллистических ракет различных типов, оценки боевой эффективности ракетного вооружения, анализ тенденций развития ракетного вооружения и средств противоракетной обороны вероятного противника. Эти работы не подменяли деятельности соответствующих специализированных НИИ и КБ отрасли. Задача состояла в определении необходимых технических параметров ракетного комплекса, оптимальных с точки зрения решения им конечной целевой задачи с учетом критерия "эффективность — стоимость".

Под руководством Ю.А. Мозжорина НИИ-88 начал свои системные исследования с обоснования оборонной доктрины в условиях появления ракетно-ядерного вооружения, которое качественно меняло характер оборонительных и наступательных стратегических операций. Институтом была обоснована единственно возможная разумная оборонная доктрина — доктрина сдерживания, основанная на обеспечении гарантированного ответного ракетно-ядерного удара возмездия. Все другие способы использования ракетно-ядерного оружия, рассчитанные на предупреждение агрессии в превентивном ударе или только на ответно-встречные действия, как показали исследования, не решают задачи обороны государства. В случае примерно равного противника они приводят только к взаимному уничтожению конфликтующих сторон. На основе указанной доктрины сдерживания были сформулированы основные концепции развития ракетно-ядерного оружия и обоснованные рекомендации по летно-техническим характеристикам ракетных комплексов, примерному составу ракетных группировок и их численности. Это дало институту прочную и объективную основу для определения рациональных путей развития ракетного вооружения и правильной оценки всех предложений и проектов ракетных КБ и НИИ.

Аналогичные системные изыскания были инициированы Ю. А. Мозжориным с целью исследования и обоснования рациональных путей развития космических систем оборонного, народнохозяйственного и научного назначения.

Все системные исследования в ЦНИИмаше проводились с опорой на многочисленные научные его подразделения, специализирующиеся в области аэрогазодинамики, динамики, прочности, теплообмена, материаловедения, надежности и других дисциплин. Именно это обстоятельство придавало особую ценность и значимость проработкам и заключениям ЦНИИмаша.

Активные системные исследования перспектив развития ракетно-космических систем вызвали к жизни два новых научных направления деятельности ЦНИИмаша. Это технико-экономическое обоснование перспективных программ развития ракетной и космической техники и обеспечение надежности разрабатываемых отраслью ракетных комплексов и космических объектов.

Результаты исследований по первому направлению стали играть определяющую роль при планировании отраслевых НИОКР в области ракетно-космической техники, что было очень важно для Министерства общего машиностроения. Институту было поручено вести разработку конкретных проектов пятилетних планов опытно-конструкторских работ отрасли, сбалансированных с бюджетными ассигнованиями, и научно-исследовательских работ, направленных на создание необходимого научно-технического задела для перспективных разработок. Институт подготавливал также проекты соответствующих годовых планов. Указанное направление деятельности ЦНИИмаша позволяло министерству строить свою работу на глубоко проработанной научной основе, а институту — быть в центре основных министерских интересов и влиять на процесс формирования долгосрочных планов и программ НИОКР по РКТ. Понятно, что такая деятельность неминуемо приводила к конфликтным ситуациям в силу различных мнений по отдельным техническим проблемам и невозможности реализовать в разрабатываемых институтом проектах долгосрочных планов всех пожеланий разработчиков. Результатом было то, что у Юрия Александровича зачастую складывались весьма непростые отношения с генеральными конструкторами.

Развернутые исследования надежности ракетно-космической техники привели в конечном итоге к разработке утвержденного на правительственном уровне положения о системе обеспечения надежности РКТ, устанавливающего четкий порядок работ в этом направлении на этапах проектирования изделий, их наземной экспериментальной отработки и летных испытаний. Согласно упомянутому положению предусматривалось, что ЦНИИмаш на всех указанных этапах проводит экспертизу программ обеспечения надежности образцов РКТ и комплексных программ их экспериментальной отработки и дает необходимые предложения. Институт непосредственно участвует в наземной отработке ракет и космических объектов в целом и их важнейших агрегатов, в работе аварийных комиссий, часто возглавляя их. На этапе выхода на летные испытания ЦНИИмаш должен выдавать ответственное разрешающее заключение о допуске ракеты или ракеты-носителя к первому пуску, а каждого космического корабля или космического аппарата к полету для решения целевой задачи, подтверждая их надежность и безаварийность. К этой работе, а также к анализу нештатных и аварийных ситуаций Ю.А. Мозжорин стал привлекать специалистов института в области аэродинамики, теплообмена, прочности, динамики, систем управления, двигательных установок.

В результате, по замыслу Ю.А. Мозжорина ЦНИИмаш стал прямым участником отработки надежности создаваемых изделий ракетно-космической техники. Деятельность института в этой области приобрела важное отраслевое значение, а сам он стал наиболее квалифицированным экспертом и организатором системы обеспечения надежности в рамках Министерства общего машиностроения.

Много сил и энергии приложил Юрий Александрович к развитию исследований в области динамики ракет и ракет-носителей. Для обеспечения устойчивости их полета на активном участке траектории потребовалось существенное уточнение динамических характеристик ракет, представляющих собой сложные механические системы с большим числом степеней свободы, относительно малой жесткостью и наличием в баках больших масс жидкости. Разработанный в ЦНИИмаше подход к решению этой проблемы основывался на использовании новых, более совершенных, чем существующие, теоретических методов в сочетании с созданным и отработанным эффективным методом физического моделирования динамических характеристик ракет с использованием их конструктивно подобных моделей в масштабе 1:5 и 1:10. Такое моделирование в совокупности с расчетами показало весьма хорошие результаты в плане точности определения всех динамических характеристик разрабатываемых ракет и космических объектов, необходимых для проектирования автомата стабилизации, настройки его параметров и выбора мест установки чувствительных датчиков.

На основе разработанной методологии отработана устойчивость всех новых ракет и ракет-носителей и выданы главным конструкторам динамические характеристики создаваемых ими изделий, включая вершину разработок такого рода — многоразовую космическую систему "Энергия "-"Буран".

Изучая перспективы развития науки и техники с точки зрения использования их достижений в совершенствовании ракетных и космических систем, Юрий Александрович развернул в ЦНИИмаше в 60-е годы исследования по лазерной тематике. Вначале решались вопросы применения лазерной техники в ходе аэрогазодинамических исследований, что позволило существенно повысить уровень экспериментальных работ. Затем широким фронтом были проведены исследования свойств различных типов лазеров и возможностей их применения в области космической техники. При этом, в частности, изучалось воздействие лазерного излучения на ракетно-космические объекты и технические возможности получения необходимых его параметров.

Крупнейшим новым научным направлением деятельности ЦНИИмаша, которое было организовано Юрием Александровичем с учетом его предыдущего опыта, явилось обеспечение управления полетами пилотируемых космических кораблей, орбитальных станций и космических аппаратов дальнего космоса. Еще в 1962 г. Д.Ф. Устинов дал указание создать в НИИ-88 координационно-вычислительный центр отраслевого значения, который должен был выполнять функции космического баллистического центра и обеспечивать размещение группы ведущих специалистов промышленности, участвующих в управлении полетом различных космических объектов, разрабатываемых КБ и НИИ отрасли. Такой центр должен предоставлять группе управления всю необходимую для этого информацию о полете космического корабля или аппарата и возможность связи с управляющими звеньями командно-измерительного комплекса Министерства обороны, в связи с чем перед институтом были поставлены и другие задачи:

• проводить послеполетную обработку и анализ телеметрической информации с целью выдачи объективных заключений о работе бортовой аппаратуры и выполнении заданной программы полета;

• обеспечивать эффективную пропаганду отечественных космических достижений;

• подготавливать проекты сообщений ТАСС о запусках космических объектов и официальные технические статьи с описанием их конструкции и выполняемых задач;

• осуществлять в отрасли головную роль по истории развития отечественной ракетной и космической техники, обеспечивая объективность и беспристрастность изложения событий (дело в том, что успехи в космонавтике начали порождать достаточно много противоречивых мнений относительно приоритетности и авторства тех или иных проектов и разработок).

В результате энергичных действий Юрия Александровича координационно-вычислительный центр был создан и начал функционировать уже в 1964 году, сначала в существовавшем достаточно скромном корпусе, а затем в специально построенном большом красивом здании, введенном в эксплуатацию в 1970 году и ныне широко известном как национальный Центр управления полетами.

После заключения в 1973 году межправительственного соглашения с США о совместном полете пилотируемых космических кораблей "Союз" и "Аполлон" и их стыковке по программе ЭПАС ЦУП был рассекречен. Он весьма удивил американских специалистов своими функциональными возможностями и аппаратурным оснащением, которые находились на уровне центра управления полетами в Хьюстоне. Дальнейшее развитие ЦУП ЦНИИмаша получил после принятия решения о разработке многоразовой космической системы "Энергия"-"Буран".

Много сил и внимания уделял Юрий Александрович старейшему научному направлению деятельности института в области исследований прочности конструкций, которое образовалось и начало развиваться вместе с первыми разработками ракет дальнего действия в НИИ-88 под руководством С.П. Королева. Качественно новое развитие это направление получило после 1963 года с выходом постановления правительства о разработке лунного экспедиционного комплекса Н1-Л3, где за институтом закреплялась ответственность за проведение исследований прочности, аэрогазодинамики и динамики ракеты-носителя Н1 и лунного корабля Л3 в обеспечение их разработки.

Большие размеры блоков РН Н1 (диаметр до 16 м, высота до 20 м), возросшие на порядок внешние нагрузки на нее, необходимость сборки в институте по технологии завода нетранспортабельных испытываемых блоков — все это обусловило требование строительства большого специального корпуса статических прочностных испытаний носителя. Пришлось создавать новую уникальную силовую оснастку, силовые полы, силовые стены, стапели, которые выдерживали бы колоссальные нагрузки (до 10000 тонн). Нужно было разрабатывать и создавать соответствующие силовозбудители, сложную систему силонагружения испытываемой конструкции, автоматическую систему измерения и контроля напряжений в ее элементах.

В связи с расширением круга задач развивающейся ракетно-космической техники потребовалось дальнейшее развитие прочностной экспериментальной базы. По инициативе Юрия Александровича и под его руководством вскоре создается большой корпус вибрационных испытаний реальных ракет, жидкостных ракетных двигателей, блоков ракет-носителей, космических кораблей, орбитальных станций, затем корпус испытаний их ударной прочности с двумя большими железобетонными камерами, где реализовывались заданные условия импульсного нагружения ракеты и ее элементов, а несколько позже специализированный корпус с тремя большими железобетонными испытательными боксами для статических температурно-прочностных испытаний больших натурных баковых конструкций и корпусов твердотопливных ракет.

Другим старейшим направлением деятельности НИИ-88 в поддержку создания первых межконтинентальных баллистических ракет явилось исследование их аэрогазодинамики и теплообмена. С приходом в институт Юрия Александровича начинают развиваться экспериментальные исследования газодинамики стартовых систем шахтного и открытого типов с учетом ударно-волновых процессов, происходящих при запуске двигателя, сильных акустических нагрузок на стартовое сооружение и мощных дискретных колебательных процессов, возникающих при взаимодействии струи со стартовой системой. Кроме этого, принимается решение о создании нового комплекса больших аэродинамических и тепловых установок, вакуумных камер для исследования влияния возмущений от струй двигателей ориентации на конструкцию космических аппаратов в условиях открытого космоса (комплекс "А"). Для обеспечения работы названных экспериментальных средств разрабатывается и строится новый крупный энергетический комплекс: новые компрессорная и баллонная станции, электрическая подстанция, система оборотного водоснабжения и, наконец, уникальная, оборудованная чехословацкими турбоэксгаустерными агрегатами "Енисей Э" и "Енисей Д", турбоэксгаустерная станция, которая должна обеспечивать необходимое разрежение в рабочих частях аэрогазодинамических и тепловых установок. При этом Юрий Александрович лично возглавляет работы по заказу в Чехословакии оборудования ТЭС, участвует в его испытаниях и приемке.

Еще одно направление деятельности института, основанное Юрием Александровичем, было связано с внедрением в деятельность организаций и предприятий отрасли систем автоматизированного проектирования. ЦНИИмаш взял на себя разработку методологии автоматизированного проектирования и координацию работ в отрасли по созданию таких систем. С этой целью при ЦНИИмаше были образованы отраслевой координационный совет по САПР под председательством Ю. А. Мозжорина, а также отраслевой фонд алгоритмов и программ (ОФАП по САПР). В институте создавалось также программное обеспечение для автоматизированных рабочих мест, выпускались отраслевые документы и стандарты. Это направление деятельности ЦНИИмаша приобрело важное отраслевое значение и пользуется в настоящее время особым вниманием со стороны Российского авиационно-космического агентства.

Госкомитет оборонной техники, а позднее и Министерство общего машиностроения оказывали содействие НИИ-88, а затем ЦНИИмашу в его новой роли головной организации отрасли. Особую поддержку институт и Юрий Александрович как его директор имели от министра С. А. Афанасьева. Он активно привлекал ЦНИИмаш к решению всех сложных вопросов, возникающих в процессе разработки ракетных комплексов и космических объектов, двигательных установок и систем управления, способствовал развитию экспериментальной базы института и обеспечивал его необходимыми кадрами. Следил за тем, чтобы ЦНИИмаш устанавливал прямые деловые контакты с КБ и НИИ и оперативно участвовал в решении проблем, появляющихся в процессе разработки изделий. Для более тесной связи деятельности ЦНИИмаша с работами и интересами отрасли министр добивается назначения Ю.А. Мозжорина членом коллегии Министерства общего машиностроения.

Анализируя развитие ЦНИИмаша при Ю. А. Мозжорине, следует подчеркнуть, что в недрах института продолжали формироваться и развиваться организации, ставшие затем самостоятельными предприятиями, работающими в области ракетно-космической техники. В 1966 году из ЦНИИмаша выделяется отделение стендовых и полигонных измерительных средств вместе с пензенским филиалом, ставшее НИИ измерительной техники. В 1973 году на базе отделения технико-экономического анализа создается московский филиал ЦНИИмаша — организация "Агат". В 1975 году на основе отделения материаловедения организуется ЦНИИ материаловедения.

Головная роль ЦНИИ машиностроения в деятельности ракетно-космической промышленности может быть охарактеризована тем, что за бытность Юрия Александровича директором института было выпущено более 40 правительственных и отраслевых директивных документов, которыми на него возлагались те или иные обязанности или ответственность. ЦНИИмаш активно привлекается к решению важнейших проблемных вопросов, возникающих в процессе создания ракетно-космической техники, а после начала процесса разрядки — к вопросам сокращения стратегических наступательных вооружений.

Важную роль сыграли возглавлявшиеся Ю. А. Мозжориным высококвалифицированные научно-технический и ученый советы ЦНИИмаша, активно способствовавшие качественному решению всех научно-технических вопросов, относящихся к деятельности института и отрасли. В ЦНИИмаше при Юрии Александровиче было защищено около 100 докторских и более 700 кандидатских диссертаций. Здесь, в головном научно-исследовательском институте отрасли, стремились защитить диссертации многие ведущие работники КБ. Среди них видные главные конструкторы ракетных комплексов и космических систем, будущие академики и члены-корреспонденты АН СССР: В.П. Макеев, М.Ф. Решетнев, Ю.П. Семенов, Д.И. Козлов, В.М. Ковтуненко, Е.Г. Рудяк и другие.

В 60-е — 80-е годы под руководством Ю. А. Мозжорина в институте сформировался высококвалифицированный коллектив ученых, инженеров, техников и рабочих, способный решать все проблемные и текущие вопросы, связанные с созданием перспективных ракетных комплексов и космических систем.

