Георгий МАРТЫНОВ

Планетный ГОСТЬ Фантастическая повесть ЧАСТЬ ПЕРВАЯ БЕЛЫЙ ШАР Печатается с сокращениями.

Рисунки
А. Побединского.

Дачный поселок Академии наук еще спал. На песчаной улице никого не было видно.

Чуть слышно скрипнула дверь, и на крыльцо одной из дач вышел мужчина в полосатой пижаме. Это был полный человек среднего роста, с гладко выбритым лицом, редкими седыми волосами, зачесанными назад. Глубокие залысины делали его лоб очень высоким. Мясистый нос и большой рот придавали лицу добродушное выражение.

Он медленно спустился с крыльца и пошел по дорожке сада. С наслаждением вдыхая чистый утренний воздух, он сел возле калитки на скамью и стал смотреть по сторонам. Нет ничего лучше этих ранних часов! А скоро проснется жена и позовет завтракать. Потом придет машина, и надо будет ехать в душный и пыльный город. Только поздно вечером, когда солнце низко опустится над горизонтом, он вернется и снова будет сидеть на своей любимой скамейке, пока не настанет время ложиться спать.

Он посмотрел через улицу на окрашенную в желтый цвет дачу, и чувство, похожее на зависть к ее владельцу — известному астроному академику Штерну, — невольно проснулось в кем. Сосед был в отпуске и целыми днями лежал с книгой в шезлонге. Есть же такие счастливцы!..

Доктор медицины профессор Куприянов обычно не завидовал людям, которые ничего не делают, но сейчас ему казалось, что лучше безделья ничего быть не может.

До желанного отдыха оставалось уже немного дней, но отпуск все же не радовал профессора. Хорошо бы провести его здесь, на даче, весь день лежать и читать, но это невозможно. Пошаливало сердце, и необходимо было ехать в санаторий. Путевка уже лежала в ящике письменного стола.

Прислонившись к забору, Куприянов стал смотреть вверх. Облака уже совершенно исчезли. Ясная, прозрачно-голубая бездна чуть заметно дрожала. Нагретый солнцем воздух казался видимым и физически ощутимым. Профессор пристально вглядывался в бездонную глубину, и вдруг ему показалось, что прямо над его головой, в зените, внезапно вспыхнула крохотная яркая точка.

Он на секунду закрыл глаза. Посмотрев опять, убедился, что не ошибся. Едва заметная блестящая точка сверкала на том же месте. Вот она как будто погасла, снова вспыхнула и больше не исчезала.

«Самолет? — подумал Куприянов, — Нет, слишком высоко, и не видно белого следа, который всегда оставляют за собой высоко летящие самолеты. Звезда не может быть видна днем. Значит, это какая-нибудь планета».

Блестящая точка была так мала, что профессор несколько раз терял из виду и потом с трудом находил опять. С полчаса Куприянов наблюдал за ней, но она не изменила своего положения на небе.

Напротив отворилась калитка, и на улицу вышел академик Штерн. Это был маленького роста, слегка сутулый, грузный старик с длинными седыми волосами и огромной густой бородой, в которой сейчас блестели капли воды. (Он только что умылся.)

— С добрым утречком! — сказал он, подходя к скамейке и тяжело опускаясь на нее.

— Поздно встаете, — сказал Куприянов, пожимая протянутую руку. — Я уже с час как вышел.

— Ваше дело молодое! — засмеялся академик. — А мы, старики, любим поспать. Поздно лег вчера, — прибавил он.

Куприянов опять стал смотреть в небо. Несколько секунд он безуспешно искал блестящую точку и решил было, что она совсем исчезла, но скоро нашел ее на том же месте.

— Что это за планета, Семен Борисович?

— Какая планета?

— Да вон! Прямо над головой.

Штерн некоторое время пристально вглядывался в небо.

— Это не планета. При таком ярком свете можно видеть только Венеру, но она никогда не бывает так высоко над горизонтом на параллели Москвы. Это самолет!

— Не похоже. Почти час эта точка находится на одном и том же месте.

— Посмотрим! — сказал академик и, повернувшись к своей даче, крикнул: — Лида!

Внучка Штерна, девушка лет семнадцати, вышла на крыльцо.

— Лидочка, принеси-ка мне мою трубу. Она у меня на столе. Сейчас узнаем, что это такое, — сказал он.

Приставив трубу к глазу, он около минуты смотрел в нее.

— Это не самолет и не аэростат. Посмотрите!

В маленьком круглом отверстии объектива Куприянов увидел ту же точку. Она не увеличилась в размерах и так же сверкала золотистым блеском.

— Ни самолет, ни аэростат не может находиться за пределами атмосферы, — сказал Штерн, беря у Куприянова трубу. — А эта штука находится именно там.

Улица постепенно наполнялась людьми. Увидя, что академик разглядывает что-то на небе, несколько соседей подошло к нему.

Куприянов ушел пить чай. Позавтракав, он переоделся и снова вышел к калитке.

Штерн по-прежнему смотрел в трубу. Около него собралось уже много народу.

— Может быть, это новая комета? — сказал кто-то.

— Или стратостат...

— Комета!.. — сердито сказал академик. — Аэростат, стратостат, самолет... Ну, что глупости говорить!

Куприянов хорошо знал Штерна и сразу заметил, что старый астроном сильно взволнован.

— Что же это такое? — спросил он.

Академик, не отвечая, направился к дому.

— Что это такое, Семен Борисович? — настойчиво повторил Куприянов.

— Позвоню на обсерваторию, — ответил Штерн.

Из-за угла бесшумно появился большой синий автомобиль. Мягко затормозив, он остановился у калитки.

Прежде чем сесть в машину, профессор еще раз отыскал на небе блестящую точку. Она по-прежнему сверкала на том же месте. Автомобиль плавно выехал из ворот и помчался по шоссе.

Немедленно приезжайте!

К

уприянов был очень рассеян в этот день. Он отвечал невпопад, забыл проверить результат анализа, уронил и разбил мензурку. Это было так не похоже не обычно спокойного профессора, что сотрудники Института экспериментальной медицины с изумлением смотрели на своего шефа.

Куприянов часто подходил к окну и подолгу смотрел куда-то вверх. Отрываясь от этих непонятных наблюдений, он хмурился, и было видно, что какая-то навязчивая мысль не дает ему покоя.

Иногда он надолго задумывался и, если ему задавали в это время какой-нибудь вопрос, вздрагивал и просил повторить.

— Может быть, он болен? — шептались его помощники.

Петр Широков, старший ассистент и любимый ученик Куприянова, выбрал момент, когда профессор находился один в своем кабинете, и в осторожной форме посоветовал ему уехать домой, так как профессор, по-видимому, не совсем хорошо себя чувствует.

— Я здоров, — сухо ответил Куприянов.

Молодой человек смутился.

— Я совершенно здоров, — повторил профессор. — Правда, я сегодня немного невнимателен. Меня все время занимает одна мысль. — Он задумчиво посмотрел в лицо ассистенту и вдруг спросил: — Как вы думаете, Петр Аркадьевич, есть на Марсе разумные существа?

При этом неожиданном вопросе на лице молодого ученого появилось выражение тревоги.

— Видите ли... Я, собственно... До сих пор... Я совсем не думал об этом.

— Я тоже, — сказал Куприянов. — Где вы живете? — задал он опять неожиданный вопрос.

— Обычно в городе, а сейчас на даче.

— Так! А сегодня утром вы смотрели на небо?

— Нет. — Молодой ассистент всеми силами старался скрыть тревогу, которая все сильнее охватывала его. — Сегодня я как будто не смотрел на небо.

— Напрасно!

Куприянов подошел к окну.

— На небе бывают интересные вещи. Вот, например, сегодня... — Он рассказал о блестящей точке и о беспокойстве академика Штерна. — Когда я ехал в Москву, — закончил Куприянов, — мне пришла в голову мысль, что этот маленький блестящий предмет, который находится, как сказал Штерн, за пределами атмосферы, может оказаться космическим кораблем, летящим на Землю с другой планеты. Я никак не могу избавиться от этой мысли.

Молодой человек успокоился и тоже подошел к окну.

— К сожалению, — сказал Куприянов, — в городе не видно этой точки. Тут воздух не так чист.

— Вы серьезно думаете, что это может быть корабль с Марса? — спросил Широков.

— А почему бы нет! Люди думают, что непременно они первыми полетят на Марс и другие планеты. Но если там есть разумные существа, может случиться, что не мы, а они первыми прилетят к нам.

— Это было бы интересно.

— Не только интересно! Ведь у нас еще нет космического корабля. Если на Землю прилетит такой корабль с другой планеты...

Зазвонил телефон. Куприянов снял трубку:

— Алло!

— Кто у телефона? — услышал он голос Штерна.

Профессор внезапно почувствовал волнение. Рука с трубкой задрожала.

— Это я, Куприянов.

— Бросайте все и немедленно приезжайте ко мне на обсерваторию. Как можно скорее!

Штерн повесил трубку.

— Ну!.. — Куприянов развел руками и тяжело опустился в кресло. — Академик Штерн срочно просит приехать к нему на обсерваторию. По-видимому, он очень взволнован.

— Вы поедете?

— Немедленно!

— Михаил Михайлович! — умоляюще сказал Широков. — Возьмите меня с собой.

— Хорошо! Вызовите мою машину!

Профессор и его ассистент были одинаково взволнованы. Как ни далеки они были от астрономии, они знали, что наука считает Марс и Венеру необитаемыми, не говоря уж о других планетах.

У главного входа в обсерваторию стояло несколько автомобилей. К подъезду подошла еще одна машина. Из нее вышел профессор Лежнев, известный лингвист, книги которого по истории языка пользовались большой популярностью. Он был очень высок, толст и неповоротлив. Кивнув головой, он пожал руку Куприянову и, отдуваясь толстыми губами, сказал:

— И вы здесь!.. Подумать только!

Вместе с ним приехал китаец средних лет в больших роговых очках. Он мельком оглядел Куприянова и Широкова и молча стал подниматься по лестнице.

Они вошли в обширный, отделанный белым мрамором вестибюль, вдоль стен которого стояли низкие скамьи, обитые красным бархатом. Сотрудник обсерватории подошел к ним и пригласил подняться на третий этаж, в кабинет директора. Там уже находилось человек двенадцать. Они сидели вокруг стола, покрытого темно-малиновым сукном. Академик Штерн быстро ходил по кабинету, заложив руки за спину. — Ну, наконец-то все! — сказал он. — Садитесь, время не терпит.

Среди присутствовавших Куприянов увидел крупнейших ученых самых различных специальностей. Тут были биологи, химики, энергетики, языковеды, географы.

Куприянов сел па свободный стул, не понимая, зачем собралось столько ученых,

Когда Штерн вызвал его по телефону, он полагал, что астроном просто хочет показать ему блестящую точку, которую они наблюдали утром в телескоп.

Если даже эта точка и в самом деле космический корабль, то зачем все-таки это собрание?..

Штерн подошел к столу. Тотчас разговоры прекратились, и все нетерпеливо повернулись к нему.

Согласен!

Ш

терн обеими руками расправил сбою могучую бороду («Нервничает старик!» — подумал Куприянов) и начал говорить.

