О.Г.Большаков. История Халифата. Т.4 с комментами
Рейтинг с комментариями. Часть 048

704 г. - Конец второй фитны. Смерть Абдулмалика. История Халифата. 701-705 гг.

АЛ-МУХАЛЛАБ В ХОРАСАНЕ
Наместником беспокойного Хорасана был Умаййя б. Абдаллах б. Халид, который как курайшит должен был стоять над межплеменными распрями и умиротворить эту провинцию. Мешало ему то, что на его репутации темным пятном лежало позорное бегство от хариджитов Бахрейна. Умаййе был подчинен и Сиджистан, управлять которым он отправил своего сына Абдаллаха. В 695 г. Абдаллах совершил поход на Кабулистан. На пути, еще в Бусте, прибыл к нему правитель Кабулистана с подарками и согласился подписать договор с условием уплаты миллиона дирхемов в год. Неизвестно, получил ли Абдаллах какую-то часть этой суммы, во всяком случае, он потребовал бОльшой дани и вторгся в горные районы. Горцы не оказывали сопротивления, заманивая его все глубже в горы, а затем перекрыли пути отхода. В результате вместо богатой добычи и большой дани он вынужден был подписать договор всего на 300 000 дирхемов в год с обязательством больше не вторгаться в Кабулистан. За такой позорный исход кампании Абдалмалик сместил его и назначил вместо него Мусу б. Талху, человека, до тех пор ничем не отличившегося.
Сам Умаййа в течение первого года правления Хорасаном не предпринимал никаких решительных действий. Главным врагом халифа на вверенной ему территории был Муса б. Абдаллах б. Хазим, захвативший хорошо укрепленный Термез и сидевший там с тысячью преданных воинов. Опасно было не это войско, а то, что оно могло стать ядром мощного антихалифского движения.
В начале 696 г. Умаййа решил предпринять поход на Термез. Конечная цель не упоминается, скорее всего, он планировался по принципу «как получится». Командующим был назначен Букайр б. Вишах, который горячо взялся за подготовку похода. В связи с этим сообщается несколько любопытных деталей. Оказывается, средств для этого из казны выделялось недостаточно, и командующему приходилось многое оплачивать из собственного кармана. Букайр вынужден был обратиться к кредиторам, которыми стали согдийские купцы, жившие в Мерве, т.е. они дали деньги для организации похода на своих собратьев. В долг влезли перед походом и некоторые другие его участники. Вряд ли это был какой-то исключительный случай, скорее, обычная практика организации походов в те годы.
Воспользоваться плодами подготовки Букайру не пришлось. Его сопернику Бахиру, который не мог простить Букайру свой арест во время его наместничества, нетрудно было внушить Умаййе мысль, что Букайр, оказавшись за рекой во главе большого и хорошо обеспеченного войска, поднимет мятеж. Умаййа отстранил Букайра и сам возглавил поход. В Кушмайхане, городке в 50 км севернее Мерва, где были завершены последние приготовления к походу, Бахир посоветовал Умаййе назначить Букайра командовать арьергардом, который должен был следить, чтобы не было желающих отстать от войска. Это было еще одним унижением. Наконец, переправившись через Амударью, Умаййа попросил (именно так) Букайра возвратиться в Мерв, чтобы помогать юному сыну Умаййи управлять Мервом. Букайр с группой верных ему людей поскакал назад. Когда отряд переправился по наплавному мосту на западный берег реки, один из близких ему людей, Аттаб ал-Ликва, тоже, кстати, залезший в долги при подготовке к походу, посоветовал Букайру сжечь мост и, вернувшись в Мерв, захватить власть. Букайр колебался, не желая подвергать опасности мусульманскую армию, находившуюся на враждебной территории. Аттаб успокоил его: «Тебе достаточно будет, чтобы глашатай объявил: „С того, кто принял ислам, мы снимем харадж“. К тебе придет тогда пятьдесят тысяч молельщиков, более послушных и покорных тебе, чем эти». А относительно мусульманской армии, заверил его Аттаб, беспокоиться нечего — она многочисленна и хорошо обеспечена и может дойти хоть до Китая.
Букайр уничтожил мост, вернулся в Мерв и объявил Умаййу смещенным. Известие об этом дошло до Умаййи, когда он находился под Бухарой. Он был потрясен неблагодарностью Букайра, которого облагодетельствовал, не потребовав финансового отчета при вступлении на пост наместника, а теперь — доверил управлять столицей. Его успокаивали, говоря, что Букайра подстрекал к этому Аттаб (уже все всё знают). «Да кто такой Аттаб, — воскликнул он, — наседка на яйцах!»
Умаййа быстро заключил договор с Бухарой и поспешил к Мерву. Передовой его отряд из 800 человек был разгромлен на подходе к городу. Не желая увеличивать число врагов, Букайр распорядился освободить сдавшихся в плен, лишь отобрав у них оружие. Умаййа с основным войском остановился в Кушмайхане. Оттуда он послал против мятежников отряд под командованием Сабита б. Кутбы, мавлы бану хуза‘а. Тот также потерпел поражение, Сабит попал в плен, и тоже был отпущен на свободу. Тогда Умаййа сам подошел к Мерву со всем войском. Блокировать его или пытаться штурмовать он не стал, потому что там оставались семьи многих участников похода. Мятежники беспрепятственно выходили за городские стены, устраивали пирушки на лоне природы и дразнили своих противников: «Выстрелите-ка! Тому, кто выстрелит, мы бросим голову кого-нибудь из его семьи». Изредка происходили мелкие стычки у северных ворот, скорее ради демонстрации молодечества, чем для достижения какой-то серьезной цели.
Неопределенность, наконец, надоела обеим сторонам, к тому же Букайр был ранен в голову в одной из стычек и понял, что Умаййа в конце концов возьмет верх. Поэтому, когда Букайр начал переговоры и одним из условий сдачи поставил оплату долгов, сделанных для подготовки похода, на сумму в 400 000 дирхемов, Умаййа согласился. Букайру было также обещано помилование его сторонников и что он получит наместничество в любом округе Хорасана, в каком пожелает. Умаййа простил даже главного подстрекателя к мятежу, Аттаба, и оплатил его расходы на подготовку к походу (20 тыс. дирхемов). Ради окончательного примирения Умаййа пошел на смещение Бахира с поста начальника полиции. Такой исход дела только подогрел ненависть Бахира к Букайру.
Мятеж Букайра не был только проявлением личных обид и претензий, за ним стояло недовольство значительной части хорасанских арабов. Одной из главных причин недовольства была неотрегулированность налогообложения. Мусульмане, во всяком случае мусульмане-арабы, не должны были платить харадж, но он был неотделим от хараджных земель: приобретая такую землю, новый собственник приобретал с ней и обязанность платить налог, приобретение ее мусульманином или принятие прежним владельцем ислама не меняло положения. В Мервском оазисе сбор налогов лежал на марзбане Мерва и подвластных ему местных дихканах. Сумма дани Мерва была определена договором, заключенным при завоевании, уменьшить эту сумму было нельзя. Переход значительной части земель к арабам и принятие ислама частью местных жителей увеличили бы налогообложение оставшихся владельцев-немусульман до полного их разорения. Поэтому получалось, что завоевателям приходилось платить унизительный для них налог уполномоченным покоренных.
Неизвестно, что происходило в те несколько месяцев, когда Мерв был под властью Букайра, но Умаййа жестко требовал сбора полной суммы налогов, и это вызывало ропот в среде арабов.
Однажды такой разговор возник в мечети в присутствии Букайра. Тамимиты осуждали Умаййу, который отдал их во власть дихканов при сборе налогов. Этот разговор слышал и Бахир, который тут же донес Умаййе, что это говорил Букайр. Умаййа не поверил. Тогда Бахир придумал более тяжкое обвинение, будто Букайр при свидетелях говорил о намерении убить Умаййу. Бахиру удалось убедить наместника в справедливости этого обвинения. Букайр был арестован и признан виновным, несмотря на его требование передать решение не его личным врагам, а незаинтересованнным людям. Многие вступились за Букайра, никто не хотел брать на себя его убиение, кроме Бахира, он и обезглавил Букайра. А на следующий день были казнены два племянника Букайра, а любимая невольница Букайра была подарена Бахиру.
Рассказы о мятеже Букайра б. Вишаха и его дальнейшей судьбе интересовали современников больше, чем военные предприятия Умаййи, о которых сохранились самые смутные воспоминания. По сообщению ат-Табари, в том же, 77 г. х. Умаййа совершил неудачный поход за Аму-Дарью, был окружен и с большим трудом спас войско от гибели. Поскольку мы не знаем, когда произошло примирение Букайра и Умаййи, то не можем сказать, была ли у Умаййи возможность успеть совершить поход до наступления зимы. В другом месте сообщается, что после примирения Умаййа «не трогался с места весь этот год». На следующий год он отправил большое войско под командованием какого-то безымянного хузаита против Мусы б. Мухаммада к Термезу, где хузаит был коварно убит, после чего его войско разбежалось. Этот рассказ не внушает особого доверия: фигурирует бродячий сюжет об агенте-перебежчике, якобы пострадавшего от своих, отсутствует имя командующего «многочисленным войском». В этом случае неудачный поход Умаййи не упоминается.
Правление Умаййи оказалось неудачным, еле устоявшееся единение хорасанских арабов было нарушено и военных успехов не принесло. Абдалмалик сместил его и передал Хорасан и Сиджистан под верховную власть ал-Хаджжаджа.
Ал-Хаджжадж хотел направить в Сиджистан ал-Мухаллаба, а в Хорасан — Убайдаллаха б. Абу Бакру, но ал-Мухаллабу не улыбалось ввязываться в дела беспокойного Сиджистана, и он убедил ал-Хаджжаджа, что Убайдаллах уже управлял этой провинцией и лучше знает её, а он лучше знает Хорасан.
Однако путь в Мерв оказался тернистым: после окончания чествования победителя азракитов настала пора финансового отчета. За ал-Мухаллабом числился миллион дирхемов, недоплаченных в центральную казну за время управления Ахвазом при Халиде б. Абдаллахе. Деньги эти не были присвоены, а расходовались на армиюи ведение военных действий против азракитов. Такой суммы у ал-Мухаллаба не нашлось. Он напомнил своему сыну Мугире, что тот в то время управлял Истахром и должен внести половину этой суммы; 300 000 пришлось занять у Абу Мавии, мавлы Абдаллаха б. Амира, заведовавшего финансами своего патрона, остальные 200 000 в значительной части были покрыты продажей драгоценностей жены. Пока производились эти трудные расчеты, ал-Мухаллаб послал в Мерв своего сына Хабиба с соответствующим военным сопровождением. Для быстроты отряд ехал на почтовых и за 20 дней добрался до места, проехав более 2300 км. Смена власти прошла мирно, и Хабиб не тронул никого из прежней администрации.
Хабибу пришлось десять месяцев дожидаться отца, который все не мог расплатиться с долгом, т.е. фактически ал-Мухаллаб вступил в управление Хорасаном только в начале 698 г.
В том же, 78 г. х., но без такой задержки в Сиджистан прибыл Убайдаллах б. Абу Бакра. Главной его задачей было заставить правителя Кабулистана, рутбила, возобновить уплату дани. Весной 698 г. двадцатитысячное войско состояло из куфийцев, которыми командовал Шурайх б. Хани, и басрийцев, подчинявшихся непосредственно Убайдаллаху или его сыну Абу Барза‘а. Кампания развивалась по той же схеме, что и предыдущая: Убайдаллах, не встречая сопротивления, вошел в горные районы, и, когда оказался примерно в 100 км от Кабула, горцы отрезали ему пути отхода. Многочисленная армия оказалась в горах без фуража и продовольствия. Убайдаллах был вынужден пойти на тяжелые переговоры с рутбилом, не надеясь уже на получение дани или добычи. Многие военачальники были против такого позора и предлагали избрать более достойную смерть в бою. Убайдаллах все же заключил соглашение, заплатив (или обязавшись заплатить) 700 тыс. дирхемов, оставив в заложниках троих сыновей и дав письменное обязательство не вторгаться в Кабулистан во время своего наместничества.
Шурайх б. Хани отказался признать соглашение и с небольшим отрядом таких же непримиримых вступил в бой с кабулистанцами и погиб. Убайдаллаху с трудом удалось убедить рутбила, что это акт своеволия, а не нарушение соглашения.
Обратный путь деморализованной арабской армии был трагичен. Был разгар лета, путь проходил по безводным, выжженым солнцем местам. Продовольствие кончилось, были съедены все кони. Когда люди вышли в плодородные места и набросились на еду, то многие погибли от переедания, недозревший виноград для многих также оказался смертельным.
В этих условиях Убайдаллах показал себя не лучшим образом. Где-то на обратном пути он закупил пшеницу и стал продавать своим воинам по дирхему за кафиз (3,24 кг), т.е. втрое дороже обычного, и за такую же цену — решето соломы. От жажды, голода и болезней погибло три четверти войска — из 20 000 воинов вернулись только 5000.
Поэт А‘ша Хамдан, участвовавший в этом походе, оставил длинное стихотворное описание тягот похода, в котором, сказав о превосходном состоянии войска, выступившего в поход, А‘ша переходит к описанию его бедствий и недостойного поведения Убайдаллаха.
Позор поражения и проклятия исстрадавшихся участников похода не долго преследовали Убайдаллаха — в том же году он умер от какой-то «болезни ушей», передав управление областью своему сыну Абу Барза‘а.
Примерно в то же время, когда Убайдаллах б. Абу Бакра отправился в свой злополучный поход, в Мерв прибыл ал-Мухаллаб. О каких-либо преследованиях со стороны нового наместника не сообщается, и вряд ли это случайно — он был человеком осмотрительным и обстоятельным, избавляться от врагов, чтобы нажить этим новых, он, кажется, избегал. Почти год ушел на решение внутренних дел провинции, и только весной 699 г. он предпринял поход в Мавераннахр.
Эту кампанию он повел так же основательно, как и войну с азракитами. Удар был направлен на южный Согд, долину Кашкадарьи, его главные города, Насеф (Нахшеб) и Кешш. В отличие от предшественников он не ограничился рейдом за реку, чтобы заставить местных правителей откупиться договорной данью, а остался там на зиму в лагере под Кешшем, откуда мог контролировать значительную часть Мавераннахра. Арабские авторы считают, что все это время он вел осаду этого города, но он был не так велик и не мог обладать настолько многочисленным гарнизоном, чтобы держаться так долго.