ЦНИИмаш завоевал авторитет в Министерстве общего машиностроения и среди КБ и НИИ отрасли как головная организация по исследованию и обоснованию рациональной технической политики развития ракетно-космической техники и разработке проектов долгосрочных программ ее развития, как научно-исследовательский и экспериментальный центр, работающий в самых различных областях: аэрогазодинамики, прочности, динамики, теплообмена, надежности, наземной и летной отработки ракет и космических систем, стандартизации и унификации и, наконец, управления полетом космических объектов, — в обеспечение новых разработок образцов РКТ.

В ноябре 1990 года генерал-лейтенант Ю.А. Мозжорин вышел на пенсию и в отставку с военной службы. Директором ЦНИИмаша был назначен генеральный конструктор КБ "Южное", создатель многих современных стратегических баллистических ракет, космических аппаратов и ракет-носителей В.Ф. Уткин. Однако Юрий Александрович не ушел на покой. Продолжив работу в ЦНИИмаше в качестве главного научного сотрудника, он сосредоточился на написании исторических воспоминаний о развитии ракетно-космической техники в нашей стране, на составлении и редактировании книги о ЦНИИмаше, посвященной его 50-летию. Не прекратил Мозжорин и научных исследований. Он начал разрабатывать и пропагандировать идею удаления особо опасных радиоактивных отходов в дальнее космическое пространство с использованием возможностей ракетной техники.

Юрию Александровичу не суждено было довести до конца все задуманное: 15 мая 1998 года его не стало. И лучшим памятником Юрию Александровичу Мозжорину является Центральный научно-исследовательский институт машиностроения — главное дело большей части его творческой жизни.

Литература.

1. О научно-технической деятельности Ю.А. Мозжорина (к 70-летию со дня рождения). В сб. ст.: Из истории авиации и космонавтики, М.: ИИЕТ АН СССР, 1990, вып. 60, с. 4-11.

2. Мозжорин Ю.А. Центральный научно-исследовательский институт машиностроения — головной центр советской ракетно-космической промышленности. Там же, с. 20-40.

3. Мозжорин Ю.А. История создания и развития Центрального научно-исследовательского института машиностроения. — Космонавтика и ракетостроение, 1993, вып. 1, с.28-38.

4. Юрий Александрович Мозжорин. К 75-летию со дня рождения. Космонавтика и ракетостроение, 1996, вып. 7, с. 5-10.

5. Брусиловский А. Ю.А. Мозжорин: "ЦНИИмаш — моя радость и боль". — Космонавтика и ракетостроение, 1996, вып. 8, с. 158-163.

6. 50 лет впереди своего века (1946-1996). М.: ЗАО "Международная программа образования", 1998.

7. Уткин В.Ф., Мозжорин Ю.А. Ракетное и космическое вооружение. В кн.: Советская военная мощь от Сталина до Горбачева. М.: Издательский дом "Военный парад", 1999, с. 172-269.

8. Создание межконтинентальных ракет и покорение космоса. М.: ЗАО "Международная программа образования", 2000.

удучи участником ряда работ в области ракетно-космической техники, проводимых под руководством Ю.А. Мозжорина в НИИ-4 Министерства обороны СССР, хочу вспомнить о некоторых подробностях событий тех лет и взаимоотношениях с этим неординарным специалистом и человеком.

Впервые о Юрии Александровиче я узнал в самом начале 50-х годов, когда после окончания МАИ начал работать в НИИ-4 в группе М.К. Тихонравова. Эта группа в тот период исследовала возможности создания составных баллистических ракет, способных доставлять грузы на межконтинентальные расстояния и выводить на орбиты искусственные спутники Земли [1;2;4]. Мозжорин работал в то время в аппарате ракетного управления ГАУ Минобороны СССР. М.К. Тихонравову и его первому помощнику И.М. Яцунскому приходилось встречаться и решать с Юрием Александровичем вопросы организации названных исследований. От них я и услышал, что в ГАУ работает Ю.А. Мозжорин — участник работ в Германии по изучению ракет Фау-2, глубоко разбирающийся в баллистике и аэродинамике и хорошо знакомый с основными направлениями развития баллистических ракет.

В 1954 г. было принято постановление правительства СССР о создании в ОКБ-1, возглавляемом С.П. Королевым, составной межконтинентальной ракеты Р-7. Во всей своей полноте возникла проблема организации и обеспечения летных испытаний такой ракеты. Прежний полигон испытаний баллистических ракет средней дальности (Р-1, Р-2, Р-5) со стартовой площадкой в районе г. Капустин Яр (Астраханская обл.) оказался непригодным для испытаний подобной ракеты. Причинами этого являлись, прежде всего, прохождение трассы испытательного полета на дальность 6-10 тыс. км при старте из района Капустина Яра через густо населенные районы и возможность падения там отделяемых ступеней ракеты (или всей ракеты при аварийном полете). Следует отметить, что теоретическими исследованиями вопросов организации испытаний составных ракет в НИИ-4 начали заниматься еще в 1953 г., и к моменту принятия постановления о создании Р-7 определенные результаты уже были накоплены.

Разработка и построение полигонного комплекса для испытаний ракеты Р-7 согласно постановлению были возложены на Минобороны СССР и его научные учреждения. К активной работе был привлечен и НИИ-4, начальником которого в то время был генерал А.И. Нестеренко. Непосредственно исследованиями руководил заместитель начальника института Г.А. Тюлин, который плотно взаимодействовал по всем вопросам с начальником теоретического отдела ГАУ Ю.А. Мозжориным. Надо сказать, что деятельность этих двух крупных ученых и организаторов работ в области ракетно-космической техники начиная со второй половины сороковых годов в течение всей их последующей жизни оказалась тесно связанной и, в большой степени, взаимодополняющей.

В начале работ над полигонным комплексом ракеты Р-7 прежде всего необходимо было выбрать расположение на территории СССР районов старта ракеты и падения ее головной части. При решении данных вопросов должны были учитываться следующие факторы:

• протяженность трассы полета должна быть близкой к наибольшей дальности полета Р-7 для того, чтобы условия ее полета максимально приближалась к реальным;

• районы падения первых отделяемых ступеней ракеты, а также головной ее части должны находиться в пустынных, ненаселенных, районах;

• трасса полета Р-7 не должна проходить через районы со значительной плотностью населения с тем, чтобы при аварийном полете ракеты вероятность нанесения ущерба населению была минимальной.

В НИИ-4 был рассчитан и проанализирован ряд вариантов расположения полигона испытаний Р-7. В частности, мне совместно с И.М. Яцунским было поручено исследовать трассы полета ракеты при ее старте из районов г. Красноводска (Туркмения) и ст. Джусалы (Казахстан) и падении головной части на Камчатке, а также при пуске из района г. Коноша (Архангельская обл.) и падении головной части на о. Врангеля.

Результаты расчетов и анализа докладывались Г.А. Тюлину и Ю. А. Мозжорину. В ОКБ С.П. Королева рассматривались и другие варианты расположения испытательных трасс Р-7. Все результаты анализа различных вариантов прохождения трасс тщательно изучались и сравнивались, решение принималось государственной комиссией, возглавляемой генералом В.И. Вознюком. По оценкам комплекса основных характеристик разных вариантов и соответствия их требованиям к полигонному комплексу Р-7 был выбран и утвержден вариант расположения точки старта в районе ст. Джусалы и района падения головных частей на полуострове Камчатка.

В январе 1955 г. была организована специальная экспедиция на ст. Джусалы с поручением выбрать конкретное место в прилегающем к ней районе, где должен быть создан стартовый комплекс, и определить расположение служб, обеспечивающих его работу. Экспедицию возглавил генерал Вознюк, в ее распоряжение был предоставлен специальный поезд, укомплектованный в Москве, и необходимые высокопроходимые автосредства, которые ожидали экспедицию на ст. Джусалы. В состав экспедиции как специалист-баллистик был включен и я. Экспедиция базировалась на ст. Джусалы, каждый день совершались автомобильные поездки и осмотр местности в наиболее подходящих районах, предварительно выбираемых по карте. Наконец, севернее железнодорожного разъезда Тюра-Там нашли участок, который удовлетворял предъявленным требованиям, и в центре этого участка был вкопан рельс, обозначивший положение ныне всемирно известного стартового комплекса, с которого ушла в небо и первая межконтинентальная ракета Р-7, и первый ИСЗ, и космический корабль с первым космонавтом — Ю.А. Гагариным — на борту; места, где начались многие другие знаменательные космические полеты.

На разъезде Тюра-Там в то время было три железнодорожных пути, стояло три небольших одноэтажных пристанционных здания и водонапорная башня. Никаких других строений в обозримой окрестности не было. Южнее разъезда, на берегу реки Сыр-Дарья, протекавшей недалеко от него, был определен район расположения будущего города Ленинск, в котором должны были жить специалисты с семьями, обеспечивающие функционирование всего сложного стартового хозяйства ракеты Р-7. Государственная комиссия после возвращения экспедиции рассмотрела и утвердила предложения. Очень скоро в районе разъезда Тюра-Там развернулись обширные и очень напряженные строительные работы по созданию стартового комплекса, обслуживающих средств, жилого фонда для специалистов. Начальником полигонного комплекса был назначен генерал А.И. Нестеренко, возглавлявший до этого, как отмечалось, НИИ-4 МО.

В НИИ-4 во взаимодействии с теоретическим отделом ГАУ, руководимым Ю.А. Мозжориным, был разработан проект полигонного измерительного комплекса, обеспечивающего слежение за полетом Р-7 и прием телеметрических данных с борта ракеты, позволяющих оценивать качество работы ее бортовых систем. В группе М.К. Тихонравова А.В. Брыков рассчитал такое оптимальное расположение измерительных пунктов относительно трассы на активном участке полета Р-7, при котором достигается наилучшая точность определения ее траектории с помощью измерительных средств, размещенных на ИПах, а также установил требования к точности работы этих средств. В других отделах НИИ-4 были определены состав и характеристики наземных траекторных и телеметрических систем, средств связи, состав инженерного оборудования и т.п., располагаемых на ИПах. Во всех названных работах Ю.А. Мозжорин принимал самое непосредственное и деятельное участие.

Летом 1955 г. руководство Министерства обороны организовало вторую экспедицию в районы расположения стартового комплекса и траектории полета ракеты Р-7. Этой экспедиции поручалось выбрать конкретные места строительства полигонных измерительных пунктов, а также службы обеспечения работ в районах расчетного падения первых отделяемых ступеней ракеты. Как отмечалось выше, оптимальные положения ИПов относительно трассы полета Р-7 были вычислены, но когда данные точки нанесли на карту, то оказалось, что они в большинстве своем попадали в пустынные, безводные и бездорожные, районы Казахстана. Поэтому новой экспедиции было поручено обследовать местности, прилегающие к оптимальным точкам и без существенного снижения эффективности работы измерительных пунктов выбрать наиболее рациональное с практической точки зрения их расположение.

Руководителем экспедиции был назначен инженер-полковник Г.Л. Тарасов. Экспедиция была составлена из специалистов различных профилей, способных оценивать условия работы ИПов с самых разных сторон и вырабатывать соответствующие предложения. Как специалист по баллистике в состав экспедиции был включен и я.

Перед выездом экспедиции Г.А. Тюлин и Ю.А. Мозжорин провели напутственные беседы с ее участниками. Мне было сказано:

— Высокая точность определения траектории полета Р-7 — это необходимое условие работы измерительных пунктов. И тебе поручается следить за оптимальностью их расположения. Но помни, что ИПы нужно строить, для чего необходимо завезти строительные материалы и оборудование, и на обустроенных пунктах будут жить люди. Поэтому не упорствуй, если придется смещать положения ИПов относительно их оптимальных позиций для облегчения доставки материалов и жизни персонала. Желательно расположение ИПов вблизи водоемов, населенных пунктов и приличных дорог.

Поскольку экспедиции необходимо было преодолеть большой путь, осмотреть обширные районы, то ей была придана колонна высокопроходимых легковых и грузовых автомобилей. Последние везли различные грузы, необходимые для проведения работ, а также продукты жизнеобеспечения экспедиции. Для охраны экспедиции был выделен взвод солдат. В ее распоряжение были предоставлены самолет типа Ли-2 и несколько легкомоторных самолетов для быстрого осмотра больших площадей земной поверхности с целью предварительного выбора подходящих районов, которые затем требовалось обследовать.

Для комплектации экспедиции и ее технических средств был разбит временный палаточный лагерь на берегу Сыр-Дарьи недалеко от места расположения будущего города Ленинск. Нужно сказать, что к этому времени на разъезде Тюра-Там (где было уже девять железнодорожных путей и много новых помещений различного назначения) и в районе стартового комплекса активно шли строительные работы. Поскольку дорогу с твердым покрытием от разъезда до стартового комплекса еще не проложили, то весь тяжело груженный автотранспорт ездил прямо по степи. Степной грунт колесами автомобилей быстро разбивался в мелкую пыль, которая очень долго оседала. Казалось, что вся степь погружена в густой туман. По одной и той же степной дороге можно было проехать лишь десяток-другой раз. В этом пылевом облаке было нелегко дышать, и водители стремились поскорее выехать на целинные неразбитые участки, усугубляя тем самым общую неблагоприятную обстановку. Однако из-за выноса мелкой пыли в верхние слои тропосферы в отсутствие облачности солнечные закаты были неописуемо красивы. Мы неоднократно ими любовались.

Экспедиции необходимо было определить местоположение семи ИПов, двух пунктов системы радиоуправления полетом ракеты Р-7, применявшейся на первых этапах ее отработки, а также службы наблюдения и анализа падения первых ступеней ракеты Р-7. Расчетный район их падения располагался недалеко от села Ладыженка в районе озера Тенгиз. Отправившись в путь, экспедиция примерно за полтора-два месяца проделала по районам северного Казахстана более десяти тысяч километров и, осмотрев и оценив огромные площади, решила все поставленные перед ней задачи. Путешествие сопровождалось многими яркими событиями, и для меня, тогда молодого офицера, оно было крайне интересно. Однако рассказ не об этом.

Все результаты работы экспедиции и выработанные предложения после возвращения были оформлены в виде многотомного отчета и доложены Г.А. Тюлину и Ю.А. Мозжорину, которые одобрили его. Оба они очень интересовались подробностями работы и жизни экспедиции, достопримечательностями, с которыми нам приходилось сталкиваться, и расспросы обо всем были очень продолжительны и неоднократны. Доклад и отчет экспедиции были представлены командованию ГАУ и Министерства обороны. Предложения экспедиции были приняты и утверждены. Параллельно с ней работали другие коллективы специалистов, которые решали вопросы выбора конкретного района падения головных частей ракеты Р-7 на полуострове Камчатка, и также нашли необходимые решения. С принятием всех представленных предложений и решений облик полигона для испытаний ракеты Р-7 был полностью определен, и начался этап напряженного интенсивного строительства и оснащения всех запроектированных служб.

Во второй половине 1955 г. Ю.А. Мозжорин командованием ГАУ был переведен на работу в НИИ-4 МО и назначен начальником крупного научного его подразделения (специальности). В состав данного подразделения входило несколько отделов, специализирующихся на различных вопросах полета ракеты и измерений параметров ее траектории. В последующий период мне пришлось значительно ближе познакомиться с Юрием Александровичем. Руководя работой своего подразделения, он интересовался и другими смежными областями ракетно-космических исследований. Естественно, что Мозжорин знакомился и с работами группы М.К. Тихонравова, и нам нередко приходилось докладывать Юрию Александровичу об их результатах, приходилось это делать и мне. При таких докладах он требовал не формального отчета о выполненной работе, а всегда интересовался глубинными вопросами, стремясь понять взаимосвязи новых явлений, которых тогда обнаруживалось предостаточно, поскольку велись первопроходческие исследования баллистики, динамики и других аспектов проблемы создания составных ракет и искусственных спутников Земли. Эта особенность Мозжорина сначала удивляла меня и даже несколько раздражала — ну зачем такому крупному начальнику, думал я, нужны всякие подробности. Позже я, конечно, понял, что углубленное знание всех сторон задач, с которыми он сталкивался как руководитель работ, являлось важной особенностью стиля его работы. Эта особенность во многих случаях помогала Ю.А. Мозжорину быстро находить адекватные ответы на самые неожиданные и каверзные вопросы, задаваемые ему на высоких основополагающих совещаниях правительственного уровня.

