Рейтинг с комментариями. Часть 28

июнь 1923 - Герман Оберт. «Ракета в межпланетное пространство» (Германия)
21 января 1924 года - Сражение за приоритет Циолковского. Александр Леонидович Чижевский (СССР)

июнь 1923 г. Герман Оберт. «Ракета в межпланетное пространство»


1901 г. Вот этот мальчик очень скоро увлечётся межпланетными полётами





Герман Оберт родился 25 июня 1894 в небольшом провинциальном немецком городке Херманштадт в Трансильвании, в то время принадлежащем Австро-Венгрии, а после 1-й мировой оказавшийся в Румынии и сейчас называющемся Сибиу. Сейчас он уже и не немецкий - почти все немцы уехали в Германию за полвека бурных событий. Такое неудачное место рождения сыграло очень отрицательную роль в его жизни. Вырос он, впрочем, в другом городке - Сигишоара. Уже в детстве он резко отличался от сверстников - вернувшись из школы, продолжал писать мелом формулы на стенах и тратуаре. Его сверстники называли его уже в првых классах "Оберт - луна". В космонавтику Оберт пришёл как и многие через Жюль Верна "Из пушки на Луну". В 10 лет его отец (работал хирургом в Сигишоаре) подарил ему латунный телескоп, а мать (дочь местного поэта) - две книги Жюль Верна. Оберт увлёкся звёздным небом и очень скоро спросил отца: "Можно ли добраться до Луны?" Отец ответил: "Если очень захотеть, то возможно всё". Вероятно, мальчик хотел очень сильно. Зимой 1904-1905 Герман тщательно пересчитал и перепроверил расчеты Жюль Верна. Он просчитал не менее 10 вариантов пушки, получая неизменно неутешительные результаты. Длина ствола должна быть 12,5 миль! Медленно и неохотно сосредоточил внимание на ракете - не нравилось взрывоопасность и чудовищная неэкономичность. Циолковский делал абсолютно то же самое, но ему было уже за 30, Оберту не было и 13-ти. Годдард построил целый стенд, чтобы убедиться, что ракета будет летать в пустоте, гимназист Оберт просто прыгал из лодки на берег, убеждаясь в действии реактивного закона. Ныряя, разбирался с невесомостью. Держа перед лицом бутылку с водой, прыгал с вышки - следил, как ведёт себя вода в невесомости. Вводил себе скополамин, украденный у отца (тот, якобы, создавал иллюзию невесомости). В 1909 появились первые наброски ракеты с однокомпонентным топливом - увлажнённой нитроклетчаткой. Она была отчасти многоступенчатой (сброс пустых баков). Ему было 13 лет. Вывел сам формулу Циолковского. В 1912 г гимназист нарисовал ракету на жидком водороде и жидком кислороде с раздельными баками, а потом заменил водород спиртом, как более реальным горючим. Уже в это время он чётко предсказал множество проблем, стоящих перед космонавтикой - перегрузки, невесомость, прогар сопла... Потом было лечение, учеба на врача в Германии, война... На Восточном фронте Оберт получил серьёзное ранение и в госпитале в 1917 г создал проект баллистической ракеты. Ракета была почти в 2 раза больше будущей "ФАУ-2", в два с половиной раз толще и должна была нести 10 т взрывчатки. Проект был абсолютно реальным - гироскоп, рули, интегратор скорости, охлаждение двигателя, насосы, газогенератор, наддув баков, теплоизоляция. В качестве топлива предлагались спирт и жидкий воздух. Главный врач госпиталя, ознакомившись с проектом больного, посоветовал отправить проект не в Вену (обречен на неудачу), а в Германию. Спустя полгода пришел ответ, что ракеты не могут летать дальше 7 км и вряд ли полетят в будущем. Прилагаемые расчеты артиллеристы читать не стали. В 1918 Оберт женился, учился на медика в Будапеште, из-за тяжелого гриппа не попал на фронт. В 1919 бросил карьеру медика и отправился в мюнхенский университет учиться, чтоб создать теорию ракет. Его не пускали в Баварию, как румына, он добирался до университета две недели, десятки километров пройдя пешком, но цель оправдала усилия - учителя у Оберта были прекрасные - Прандтль, Минковский, Гильберт, Макс Борн. В 1920-м он создаёт проект двухступенчатой ракеты, первая ступень - спирт/ж.кислород, вторая - ж.кислород/ж.водород. И показывает проект учителям. Из всех только Прандль, указав на ошибки, сказал одобрительное слово Оберту. Оберт исправляет ошибки, постоянно нуждается в деньгах, даже жену с ребёнком отправляет домой. И проектирует ракету "модель В" - ракету для подъёма на 2000 км. В 21-м пытается представить работу в