Отсюда он послал своего сына Йазида на покорение Хуттала, когда к нему прибыл племянник ас-Сабла, правителя этой области с предложением совместно свергнуть его. Два отряда встали отдельными лагерями под крепостью, где располагался ас-Сабл. Ночью он напал на лагерь племянника и убил его. Йазид осадил крепость и вынудил ас-Сабла подписать договор и заплатить контрибуцию.
Затем в район Рабинджана был послан Хабиб с четырехтысячным отрядом против владетеля (сахиб) Бухары с сорокатысячным войском, которое будто бы отступило после того, как раб Хабиба одолел в единоборстве своего соперника. Второе столкновение произошло на обратном пути около селения, которое было сожжено арабами и с тех пор стало называться ал-Мухтарака («Сожженная»). Здесь в единоборство вступил сам Хабиб и тоже одолел соперников. Этот рассказ, как и многое в преданиях аздитской племенной традиции, составлен прежде всего для прославления сына ал-Мухаллаба, все остальное — лишь необходимый для этого фон. Из него мы не узнаем, достиг ли Хабиб Рабинджана, почему, победив многочисленного врага, ушел назад, почему на защиту Рабинджана, согдийского города, расположенного значительно ближе к Самарканду, чем к Бухаре, вышел бухархудат, а не ихшид Согда, да и сама принадлежность войска Бухаре — упоминание о возвращении его в свою страну скорее может относиться к тюркам, чем к бухарцам.
Ал-Мухаллаб стоял под Кешшем до осени 701 г. и ушел после получения известия о смерти Мугиры, замещавшего отца в Мерве, последовавшей в раджабе 701 г. Он заключил договор с правителем Кешша о выплате контрибуции, получил заложников в обеспечение верности правителя Кешша своему слову, оставил Хурайса б. Кутбу дожидаться окончательной выплаты дани и ушел в Балх. Интересно, что, проходя где-то неподалеку от Термеза, он, по-видимому, не имел столкновения с Мусой б. Абдаллахом.
В это же время по более короткой дороге через Амул в Мерв отправился Йазид б. ал-Мухаллаб в сопровождении семи десятков всадников и вынужден был отбиваться от какого-то разбойничьего отряда тюрок около Нахшеба (Насефа, около современного Карши).
С дороги или из Балха ал-Мухаллаб приказал Хурайсу в нарушение договора не отпускать заложников до прибытия в Балх. Он же использовал это распоряжение для ускорения выплаты дани, пообещав отпустить заложников сразу по завершении выплаты, и сдержал обещание. Возможно, это ослушание не имело бы серьезных последствий (Хурайс сказал, что письмо пришло, когда он уже отпустил заложников), если бы не одно его неосторожное высказывание: когда тот же отряд тюрок напал на него по дороге и потребовал выкупа, который будто бы выплатил им Йазид, Хурайс сказал, что его родила не мать Йазида, и атаковал тюрок. Вот этого ал-Мухаллаб уж никак не мог простить, тем более что Хурайс был не арабом, а мавлой бану хуза‘а (вероятно, мусульманином во втором поколении). Простить утверждение, что его мать лучше матери Йазида, было невозможно.
Хурайс получил 30 плетей по обнаженному телу — наказание по тем временам не из самых тяжелых, но раздевание было позорным, и Хурайс пытался убить ал-Мухаллаба, а после неудачи, через некоторое время подговорил своего брата Сабита бежать к Мусе б. Абд аллаху, который встретил их с распростертыми объятиями.
Сабит был фигурой заметной, пользовался большим уважением у местного населения, его именем называли детей и клялись в подтверждение верности клятвы. Значение таких людей в войске завоевателей нами все-таки недостаточно оценивается — слишком мало конкретных сведений. Становясь мусульманами и арабизируясь, они лучше понимали иранское население, чем арабы.
Ал-Мухаллаб умер в Мерве в этом же году, передав власть Йазиду. Ал-Хаджжадж утвердил это назначение, тем более что в этот момент у него были более неотложные заботы, чем беспокойство о Хорасане.

МЯТЕЖ АБДАРРАХМАНА б. АЛ-АШ'АСА Ал-Хаджжадж не мог оставить без возмездия позорный финал похода Убайдаллаха б. Абу Бакры на Сиджистан. Извещая Абдалмалика о случившемся, он добавил, что считает необходимым послать в Кабулистан большое войско. Испрашивая разрешение на это, он закончил почтительно-настойчиво: «Если амир верующих укажет мне послать это большое войско, то я его отправлю, если нет — амир верующих властен над своим войском. Только я думаю, что если не придет к рутбилу и тем многобожникам, которые с ним, такое большое войско, то они вскорости овладеют всей той пограничной областью (фардж)».
Халиф, понятно, не возражал, и ал-Хаджжадж начал комплектацию войска, не жалея данег на снаряжение. Самым сложным оказался выбор командующего этим войском. Им мог бы стать ал-Мухаллаб, но он очень кстати для себя оказался в Хорасане, а не в Сиджистане, а война с Шабибом не выдвинула ни одного способного военачальника из иракцев. Верные и надежные сирийцы нужны были как гвардия, противостоящая враждебности иракцев. Была одна только фигура, которая могла достойно возглавить отборную армию, — Абдаррахман б.Мухаммад б. ал-Аш‘ас, — он не запятнал себя неудачным командованием и пользовался большим авторитетом, был вождем киндитов. Но он был из тех аристократов, которые были ненавистны ал-Хаджжаджу, — он был внуком того самого ал-Аш‘аса, который стал во главе хадрамаутской ридды. Даже походка Ибн ал-Аш‘аса вызывала у него раздражение, может быть, еще потому, что Ибн ал-Аш‘ас не скрывал, что считает себя имеющим больше прав быть наместником.
И все же, несмотря на обоюдную неприязнь, ал-Хаджжадж остановил свой выбор на Ибн ал-Аш'асе. Возможно, он надеялся, что этот неприятный ему человек сложит голову или опозорится в горах Кабулистана. Во всяком случае, когда родные братья Абдаррахмана б. ал-Аш‘аса стали предостерегать ал-Хаджжаджа от его назначения, говоря, что имея в своем распоряжении такую армию, он непременно взбунтуется, то ал-Хаджжадж будто бы ответил: «А я и хочу, чтобы он взбунтовался».
Абдаррахмана б. ал-Аш‘аса в это время не было в Ираке, ал-Хаджжадж направил его на подавление мятежа Химйана б. Ади ас-Садуси в Кирмане. В Куфе войско формировалось под наблюдением ал-Хаджжаджа, было собрано от 10 до 12 тыс. человек, им выплатили полное жалованье, на что потребовался миллион дирхемов, выдали оружие и необходимое снаряжение. Из-за участия в этом войске большого числа прекрасно экипированной знати его прозвали «войском павлинов».
Во главе куфийцев был поставлен Утарид б. Умайр. В Басре к куфийцам присоединилось примерно столько же воинов под командованием Атийи б. Амра. В Ахвазе войско пополнилось отрядами ас-Саббаха б.Мухаммада и Касима б. Мухаммада, братьев Абдаррахмана. Абдаррахман вступил в непосредственное командование этим войском уже в Сиджистане, где к нему присоединился четвертый брат, Исхак б.Мухаммад, пришедший с отрядом кавалеристов из Табаристана. Здесь он призвал в поход местных добровольцев. Абдаррахман обосновался в Бусте, руководя отсюда вторжением в Давар.
Обеспокоенный появлением большой арабской армии, рутбил прислал в Буст послов с обещанием платить дань в соответствии с прежними договорами и в знак искренности своих намерений прислал подарки и возвратил находившихся в его руках заложников, среди которых были двоюродный брат и сын Убайдаллаха б. Абу Бакры. Абдаррахман не пошел на переговоры и продолжил наступление. В отличие от предшественников он действовал осторожно и систематично, захватывая крепость за крепостью, ставя там гарнизоны, налаживая надежную связь. До зимы он только подготовил базу для операций следующего года. Как и при операциях против Шабиба, осторожные действия командующего вызывали раздражение ал-Хаджжаджа. В случае с Ибн ал-Аш‘асом добавлялась и личная неприязнь. В ответ на сообщение Ибн ал-Аш‘аса о планах на следующий год, он разразился гневным посланием:
«Письмо твое пришло ко мне, и я понял, что ты написал в нем. Письмо твое — письмо человека, который хочет примирения и прекращения войны, который подлещивается к слабому презренному врагу, принесшему несчастье мусульманскому войску, которое отличается прекрасной храбростью и заслуги которого перед исламом велики. Клянусь твоей жизнью, о сын матери Абдаррахмана, если ты удержишь от врага это мое войско и мой клинок из-за безразличия души к тому, что постигло мусульман. Поистине, я не считаю твое решение, которое ты упомянул, решением опасным для врага. Я считаю, что тебя привела твоя слабость и помутнение твоего разума. Приступай к выполнению моего приказа о вторжении в их землю, разрушении их крепостей, убиении их воинов и пленении их детей».
Ибн ал-Аш‘ас не торопился выполнять явно неразумный приказ и, несомненно, пытался доказать свою правоту, но ал-Хаджжадж знал одну истину — его приказ должен выполняться неукоснительно. Последний приказ не допускал рассуждений. «Приступай к выполнению того, что я тебе приказал. А если нет — то Исхак сын Мухаммада, твой брат, — амир этих людей, и допусти его к тому, над чем я его назначил».
Время переписки и доводов окончилось. Абдаррахман б. ал-Аш‘ас собрал совет, на котором сообщил о приказе вторгнуться немедля во вражескую землю, в которой погибли совсем недавно их собратья. Он — один из них и поступит, как они пожелают. Сразу же нашлись люди, которые закричали, что надо пойти на врага Аллаха ал-Хаджжаджа и свергнуть его. Идея изгнать ненавистного наместника теперь, когда можно напасть на него во всеоружии, нашла отклик во всем войске.
Теперь Ибн ал-АпГас вступил в переговоры с рутбилом. Было заключено соглашение, по которому Ибн ал-Аш‘ас обязался не требовать никакой дани ни сейчас, ни когда победит ал-Хаджжаджа, а если будет побежден, то рутбил окажет покровительство ему и его людям.
Обеспечив, таким образом, свою безопасность при худшем исходе дела, он решил заручиться помощью влиятельного союзника и написал ал-Мухаллабу о своем выступлении против ал-Хаджжаджа и предложил присоединиться к нему.
Союзника он в нем не нашел. Ал-Мухаллаб понимал свое место в негласной иерархии арабской племенной и мусульманской аристократии, о чем ему, как мы знаем, без всякой деликатности писал ал-Хаджжадж. Место наместника Хорасана его удовлетворяло, нужно было только закрепить его за сыновьями, а это зависело от ал-Хаджжаджа, и порывать с ним ради неведомо какого результата не имело смысла. Он ответил Ибн ал-Аш‘асу письмом с увещеваниями, а его послание переправил ал-Хаджжаджу.
Его отказ поддержать восстание не обескуражил Ибн ал-Аш‘аса: в его распоряжении была большая и хорошо вооруженная армия, к которой присоединялись остатки хариджитских отрядов, орудовавших в Сиджистане и Кирмане, и мусульмане-беглецы, находившиеся на службе у рутбила, и, конечно же, в Ираке было достаточно много врагов ал-Хаджжаджа — надо было только добраться до Ирака. В Кирмане к нему присоединилось еще 4000 воинов из местных гарнизонов и мелкие шайки полубродяг-полуразбойников. По мере роста численности повстанцев и уверенности в успехе росли и политические претензии. В Фарсе стали раздаваться голоса, что мало скинуть ал-Хаджжаджа, надо свергнуть и главного «врага Аллаха» Абдалмалика. В этом чувствуется возросшее влияние хариджитски настроенной части повстанцев — самому Ибн ал-Аш‘асу и поддержавшей его верхушке иракцев достаточно было избавиться от жесткого наместника и стать хозяевами ситуации.
Во время одного из пятничных молений войско присягнуло Ибн ал-Аш‘асу на верность и некоторые выступали за свержение халифа. Это уже было серьезнее, чем замахнуться на поставленного наместника, и братья Абдаррахмана Исхак, ас-Сабах, ал-Мунзир и ал-Касим поспешили отделиться от движения (последний, правда, через некоторое время возвратился).
Ал-Хаджжадж всерьез обеспокоился; ему противостоял не безродный хариджит, а авторитетный вождь, которого поддержали бы оппозиционные иракцы. Единственной опорой оставались верные сирийцы, но их было явно недостаточно, и ал-Хаджжадж обратился за помощью к халифу.
Абдалмалик, которому восстание теперь угрожало лично, быстро откликнулся на призыв о помощи и стал ежедневно небольшими группами посылать на почтовых сирийских воинов в Басру, где и находился ал-Хаджжадж. Это было уже зимой на рубеже 700 и 701 гг.
При появлении Ибн ал-Аш‘аса в Ахвазе ал-Хаджжадж вышел ему навстречу, расположившись в Рустукбаде или Тустаре. В «день Арафата» (9 зу-л-хиджжа 81 г. х., т.е. 24 января 701 г.) семитысячный авангард сирийцев столкнулся на правом берегу Дуджайла (Каруна) с передовым отрядом Ибн ал-Аш‘аса из 300 человек и разгромил его. Пока радостная весть о первом успехе мчалась к ал-Хаджжаджу, Ибн ал-Аш'ас переправил свою конницу, и она под покровом густого тумана напала на сирийцев, которые понесли большие потери (1,5—2 тыс. человек) и обратились в бегство.
Весть о разгроме авангарда ал-Хаджжадж будто бы получил как раз в тот момент, когда в праздничной проповеди по случаю «дня жертвоприношения» (10 зу-л-хиджжа) вознес хвалу Аллаху за первый успех. Это совпадение, скорее всего, возникло для украшения рассказа о тех событиях, но в какой бы момент она не пришла — праздник она испортила. Видимо численный перевес в этот момент был на стороне мятежников, потому что ал-Хаджжадж не стал искать встречи с ними в поле, а предпочел отступить к Басре. На всякий случай всю казну он роздал своим воинам, чтобы она не досталась Ибн ал-Аш‘асу, заодно и боевой дух поднимался с помощью такого убедительного средства.