В 1954 г. С.П. Королев и М.В. Келдыш направили в адрес правительства СССР докладную записку М.К. Тихонравова о возможности и целесообразности создания в СССР первого искусственного спутника Земли [5]. А в 1955 г. С.П. Королев представил в правительство предложение о запуске первых ИСЗ с помощью создаваемой в его ОКБ-1 ракеты Р-7 [6]. В январе 1956 г. правительство приняло постановление, согласно которому конструкторскому бюро С.П. Королева поручалось решить эту проблему; определялся порядок ее решения и привлекалась необходимая кооперация организаций-соисполнителей. По данному постановлению НИИ-4 становился головным по созданию наземного командно-измерительного комплекса для обеспечения полета ИСЗ, к институту подключалась необходимая кооперация организаций-разработчиков командно-измерительных и связных средств, необходимых для оснащения КИКа. Техническим руководителем работ был назначен Ю.А. Мозжорин.

Еще первые теоретические проработки возможного облика КИКа для ИСЗ, проведенные в НИИ-4 в 1953-1954 гг., показали неизбежную сложность такого комплекса и огромные трудности его создания. В связи с установленным временем запуска первого ИСЗ — 1957 г. — сроки построения командно-измерительного комплекса также оказались крайне короткими. Учитывая это, а также разбросанность средств КИКа по территории СССР, успешное решение поставленной задачи казалось почти нереальным.

Мозжорин очень хорошо понимал существующие обстоятельства и ясно видел, что только с помощью очень энергичной и четкой работы сильного коллектива высококвалифицированных помощников можно одолеть все эти гигантские трудности. И Юрий Александрович такой коллектив создал.

К началу конкретных работ по созданию КИКа для ИСЗ НИИ-4 был уже укомплектован военными и гражданскими специалистами в области радиолокации, телеметрии, связи; был сформирован также достаточно сильный коллектив теоретиков по ракетной и космической баллистике, динамике и т.п. Большинство упомянутых специалистов участвовало в создании полигонного измерительного комплекса для ракеты Р-7. К работам над КИКом для ИСЗ Ю.А. Мозжорин также привлек большинство из них. Поскольку для оснащения ПИКа были разработаны и уже внедрялись новые радиотехнические системы траекторных измерений и телеметрии, система единого времени, средства связи и т.п., Ю.А. Мозжорин принял кардинальное решение — в целях сокращения сроков построения командно-измерительного комплекса максимально использовать все эти разработки, заказав лишь необходимую модификацию средств с учетом особенностей их работы с ИСЗ. Большинство средств, необходимых для КИКа, и создавалось по такой концепции. Однако требовались и такие, которых ранее не было, их пришлось разрабатывать заново (например средства автоматизированного съема результатов траекторных измерений при полете ИСЗ и передачи их в КВЦ, систему выдачи радиокоманд на борт ИСЗ и др.). Первейшей задачей разработки командно-измерительного комплекса являлось определение необходимого количества специальных измерительных пунктов (которые в отличие от полигонных ИПов далее будем называть станциями слежения) и мест размещения их по территории СССР. К расположению СС предъявлялись такие основные требования:

• достижение необходимой точности, надежности и быстроты нахождения параметров орбиты ИСЗ с помощью радиолокационных систем, размещенных на СС;

• обеспечение наибольшего времени радиовидимости ИСЗ со станций слежения на наибольшем количестве витков спутника за сутки, проходящих через территорию СССР, с целью обеспечения наибольшего возможного времени радиосвязи с ним;

• размещение СС вблизи крупных населенных пунктов и городов, а также железных дорог или других транспортных магистралей.

Для того чтобы найти оптимальное расположение СС с точки зрения наибольшей точности определения параметров орбиты ИСЗ по результатам наземных траекторных измерений, необходимо было выбрать и разработать соответствующий метод. Здесь нужно отметить, что наиболее точными и надежными являлись измерения с помощью радиолокационных станций текущих дальностей от РЛС до ракеты или ИСЗ. Результаты именно этих измерений и решено было применить в качестве основных при нахождении параметров орбиты спутника. Метод определения текущих координат положения ИСЗ путем одновременного измерения дальности от него до трех или более СС, широко используемый в геодезии и при работе ПИКа для определения координат ракеты Р-7, был неприемлем для определения параметров орбиты ИСЗ, поскольку требовалось создание чрезмерно большого количества станций слежения из-за большой протяженности и различного расположения витков орбиты, проходящих через территорию СССР.

Проанализировав все эти особенности полета ИСЗ, специалисты группы Тихонравова И.М. Яцунский и Г.Ю. Максимов еще в 1953 г. решили использовать опыт и методологию небесной механики. Ведь в астрономии издавна орбиты небесных тел чаще всего определялись по результатам измерений, проведенным с помощью телескопов лишь одной обсерватории, правда, на больших промежутках времени. Конечно, существовали и значительные отличия условий слежения за спутниками от условий астрономических наблюдений — это, в первую очередь, быстрота видимого перемещения ИСЗ сравнительно с естественными небесными телами, использование в качестве основных измеряемых параметров текущих дальностей от РЛС до объекта, а не угловых измерений и др. Проведя необходимые проработки, И.М. Яцунский и Г.Ю. Максимов выделили основные черты соответствующего метода, в основу которого были положены законы орбитального движения ИСЗ и статистический метод обработки результатов измерений — метод наименьших квадратов. Позже этот метод был описан в монографии [7].

Исследования показали, что измерения дальностей до ИСЗ, производимые радиолокаторами с двух-трех станций слежения только на одном витке прохождения спутника через территорию СССР, позволяют определять параметры его орбиты и прогнозировать движение с приемлемой точностью в течение времени, не меньшего суток. Необходимо только максимально возможно разнести эти станции вдоль трассы витка. Наибольшая точность нахождения требуемых параметров орбиты обеспечивалась при совместной обработке результатов измерений на двух-трех "смежных" витках. Конкретная разработка и реализация подобного метода на одной из первых советских ЭВМ ("Стрела") были выполнены в 1956-1957 гг. П.Е. Эльясбергом и В.Д. Ястребовым [8] — соответственно, начальником и старшим научным сотрудником лаборатории 14 НИИ-4, которая была создана на базе группы Тихонравова после перехода последнего и части сотрудников группы в ОКБ С.П. Королева. В дальнейшем соответствующие краевые задачи были реализованы и на более совершенных советских ЭВМ — М-20 и др.

На основе результатов анализа оптимального расположения станций слежения, а также еще ряда требований, предъявляемых к СС, было решено создать в составе КИКа для управления первыми ИСЗ семь подобных станций и расположить их вблизи следующих населенных пунктов: Тюра-Там (дооборудуется один из ИПов ПИКа), Макат, Сары-Шаган, Енисейск, Искуп, Елизово, Ключи.

В НИИ-4 было решено создать координационно-вычислительный центр, в котором собиралась бы вся информация со станций слежения, организовывалась ее обработка и анализ, а также вырабатывались радиокоманды, которые необходимо было передавать на СС для их выдачи на борт ИСЗ. Первый в СССР КВЦ разместили в актовом зале НИИ-4, специально переоборудованном для этой цели. В день 42-й годовщины запуска первого ИСЗ на здании, в котором размещался КВЦ, была открыта памятная доска с соответствующей надписью.

Параллельно с выбором расположения станций слежения Ю. А. Мозжорин организовал работу по определению состава и требуемых характеристик технических средств, которыми надо было оснастить станции, анализу возможности создания необходимых средств связи СС с КВЦ и др. Велись разработки технических заданий на создание средств, необходимых для оснащения КИКа, и согласование ТЗ с организациями-разработчиками. После определения местоположения станций слежения результаты разработок всех этих средств оставалось лишь привязать к конкретной местности и соответственно уточнить ТЗ. Таким образом, под руководством Юрия Александровича в кратчайшие сроки был создан детальный проект командно-измерительного комплекса, обсужденный и утвержденный на заседаниях высоких комиссий.

После утверждения проекта Мозжорин с помощниками организовал невероятно энергичную работу по строительству станций слежения, изготовлению всех необходимых технических средств, оснащению ими СС, их кадровому обеспечению, созданию и оборудованию КВЦ и др. При этом возникало очень много сложнейших вопросов, которые надо было крайне быстро и ответственно рассматривать. Юрий Александрович всегда находился в самой гуще всех работ, решал насущные проблемы, и КИК, как это ни было маловероятно, был создан практически в требуемый срок. О том, как почти в нереальные сроки проектировался и строился командно-измерительный комплекс, подробно и квалифицированно рассказано в статье Ю.А. Мозжорина [3].

Отработку средств КИКа начали проводить еще до запуска первого искусственного спутника Земли — при испытательных запусках Р-7 в варианте баллистической ракеты. Как известно правительство СССР приняло предложение С.П. Королева о запуске первого ИСЗ в упрощенном варианте. В связи с этим на таком спутнике не были установлены основные приборы, которые должны были взаимодействовать с радиосредствами КИКа, и последний в слежении за первым ИСЗ участвовал в очень ограниченном объеме. При полете второго спутника, на котором совершила полет собака Лайка, ряд средств данного комплекса был уже задействован, и его роль возросла. В полном объеме КИК использовался при запуске третьего ИСЗ, произведенного 15 мая 1958 г.

Итак, в самом конце сентября 1957 г. Г.А. Тюлин был направлен командованием НИИ-4 на стартовый комплекс ракеты Р-7, которая должна была вывести на орбиту первый искусственный спутник Земли. В качестве баллистика и оператора по взаимодействию с КВЦ во время полета ИСЗ вместе с Г.А. Тюлиным был командирован и я. То что предстало моему взору на полигоне, меня поразило. Недавно пустынный маленький разъезд Тюра-Там превратился в крупную железнодорожную станцию, на которой я не без труда нашел прежние три пристанционных здания и башню водокачки. На берегу Сыр-Дарьи раскинулся довольно большой массив жилых домов, правда, пока деревянных, сборно-панельного типа. От станции на север к стартовой площадке были проложены железнодорожные ветки и бетонная автомобильная дорога. На том месте, где еще не так давно был вкопан рельс, означавший точку старта, красовался огромный фундаментальный стартовый комплекс. В нескольких километрах от него высилось здание монтажно-испытательного комплекса. Вокруг МИКа также было смонтировано несколько одноэтажных строений. Конечно, неизгладимое впечатление произвела стоявшая на стартовой площадке ракета Р-7, которую в натуральном виде я увидел первый раз.

В одном из одноэтажных зданий второй площадки (так был назван пристартовый комплекс) для организации связи с КВЦ и работы представителей НИИ-4 была выделена небольшая комната, в которой разместили несколько столов (для Г.А. Тюлина, меня и гостей). Установили телефонный аппарат прямой связи с КВЦ, на столах и на стенах разместили карты мира, Советского Союза и крупномасштабную карту северного Казахстана с нанесенными на ней полигонными ИПами и трассой движения Р-7 на активном участке ее полета. Имелся также плексигласовый шаблон с трассой витка полета ИСЗ. С помощью такого шаблона можно было следить за движением спутника по карте мира, используя данные, передаваемые нам из КВЦ по телефону.

Днем 4-го октября перед запуском первого ИСЗ на полигоне царила напряженная атмосфера. Шли последние проверки систем ракеты Р-7, спутника и всех наземных средств, привлекаемых к работе. В нашей комнате проверялась связь с координационно-вычислительным центром и осуществлялась коррекция баллистических данных о полете ракеты и ИСЗ по результатам последних расчетов, проведенных в КВЦ. В комнату изредка заходили заместители С.П. Королева, ведущие сотрудники его ОКБ и других организаций — участников запуска ИСЗ. Интересовались подробностями движения спутника, тем, как скоро станут известны первые данные о фактическом его движении после вывода на орбиту и т.п. По мере приближения вечера по повышенной нервозности встречающихся специалистов чувствовалось, как напряжение возрастало. Старт Р-7 со спутником был назначен примерно на 22 часа 30 минут по московскому времени. Незадолго до запуска все вокруг опустело. Руководители находились в бункере стартового комплекса, те, кто был в это время свободен от работ, были увезены на безопасное расстояние. Несколько человек, работавших на второй площадке, вышли на улицу перед корпусом и ждали старта. Некоторые, уже наблюдавшие пуск Р-7, говорили, что это грандиозное зрелище. Однако впечатление от того, что я увидел при старте, превзошло все мои ожидания, потрясло до глубины души, вызвало дикий восторг и, одновременно, какой-то страх перед совершающимся. Однако углубляться в описание этих впечатлений не буду, они уже многократно описаны многими очевидцами.

Как известно, старт и выведение ИСЗ на орбиту прошли успешно. Вскоре после ухода ракеты и спутника из зоны их видимости с места старта наша комната стала наполняться главными конструкторами различных систем и их ведущими сотрудниками. Пришел и С.П. Королев. Все ждали подтверждения приема на Земле сигналов спутника, которые он должен излучать после своего отделения от последней ступени ракеты. Наконец из КВЦ пришло сообщение о приеме этих сигналов, и комната наполнилась ликованием. Еще большую бурю восторга вызвало сообщение о получении сигналов с ИСЗ после совершения им первого полного оборота вокруг Земли. Восторгу не было границ. Крупные руководители, чрезвычайно серьезные люди, по-детски радовались, не стесняясь бурно выражать свои чувства. Однако по истечении некоторого времени все разошлись по своим помещениям, и комната опять опустела. Я оставался дежурить. Под утро позвонил С.П. Королев и спросил, можно ли будет визуально наблюдать последнюю ступень ракеты и спутник, обращающиеся по орбите. Я сообщил, что освещенность при прохождении этих объектов через нашу зону видимости будет не очень хорошей, но можно попробовать наблюдать их, и назвал соответствующее время. Сергей Павлович попросил достать бинокли и выйти в тот момент на улицу. Однако, к сожалению, кроме того, что была плохая освещенность, небо над нами оказалось затянутым легкой перистой облачностью, также мешавшей наблюдателям. Ни последней ступени ракеты, ни спутника мы в тот раз не увидели. Сергей Павлович сказал: "Не огорчайся, последнюю ступень и ИСЗ теперь можно будет видеть часто".

31 декабря 1957 г. в Кремле большой группе участников создания составной ракеты, первого ИСЗ и обеспечившего их полет комплекса наземных средств вручались Ленинские премии СССР. В этой группе были и С.П. Королев, и М.В. Келдыш, и М.К. Тихонравов, и Г.А. Тюлин, и Ю.А. Мозжорин, и И.М. Яцунский, и П.Е. Эльясберг, и А.В. Брыков, и ряд других руководителей и сотрудников промышленности, Академии наук и военных специалистов. Был среди них и я. Вручение Ленинских премий было для нас потрясающим подарком к наступающему новому 1958 году.

Литература

1. Тихонравов М.К. Пути осуществления больших дальностей стрельбы ракетами (доклад в Академии артиллерийских наук 14.07. 1948 г.). — Ракетная техника, 1949, № 3.

2. Яцунский И.М. О деятельности М.К. Тихонравова в период с 1947 г. по 1953 г. по обоснованию возможности создания составных ракет. — В сб. ст.: Из истории авиации и космонавтики. М.: Институт истории естествознания АН СССР, 1980, вып. 42.

3. Мозжорин Ю.А. О начале практического развития отечественной ракетно-космической техники. — В сб. ст.: Начало космической эры. М.: Российский научно-исследовательский центр космической документации, 1994, вып.2.

4. Бажинов И.К. О развитии теоретических исследований проблем создания искусственных спутников Земли в СССР в 1947-1956 гг. — В сб. ст.: Исследования по истории техники. М.: Наука, 1981.

5. Королев С.П. О возможности разработки искусственного спутника Земли. — В сб. ст.: Творческое наследие академика С.П. Королева. М.: Наука, 1980.