Ракета модели «E».
а - головка спиртовой или водородной ракеты; f - парашют; T - проход в помещение L; е - резервуар для водорода или для воды со спиртом; S - резервуар для кислорода; L - кабина наблюдателя и место размещения приборов; P - перископ; m,n - насосы подачи горячего газа; p1 и p2 - насосы для горючего; p3 и p3 - кислородные насосы; Fm - критическое сечение сопла; z - распылитель; l - регулирующие штифты; t - стенки сопла; W - стабилизаторы; О - камера сгорания. Сплошными линиями показана спиртовая ракета, пунктирной линией-водородная.
Гейдельбергском институте в качестве диссертации на соискание учёной степени. Представлена "модель Е" ("лунная ракета") - для пилотируемого полёта. Тщетно. Астрономы не признают в ракете родственника, физики тоже. Астроном Макс Вольф пишет положительный отзыв и советует издать отдельной книгой. Издательства отказываются печатать такую ерунду. Наконец, провинциальное издательство в Ольденбурге соглашается напечатать книгу за счёт автора. (Не правда ли, копируется история с книгами Циолковского?) Денег у Оберта нет. За всю жизнь он еще не заработал ни гроша. Деньги на книгу даёт жена - все, какие у неё были. В мае 1923 студент Оберт, наконец, получает высшее образование. В июне 1923 г выходит из печати его книга «Ракета в космическое пространство». Книга открывается четырьмя тезисами (сравните с Циолковским!):
1. Аппараты, которые поднимутся в космос, техника может построить уже сейчас
2. Совершенствуясь, они могут вращаться вокруг Земли или вообще покинуть пределы её тяготения
3. Пилотируемые аппараты - возможны
4. В ближайшие десятилетия аппараты станут экономически выгодными


Оберт с его ЖРД в музее его имени близ Нюрнберга
Книга неожиданно вызвала огромный интерес. Через 2 года её пришлось издать второй раз, а потом и в третий. То ли так понятно была написана, то ли общество созрело. Немедленно начался ракетный бум. Вал публикаций об Оберте и вообще ракетах прокатился по газетам и журналам всех стран. Только в Германии за 5 лет было издано 80 книг ракетной тематики, что естественно - книга Оберта напечатана на немецком. Вот этот бум я и называю 2-й ракетной революцией (2-й РР). Так с помощью всего одной книги Оберта Германия стала передовой ракетной державой. Здесь раньше, чем где-либо начали создаваться ракетные общества и издаваться ракетные журналы. Общественность Оберта горячо поддержала, а научно-техническая элита резко критиковала книгу, выискивая ошибки. И не находила. Но денег Оберту так и не дали и он стал простым учителем физики в гимназии (ну, точно Циолковский!). Но известность его уже всемирная. Ему пишут Циолковский, Годдард, Эсно-Пельтри, Гансвиндт и Макс Валье. Оберт, наконец, знакомится с работами Циолковского, признаёт его приоритет и сожалеет, что не знал его книг раньше. И продолжает улучшать книгу. Книга 1929 г была настолько фундаментальна, что Эсно-Пельтри назвал её "библией научной астронавтики". Между тем кинорежиссёр Фриц Ланг, очень знаменитый кинорежиссёр, решил снять фильм "Женщина на Луне" (сценарий написала его жена). Естественно, летят на ракете, естественно нужен самый знаменитый консультант. Приглашают Оберта и он соглашается. И на киностудии УФА начинает сооружать полномасштабный макет ракеты - 42 м! Как и "Сатурн-5" она должна была отправляться на старт на гусенечным транспортёре, хотя и запускаться с воды. Всё это было бы мелким фактом биографии Оберта, если бы не Вилли Лей, ракетчик и историк космонавтики. Он уговорил владельцев киностудии, чтобы дать Оберту шанс изготовить настоящую, хотя бы и маленькую ракету, которую можно снять в фильме. И уговорил. Шанс выразился в сумме 10 000 марок. И Оберт наконец-то занялся делом. Не спешите изумляться альтруизму немецких бизнесменов от киноиндустрии. Не только ракета и всё прочее оставалось собственностью фирмы, но Оберт должен был выплачивать 50% доходов с изобретений, которые Оберт сделает в процессе работы над ракетой. Договор был заключён до 31.12.2020 г. Ракета должна была взлететь аж на 50 км. До объявленной премьеры фильма - 3 месяца. Это была фантастическая работа, фильм был создан и имел большой успех, Оберт сделал ракетчиками Небеля и Риделя, на ракету пришлось потратить 30 000 марок (почти половина были деньгами Оберта), но сделать в срок ракету не удалось. Киностудия пыталась взыскать с Оберта потраченные деньги и он, совершенно измочаленный работой, разругался с киношниками и уехал домой в Румынию, передав все права Небелю. Студия заработала на фильме 8 миллионов марок. Впрочем, о фильме надо писать отдельную статью. Но работа не пропала даром! Ракета была выкуплена немецкими ракетчиками и еще послужила космонавтике. Оберту всё же удалось испытать ЖРД, первый ЖРД в Европе (тогда думали - и в мире, про опыты Годдарда не было известно).