В Басре не все ожидали его с распростертыми объятиями. Начальник полиции Абдаллах б. Амир б. Мисмаб намеревался развести наплавной мост через Тигр, чтобы помешать ал-Хаджжаджу войти в город, но 100 000 дирхемов, уплаченные ему наместником города, соплеменником ал-Хаджжаджа, изменили его убеждения. Беспринципность вскоре была наказана — ал-Хаджжадж, вступив в Басру, отобрал у него эти деньги.
Теперь ал-Хаджжаджа отделяло от мятежников широкое русло Тигра, и этом отношении Басра предоставляла прекрасные возможности для организации обороны, мешало лишь враждебное отношение басрийцев, которые в критический момент могли нанести удар в спину; к тому же личный секретарь и советник ал-Хаджжаджа перс Задан Фаррух посоветовал оставить город, чтобы басрийцы из армии Ибн ал-Аш‘аса, разойдясь по домам и разнежившись в домашней обстановке, утратили бы боевой задор. Так или иначе, но 7 февраля 701 г. ал-Хаджжадж оставил Басру, разрушил за собой мосты и окопался в Мирбаде (юго-западный пригород Басры). Ибн ал-Аш‘ас тоже не остался в городе и расположился в аз-Завийи, между городом и Мирбадом. Расчет Задан Фарруха оказался верным: многие басрийцы разошлись по домам, а к ал-Хаджжаджу в это время непрерывно, хотя и мелкими группами, прибывали подкрепления из Сирии. Приближенные Ибн ал-Аш‘аса советовали ему не терять времени и немедленно напасть на врага, пока тот не усилился еще больше.
В последнее воскресенье мухаррама 82 г. х. (13 марта 701 г.) Ибн ал-Аш‘ас атаковал противника. Начало было успешным: его воины прорвали оборону, ворвались в лагерь, захватили казнохранилище и освободили заключенных из лагерной тюрьмы. Перепуганные родственники бросились спасаться бегством, сам ал-Хаджжадж едва не оказался в плену. Спасла его только недисциплинированность воинов Ибн ал-Аш‘аса, рассеявшихся по лагерю ради грабежа. В этот момент Суфйан б. ал-Абрад с отрядом сирийской конницы нанес неожиданный удар. У Ибн ал-Аш‘аса не нашлось под рукой достаточной организованной силы для отражения контратаки, отступившее в беспорядке войско не смогло закрепиться в неполностью окопанном лагере. Сирийцы захватили лагерь Ибн ал-Аш‘аса со всем имуществом, а тем временем опомнившиеся воины ал-Хаджжаджа принялись убивать рассеявшихся по их лагерю любителей наживы.
В этой ситуации Ибн ал-Аш'ас предпринял неожиданный ход: он не стал приводить в порядок потрепанное войско, потерявшее около полутора тысяч человек убитыми, а, оставив своим заместителем в Басре Абдаррахмана б. ал-Аббаса (правнука ал-Хаиса, дяди Пророка) с тысячью отборных воинов, поскакал к Куфе, для защиты которой ал-Хаджжадж оставил Абдаррахмана б. Абдаррахмана б. ал-Хадрами с 2000 сирийцев, с тем чтобы, захватив Куфу, отрезать ал-Хаджжаджа от Сирии.
Абдаррахман б. ал-Аббас принял от басрийцев присягу на верность и стал готовиться к обороне города, поставив заслоны на въездах во все магистральные улицы, но и пробившись через них, противник рисковал застрять в глубине городских кварталов, где даже женщины сражаются, кидая камни с крыш. Басрийцы упорно сражались на окраине четыре или пять дней, со среды — последнего дня мухаррама (16 марта 701 г.) до вечера воскресенья (по нашему счету времени — вечер субботы 19 марта). В предпоследний день ал-Хаджжадж послал Абдаррахмана, брата Кутайбы б. Муслима, на прорыв по дамбе в центр города (верятно, той же, по которой в 656 г. ворвались в город Талха и азЗубайр). Его остановили у какого-то моста, но надо думать, что прорыв ослабил позиции оборонявшихся, и они на следующий день сдались, получив от ал-Хаджжаджа обещание помилования. Абдаррахман б. ал-Аббас предпочел уйти из Басры с тысячью воинов, чтобы соединиться с Ибн ал-Аш‘асом и продолжить борьбу. Ал-Хаджжадж сдержал обещание, казнив несколько наиболее враждебно настроенных противников, он не преследовал остальных и, более того, запретил сирийцам селиться в домах горожан во избежание конфликтов, особенно если в доме были одни женщины. Это в какой-то мере примирило с ним горожан и обеспечило их нейтралитет во время длительного противостояния под Куфой.
В это время в центре Ирака развернулись неожиданные события. Узнав о первых неудачах ал-Хаджжаджа, начальник городской милиции Мадаина Маттар б. Наджийа со своими людьми пришел в Куфу и не без помощи куфийцев осадил коменданта города, оставленного ал-Хаджжаджем, Абдаррахмана б. Абдаррахмана, в резиденции наместника. Не приходится сомневаться, что тот был поставлен в известность о поражении и отступлении грозного наместника и потому быстро согласился покинуть город при условии беспрепятственного прохода через него. Маттар обосновался в резиденции и, узнав о поражении Ибн ал-Аш‘аса, попытался организовать присягу себе куфийцев. Но те не спешили откликнуться на его призыв, хотя за организацию присяги взялся известный правовед Абдаррахман б. Абу Лайла. Претензиям Маттара положил конец прибытие в Куфу Ибн ал-Аш'аса, восторженно встреченного куфийцами. Маттар не оценил происшедшего и не покинул резиденции. По приказу Ибн ал-Аш'аса были принесены лестницы, добровольцы тут же взобрались на стены резиденции и схватили Маттара. Ибн ал-Аш‘ас сначала арестовал его, но, когда тот вместе со всеми присягнул ему на верность, — простил и освободил. Гарнизоны крепостей по границе с аравийскими степями, вроде Кадисийи и Туктуканы, также перешли на его сторону, а вскоре подошел и Абдаррахман б. ал-Аббас.
Отсутствие точной даты появления Ибн ал-Аш'аса в Куфе не позволяет судить, направлялся ли он из Басры прямо в Куфу или некоторое время выжидал развития событий, а узнав об изгнании сирийского гарнизона и реакции куфийцев, решил появиться на сцене в выгодный для себя момент. Во всяком случае, у него в распоряжении оказалось некоторое время для укрепления своих позиций в Куфе до прихода ал-Хаджжаджа под Куфу в конце сафара 82/10-15 апреля 701 г.
Ал-Хаджжадж шел из Басры степной дорогой вдоль правого берега Евфрата. Ибн ал-Аш4ас выслал навстречу ему большой отряд под командованием Абдаррахмана б. ал-Аббаса, который не дал захватить Кадисийу. На этом основании можно было бы прийти к заключению, что силы ал-Хаджжаджа в этот момент были не настолько велики, чтобы ввязываться в борьбу за эту крепость. Он прошел между Кадисийей и Узайбом на северо-запад и остановился около монастыря Дейр Курра в 7 фарсахах (ок. 42 км) от Куфы. Абдаррахман, идя параллельно, остановился у монастыря Дайр ал-Джамаджим, преградив дорогу на Куфу. Следом сюда подошел и Ибн ал-Аш'ас с основными силами. Произошло это 15 апреля 701 г.
Обойдя Куфу и прикрывавшие ее с юга крепости, ал-Хаджжадж обеспечил себе надежную связь с Сирией и Джазирой, которой у него не было бы, застрянь он под Кадисийей или в Кадисийи. Ибн ал-Аш‘ас ничего не предпринял, чтобы изменить это положение. Оба войска окопались рвами, а ал-Хаджжадж даже вскрыл запруду в голове канала и спустил воду на лощину между двумя лагерями, чтобы обезопасить себя от неожиданностей ночного нападения. Это сообщение ал-Куфи весьма правдоподобно, если учесть, что дело происходило в максимум весеннего паводка.
Началось затяжное противостояние, прерывавшееся стычками мелких отрядов, с единоборствами удальцов обеих сторон, не приносившее преимущества ни одному из противников.
Видя это, Абдалмалик пришел к выводу, что если ал-Хаджжадж не в состоянии справиться с ситуацией во вверенной ему половине Халифата, то стоит пойти на смену власти и переговоры с мятежниками. Весть об этом встревожила ал-Хаджжаджа, и он написал Абдалмалику с предостережением.
«О амир верующих. Клянусь Аллахом, если ты одаришь иракцев моим смещением, то пройдет немного времени, и воспротивятся они тебе, и пойдут против тебя. Это только увеличит их дерзость по отношению к тебе, и пойдут против тебя. Разве ты не видел и не слышал о восстании иракцев во главе с ал-Аштаром против сына Аффана? Когда он спросил их, что они хотят, они ответили: „Са‘ида сына ал-Аса“. А когда он сместил его, то не прошло и года, как они пришли к нему и убили его. Воистину, только железо одолевает железо. Пусть Аллах даст тебе выбрать правильное решение. Мир тебе».
Для переговоров с Ибн ал-Аш‘асом были посланы брат халифа Мухаммад, наместник Джазиры и Арминии, и сын халифа Абдаллах. Они сообщили, что халиф готов сместить ал-Хаджжаджа и назначить на его место своего брата Мухаммада и предлагает Ибн ал-Аш‘асу в пожизненное управление любой город Ирака по собственному выбору. Эти предложения явно запоздали: Ибн ал-Аш‘ас и без того имел власть над значительной частью Ирака и Ирана. Его сейчас могло удовлетворить только место ал-Хаджжаджа, которое вот-вот должно было достаться ему без больших усилий. Его претензии поддерживались многими представителями племенной верхушки Ирака и высшей мусульманской аристократией, в том числе сыновьями ближайших сподвижников Пророка, членов совета выборщиков (шуры) — сыном Са‘да б. Абу Ваккаса, Мухаммедом, сыном Талхи б. Убай-даллаха, Абдаррахманом, и племянником Абдаррахмана б. Ауфа, Аййашем. Идеологическую поддержку оказывали многие мусульманские авторитеты, в числе прочих — Амир аш-Ша‘би и Ибн Абу Лайла. И уж тем более неуместным должно было показаться предложение Абдалмалика тем экстремистам, которые выступали за свержение самого Абдалмалика.
Ибн ал-Аш‘ас выслушал послов, сказал, что ему надо подумать, а ответ он даст в конце дня: ему надо было еще раз удостовериться, насколько решительно настроены его сторонники в новой ситуации.
Он собрал верхушку войска, сообщил о предложениях халифа и сказал, что вести переговоры — унижение. Присутствующие горячо поддержали его, кричали, что войско велико, припасов много и надо добиваться своего в бою, а не унижаться переговорами. Ибн ал-Аш‘ас подогрел настроение своих сторонников, напомнив, что дед халифа был врагом Пророка, и, играя на родовой гордости арабов, добавил, что, в отличие от них, чистокровных арабов, род Абу-л-Аса* — инородцы (‘улудж), подпорченные родством с «голубоглазыми» из палестинской Саффурии.
* Абу-л-Ас - прадед Абдалмалика.
Заручившись решительной поддержкой своих сторонников, Ибн ал-Аш‘ас ответил отказом на предложение халифа. Вернувшись к ал-Хаджжаджу, Мухаммад б. Марван сказал: «Теперь дело за твоим войском». «Мое войско — ваше войско», — галантно ответил ал-Хаджжадж. Посланцы халифа остались при ал-Хаджжадже, то ли для контроля за ним, то для того, чтобы подкрепить его сопровождавшими их отрядами. Теперь, когда ситуация стала однозначной, из Сирии и Джазиры стали прибывать подкрепления, и соотношение сил начало неуклонно склоняться в пользу ал-Хаджжаджа.
Никаких надежных сведений о численности войск, стоявших под Дейр ал-Джамаджим, не имеется. Может быть, единственная достоверная цифра — первоначальная численность войска ал-Хаджжаджа — в 23 000 человек, но тому, что затем из Сирии прибыло 70 000 человек, — верить уже не приходится. Имеющиеся сведения о численности войска Ибн ал-Аш‘аса также не вызывают доверия: наименьшая цифра — 60 000 человек, из которых 8000 — знатоки Корана (курра’), — выглядит сомнительной, особенно если сопоставить эти данные с сообщением Халифы б. Хаййата о том, что в войске Ибн ал-Аш‘аса было 500 курра', еще большие цифры вообще не заслуживают рассмотрения.
Наступила середина лета. И паводок спал, и вода между лагерями, наверное, высохла, а противники по-прежнему уклонялись от генерального сражения. Длительное бездействие разлагало войска, особенно войско куфийцев, соблазнявшееся близостью дома. Наконец, 26 июля два войска сошлись для решительной битвы. Удивительно, что, несмотря на участие в нем многочисленной пишущей братии на стороне Ибн ал-Аш'аса, ход этого важного для истории Ирака сражения вырисовывается из арабских историков весьма смутно. Можно только догадываться, что начали его иракцы, так как именно для Ибн ал-Аш‘аса дальнейшее бесплодное стояние было опаснее, чем для ал-Хаджжаджа. Войско ал-Аш‘аса было построено, как полагалось, с разделением на центр и два фланга. Правым флангом командовал ал-Хаджжадж б. Джарийа ал-Хассами, левым — ал-Абрад б. Курра ат-Тамими, пехотой (по-видимому, центром, который в диспозиции не упоминается) — Мухаммад б. Са‘д б. Абу Ваккас, конницей — Абдаррахман б. ал-Аббас, тяжелой панцирной конницей — Абдаллах б. Ризам ал-Хариси; отдельный отряд составляли курра’, которыми командовал Джабала б. Захр. Прославлению стойкости курра’ посвящено несколько боевых эпизодов, однако трудно понять, к каким этапам боя относятся эти эпизоды.
* Абу-л-Ас - прадед Абдалмалика.
Исход сражения, как и под Басрой, решила атака сирийской конницы Суфйана б. ал-Абрада. Как рассказывается у ат-Табари, командующий левым флангом, по которому пришелся удар сирийской конницы, решил применить обманный маневр ложного отступления, чтобы потом внезапно контратаковать противника. Но его подчиненные приняли этот маневр за измену командующего и побежали всерьез. Левый фланг загнулся к центру, Ибн ал-Аш‘ас поднялся на минбар (из чего можно заключить, что сирийцы прорвались к лагерю) и стал подбадривать воинов. К нему подошел Абдаллах б. Ризам с тяжелой конницей и один из отрядов легкой кавалерии, с помощью которых удалось ликвидировать два прорыва сирийцев, подходивших на расстояние полета стрелы. Затем сирийцы все же ворвались в лагерь, а под рукой у Ибн ал-Аш‘аса больше не осталось резервов для контратак. Дядя жены заставил его сойти с минбара и покинуть поле боя. Несмотря на начавшееся бегство, отдельные группы продолжали сопротивление, чтобы сломить упорствовавших, а ал-Хаджжадж объявил через глашатая, что все, бросившие оружие и разошедшиеся по домам, будут помилованы, а также послал Кутайбу б. Муслима стать со «знаменем помилования», к которому могли прийти желавшие сдаться без опасения за жизнь.