6. Королев С.П. Предложения о первых запусках искусственного спутника Земли до начала международного геофизического года. — Там же.

7. Тихонравов М.К, Яцунский И.М, Максимов Г.Ю, Бажинов И.К, Гурко О. В. Основы теории полета и элементы проектирования искусственных спутников Земли. М.: Машиностроение, 1967.

8. Ястребов В.Д. Воспоминания о создании КИК. — В сб. ст.: Начало космической эры. М.: Российский научно-исследовательский центр космической документации, 1994, вып.2.

ое первое знакомство с Юрием Александровичем состоялось в начале 70-х, когда он, будучи директором ЦНИИ машиностроения Минобщемаша, был введен в состав коллегии министерства, став непременным участником работы основных государственных межведомственных комиссий и советов, большей частью возглавляя их.

Как известно, наше министерство было создано в 1965 году (после поры хрущевских совнархозов) с главной и, естественно, необычайно ответственной задачей — обеспечить создание ракетно-ядерного щита для нашей Родины ("Кто владеет космосом, тот владеет миром", — так справедливо выразился наш "единомышленник" американский президент Л. Джонсон). Возглавил МОМ Сергей Александрович Афанасьев -человек очень умный, энергичный и умеющий добиваться поставленной цели. Ему удалось организовать комплексное министерство с большим числом смежников по всей нашей необъятной стране, причем не только чисто ракетостроительных организаций, но и создающих двигатели, системы управления, гироскопы, спецоборудование и т.д. (я стал министром в 1983 г.. когда Афанасьев за 18 лет работы сформировал прекрасно отлаженный, чрезвычайно работоспособный механизм, и моей главной задачей стало не снизить "планку", заданную Сергеем Александровичем, ну и, конечно, привнести что-то новое, свое).

Министерство оказалось весьма разношерстным, с широким спектром научных и экономических интересов, обширной кооперацией смежников. Очевидно, для того чтобы подобный монстр мог нормально функционировать, в его составе был необходим головной институт, в сфере деятельности которого была бы необычайно широкая гамма интересов — от создания приборов на базе электроники и точной механики и радиотехнических систем до обеспечения связи с ближним и дальним космосом, не говоря уж о "родных" проблемах ракетостроения: отработки прочности, динамики, надежности изделий и т.п. При этом институт обязан был иметь штат высокопрофессиональных, разносторонних и авторитетных специалистов, которые могли бы дать объективное экспертное заключение по любому вопросу, встающему в ходе разработки сложнейших проектов РКТ. И во сто крат возрастали требования к лидеру такого головного института, озвучивающему заключения перед синклитом высшего руководства страны, да еще вынужденному отстаивать свои позиции, как правило, в жесточайшей борьбе с "зубрами" — амбициозными генеральными конструкторами: каждый из них со своим видением проблемы и собственными интересами, со шлейфом многочисленных регалий и наград. Что это такое, я знал не понаслышке. Мне необычайно повезло в жизни: я попал в крупный научно-производственный коллектив (24 тысячи специалистов) в момент его расцвета — НПО "Монолит" и завод им. Т.Г. Шевченко в Харькове — прошел с ним путь от рабочего до директора объединения. В процессе производственной деятельности мне не раз довелось встречаться со многими видными руководителями и конструкторами отрасли, включая и легендарную "шестерку Главных" — С.П. Королева, В.П. Бармина, В.П. Глушко, В.И. Кузнецова, Н.А. Пилюгина, М.С. Рязанского, у которых я многому научился.

И я должен сказать, что в свое время был сделан необычайно удачный выбор с назначением в 1961 году директором НИИ-88 (ЦНИИмаша) — головного института отрасли — Ю. А. Мозжорина, опытнейшего специалиста, ученого и руководителя. Юрий Александрович сумел методично, в сжатые сроки, подготовить себе плацдарм для предстоящей непростой деятельности, обеспечив себя в родном институте необходимыми высоко профессиональными научно-инженерными кадрами и самой совершенной уникальной научно-экспериментальной базой, которая и сегодня, после более чем десятилетнего периода охлаждения руководства страны к ракетно-космической отрасли, в состоянии конкурировать с лучшими зарубежными центрами. Было бы наивно полагать, что так называемый "рыночный механизм" способен все сам отрегулировать, отбросив ненужное, оставив и развив все необходимое. В реальной жизни так не бывает (кстати, и у тех же американцев государственный контроль еще более жесткий, чем существовал у нас в советские времена). И заслуги Ю.А. Мозжорина в становлении института, полностью отвечающего высочайшим требованиям к головному в такой ответственной отрасли, как ракетно-космическая, с позиций сегодняшнего дня трудно переоценить.

Что греха таить, и в недавние времена у нас не все осознавали значимость подобных НИИ. Вспоминаю, как мне довелось встречаться с Д.Т. Язовым, только что назначенным министром обороны (с мая 1987 г. — А.Б.). Я поехал познакомиться с ним, вооружившись альбомами с образцами наших ракет, — показать, что называется, товар лицом. И неожиданно Дмитрий Тимофеевич, военачальник до мозга костей, в ходе беседы обратился ко мне с вопросом:

— Олег Дмитриевич, а зачем Министерству обороны так много институтов? Ну, я понимаю, должны быть строевые, но столько ученых?

Оправившись от шока, я попытался объяснить:

— Дмитрий Тимофеевич, представьте себе, завтра к Вам придет генеральный конструктор с предложением начать разработку нового вида оружия. Вы сможете принять решение сами? Наверное, Вам придется на кого-то положиться. Необходимы группы, лаборатории специалистов, которые бы смогли изучить состояние вопроса и у нас в стране, и во всем мире, дать необходимое научное обоснование предложению и провести его экспертизу. Ведь воюют интеллекты... Для этого и нужны научные институты.

Наблюдая за Юрием Александровичем на коллегиях, я поражался его умению напряженно работать даже в ходе заседаний. Как правило, Мозжорин одним ухом слушал обо всем, что касалось вопросов хозяйственно-административной деятельности, и мгновенно преображался, когда дело касалось научно-технических проблем, аварийных ситуаций, недостатка в которых наша отрасль никогда не испытывала: ракетно-космическая техника весьма специфическая, кроме теоретических изысканий в этой области всегда работает метод проб и ошибок. Последние обходились весьма дорого, и с точки зрения материальных потерь, и человеческих. Авторитет Мозжорина был весьма высок, и в этих вопросах он и его команда всегда оказывались в центре внимания. Юрий Александрович, беспредельно преданный любимому делу, человек в общем-то мягкий, открытый и доброжелательный, в принципиальных вопросах становился жестким и бескомпромиссным, невзирая на должности и чины ему противостоящих. Мозжорину часто доводилось вступать в сражения с самыми маститыми оппонентами (чего стоит одна небезызвестная "малая гражданская война" в отечественной РКТ), при этом сам он никогда не выходил за рамки интеллигентного спора. Но, конечно, даром это не проходило. Мозжорин так и не был удостоен приема в высший научный синклит страны — Академию наук, хотя выдвигался не один раз, и только одному Господу Богу известно, сколько "черных шаров" получил Юрий Александрович от главных конструкторов отрасли (увы, человек слаб и часто оказывается игрушкой своих страстей) — почти всех академиков или уж, в крайнем случае, членов-корреспондентов.

Юрий Александрович в жизни был неисправимым оптимистом. Фатализм он не признавал. "На Бога надейся, а сам не плошай", — это ему было больше по душе. Мозжорин (а в последние годы его жизни мы сблизились и часто вели беседы по душам) не раз мне рассказывал о фронтовых эпизодах и основном девизе ратного дела, который он услышал от одного боевого капитана и взял на вооружение: "Как бы тихо ни было в ходе военных действий, как бы ты ни устал, чуть остановился, рой всегда под собой землю и тем глубже, чем больше отпущено времени. Когда-нибудь это спасет тебе жизнь". Так и произошло. Юрий Александрович саперной лопаткой успел вырыть под грудью неглубокую ячейку, которая приняла на себя часть осколков от разорвавшейся мины, чем и спасла ему жизнь. Правда, ранение Мозжорин получил тогда все же очень тяжелое.

Подобную философию — активность жизненной позиции — Юрий Александрович исповедовал до конца своих дней. Сохраняя добродушие и благожелательное отношение к людям, он никогда никого не оскорблял, не получал и в ответ подобного. Старался в спорах выстроить такую цепь аргументов, что умный оппонент был вынужден сдаваться или брать "передышку", чтобы выдвинуть новые контраргументы. Конечно, давалось Мозжорину все это колоссальным напряжением воли, концентрацией внутренних ресурсов, которые у любого человека не беспредельны.

Вспоминаю нашу деятельность в ходе создания многоразовой системы "Энергия" — "Буран", в частности, эпизоды, связанные со сложной доводкой двигателя В.П. Глушко (НПО "Энергомаш") на жидком кислороде и керосине с тягой в 740 тс, который также предназначался и для первой ступени РН "Зенит". Неудачи, преследовавшие этот двигатель длительное время, сопровождались взрывами и пожарами на стенде. И вот во время очередного запуска ЖРД по полной циклограмме (при "сопутствующих" сотнях тонн жидкого кислорода и керосина) в продолжение где-то порядка 500 секунд в Загорске в бронекамере собралась большая группа человек из тридцати. Среди них — главные действующие лица В.П. Глушко, В.П. Радовский... Все напряжены до предела. За моей спиной оказался Мозжорин. И в какой--то момент, почувствовав исходящий от него характерный запах валокардина, я подумал, сколько же таких и им подобных пусков отдельных агрегатов и целых носителей выпало на долю Юрия Александровича, какие мужество и силу надо иметь, чтобы давать разрешения на запуски, неся колоссальную ответственность за их исход. В эти же времена я оказался втянут в события, очень близко затрагивающие Ю.А. Мозжорина. В.П. Глушко неоднократно апеллировал ко мне как к министру по вопросу передачи ЦУПа — любимого детища Юрия Александровича — в юрисдикцию НПО "Энергия". В общем, этот вопрос можно было решать по-разному. С практической точки зрения ЦУП — необходимый инструмент в деятельности главного конструктора, каким являлся Валентин Петрович, но, с другой стороны, Мозжорин вложил уйму интеллектуальных сил, энергии, наконец, и материальных средств в сооружение и бесперебойное функционирование такого подразделения. Да и не было такой необходимости радикально менять хозяина известного центра управления. Я оказался в двойственном положении. Потребовал, чтобы противостоящие стороны подробно изложили свои соображения. В итоге все осталось по-старому, хотя прессинг на меня со стороны Глушко был необычайно сильным.

Чрезвычайно насыщенная, далекая от одних триумфов, жизнь Юрия Александровича приучила его с мужеством переносить неудачи и поражения. Напомню о неприятном сюрпризе, который ожидал Мозжорина в последний год его директорства. Дело обстояло так. В знаменитом КБ "Южное" в Днепропетровске, со славными традициями, заложенными еще блестящим главным конструктором М.К. Янгелем, возникла непростая ситуация. Сразу после его кончины, в октябре 1971 года, начальником и главным конструктором КБЮ был назначен ученик Михаила Кузьмича В.Ф.Уткин — личность выдающаяся в отечественной ракетно-космической технике. Владимир Федорович много сделал для преуспевания объединения, во многом был его цементирующей основой. Директором крупнейшего "Южмаша" — уникального завода, входящего в объединение — долгое время был А.М.Макаров — яркий, талантливый руководитель. В 1986 году ему исполнилось 80 лет, и спустя месяц генеральным директором завода был назначен Л.Д. Кучма, с 1982 года первый заместитель Владимира Федоровича. Однако на новом этапе служебных отношений между генеральными — конструктором НПО "Южное" и директором "Южмаша" — начали проскакивать искры: наверное, сказывалась разница и в возрасте, и в характерах. А в воздухе уже витали флюиды "парада суверенитетов". Посовещавшись, руководство отрасли (а я в то время был секретарем ЦК КПСС по обороне) предложило Владимиру Федоровичу — дважды Герою Социалистического Труда, уроженцу Рязани — возглавить головной институт отрасли в Подмосковье, что и реализовалось в ноябре 1990 года. К чести Юрия Александровича он с большим достоинством перенес такую радикальную перемену в своей судьбе, всячески помогая новому директору как можно быстрее войти в курс дела. Никогда и я не слышал от Мозжорина ни слова упрека в свой адрес...

Юрий Александрович отличался целеустремленностью, сильным характером и необычайной жизнестойкостью, был личностью яркой и привлекательной, далекой от потребительских интересов. Наверное, многое он унаследовал от своих родителей, выходцев из простых семей, рабочей и крестьянской, сумевших стать образованными людьми и занять достойное место в жизни. Кстати, и младшая сестра Мозжорина, Лариса Александровна, — сильный физик-теоретик, имеющая много печатных работ и защитившая кандидатскую диссертацию.

Юрий Александрович был замечательным семьянином, нежно любил многочисленных домочадцев и трогательно о них заботился. Дома он преображался, умел уходить от производственных проблем, целиком отдаваясь семье, становясь непосредственным и забывая о возрасте. Уже в последние годы жизни, приобретя персональный компьютер, Юрий Александрович не только освоил его сам (попутно занимаясь обучением любимого внука), но и радовался, как ребенок, когда в часы досуга, играя с машиной в преферанс, делал немыслимый снос на мизере и в очередной раз выходил победителем, пусть и в игре. Так и представляю себе зарисовку с натуры (реально происходившую в жизни, о чем живописала бессменный секретарь Мозжорина Анна Григорьевна Харитонова): Юрий Александрович — директор крупнейшего института ракетно-космической отрасли — отправляется на службу с дачи на... велосипеде!

Записал Александр БРУСИЛОВСКИЙ

/июнь 2000 г./

рий Александрович был очень уважаемым человеком. И не только потому, что был директором. Не из-за чинопочитания, а потому, что был очень умным и благородным. В своих беседах мы часто и с восхищением называли его умницей. Когда это говорят не маленьким детям, поглаживая их по головке, а о взрослых, и за их спиной, то только с восхищением и уважением. Ведь такие разговоры никто не слышит, никаких дивидендов они не принесут.

Около 30 лет Ю.А. Мозжорин возглавлял головной научно-исследовательский институт космической отрасли. Через Юрия Александровича прошли, т.е. им были осмыслены, сформулированы и затем реализованы, бесчисленные идеи золотой эпохи отечественной космонавтики. И в этом смысле я считаю, что имя Мозжорина должно войти на равных в список великих людей нашей космонавтики, таких как С.П. Королев, В.П. Бармин, В.П. Глушко, М.К. Янгель, В.Ф. Уткин, В.П. Макеев и другие. Почему этого не произошло, мне не очень понятно. Наверное, только потому, что за именем Мозжорина не стояли ракеты, пусковые установки, ракетные двигатели, морские старты, а только идеи, отчеты, программы. Одним словом, бумага. И еще, как мне известно, из-за большой принципиальности. Единственным признанием несомненных заслуг Юрия Александровича было то, что он был членом коллегии министерства — насколько я знаю, единственный директор среди заместителей министров и начальников главков, причем далеко не всех.

Моя первая серьезная встреча с Юрием Александровичем произошла в 1978 г. при следующих обстоятельствах.

Я тогда работал начальником лаборатории, которая занималась разработкой экспериментальных установок так называемого 3-го блока нового аэродинамического экспериментального комплекса. Работа была очень интересной, коллектив лаборатории был очень дружный, а с начальством, хотя и начался конфликт, отношения оставались в целом нормальные, как говорится, "джентльменские". Неожиданно меня пригласил главный инженер предприятия Иван Васильевич Кострюков и предложил перейти на новую, более высокую, должность начальника отдела, который занимался разработкой и созданием турбоэксгаустерной станции "Енисей". Никакого желания менять что-то в работе у меня не было, и, несмотря на долгие уговоры, я отказался от предложения.