А. Костин, Г. Оберт, румынский космонавт Д. Прунариу, Б. Раушенбах в Калуге, во дворе Дома-музея Циолковского.
Европейская космонавтика продолжала стремительно развиваться, а Оберт продолжал учительствовать в румынской глуши, разочаровывать изобретателей вечных двигателей и создателей антигравитации. В 1932 г посланец из Москвы (хорошо разбирающийся в ракетах) дважды официально приглашал Оберта переехать в СССР, суля интересную работу и полное искоренение финансовых проблем. Оберт отказался - он был наслышан об реальной жизни в стране Советов, а также понимал, что ракеты СССР нужны прежде всего как оружие. А потом его пригласил к себе король Румынии и предложил создать Научный ракетный институт. За свой (то-есть Оберта) счёт, потому что денег у государства не было. У Оберта тоже. Тогда король Кароль II попросил (!) начальника военной школы лётчиков в Медиаше помочь космонавтике. И Оберт опять начал создавать ракету с ЖРД, на этот раз очень маленькую, 1,4 м длиной на бензине и жидком воздухе. Денег не было до такой степени, что провода в двигателе Оберт изолировал с помощью сухого стебля травы, а жидкий воздух и материалы "добывали" загадочными путями сотрудники школы. И всё же ракета взлетела! Румыния стала 4-й страной, запустившей ракету с ЖРД, а Медиаш - седьмым ракетодромом ракет с ЖРД. В 1937 он проектирует ракеты с дальностью 1000 км и ПН 3,5 т, но проект так и остался на бумаге. Позже его приглашают в Берлин, где он встречается с Дорнбергером и фон Брауном, но Оберт уже отстал в провинции от новейших разработок, в нём уже не нуждаются и только назначают субсидию в 1500 марок, а в 1938 г приглашают на 2 года в Вену на должность профессора-исследователя. Ракетчики Германии попросту опасались, чтобы Оберт не начал работать на другие страны. В Вене Оберт построил стенд и занимался процессом горения топлив и конструированием газогенераторов. В 1940 г его перевели в Дрезден, где дали ему огромную зарплату и поручили разрабатывать топливные насосы. На самом деле это была пустая работа (насосы были уже заказаны фирме Вальтер). Не привыкшего к педантичному оформлению чертежей Оберта работа угнетала, зарплату он называл платой за молчание, решено - надо вернуться в Румынию. Однако немецкие власти ему сообщили, что пути назад нет: как познавший секреты Рейха он либо принимает немецкое гражданство, либо отправляется в концлагерь. В июле 1941 г Оберт стал гражданином Германии, военнобязаным и отправился на Пенемюнде. Там он увидел ФАУ-2, встретил многих знакомых ракетчиков и испытал разочарование от мысли, что дело, которое он придумал, столько лет делали без него. Фон Браун объяснил, что было две причины, по которой гестапо запрещало допускать Оберта на полигон: во-первых, тот был иностранцем, во-вторых, мировой знаменитостью и его приезд мог рассекретить Пенемюнде. Герман получил имя Фриц Ганн и был допущен к ФАУ-2. Однако ракету он раскритиковал, особенно турбонасосы и баки, не интегрированные в конструкцию. Фон Браун отказался менять что-либо, поскольку изобретать что либо было поздно и попросил не критиковать, потому что ракеты в 1941-м и так считались оружием второстепенным. Оберт практически не занимался ФАУ-2. В 1941 м он написал научный отчет "О наилучшем делении многоступенчатых агрегатов" (оптимальное построение многоступенчатой ракеты), первое в мире исследование такого рода, потом был рядовым сотрудником аэродинамической лаборатории, пережил страшную бомбардировку 18 августа 1943 г и в конце 1943 покинул Пенемюнде навсегда. ФАУ-2 ему не нравилась. Он считал, что боевые


Памятник Оберту в Сибиу
ракеты должны быть простыми, твердотопливными. В Рейнсдорфе он пытался работать над простыми зенитными ракетами с управляемым поворотным соплом на нитрате аммония, но скоро остался совсем без работы - союзная авиация разгромила все химические заводы нитрата аммония. В 1944-м он создал проект МБР с дальностью полёта 11 000 км (он не сохранился). В 1945-м Оберт бросил всё, переехал в Баварию и жил в крестьянском доме. Однако охота на специалистов его не минула - американцы его нашли и отправили в концлагерь под Парижем. Там и в другом лагере он создаёт проект "Перемешивающее устройство для изготовления повидла и искусственного меда". Под этим названием скрывалась почтовая ракета с дальностью 11 500 км. Оберт собирался предложить проект американцам, но сосед по нарам профессор Хенкель уговорил не делать этого, пообещав взяться за это дело (обманул). Оберта освободили уже в августе 1945. Он комментировал это так: "Я широко пользовался моей природной способностью прикидываться совершенным дураком".