— Сегодня утром, — сказал он, — произошло событие, равного которому еще не случалось за всю историю нашей планеты. Впрочем, не так! Вернее будет сказать, что такого события еще не случалось за всю историю сознательной жизни человечества на Земле. Так вот, сегодня утром на небе было замечено появление непонятной блестящей точки. Наша обсерватория выяснила природу этой точки, и оказалось, что она представляет собой металлический шар, имеющий около тридцати метров в диаметре. С помощью одного из наших рефракторов шар был детально рассмотрен. Нет никакого сомнения, что он является искусственным и имеет внеземное происхождение. Я сам его видел. Вероятнее всего, мы имеем дело с космическим кораблем обитателей другой планеты, и корабль этот, по-видимому, намерен опуститься на поверхность нашей Земли. Этот вывод вытекает из наблюдений, которые удалось провести, пока шар был виден. В шесть часов утра он находился над Москвой, почти в зените. В девять корабль отклонился на восемнадцать градусов к западу и летел на высоте четырех тысяч километров. Потом он постепенно стал опускаться, одновременно двигаясь на запад. Благодаря тому, что наша Земля имеет привычку вращаться вокруг своей оси, корабль к двум часам дня исчез за горизонтом. Последнее определение его высоты — три тысячи километров. Это значит, что корабль опускается со скоростью почти двести шесть километров в час, или пятьдесят семь метров в секунду. Вероятно, он вполне может замедлить или, наоборот, ускорить быстроту снижения. По этому поводу мы пока не можем сказать ничего. Намерения экипажа нам неизвестны, но если корабль начал снижаться, то нет никаких оснований думать, что он прекратит спуск и улетит от Земли, не опустившись на нее. Вопрос заключается в том, где он опустится. Я обо всем сообщил президенту Академии наук Неверову, а он — правительству. Вы сами понимаете, что подобное событие требует принятия самых срочных мер. Корабль может приземлиться в пределах СССР, или Китая, или в какой-нибудь капиталистической стране. Но не надо забывать, что СССР и Китай по площади, занимаемой ими, довольно заметная величина на поверхности Земли. Шансы примерно равны. Я даже думаю, что у нас больше шансов, если учесть скорость, с которой корабль опускается. Продолжая двигаться так же, он достигнет Земли завтра утром и как раз на нашей территории. Время не ждет, и на предварительные разговоры его у нас нет. Необходимо срочно создать научную экспедицию для встречи гостей. Корабль близок к Земле и хотя летит сейчас очень медленно, но опустится не позднее ближайших двадцати часов. Список членов экспедиции уже составлен в количестве девяти человек. Начальником экспедиции намечен член-корреспондент Академии наук, профессор Куприянов, которого вы все знаете. Он здесь присутствует.

Никак не ожидая подобного конца, Куприянов с изумлением посмотрел на Штерна. Старик усмехнулся в бороду.

— Да, да, Михаил Михайлович! Решили поручить вам встречу гостей, если они пожалуют. Главное, чтобы они у нас на Земле были живы и здоровы. На разных планетах разные атмосферы, а в них могут быть разные бактерии. Первая и главная роль принадлежит медицине. Мы не должны допустить, чтобы наши гости, хоть в малой степени, повредили свое здоровье. Вот поэтому и решили поручить руководство всей экспедицией именно вам как руководителю Института экспериментальной медицины. Я полагаю, что вы, как и все остальные товарищи, занесенные в список, не откажетесь от участия.

Никто ничего не ответил. Взволнованные ученые молча переглядывались. Было видно, что неожиданное и столь необычайное сообщение Штерна потрясло всех. У Лежнева лицо покрылось красными пятнами, и он нервно мял пальцами сукно на столе. Широков умоляюще смотрел на Куприянова, и, встретив его взгляд, профессор понял, что молодой человек горит желанием быть зачисленным в состав экспедиции. Китаец, приехавший с Лежневым, сидел неподвижно.

— Так что же, товарищи? — спросил Штерн. — Время не ждет. Давайте решать вопрос. Слово за вами, Михаил Михайлович.

Куприянов поднял голову. Он успел уже обдумать неожиданное предложение. Задача, которую хотели возложить на него, была трудна и ответственна, он это хорошо понимал.

Он встал. Все глаза устремились на него.

— Я согласен, — сказал он, — и благодарю за доверие. Участие в подобной экспедиции — большая честь...

— Ближе к делу, Михаил Михайлович! — сказал Штерн. — Время не терпит.

— У меня есть несколько вопросов, — продолжал Куприянов. — Что будем делать, если корабль опустится не в Советском Союзе? Каким образом мы узнаем место приземления и как доберемся до этого места? Кто зачислен в состав экспедиции?

— Как я уже говорил, — сказал Штерн, — вся наша подготовка должна вестись из расчета, что космический корабль приземлится в СССР или в Китайской Народной Республике. По счастливой случайности в Москве сейчас вице-президент китайской Академии наук профессор Ляо Сен.

Китаец, приехавший с Лежневым, встал.

— По поручению китайского народного правительства, — сказал он на чистом русском языке, — с которым я связался сегодня утром, в случае приземления корабля на китайской территории приглашаю вас к нам.

— Прекрасно! — сказал Штерн, — Но может, конечно, случиться, что космический корабль опустится в Африке, Америке или Австралии. Гадать бесполезно. Нам остается только надеяться, что случится так, как мы рассчитываем. По всей территории Советского Союза и Китая идет подготовка. Авиационные соединения, военные и гражданские, получили приказ: как только корабль покажется, навстречу ему вылетят скоростные самолеты и проводят до места приземления, а затем немедленно сообщат об этом в Москву. Мы с вами будем находиться здесь и сразу же вылетим. Самолеты нас ждут.

Он надел очки и взял со стола бумагу.

— Состав экспедиции! — Он оглядел сидящих за столом. — Начальник экспедиции — профессор Куприянов Михаил Михайлович. Согласие имеется. Заместители или помощники начальника экспедиции: Штерн Семен Борисович («Согласен!» — ответил он самому себе), вице-президент Академии наук Китая профессор Ляо Сен.

— Согласен!

— Доктор биологических наук, профессор Лебедев Семен Павлович.

— Конечно, согласен! — сказал высокий мужчина с очень моложавым лицом и гладко зачесанными седыми волосами.

— Члены экспедиции: профессор филологии Лежнев Анатолий Владимирович, доктор химических наук Аверин Кондратий Поликарпович, доктор технических наук Смирнов Александр Александрович, доктор технических наук Манаенко Артем Григорьевич. И последний: доктор географических наук Степаненко Владимир Петрович. Названные мною товарищи, — продолжал Штерн, — составляют основной костяк экспедиции. В случае необходимости к нам присоединятся ученые других специальностей. Каждый участник отвечает за работу с гостями по своей области.

— А позвольте узнать, на каком языке вы собираетесь говорить с этими самыми гостями? — спросил Лежнев.

— Задача найти общий язык как раз ложится на вас, Анатолий Владимирович, — сказал Штерн, — и на товарища Ляо Сена. Есть у кого-нибудь вопросы?

— Как не быть! — сказал Аверин. — Может случиться, что через короткое время мы будем в самолете. А дома у нас ничего не знают.

— У меня, например, при себе денег нет!

— Мне надо оставить распоряжения по институту!

— У меня срочная работа, которую нельзя так бросить! Надо поручить ее кому-нибудь.

Штерн внимательно выслушал всех.

— Все это понятно, — сказал он. — Событие произошло внезапно. Ждать и откладывать наш вылет нельзя. Но кое-что сделано. Специальные люди уже отправлены на ваши квартиры. Они привезут то, что пришлют ваши жены. Вы можете позвонить по телефону. Все необходимое, что не успеем захватить сейчас, будет доставлено на место самолетом. Есть еще вопросы ко мне? Нет? В таком случае моя сегодняшняя роль окончена. Прошу обращаться к начальнику экспедиции.

— Есть еще один небольшой вопрос, Семен Борисович, — сказал Куприянов. — Надо взять с собой кинооператора.

— Предусмотрено, — перебил Штерн. — С нами едут корреспонденты, фотографы и кинооператоры. Они все будут на аэродроме одновременно с нами.

— Я хочу взять с собой моего ассистента Петра Аркадьевича Широкова. — Куприянов показал на своего спутника, который радостно встрепенулся, услышав эти слова. — Возможно это?

— Ваше дело, — ответил Штерн. — Позвоните президенту.

— Я могу воспользоваться вашим телефоном?

— Конечно, но только не этим. — Штерн указал на телефон, стоявший на маленьком столике. — По этому аппарату нам будут сообщать о космическом корабле. Он всегда должен быть свободен.

Ожидание

П

ереговорив с президентом Академии наук, Куприянов зачислил в состав экспедиции еще двух человек: Широкова и сотрудника обсерватории, молодого астронома Синяева.

Любая серьезная экспедиция всегда требует длительной подготовки, а Куприянову и его спутникам предстояло отправиться в исключительную по своему значению и ответственности поездку в «пожарном порядке». Не удивительно, что многие вопросы так и остались нерешенными.

Наконец в одиннадцатом часу все, что возможно, было согласовано, материалы для работы доставлены, личные дела участников экспедиции закончены.

Один за другим все собрались в кабинете Штерна и расселись по креслам и диванам.

Разговор, естественно, шел о корабле.

— Если он опустится в Америке, то сможем ли мы поехать туда? — спросил Синяев.

— Сможем-то сможем, — ответил Куприянов, — но там мы будем не хозяевами, а гостями.

— Не говоря уже о том, — подхватил Штерн, — что получение виз займет много времени.

— Откуда он мог прилететь? — тихо, ни к кому не обращаясь, спросил Степаненко и сам себе ответил: — С Марса.

— То есть как это с Марса? — вскинулся на него Штерн. — На Марсе нет разумной жизни!

— Откуда же тогда?

— Корабль прилетел с другой планетной системы.

— Но в таком случае он должен был лететь...

— Не менее четырех с половиной лет, и то, если он летел со скоростью света.

— Однако! — сказал Широков.

Куприянов не слушал. Он сидел в глубоком кресле с закрытыми глазами и думал. Мысль о том, что корабль может опуститься не в Советском Союзе, почему-то вызывала чувство досады и раздражения. «Им, — думал он, — этим существам, прилетевшим на Землю из глубин мирового пространства, совершенно безразлично, где опуститься. Они ничего не знают о Земле и о человечестве. Они опустятся там, где вздумается их начальнику, если таковой у них есть. А может быть, они и не подозревают, что Земля населена разумными существами, и, облетев ее кругом, направятся к Венере или Марсу».

Он выпрямился в кресле, пораженный неожиданной мыслью:

«Облетев ее кругом!.. Ну, конечно, это самое естественное, что должны сделать разумные существа, которые впервые подлетели к неизвестной им планете. Но тогда завтра утром корабль опять появится над Москвой, над которой он впервые так близко подошел к Земле. Зачем ему опускаться в Америке, когда, подлетая к ней, его экипаж видел только половину земного шара? Простое любопытство заставит их облететь вокруг всей Земли».

Он посмотрел на часы. Шел уже двенадцатый час.

— Вот что, товарищи! — сказал он. — Если корабль опустится в Америке, то нам бесполезно сидеть тут и ждать. А у нас он не может опуститься ночью. Это может случиться только утром или днем. Поэтому прошу вас разойтись по своим комнатам и лечь спать.

Требование было так логично, что никто не стал возражать. Участники экспедиции разошлись. В кабинете остались только Куприянов, Лебедев и Штерн.

— Я переночую здесь, — сказал Куприянов. — Лягу на диване, поближе к телефону.

— Мы тоже останемся с вами, — ответил Штерн. — Тут места хватит.

Лебедев и Куприянов долго не могли заснуть. Штерн уже спал, а они все еще лежали с открытыми глазами и разговаривали. Куприянов высказал свои предположения, и биолог вполне с ним согласился.

— Случайно, — сказал Куприянов, — они подлетели к Земле с нашей стороны. Облетев ее кругом, они опустятся именно здесь, в Европейской части Союза. Мне кажется это несомненным. — Он сел на диван. — Вы помните, Семен Павлович, Штерн говорил, что корабль летит очень медленно. Его движение не зависит от движения Земли вокруг своей оси. Он просто тихо опускается, а Земля, вращаясь, проходит под ним.

— И когда Земля сделает полный оборот, корабль опустится, — подхватил Лебедев. — Правильно, Михаил Михайлович! Вы угадали.

— И знаете, что я вам скажу? — На полном лице Куприянова появилась улыбка. — Хотите, я буду пророком? Мы получим известие о корабле в шесть часов утра, когда он появится над Владивостоком.

— Ну что глупости говорить! — послышался голос, и взлохмаченная борода поднялась над диваном. — Обсерватория Петропавловска-на-Камчатке первая увидит корабль, а это будет не в шесть, а в два часа ночи по московскому времени. При чем тут Владивосток, Хабаровск, Биробиджан, Комсомольск?..