Прошло некоторое время, я было успокоился, как вдруг меня вызвали к Мозжорину. Юрий Александрович тоже стал меня уговаривать. Я с теми же доводами отказывался, и все шло вроде бы нормально, как вдруг за улыбчивой, интеллигентной и, как мне казалось, добродушной внешностью директора я углядел волевого, со стальным взглядом, человека, не привыкшего отказываться от намеченного. Мое сопротивление стало неожиданно для меня слабеть, и вышел я из кабинета не со своим мнением, а с мнением начальства.

Порученный мне участок был очень ответственным, объект — очень дорогим, вниманием начальства и я, и объект обделены не были, хотя после некоторых таких проявлений "внимания" я долго приходил в себя. Встречи с директором стали более частыми и происходили на всех уровнях: от оперативок, а изредка и коллегий министерства, до встреч за столом с высокими гостями.

Прежде всего нужно отметить роль Мозжорина в создании новой экспериментальной базы. Хотя "трясли" Юрия Александровича, как правило, не за нее, роль директора как идеолога, вдохновителя, организатора этих работ несомненна. База, включавшая в себя несколько уникальных по параметрам экспериментальных установок, часть которых не имела аналогов как в стране, так и в мире, открывала дорогу новым космическим технологиям и сыграла свою большую роль в развитии отечественной космонавтики. Очень жаль, что сейчас эта база тихо, но неуклонно угасает.

Всегда удивляло умение Мозжорина на лету схватывать технические тонкости проблем. То что в наши головы "вколачивала" практика, бесчисленные споры и обсуждения, директор схватывал сразу, в целом. Когда на базу приезжали особенно высокие гости, экскурсоводом по ТЭС был сам директор, который, оказывается, все помнил, знал массу подробностей и рассказывал, рассказывал, рассказывал. Иногда, правда, он фантазировал. Я как-то решил поправить Юрия Александровича, он, не смутившись, похвалил меня за это, а потом в "доходчивой" форме объяснил, стоит ли делать замечания директору в таких ситуациях. Урок я хорошо усвоил и никогда о нем не забывал. Фантазировал Мозжорин всегда по делу, строго в зависимости от обстановки, как говорится, для складности. А гости никогда этого не замечали: уж очень гладко шел рассказ. Да и так ли важно было начальнику какого-нибудь главка или секретарю какого-нибудь ...кома точное знание количества мегаватт или метров в компрессоре. Главное, что рассказ всегда был завлекательным и интересным.

Вообще, рассказчиком Юрий Александрович был бесподобным. Мне приходилось ездить с ним в командировки в ЧССР по вопросам создания ТЭС "Енисей". По принятому распорядку принимающая сторона всегда организовывала обеды или банкеты. Вот здесь равного Мозжорину никого не было. Он был кумиром стола. Время от времени кто-нибудь тоже что-то рассказывал, но это было уже не то.

Чехам, вообще, было свойственно чинопочитание в большей мере, чем нам. И все равно, даже если за столом сидели заместители министров, главенствовал Мозжорин. Его рассказы на космические темы лились рекой. В те времена (80-е годы) вся космонавтика была строго засекречена, официальные сообщения сводились к информации о замечательном здоровье космонавтов и их приземлении в заданном районе, а Юрий Александрович умел, не нарушая режима секретности, рассказать столько интереснейших подробностей, что у слушателей, буквально, глаза становились круглыми.

Юрий Александрович прекрасно "плавал" в волнах чиновничьей жизни, прекрасно знал психологию "белых воротничков" и часто с блеском выходил из различных коллизий. Помню, после одной из коллегий Мозжорин рассказывал, как обещал к какому-то абсолютно нереальному сроку ввести в строй один из сложных объектов новой базы. "Так ведь Вам за невыполнение срока объявят выговор!" — удивились мы. "Да, конечно, но только один выговор. А если бы я сопротивлялся, то мне бы объявили два выговора: один на этой коллегии — за непонимание обстановки, а второй — уже действительно за невыполнение задания," — ответил Юрий Александрович. Правда, выговоров ему не объявили ни одного: слишком очевидна была нереальность поручения.

Несмотря на свое высокое положение в табели "космических" рангов, Юрий Александрович был очень демократичен. От него никогда нельзя было услышать грубого слова, окрика. В Мозжорине не было ни капли высокомерия или чванства. Разговор с директором всегда шел на равных, хотя кончался почему-то принятием его точки зрения. Но причинами этого были ум, дальновидность твоего собеседника и его умение незаметно навязать партнеру свою волю.

Нужно сказать, что Юрий Александрович хотя и был хозяином на предприятии, не был хозяйственником и, по-моему, не любил такой род деятельности. У него были отличные помощники, такие как Е.Н. Шепельский, Б.П. Кислый, но лично мне этот уход от проблем, которые нас часто волновали больше величия порученного дела, не нравился. Но уж все хорошим в одном человеке, конечно, не бывает.

Я очень рад, что задуман сборник воспоминаний о Мозжорине: он заслуживает этого как человек, своим трудом и умом способствовавший прославлению нашей страны.

дно из бесспорных достижений института, которым руководил Ю.А. Мозжорин, — создание экспериментально-теоретической методологии отработки динамики ракетно-космических конструкций. Трудно переоценить заслуги в этом самого Юрия Александровича, который не только возглавил данное направление исследований, обеспечив их организационно-финансовую сторону, но и отстоял его в противоборстве с влиятельными противниками на многочисленных коллегиях Министерства общего машиностроения.

В начале 60-х годов при летной отработке ракет с большой дальностью полета, и особенно межконтинентальных, появились новые технические проблемы, связанные с обеспечением устойчивости полета на активном участке траектории. Причиной явилось недостаточное знание динамических характеристик сложных механических систем, каковыми являются ракеты, с большим числом степеней свободы, относительно малой жесткостью и наличием в баках больших масс жидкости. Возникла необходимость разработки новых математических моделей, а также теоретических и экспериментальных методов определения динамических характеристик ракет с учетом указанных особенностей*.

* Здесь и в дальнейшем курсивом выделены фрагменты из мемуаров Ю.А. Мозжорина.

Эти работы получили серьезное развитие в деятельности отдела динамики, который был создан еще приказом директора института от 2 июля 1957 г. и назывался тогда отделом № 10. Первым его начальником был А.Г. Пилютик. Приоритетным направлением деятельности отдела со времен Ю. А. Мозжорина и вот уже на протяжении четырех десятилетий остается экспериментально-теоретическое решение проблем динамики объектов РКТ с использованием конструктивно подобных моделей.

Как вспоминает Юрий Александрович, в отделе был создан и отработан эффективный метод физического моделирования динамических свойств ракет с использованием их КПМ в масштабах 1:5 и 1:10 (Б.И. Рабинович, Г.Н. Микишев и возглавляемые ими коллективы), который позволил обоснованно определять динамические характеристики реальных конструкций. Моделирование в совокупности с расчетами показало изумительные по точности результаты определения всех тех динамических характеристик разрабатываемых ракет и космических объектов, которые необходимы для проектирования автомата стабилизации, настройки его параметров и выбора мест установки чувствительных датчиков, а также для последующего анализа динамики движения объекта относительно центра тяжести.

Со всей определенностью можно утверждать, что именно отдел № 10 НИИ-88 явился пионером конструктивно подобного моделирования в отрасли и головным разработчиком методов определения таким путем динамических свойств ракет-носителей, хотя моделированием в области ракетной техники в разные годы в той или иной степени занимались НПО "Салют", ЦАГИ, НИИТП, КБ "Южное".

К числу первых следует отнести КПМ РН "Восток" (Р-7) в масштабе 1:10. Длина этой модели составляла около 4 м, диаметр у основания -более 1 м. Результаты испытаний КПМ хорошо совпали с результатами натурных ЛКИ. С тех пор конструктивно подобные модели использовались при создании почти всех отечественных ракет-носителей сложной компоновки как тандемной, так и пакетной схем. Позднее КПМ применялись и в США при решении задач динамики таких РН, как "Сатурн-1", "Титан-3С", "Сатурн-5", а также ракетно-космической системы "Спейс шаттл".

В целях создания конструктивно подобных моделей объектов РКТ отрасли в соответствии с приказом Ю.А. Мозжорина от 27 ноября 1963 г. в отделе № 10 было организовано специализированное модельное производство (у его истоков стояли В.Г. Степаненко, В.И. Сафронов, Л.Р. Дунц). В обеспечение разработки сверхтяжелых носителей в 1966 г. в институте для размещения отдела под непосредственным контролем Мозжорина был выстроен отдельный корпус динамических исследований со специализированными стапелями, стендами и мастерскими. Корпус был оборудован совершенными импортными системами возбуждения колебаний испытываемой модели и гармонического анализа ее откликов. А в 1980 г. для изготовления крупномасштабной (М 1:5) КПМ МКТС "Энергия"-"Буран" был построен и сдан в эксплуатацию специальный модельный корпус площадью 1200 м².

В институте создана уникальная технология изготовления и динамических испытаний конструктивно подобных моделей (основная заслуга в этом принадлежит Г.Н. Микишеву, В.Г. Степаненко и др.), освоены многие сложные и ответственные технологические процессы модельного производства, такие как сварка алюминиевых сплавов малых толщин, изготовление вафельных панелей для корпусов КПМ РН.

Отдел динамики (возглавлявшийся А.Г. Пилютиком, а в последующие годы Г.Н. Микишевым, В.П. Шмаковым и О.П. Клишевым) обеспечивал решение задач устойчивости полета всех новых баллистических ракет и ракет-носителей, выдавая главным конструкторам данные о динамических характеристиках создаваемых ими изделий, обоснованные с помощью испытаний их КПМ, а также рекомендации по гашению нежелательных колебаний элементов конструкций. В частности, для предотвращения динамической неустойчивости ракет, связанной с подвижностью жидкости в топливных баках, в отделе динамики НИИ-88 были впервые предложены механические демпферы таких колебаний и с тех пор стали устанавливаться практически на каждой ракете.

С 1959 г. в ЦНИИмаше было спроектировано, изготовлено и испытано свыше 40 конструктивно подобных моделей около 25 основных изделий отрасли (не считая отдельных ступеней и блоков). Модели имели следующие максимальные размеры: длину — до 12 м, поперечный размер — до 4 м; их вес в заправленном состоянии доходил до 20 т.

Так сформировалось очень важное и актуальное направление научной деятельности ЦНИИмаша, определяющее его головную роль и ответственность за решение проблем динамики ракет, ракет-носителей и космических аппаратов отрасли. В 1974 г. за заслуги в создании экспериментально-теоретических методов отработки динамики изделий отрасли группе разработчиков, в том числе сотрудникам отдела Г.Н. Микишеву, В.Г. Степаненко, В.П. Шмакову, Н.Д. Пронину, была присуждена Государственная премия. Следует отметить, что КПМ являются одним из видов физических моделей. Основные требования, предъявляемые к ним, определяются условиями подобия модели натурному изделию и зависят от конкретной задачи, для решения которой предназначена модель. При построении КПМ должно соблюдаться геометрическое подобие всех элементов, которые определяют упругую схему натурной РН и ее жесткостные свойства, модельным. Как правило, КПМ изготавливается из материалов натурной конструкции, так как в этом случае упрощается выполнение критериев подобия. Масштаб модели обычно выбирается в диапазоне 1/4— 1/10. Использование конструктивно подобных моделей позволяет:

• определять динамические характеристики самых сложных конструкций, когда теоретические методы ненадежны или отсутствуют вообще;

• получать экспериментальные динамические характеристики РН задолго до изготовления натурного ее образца, предназначенного для наземных динамических испытаний;

• оперативно отслеживать изменения, вносимые в конструкцию носителя на стадии его проектирования и в процессе изготовления;

• оперативно анализировать динамические процессы, возникающие при нештатных и аварийных ситуациях во время летных испытаний РН;

• при необходимости проведения натурных испытаний создаваемого изделия отрабатывать их методику на КПМ.

Применение конструктивно подобных моделей для исследования динамических свойств ракет-носителей дает значительную экономию времени и средств по сравнению с использованием для этих целей натурных динамических испытаний. Так, например, стоимость всех работ по проектированию, изготовлению и испытаниям КПМ носителя Н1 составила менее 1/40 от стоимости изготовления одного носителя, который пришлось бы использовать при проведении натурных динамических испытаний. Стоимость самой дорогой американской модели РН "Сатурн-5" (с помощью этого носителя, как известно, американцы высадились на Луну) в масштабе 1:10 составляла примерно 1/20 от стоимости натурного макета, использовавшегося при частотных экспериментах.

Наглядное представление об атмосфере, в которой работал институт при создании КПМ, дает телефонный диалог, состоявшийся между С.П. Королевым и Ю.А. Мозжориным в разгар работ над носителем Н1:

— Мы тут просто задыхаемся от работы, а мне рассказывают, что у вас изготавливают довольно крупную модель лунного комплекса Н1-Л3. Вам что, делать больше нечего?

— Сергей Павлович, действительно мы создаем крупные конструктивно подобные модели носителя Вашего лунного комплекса в масштабах 1:5 и 1:10 с целью определения динамических характеристик комплекса с учетом его упругости и жидкого наполнения баков. Это мы выполняем по Вашему поручению и Вашему техническому заданию. Если миновала необходимость в таких исследованиях, напишите нам. Мы прекратим эти работы и отдадим Вам модели.

В ответ совершенно дружелюбно, как это мог делать только Королев:

— Как интересно! Неужели вам удается моделировать все толщины материалов и силовые узлы? Я обязательно приеду и посмотрю эти работы.

Приехать ему не удалось. Видно кто-то неумышленно, а, может быть, с определенным расчетом, подогревал очаги напряженности, оставшиеся после разделения наших организаций.

Испытания КПМ, в частности, позволили выявить необнаруженный путем чисто теоретических исследований ряд принципиальных особенностей динамических свойств таких РН, как Н1, предназначенная для выполнения советской лунной программы, многоступенчатые твердотопливные ракеты, РН "Союз", использованная при совместном советско-американском полете по программе "Союз"-"Аполлон", МКТС "Энергия"— "Буран".

Работы, связанные с ракетно-космическим комплексом Н1-Л3 продолжались с 1963 по 1979 гг. За этот период были спроектированы 8 полных высокоточных КПМ в масштабе 1:10 и одна модель блока В с кораблем в масштабе 1:5. Две последних модели являются наиболее сложными и совершенными изо всех, когда-либо применявшихся в отечественной и зарубежной практике. Также была спроектирована одна аэродинамическая модель в масштабе 1:10 для ее продувок в большой аэродинамической трубе в ЦАГИ.

На начальных этапах теоретического исследования динамических свойств упругого корпуса носителя Н1 топливные баки учитывались как жестко скрепленные с ним абсолютно жесткие массы. Однако динамические испытания уже первой КПМ показали, что как при поперечных, так и при продольных колебаниях топливные баки могут перемещаться относительно корпуса, соответственно, в поперечном или продольном направлениях, и в связи с этим потребовалось при теоретическом определении динамических характеристик упругих колебаний РН ввести в расчетную схему упругую подвеску баков к корпусу.

С помощью экспериментальных исследований с использованием КПМ было установлено, что, несмотря на значительное разнесение частот колебаний жидкости и сферических топливных баков на упругой подвеске, необходимо принимать во внимание влияние подвижности жидкости в баке на величину его эквивалентной массы, по которой согласно экспериментальной частоте колебаний бака на подвеске вычислялась жесткость последней.

С применением конструктивно подобных моделей проводилась также проверка обоснованности различных версий причин аварийных пусков изделий, в том числе и гипотезы о газодинамическом моменте.

Работы над ракетно-космической системой "Энергия"-"Буран" начались в 1973 г.: были спроектированы и изготовлены 4 модели — две методические и две КПМ в масштабах 1:10 и 1:5, соответственно.