Ибн ал-Аш‘ас тем временем заехал домой, не слезая с коня, попрощался с дочерью и покинул Куфу в сопровождении небольшого отряда преданных сторонников. Удовлетворенные исходом битвы ал-Хаджжаджа покинули Мухаммад б. Марван и Абдаллах б. Абдалмалик. На поле боя, если верить ал-Куфи, осталось лежать 17 000 убитых с обеих сторон. Из пяти командующих основными подразделениями мятежников погибли двое, остальные ушли вместе с Ибн ал-Аш‘асом. Его бегство в данном случае нельзя ни оправдать, ни объяснить какими-то тактическими соображениями: даже отказавшись от обороны Куфы, он мог соединиться с Мухаммадом б. Са‘дом, ушедшим с остатками пехоты в Мадаин, и собрать вокруг этого ядра часть беглецов и никогда не сокращавшееся множество недовольных властью.
Вместо этого он ушел в сторону Хузистана.
Совершенно неясно, что происходило в этот момент в Куфе, почему куфийцы не попытались организовать оборону города, подобно басрийцам. Быть может, ответ на это дает глухое упоминание беспорядков в городе, во время которых сгорел диван хараджа со всеми докуменами, и благодаря этому некоторые держатели хараджных земель превратились в собственников. Самым подходящим временем для такого погрома был момент между прибытием в город первых беглецов и появлением в городе ал-Хаджжаджа. Коли это так, то по крайней мере одно становится ясным в бегстве Ибн ал-Аш'аса из Куфы; можно тогда понять и готовность куфийцев, точнее той верхушки, которая могла организовать сопротивление, покорно принять ал-Хаджжаджа.
Ал-Хаджжадж был милостив к заблудшим жителям столицы и к массовым казням не прибегал. Сообщения о том, что всех мятежников вызывали во дворец и требовали от них признать, что, участвовав в мятеже, они отступили (кафура) от веры, покаяться и присягнуть законной власти, следует понимать как меру, примененную к видным участникам мятежа. Нескольких человек, отказавшихся признать себя вероотступниками, в назидание другим обезглавили, казнен был и один из зачинщиков мятежа против халифа Усмана, которого 48 лет тому назад с группой строптивцев высылали из Куфы под твердую руку Му‘авии. С почтенными людьми, вроде Амира аш-Ша‘би, разговор был строг, но без последствий. Любопытно, что впоследствии аш-Ша‘би избегал упоминать свое участие в сражении, и в арабской историографии нет ни одного его рассказа об этом.
Неожиданно судьба еще раз улыбнулась Ибн ал-Аш‘асу: курайшит Убайдаллах б. Абдаррахман б. Самура из рода Абдшамса (где он был во время битвы — неизвестно) изгнал из Басры наместника ал-Хаджжаджа Аййуба б. ал-Хакама и передал город подошедшему Ибн ал-Аш‘асу. В это время ал-Хаджжадж подошел к Мадаину и приготовился переправляться через Тигр. Мухаммад б. Са‘ид не стал вступать в бой, а ушел в Басру. У Ибн ал-Аш'аса снова собралось многочисленное войско, которое могло померяться силами с ал-Хаджжаджем, прошедшим по противоположному берегу Тигра половину пути до Басры.
Ибн ал-Аш'ас вышел ему навстречу и стал лагерем у селения Маскин или ал-Мафтах, примерно в районе современной Амары. Подошедший ал-Хаджжадж также стал лагерем неподалеку от него. Противостояние, перемежавшееся частными схватками, продолжалось то ли 20 дней, то ли целый месяц в ша‘бане 82 (10.IX-9.X.701 г.), в течение которых к обеим сторонам прибывали подкрепления: к ал-Хаджжаджу — Суфйан б. ал-Абрад с сирийской конницей и Абдалмалик б.ал-Мухаллаб с отрядом хорасанцев, к Ибн ал-Аш‘асу — четырехтысячный отряд Бистама б. Маскалы, состоявший из знатоков Корана и благочестивцев, поклявшихся не щадить жизни. Это решающее сражение, происшедшее 14 или 15 ша‘бана (23 или 24 сентября), описывается еще менее определенно, чем сражение у Дейр ал-Джамаджим. Ясно, что обе стороны понесли тяжелые потери, решающим моментом вроде бы стало подавление стойко державшегося в ближнем бою отряда Бистама интенсивным обстрелом. Судя по упоминанию «ночи Дуджайла» можно предположить, что разгром войска Ибн ал-Аш'аса довершился поздним вечером. С остатками войска он пошел в Фарс, оставив в руках победителя несколько тысяч пленных: здесь побежденные не могли разойтись по домам, как в Басре или Куфе, а кроме того, снисходительное отношение к побежденным в предыдущих битвах позволяло надеяться на такое же отношение и в этом случае.
Но ал-Хаджжадж повел себя иначе. Теперь ему не надо было задабривать опасных жителей столиц, и он казнил четыре или пять тысяч пленных, среди которых оказался и известный поэт А‘ша Хамдан.
Массовая казнь пленных может также свидетельствовать об изменившемся составе участников восстания: вместо арабов из Куфы и Басры войско Ибн ал-Аш‘аса могло пополниться мавлами, считаться с которыми ал-Хаджжадж не стал. О том, что мятеж Ибн ал-Аш‘аса всколыхнул неарабское население Ирака, свидетельствует распоряжение ал-Хаджжаджа после изгнания Ибн ал-Аш‘аса о высылке мавлей из Басры на места постоянного проживания.
Вторичное появление здесь Ибн ал-Аш‘аса, несомненно, побудило многих вновь присоединиться к нему. Татуировки на руках, оставленные при первой высылке, прямо указывали бы на тех, кого следует казнить за упорство в неповиновении. Преследовать Ибн ал-Аш‘аса были посланы Умара б. Тамим и сын ал-Хаджжаджа, Мухаммад. Они настигли мятежников около Суса и нанесли им еще один тяжелый удар. Покинутый такими видными соратниками, как Абдаррахман б. ал-Аббас и Мухаммад б. Са‘д, осуждавшими его за бегство после поражения под Маскином, Ибн ал-Аш'ас с остатками войска продолжил отступление на восток. Только около Сабура, в ущелье, где четыре года назад хариджиты пытались остановить ал-Мухаллаба, ему удалось с помощью местных курдов отбиться от преследователей. Раненный в бою и потерявший много воинов Умара б. Тамим вынужден был остановить преследование.
Ни в Фарсе, ни в Кирмане Ибн ал-Аш‘ас не нашел поддержки и поспешил в Сиджистан, которым управляли оставленные им наместники. Прибытие поверженного кумира их не обрадовало. Наместник Зеренджа Абдаллах б. Амир закрыл перед ним ворота. Прождав несколько дней, он направился дальше, к Бусту. Тамошний правитель Ийад б. Химйан принял его, а затем арестовал, чтобы передать ал-Хаджжаджу и заработать помилование. Выручил Ибн ал-Аш‘аса его союзник, правитель Кабулистана, подошедший к Бусту. Ийаду пришлось освободить своего пленника, и тот ушел с рутбилом в Кабулистан. Но инерция поднятого им мятежа неожиданно вновь вознесла его на гребень волны: многочисленные остатки его разгромленного войска, возглавленные отколовшимися от него военачальниками, Абдаррахманом б. ал-Аббасом, Мухаммадом б. Са'дом и другими (их было, конечно, не 70 000, как утверждает ал-Куфи), были готовы возобновить борьбу за власть, им недоставало только вождя, которому все согласились бы подчиниться. Старые соратники призвали Ибн ал-Аш'аса возглавить их и объединить.
Возглавляемое им войско захватило Буст и Зерендж, их правители-изменники были наказаны в соответствии с тяжестью вины (наместник Зеренджа был арестован, подвергнут пыткам, но затем освобожден, а наместник Буста — казнен).
Все переменилось с подходом к Сиджистану оправившегося от ранения Умары б. Тамима с многочисленным войском, укрепленным сирийцами. В лагере мятежников начались разногласия: большинство считало, что нужно уходить в Хорасан и искать там союзников в борьбе против ал-Хаджжаджа и Умаййадов. Ибн ал-Аш‘ас был против, считая, что так они только приобретут второго опасного врага — энергичного и решительного Йазида б. ал-Мухаллаба. Его уверяли, что сторонников там найдется больше, чем противников. Нехотя, главным образом ради сохранения единства, он согласился идти в Хорасан.
И все же раскола избежать не удалось, авторитет Ибн ал-Аш'аса был подорван поражениями и нерешительным поведением после них, и в этом случае не все остались им довольны: ночью от него ушел с 2000 воинов Убайдаллах б. Абдаррахман б. Самура и направился в Хорасан другой дорогой. Это вывело из себя Ибн ал-Аш‘аса, он заявил, что покинул надежное пристанище, поверив обещаниям единства, а после ухода Убайдаллаха б. Абдаррахмана не хочет иметь дело с такими ненадежными людьми и возвращается к рутбилу. После этого заявления часть воинов разошлась, некоторые последовали за ним в Кабулистан, а оставшиеся присягнули на верность Абдаррахману б. ал-Аббасу, который повел их в область Герата, где, видимо, к нему присоединился Убайдаллах б. Абдаррахман.
Йазид б. ал-Мухаллаб, пытаясь избежать вооруженного столкновения с собратьями по вере и крови, предлагал Абдаррахману б. ал-Аббасу помощь деньгами, чтобы тот покинул подвластную ему территорию. Абдаррахман ответил, что задержится только на время, необходимое для отдыха людей и коней, а сам принялся собирать налоги с занятой им области. Этого Йазид уже вытерпеть не мог и выступил в поход против Абдаррахмана, но напал на него только после отказа от предложения уйти со всеми собранными налогами. Бой оказался коротким: после атаки конницы ал-Муфаддала б. ал-Мухаллаба часть мятежников разбежалась. Абдаррахман упорно сражался с небольшим числом храбрецов, остался живым, сумел избежать плена и скрыться от преследования в Синде. Убайдаллах б. Абдаррахман укрылся в Мерве, некоторые из предводителей ушли в Термез к Мусе б. Абдаллаху, но наиболее знатные мятежники предпочли сдаться в плен, надеясь на свою неприкосновенность. Среди них оказались Мухаммад б. Са‘д, Абдаррахман б. Талха, Аййаш б. Асвад б. Ауф. Йазид отослал к ал-Хаджжаджу всех знатных пленников кроме Абдаррахмана б. Талхи, которого заточил в темницу Мерва и тем спас ему жизнь, так как остальных ал-Хаджжадж приказал казнить, не взирая на их родовитость. Бунт аристократии против центральной власти был сломлен. Ал-Хаджжадж наглядно продемонстрировал, что не происхождение, а степень лояльности государственной власти определяет положение человека. Символом отчуждения государственной власти в Халифате от создавшего ее общества стало сооружение новой столицы Ирака — Васита.

ОСНОВАНИЕ ВАСИТА
В течение шести десятилетий Куфа и Басра были двумя столпами, на которые опиралась власть ислама на востоке Халифата, огромными военными поселениями, из которых черпались воинские контингенты, необходимые для непрерывных завоеваний. Жители этих городов прекрасно сознавали свою значимость и всегда были готовы защитить свои интересы с оружием в руках. Со временем их воинственность, побеждаемая обогащением, угасала; люди, включенные в войсковые реестры, диваны, и получавшие жалование, без особой охоты откликались на призывы исполнять воинский долг, но оружие и воинская выучка пригождались для защиты собственных интересов, и все наместники вынуждены были считаться с этим. Им приходилось, опираясь на личную гвардию, состоявшую из вольноотпущенников и клиентов, лавировать, используя противоречия между различными группировками. Будучи командующими десятков тысяч воинов, наместники фактически не имели в своем распоряжении иной силы, кроме этой гвардии и полиции, если только они не возглавляли какую-то значительную племенную группировку данного города. Особенно остро эту ситуацию ощутил ал-Хаджжадж, чужак для обеих столиц. Его грозные тронные речи вызвали глухое сопротивление, а после подавления мятежа в Рустукбаде — откровенный саботаж во время бесславных погонь за Шабибом, конец которым положило только прибытие подкреплений из Сирии, ставших главной опорой ал-Хаджжаджа: иракские владыки Востока сами оказались в своего рода сирийской оккупации. После разгрома аристократического мятежа Ибн ал-Аш‘аса силами сирийцев сосуществование их с куфийцами или басрийцами было бы затруднительным. И ал-Хаджжадж пошел на полный разрыв со своими подданными, решив основать новую резиденцию, где мог бы в окружении сирийцев чувствовать себя независимым от настроений куфийско-басрийской вольницы.
Место для новой резиденции он облюбовал во время похода от Мадаина к Маскину — на правом берегу тогдашнего главного русла Тигра, в урочище Васит ал-Касаб («Посредине тростника»). Несомненно, кроме всего прочего на выбор места для новой столицы повлияло его центральное положение по отношению к четырем важнейшим городам региона: Куфе, Басре, ал-Мадаину и Сук ал-Ахвазу (Ахваз). Город сохранил часть прежнего топонима, но уже с новым смыслом «Середина», по положению в отношении к этим центрам.
Участок под застройку был куплен у местного землевладельца (дихкана) за 10 000 дирхемов. Этот факт лишний раз демонстрирует отношение мусульманского государства и права к правам частного собственника: даже такой, казалось бы, не останавливавшийся ни перед чем правитель, как ал-Хаджжадж, купил, а не конфисковал участок для новой столицы, и цена за эту пустошь была определена, как кажется, не грабительская.