— Мы вас разбудили, Семен Борисович?

— Я давно не сплю и слушаю вас! — ворчливым тоном ответил Штерн.

— Вы согласны со мной, Семен Борисович? — спросил Куприянов.

Штерн, не отвечая на вопрос, кряхтя, встал с дивана и подошел к своему столу.

— Кто их знает, какая у них там погода! — проворчал он.

Куприянов и Лебедев переглянулись. Об этом они не подумали. Пасмурная погода могла испортить все. Старый астроном, привыкший всегда думать о погоде, первый вспомнил об этом.

Он позвонил в Институт прогнозов и долго слушал ответ, записывая что-то на бумаге.

— Слава те, природа великая! — сказал он, кладя трубку. — Нам везет. По всей трассе от Петропавловска до Москвы ясное небо.

Он подошел к дивану, на котором лежал Куприянов, и сел в стоявшее рядом кресло. Вынув из кармана гребень, тщательно расчесал волосы и бороду. Потом с довольным видом вытянул короткие ноги и скрестил руки на животе.

— Да! — сказал он. — Жалко, что при вашем разговоре не присутствовал Степаненко Владимир Петрович! То-то бы он посмеялся. Академики!.. Школьную географию забыли! Владивосток настолько южнее, что там и не увидят корабля.

Куприянов засмеялся:

— Вы, я вижу, уже выспались!

— А вы всех разогнали спать, а сами... Эх вы, медик!

— Теперь, после того, что вы сказали, совсем не придется спать, — заметил Лебедев. — Без двадцати минут два.

Дверь тихо открылась, и на пороге с виноватым видом появился профессор Смирнов. За его спиной виднелись усы Манаенко.

— Вы не спите? — спросил он. — Можно?

— Входите, входите! — Куприянов засмеялся. — Где уж тут спать!

— Никак не заснуть, — извиняющимся тоном сказал Смирнов. — Когда я думаю о тех тайнах, которые несет к нам этот корабль... технических тайнах, меня охватывает чувство восторга и страха. Он летел почти пять лет в пустоте и мраке Вселенной с непостижимой для нас скоростью.

— Пять лет, — сказал Штерн, — это только в том случае, если он прилетел из системы ближайшей к нам звезды. Ближайшей! — повторил он, внушительно поднимая палец.

— Голова кружится, когда подумаешь о тех силах, которые с такой скоростью двигают этот корабль. Шар диаметром тридцать метров. Это значит, когда он приземлится, его верхняя часть окажется на высоте десятиэтажного дома.

— Да! — отозвался Манаенко. — Чтобы построить такой шарик, нужна фантастическая техника.

— Еще двое, — сказал Штерн.

Куприянов оглянулся и увидел, что в кабинете появились еще два члена экспедиции: Синяев и Степаненко.

Почти сейчас же за ними вошел Аверин.

— Если так будет и дальше, — смеясь, сказал Лебедев, — придется сменить начальника экспедиции. Его не хотят слушаться.

— И не будут слушаться, если он сам не выполняет своих распоряжений! — решительным шагом входя в кабинет, сказал Лежнев.

С приходом Широкова вся экспедиция, за исключением Ляо Сена, оказалась в сборе.

— Завидная выдержка, — заметил Лежнев. — Спит как ни в чем не бывало!

— Вы думаете, он спит? — спросил Лебедев.

Он вышел и через полминуты вернулся обратно.

— Заглянул в замочную скважину, — весело сказал он. — Сидит и читает. Я хотел...

Он не договорил и замер с открытым ртом. Почти все вскочили со своих мест.

Заветный телефон на маленьком столике зазвонил.

Куприянов, стараясь быть спокойным, снял трубку. Все с напряженным вниманием следили за выражением его лица.

— Космический корабль, — сказал он, — появился на горизонте Петропавловска-на-Камчатке на высоте около пятисот километров.

На Воронеж!

Н

икто больше не думал о сне. Нервное состояние, казалось, достигло предела. Обычно хладнокровные и уравновешенные, ученые бестолково метались по кабинету, уходили, возвращались, снова уходили. Начинались короткие разговоры и прерывались на середине. Голоса звучали громче обычного, но, как только звонил телефон, наступало гробовое молчание.

Телефоны трещали почти непрерывно. Звонили из Академии наук, из Совета Министров, из ЦК партии, с аэродрома, из различных институтов и научных учреждений. Казалось, что в эту ночь не спала вся Москва.

Без двадцати минут три поступило сообщение из населенного пункта Сковородино. Там видели корабль над северным горизонтом и определили его высоту в те же пятьсот километров.

Значило ли это, что экипаж корабля прекратил снижение? Или наблюдатели ошиблись? От ответа на этот вопрос зависело многое.

Это сообщение смутило многих. Кое-кто совсем упал духом, решив, что все пропало. Только Куприянов, Штерн и Ляо Сен сохраняли спокойствие. Китайский ученый неподвижно сидел за столом Штерна, и временами казалось, что он спит. Штерн ни разу не встал с своего кресла, сидя все в той же позе: ноги вытянуты, руки скрещены на животе. Куприянов переходил от одного телефона к другому и в промежутках между разговорами успокаивал особенно нетерпеливых. Он был непоколебимо убежден, что корабль опустится.

Позвонив на аэродром, он приказал подготовить самолеты и отправил туда весь багаж.

Раздался очередной звонок, и Чита сообщила, что космический корабль находится прямо над городом на высоте четырехсот километров.

— Корабль хорошо виден, — сообщили оттуда. — Он ярко блестит в лучах солнца, подобно звезде. Весь город на улицах.

Значит, корабль все-таки опускается!

— Они летят не совсем прямо, — сказал Степаненко, — но примерно следуют по пятьдесят второй параллели.

— Откуда можно ждать следующее сообщение? — спросил Широков.

— Из Иркутска, — ответил географ.

На горизонте медленно разгоралась утренняя заря...

Наступал день, один из самых замечательных дней в истории Земли.

Там, за линией горизонта, окрашенного в пурпурные цвета рассвета, солнце изливало свои животворные лучи на просторы Сибири, и в этих лучах высоко в верхних слоях атмосферы летел корабль.

Рожденный где-то в безднах Вселенной, задуманный и построенный неведомыми существами, он неопровержимо доказывал, что всепобеждающий разум существует не только на Земле.

Творение чуждого Земле разума летело над планетой, и глаза пока еще загадочных и неведомых существ смотрели из него на Землю.

Что представляют собой эти существа? Похожи ли они на людей? Удастся ли найти с ними общий язык?..

Но кем бы они ни были, на кого бы ни были они похожи, между ними и человечеством, населяющим Землю, уже возникла и незримо крепла связь! Связь разума, объединяющая живые существа всей Вселенной!..

Позвонили из Иркутска. Полученное известие взволновало всех еще больше: корабль был уже на высоте двухсот километров.

— Они увеличили скорость снижения! Корабль опускается! Они приземлятся в Сибири! — раздались нетерпеливые голоса.

— Может быть, ошибка? — невозмутимо сказал Штерн.

Никто не успел ответить на это замечание, как поступило следующее сообщение. Абакан телефонировал, что космический корабль показался на его горизонте и быстро летит на запад на высоте ста пятидесяти километров.

Сомнений больше не было: гости из глубин Вселенной решительно опускались.

— На аэродром! — коротко распорядился Куприянов.

— Я останусь здесь, — сказал президент Академии наук. — Буду принимать сообщения и немедленно передавать вам. Необходимо хотя бы приблизительно определить, где они приземлятся.

Автомобили всю ночь стояли у подъезда. Четыре машины, выехав из ворот обсерватории, полным ходом помчались к аэродрому.

Начальник аэропорта провел Куприянова и Степаненко в свой кабинет. Ожидание было непродолжительным. Президент передал телефонограмму из Акмолинска, сообщавшую, что корабль на высоте всего сорока пяти километров пролетел прямо на запад.

— Вылетайте немедленно! Счастливого пути! Куприянов положил трубку.

— Ну, Владимир Петрович, решайте!

Географ думал недолго,

— Корабль летит вдоль пятьдесят второй параллели, — сказал он. — Судя по скорости снижения и быстроте полета, он должен опуститься по эту сторону Уральского хребта. Возможно, где-нибудь между Саратовом и Курском. Надо лететь по направлению к Воронежу.

— Так и сделаем, — сказал Куприянов.

Было уже совсем светло. Как только они вышли на бетонное поле, возле самолетов произошло движение. Летчики поспешно занимали свои места.

Равномерный рокот моторов сразу усилился, перейдя в оглушительный шум. Двухмоторные серебристые птицы нетерпеливо дрожали, удерживаемые тормозами на месте.

— Флагманский самолет второй слева! — крикнул начальник аэропорта, наклонившись к самому уху Куприянова.

— До свидания! — сказал профессор, протягивая руку.

— Счастливого пути! Желаю успеха! Куприянов и Степаненко поднялись на борт. В самолете были Штерн и Ляо Сен.

Громче взревели моторы, и флагманский самолет, чуть-чуть покачнувшись, двинулся вперед.

За ним тронулись с места и три остальных.

После короткого разбега машины поднялись в воздух и, не делая прощального круга над аэродромом, легли на курс.

«Он не голубой, а совсем белый!»

П

редположение Степаненко, что космический корабль опустится между Саратовом и Курском, по-видимому, было правильным

Миновав Акмолинск и быстро снижаясь, он перелетел Уральский хребет и в шесть часов тридцать минут утра появился над Чкаловом на высоте двух километров.

Ожидавшие его самолеты Чкаловского аэроклуба поднялись в воздух. Приветствуя гостей, они полетели с ним рядом с обеих сторон.

Предполагая, что космический корабль может двигаться по принципу реактивного движения (хотя позади него не видно было ни малейшего следа), летчикам рекомендовали не приближаться к его задней части, чтобы не попасть в мощную струю, которую должен был оставлять за собой этот гигантский шар.

По неизвестной причине (это навсегда осталось тайной) один самолет нарушил это указание и вошел в «кильватер» гостю.

Тысячи зрителей, наблюдавшие полет корабля, видели, как самолет, словно отброшенный вихрем, с огромной скоростью помчался хвостом вперед в обратном направлении, несколько раз перевернулся и со сломанными крыльями рухнул на землю.

Заметил ли экипаж корабля катастрофу или ему не понравилось приближение машин, но шар резко увеличил скорость и в несколько секунд оставил все самолеты далеко позади себя.

Точно так же он уклонился от почетного конвоя в Саратове, а затем и в Воронеже.

К обоим этим городам он подлетал на небольшой скорости, но, как только в воздухе появлялись самолеты, корабль увеличивал скорость, упорно оставляя их позади и не подпуская к себе на близкое расстояние.

Боялся ли он неизвестных крылатых машин? Опасался ли с их стороны враждебных действий?

Эскадрилья с экспедицией Академии наук находилась в воздухе уже полтора часа. Радист непрерывно принимал и передавал Куприянову радиограммы.

Когда стало известно, что космический корабль на высоте шестисот метров пролетел мимо Воронежа, направляясь дальше на запад, эскадрилья повернула по направлению на Орел — Гомель.

Куприянов, Штерн, Ляо Сен и Степаненко внимательно перечитывали получаемые радиограммы, стараясь по неполным и отрывочным описаниям составить представление о внешнем виде космического корабля. Описания передавались со слов летчиков, которые видели его на близком расстоянии, и каждый по-своему рассказывал о нем.

Было несомненно, что корабль представляет собой геометрически правильный шар голубоватого цвета. В некоторых радиограммах его называли белым, в других — голубым, в третьих — «белым, как снег, при лунном свете». Летчики сходились на том, что корабль металлический, но определить, что это за металл, никто не смог. Сходились на том, что шар не окрашен. Поверхность шара покрыта небольшими черными пятнами; с одной стороны их насчитали сорок, с другой — сорок два.