Самым существенным результатом экспериментальных исследований динамических свойств МКТС "Энергия"-"Буран" было выявление на КПМ в масштабе 1:5, задолго до изготовления первого натурного образца, значительного влияния люфтов в соединениях нижнего пояса межблочных связей на низшие частоты упругих колебаний конструкции. Своевременно выданные рекомендации позволили оперативно доработать эти узлы и обеспечить необходимое разнесение низших частот колебаний жидкого топлива в баках и частот упругих колебаний корпуса, что исключало принципиальные трудности при работе уже спроектированной системы управления. Летно-конструкторские испытания подтвердили правильность указанных рекомендаций и проведенных доработок (Г.Н. Микишев, В.П. Шмаков).

Большую роль отдел динамики сыграл при изучении и предотвращении неустойчивых продольных колебаний корпусов тяжелых носителей -так называемого явления РОGО, связанного со сложным динамическим взаимодействием целого ряда подсистем.

Оперативно решить указанную проблему удалось с помощью динамических гасителей колебаний ракеты, установленных на хвостовом отсеке её первой ступени. Об этом подробно рассказывает Ю.А. Мозжорин в своих мемуарах.

Отдел динамики существует в институте уже более 40 лет. Но прочный фундамент, заложенный при создании этого отдела (и, прежде всего, в те годы, когда руководил институтом Ю.А. Мозжорин) позволил ему, хоть и с трудом, но удержаться на плаву и в нынешние тяжелые времена (слабым утешением для отечественной космонавтики может служить лишь то обстоятельство, что по утверждению академика Владимира Арнольда вообще "в мире сейчас преобладают антинаучные настроения. Человечество в целом против науки" — "Общая газета" № 52,1999 г.). Вот и в конце 1999 г. отдел вновь приступил к своей традиционной деятельности. Он начал поисковые работы по использованию КПМ при исследовании динамических свойств сложных перспективных ракет-носителей "Ангара" и "Ямал".

ы не виделись почти десять лет, а тут случайно столкнулись в коридоре ЦУПа. Я немного заплутал и никак не мог найти дорогу к кабинету академика Уткина. Юрий Александрович тут же согласился проводить, и мы разговорились.

— Что-то давно не бывали в ЦУПе, — заметил он.

— Другие времена, другие полеты, — начал философствовать я.

Мозжорин вдруг оживился.

— А верно ведь, что раньше было интересней? — вдруг спросил он. — Хоть Вы и воевали со мной, но все-таки интересней?

Он ждал, что я отвечу утвердительно...

Вдруг я увидел совсем иного Юрия Александровича! Мягкого, даже застенчивого... Неужели он может быть таким?!

Он проводил меня до кабинета В.Ф. Уткина, и только у двери приемной я вспомнил, что Мозжорин привел меня к тому самому кабинету, который он так долго занимал и в котором ему приходилось выдерживать так много баталий с нашим братом-журналистом...

Интересней ли было тогда? Хоть на вопрос Юрия Александровича я и ответил утвердительно, но в душе не могу согласиться с этим! Нет, не интересней, потому что слишком много сил тратилось на ненужную и бессмысленную работу.

Ю. А. Мозжорин, кроме всех своих обязанностей, выполнял роль еще и Главного космического цензора!

Был Главный конструктор, был Теоретик космонавтики, был и Космический цензор... Поистине: "сквозь тернии — к звездам"!

В пьесе "Особый полет" (в театре им. Н.В. Гоголя она шла под названием "Район посадки неизвестен") есть персонаж Консультант по прессе, который произносит постоянно одну и ту же фразу: "Это неинтересно!" Конечно же, образ этот утрирован, но, тем не менее, он передает характер той работы, которой вынуждены были заниматься Юрий Александрович Мозжорин и его сотрудники, осуществлявшие, по сути дела, цензорские функции.

В ЦК КПСС и правительстве им придавали особое значение, так как там считалось, что необходимо пропаганду космических исследований вести только на положительных примерах (а следовательно, и эмоциях у людей!), а о недостатках не упоминать. Чиновники забывали, что подобный подход к пропаганде достижений губит их на корню, вызывает упрощенное представление о реальном положении дел и в конце концов порождает безразличие.

"Закручивание гаек", по-моему, началось после старта Юрия Гагарина. У нас была полная вольница. Системы визирования и согласования не существовало — просто были обозначены некоторые люди, которые должны были помогать газетчикам, в крайнем случае, вычеркивать благоглупости, появлявшиеся в наших статьях. Поручена эта неблаговидная работа была Астрономическому совету при Академии наук СССР, и некоторое время "главным цензором" была Алла Генриховна Масевич. У нее было весьма смутное представление о подготовке космонавтов, но ее подписи было достаточно, чтобы уполномоченный Главлита пропускал материал на страницы газеты.

Масевич "погубил" старт Юрия Гагарина. У нас в "Комсомолке" был сделан материал о подготовке первых космонавтов к полету, и Алла Генриховна легко подписала его — она посчитала, что это фантастика! Пять дней подряд публиковались "Капитаны космоса", и впервые было подробно рассказано о том, как Гагарин тренировался, причем в этих репортажах упоминались такие детали, о которых потом еще многие годы нельзя было рассказывать! В номере от 13 апреля 1961 года опубликован репортаж из района посадки первого космонавта, где говорилось, что он сел отдельно от корабля на парашюте. Так и было в действительности, но это было "секретно", так как могли возникнуть сложности по регистрации полета Ю. Гагарина как мирового достижения.

В 1961-1962 годы на Главлит СССР обрушилось огромное количество материалов, которые визировались министрами, главными конструкторами, академиками. На одном из материалов Я. Голованова значилась виза: "Разрешаю к печати. С. Королев". И что самое удивительное — этого оказалось достаточным для публикации!

В общем, подобное не могло продолжаться, так как первым, чем интересовался Н.С. Хрущев, а затем и Л.И. Брежнев (а следовательно, и остальные руководители партии и правительства), были рассказы о космонавтике: а чем еще могла гордиться страна в то время?! И со страниц печати наши успехи в космосе должны были выглядеть достижениями, с которыми какие-то там "американе" и сравниваться не могут! Это была стратегия пропаганды, и осуществлять ее было поручено Ю.А. Мозжорину. Он персонально отвечал за то, что публикуют газеты и что показывают по телевидению.

И была еще другая сторона: Мозжорин стал "козлом отпущения" для конструкторов и ученых, ибо официально считалось, что именно он определяет, кто из них имеет право выступать в открытой печати. А для очень многих именно участие в космических исследованиях, а тем более в создании ракетной техники открывало двери не только для контактов с зарубежными специалистами, но и давало возможность выехать за рубеж. Интерес в мире к нашей науке был велик, а представляли страну и ее успехи в космосе люди, весьма далекие от ракетных КБ и институтов.

Мне кажется, Юрий Александрович именно поэтому не был избран в член-корреспонденты Академии наук СССР, хотя его кандидатура и предлагалась несколько раз. Мозжорина забаллотировали как раз те, кому он препятствовал представлять космическую науку и технику за рубежом. Это была плата за принципиальность космического цензора. Да и как он мог поступать иначе, если прекрасно знал, кто именно создавал ракеты, корабли и искусственные спутники.

Наши личные отношения складывались вполне нормально. Особое отношение к "Правде" было известно, да и, честно говоря, я берег нервы Юрия Александровича и его сотрудников: у меня была возможность выходить напрямую даже на секретарей ЦК партии и руководителей Военно-промышленной комиссии. После этого материалы "штамповались" автоматически.

Единственный раз, как мне показалось, Ю.А. Мозжорину было крайне неловко. Это происходило при обсуждении моей пьесы. Это художественное произведение, но подход к нему у специалистов ЦНИИмаша был традиционный, и, естественно, у них было множество замечаний (кажется, их число приближалось к тридцати!), и, по сути дела, пьесу нужно было писать заново. Я напрямую сказал Мозжорину, что ни одно из замечаний учесть не могу, а потому пусть своей властью снимает готовый спектакль, но у входа должен находиться кто-то из его сотрудников и объяснять приглашенным (а среди них — работники ЦК КПСС и Совета Министров, и даже один из помощников Генерального секретаря), почему они отменили премьеру. В конце концов, судьбу "Особого полета" решил Гурий Иванович Марчук, в то время заместитель председателя Совета Министров СССР, который приехал на спектакль. Он ему понравился, и на следующий день Марчук объявил это на заседании правительства. Тут уж даже Л.В. Смирнов (председатель ВПК — ред.) ничего не мог возразить, а тем более Мозжорин!

Прошло много лет. Теперь никто не просматривает материалы, связанные с космосом. И я начинаю жалеть, что нет Главного космического цензора и его консультантов, потому что на страницах газет и на экранах телевизоров появляются не только бессовестное вранье, но огромное количество глупостей, подчас граничащих с пошлостью и похабщиной. Такая "свобода слова" приносит огромный вред обществу. А ведь если на наших материалах стояла "виза Мозжорина" — это была гарантия точности, и не однажды мои ошибки исправлялись "ребятами" Мозжорина и им самим. Так что в моих журналистских университетах спецкурс Юрия Александровича был все-таки полезен.

учная деятельность Ю.А. Мозжорина на этапах создания первых стратегических ракет, образования и становления Ракетных войск стратегического назначения наиболее ярко проявилась в период его службы в 4 НИИ МО (ныне — 4 ЦНИИ МО). В ноябре 1955 г. он был назначен на должность заместителя начальника института по специальности ракетного вооружения. С 1959 до 1961 гг. Юрий Александрович являлся заместителем начальника 4 НИИ МО по научной работе, и в сфере его деятельности находилось решение практически всех основных научных проблем, связанных с разработкой и внедрением в войска первых образцов ракетного вооружения, а также формированием нового вида вооруженных сил — РВСН.

Возглавляя ракетную специальность в институте, Ю.А. Мозжорин руководил исследованиями (и непосредственно участвовал в их проведении) по теории полета и баллистике ракет и ракет-носителей ИСЗ, боевому применению войск, теории и правилам стрельбы баллистическими ракетами большой дальности, аэродинамике ракет и газодинамике стартовых сооружений.

Среди крупных результатов работ, выполненных под руководством Ю.А. Мозжорина, следует отметить создание методов составления таблиц стрельбы ракетами большой дальности и разработку таблиц стрельбы для пусков ракет Р-5, Р-5М и Р-12. Кроме этого, важным направлением исследований по специальности, руководимой Ю.А. Мозжориным, явилась разработка методов определения основных летно-технических характеристик ракет Р-5М, Р-12 и Р-7 по результатам их испытаний и методов контроля стабильности табличных значений параметров ракет при их серийном производстве.

В 1956 г. круг обязанностей Ю.А. Мозжорина значительно расширился. На 4 НИИ МО была возложена роль головной организации по созданию автоматизированного командно-измерительного комплекса для определения параметров орбит спутников, получения измерительной информации и передачи с Земли команд управления ими. Техническое руководство данным проектом было поручено Ю.А. Мозжорину, и он блестяще справился с новым делом, проявив организаторский талант и высокую научную квалификацию. В ходе этих работ под руководством Юрия Александровича ведущими сотрудниками института (П.Е. Эльясбергом, М.Д. Кисликом и др.) выполнен большой объем исследований по развитию методов определения параметров орбит космических аппаратов, обоснованы области их применения в оборонных целях и разработаны предложения по перспективам развития космического вооружения.

В 1957 г. за обеспечение запуска первого ИСЗ группе специалистов 4 НИИ МО, в том числе и Ю.А. Мозжорину, присуждена Ленинская премия. В 1960 г. 4 НИИ МО был определен головной организацией по решению задач управления полетом пилотируемого космического корабля "Восток" с Ю.А. Гагариным на борту. Коллектив, руководимый Ю. А. Мозжориным, успешно справился с этими задачами. За обеспечение первого полета советского человека в космос Юрию Александровичу было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Работая в 4 НИИ МО, Ю.А. Мозжорин уделял большое внимание проблеме обоснования перспектив развития ракетного вооружения. Под руководством Юрия Александровича в результате крупных исследований в конце 1950-х (когда было уже известно, что в США создается система "Минитмен" с твердотопливными ракетами) был сделан вывод о том, что в условиях нашей страны основным направлением развития стратегического оружия должно стать создание ракет на основе долгохранимого жидкого топлива с высококипящими компонентами. Эти рекомендации предопределили облик группировки РВСН практически на весь последующий период, а ракеты с ЖРД и ракетные комплексы на их основе стали главным предметом исследований института.

Начиная с 1957 г. в ОКБ-586 (Днепропетровск), ОКБ-692 (Харьков) и НИИ-944 (Москва) развернулись работы по созданию новой стратегической межконтинентальной баллистической ракеты Р-16, отличавшейся последовательным расположением ступеней, ЖРД на высококипящих компонентах и автономной системой управления. В связи с новизной основных технических решений потребовалось привлечение к этой разработке ряда научных организаций, среди которых был и 4 НИИ. Решением правительства на него возлагались исследования динамики полета ракеты, отработка системы ее стабилизации, точностных характеристик и баллистического обеспечения экспериментальных пусков. Все эти работы проводились под общим руководством Ю.А. Мозжорина научными коллективами Г.С.Нариманова, А.В. Шишкина, И.В. Назаренко, Д.Ф. Клима, М.М. Бордюкова, А.А. Чинарева.

Ю.А. Мозжорин был последовательным сторонником создания защищенных шахтных стартовых сооружений (устойчивых при давлениях воздушной ударной волны, больших 10 кг/см²) для ракетных комплексов уже первых поколений. Рекомендации были внедрены, как известно, при разработке комплекса с МБР РТ-2 (РТ-2П).

После назначения в 1961 г. Ю.А. Мозжорина директором НИИ-88 (с 1967 г. — ЦНИИмаш) наиболее крупные НИР по обоснованию перспектив развития вооружения и военной техники РВСН выполнялись совместно двумя нашими институтами. Одной из таких работ была тема "Уровень", заданная решением Комиссии Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам. В этот период мы успешно взаимодействовали с Юрием Александровичем в качестве научных руководителей упомянутой НИР.

При наших неоднократных встречах, обсуждениях хода выполнения НИР, разрабатываемого методического аппарата, предварительных рекомендаций Юрий Александрович всегда проявлял высокую квалификацию, глубину понимания решаемых проблем, умение организовать и проводить исследования. В своей работе он опирался на сильный коллектив исполнителей ЦНИИмаша.

Ю.А. Мозжорин хорошо знал возможности 4 НИИ МО, многих его сотрудников, их научный потенциал, тематику НИР, вычислительную и экспериментальную базу. Во многом благодаря незаурядным способностям Юрия Александровича, трудолюбию и умению руководить коллективом наши совместные работы выполнялись высококачественно и в срок. О скромности Мозжорина, уважительном отношении к другим, умении убеждать, а не принуждать знают все, кто с ним работал. Эти же качества он ценил и в других.

Вспоминаю, как Юрий Александрович отзывался о другом руководителе — начальнике Главного управления РВСН генерал-лейтенанте Н.Н. Смирницком, таком же высокоинтеллигентном и скромном человеке, как и сам Ю.А. Мозжорин. Он называл его "уникальным генералом". Я тогда подумал, что это определение в полной мере относится и к генерал-лейтенанту Мозжорину.

Он бывал постоянным участником всех торжественных мероприятий, которые проводились в 4 НИИ МО. Яркие, содержательные выступления Юрия Александровича, в том числе о прошлых работах нашего института, заслугах его сотрудников производили на всех слушателей неизгладимое впечатление. Однако при этом из скромности Мозжорин почти не упоминал о личном вкладе, хотя в ряде случаев он был основным.

С особой теплотой и уважением вспоминают о Ю.А. Мозжорине те руководители и сотрудники 4 НИИ МО, кому приходилось в прежние годы работать вместе с ним.

Вот что говорит начальник 4 НИИ МО в период 1970-1982 гг. Евгений Борисович Волков:

— В 1968 г. я был назначен на должность заместителя начальника 4 НИИ МО по научной работе, а в апреле 1970 г. стал начальником института.