Дочь Оберта доктор Эрна Валери Рот-Оберт с отцом. Она скончалась 23 августа 2012 года в возрасте 90 лет.
У Оберта было четверо детей. Двое погибли в войну - сын погиб в 1943 на Восточном фронте, дочь при взрыве лаборатории в 1944. В послевоенные годы Оберт с семьёй откровенно голодали, но постепенно жизнь в Германии наладилась и в 1948 г Оберт уехал в Швейцарию, где занимался зенитными ракетами, а потом в Италию, где тоже занимался ракетами, а в 1953 вернулся в Германию и написал несколько книжек-прогнозов развития космонавтики. По прежнему он был всемирно знаменит и его довольно часто посещали всякие бездельники, чтоб покрасоваться в обществе знаменитости. Тогда Оберт повесил на двери объявление "час разговора - 10 марок". Так он избавился от болтунов и даже что-то заработал. Пока Оберт таким образом зарабатывал деньги и окучивал огород, фон Браун не прекращал попыток получить Оберта в свою команду - ради его идей, ради своего престижа и чтобы помочь своему учителю. Но времена изменились. Бюрократическая машина США работала полным ходом и в который раз румынское происхождение портило жизнь Оберту. Его всемирно известная биография проверялась, его проверяли на детекторе лжи, чтобы узнать его политические взгляды, и только в 1955 г Оберт с семьёй переселился в Хантсвилл и начал работать в команде фон Брауна. Условия работы Оберт считал идеальными, отношения с начальством прекрасные, с ним была семья (и сын с семьёй тоже). Наконец-то он был занят любимой работой.
А уже через 2 года, в 1958, он уезжает в Германию. Причина сейчас кажется поразительно нелепой - всемирно известный ракетчик не хотел на старости лет остаться нищим. В 1959 г ему исполнялось 65 лет и по законам США для госслужащих он должен был отправляться на пенсию, которая за 4 отработанных в Америке года была ничтожной. Пенсия за его работу в Румынии немецкая бюрократия вычисляла более 10 лет и, наконец, решила положительно. Однако получать пенсию пенсионер мог только в Германии и 1958 год был последним годом, после которого Оберт терял право на пенсию. В 1961 он еще раз (на 9 месяцев) уезжает в США и работает на частную фирму Конвайер. Хотя фирма и занималась космосом, Оберт был для неё только рекламой.


Луноход Оберта
В 1962 он окончательно превращается в пенсионера, но продолжает работу - пишет книги о будущем космонавтики, создаёт проект лунохода, начинает писать социальные статьи. Он доказывает, что машина на Луне должна быть огромных размеров, чтобы быть экономичной (смотри рисунок). Интересны его планы преобразования общества. Мне очень нравится его мысль, что голосовать на выборах можно только за того, кого знаешь лично либо делигировать право своего голоса выборщику, с которым знаком. Когда полёт на Луну обретает черты реальности, 70-летний профессор пишет письмо с просьбой включить его в экипаж. Естественно, ему отказали. В 1969 он был на старте, когда "Аполлон-11" улетал в свой исторический рейс и видел на экране первые шаги по Луне. Он оказался единственным из пионеров космонавтики, кто дожил до этого дня.
А в 1982 г в СССР отмечали четверть века начала космической эры и из чистой вежливости послали приглашение Оберту, не надеясь даже на ответ - Оберту было 88 лет, возраст не для загранпутешествий. Оберт ответил вежливым отказом. А через сутки прилетел - не выдержал. И объездил все исторические места космонавтики в СССР - и ГДЛ в Ленинграде, и музеи в Москве и, конечно, дом Циолковского в Калуге. Он выдержал и заседания конференции и нашествие любителей автографов. Между прочим, решился один "национальный вопрос". В Румынии Оберта с каждым годом всё более прославляли как великого румынского пионера космонавтики. И Валентин Глушко, редактирующий свою знаменитую "красную энциклопедию", спросил его при всех и напрямую - чей он всё же пионер? Оберт решительно открестился от чести быть румыном, заявив, что всегда был немцем и просит считать его немецким пионером космонавтики. Оберт умер в возрасте 95 лет в самом конце 1989 года, успев увидеть старты шаттлов и катастрофу "Челленджера", и станцию "Мир" и даже "Буран".