Но поразительней всего было полное отсутствие окон. Все наблюдатели в один голос отмечали эту подробность.

— Но должны же они видеть окружающее! — сказал Ляо Сен. — Может быть, эти черные пятна?..

— Сомнительно, — ответил Штерн. — Трудно представить себе, зачем могло понадобиться такое большое число маленьких окон. Нельзя забывать, что полеты внутри планетных систем таят опасность встречи с бесчисленными метеоритами, бороздящими межпланетные пространства во всех направлениях. Чем меньше отверстий будет иметь космический корабль, тем лучше. Черные пятна — что-то другое,

— Бесполезно гадать, — сказал Куприянов. — Корабль построен не на Земле, и нам все равно не понять его конструкции, пока мы не познакомимся с ним вблизи.

— Может быть, стенки корабля прозрачны? — заметил Степаненко.

— Ну, это уж совсем невероятно, — сказал Штерн. — Корабль же металлический!

— Это могло бы быть только в том случае, — ответил географу Куприянов, — если органы зрения этих существ воспринимают невидимую для нас часть спектра.

— Мне кажется, мы имеем тут дело с техникой телевидения, — сказал Ляо Сен.

Радист вошел в кабину и подал Куприянову очередную радиограмму. Она была из Москвы.

Президент Академии наук сообщал, что правительство СССР договорилось с Польшей и Германской Демократической Республикой. Если космический корабль опустится на их территории, экспедиция свободно может отправляться туда.

— Очевидно, они прекратили снижение, — сказал Куприянов, прочитав радиограмму.

— Печально будет, если корабль улетит еще дальше.

Но прошло минут десять, и настроение пассажиров флагманского самолета снова поднялось. Радист принял следующую радиограмму. Из Тима сообщали, что корабль только что пролетел над городом по направлению на Щигры.

— Выходит, — сказал Степаненко, — что они круто изменили направление, уклонившись от пятьдесят второй параллели на юг, а потом опять повернули к северу.

— Для нас это хороший признак, — заметил Ляо Сен. — Раз корабль меняет направление полета, это может означать только одно: они выбирают место для посадки.

— Курская область должна показаться им удобной. Там местность равнинная. А лесистость — всего около восьми процентов.

Куприянов попросил штурмана повернуть больше к югу. Эскадрилья изменила курс.

Вскоре поступило еще более интересное сообщение. Курск радировал, что корабль вот уже минут десять медленно кружится над районным центром Золотухино, находящимся в сорока километрах на север. Вокруг Золотухина поднялась настоящая буря. Ураганный ветер, идущий от корабля прямо вниз, поднял тучи земли и пыли, которые закрыли весь горизонт, так что город находится в полумраке. Жители попрятались, и жизнь замерла. Ветер валит телеграфные столбы, срывает крыши с окраинных домов. С Курского аэродрома вылетели самолеты, так как телефонная связь с Золотухином внезапно прервалась.

— Все столбы повалили! — сказал Штерн. — Веселенькая история!

Становилось очевидным, что дело идет к концу. Космический корабль решил опуститься. Но зачем он кружится над этим небольшим городком? Неужели его экипаж не понимает или не желает обратить внимание на то, что под ними населенный пункт и что их маневр наносит вред этому населенному пункту? С высоты двухсот метров они не могут не видеть домов и улиц.

— Чуждая психология, чуждый разум! — проворчал Штерн, яростно расправляя бороду обеими руками.

— Вокруг города пшеничные, картофельные и конопляные поля, — сказал Степаненко.

Никто не отозвался на его замечание. Взволнованные ученые не отрывались от окон.

С высоты, на которой они находились, местность очень медленно, как им казалось, уходила назад. Самолеты пролетали мимо Орла, окраины которого смутно виднелись на горизонте. До Золотухина оставалось около ста километров.

С борта самолета, вылетевшего из Курска, передали через Москву длинную радиограмму, в которой сообщалось, что космический корабль опустился на землю в десяти километрах к югу от Золотухина и в пяти километрах от линии железной дороги Орел — Курск. Он сел на конопляное поле и при этом поднял громадную тучу земли и пыли.

Летчик сообщал дополнительно, что рядом с полотном железной дороги, с западной стороны, имеется хорошее, ровное поле, пригодное для посадки, и что он и три других самолета сейчас опустятся там и встретят эскадрилью.

— Молодец! — сказал штурман. — Видно, опытный летчик. Золотухино! — сообщил он, заглянув в окно.

Все бросились к левым окнам. Самолеты начали снижаться, и небольшой город был виден как на ладони. Левее города медленно оседала на землю громадная черная туча.

Четверо ученых напряженно вглядывались, стараясь найти корабль. Когда самолеты немного повернули в сторону, направляясь к месту посадки, они увидели его. Небольшой, как им в первую минуту, показалось, белый шар резко выделялся на зеленом поле.

— Он не голубой, а совсем белый! — сказал Куприянов. .....

— По-моему, чуть-чуть голубоватый, — ответил Штерн.

Машины разворачивались. Внизу были видны четыре самолета, стоявшие по углам обширного четырехугольника. В центре этого поля четко выделялось посадочное «Т».

— Быстро они управились, — сказал штурман. — Все как полагается.

Флагманский самолет первым пошел на посадку. Едва не коснувшись посадочного знака, он мягко пробежал по полю и отрулил в сторону, давая место следующему. Один за другим сели остальные.

Открылись двери, и на землю начали выскакивать члены экспедиции. Как по команде, все побежали к полотну железной дороги. Пожилые ученые и убеленные сединами академики, как дети, бежали по полю. Вместе с ними туда же устремились и экипажи самолетов.

Высокая насыпь закрывала горизонт, и корабля не было видно. Только добежав до насыпи, Куприянов вспомнил, что корабль опустился километрах в пяти от железной дороги. И действительно, когда задыхающиеся люди взобрались на полотно, они были разочарованы. Белый шар был еле виден почти на самом горизонте.

«Никто не будет пропущен!»

Б

ольше получаса участники экспедиции, корреспонденты и экипажи самолетов простояли на насыпи, молча всматриваясь в белый шар, заключавший в себе великую тайну, принесенную на Землю силой разума неведомого мира.

Молодые ученые Широков, Синяев и некоторые из корреспондентов выразили желание немедленно идти к кораблю. К ним присоединился и кое-кто из экипажей самолетов, но Куприянов категорически запретил подобную экскурсию.

— Все в свое время, — сказал он.

Было только восемь часов утра, но солнце стояло уже высоко, и было жарко. Члены экспедиции расселись прямо на траве.

— Прибытие этого корабля, — сказал Куприянов, — уже стоило жизни одному человеку и нанесло большой вред городу и населению Золотухина. Мы не знаем, каковы наши гости и как они будут относиться к нам. Я верю, что существа, сумевшие построить такой корабль и осуществить межпланетный полет...

— Межзвездный, — поправил Штерн.

— ...межзвездный полет, должны стоять на высокой ступени развития. Возможно, что все несчастья произошли случайно и наши гости в них, не виноваты, но все же соблюдать элементарную осторожность мне кажется необходимым. Самолеты, — обратился он к летчикам, — пока останутся, здесь. Не как руководитель экспедиции, а как врач я настоятельно рекомендую всем немного соснуть после бессонной ночи. Это будет самое лучшее.

Никаких возражений не последовало. Большинство ученых забралось обратно в самолеты. Некоторые улеглись в тени крыльев, прямо на земле.

Куприянов тоже устал, но считал себя не вправе последовать примеру товарищей. Он в полной мере чувствовал ту ответственность, которая так тяжело ложится на руководителей. Он знал, что все равно не заснет, пока не убедится, что сделано все, чтобы участники экспедиции могли спокойно и по возможности удобно устроиться на новом месте. Он решил слетать к кораблю и посмотреть, что происходит около него. Военные самолеты, встретившие экспедицию, еще не улетели, и Куприянов обратился к летчикам со своей просьбой.

— Пожалуйста, товарищ профессор, — ответил ему молодой краснощекий летчик с погонами старшего лейтенанта. — Мой самолет двухместный. На какой высоте прикажете вести машину?

— Мне бы хотелось облететь шар кругом, — ответил Куприянов. — Если это можно. И поближе.

Куприянову никогда не приходилось летать на военных самолетах, а на современных, скоростных, тем более. Он не успел сообразить, что произошло, как увидел, что белый шар, быстро увеличиваясь в размерах, вплотную приблизился к самолету, на мгновение куда-то исчез и вдруг оказался над головой. Земля очутилась не внизу, где ей полагалось находиться, а сбоку. Все смешалось в какой-то бешеной карусели. Самолет, описав вокруг шара один круг, пошел на второй, опустившись почти до земли. Не в силах что-либо рассмотреть в этом сплошном круговороте, когда невозможно было понять, где небо, где земля и где шар, Куприянов закрыл глаза и, махнув на все рукой, ждал конца этого сумасшедшего полета. Почувствовав, что самолет летит горизонтально, он открыл глаза и увидел, что они уже опускаются. Он был ошеломлен и раздосадован на неуместную шутку, которую (как он думал) сыграли с ним. Но пока самолет отруливал к месту стоянки, он сообразил, что не летчик, а он сам был виноват во всем, когда попросился на военный самолет, не подумав о его скорости. Он понял и оценил замечательное искусство пилотирования, которое продемонстрировал ему этот молодой парень, буквально выполнивший его легкомысленную просьбу — облететь шар «поближе». Чувство досады сменилось восхищением перед мастерством летчика.

— Спасибо! — сказал он, когда мотор был выключен и наступила тишина. — Правда, я ничего не видел, но зато я знаю теперь, что такое военный самолет.

— Это истребитель, товарищ профессор, — извиняющимся тоном сказал старший лейтенант. Он чувствовал себя виноватым, что не предупредил профессора перед стартом. — Он не может лететь медленнее. Я не подумал, что вы не привыкли ориентироваться в воздухе. Я прошу вас не сердиться на меня.

— Нисколько не сержусь, — сказал Куприянов. — Мне только досадно, что я не видел то, что хотел увидеть.

— Шар лежит неподвижно, — сказал летчик, — и около него никого нет. Эта махина не имеет ни одной двери и ни одного окна. Я его очень внимательно рассмотрел. Сплошной металлический шар. Но в километре от него я видел большую толпу, которая, по-видимому, направляется из Золотухина.

— И вы успели все это увидеть? — спросил Куприянов.

Он вылез из машины и тут только заметил, что рядом с летчиками на траве сидит академик Штерн.

— Ну, как прошла разведка? — спросил старик с не выдержав, громко расхохотался. — Много видели?

Куприянов улыбнулся и, заметив, как старший лейтенант подмигнул ему, серьезно ответил:

— Достаточно. Возле шара нет никого. Экипаж еще не показывался. Меня беспокоит другое. К кораблю подходят жители Золотухина. Их нельзя туда допускать.

— Вот как! — удивился Штерн. — Вы, оказывается опытный летчик.

Куприянов посмотрел на своего пилота, и оба рассмеялись.

— Что нам делать с этими людьми?

— Остановить.

— Разрешите выполнить? — сказал старший лейтенант.

— Ах, голубчик, пожалуйста! — обрадованно сказал Куприянов. — Но как вы это сделаете?

— Посажу машину на дорогу и остановлю их. Мы слетаем вдвоем, — прибавил он.

Через несколько секунд два самолета поднялись в воздух и исчезли за высокой насыпью железной дороги.

— Поезд идет, — сказал Штерн.

Куприянов увидел длинный товарный состав. Поравнявшись с аэродромом, поезд остановился, и из вагонов высыпали солдаты. В одну минуту состав опустел, и возле насыпи выстроилась воинская часть. Два человека отделились от нее и направились к самолетам. Шедший впереди пожилой подполковник, увидев кучку людей, среди которых бросалась в глаза огромная борода Штерна, повернул к ним.

— Вы начальник экспедиции? — обратился он к Штерну.

— Нет, я, — сказал Куприянов.

Подполковник четко взял под козырек. Стоявший на полшага позади него капитан сделал то же.