Надо сказать, что переход с должности начальника кафедры ракетных двигателей Военной академии им. Ф.Э. Дзержинского на руководящие посты 4 НИИ МО, требующие широкого кругозора и глубоких знаний во всех областях исследований, которые вел институт, был очень непростым. Процесс вхождения в должности осложнялся не только этим. Ракетные войска и их вооружение в то время непрерывно и быстро развивались, от института требовалось решение важнейших и крайне сложных задач в сжатые сроки. Решение поставленных задач затруднялось еще и тем, что в конце 1968 г. возникли существенные противоречия между управлениями РВСН и институтом во взглядах на пути развития стратегических вооружений. Создалась конфликтная ситуация, в результате которой в начале 1969 г. тяжело заболел начальник 4 НИИ МО генерал-лейтенант А.И. Соколов и уже не смог вернуться к исполнению своих служебных обязанностей. Вся ответственность за научную работу и руководство институтом легли на меня.

В трудные годы моего становления как начальника института большую помощь мне оказал Юрий Александрович Мозжорин, который уже несколько лет руководил ЦНИИмашем, но хорошо знал специфику работ нашего института. Без преувеличения могу сказать, что Мозжорин был для меня в эти годы учителем. Но и в последующем я с большой пользой воспринимал богатый опыт Юрия Александровича и внимательно относился к его советам.

У нас с Юрием Александровичем сложились деловые и даже доверительные отношения, особенно при постановке и проведении исследований таких сложных проблем, как обоснование перспектив развития РВСН, их вооружения и военной техники. Такие НИР, являвшиеся одними из наиболее крупных, выполнялись совместно нашими институтами как головными организациями. Научными руководителями выступали директор ЦНИИмаша и начальник 4 НИИ МО.

В 1970-е годы основными в этом направлении были работы по темам "Горизонт" и "Гарантия", в выполнении которых по единым техническим заданиям головных институтов участвовало свыше 150 научно-исследовательских и проектных организаций.

При проведении работ у нас с Юрием Александровичем практически не возникало разногласий и противоречий. Отчетные материалы и проекты документов представлялись заказчикам за подписями двух руководителей.

Результатами являлись предложения в проекты "Основных направлений развития вооружения и военной техники РВСН" на планируемый период, соответствующего раздела Программы вооружения, пятилетних планов НИР и ОКР и тактико-технических требований к разрабатываемым образцам вооружения.

Согласованными являлись рекомендации о развитии стационарных и подвижных ракетных комплексов, обеспечении защищенности шахтных пусковых установок, создании новых классов ракет, требуемых значениях их основных характеристик и других показателях.

Следует сказать, что все рекомендации институтов, совместно обоснованные в 1970-е годы и определившие техническую политику страны по развитию вооружения РВСН, были в дальнейшем полностью реализованы, что позволило создать высокоэффективную группировку ракетных комплексов.

Хочу подчеркнуть, что на качество результатов повлиял высокий уровень развития в указанные годы фундаментальной науки и военно-прикладных исследований: оперативно-стратегических, военно-технических и экономических, на результаты которых опирались наши работы. В частности, при обосновании перспектив развития вооружения РВСН мы выступили с согласованными выводами о необходимости создания подвижного боевого железнодорожного ракетного комплекса и ввода в группировку РВСН твердотопливных МБР, унифицированных для БЖРК и стационарных стартов. Перспективность этого направления в то время воспринималась не всеми руководителями в министерствах обороны и оборонных отраслей промышленности.

Вспоминается то заседание совета главных конструкторов в КБ "Южное", на котором рассматривались предложения по БЖРК и твердотопливным ракетам.

Аванпроект содержал материалы по МБР трех классов: со стартовой массой 95, 130 и 150 т. Заказчик в своем заключении предложил продолжить разработку МБР массой 130 т, мотивируя это тем, что ракета несет боевое оснащение, не уступающее по мощности оснащению жидкостной ракеты, на смену которой в шахту должна устанавливаться выбранная твердотопливная. Естественно, о применении такой ракеты в рамках БЖРК речи не было.

Только Ю.А. Мозжорин и я выступили с доказательствами того, что БЖРК необходим и для него должна разрабатываться ракета массой 95 т, которая может использоваться и в шахтах. В этом вопросе мы были солидарны с генеральным конструктором КБ "Южное" Владимиром Федоровичем Уткиным. Данный вариант был осуществлен, и РВСН получили эффективный в ответных действиях ракетный комплекс.

Оглядываясь назад и вспоминая совместную работу и встречи с Ю.А. Мозжориным, хотел бы выделить наиболее яркие черты его характера.

Это был, безусловно, талантливый человек, прежде всего как ученый и организатор науки. Он умел находить правильные решения возникающих сложных проблем и доводить их до практической реализации, был исключительно объективен и тверд в отстаивании результатов исследований, никогда не поддавался давлению со стороны отдельных руководителей высокого ранга и не опускался до того, чтобы угодить кому-то из них. Юрий Александрович в совершенстве владел методами убеждения собеседников и в то же время умел находить компромиссные решения, не отступая от принципиальных положений.

Он обладал высокими человеческими качествами, был внимателен к людям, скромен и прост в общении. Благодаря удачному сочетанию этих качеств Ю. А. Мозжорин пользовался высоким авторитетом у всех, кто его знал.

Ю.А. Мозжорин дал "путевку в жизнь" многим своим сотрудникам младшего поколения. Среди них и Э.В. Алексеев — начальник 50 ЦНИИ МО в 1988-1993 гг. — много и плодотворно взаимодействовавший с Ю.А. Мозжориным как задолго до этого, так и в последующие годы. Вот некоторые из воспоминаний Эдуарда Викторовича:

— В 1956 г., после двухлетней службы в первых ракетных частях ПВО, я получил неожиданное назначение в отдел 114 НИИ МО. Начальником отдела в то время был подполковник П.А. Агаджанов, его заместителем — подполковник Г.И. Левин. Отдел занимался работами по специальности, которую возглавлял в институте подполковник Ю.А. Мозжорин. Так уже в первые дни пребывания в институте я услышал эту фамилию.

Атмосфера того времени была необычна. Это сейчас слово "спутник" кажется обыденным, повседневным. Тогда же мысль о том, что предстоит работать в данном направлении, вызывала у нас, молодых лейтенантов, целую гамму чувств, среди которых были и гордость за оказанное доверие, и осознание сложности порученного задания, не говоря уже об ответственности, связанной с секретностью работы. Нам очень повезло с руководителями. Их умению организовать работу, выделить главное, там где нужно, подсказать, помочь и в то же время не ограничивать самостоятельность в выполнении задачи мы были обязаны быстрым становлением нас как научных работников. Именно Ю.А. Мозжориным, П.А. Агаджановым, Г.И. Левиным, И.А. Артельщиковым была сформирована особая творческая атмосфера.

В 1956 г. было принято решение правительства о запуске искусственного спутника Земли с помощью ракеты Р-7 и о создании наземного командно-измерительного комплекса. Приказом по институту подполковник Ю.А. Мозжорин назначается руководителем НИР по созданию КИКа. В институте, в том числе и в рамках этой работы, проблемы смотрелись значительно шире. Сегодня кажется все просто — есть институты по различным направлениям. Тогда же шел поиск возможных прикладных направлений использования искусственных спутников Земли, различных методов определения параметров их движения, состояния ИСЗ и управления ими на орбите. Можно утверждать, что решения многих прикладных задач в указанной области впервые были предложены в рамках НИР, проводимых в 4 НИИ. Здесь особая роль принадлежит тогдашним его руководителям: А.И. Соколову, Г.А. Тюлину, Ю.А. Мозжорину, Б.И. Житкову. Ускоренными темпами шли разработки технических заданий на создание средств траекторных и телеметрических измерений, командно-программного управления ИСЗ, а также на разработку подобных спутников для разведки, связи, навигации и метеообеспечения.

С целью отработки основных идей создания КИКа Ю.А. Мозжорин регулярно собирал исполнителей НИР, и многие вопросы решались посредством "мозговой атаки". Вспоминается его мягкая деловая манера ведения этих служебных совещаний. Юрий Александрович создавал атмосферу, в которой каждый ощущал себя полноправным членом такого своеобразного совета, где были все равны невзирая на возраст и воинские звания. Все это позволяло при наличии разных специалистов и различных взглядов находить оптимальные решения. Более того, нам, тогда еще молодым научным сотрудникам, это давало возможность быстро понять проблему в целом и знать, что делается в смежных направлениях. Такая организация работы позволила менее чем за год не только спроектировать КИК, но и осуществить ввод его в эксплуатацию. Спустя много лет трудно установить авторство многих идей, особенно тех, которые с позиции сегодняшних дней кажутся столь очевидными. Однако многие решения, связанные с проблемами защиты командно-программной информации, создания бортовой шкалы времени для привязки целевой информации, были впервые предложены Ю.А. Мозжориным.

В октябре 1957 г. был запущен первый ИСЗ. Интерес в обществе к этому событию был огромен. Ю.А. Мозжорина приглашают в различные государственные организации для чтения лекций об искусственных спутниках Земли. Случилось так, что для сопровождения его с секретными материалами Григорий Исаакович Левин выделил меня. Так я впервые с глазу на глаз оказался в машине с Юрием Александровичем.

Прежние встречи с Мозжориным на совещаниях и при подписании документов в его кабинете, конечно, не давали такой возможности получить представление о Юрии Александровиче как о человеке, какая открылось при личном общении с ним в этих поездках. Вспоминается, что как только сели в машину, Мозжорин достал из папки информационные материалы и начал их читать, прочитав, передал мне, дождался, когда я прочитаю, и пошло живое обсуждение. И это невзирая на разницу наших положений.

Первая лекция, на которую я сопровождал Юрия Александровича, была в ВПК. Основу лекции составляли материалы по определению параметров движения ИСЗ, объяснения о том, что представляет собой командно-измерительный комплекс и какие задачи могут быть решены с помощью искусственных спутников Земли. Мозжорин был блестящим лектором. Он очень умело, доступно для людей, не занимающихся этими проблемами, и вместе с тем в увлекательной форме излагал свой материал. По завершении лекции — первый вопрос:

— А почему спутник летает по синусоиде? — имелась в виду нанесенная на карту проекция следа орбиты. Юрий Александрович более подробно, чем в лекции, отвечает на вопрос, а в машине спрашивает меня:

— Я что, недостаточно ясно осветил эту сторону вопроса в лекции?

— Да нет, — отвечаю, — достаточно полно и подробно.

Следующая лекция в Госплане. Смотрю, Мозжорин, подходя к карте, уже намного подробнее, чем в первый раз, рассказывает о том, как получается след орбиты ИСЗ. Кончается лекция, и первый вопрос:

— Почему ИСЗ летает по синусоиде?

Так же было и при последующих выступлениях в ЦК КПСС, МВД и других организациях. Этот вопрос Юрий Александрович уже ждал и с улыбкой на него отвечал.

Выступая в той или иной организации, Мозжорин всегда усиливал те моменты, которые были связаны именно с ней.

Вскоре Ю.А. Мозжорин становится заместителем по научной работе А.И. Соколова, а затем назначается директором ЦНИИмаша. Почти 30 лет Юрий Александрович возглавлял его. Все эти годы у нас были встречи при решении различных вопросов создания и развития ЦУПа, испытательной базы, обоснования перспективных направлений развития космонавтики. Глубокие знания, умение и опыт руководства ведущим научным коллективом отрасли делали Ю.А. Мозжорина неформальным лидером при решении любых задач космической деятельности. Он никогда не боялся отстаивать свои научные взгляды и убеждения в самых высоких "эшелонах власти".

Хотя о работе Юрия Александровича в этот период сказано и написано много, не могу не напомнить, что решение о создании многоразовой космической транспортной системы "Энергия"-"Буран" было не волюнтаристским, принятым якобы министром обороны, как утверждается в ряде публикаций, а определялось комиссией, возглавляемой Ю.А. Мозжориным, в состав которой входили ведущие ученые страны, такие как академики М.В. Келдыш и В.М. Мясищев, все генеральные и главные конструкторы ракетно-космической отрасли. Об этом следует сказать подробнее еще и потому, что споры по поводу принятого решения о создании такой системы продолжаются исходя из сегодняшнего положения космонавтики.

Чем руководствовалась комиссия?

Обоснованно сделав вывод о том, что в будущем средства доступа в космос должны базироваться на рациональном сочетании многоразовых и одноразовых систем, после серьезных дебатов, иметь ли малоразмерную "птичку" с полезной нагрузкой 2-3 тонны или идти по пути создателей МКТС "Спейс шаттл", комиссия определила эту характеристику многоразового корабля равной 30 тоннам.

Доводы были следующими:

• во-первых, в тот сложный период военно-политического противостояния США и СССР предпринимались ответные меры на действия США в области новых стратегических наступательных вооружений, развертываемых в рамках так называемой стратегической оборонной инициативы;

• во-вторых, обеспечивалось создание ряда экологически чистых ракет-носителей тяжелого и сверхтяжелого классов;

• в-третьих, решалась проблема транспортно-технического обслуживания современной группировки уникальных космических аппаратов и, кроме того, обеспечивались более далекие задачи по освоению Луны, полетам на Марс, созданию крупногабаритных конструкций в космосе.

Личные контакты с Юрием Александровичем стали более частыми в последние годы. Появились новые взаимные интересы, годы как бы стерли возрастную разницу. Изменилось служебное положение его и мое. Мы продолжали в соавторстве готовить материалы по наземному командно-измерительному комплексу, организовывали телевизионную передачу о генерал-лейтенанте А.И. Соколове, занимались становлением и развитием Академии космонавтики.

Юрий Александрович стал постоянным участником всех торжественных мероприятий, проводимых в 50 ЦНИИ МО. По-прежнему скромный, интеллигентный, внимательный к людям, он всегда был желанным гостем в нашем коллективе. Охотно выступал с воспоминаниями о времени службы в 4 НИИ МО, но никогда не любил говорить о себе. Это было, наверное, характерно для плеяды руководителей того времени. Мы узнавали о стойкой позиции генерал-полковника А.А. Максимова на Совете обороны по поводу судьбы системы "Энергия" — "Буран" от Ю. А. Мозжорина, а о его собственном выступлении на этом высоком собрании — от А.А. Максимова. Даже говоря о таких вопросах, как создание ЦУПа в ЦНИИмаше, Юрий Александрович на первый план ставил позицию, которую занимали генерал-полковники А.Г. Карась и А.А. Максимов, рассказывал, как развивались события в целом, и только потом сообщал, что было предпринято им самим.

Выступая в последний год своей жизни на вечере, посвященном Дню космонавтики, он пообещал, что в следующий раз подробно расскажет о генерале А.И. Соколове — "вот был глыба-человек". Увы, не довелось это услышать...

Среди тех, кто помнит Ю. А. Мозжорина и отдает должное его высоким деловым и человеческим качествам, — весьма заслуженные и авторитетные ученые, работавшие в институте до того, как в него пришел Мозжорин. Вспоминает близкий соратник М.К. Тихонравова Анатолий Викторович Брыков:

— Одним из первых шагов в приобщении 4 НИИ МО к новой космической тематике было обоснование состава и размещения средств контроля параметров орбиты разрабатываемого в ОКБ С.П. Королева искусственного спутника Земли — объекта Д. Руководить упомянутыми исследованиями было поручено Юрию Александровичу Мозжорину. Эта работа в соответствии с постановлением правительства от 30 января 1956 г. должна была дать исходные материалы для создания в стране системы измерительных пунктов к первому пуску объекта Д, намеченному на 1957 г. Чтобы построить такой командно-измерительный комплекс, надо было основательно потрудиться. Институту предстояло в июне 1956 г. представить эскизный проект КИКа, где требовалось дать ответ на два основных вопроса:

• определить состав технических средств, которыми требовалось оснастить пункты командно-измерительного комплекса. Эти технические средства должны были получать со спутника результаты навигационных измерений, по которым можно было бы определить параметры его орбиты, принимать телеметрическую информацию о состоянии бортовой аппаратуры спутника и передавать на борт команды управления;

• представить рекомендации по расположению упомянутых пунктов на территории страны, чтобы обеспечить определение параметров орбиты спутника и прогнозирование его движения с заданной точностью.