Памятник Оберту в Медиаше. Спроектированная им ракета.

21 января 1924 года - Сражение за приоритет Циолковского. Александр Леонидович Чижевский (СССР)
«Солнце не принуждает нас делать то-то и то-то, но оно заставляет нас делать что-нибудь. Но человечество идёт по линии наименьшего сопротивления и погружает себя в океаны собственной крови»

А. Л. Чижевский

Галилею
И вновь и вновь взошли на Солнце пятна,
И омрачились трезвые умы,
И пал престол, и были неотвратны
Голодный мор и ужасы чумы.
И вал морской вскипал от колебаний
И норд сверкал, и двигались смерчи,
И родились на ниве состязаний
Фанатики, герои, палачи.
И жизни лик подернулся гримасой:
Метался компас - буйствовал народ,
А над Землей и над людскою массой
Свершало Солнце свой законный ход.
О, ты, узревший солнечные пятна
С великолепной дерзостью своей, -
Не ведал ты, как будут мне понятны
И близки твои скорби, Галилей.

А. Л. Чижевский, 1921, Калуга

Александр Леонидович Чижевский Чижевского кое-кто называет "Леонардо Да-Винчи XX века", а кое-кто чуть ли не мошенником-аферистом с ненаучными теориями. Однако его успешное сражение за приоритет Циолковского никто не отрицает. А так как главная книга Чижевского и "приоритетная" книга Циолковского печатались на бумаге буквально из одного рулона и на одном станке, то в 1924 году Чижевский в любом случае оказал космонавтике неоценимую услугу.
Чижевский - человек разносторонний. И поэт, и художник, учёный разных наук, включая самим им основанные, экспериментатор, просветитель, испытавший славу и прошедший через ГУЛАГ. А с какими интересными людьми он дружил и враждовал! Но чаще всего в заслугу этому "профессору солнечных пятен" (так его называли) ставят открытие глобальных солнечно-земных связей.
В 1922 году Чижевский сформулировал закон: «Состояние предрасположения к поведению человеческих масс есть функция энергетической деятельности Солнца». Солнцу и раньше-то поклонялись, как богу. Тысячи лет, не меньше. И влияние его на нашу жизнь огромно. Но Чижевский передал под управление Солнца вообще ВСЁ. По его мнению, от активности Солнца зависят и наши человеческие дела. Болезни, революции, семейные отношения, войны, смерти и рождения - всё это всего лишь эхо солнечных бурь или солнечного спокойствия. И до сих пор немало последователей Чижевского связывают беспорядки на Манежной или Болотной, выступления британских арабов или обострение ситуации на Ближнем Востоке с количеством и размером солнечных пятен.
Я не сторонник столь радикального воздействия. Мне больше нравится позиция Циолковского. Когда Чижевский с жаром начал излагать ему свою теорию, тот возразил: "А как же свобода воли?" Но критиковать не стал, посоветовал копить статистику.
Много лет спустя Чижевский сделал решительный шаг назад, предостерегая против вульгаризации его выводов: «Конечно, не следует преувеличивать факты и неверно их трактовать. Солнце не решает ни общественных, ни экономических вопросов, но в биологическую жизнь планеты оно, безусловно, вмешивается очень активно». Ну, кто ж спорит...
Нет, раз он так меняет взгляды, перейдём сразу к биографии.
Александр Леонидович Чижевский родился 26 января (7 февраля) 1897 года в посаде Цехановец, Гродненская губерния (сейчас Подляское воеводство, Польша) в семье военного-артиллериста Леонида Васильевича Чижевского, изобретателя командирского угломера для стрельбы с закрытых позиций и прибора для разрушения проволочных заграждений.
Мать Александра Надежда Александровна Чижевская (ур. Невиандт), была сестрой члена IV Государственной думы от Полтавской губернии К.А.Невиандта, племянницей генерал-майора, военного инженера, участника Крымской войны, заведующего Зимним дворцом А.П.Дельсаля, двоюродной сестрой русского генерала, героя I-й мировой войны П.А.Дельсаля. Она умерла от чахотки в Северной Италии, когда мальчику был 1 год и 1 месяц. Будущего учёного воспитывали тётя - родная сестра отца Ольга Васильевна Чижевская-Лесли и бабушка - мать отца Елизавета Семёновна Чижевская (ур. Облачинская) - двоюродная племянница П. С. Нахимова. Отец не стал жениться вторично и много внимания уделил воспитанию и образованию сына.
На стенах кабинета висели портреты наших предков и родственников, сражавшихся под знаменами великих русских полководцев, героев Чёртова моста, Бородина и Севастополя, большинство из которых были георгиевскими кавалерами. Тут висел портрет прославленного адмирала П. С. Нахимова (моего двоюродного деда), генерала Р. Н. Чижевского и майора В. Н. Чижевского, отец которых - мой прадед Никита Васильевич Чижевский - участвовал в знаменитых походах А. В. Суворова и М. И. Кутузова, был более чем в двадцати сражениях, десятки раз ходил в атаки, имел свыше сорока ранений, произвел 14 детей и умер в возрасте 111 лет (1760-1871).
Получил разностороннее домашнее образование (изучал иностранные языки, историю, учился музыке). В те годы отец часто посылал Александра с бабушкой во Францию и Италию. Под Ниццей семья Чижевских жила рядом с Гюставом Нодье, художником, учеником Дега. Посмотрев, как мальчик балуется красками, Нодье сказал, что из него выйдет большой художник. В Париже они жили на улице Дарю. Александр посещал Лувр, Академию изящных искусств. Бывали они и в Италии: в Риме, Неаполе, Флоренции. В 1905 году Александр с отцом посетили лабораторию Фламмариона, который настроил для него телескоп и мальчик впервые увидел звезды. Обучение начал в 1907 году в Бельской мужской гимназии (Польша), но в связи с назначением отца в крепость Зегрж (Польша) перешёл на домашнее обучение.