Составить представление о расположении, конфигурации и примерных размерах Васита позволяет план городища, составленный иракской археологической экспедицией, работавшей здесь под руководством Фуада Сафара шесть сезонов с 1936 по 1945 г. К сожалению, основное внимание экспедиции было обращено на раскопки мечетей, а несколько других раскопов на территории городища не были связаны с определением контура городских стен, и план с горизонталями оказался несколько формальным. Город просуществовал на этом месте семь веков, и это замаскировало его первоначальный план. Его граница хорошо прослеживается с юго-западной стороны, выходящей на вади. Судя по этой стороне и элементам рельефа северо-западной стороны, город, заложенный ал-Хаджжаджем, представлял собой квадрат со сторонами около 750-760 м, это точно соответствует 1500 локтям по 52 см. Кроме стены город защищал ров и с двух сторон — крутой склон берега Тигра и вади.
Ядром города были примыкающие друг к другу дворец и мечеть, расположенные точно посередине на оси, перпендикулярной юго-западной стене. Мечеть обычного дворового типа представляет собой квадрат 103,5x104,3 м, что явно соответствует 200 локтям по 52 см. Вдоль трех сторон двора шли галереи в один ряд колонн, а вдоль стороны, обращенной к Мекке, — в пять колонн, сложенных из отдельных песчаниковых цилиндров, скрепленных расплавленным свинцом с железными штырями. Пол был вымощен тем же квадратным кирпичом, из которого были возведены стены толщиной в 2,25 м. В центре двора находился бассейн для омовений.
Стена мечети с михрабом являлась одновременно частью стены, окружавшей дворцовый комплекс. Длина этой раскопанной стены квадрата 208,8 м, т.е. 400 локтей. Вдоль стен шла галерея, как в мечети. Здание самого дворца, скорее всего, находилось в центре квадрата.
Один из наиболее ценных архитектурных элементов, обитые железом городские ворота и двери дворца, а также 11 входов в мечеть, добыли простейшим способом — сняли в близлежащих городах — Зандаварде, Давкаре, Дарусате и других селениях и монастырях, невзирая на жалобы жителей, что их имущество будет подвергаться опасности.
От дворца через город шли четыре магистрали шириной в 80 локтей, что в соответствии с пропорциями мечети и дворца, равнялось 41,6 м. Вероятно, что ширина меньших улиц также была регламентирована.
Строительство велось усиленными темпами и было завершено за три года, скорее всего в 704 г.. В сообщениях арабских авторов не упоминается мобилизация населения на строительство, не говорится и о числе занятых на строительстве.
Об объеме работ говорят такие цифры: для выемки земли изо рва и для изготовления кирпичей требовалось выполнить около 150 000 м³ земляных работ, что по средневековым нормам с учетом выноса земли в корзинах потребовало бы около 75 000 человеко-дней, добавим к этому изготовление 5-6 млн. крупномерных сырцовых кирпичей для городской стены, и мы получим примерное представление о трудозатратах. Чтобы окончить строительство к концу сухого периода 702 г., требовалось, по самым грубым подсчетам, не менее 3000 чернорабочих.
Средневековые авторы не сохранили сведений о степени тяжести строительства Васита для бюджета Ирака. Только ал-Васити сообщает, что на войну с Ибн ал-Аш‘асом и постройку Васита был израсходован харадж Ирака за пять лет, но это скорее риторическая фигура, чем отголосок реальности. Насколько мы знаем, чистый остаток после выплаты жалований и других государственных расходов составлял при ал-Хаджжадже около 28 млн. дирхемов, война с Ибн ал-Аш‘асом, конечно, потребовала дополнительных расурсов, но после 701 г., когда Ибн ал-Аш‘ас укрылся в Кабулистане, эти расходы сократились. Мы можем представить только расходы на земляные работы: копач и два носильщика получали вместе 1 дирхем в день. Значит, указанный объем работ обошелся бы в 21-22 тыс. дирхемов; изготовление кирпичей и возведение стены обошлись бы в несколько раз дороже, но весь цикл работ стоил бы не более 100 000 дирхемов. Конечно, постройки из обожженого кирпича стоили значительно дороже, но, во всяком случае, не десятки миллионов дирхемов.
Но платили ли этим людям, не были ли они просто насильственно согнаны на эти работы? Египетские документы того же времени показывают, что содержание мобилизованных мастеров ложилось на местный бюджет, но эти расходы вычитались из будущих налогов, происходил своеобразный безналичный расчет, при котором центральная казна реальных денег не расходовала. Наши расчеты показывают только масштаб стоимости работ, как бы они ни оплачивались.
Естественно, что военно-административное поселение с несколькими тысячами хорошо оплачиваемых воинов и большим числом всевозможной челяди нуждалось в тех, кто обеспечивал бы им возможность с пользой и удовольствием истратить свои деньги, — в ремесленниках и торговцах. Проблема с ними была решена так же просто и решительно, как с недостающими воротами — их переселили из Зандаварда и других городков (конечно, когда город состоялся, туда потянулись и добровольно за заработком и прибылью), неясно только, приехали они на пустое место или предварительно были построены какие-то жилища. Заодно можно почти поручиться, что торговые ряды были построены сразу, чтобы получать с них арендную плату. Вместе с ремесленниками и торговцами в Васит была переселена часть знати из Куфы и Басры. Понятно, что их не везли принудительно, а просто пригласили так, что нельзя было отказаться. Этим сразу убивались два зайца: в беспокойных городах убавлялось число возможных смутьянов, а заодно они оказывались без поддерживающей их массы и под постоянным надзором. Их второразрядность в новой столице подчеркивалась тем, что даже в мечети на самом почетном месте, в центре, размещались сирийцы, а куфийцы и басрийцы — соответственно справа и слева от максуры.
О том, как их расселили в городе, сведений не имеется, сообщается только о размещении базаров: в центре, рядом с мечетью и дворцом, было отведено место для торговой аристократии, менял и ювелиров; далее располагались торговцы тканями и зерном; зеленщики, ремесленники разных профессий, поденщики и мусорщики занимали окраину вплоть до реки. Здесь же, на окраине у реки, было отведено место для кладбища. В каждом из этих кварталов предписано было иметь менял, вероятно, для того, чтобы черная публика не появлялась в центре. Из этого описания не удается понять, находились ли ремесленные кварталы в самом городе или вне городской стены.
Вместе с дворцом и мечетью в новой столице появилось еще одно важное государственное учреждение — монетный двор, на котором с 84/703 г. началась чеканка первых иракских дирхемов мусульманского образца. Такое запоздание по сравнению с западным регионом явно объясняется политическими осложнениями. Монетный двор Васита дал основную массу дирхемов начала VIII в., несомненно, для работы в нем были собраны мастера с разных монетных дворов, в том числе из Куфы и Басры.
Через Тигр был сооружен мост, который, видимо, сделал ненужной специальную заставу с преградой для сбора пошлин с проходящих судов.
Возникновение большого города вызвало потребность в орошении земель западнее Тигра, куда заплывшие древние каналы перестали подводить воду из Евфрата. По распоряжению ал-Хаджжаджа был прорыт канал от хвостов каналов Большого и Малого Заба, который также стал называться Забом; в связи с этими работами были вновь введены в сельскохозяйственный оборот земли, освоенные Му‘авией, запустевшие за время гражданской войны и теперь возвратившиеся к новому халифу.

НОВОЕ ПОКОРЕНИЕ АРМЕНИИ
В то время как на востоке ал-Хаджжаджу пришлось после гражданской войны утверждать власть халифа в борьбе с внутренними врагами, на севере наместникам приходилось по существу заново завоевывать Армению, оказавшуюся меж двух огней. Попытки сохранить независимость хотя бы во внутренних делах, лавируя между могущественными соседями, неизменно кончались вторжением с одной или другой стороны. Слабость позиции Армении усугублялась отсутствием в ней внутреннего единства. В стране, рассеченной горными хребтами на множество изолированных районов, реальную власть в которых осуществляли мелкие владетели, нахарары, с собственными отрядами и собственными интересами, любой политический союз, заключенный верховной властью, легко мог быть разрушен одним из таких князьков, обратившихся из личных интересов к другой стороне, и вызвать вторжение стороны противоположной. Правда, та же географическая особенность осложняла завоевателям полное и быстрое покорение: проще, разгромив сильного единовластного правителя, сразу завладеть всей страной, чем по отдельности справляться с более слабыми, но многочисленными соперниками, укрывающимися в труднодоступных горных твердынях.
Договор Смбата Багратуни, заключенный с арабами в 695 г. ценой признания вассальной зависимости и выплаты дани (размер которой мы не знаем), подарил Армении несколько лет спокойной жизни. Византия, занятая внутренними проблемами и отбивавшаяся от атак арабов в Малой Азии и Африке, лишена была возможности влиять на ситуацию в Закавказье, сохраняя за собой лишь Четвертую Армению. Об ослаблении её позиций в этом регионе свидетельствует переход на сторону арабов в 696/97 г. патрикия (правителя?) Лазика Сергия.
Наместником Джазиры с резиденцией в Мосуле с 693 г. был брат халифа Мухаммад б. Марван. Отсюда обычно направлялись войска для походов на Закавказье, поэтому и Армения потенциально находилась в сфере компетенции наместника Джазиры. В эти годы договор, видимо, определял такую степень автономии Армении, что Мухаммад б. Марван даже формально не считался наместником Армении, и граница с Византией, где велись активные военные действия, была вне его компетенции. В 695/96 г. ему приходилось больше внимания обращать в сторону Ирака, откуда грозили нападения хариджитов. Поход против византийцев возглавляли другие родственники халифа. Хронология этих походов иногда вызывает вопросы, а сведения о них чрезвычайно кратки и в арабских, и в христианских источниках. Поэтому приходится ограничиться суммарным изложением. Неясно, в чьем ведении находились их организации. В одних случаях говорится: «...и отправил Абдалмалик в поход такого-то», в других случаях: «...и совершил поход такой-то», но вряд ли можно говорить, что разница в формулировках отражает реальное значение этих лиц в организации походов.
В 74, 75 и 76 гг. х. (летом 693, 694, 695 гг.) походами командовал Мухаммад б. Марван, затем инициатива переходит к сыну Абдалмалика, ал-Валиду. Летом 77/696 г. он совершил поход из Малатийи «и достиг того, что между Малатийей и ал-Масисой». Из этого вроде бы следовало заключить, что удар был направлен не в глубь византийской территории, а вдоль пограничной полосы. Относительно командующего походом 697 г. у арабских авторов нет единого мнения: ат-Табари называет дядю халифа, Йахйу б. ал-Хакама, а Халифа, приводящий наиболее развернутое сообщение, говорит, что Мухриз б. Абу Мухриз завоевал Азкалу (?), а на обратном пути у горного прохода ал-Хадаса сильный ливень погубил много его воинов . Этот персонаж больше нигде не упоминается, поэтому можно думать, что он командовал не всей кампанией, а каким-то одним из отрядов. Развить успех этого года арабам не пришлось, так как в следующем году в Сирии началась чума, и в 698 и 699 гг. походов на Малую Азию не было.
Не до войны было и Византии: в 698 г. до Константинополя не только добралась чума — его осадили моряки и отряды провинциальной знати, недовольной политикой Леонтия. После четырехмесячной осады город был взят с помощью изнутри, вступление победителей сопровождалось грабежами и убийствами. Императора свергли с престола, отрезали нос и отправили в монастырь. В начале 699 г. императором стал флотоводец Апсимар, принявший тронное имя Тиберия III; он был выразителем интересов провинциальной знати, страдавшей от нападений арабов, и должен был активно защищать границы Малой Азии, но в 699 г. никаких решительных действий не предпринимал, видимо, из-за той же чумы.
По-видимому, обстановка в Константинополе, связанная со сменой власти, помогла находившемуся там в почетном плену правителю Албании Вараз-Трдату освободиться и возвратиться на родину. Император бросил его сыновей в темницу, а Вараз-Трдат стал вассалом халифа, избавившись от необходимости платить дань одновременно трем суверенам.
В 700 г. Тиберий нанес арабам поражение в районе Самосаты (Сумайсата). Захват этой крепости открывал кратчайший путь на Эдессу (Руху), важный городской центр Северной Сирии и один из старейших очагов христианства. Феофан сообщает о 200 тысячах убитых арабов и богатейшей добыче. Поверить этой цифре невозможно (хотя современные историки иногда и приводят ее без оговорок), ибо арабская армия никогда не достигала такой численности; мусульманские авторы вообще не упоминают военных действий в этом районе в том году. Это можно бы объяснить их нежеланием сообщать о таком неприятном событии, однако, судя по тому, что византийцы не захватили беззащитную (если арабская армия была действительно разгромлена) Самосату, успех их был гораздо скромнее.
Действительно серьезное поражение византийцы нанесли Смбату Багратуни, который в соответствии с вассальным договором воевал на стороне арабов. В сражении на каком-то болотистом поле в Четвертой Армении его малочисленное войско, несмотря на упорное сопротивление, было разгромлено. Самому Смбату с трудом удалось спастись с горсткой всадников. Вряд ли мы ошибемся, предположив, что это поражение в сочетании с неудачей арабов под Самосатой побудило Смбата перекинуться на сторону победителей. Это решение оказалось роковым для Армении. Столкновение под Самосатой оказалось не разгромом для арабов, а временной неудачей. На следующий год они начали активные действия сразу на нескольких направлениях: в Киликии они захватили важный укрепленный пункт Мопсуэсту (Масису), отремонтировали ее укрепления и оставили гарнизон, а западнее Малатийи заняли городок Туранду.
Используя укрепление позиций на границе с Византией, Мухаммад б. Марван в 83/702 г. совершил поход на Армению. Ни арабские, ни армянские источники не говорят о причине этого нападения: арабские авторы просто констатируют факт, а для пострадавшей стороны была важна не причина, а последовавшие бедствия, причиненные этим походом. Целью похода было наказание неверного вассала. Как это осуществлялось, арабские авторы не сообщают, говорится лишь, что Мухаммад разгромил армян, те запросили мира, он заключил с ними мирный договор, оставил наместником некоего Нубайха б. Абдаллаха ал-Анази. Армянские подробно повествуют о бедствиях и жестокости Мухаммада, но причиной вторжения считают злую волю кровожадного арабского военачальника, не упоминая изменение позиции Смбата. Гевонд пишет, что Мухаммад вторгся в область южнее озера Ван, жители ее, спасаясь от арабов, укрывались в неприступных горных твердынях. Мухаммад склонял их к сдаче обещанием помилования, а затем взрослых убивал, а детей обращал в рабство. Спасаясь от мести арабов, Смбат с группой князей ушел из этого района и через Васпуракан (область восточнее оз. Ван) дошел до Аракса у селения Акури (на западном склоне Арарата в 18 км от Аракса). Арабский гарнизон Нахичевана пустился за ними в погоню. Беглецы переправились на левый берег Аракса и приготовились к обороне в селении Варданкерт. Пятитысячный арабский отряд, простоявший ночь на морозе под открытым небом, не смог противостоять двум тысячам отборных армянских всадников и потерпел поражение. Отступая через замерший Аракс, арабские конники тесно столпились на льду, лед не выдержал и проломился. Лишь 300 человек добрались в жалком состоянии до другого берега и нашли приют у некой княгини Шушаник, которая не позволила Смбату добить беглецов.