Состав и технические характеристики требуемых для управления полетом ИСЗ измерительных средств устанавливали специалисты по измерительным радиотехническим системам.

Баллистикам надлежало решить вопрос об оптимальной дислокации этих средств с точки зрения достижения необходимой эффективности управления полетом спутника и максимального учета интересов экономического характера.

Задача баллистиков в разработке этого проекта была исключительно важной и ответственной. Ведь, при прочих равных условиях, пункты для размещения измерительной аппаратуры нужно было расположить так, чтобы при заданных характеристиках измерительных систем на каждом "мерном" участке траектории, где будут выполняться навигационные измерения, после соответствующей обработки их результатов можно было бы рассчитать параметры движения ИСЗ с требуемой точностью. А на некоторых, самых ответственных, участках траектории эта точность должна была быть получена с высокой степенью надежности. Ведь нельзя же было допустить, чтобы из-за отсутствия какой-то группы измерений не были бы рассчитаны нужные параметры движения спутника и, возможно, была бы создана аварийная ситуация. У нас в институте уже рассматривались подобные вопросы при разработке командно-измерительного комплекса для полигона ракеты Р-7. Юрий Александрович поручил все вопросы, касающиеся этого раздела проекта, проработать нашей группе космических баллистиков во главе с И.М. Яцунским и систематически контролировал ход работы. Все исследования были успешно выполнены. Их результаты были получены к концу мая и изложены в отдельном томе эскизного проекта КИКа, предназначенного для обеспечения управления полетом первых искусственных спутников Земли. Теперь перед руководством института и перед Мозжориным как техническим руководителем проекта встала задача его реализации на территории страны. Но ситуация сложилась так, что еще до завершения работ над командно-измерительным комплексом для объекта Д у нас в стране были запущены два простейших спутника ПС-1 и ПС-2. А старт объекта Д был несколько задержан.

Однажды, вскоре после запуска второго спутника, Мозжорин пригласил меня к себе и сказал, что я как представитель института должен прибыть на ВДНХ, где в одном из павильонов монтируется выставка, посвященная запуску первых советских ИСЗ. Юрий Александрович поставил задачу: в сотрудничестве с местным художником разработать стенд, который представлял бы организационные принципы работы измерительных средств, средств связи и нашего координационно-вычислительного центра по обеспечению запуска спутников и слежения за ними. Приняли меня в павильоне сельскохозяйственной техники вполне доброжелательно. Даже ждали. У них тоже было срочное задание: создать в этом павильоне "уголок" космической техники. Я сразу же заметил знакомую фигуру коллеги — Бориса Андреевича Адамовича. Он как представитель ОКБ Королева руководил оформлением стендов, где должны были располагаться новые экспонаты космической техники. Меня познакомили с художником, который должен был мой рассказ воплотить в зримую картину. В конце концов, мы нашли решение, художник был удовлетворен, и меня отпустили. Через некоторое время я посетил ВДНХ и с удовольствием увидел свой "вклад": на большом листе оргстекла была изображена схема расположения средств командно-измерительного комплекса и их взаимодействия со спутником, стрелки — молнии указывали направления передаваемой информации. Мягкий голубой свет, подсвечивающий сзади эту панораму, подчеркивал значимость изображенного. Хороши были и экспонаты, выставленные фирмой Королёва.

В общем, этот небольшой космический "уголок" послужил началом создания всемирно известного павильона "Космос" на ВДНХ.

К плановой дате реализация проекта была успешно завершена, и третий советский ИСЗ (объект Д), представлявший собой первую в мире автоматическую станцию, выведенную в космос 15 мая 1958 г. и просуществовавшую на орбите до 6 апреля 1960 г., успешно обслуживался созданным под техническим руководством Ю. А. Мозжорина КИКом.

Затем этот комплекс модернизировался и развивался, а 12 апреля 1961 г. успешно обеспечивал запуск в космос корабля с первым в мире летчиком-космонавтом — Юрием Алексеевичем Гагариным.

Вспоминает Валентин Петрович Кузнецов:

— Юрий Александрович пришел в институт в самом расцвете творческих сил: 35 лет, профессионал-ракетчик. В 25 лет он с отличием окончил инженерный факультет Военно-воздушной инженерной академии им. Н.Е. Жуковского, радиотехнический факультет которой представилась возможность окончить несколько позднее и мне. Отличительной чертой характера Мозжорина было умение слушать подчиненных и своевременно делать обобщающие выводы. Скромный, даже в первое время несколько застенчивый, он прямо-таки "впитывал" в себя основы теории смежных специальностей. Не будучи радистом, специалистом по радиосистемам измерения, контроля и управления, он сумел по крупицам довольно быстро собрать весь комплекс знаний, которыми обладали окружавшие его соратники.

Юрий Александрович был великолепным мастером компромисса, особенно в условиях, когда приходилось решать важнейшие проблемы формирования организационно-штатных структур и создания принципиально новых комплексов измерений в условиях относительно слабой технологии отечественного производства. Нередко требовалось проявление разумного упорства в достижении целей и, я бы даже сказал, несвойственного ему нахальства, которое, к сожалению, тоже нередко нужно было в нашей практической деятельности при общении с людьми определенного типа, от которых зависела реализация наших исследований.

За годы научной деятельности в 4 НИИ МО Мозжорин для обоснования своей точки зрения на решение стоящих перед институтом задач никогда не прибегал в целях придания весомости высказанному, в отличие от многих, к нецензурным изречениям. Хотя в соответствующей обстановке ему не чужды были острые анекдоты и юмор, связанные с нашей совместной деятельностью.

Разработка эскизного проекта КИКа осуществлялась под руководством Мозжорина, конечно, не на голом месте. За нашими плечами уже был реализованный проект полигонного измерительного комплекса НИИП-5 МО, создавались в промышленности соответствующие средства измерений, системы единого времени и связи. К 1956 г. были проведены исследования возможности запуска первого ИСЗ. К этому времени относительно глубоко была представлена баллистическая часть проблемы обеспечения полета такого спутника, проработанная коллективами, возглавляемыми М.К. Тихонравовым — в 4 НИИ МО, С.П. Королевым — в ОКБ-1 и М.В. Келдышем — в Институте прикладной математики АН СССР. Тем не менее, разработанный под руководством Ю.А. Мозжорина эскизный проект КИКа имел уникальную ценность, позволяя увязывать проблемы баллистического и пространственно-временного обеспечения всех измерений элементов траектории ИСЗ, определять состав и средства телеметрических и траекторных измерений, достигать синхронизации работы данной аппаратуры, а также вычислительных средств и средств системы оперативной и технологической связи. Кроме этого, были оценены и выбраны необходимые методы получения и обработки результатов измерений, совмещения функций бортовой аппаратуры ИСЗ и привлечения к измерениям различных радиолокационных систем ПВО, станций орудийной наводки, различных оптических измерительных средств. В итоге удалось найти конкретные решения построения и размещения систем и средств КИКа, обосновать состав его координационно-вычислительного центра и единую структуру связи.

Полагаю, что было бы интересно впервые для широкой общественности опубликовать полный список имен весьма небольшого коллектива научных сотрудников, который непосредственно разработал эскизный проект командно-измерительного комплекса: подполковник Ю.А. Мозжорин — технический руководитель, полковник И.А. Артельщиков — ответственный исполнитель, исполнители: подполковники Г.И. Левин, Ю.В. Девятков, майоры Г.С. Нариманов, И.М. Яцунский, Е.В. Яковлев, капитаны В.Т. Долгов, В.П. Кузнецов, А.Т. Беляев, В.Н. Андрианов, старшие лейтенанты И.К. Бажинов, П.Я. Аничков, лейтенанты А.В. Цепелев, Э.В. Корольков, служащие А.А. Захаров, К.А. Биантовский, Г.Ю. Максимов. В отработке материалов эскизного проекта принимали активное участие генерал-лейтенант А.И. Соколов и полковник Г.А. Тюлин.

Ю.А. Мозжорин пользовался большим уважением у начальника 4 НИИ Андрея Илларионовича Соколова не только в бытность свою его заместителем по научной работе, но и тогда, когда стал директором ЦНИИмаша.

Уважительное отношение к Мозжорину можно проиллюстрировать характерным примером, свидетелем которого я стал однажды, находясь в кабинете начальника института. Входит секретарь А.И. Соколова и докладывает, что его спрашивает Г.А. Тюлин, который к этому времени уже был первым заместителем министра общего машиностроения. "Передайте, что я сейчас очень занят. Пусть позвонит позднее", — отвечает Андрей Илларионович. Спустя 10-15 минут звонит Ю.А. Мозжорин. А.И. Соколов берет трубку, начинает разговаривать, а затем для продолжения конфиденциальной беседы просит присутствующих на 10 минут выйти из его кабинета. Полагаю, что такой пример говорит в пользу большого уважения Соколова к Юрию Александровичу. Будучи заместителем начальника 4 НИИ МО по научной работе, Юрий Александрович находил возможность лично участвовать в научных исследованиях. И это в то время, когда работа в институте кипела по всем направлениям, когда шел процесс становления Ракетных войск стратегического назначения. Отчеты, доклады, справки, разрешения на выезд в командировки, научно-технические совещания — все вопросы решались с ведома Мозжорина. Приходилось и мне прорываться к нему на доклад с документами. Секретарь стояла у дверей кабинета и восклицала, что к Юрию Александровичу можно пройти только "через её труп". Но стоило секретарю отлучиться, как мы поодиночке оказывались в кабинете. Ю.А. Мозжорин всех принимал, подписывал документы или назначал конкретное время их рассмотрения. И все это без тени неудовольствия из-за "потраченного" на нас времени.

Упорный труд, постоянное научное самосовершенствование, предоставление свободы творческой деятельности подчиненным, тактичное отношение к ним снискало глубокое уважение к Юрию Александровичу всех, кто имел счастье быть у истоков рождения космической эры человечества.

Наряду с решением многочисленных научно-технических проблем Ю.А. Мозжорину приходилось постоянно взаимодействовать со множеством людей разного возраста, квалификации и темперамента. Справедливость Юрия Александровича, его такт и доброжелательность в отношениях с окружающими навсегда запомнились Виктору Афанасьевичу Рубцову:

— 1957 год — начало рождения и стремительного взлета советской космонавтики. В связи с подготовкой запуска первого искусственного спутника Земли, а также осуществлением программы дальнейшего освоения космического пространства требовалось разрешение множества крупномасштабных и разносторонних проблем: развития теории полета космических аппаратов, проведения сложных баллистических расчетов, разработки новых информационно-измерительных систем, создания в короткие сроки уникальных антенных устройств для оснащения измерительных пунктов, таких, в частности, как Евпаторийский, проектирования системы самих измерительных пунктов, которые позволили бы обеспечить реализацию как ближайших, так и более отдаленных задач.

Решение всего этого комплекса проблем, в пределах компетенции 4 НИИ МО, было поручено возглавить Юрию Александровичу Мозжорину, с которым мне пришлось совместно работать начиная с 1957 г. В памяти осталось впечатление о первой встрече с Мозжориным: внешне ничем не выделяющийся подполковник, по деловому контактный, хорошо разбирающийся в обсуждаемых вопросах, тактичный, без претензии на соблюдение дистанции между начальником и подчиненным (я в то время был старшим лейтенантом и исполнял обязанности начальника лаборатории).

Время шло, число задач и ответственность за принимаемые решения нарастали.

В один из дней я был вызван к Ю.А. Мозжорину в его кабинет для доклада о проведенных измерениях помеховой обстановки в районе г. Щелково, где предполагалось (как в одном из возможных мест) создать базовый пункт для проведения измерений и управления космическими аппаратами ближнего и дальнего космоса. Работу по осуществлению этих измерений было поручено возглавить старшему научному сотруднику капитану В.В. Быструшкину. В Центральной измерительной лаборатории в Москве для этих целей нам была предоставлена автомашина с соответствующей измерительной аппаратурой. Около двух недель проводились тщательные суточные измерения помеховой обстановки в районе предполагаемого размещения измерительного пункта. Результаты оказались не совсем благоприятными для расположения и использования в этом районе высокочувствительной приемной аппаратуры из-за значительных по уровню и длительности излучений сигналов-помех от различных систем (аэродромных радиолокаторов, станций телевизионного вещания и др.), что и было зафиксировано в протоколе о результатах проведенных исследований.

Вывод о неблагоприятной помеховой обстановке для Юрия Александровича оказался неожиданным и нежелательным, так как, по-видимому, тогда уже имелась договоренность "в верхах" о размещении одного из базовых измерительных пунктов в районе г. Щелково (ныне ОНИП-14, Щелково-7). Между нами произошел острый разговор: я не мог не отразить в протоколе объективных данных и стоял на своем до конца, чем вывел Юрия Александровича из равновесия, поскольку он сразу еще не нашел решения, как выйти из сложившейся ситуации. Разговор прервался на высокой ноте после того, как в кабинет Мозжорина вошла секретарь и сказала, что его ждет начальник института.

Как показало время, проявленная мною неуступчивость не повлияла на наши взаимоуважительные деловые и личные отношения в дальнейшем.

1961 год. Начало освоения космоса человеком — великое достижение советской науки и техники. После такого успеха Юрий Александрович Мозжорин с полным правом пожинал плоды своей многолетней напряженной и плодотворной деятельности. Его вклад был оценен высокими правительственными наградами и поощрениями.

Естественно, были награждены и многочисленные сотрудники института, работавшие совместно с Ю.А. Мозжориным.

По вопросам разработки систем, обеспечивших пуски первых спутников и полет Ю.А Гагарина, в институте защищались диссертации. Ведь многое тогда в теоретическом и техническом плане было новым, ранее неизвестным.

Вспоминается защита А.Я. Климентенко, где я выступал в его поддержку.

Вечером состоялся банкет в столовой первого городка, как именовался тогда микрорайон нынешнего г. Юбилейного. Среди приглашенных был и Ю.А. Мозжорин. Я приехал с опозданием из-за "местной командировки" в управление на Фрунзенскую набережную. Пришлось выпить штрафной бокал коньяка. Я расслабился, оживился и вскоре оказался в обществе Юрия Александровича и Антонины Дмитриевны Крюковой, беседующих за столом.

При очередном тосте я обратился к Юрию Александровичу и выдал, будучи навеселе, такую сентенцию:

— Юрий Александрович, говорят, что не надо быть Гагариным, а надо быть Мозжориным.

— А почему? — спросил он.

— Как же: в космос не летал, жизнью не рисковал, а получил всего сполна — и Героя Социалистического Труда, и звание генерала, и степень доктора технических наук, и положение директора крупнейшего НИИ.

— Ну, ладно, ладно. Давайте выпьем за успехи в будущем! — предложил он.

Мы охотно последовали его предложению, а мое рискованное умозаключение так и осталось безобидной шуткой благодаря мудрой снисходительности и личной скромности Юрия Александровича.

В последующий, почти 40-летний, период нам приходилось встречаться в неформальной обстановке: то в самолете по пути на Байконур, то в электричке между Москвой, где жил Ю.А. Мозжорин, и Подлипками, где он продолжал работать, уже не будучи директором. И всегда для меня это были приятные встречи с человеком, достойным большого уважения. Он остается в моей памяти деловым, мудрым, благожелательным, крепким мужиком из числа тех, на которых исстари держалась земля российская.

В заключение остается сказать, что приведенные здесь воспоминания ветеранов 4 НИИ содержат лишь небольшую часть доброй памяти, оставленной Ю.А. Мозжориным в сердцах множества людей, с которыми он вместе работал и шел по жизни.