А.Л. Чижевский - студент коммерческого института



А.Л. Чижевский на защите докторской диссертации. Москва 1918 г.
Среднее образование получил в Калуге в частном реальном училище Ф. М. Шахмагонова (в январе 1914 года поступил в 6-й класс частного реального и в апреле 1915 года окончил 7-й класс). Хорошо знал французский, немецкий, английский, итальянский языки.
В течение многих лет начиная с 1911 года каждые зимние и летние каникулы, а то и большее время, т. е. до четырех-пяти месяцев, я проводил в Калуге у моих родителей. В 1918-1919 годах большей частью жил в Калуге. Я неизменно наносил визиты Константину Эдуардовичу, а затем мы посещали друг друга по многу раз. Я, конечно, заходил к нему чаще, по молодости лет, чем он ко мне. По приблизительным подсчетам, за пятнадцать лет, с 1915 по 1930 год, в Калуге я пробыл не менее пятидесяти месяцев, за которые имел минимум двести пятьдесят встреч с Константином Эдуардовичем. Каждая встреча в среднем длилась не менее трех-четырех часов. Но случались дни, когда мы с утра до вечера были вместе, совершали прогулки в бор, в загородный или городской сад, вели беседы и споры в его светелке или в моей лаборатории, у нас дома. Мои родители, так же как и я, сердечно привязались к Константину Эдуардовичу и искренне любили его как близкого человека.
С Циолковским Чижевский познакомился в 17 лет. Вот как он описывает эту встречу: Однажды, в начале апреля 1914 года, мы, ученики последнего класса Калужского реального училища, неожиданно узнали, что урок рисования отменяется и вместо него нам прочтет лекцию Константин Эдуардович Циолковский.
(Якобы) Циолковский рассказывал о ракетах и межпланетных полётах (в это я не очень верю). Через два года Чижевский нанял извозчика и поехал с ним искать дом Циолковского на улице Коровинской (после революции её переименовали в улицу Брута). Нашёл, познакомился с непризнанным гением и они стали друзьями надолго - до самой смерти Циолковского.
В июле 1915 года был принят действительным слушателем в Московский коммерческий институт (МКИ), а в сентябре того же года вольнослушателем в Московский археологический институт.
Чижевский ушёл добровольцем на фронт в октябре 1916, во второй половине 1916 года и мае-сентябре 1917 года участвовал в боях в Галиции, был ранен, получил контузию и был демобилизован. Был награждён Георгиевским крестом IV степени
В 1917 году блестяще окончил Московский археологический институт. В мае того же года защитил диссертацию на тему «Русская лирика ХVIII века» (М. В. Ломоносов). А. И. Успенский посоветовал Чижевскому в качестве темы для докторской диссертации выбрать влияние солнечной активности на ход всемирно - исторического процесса и тот в декабре защитил диссертацию «Эволюция физико-математических наук в древнем мире» на степень магистра всеобщей истории. В 1918 году представил на историко-филологический факультет Московского университета и защитил диссертацию на степень доктора всеобщей истории «Исследование периодичности всемирно-исторического процесса», которая спустя 6 лет была изложена в книге «Физические факторы исторического процесса». Теория Чижевского выражалась в следующем: он заметил, что циклы солнечной активности проявляют себя в биосфере, изменяя все жизненные процессы, начиная от урожайности и кончая заболеваемостью и психической настроенностью человечества. В результате, это отражается на конкретных исторических событиях - политико-экономических кризисах, войнах, восстаниях, революциях и т. п.
Таким образом, Чижевский стал доктором истории в 21 год.