Победителям досталась богатая добыча. Часть ее Смбат отправил императору в подтверждение сообщения о победе, вместе с породистыми арабскими скакунами были посланы носы, отрезанные у убитых врагов. Император ответил на это присвоением Смбату высшего придворного звания куропалата. Новый куропалат, ожидая дальнейшего разворота событий, обосновался в горной крепости Тухарк в области Тайк (южнее северной Аджарии).
Рассказывая историю о бегстве Смбата, Гевонд ничего не говорит о восстании в Армении, во время которого, по сообщению Халифы, был(и) убит(ы) наместник(и), оставленный(ные) Мухаммадом б. Марваном. Мухаммад ответил на него еще более жестоким карательным походом. Арабские авторы говорят о нем кратко, соединяя в некоторых случаях события двух лет, и только сопоставление с источниками другого круга позволяет более или менее достоверно представить происходившее в Закавказье в 702-703 гг. Мухаммад огнем и мечом прошел Армению, подавил восстание и поставил гарнизоны в главных городах. Ишхан Албании, Вараз-Трдат, обиженный византийцами, остался верен Халифату и даже, вероятно, попросил Мухаммада припугнуть хазар, чтобы избавить Албанию от набегов. Дойдя до Дербента, Мухаммад получил известие о том, что армяне вновь восстали и осадили гарнизон Двина, а с запада на помощь к ним идет византийская армия с отрядом Смбата. Мухаммад немедленно возвратился в крепость на оз. Севан, отогнал повстанцев и вышел навстречу византийцам в верховья Аракса. Византийцы не выдержали удара и бежали. Смбату пришлось вновь искать убежища в Византии, в отведенном ему городке Пуйт (Поти?) в Лазике, а Мухаммад вернулся в Армению добивать остатки повстанцев.
Под влиянием победы арабов князь Ваган, правитель Четвертой Армении, признал вассальную зависимость от Халифата, за что получил у византийского историка нелестный эпитет «Семидьявольский».
Месть Мухаммада мятежным нахарарам была неслыханно жестокой. Их пригласили в Нахичеван якобы для занесения в списки на получение жалованья, собрали в церкви и, заперев двери, сожгли живыми. В Нахичеване сгорело 800 человек и еще 400 — в расположенном на другом берегу селении Храм. Князья избежали этой участи, но поплатились драгоценностями и имуществом, а наиболее провинившиеся все же были казнены. Арабский автор говорит об этом в нескольких словах, но сообщает деталь, которая позволяет кое-что уточнить: «Двинулись румы в Арминийу к Мухаммаду ибн Марвану, и обратил Аллах их в бегство. И это — год сожжения; дело в том, что Мухаммад ибн Марван после бегства тех людей послал Зийада ибн ал-Джарраха, мавлу Усмана ибн Аффана, и Хубайру ибн ал-А‘раджа ал-Хадрами, и сожгли они их в церквах, и обителях, и селениях, и было это сожжение в ан-Нашаве и Басфуруджане». Последние слова в дополнение к свидетельствам других источников позволяют определить, что сердцем восстания был Васпуракан (Басфуруджан). Несколько странным выглядит сообщение Каланкатваци о трехлетием сопротивлении восставших в крепости Севан, «окруженной водой». А.Н. Тер-Гевондян говорит о крепости на острове, хотя островов на Севане нет, можно лишь думать, что она располагалась на мысу, далеко вдающемся в воду (если это только не остров на оз. Ван), где естественно было бы укрыться повстанцам из Васпуракана.
Мухаммад б. Марван покинул Армению, оставив гарнизоны в Дабиле (Двине), Нашаве (Нахичеване) и Барда'а, столице Албании, в которых были отремонтированы укрепления. Видимо, теперь сбор налогов в Армении контролировался на месте арабскими финансовыми чиновниками.
В Мосул к Мухаммаду направился католикос Армении Сахак, чтобы заступиться за свою паству. По дороге он заболел и умер в Харране, оставив письменное послание. Можно догадываться, что не только о милосердии к подопечным думал глава армянской церкви, но и о положении самой церкви в новых условиях, о сохранении церковных владений и налоговых льготах. Отношения церкви с военно-феодальной верхушкой, которая инициировала восстания, были не идеальными, между ними шла борьба за собственность и политическое влияние. Феодалы критически относились к претензиям церкви стать над их властью. Не зря Каланкатваци, сообщая о мученической гибели нахараров в огне, замечает, что это было им наказанием за то, что вдохновляемые злым духом, они не уважали духовенство — насмехались над католикосом и священниками и нападали на монахов. В соперничестве феодалов и церкви мусульманские власти могли стать на сторону церкви при условии ее лояльности, тем более что армянская и албанская церкви противостояли византийскому влиянию.
Буквально на следующий год, в 704 г., мусульманским властям пришлось вмешаться в церковный спор. Католикос Албании Нерсес, поддержанный правительницей страны, Спрам (вдовой Вараз-Трдата?), с частью епископов решил принять догмы православия, соответственно вступив в контакт с византийцами. Епископы во главе с князем Шеройе, оставшиеся верными монофизитству, собравшись в Партаве (Барда'а), предали анафеме Нерсеса и его сторонников и пригласили католикоса Армении Илию приехать и восстановить правоверие. Илия написал Абдалмалику, что Нерсес поминает в молитвах императора и собирается отдать ему страну. Абдалмалик приказал наместнику арестовать Нерсеса и Спрам. Нерсес пытался скрыться, был найден, предстал перед Илией, был допрошен, наказан в соответствии с приказом халифа и скован одной цепью со Спрам. Отказавшись от пищи, он через восемь дней умер. Тот же собор избрал нового католикоса Албании.
Согласно одному из сообщений Халифы, Мухаммад б. Марван совершил в 704 г. еще один поход на Армtнию, оставшись там и на зиму, но, видимо, это сообщение следует относить к зиме 703/704 г. Наместником большой провинции Арминийа, включавшей Армению и Албанию, был назначен Абдаллах б. Хатим б. ан-Ну‘ман ал-Бахили, который вскоре умер, и его место занял его брат Абдал‘азиз, остававшийся на этом посту почти 20 лет. Гевонд характеризует его как правителя, при котором страна обрела спокойствие. Абдал‘азиз помиловал участников восстания и разрешил вернуться на родину. Решив, что теперь им, монофизитам, нечего церемониться с халкедонитами, они ограбили церковь в каком-то городе, служившем им несколько лет приютом, став на одну доску с арабами, разграбившими армянский монастырь Святого Григория. Нравы с обеих сторон были не из лучших. Армяне считали Мухаммада б. Марвана исчадием ада, а тот полагал, что клятвопреступники, нарушившие договор, заслуживают самой страшной казни.
Полное подчинение Армении арабам явилось тяжелым ударом для Византии, лишившейся потенциального союзника, способного нанести удар в тыл армии, действующей в Малой Азии. Оказать же ей серьезную помощь было невозможно, поскольку основные силы Византии в решающий момент были заняты отражением арабских атак на ее собственную территорию. Наиболее активные военные действия шли на южном фланге арабо-византийской границы в Малой Азии, в направлении на Киликию через прибрежную равнину и севернее, через удобный горный проход Дарб ас-Салам. Это направление было в ведении наместника Северной Сирии, которым в то время был Абдаллах б. Абдалмалик. Сведения об этих военных действиях недостаточно четки, арабские и византийские источники расходятся в хронологии и названиях захваченных пунктов. Борьба шла прежде всего за обладание Масисой (Мопсуэстой), открывавшей путь в Киликию. О захвате ее арабами в 701 г. (третий год Апсимара) сообщает Феофан, отмечая, что в ней был оставлен гарнизон. Согласно же Халифе, в этом году была захвачена только крепость Севан в районе Масисы, а ее саму он упоминает под 84/703 г.: «...и в этом году построил Абдаллах ибн Абдалмалик ал-Масису». Это же сообщение в более полном виде мы находим у Ибн ал-Асира: «В этом году совершил Абдаллах ибн Абдалмалик поход на ар-Рум и завоевал ал-Масису, и построил ее стену (хиснаха), и поставил в ней триста храбрецов, а прежде она не была заселена, и построил мечеть».
Расхождения в сведениях Феофана и Халифы можно объяснить тем, что второй говорит о ремонте, предпринятом годом или двумя позже завоевания крепости.
В том же, 701 г., согласно Феофану, арабами была захвачена крепость Таранта (Туранда), а арабские авторы датируют ее занятие одним-двумя годами позже. Рассказ ал-Балазури прекрасно рисует ситуацию в этом районе. «Мусульмане поселились в Туранде после того, как Абдаллах совершил на нее поход в восемьдесят третьем году и построил жилища. А была она от ал-Малатийи в трех переходах в глубь земли ар-Рума. А ал-Малатийа была в то время разорена, и не было в ней ни одного человека из покровительствуемых (ахл аз-зимма) армян или иных. И пришел к ним летом передовой отряд (тали (а) армии Джазиры и оставался там, пока не наступила зима и выпал снег, а когда это произошло, они ушли». Халифа молчит о завоевании в этом году Туранды и только, перечисляя события 84/703 г., упоминает, что Абдаллах б. Абдалмалик достиг области Туранды.
В 702 г. одновременно с походом Мухаммада б. Марвана на Армению Абдаллах б. Абдалмалик прошел через Дарб ас-Салам и нанес удар византийцам на выходе из прохода, у крепостей Лулуа и Сурийа. В 703 г. арабы под командованием Азара (Йазида) нанесли византийцам удар в Киликии. Халифа, как было сказано выше, говорит о вторжении Абдаллаха в область Туранды.
В 704 г. византийцы взяли реванш за все это. Под крепостью Сусийа в Киликии, где находился лагерь Ираклия, брата императора, потерпел поражение отряд Йазида б. Хунайна, посланный Абдаллахом из Масисы, ставшей главным опорным пунктом арабов на пути в Киликию. По словам Феофана, арабы потеряли убитыми 12 000 человек. На этот раз упоминание о поражении сохранилось и в арабском источнике, хотя и без упоминания больших потерь. Тут же Халифа сообщает еще об одной неудаче в этом году: «...и потерпел поражение Маймун ал-Джурджумани вместе с примерно тысячью из жителей Антакийи под Турандой».
Подобные качели успехов и неудач то одной, то другой стороны, превращение нескольких тысяч квадратных километров в ничейную мертвую полосу свидетельствовали не только о равенстве сил, но и о том, что для обеих сторон война на этой границе была делом второстепенным. С арабской стороны действовали только силы одной провинции, с византийской стороны — точно так же провинциальные фемные войска. Надежных сведений о численности действовавших здесь войск, как мы видим, нет. Пожалуй, только сообщение о численности гарнизона Масисы может свидетельствовать о том, что в большинстве случаев действовали группы не более нескольких тысяч человек, если считалось, что трехсот человек достаточно для обороны важной крепости. Иначе сложилась ситуация на другой, дальней границе Халифата, в Северной Африке.

ПОСЛЕДНЕЕ ПАДЕНИЕ КАРФАГЕНА
В отличие от восточной половины Халифата западная часть после завоевания Египта Марваном в продолжение всего времени правления Абдалмалика жила без политических потрясений. Может быть, поэтому арабская историография почти ничего не сообщает о событиях в Египте после информации о постройке Хулвана (Хелуана), где Абдал'азиз укрылся от чумы, свирепствовавшей в Фустате в 70/690г.
Абдал'азиз на правах будущего халифа полновластно управлял Египтом, определенной доли хараджа в Дамаск не посылал, ограничиваясь дарами брату халифа. Распоряжение большими средствами позволяло ему кроме интенсивного строительства в Хулване заниматься скупкой земельных участков и строительством в Фустате, где в 79/698- 699 г. была снесена пятничная мечеть, построенная Амром б. ал-Асом, и возведена новая, более просторная, а неподалеку - несколько новых торговых рядов. Как истинный бедуинский вождь, он держал во дворце открытый стол для армейской верхушки и вождей племен, кормя будто бы до 1000 человек сразу.
Адбал'азиз терпимо относился к христианской церкви. Его секретарем был некий Афанасий, христианин из Эдессы, наживший своей службой огромное состояние. По его инициативе и с согласия Абдал'азиза в Каср аш-Шам' (Баб ал-Йуне) была построена церковь Святого Георгия (Мар Джирджис) и даже в Хулване наряду с мечетью построили церковь. Советником старшего сына Абдал'азиза, ал-Асбага, был некий диякон Вениамин, которого «он любил больше всего своего окружения, а он раскрывал ему таинства христианства с таким старанием, что даже толковал ему Евангелие». Объяснить такую симпатию к христианскому священнослужителю можно отчасти тем, что ал-Асбаг был не чисто арабского происхождения - его мать была рабыней, и не исключено, что христианкой.
Некоторое время налоговая политика Абдалмалика была вполне терпимой для коптов, традиционные объемы налогов собирались постепенно, доставлялись в финансовое ведомство еженедельно. Положение изменилось около 700 г. Начав ведать сбором налогов, Абдалмалик стал не только требовать неукоснительного сбора прежних налогов, но и собирать их с монахов - по динару с головы, а с епископов - по 2000, что уж совсем не соответствовало положениям мусульманского права о том, что высшая ставка джизьи составляет четыре динара. Как ни странно, вдохновителем этих притеснений монахов был дьякон Вениамин. Ясно, что он принадлежал к какому-то течению христианства, враждебному господствующей церкви. Одновременно с этим шла пропаганда ислама, и многие знатные люди приняли ислам, вроде Петра, главы администрации Верхнего Египта, и его сыновей.
Афанасий, видимо, утратил влияние на Абдал'азиза и не смог избавить своих единоверцев от этих напастей. Его попытка добиться поддержки у Абдалмалика кончилась арестом и конфискацией нажитого в Египте. Зато его сын Абдаллах (судя по имени, принявший ислам) не отказался от поручения заняться сбором налогов и свирепствовал. На поклон к Абдал'азизу отправился сам патриарх, добившийся только того, что с него самого потребовали 3000 динаров. Высокий сан избавил его от тюрьмы, но ему пришлось два месяца ждать в Фустате, пока паства соберет эти деньги.