Куприянов, не зная, как отвечать на такое официальное приветствие, тоже поднял руку и приложил ее к своей мягкой шляпе.

За его спиной послышался смех летчиков. Эти молодые, здоровые ребята смеялись по всякому поводу.

— По приказу министра обороны, — сказал подполковник, — стрелковая часть прибыла в ваше распоряжение, товарищ начальник экспедиции. Командир части подполковник Черепанов!

— Это очень, очень хорошо! — сказал Куприянов. — Вы нам до зарезу нужны. Необходимо организовать охрану шара. Сделать так, чтобы к нему никто не мог подойти. Окружить его кольцом.

— Понимаю!

— Но будьте и сами осторожны. Не ставьте людей близко к кораблю. Метров за двести, я думаю, и лучше, чтобы люди не стояли, а сидели или лежали.

— Вы ожидаете от этого корабля враждебных действий?

— Нет, но на всякий случай...

— Ясно! — сказал подполковник. — Товарищ капитан, ведите бойцов! — повернулся он к своему спутнику.

— Слушаюсь!

Капитан повернулся и пошел обратно к насыпи, и паровоз дал свисток, и поезд тронулся. Подразделения одно за другим длинной лентой стали переходить полотно железной дороги. Куприянов заметил, что кинооператор тоже пошел с солдатами.

— Только бы он не сунулся к кораблю, — сказал он озабоченно... — Без вашего разрешения, — сказал подполковник, — никто не будет пропущен через цепь.

Недалеко от импровизированного аэродрома проходило шоссе, и на нем вскоре показалась длинная автоколонна. Впереди шло несколько легковых автомобилей. Поравнявшись с аэродромом, машины остановились. Несколько человек подошло к самолетам.

— Кто из вас профессор Куприянов? — спросил высокий плотный мужчина в легком сером костюме.

— Я.

— Здравствуйте, профессор! Я секретарь Курского обкома партии, Козловский Николай Николаевич. Мы привезли вам все, что нужно для устройства лагеря. Где будем его ставить, здесь?

— Нет, лагерь должен быть ближе к кораблю.

— В таком случае поехали. Отправляйте самолеты обратно в Москву. Ваши машины, товарищ подполковник, пришли с нами. Вон они, в конце колонны. Сколько человек в экспедиции, товарищ Куприянов?

— Одиннадцать и пятеро корреспондентов.

Автоколонна медленно подвигалась по узкой и извилистой проселочной дороге между двумя высокими стенами созревающей пшеницы.

Внезапно вслед за крутым поворотом дороги желтые стены раздвинулись и словно разбежались в обе стороны, открыв взору широкий простор равнины. Прямо впереди, весь на виду, стоял космический корабль. Исполинский белый шар с едва заметной голубизной, ярко освещенный солнцем, четко вырисовывался на фоне неба. Непонятным и загадочным выглядел он среди этой обычной русской равнины.

Шофер остановил машину.

— Мм-да! — сказал Козловский после нескольких минут молчания. — Такое только во сне может присниться.

Одна за другой выходили машины из моря пшеницы, и каждая, словно в изумлении, останавливалась на несколько секунд.

Люди молча смотрели на шар, потом переводили глаза на засеянные поля, будто хотели убедиться, что родная природа по-прежнему окружает их. Белый шар был реальной действительностью, но каждый невольно задавал себе вопрос: не во сне ли он видит эту картину?

В передней машине первым нарушил молчание Ляо Сен.

— Вы обратили внимание, — сказал он, — что корабль спустился в таком месте, где до самого горизонта не видно ни одного населенного пункта?

— Да, место выбрано далеко не случайно, — сказал Куприянов.

Колонна все так же медленно, словно крадучись, приближалась к шару. Уже отчетливо были видны те черные пятна, о которых говорили радиограммы. Они были расположены по поверхности шара не как попало, а в строгом порядке. Слово «пятно» не подходило к их внешнему виду, Они были правильной круглой формы и совершенно черные, что резко подчеркивалось белым корпусом корабля. Каждое «пятно», насколько можно было судить на расстоянии, имело около метра в диаметре.

Когда колонна приблизилась на пятьсот метров, стало видно, что чудовищный шар на одну десятую часть корпуса погрузился в землю. Было ли это следствием его тяжести или выходящий из него с огромной силой поток неизвестного газа (тот ураганный ветер, который произвел опустошения в Золотухине), удерживая корабль от падения, вырыл под ним этот котлован, сказать было нельзя. Может быть, действовали обе причины.

— Остановимся вот здесь, — сказал Куприянов. — Место вполне подходящее.

В течение нескольких часов на поле вырос целый полотняный город. Просторные палатки экспедиции стояли ближе к шару, а за ними ровными рядами выстроились палатки военного лагеря. На берегу ручья задымили походные кухни воинской части и заканчивалось оборудование кухни экспедиции.

Привычные к лагерной жизни офицеры быстро навели порядок. У традиционных «грибов» встали часовые. Всюду мелькала озабоченная фигура дежурного с красной повязкой на рукаве.

Что это было?

П

ока строился лагерь, Куприянов решил посмотреть шар поближе. С ним пошли Лебедев, Ляо Сен, Аверин, Смирнов, Манаенко и два корреспондента.

По мере того, как они подходили все ближе и ближе, корабль словно вырастал, закрывая собой небо. На его гладкой, точно отполированной поверхности не заметно было ни одного шва. Словно на чудовищной величины токарном станке из одного куска белого металла выточили исполинское ядро и бросили его на Землю.

Черные пятна вблизи оказались круглыми отверстиями, закрытыми толстой решеткой. За ее прутьями была тьма. Кроме этих отверстий, не видно было никаких других: ни окон, ни дверей.

Куприянов и его спутники остановились в двадцати метрах от шара и молча смотрели на него. Кругом стояла полная тишина. Сколько они ни прислушивались, ни единого звука не слышно было из-за металлических стенок. Эти стенки, безусловно, были металлические, но такого металла на Земле не существовало.

— Сплав, — тихо сказал Смирнов.

— Что? — переспросил Куприянов.

— Я говорю, что это какой-то сплав.

— Возможно.

И опять все замолчали.

Громадный шар был неподвижен и казался безжизненным. Но не мог же он прилететь на Землю один, без живых существ. Кто-то находился в нем! Что они делают сейчас и что намерены предпринять дальше? Может быть, существа, находящиеся внутри, и не собираются выходить из своего корабля и он вдруг поднимется и улетит с Земли, продолжая свой путь по дорогам Вселенной?

Экипаж корабля, конечно, как-то видит, что его окружает. Все его поведение при спуске на Землю доказывало это.

Может быть, и сейчас чьи-то глаза (или что бы это ни было) внимательно наблюдают за людьми, подошедшими к шару?

При этой мысли Куприянов почувствовал себя неуютно. Он ясно представил себе, что произойдет, если кораблю вздумается именно сейчас подняться. Экипаж корабля, безусловно, видит, что около него собралось много людей. Если это не нравится обитателям корабля и они решат перелететь на другое место, то обратят ли они внимание на то, что рядом с кораблем стоят восемь человек? Может быть, подобная мысль и не придет им в голову («Если у них есть голова», — подумал Куприянов) и они просто поднимут шар в воздух, не заботясь о том, что будет с хозяевами этого места. Исполинский корабль весит, вероятно, сотни тонн, и, чтобы поднять его, нужна чудовищная сила. Люди, неосторожно подошедшие к кораблю, будут сметены этой силой.

Профессору захотелось немедленно уйти отсюда, даже убежать со всех ног, но вместо этого он спокойно сказал:

— Надо обойти шар кругом.

— От же бисова дитына! — вдруг сказал Манаенко. — Страшно!

Он рассмеялся и пошел вперед. Остальные двинулись за ним. Они не прошли и тридцати шагов, как профессор Смирнов вдруг приглушенно вскрикнул и остановился.

— Смотрите! — прошептал он.

Но все уже увидели... Замерев на месте, люди не спускали глаз с того, что происходило перед ними,..

На высоте шести — семи метров от земли часть поверхности шара сдвинулась с места и сначала медленно отошла внутрь, а затем скользнула в сторону. Образовалось темное круглое отверстие не более тридцати сантиметров в диаметре.

— Щоб я вмер... — прошептал Манаенко. Несколько секунд отверстие в оболочке шара зияло чернотой. Потом в нем что-то показалось. Медленно выдвинулся длинный тонкий стержень. На его конце был какой-то предмет, похожий формой на цилиндр. Послышалось металлическое пощелкивание. Потом что-то громко стукнуло, и стержень с цилиндром так же медленно стал уходить обратно. Опять появилась круглая крышка и закрыла отверстие.

Все приняло прежний вид, но люди все так же стояли и молча смотрели на гладкую оболочку шара. Они не знали, что произошло, не знали, что представляет собой виденный ими цилиндр, но самый факт несомненно разумного действия, первое проявление жизни внутри корабля глубоко потрясли их..

Только через несколько минут они почувствовали себя в силах продолжить обход шара. Корреспондент с киноаппаратом вдруг начал ругаться и ударил самого себя кулаком по лбу.

— Шляпа! — бормотал он.

— В чем дело? — спросил Куприянов.

— Зазевался, как болван, и не заснял этого... ну, как его?..

— Это — дело поправимое, — утешил его Куприянов.

Хотя то, что он сказал, было бессмысленно, но корреспондента почему-то успокоили его слова.

Обойдя шар кругом, они вернулись на то место, откуда видели появление цилиндра, и около получаса стояли там в ожидании, не повторится ли тоже явление. Но ничего больше не случилось.

— Пошли! — сказал наконец Куприянов.

Его неотвязно мучил нерешенный (и пока явно неразрешимый) вопрос о том, было ли появление цилиндра каким-нибудь сигналом, адресованным к ним, или нет. Случайно ли он появился именно тогда, когда они проходили мимо? Или экипаж корабля намеренно сделал это, желая показать, что внутри находятся разумные существа? Если это был сигнал, то что он означает?..

Погруженный в эти мысли, он не слушал, что говорили между собой его спутники, как вдруг слова профессора Аверина дошли до его сознания.

— ...взятие пробы воздуха, конечно, обязательно для них, — говорил химик. — Они не могут выйти из шара, не зная состава нашей атмосферы. Куприянов даже остановился,

— Ну, хорошо! — сказал он. — Я согласен с вами, что это было взятие пробы воздуха. Но почему они сделали это именно тогда, когда мы были рядом?

Аверин удивленно посмотрел на него.

— Мне не пришло в голову, — сказал он, — что этот цилиндр и был как раз аппаратом для взятия пробы. Я говорил вообще. Пожалуй, вы правы, Михаил Михайлович.

— Они видели, что мы рядом, и сделали это. Почему?

— Может быть, сигнал...

— Вот именно, — сказал Куприянов. — Может быть, они хотели подать нам сигнал.

— Если так, — сказал Смирнов, — то у них должно было остаться плохое мнение о нас, Мы стояли, разиня рот...

Манаенко засмеялся.

Куприянов недовольно посмотрел на него. Привычка этого человека смеяться когда не следовало раздражала его. Он ничего не ответил Смирнову и быстрым шагом пошел к лагерю.

Широков встретил их у первой палатки.

— Ну что? — спросил он. — Как?

Куприянов махнул рукой и нахмурился. Широков хорошо знал все оттенки выражения его лица и сразу понял, что профессор чем-то очень недоволен и что сейчас лучше ни о чем его не спрашивать.

— Обед готов, товарищи! — Широков хозяйским жестом показал на большую палатку, стоявшую поодаль. — Прошу вас!

— Где Штерн? — спросил Куприянов.

— В вашей палатке. Но я посоветовал бы вам пообедать, Михаил Михайлович.

По многолетнему опыту совместной работы с Куприяновым он знал, что когда профессор бывает в таком состоянии, как сейчас, то самое лучшее делать вид, что не замечаешь этого. Нужно только не затрагивать тех вопросов, которые испортили ему настроение, и тогда это быстро пройдет.