Ну, в 1918 году было много чудесного. Гайдар в 15 лет командовал полком, а Чижевский стал доктором наук в 21. Но досталась степень отнюдь не на халяву. Оппоненты у Чижевского были вполне знаменитые: историк Сергей Сергеевич Корнеев, бывший при советской власти почетным академиком, и историк Сергей Федорович Платонов, член корреспондент Академии наук. Идея сделать из истории науку, выявив закономерности и введя периодизацию, была заветной мечтой Корнеева. На защите присутствовал Климент Аркадьевич Тимирязев. Его реакция была однозначна:
- Большего бреда трудно себе представить!
Надо все же отдать должное Платонову, сказавшему:
- Мы имеем дело с аномальным явлением. Оценить его мы не можем - нашей эрудиции не хватает. Мы видим, что проделана большая, фундаментальная работа. Поэтому, чтобы потомки не обвинили нас в том, что мы прошли мимо великого открытия, присудим искомую степень.
Чижевского мысль о цикличности революций и эпидемий и их связи с солнечным циклом посетила вряд ли раньше 1917 года (это как раз у него реперная точка - максимальная активность Солнца совпала с максимальной активностью социума России). И он поспешил поделиться ей с Циолковским. Из воспоминаний:
- Было бы совершенно непонятно, если бы такого действия не существовало. Такое влияние, конечно, существует и скрывается в любых статистических данных, охватывающих десятилетия и столетия. Вам придется зарыться в статистику, любую статистику, касающуюся живого, и сравнить одновременность циклов на Солнце и в живом.
- Так просто? - наивно переспросил я.
- Просто, но не так, как вы думаете. Вам придется много поработать, но мне кажется, что в этой области можно обнаружить много самых удивительных вещей
.
Этот разговор Чижевский приводит многократно, причём фразы разные, но смысл один - Циолковский сомневается, но не хочет расхолаживать юного друга.
После защиты диссертации с 1917 по 1922 годы Чижевский состоял старшим научным сотрудником, действительным членом института и профессором (с 1921) Московского археологического института.
Но интересы у него были совсем не в области археологии:
В доме своего отца с 1915 года он занимался новаторскими исследованиями в области гелиобиологии, с 1918 года в течение 3-х лет ставил первые опыты по воздействию отрицательно ионизированного воздуха на живые организмы (аэроионификация).
Чижевский с восторгом вспоминал: Смертность крыс, подвергавшихся в 1919 году влиянию отрицательных ионов, была в 5,3 раза меньше смертности крыс, получавших ионы положительного знака.
Вот оно, открытие! Положительные ионы вредители, а отрицательные ионы - "витамины воздуха", так он их называл. А дезионизированный воздух - вообще смертелен.
Забегая вперед, скажу, что эти опыты мне удалось осуществить, увы, только через 16 лет и они дали желаемые результаты: в дезионизированном воздухе все лабораторные животные погибали, одни раньше, другие - позже. Кияницын был прав в эксперименте, но не прав в теории. Я ждал двадцать лет, чтобы доказать это с исчерпывающей ясностью! О люди, как неразумно поступаете вы! Неужели вы полагаете, что жизнь человека длится бесконечно? Но я превозмог это общее заблуждение. Мне просто посчастливилось.
Чижевскому удалось впоследствии оформить авторское свидетельство на свой аэроионизатор для получения лёгких аэроионов, который широко известен как «люстра Чижевского».
Тут я предлагаю взглянуть на это дело с высоты XXI века. Про люстру Чижевского слышали все, благодаря рекламе ионизаторов и лапшеразвесочной телестряпне. Не все знают другое: а) учёные убедились, что положительные ионы ничуть не хуже отрицательных и уменьшение смертности в "5,3 раза" не было подтверждено, б) в "люстре Чижевского" были сотни иголок и напряжение под 100 тыс вольт, что совершенно недопустимо в жилых и даже бытовых помещениях. Но были сделаны ионизаторы попроще - "лампы Чижевского", в) признав положительный эффект ионизации при лечении некоторых заболеваний, Минздрав признал вредные побочные эффекты и запретил применение ионизаторов при многих патологиях и заболеваниях.
Чижевский обучался на физико-математическом (по естественно-математическому отделению) и медицинском факультетах Московского университета в качестве вольнослушателя, посещал лекции в Народном университете Шанявского.
С 1922 по 1923 годы был внештатным научным консультантом Института физики и биофизики Наркомздрава СССР, где познакомился с С. И. Вавиловым; с 1923 по 1926 годы - главным экспертом по вопросам медицины и биологии и членом технического совета Ассоциации изобретателей.