Следующим этапом стало увеличение джизьи на две трети. Началось бегство налогоплательщиков. Для выявления уклоняющихся от налогов на руки плательщиков стали ставить печати с обозначением места жительства, поскольку же административно-фискальные единицы несли коллективную ответственность перед налоговыми органами, то им приходилось платить за умерших, не успевших уплатить налог, тем более что погребение не разрешалось без свидетельства об уплате. Конечно, в этих рассказах возможны некоторые преувеличения, поскольку другой христианский историк (правда, пишущий об этом периоде очень кратко) не упоминает подобных налоговых притеснений.
Египет был для Халифата воротами в Северную Африку. Через него шла единственная дорога в Триполитанию, Ифрикийу и далее на запад. Большинство завоевательных походов в этом направлении начиналось в Египте, и, даже если ядро войска формировалось за его пределами, основной контингент составляли египетские арабы и египетские ресурсы. Но географический фактор ставил предел египетскому влиянию: территорию западнее Триполитании было уже трудно контролировать из Фустата, да и природные ресурсы делали Ифрикийу независимой от Египта. Лишь нужда в подкреплениях привязывала Кайраван к Египту.
В 692 г. арабская армия под командованием Хассана б. ан-Ну'мана, посланного Абдалмаликом, разгромила берберов в горах Автас (Аврас) и вновь утвердила власть ислама в Ифрикийи. Сообщается даже о завоевании и разрушении Карфагена. Хассан получил статус наместника, непосредственно подчиненного халифу, и в этом качестве, кажется, не предпринял крупных завоевательных акций и в 78/697 г. Хассан, по обычаю всех наместников, явился к халифу с изъявлением преданности и с большим караваном, доставившим пятую долю добычи и богатые дары. Халиф оценил его щедрость и, благословив на новые завоевания, передал в его управление Барку (Антабулус), которая всегда была в ведении наместника Египта. Это был явно недружественный акт в отношении Абдал'азиза. Это было не случайно: Абдалмалик не испытывал добрых чувств к брату, который по завещанию отца должен был стать халифом после старшего брата, а это значило, что потом халифами станут не его сыновья - ал-Валид и Сулайман, а сыновья Абдал'азиза. Отбирая у него Барку, Абдалмалик хотел указать ему его место. Абдал'азиз не мог смириться с таким оскорблением и нанес ответный удар. Когда Хассан прибыл в Египет и предъявил свою грамоту на управление Баркой Абдал'азизу, который должен был снабдить армию для похода и пополнить ее египетскими воинами, тот предложил Хассану отступиться от Барки. Хассан отказался, ссылаясь на волю халифа. Абдал'азиз попросил показать грамоту, получив ее в руки - разорвал. Такой поступок был оскорблением не столько Хассану, сколько самому халифу. Хассан вернулся в Дамаск, оставив свое войско в Египте, а Абдал'азиз назначил от себя наместником Ифрикийи верного Мусу б. Нусайра - человека, не совсем ясного происхождения, к тому же недавно провинившегося перед халифом: во время краткого правления Бишра б. Марвана в Ираке Муса, прибывший туда по рекомендации Абдал'азиза, успел, ведая финансами Басры, присвоить 100 000 дирхемов. Дотошный ал-Хаджжадж, сменивший Бишра, обнаружил это, но Мусу предупредили, и он бежал в Дамаск. Ал-Хаджжадж требовал его выдачи. На счастье там оказался Абдал'азиз, который заступился за него, уплатив половину долга, и выговорил для него погашение остатка в рассрочку. Понятно, что этот человек был бы верным исполнителем воли патрона, а все его владения были бы во власти Абдал'азиза.
Абдалмалик, конечно, был уязвлен, но, выслушав жалобу Хассана, не пошел на открытый конфликт с братом и посоветовал Хассану смириться и остаться дома, в Сирии.
Муса был назначен наместником в сафаре 70/19.IV-17.V.698 г. и в том же месяце выступил в поход, присоединив к своему войску воинов, оставленных Хассаном. Появился он в Кайраване, по разным данным, 20 июля или 19 августа. Здесь он сразу же арестовал заместителя, оставленного Хассаном, и главу финансового ведомства, наложив на каждого по 10 000 динаров штрафа, и назначил на их место своих людей.
За время отсутствия Хассана берберы потеснили мусульман, и многие перестали платить дань. Загава, обитавшие в одном дне пути северо-западнее Кайравана, нападали на свободно пасшиеся стада арабов и угоняли скот. С них-то и начал сразу же Муса, послав на их усмирение 500 всадников, которые разгромили это племя, убили его вождя и захватили много пленных, будто бы 10 000, чему трудно поверить, учитывая численность арабского отряда.
Последовавшие за этим походы сыновей Мусы, Абдаррахмана и Марвана, носят полулегендарный характер: не говорится ни куда, ни против кого они были направлены, сообщается лишь, что первый захватил 100 000 пленных, а второй - 60 000, что и вызывает подозрение в достоверности.
Следующий удар, по-видимому в 80/699 г., был нанесен прямо на юго-запад: Аййаш б. Ухайл, посланный с 1000 всадников, разгромил хуввара (между Кайраваном и Гафсой) и взял 5000 пленных, после чего это племенное объединение заключило мирный договор. Напуганные этим кутама, жившие западнее, последовали их примеру.
Обеспокоенные этими успехами мусульман, санхаджа, разгромившие 17 лет назад Укбу б. Нафи', стали собирать силы. Узнав об этом, Муса лично возглавил упреждающий удар. В его распоряжении было 4000 воинов на жалованьи и 2000 добровольцев и берберов. Эти скромные цифры, которым можно поверить, показывают, насколько легендарны сведения о сотнях тысяч пленных. Авангард этого войска вел сын Укбы, Ийад. Это сражение, окончившееся также победой мусульман, принесло огромную добычу и тысячи пленных, от 20 000 по скромным оценкам до 100 000 по смелым. Халифа датирует это сражение 79/698 г. и рассматривает его как месть за Укбу, сообщая о гибели Касилы. Однако в этом сообщении соединены события трех лет - 79-81 гг. х. Источники Псевдо-Ибн Кутайбы давно убитого Касилу не упоминают и датируют сражение 80/699 г.
Известия о победах, дополненные видом богатой добычи, доставленной в Фустат и Дамаск, вызвали у многих желание отправиться в Магриб, а Абдалмалик сменил в отношении Мусы гнев на милость.
В 81/700 г. арабы продвинулись до Тубны, городка примерно в 450 км западнее Кайравана (между Бискрой и Сетифом). В следующем году санхаджа, собравшись с силами, нанесли ответный удар, но потерпели поражение от Мугиры б. Абу Бурды и снова поплатились множеством пленных. Благодаря подкреплениям из Египта Муса смог на следующий год увеличить свое походное войско до 10 000 человек и отправить его на завоевание Дальнего Магриба в земли суджума. Переправившись через реку Мулуй на крайнем востоке современного Марокко, он вступил в сражение с местными берберами в труднодоступной горной местности и одержал победу. Халифа упоминает в 84/703 г. покорение племени авраба, обитавшего в районе современного Феса. Это либо различное описание результатов одной и той же кампании, либо следующий этап похода, который должен был завершиться в начале 703 г., так как Муса, доставив в этом году хумс и дары Абдалмалику и Абдал'азизу, вернулся в Кайраван уже в рамадане 84/17.IX - 16.Х.703 г., а на такую поездку с большим караваном требовалось не менее пяти месяцев, значит, он не мог выйти из Кайравана (да еще с учетом времени, необходимого для возвращения с места боев в Кайраван) позже апреля.
Можно думать, что в беседе с Абдал'азизом обсуждались планы дальнейших операций на Западе и переход к активным действиям на море, так как, вернувшись в Ифрикийу, Муса сразу же распорядился соорудить в Тунисской бухте верфь и начать строительство морских судов, и с этого момента начинается возвышение Туниса как главного морского порта Ифрикийи, занявшего место Карфагена и закрывшего ему возможность возрождения. Вслед за этим в Сусе встала на якорь египетская эскадра под командованием Ата б. Абу Нафи' ал-Хузали, посланная Абдал'азизом для нападения на Сардинию (непонятно, почему была выбрана она, а не лучше знакомая Сицилия, не ошибка ли это источника). Муса, что очень любопытно, «устроил ему базары», вместо того чтобы поставить необходимое продовольствие.
Было время зимних штормов, выходить в море было опасно, но Ата пренебрег всеми предостережениями и отправился в набег. Ему удалось напасть на какой-то остров, названный арабским историком Силсила, захватить пленных и богатую добычу, но воспользоваться ею победителям не пришлось: налетевшая буря разметала и потопила суда, большинство участников похода погибло, в том числе и командующий; лишь немногие суда выбросило на берег. Узнав о случившемся, Муса послал на побережье конные отряды, чтобы защитить спасшихся и выброшенные суда от приморских жителей, считавших выброшенное морем своей законной добычей. Неведомым островом, ставшим первой жертвой набега ифрикийского флота, вероятнее всего, был остров Пантеллерия, который трудно миновать, следуя из Суса к Сицилии или Сардинии; можно даже попытаться разгадать графическое искажение, породившее арабское название, разложив три зубца сина на Б-Н-Т (Л есть и без того), только степень достоверности разгадки будет весьма сомнительной.
Всю зиму на верфях Туниса местные корабелы строили суда для ифрикийского флота. Весной 704 г. на сотню новых судов было погружено около тысячи воинов, командовать которыми был назначен сын Мусы, Абдаллах. Малое число воинов на каждое судно не должно нас обманывать относительно размера судов - на них оставлялось место для пленных и транспортировки добычи. Эскадра напала на какой-то приморский город Сицилии и возвратилась с богатой добычей, на каждого воина досталось по 100 динаров. Муса поспешил послать делегацию с реляцией о первом успехе флота и положенной долей добычи. Как и кто принял делегацию в Египте, где произошли большие перемены, нам не известно.

НА ВЕРШИНЕ МОГУЩЕСТВА

СМЕНА ВЛАСТИ
Итак, к концу второго десятилетия правления Абдалмалика внутреннее положение Халифата даже в самых беспокойных районах нормализовалось настолько, что появилась возможность начать новые завоевательные войны и, более того, происшедшая вскоре смена верховной власти прошла без всяких потрясений. Абдалмалик, подходивший к шестидесяти годам, стал всерьез задумываться над проблемой передачи власти. Нарушить завещание отца и самовольно сделать наследником своего сына, проведя ему присягу, он не мог без опасения серьезных политических потрясений.
Наилучшим выходом был бы добровольный отказ Абдал'азиза от наследования, но склонить его к этому было невозможно. Думается, что странная снисходительность халифа к отказу брата пропустить назначенного им наместника могла объясняться нежеланием конфликтовать по мелочам в предвидении решения важнейшей жизненной проблемы.
Наши источники не дают ответа на то, когда вопрос об отказе от завещанного отцом наследования был поставлен прямо: дело было семейное, интимное, о переговорах знал узкий круг близких людей, поэтому сведения о переговорах довольно противоречивы. Согласно уже известному нам аш-Ша'би, Абдалмалик поручил ему вести переговоры с братом и уговорить его отказаться от наследования. Ему не удалось добиться этого, и тогда Абдалмалик попросту пренебрег клятвой, данной отцу, и провел присягу своим сыновьям, ал-Валиду и Сулайману. Рассказ аш-Ша'би не вызывает доверия: во-первых, не верится, что халиф специально просил ал-Хаджжаджа прислать ему на помощь недавнего мятежника, да и не был он так уж авторитетен для Абдал'азиза; во-вторых, нет никаких упоминаний о чьем-то негодовании по поводу присяги при живом законном наследнике, тогда как о возмущении по поводу того, что Абдалмалик провел присягу сыну до своей смерти, - имеются. Приходится подозревать аш-Ша'би в желании возвеличить себя рассказом об участии в делах халифской семьи.
По другим сведениям, Абдал'азиз в ответ на просьбу брата отречься от своего права на наследование сказал: «Я хочу* для Абу Бакра (т.е. ал-Асбага) того же, чего ты хочешь для ал-Валида». Тогда халиф потребовал от брата пересылать ему из Египта часть собираемых денег, как делали все остальные наместники. Если это так, то можно понять причину, внезапно заставившую Абдал'азиза усилить сбор налогов и обложить подушной податью монахов. Кстати, этим же можно косвенно датировать начало этих переговоров - согласно Северу, беспощадный сбор налогов длился два года и кончился со смертью Абдал'азиза.
* Букв, «вижу» (ара).
На дальнейшие настояния халифа Абдал'азиз ответил: «Я и ты достигли таких лет, каких не достигал никто из нашего рода или жили немногим больше. И ведь ни ты, ни я не знаем, к кому смерть придет раньше. А если ты намерен изгадить мне остаток жизни, то делай [это]». Абдалмалик после этого будто бы так устыдился, что не только сам отказался от своего намерения, но и сыновьям запретил оспаривать право Абдал'азиза.
Есть и иные версии хода переговоров, но и они говорят о том, что Абдалмалик пошел на проведение присяги сыновьям при живом наследнике.
Проблема вскоре решилась сама собою: 1 мая 704 г. внезапно умер Абу Бакр ал-Асбаг, которого Абдал'азиз видел своим преемником на халифском троне, а вскоре он заболел и сам, потрясенный этой смертью, и умер через три недели (22 или 23 мая). После этого уже ничто не мешало объявить наследниками ал-Валида и Сулаймана и провести присягу им как будущим преемникам.
Решение отца назначить Сулаймана преемником ал-Валида вызвало у последнего недовольство; возможно, он тоже предпочел бы видеть своим преемником не брата, а собственного сына. Впрочем, нелюбовь была взаимной.
Этот важный политический акт прошел без осложнений. Лишь некоторые благочестивцы поворчали, что при живом халифе нельзя приносить присягу кому-то еще. Единственный скандал произошел в Медине, где почтенный хадисовед и правовед Са'ид б. ал-Мусаййаб отказался присягать сыновьям, когда оставалась в силе присяга их отцу. За это наместник Медины Хишам б. Исма'ил приказал дать ему 50 (или 100) ударов кнутом и облить холодной водой в холодное время года. Такое позорное наказание сына сподвижника пророка было встречено мединцами с неодобрением, а Абдалмалик сказал, что либо уж нужно было отрубить голову, либо вообще оставить его в покое, но только не наказывать таким образом.