— Прошу вас, — повторил он еще раз. Куприянов молча повернул к своей палатке.

По дороге в столовую Широков подробно расспросил Ляо Сена обо всем, что они видели у шара. Китайский ученый спокойно и обстоятельно удовлетворил его любопытство. Он говорил ровным голосом на чистом, даже чересчур чистом русском языке. (Этот выдающийся лингвист свободно владел

восемнадцатью языками.) Но из его рассказа Широков так и не понял, почему начальник экспедиции вернулся в таком дурном настроении.

Между тем профессор вошел в палатку и свободно вздохнул, когда увидел, что, кроме Штерна, там никого не было.

Просторная палатка казалась очень уютной. Посередине стоял хороший стол и мягкие стулья. Возле четырех кроватей были тумбочки. Над столом висела электрическая лампа под абажуром. (Подходя к палатке, Куприянов видел, как связисты тянули провода.)

Штерн сидел у стола и, увидев Куприянова, поднял голову от книги.

— Ну что?

Куприянов, волнуясь, рассказал, что они видели и о своих мыслях на обратном пути. Штерн внимательно слушал,

— Вы хорошо слышали это пощелкивание? — спросил он. — Может быть, это был голос живого существа?

— Нет. На голос этот звук был совсем не похож. Если бы вы были с нами...

— Но я не был с вами! — перебил Штерн. — Так вы думаете, что это был сигнал? А может быть, просто взятие пробы воздуха?

— Но почему они сделали это именно при нас? Ведь они наверняка нас видели!

— Да, — сказал Штерн. — Это серьезный довод. Ну, что ж, когда они выйдут из корабля, мы это узнаем.

— Так вы не думаете, что они улетят, не выходя к нам? Ведь мы никак не реагировали на их сигнал! Ни одним движением! Стояли и смотрели... как баран на ворота.

— Я думаю одно, — сказал Штерн. — Существа, построившие подобный корабль, в умственном отношении не ниже нас с вами. А если так, то они должны были понять ваше состояние. Они опустились и выйдут. Они вас, несомненно, видели и доказали вам это. С их точки зрения появление цилиндра — вполне достаточное доказательство.

— Если бы так! — сказал Куприянов.

— А может быть, это был фотоаппарат? — спросил Штерн. — Может быть, они вас просто сфотографировали?

— Это тоже возможно.

— Идите обедать! — сказал Штерн. — И не волнуйтесь. Они выйдут из корабля.

Он сказал это так уверенно, что Куприянов поверил.

Два плюс два-четыре

С

екретарь Курского обкома партии Козловский уехал из лагеря поздно вечером. Ушли и машины, доставившие палатки и все остальное оборудование. Военные автомобили и две легковые машины остались в лагере. Их разместили позади линии палаток.

Сумерки быстро переходили в ночь. Звезды покрыли все небо. Запахи конопли, пшеницы и свежего сена, накошенного солдатами, смешивались с чуть слышным ароматом каких-то цветов. Было очень тепло.

К Куприянову подошел подполковник Черепанов.

— Что делать, товарищ профессор? — спросил он. — Наступает темнота. Часовые не смогут наблюдать за кораблем. Разрешите зажечь прожекторы.

— Прожекторы?.. — удивился Куприянов.

— У нас двенадцать автомашин с прожекторными установками, — ответил Черепанов. — Я поставил их вокруг корабля.

Куприянов задумался.

Боязнь, что шар улетит, если его экипажу надоест такое непрерывное наблюдение за ними, подсказывала решение отказаться от прожекторов, но он вспомнил все, что говорил ему Штерн. Если эти существа действительно имеют намерение выйти из своего корабля, то они поймут, зачем их освещают, а если они намерены вообще не выходить, то улетят и без света. Кроме того, наблюдать за шаром было необходимо.

— Хорошо, — сказал он. — Зажигайте!

— Пойдемте посмотрим, — предложил Лебедев, — Это, наверное, интересное зрелище.

Члены экспедиции собрались возле крайней палатки, от которой днем хорошо был виден космический гость.

Стемнело так, что шар был едва различим. Его огромный темный силуэт смутно угадывался на юго-востоке.

Подполковник поднял руку, в которой была ракетница...

И вдруг вспыхнул свет.

Это не был свет прожекторов. Они должны были загореться только по сигналу.

Свет шел от корабля.

Яркий луч появился сначала в стороне от лагеря, потом быстро пробежал по полю, и палатки словно вспыхнули, освещенные сильным белым светом.

Луч медленно передвигался по лагерю, будто ощупывая его. Было ясно, что за ним неотступно следуют глаза тех, кто направлял его.

Что он означал? Что хотели сказать обитателям Земли пришельцы из глубин Вселенной этим лучом света?.. Или они зажгли его только для того, чтобы увидеть лагерь?.. Но они его хорошо могли рассмотреть днем. Свет был зажжен с какой-то другой целью, но с какой?..

Луч медленно приближался к стоявшей неподвижно группе людей.

Никто не пытался уйти с этого места, которое, как они хорошо понимали, через несколько секунд будет ярко освещено. С глубоким волнением они следили за приближением луча...

Вот он уже совсем рядом!

И вдруг луч подскочил вверх, пронесся над головами и погас.

Прошло несколько секунд, и он появился снова, погас, опять появился и снова погас.

Два раза!

Это было явно не случайно. Экипаж корабля адресовал эти две вспышки света людям.

Зачем? Что, что они хотели этим сказать?..

— Скорее! — сдавленным голосом сказал Штерн. — Где ближайший прожектор?

— Тут, рядом, — ответил подполковник.

Штерн и понявший его намерение Куприянов побежали за Черепановым. Следом бросились остальные.

— Зажгите прожектор и осветите корабль, — сказал Штерн. — Только одним этим прожектором. Ощупайте лучом весь шар и погасите. А затем два раза подряд зажгите на две, три секунды.

Космический корабль был слишком близко расположен и слишком велик, чтобы прожектор мог осветить его целиком. Белый круг света лег на поверхность шара и медленно обошел ее.

Ученые, стоявшие у автомашины, с пристальным вниманием следили за лучом.

Все одновременно заметили, как на поверхности шара блеснуло стекло, но луч только скользнул по нему на какую-то долю секунды.

Подполковник Черепанов поднял руку, но Штерн удержал его. — Не надо! — сказал он. Было ли это окно или стекло их прожектора?..

Свет погас, и все погрузилось в темноту. Потом он снова вспыхнул на секунду... И еще раз. Два раза!

Все молча ждали. Ответит ли экипаж корабля?.. Понял ли он?

Мгновения показались им очень длинными... Все в один голос вскрикнули, когда то, чего они так желали, на что так надеялись, свершилось.

Космический корабль ответил! С короткими промежутками замигал ответный луч. Четыре раза!

Два плюс два — четыре! Два, помноженное на два, — четыре! Два, возведенное во вторую степень, — четыре!

Единственное и несравнимое ни с каким другим числом тождество результата. Трудно было ответить яснее.

Свет погас, и снова наступила темнота. Люди ждали. Космический корабль ответил Земле. Теперь он сам должен был задать вопрос.

— Зажгите три раза, — сказал Штерн.

Его приказание было исполнено, и через несколько секунд пришел ответ.

— Четыре!

В этом ответе был и вопрос. Все хорошо это понимали. Гости из глубин Вселенной ждали ответа!

— Я думал, что они ответят пятью, — сказал Штерн.

— Тогда бы мы ответили — семь и одиннадцать, — отозвался Степаненко. — Ряд простых чисел. Чего же они хотят теперь?

— Пять, — сказал Штерн. — Соотношение сторон прямоугольного треугольника.

— Отвечайте! — сказал Куприянов Черепанову. Пять раз зажегся и погас прожектор.

И снова мрак окутал Землю и космический корабль, прилетевший с другой Земли.

Свершилось!

Разум неведомой планеты и разум Земли обменялись первыми словами.

Эти слова были сказаны на том единственном языке, который должен быть понятен любому высокоразумному существу, в какой бы точке безграничной Вселенной он ни жил.

На языке математики!

Долго, очень долго стояли участники экспедиции у потухшего прожектора. Но луч корабля больше не загорался. Его экипаж был, по-видимому, вполне удовлетворен достигнутым результатом.

— Будем освещать корабль? — первый нарушил молчание подполковник Черепанов.

— Нет, нет! — ответил Куприянов. — Зажгите прожекторы, но не направляйте их на корабль. Осветите местность вокруг так, чтобы люди, находящиеся в нем, могли видеть вокруг себя так же, как и мы.

«Люди, находящиеся внутри корабля»...

Теперь, когда был достигнут первый успех, когда стала реальной действительностью мечта, у него не повернулся язык назвать посланцев другого мира «существами».

Когда же они выйдут?

Л

учшие умы человечества много размышляли над проблемами жизни на других планетах. Обветшалая гипотеза о Земле, единственной носительнице разумной жизни во Вселенной, давно уже была отброшена наукой. Идея множественности обитаемых миров постепенно завоевывала всеобщее признание.

Но как ни привлекательна была эта идея сама по себе, она оставалась только гипотезой, требующей доказательства.

И вот на Землю прилетел космический корабль!

Корабль стал виден на небе утром 27 июля в виде маленькой блестящей точки. В этот момент он был на высоте свыше четырех тысяч километров и находился далеко за пределами атмосферы.

Замедлив космическую скорость, с которой он летел в межзвездном пространстве, корабль в течение двадцати шести часов все ближе и ближе приближался к поверхности планеты. В семь часов сорок минут утра 28 июля (по московскому времени) он совершил посадку почти в центре Европейской части СССР, то есть в том месте, над которым впервые появился накануне.

Движение корабля совершалось независимо от движения Земли вокруг ее оси, и за эти двадцать шесть часов его экипаж мог рассмотреть неизвестную ему планету по всей длине пятьдесят второй параллели, над которой он находился. По счастливой для гостей случайности, на всем этом пространстве совершенно не было облаков, и Земля предстала глазам звездоплавателей во всем разнообразии своей природы.

Увлекаемые вращением Земли, под кораблем медленно проплыли равнины, леса и реки, города, деревни и села СССР, Польши, Германии и Голландии, Если гости наблюдали Землю с помощью оптических приборов, то они могли заметить и Лондон. Панорамы европейского материка сменились просторами Атлантического океана. Экипаж корабля мог видеть на юге безграничную водную равнину, а на севере — льды Арктики и Гренландию. Затем полуостровом Лабрадор открылся материк Северной Америки. Корабль был уже настолько близок к Земле, что экипаж мог ясно различить Кордильеры и вершину горы Колумбия, поднимающуюся на 4 300 метров, прямо над которой они пролетели. Тихий океан мог показаться им не особенно большим, так как они пересекли его в северной части, над Алеутскими островами. Оказавшись над Камчаткой, они снова вернулись в ту страну, от которой начали свой путь над Землей. И вот, пролетев всю Сибирь, миновав Уральские горы и пройдя над Волгой, корабль закончил свой полет в равнинной части Средне-Русской возвышенности.

Было несомненно: экипаж космического корабля понял, что на пути попалась густонаселенная, освоенная разумными существами планета. Приняв решение опуститься, они выбрали место, где не было поблизости ни одного населенного пункта. Возможно, что это было сделано для того, чтобы приземление их огромного корабля не повлекло за собой новых жертв. (Они не могли не заметить катастрофы самолета под Чкаловом.)

28 июля все утренние газеты мира были полны сообщениями о космическом корабле и его посадке. Сообщение ТАСС о приземлении корабля к северу от Курска, о его внешнем виде и об экспедиции Академии наук СССР печаталось крупным шрифтом на первых страницах. В газетах были помещены портреты участников экспедиции и приводились рассказы очевидцев полета корабля, главным образом летчиков.

Небольшой районный центр Золотухино, о существовании которого мало кто знал даже в СССР, за один день прославился на весь мир.

Краткое упоминание ТАСС об урагане, сопровождавшем посадку корабля, превратилось под пером бойких журналистов в страшную катастрофу, при которой якобы погибли тысячи жителей.