Египет не достался сыновьям Абдал'азиза. Управлять им Абдалмалик назначил своего сына Абдаллаха, который до этого был наместником Северной Сирии и последние годы вел войну с Византией. В Египте за 20 лет правления Абдал'азиза сложилась своя элита, с которой Абдаллаху было бы сложно управляться, и он привез с собой из Химса своих людей. Они были назначены на ключевые посты начальника гвардии, начальника полиции и главы финансового ведомства. Судя по сообщению Севера, налоговые притеснения со смертью Абдал'азиза прекратились, но новый наместник привез с собой не только сирийцев, но и сирийские представления и обычаи: он запретил арабам надевать египетские бурнусы (плащи с капюшонами) и начал переводить делопроизводство с коптского языка на арабский. Делопроизводства на греческом языке это не коснулось, возможно потому, что греческий для сирийца был более привычным.
На Дальнем Западе эти перемены были встречены спокойно. Муса б. Нусайр стоял теперь достаточно прочно на собственных ногах, и кто будет править Египтом, его уже мало беспокоило.
Между тем начало правления Абдаллаха в Египте оказалось неудачным: в 705 г. вода в Ниле поднялась на 133/4 локтя, а нормальным считался подъем воды только с 16 локтей. Урожай был очень плохим, цены подскочили, начался голод, а с ним, как обычно, - эпидемии. Абдаллах проявил себя не лучшим образом - покинул вверенную ему страну и уехал в Сирию, за что был высмеян в стихах:
От нас уехал Абдаллах,
И не вернулся ни один верблюд.
Когда приехал - полон был ирдабб,
А уезжал - был половинным мудд.
Назначение Абдаллаха не изменило в Халифате главного - Ближний Восток как был, так и остался доменом рода Марвана: в Египте - Абдаллах, сын Абдалмалика, в Палестине - Сулайман, сын Абдалмалика, в Урдунне - Абу Усман, брат Абдалмалика, в Джазире и Закавказье - Мухаммад, брат Абдалмалика, только районом ал-Балка, в южном Заиорданье управлял сакифит Мухаммад б. Умар, но район этот был маловажен и малодоходен. Неясным остается только, кто сменил Абдаллаха в Химсе. Если исходить из того, что походы на Малую Азию Абдаллах предпринимал как наместник Северной Сирии, то его преемником мог быть Маслама б. Абдалмалик, возглавлявший кампании 86/705-88/707 гг.
Серьезные изменения в составе действующих лиц на высшем уровне произошли и на востоке Халифата. Во-первых, ал-Хаджжаджу удалось покончить с Абдаррахманом б. ал-Аш'асом. Уход его за пределы мусульманских владений и отказ от вооруженной борьбы не гарантировал, что при удобном случае он не появится вновь на сцене, быстро обрастая сторонниками. В Кабулистан он уходил с пятью сотнями верных сторонников, но и среди них многих не радовала перспектива жизни среди бывших врагов, да еще и язычников. Когда отряд Ибн ал-Аш'аса дошел до Давара, один из предводителей, некий Алкама б. Амр, предложил отказаться от ухода к рутбилу - покровительство его ненадежно, он может склониться на уговоры ал-Хаджжаджа и выдать их, а пятью сотнями воинов еще можно захватить какой-нибудь отдаленный город и ждать там смерти ал-Хаджжаджа, а если нет - умереть в бою. Ибн ал-Аш'ас не принял этого предложения, позволил желающим уйти и остался с несколькими десятками воинов и родственников.
Алкама расчитал верно. Ему удалось захватить какой-то укрепленный городок на границе мусульманских владений, выдержать две осады и получить, наконец, помилование.
Ибн ал-Аш'ас был принят с почетом и приближен к рутбилу, который, соблюдая верность обещанию, отвергал попытки ал-Хаджжаджа добиться выдачи Ибн ал-Аш'аса. Неизвестно, сколько продолжалось безмятежное пребывание его в Кабулистане до момента, когда один человек из его окружения, связавшийся с Умарой б. ат-Тамимом, назначенным наместником Сиджистана, и с ведома рутбила добился через Умару письменной гарантии от ал-Хаджжаджа не нападать в течение семи (или десяти) лет и не требовать уплаты дани. Это обещание перевесило договор с Ибн ал-Аш'асом. Он был схвачен и с двумя десятками сторонников, скованных попарно, послан к Умаре. Ибн ал-Аш'ас не дожил до казни: по одной версии, он заболел и в дороге умер, по другой - в Бусте бросился с крыши замка вместе с товарищем по цепи и разбился. Его голову и головы его родственников были отосланы ал-Хаджжаджу, а от него - Абдалмалику. И у Халифы, и у ат-Табари рассказ о гибели Ибн ал-Аш'аса приводится в разделе о 83/702 г., хотя могло быть, что все события объединены под одним годом, чтобы не разрывать рассказ, финал которого мог приходиться и на 703 г.
У ал-Хаджжаджа оставались еще две занозы. Одна дальняя - мятежник Муса б. Абдаллах, засевший в Термезе, другая - собственный наместник Хорасана Йазид б. ал-Мухаллаб. В Термез к Мусе стекались все недовольные элементы Хорасана, у него нашли прибежище остатки войска Абдаррахмана б. ал-Аббаса, разгромленного Йазидом б. ал-Мухаллабом, но он доставлял беспокойство местным владетелям Мавераннахра, не трогая мусульманские владения. Пока ал-Хаджжаджа беспокоил больше Йазид.
К его лояльности и деятельности трудно было придраться. Он, как и отец, безоговорочно поддерживал борьбу против Ибн ал-Аш'аса и держал Хорасан в повиновении, но был слишком авторитетен и независим, а главное - щедр в ущерб казне, что для ал-Хаджжаджа было немногим лучше мятежа.
После разгрома Абдаррахмана б. ал-Аббаса Йазиду пришлось взяться за подчинение Бадгиса, горной области между Гератом и Серахсом, владетель которой Низек(или Тирек)-Тархан, воспользовавшись появлением мятежников в области Герата, прекратил платить дань. Владения Тирека были крайней западной оконечностью пояса тюрко-эфталитских княжеств, протянувшихся от Памира и сохранивших неясные нам формы связи, а иногда и зависимости от тюркских каганов. Арабское вторжение в эти области заставило Тирека, как и ряд других владетелей, признать вассальную зависимость от них с условием уплаты дани и участия в их войнах при сохранении внутренней самостоятельности. Это позволяло им при любом ослаблении арабской власти в регионе отказываться от своих обязательств.
Йазид выждал, когда Тирек покинет свою хорошо укрепленную резиденцию в горах, и осадил ее. Тирек вынужден был ради спасения семьи, оставшейся в крепости, согласиться на передачу крепости со всеми богатствами Йазиду. Всю эту добычу Йазид разделил между своими воинами. Щедрость Йазида вдохновила одного поэта в его окружении на такие строки:
Одной рукой подносишь яд врагам,
Другой щедроты льешь дождем богатым,
Йазида щедрость можем мы сравнить
Лишь с плодородьем Тигра и Евфрата.
Правление Йазида скоро вызвало недовольство ал-Хаджжаджа. Арабские авторы называют различные причины: от совершенно легендарной истории с предсказанием, полученным ал-Хаджжаджем от монаха, будто, согласно древним книгам, его сменит некто по имени Йазид, до более вероятных - отказа Йазида предпринять поход на Хорезм и симпатий его к Ибн аз-Зубайру. Адбалмалик долго не давал согласия на смещение героя боев с азракитами, но все-таки уступил настойчивым представлениям правителя Востока.
Независимо от конкретного повода, послужившего причиной смещения Йазида, подлинной причиной было независимое поведение хорасанского наместника и восхваляемая поэтом щедрость, сокращавшая поступления в казну ал-Хаджжаджа, сильно потощавшую от расходов на строительство Васита. Даже ал-Мухаллабу, воевавшему с азракитами и нуждавшемуся для этого в средствах, он с трудом прощал расходование денег на месте.
Сместив Йазида, ал-Хаджжадж смягчил недовольство сторонников Мухаллабидов назначением на этот пост другого сына ал-Мухаллаба, ал-Муфаддала. Обрадованный выпавшему повышению, тот стал торопить брата покинуть Мерв. Йазид охладил его пыл, предупредив, что и его скоро ждет та же судьба. В раби' II 85/12.IV-10.V.704 г. Йазид покинул Мерв и уехал в Басру.
Ал-Муфаддал начал свое правление с похода на Бадгис и захватил большую добычу, которую без остатка разделил между воинами - по 800 дирхемов на каждого. Имя правителя Бадгиса, Тирек-Тархана, не упоминается как причина, по которой пришлось «завоевывать» Бадгис. После этого ал-Муфаддал направился на усмирение Ахаруна и Шумана и добился восстановления договора. Но самым важным было уничтожение Мусы б. Абдаллаха, последнего представителя зубайридской оппозиции Умаййадам.
Ат-Табари сохранил пространный рассказ о приключениях Мусы в Мавераннахре и борьбе с многочисленными врагами и соперниками, арабами и неарабами. Надо отметить, что уже в это время контакты между арабами и согдийцами были достаточно тесными, арабы не воспринимались как непримиримые враги, с ними вступали в союзы, предоставляли убежище беглецам и, видимо, существовала возможность общения без переводчиков. В борьбе с Мусой объединяются согдийцы, тюрки, тибетцы и эфталиты.
В Термезе у Мусы собралось несколько тысяч участников восстания Ибн ал-Аш'аса, избежавших гибели в боях. Хорошо укрепленный город на берегу Амударьи служил надежной опорой. Ни ал-Мухаллаб, ни Йазид не решались предпринять поход против Мусы. Ал-Муфаддал нашел для этого человека - главу тамимитов, Усмана б. Мас6уда, двоюродного брата которого убил Муса. Усман был заточен Йазидом, но ал-Муфаддал уговорил его забыть обиду в благодарность за предоставляемую ему возможность отомстить Мусе. Чтобы привлечь добровольцев в этот поход, им было обещано включить их в диван и платить жалование. Кроме того, ал-Муфаддал приказал своему брату Мудрику, управлявшему Балхом, присоединиться к Усману. Объединенное войско стало лагерем на острове на Амударье напротив Термеза, обезопасив всю главную оперативную базу от внезапного ночного нападения, какими славился Муса. На призыв к совместным действиям откликнулись царь (ихшид) Согда, Тархун, участвовавший в нескольких кампаниях против Мусы, и Сабл, владетель Хуттала, который больше всего страдал от набегов Мусы.
Плотная блокада города поставила Мусу в безвыходное положение, и он решил, как прежде, отчаянной атакой сломить осаждавших. Согдийцы бежали, оставив лагерь, воины Мусы стали переносить добычу, но согдийцы возвратились, атаковали Мусу и отрезали от города. Тогда в бой вступил Усман и довершил разгром. Конь Мусы был ранен, и ему не удалось пробиться к городу, его окружили и убили. Все пленные были обезглавлены, казнили и мавлей - за то, что вмешивались не в свое дело, в борьбу арабов между собой. Племянник Мусы, оставленный в городе, сдал город и получил помилование. Последний уголок, в котором теплились остатки пожара большой гражданской войны, был затушен в конце 85/704 г.
Ал-Муфаддал не добился признательности ал-Хаджжаджа. Получив от ал-Муфаддала извещение о победе, он сказал: «Удивителен этот проклятый! Я приказал ему убить Ибн Самуру, а он мне пишет, что он его опора, и пишет мне, что убил Мусу ибн Абдаллаха ибн Хазима». Все же основной причиной недовольства ал-Хаджжаджа сыновьями ал-Мухаллаба была не их излишняя самостоятельность сама по себе, а вольное обращение с доходами, раздача всей добычи и дани своим воинам в ущерб государственной казне.
Кутайба в этом отношении был надежнее: он, как и ал-Хаджжадж, был кайситом, доказал свою верность в нескольких критических ситуациях, а главное, принадлежал к небольшому племени бахила и, не имея в Хорасане надежной опоры, должен был всецело зависеть от ал-Хаджжаджа и не проявлять своеволия.
Кутайба прибыл в Хорасан в сопровождении дюжины братьев на исходе зимы, когда ал-Муфаддал собирал в Мерве армию для похода за Амударью. Неясно, как встретились отставной и новоназначенный наместники. Одни источники сообщают, что ал-Муфаддал не стал дожидаться своего преемника, а сразу уехал к брату в Басру, другие говорят, что Кутайба арестовал его и его родственников и отослал их к ал-Хаджжаджу.
Ал-Хаджжадж не ограничился арестом ал-Муфаддала, смещены и арестованы были и его братья: Хабиб - с поста наместника Кирмана, и Абдалмалик - с поста начальника полиции ал-Хаджжаджа. Главным ответчиком был старший, Йазид, с него требовалось шесть или семь миллионов задолженности по Хорасану. Йазид упорно отказывался уплатить долг, его пытали, и вопли истязаемого разносились по всему дворцу. Слыша их, начала вопить сестра Йазида, Хинд, бывшая замужем за ал-Хаджжаджем, за что тот развелся с ней. Упорство Йазида заставило ал-Хаджжаджа снизить постепенно свои требования до трех миллионов, но, видимо, и эту сумму тот не уплатил, так как продолжал оставаться под арестом четыре года.
Назначение Кутайбы было встречено хорасанскими арабами неоднозначно: кайситов оно обрадовало, а южных арабов расстроило: «и принялся он арестовывать тех, кто любил ал-Мухаллаба, и мучал их, и насильственно и злобно добивался от них денег».
Вряд ли эти преследования начались сразу по прибытии - до похода оставалось несколько недель, возбуждать недовольство в войске, не оглядевшись и не утвердившись на новом месте, было опасно. И свой первый поход он направил туда же, куда намеревался пойти его предшественник - в долину Сурхандарьи и Кафирнигана.
Словно подводя черту под всеми переменами, происходившими в 704-705 гг., 8 ноября 705 г., на двадцатом году правления, едва достигнув шестидесятилетия, в Дамаске скончался халиф Абдалмалик. Его похоронили на кладбище у Малых ворот, и тем же вечером дамаскинцы присягнули новому халифу, ал-Валиду б. Абдалмалику, а затем и в провинциях присяга ему прошла без всяких осложнений.

далее к файлу 049

назад к файлу 047