«ГОРОД ЗОЛОТУХИНО ИСЧЕЗ С ЛИЦА ЗЕМЛИ!»

«ПОСАДКА КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ ПОВЛЕКЛА ЗА СОБОЙ СМЕРТЬ НЕСКОЛЬКИХ ТЫСЯЧ ЧЕЛОВЕК!»

«ПРИЛЕТ КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ ПРИЧИНИЛ СССР СТРАШНЫЕ ОПУСТОШЕНИЯ!»

Такими заголовками пестрели в этот день страницы европейских и американских газет. За всей этой шумихой ясно сквозило желание скрыть глубокое разочарование, вызванное посадкой корабля не там, где хотелось бы авторам.

Дневные газеты вышли со статьями, посвященными тому же событию. Содержание этих статей было самым разнообразным, от теории звездоплавания до новых видов оружия, которые могли бы появиться в результате знакомства советских ученых с техникой гостей из глубин Вселенной. Некоторые газеты не замедлили использовать эту тему для призывов к увеличению производства атомного и водородного оружия.

В последующие дни посольства СССР были засыпаны бесчисленным количеством просьб о визах. Эти просьбы исходили от отдельных ученых, научных учреждений, обсерваторий, редакций газет и журналов, киностудий и просто частных лиц. Удовлетворить все эти просьбы было явно невозможно, но в отношении крупных ученых, представителей обсерваторий и некоторых научных журналов посольства запросили Москву.

Тысячи людей, которым было отказано в визах, подняли шум, обвиняя СССР с желании монополизировать космический корабль, скрыть его от других стран. Снова зазвучала во весь голос старая сказка о «железном занавесе». Пытаясь успокоить общественное мнение, крупнейшие газеты выразили уверенность, что, посетив СССР, экипаж космического корабля, несомненно, захочет ознакомиться и с другими странами Земли. «Потерпите! — писали эти газеты. — После СССР корабль прилетит к нам. Незачем ехать для его осмотра в Советский Союз».

Миллионы людей собирались у радиоприемников, слушая последние известия московских станций о космическом корабле, которые через каждые три часа передавались на разных языках. Фамилии Куприянова, Штерна, Лебедева и Ляо Сена были у всех на устах. Всюду были известны все подробности прилета экспедиции, устройства лагеря, первой попытки разговора с помощью прожектора.

«КОГДА ЖЕ ОНИ ВЫЙДУТ ИЗ КОРАБЛЯ?»

«НА ЧТО ОКАЖУТСЯ ПОХОЖИ ЭТИ СУЩЕСТВА?»

«КАК УДАСТСЯ НАЙТИ С НИМИ ОБЩИЙ ЯЗЫК?»

Эти вопросы одинаково интересовали все население земного шара.

По мере того, как шло время, волнение усиливалось. Были забыты повседневные заботы и интересы. Никто не читал в газетах политических новостей. Спортивные соревнования проходили на пустых стадионах. Театры и концертные залы собирали едва четверть обычного числа зрителей. Зато аудитории и лекционные залы ломились от желающих прослушать лекцию по астрономии. У кинотеатров, в которых демонстрировались научно-популярные фильмы о Вселенной, выстраивались гигантские очереди. В магазинах невозможно было достать книгу, имеющую хотя бы отдаленное отношение к науке о небесных телах. Люди, никогда раньше не интересовавшиеся небом, жадно вчитывались в астрономические книги, пытаясь разгадать, откуда прилетел корабль. За всю историю астрономии эта наука никогда не имела столько поклонников и усердных учеников, как в эти дни. Словно человечество впервые заметило небо над головой, и миллионы людей с наступлением вечера подолгу простаивали на улицах и площадях, глядя на звезды. Плохая погода расценивалась как величайшее несчастье, и люди проклинали облака, закрывавшие от их глаз блистательную красоту Вселенной, на которую они раньше так редко обращали внимание.

Интерес к кораблю и нетерпеливое ожидание выхода его экипажа усиливались все больше и больше.

В лагере экспедиции на весь этот шум не обращали никакого внимания. Ученые деятельно готовились к предстоящей работе. Считалось вполне вероятным, что корабль за все время своего пребывания на Земле не переменит места стоянки, так как трудно было предположить, что его запасы энергии неограниченны, а для того, чтобы оторваться от земли, требовалось чудовищное количество этой энергии. Исходя из такого соображения, решили подготовить все материалы для работы на месте, которая мыслилась как ознакомление гостей с жизнью земли во всех ее проявлениях. Предполагалось, что в составе экипажа находятся ученые различных специальностей и что их будут интересовать все области человеческой деятельности. По мнению Ляо Сена и Лежнева, на изучение языка гостей или на изучение ими одного из языков Земли (в зависимости от того, который окажется для них легче) потребуется не менее двух месяцев, и то, если такая задача окажется вообще осуществимой. Последнее особо подчеркивалось Лежневым, который мало верил в успех.

— Может случиться, — говорил он, — что как мы, так и они не сможем воспроизвести звуки языка друг друга.

Мало кто разделял это мнение, но среди скептиков были и такие авторитетные лица, как Штерн и Манаенко. Старый академик напоминал об эпизоде с появлением цилиндра во время первого осмотра корабля и был непоколебимо убежден, что металлическое пощелкивание было звуком голоса кого-то из членов экипажа. «Они приветствовали вас на своем языке», — говорил он. Профессор Манаенко соглашался с ним. Если это действительно было так, то приходилось согласиться с мнением Лежнева. Для человеческого голоса такие звуки были недоступны, а для существ, говорящих при помощи «птичьих» звуков, будут недоступны звуки человеческого языка. В этом случае остается единственный способ общения — рисунок. С утра и до позднего вечера в лагере кипела работа. Независимо от специальности все члены экспедиции принимали участие в подготовке, заключалась ли она в устройстве химической лаборатории для Аверина или технического «музея» Смирнова и Манаенко. Ежедневно в лагерь приходили сотни писем со всех концов Советского Союза и из-за рубежа. Космический корабль и предстоящая встреча с его экипажем были в центре внимания миллионов людей, и не удивительно, что у экспедиции нашлись тысячи добровольных помощников.

Конечно, ни Куприянов, ни весь состав экспедиции не смог бы прочитывать всю эту массу писем. На помощь пришли корреспонденты ТАСС. Они были относительно свободны и добровольно взяли на себя разбор корреспонденции, что было очень нелегким делом.

Два раза в день Куприянов или Штерн выступали перед микрофоном передвижной радиостанции, всегда в одно и то же время. Их сообщения транслировались по всей Земле. Сотни миллионов человек с волнением ждали этих сообщений.

Массовых экскурсий к космическому кораблю не было, но все же каждый день в лагере появлялись сотни людей. Большинство приходило только для того, чтобы посмотреть на звездолет, но многие появлялись с какой-нибудь идеей и настойчиво требовали, чтоб их выслушал начальник экспедиции. Куприянов хорошо понимал, что этими людьми движет искреннее желание оказать помощь, но был физически не в состоянии говорить со всеми. Эту обязанность взяли на себя Широков и Синяев. Все человечество нетерпеливо ждало знаменательного события — выхода экипажа корабля. Но после светового разговора космический корабль не обнаруживал никаких признаков жизни. Луч не появлялся, а наблюдатели, не спускавшие глаз с корабля, не замечали в нем никаких признаков внутренней жизни. Шар казался мертвым.

Что делал экипаж корабля? Если гости решили совсем не выходить, то зачем им было оставаться гак долго на одном месте? А если они хотели выйти, то почему откладывали свое намерение? Было вполне вероятно, что звездоплаватели с таким же нетерпением хотели познакомиться с Землей, с каким обитатели Земли хотели познакомиться с ними.

Но экипаж не выходил из шара, и эти вопросы оставались без ответа.

В первые дни Куприянова осаждали требованиями ответить на них хотя бы приблизительно, в порядке предположения, но профессор отказался заниматься досужими вымыслами. — Я к этому не привык, — отвечал он.

За него это делали другие. Тысячи предположений ежедневно печатались в заграничных газетах. В Англии даже был открыт своеобразный «тотализатор», в котором могли участвовать за определенный взнос все желающие. Угадавший день выхода экипажа мог рассчитывать на крупный выигрыш.

В научных кругах мира считали, что экипаж выйдет тогда, когда тщательно изучит состав атмосферы.

По мнению Куприянова, на такой процесс «акклиматизации» могло потребоваться не менее месяца.

Второй разговор

В

се таинственное, загадочное, непонятное имеет какую-то притягательную силу для людей мыслящих. Ученый любой специальности прежде всего любопытен. Это — хорошее, благородное любопытство. Оно источник радости, но и причина искренних и глубоких страданий, когда загадка нескоро поддается усилиям пытливой мысли. Ученые по самой своей природе активны. Они не могут ждать, пока тайна раскроется сама. Они стремятся раскрыть ее «силой». Пассивное ожидание чуждо натуре настоящего ученого. Не удивительно поэтому, что ожидание — когда же наконец раскроется тайна корабля, — по мере того как шло время, начинало все больше и больше раздражать участников экспедиции. Самый вид звездолета, неподвижного и загадочного, вызывал чувство досады, и люди становились с каждым днем все более молчаливыми и хмурыми.

«Когда они выйдут?» — этот навязчивый вопрос не давал покоя не только участникам экспедиции, но и всем офицерам и солдатам, несшим охрану шара.

С момента приземления корабля прошло уже шесть дней, но он по-прежнему не подавал никаких признаков жизни.

Никто не знал, сколько времени пробудет на Земле космический корабль. Полгода? Год? Ведь для того, чтобы одолеть расстояние от ближайшей планетной системы до солнечной, звездолету потребовалось не меньше четырех — пяти лет, и то, если он летел со скоростью света. (Штерн и Смирнов не допускали такой возможности.) На обратный путь требовалось такое же время. Казалось невероятным, что экипаж корабля, совершив такой длительный путь, в скором времени покинет Землю. Звездоплаватели, безусловно, захотят хорошо ознакомиться с населенной планетой, встретившейся на их пути.

Зимовать в наскоро оборудованном лагере было невозможно. Но захочет ли экипаж звездолета покинуть свой корабль? Это было сомнительно.

Все должно было выясниться тогда, когда экипаж выйдет, и если будет найден общий язык.

Вечером третьего августа Широков зашел в палатку, занятую Куприяновым, Штерном, Лебедевым и Ляо Сеном, и застал всех четверых.

— Садитесь, Петр Аркадьевич, — приветствовал его Штерн. — Что новенького?

— Когда же они наконец появятся? — спросил Широков вместо ответа.

— Свеженький вопрос! — сказал Лебедев.

— Я не понимаю, — продолжал Широков, не обращая внимания на насмешку. — Почему не спросить об этом экипаж корабля?

— Спросите, — пожав плечами, сказал Ляо Сен. — Если имеете возможность. Будем вам очень благодарны за такую услугу.

Подобная реплика со стороны всегда спокойного и невозмутимого китайского ученого ясно показывала, до какой степени у всех были напряжены нервы.

— Я считаю, что это вполне можно сделать, — сказал Широков.

— Тем лучше! — буркнул Лебедев.

— Что вы придумали, Петр Аркадьевич? — спросил Куприянов.

В его голосе прозвучало волнение. Все уже серьезно смотрели на Широкова, ожидая ответа.

— Очень простую вещь. Надо спросить их лучом прожектора. Как в первый вечер. Они не могут не понимать, что мы с нетерпением ожидаем их выхода. Надо послать семь вспышек по числу прошедших суток. Они обязательно поймут, что это вопрос, и ответят.

Несколько секунд все молчали.

— Что ж! Это идея! — сказал Лебедев.

— И весьма неплохая! — сказал Штерн. — Молодец, Петр Аркадьевич!

Куприянов ласково посмотрел на своего любимого ученика.

— Найдите подполковника и позовите сюда! — сказал он.

Широков бегом бросился за Черепановым.

Мысль использовать прожектор, чтобы задать экипажу звездолета мучивший всех вопрос, пришла ему в голову часа два назад. Он тщательно обдумал ее и только тогда решился предложить эту идею профессорам, не опасаясь с их стороны насмешливого отказа. Широков был очень самолюбив и избегал высказывать незрелые мысли.

Космический корабль и заключенные в нем тайны с непреодолимой силой влекли к себе воображение молодого ученого. Вероятно, больше всех в лагере он мучился нетерпением и старался найти способ как-нибудь узнать время выхода из корабля его экипажа.

Часами смотрел он на загадочный шар, и смелые мысли теснились в его голове. Он сам боялся тех мыслей, которые возникали все чаще и чаще, но упорно возвращался к ним, и они начали казаться ему осуществимыми. Сердце билось радостно и тревожно, нетерпение становилось сильнее, неизвестность мучительнее. Постоянно думая об одном и том же, он наконец нашел, как ему казалось, верный способ решить загадку.

Получив одобрение старших товарищей, он, как мальчик, бежал по лагерю, отыскивая командира полка.

Остроумная мысль Широкова понравилась всем.

— Молодец! — еще раз сказал Штерн.

— Вот ведь никому не пришла в голову такая простая мысль, — заметил Лебедев.

— Простые мысли часто оказываются самыми трудными, — сказал Ляо Сен.

Очевидно, Широков успел по пути рассказать о предстоящей попытке, так как участники экспедиции один за другим поспешно подходили к палатке Куприянова.

Вскоре явился и подполковник.

— Прожекторная установка всегда готова, — ответил он на вопрос профессора.

Как и в первый вечер, все столпились вокруг машины.

Было еще совсем светло, но Куприянов и Штерн рассчитывали, что экипаж звездолета все-таки заметит луч прожектора. Ожидать, пока наступит полная темнота, не хватало терпения.

Вспыхнул прожектор, и семь коротких лучей ударились в белый корпус корабля.

Все молча ждали. Слышалось только взволнованное дыхание людей. Минута шла за минутой, но ответного луча не появлялось.

— Не заметили, — сказал Штерн. — Надо повторить.

Едва он это сказал, как от корабля пришел ответ. Вспыхнул свет его прожектора и погас.

— Один! — сказал Куприянов. — Неужели завтра?

— Мне кажется, что это только просьба повторить, — сказал Широков. — Они не успели сосчитать.

— Да, пожалуй, — сказал Штерн. — Для них это было неожиданно.

— Повторите, — обратился Куприянов к подполковнику.

Снова семь раз появился и погас луч прожектора. И тотчас же космический корабль ответил. Двенадцать раз!

— Значит ли это, что они выйдут через двенадцать дней после посадки на Землю или через двенадцать дней, считая от сегодня? — спросил Лебедев.

И, будто услышав его вопрос, луч замигал опять. ДЕВЯТНАДЦАТЬ раз!

— Ясно! — сказал Куприянов. — Они выйдут через двенадцать дней, то есть пятнадцатого августа! Пошлите им одну вспышку в знак того, что мы поняли.

Прожектор поставил короткую точку.

Иностранцы

Ч

етвертого августа Куприянов получил радиограмму, извещавшую его о скором приезде трех западных ученых и пяти журналистов. Иностранцы должны были приехать двенадцатого числа, и начальнику экспедиции предписывалось встретить их и обеспечить всем необходимым.

Озабоченный этим известием, Куприянов показал радиограмму Штерну.

— Что же удивительного? — сказал академик. — Мы не можем монополизировать космический корабль. Это первые ласточки. За ними последуют другие.

Он взял листок из рук Куприянова и внимательно прочел его:

— «Директор Кембриджской обсерватории Чарльз О'Келли, профессор биологии Линьелль, профессор Маттисен...»

— Тоже биолог, — вставил Куприянов.

— И пять корреспондентов: Дюпон, Браунэлл, Гельбах, Лемарж и Ю Синь-чжоу. Пока рано строить второй лагерь. Поселите их здесь. Скажите, чтобы поставили еще две палатки.

Спустя пять дней Куприянов, Штерн и Лебедев поехали встречать гостей. Поле, на котором когда-то опустились самолеты экспедиции, превратилось за эти дни в оборудованный аэродром. У полотна железной дороги была построена платформа и возле нее два дома: один, побольше, — для обслуживающего персонала и небольшой домик, где помещался караул и начальник аэропорта.

Поле было ограждено, и на высокой мачте развевался флаг.

Ожидать пришлось недолго. Минут через двадцать над полем появились два самолета и один за другим опустились на аэродром. Первым вышел академик Неверов — президент Академии наук.

— Не вытерпел! — сказал он, здороваясь с Куприяновым. — Прошу меня приютить. У вас все готово для приема гостей? — озабоченно спросил он,

— По мере возможности, Александр Николаевич. Наш лагерь не курорт.

Кроме президента, из самолетов вышло еще тринадцать человек. Куприянов нахмурился.

— Мне сообщили только о восьми.

— Семеро корреспондентов. Трое ученых и их секретари.

Академик Неверов представил Куприянову и его спутникам всех прибывших.

Астроном Чарльз О'Келли оказался человеком высокого роста. Его лицо казалось совсем молодым, но длинные, совершенно седые волосы говорили о другом. Серые глаза были умны и проницательны. Здороваясь со Штерном, он сказал ему несколько любезных слов.

Жорж Линьелль, маленький, неряшливо одетый старик, с чисто выбритым морщинистым лицом, радостно приветствовал профессора Лебедева и тотчас же вступил с ним в оживленный разговор: они встречались раньше и знали друг друга.

Профессор Маттисен был типичный швед. Огромного роста, розовощекий, белокурый, с трубкой в крепких, белых зубах. Он с силой пожимал всем руку и радостно улыбался.

Четыре корреспондента — молодые энергичные люди, которых на первых порах было трудно отличить друг от друга. Они немедленно взялись за фотоаппараты и сфотографировали все, что было на аэродроме.

Ю Синь-чжоу скромно стоял в стороне рядом с двумя московскими корреспондентами. Поздоровавшись, он тотчас же опять отошел. Его узкие глаза внимательно наблюдали за всеми.

Из самолетов выгрузили довольно объемистый багаж.

Куприянов, посадив иностранцев в машины, прошел в кабинет начальника порта.

Через две минуты туда же зашел один из прибывших московских корреспондентов.

— Вы товарищ Куприянов? — спросил он.

— Да. А вы полковник Артемьев?

— Совершенно верно. Разрешите представить мой документ.

Куприянов посмотрел удостоверение и сказал:

— Идите! Не надо, чтобы нас видели вместе. Полковник повернулся и вышел.

Пятнадцатое августа

Д

ень пятнадцатого августа выдался на редкость хороший. Рано утром прошел небольшой дождь, но к восьми часам небо совершенно очистилось, и омытая от пыли земля нежилась под жаркими лучами солнца. Наступил тот день, которого с волнением и трепетом ждало все население земного шара. Если световой разговор был правильно понят, то именно сегодня экипаж космического корабля должен был наконец показаться людям.

Специально приехавший из Москвы радиокомментатор с помощью радистов лагеря налаживал и испытывал переносный микрофон, готовясь к репортажу. Его рассказ о встрече будет транслироваться по всей земле. Корреспонденты с особым вниманием проверяли кино— и фотоаппараты.

Никто не знал, в котором часу произойдет долгожданное событие.

С самого утра все было готово к встрече. В ста метрах от шара ровными рядами выстроились войска. Ближе расположился оркестр и почетный караул. В пятидесяти метрах от корабля стоял микрофон, и возле него собрались все члены научной экспедиции и иностранные гости. Корреспонденты со своими аппаратами были тут же.

— Не мы одни волнуемся и ждем, — сказал Куприянов. — Они с таким же нетерпением ждали этого дня. Они тоже готовятся к встрече с нами и, может быть, тоже обсуждали, как сделать, чтобы мы их поняли.

— Им гораздо легче, — возразил Штерн. — Они видят нас и все время наблюдали за нами, а мы даже не представляем себе, что они такое.

В радиусе пятисот метров корабль плотной стеной окружали толпы народа. Никакие запрещения не смогли удержать жителей окрестных городов и сел, и они со вчерашнего вечера непрерывно подходили и подъезжали к лагерю. Больше половины этих людей провели здесь всю ночь и стоически мокли под утренним дождем.

Караульная цепь была отодвинута от шара на полкилометра, и люди остановились у этой границы, не пытаясь подойти ближе.

День обещал быть очень жарким. Ни малейшего дуновения ветра не чувствовалось в воздухе.

Шар был неподвижен и загадочен, как всегда. Белый корпус по-прежнему скрывал от людей то, что находилось внутри. Видит ли экипаж корабля все эти приготовления? Понимает ли он, что это означает?

Люди не спускали глаз с корабля. Они не замечали зноя, готовые ждать и ждать.

Внезапно со стороны корабля раздался громкий звук. Как будто тяжелый молот с силой ударился о звонкий металл. Мелодичный, вибрирующий аккорд пронесся над полем и смолк.

Его слышали все. Огромное кольцо толпы всколыхнулось одновременным движением подавшихся вперед людей.

Над лагерем, над полем, над притихшей толпой медленно и величаво поплыли звуки неведомой мелодии. Какой-то очень мощный инструмент чистым металлическим звуком играл, вероятно, гимн, гимн неизвестного народа, неизвестной планеты. Эти звуки не напоминали ни один из музыкальных инструментов Земли. Словно громадный хор людей с металлическими голосами пел на неведомом языке неведомую песню. Она звучала с какой-то необычайно мягкой силой, и ее было хорошо слышно на много километров вокруг.

Люди стояли, глубоко потрясенные этой музыкой, впервые раздавшейся на их планете. Это было создание неведомого композитора, близкое и дорогое тем существам, которые прилетели на Землю, иначе они не взяли бы его с собой.

Смолкла музыка, и опять над полем пронесся тяжелый удар молота о звонкий металл.

Наступила тишина.

Напряжение достигло предела. Сейчас они должны выйти! Вот сейчас в каком-то, пока неизвестном месте откроется дверь, может быть, на землю упадет лестница, и появятся... Кто? Какие существа выйдут к людям?.. Уродливые пауки с мохнатыми телами и неподвижным жестоким взглядом огромных глаз, глаз спрута? Подобия людей, с шестью руками и хоботом на лице? Исполинские жуки с жесткими перепончатыми крыльями и человеческими головами?..

Или вся фантазия земли не в силах предвидеть их внешний облик?

Их ждали.

Ждали с напряженным вниманием, не спуская глаз с корабля, но они появились неожиданно. Того, что произошло в действительности, никто не ожидал.

Внезапно со всех сторон одновременно раздался тысячеголосый крик...

На самой вершине шара показалось живое существо.

Несколько секунд оно неподвижно стояло, четко вырисовываясь на голубом фоне неба.

Потом рядом с ним появились еще семеро.

Они казались совсем маленькими на такой высоте в сравнении с исполинским размером их звездолета. Контуры их фигур были похожи на людей, одетых в длинные, мягкие одежды. Отчетливо виднелись головы.

Почему они появились наверху? Или, показавшись людям, они снова исчезнут внутри корабля, не ступая на землю? Может быть, они опасаются приближаться к неизвестным им существам?..

И вдруг складки «одежд» зашевелились, распахнулись, и восемь крылатых фигур поднялись в воздух...

Птицы! Птицы с человеческими головами!..

Они плавно, свободно и красиво опускались вниз, Крылья не шевелились. Они управляли своим полетом, как делают это орлы или ястребы, наклоняя тело и слегка покачиваясь.

Подняв головы, застыв от изумления, люди следили за полетом своих гостей.

Птицы.,.

Разумные птицы населяли неведомую планету, откуда прилетел этот корабль.

И этот гигантский шар был сделан птицами. И музыка, прекрасная мелодия гимна-песни была создана птицей... С этими пернатыми звездоплавателями говорили люди на языке математики. И птицы осуществили великую мечту человечества — межзвездный полет!

Люди ждали... но того, что они увидели, никто не мог предвидеть...