Был лично знаком с известными литераторами: Л. Н. Андреевым, А. И. Куприным, А. Н. Толстым, И. Северяниным, С. А. Есениным, В. В. Маяковским, И. А. Буниным, М. Горьким, В. Я. Брюсовым; дружил с композитором Н. П. Раковым.
В декабре 1921 года Чижевский написал философскую работу «Основное начало мироздания. Система космоса. Проблемы».
Чижевский был и незаурядным художником-пейзажистом. Известно, что в Калуге он написал более 100 картин. В общей сложности на калужском базаре, что около Ивановской церкви, за 1918-1922 годы было обменено на съестные припасы около ста картин «моей кисти».
Чижевский преподавал в 1918-1920 годах на Калужских командных пехотных курсах (курсы красных командиров), создателем и первым начальником которых был его отец Л. В. Чижевский, в 1920-1921 годах преподавал в 4-й советской единой трудовой школе.
С детства писал стихи. В Калуге были изданы первые сборники стихотворений Чижевского (1914, 1918), проект «Академия Поэзии» (1918). Ещё 5 изданий - в 1987-2013 . Переводил и иностранную поэзию. В начале 1920-х годов по рекомендации А. В. Луначарского он был назначен инструктором литературного отдела Наркомпроса, затем избран председателем Калужского губернского союза поэтов. Посещал литературный салон А. И. Хольмберг (внучки Л. Н. Толстого) и музыкальные вечера Т. Ф. Достоевской (внучатой племянницы Ф. М. Достоевского).
Знал лично практически всех российских знаменитых поэтов. Вероятно, именно он рассказал Брюсову о работах Циолковского. Брюсов немедленно воспламенился: - Поистине только русский ум мог поставить такую грандиозную задачу - заселить человечеством Вселенную! - восторгался В. Я. Брюсов.- Космизм! Каково! Никто до Циолковского не мыслил такими масштабами, космическими масштабами!.. Уже это одно дает ему право стать в разряд величайших гениев человечества. А каков он сам? Расскажите о его облике как человека, как мыслителя.
Очевидно, именно после этого Брюсов написал повесть "Первая междупланетная экспедиция" (одна из первых подобных тем в СССР, 1921 год! Опубликована только в XXI веке)
И вот 1923 год.
Чижевский регулярно читал в библиотеке иностранные журналы и газеты. Работая в институте биофизики, А. Л. Чижевский (сидевший, между прочим, за одним столом с будущим президентом АН СССР Сергеем Ивановичем Вавиловым) однажды обращает внимание на статью, опубликованную на Западе и посвященную пионерам ракетной техники Оберту и Годдарду и их ракетным работам. В заметке говорилось, что оба профессора являются истинными основоположниками ракетной техники. Я же доподлинно знал, что основателем ракетодинамики является К. Э. Циолковский, и никто другой. От мгновенно нахлынувшей ярости я чуть не сломал карандаш. Какое безобразие: ведь еще в 1903 году Константин Эдуардович опубликовал в журнале «Научное обозрение», № 5 обширную, исчерпывающую по тому времени статью «Исследование мировых пространств реактивными приборами». В этой статье он дал подробный теоретический анализ движения тела в космическом пространстве. «Надо действовать решительно, - подумал я, - иначе русский приоритет будет утрачен, может быть, даже невольно. За границей русский язык не в ходу, и статьи, опубликованные на русском языке, остаются там чаще всего неизвестными. Но как «действовать решительно»? Вот в чем вопрос».
И новый удар:
Вот в такой именно день, встав рано утром и развернув только что полученную газету «Известия» (№ 223), внизу четвертой страницы, в отделе «Новости науки и техники», я прочел следующее сообщение: «Неужели не утопия?» В Мюнхене вышла книга профессора Германа Оберта «Ракета к планетам»... Я прочел эту заметку, не переводя дыхания, и буквально обратился в «соляной столб». Где же Константин Эдуардович? Почему Годдард и Оберт у нас в СССР на первом месте? Где же наш отечественный приоритет? Словом, тысячи вопросов «почему» задавал я себе и ни на один не мог ответить. Знает ли автор этой газетной заметки о Циолковском? Знает ли о нем редакция? ... Сам К. Э. Циолковский растерялся и не знал, с чего начать и к кому обращаться. Ему было ясно лишь одно, что его вольно или невольно обкрадывали и его приоритет тонет в непреодолимом заговоре молчания, как тонет камень в тихой заводи. Надо было что-то делать, кому-то писать, настаивать, обороняться и кричать на весь мир о русском приоритете ракетодинамики и космонавтики.
И Чижевский решил приоткрыть глаза Западу на русские приоритеты. Книгу Циолковского надо переиздать! Нет бумаги, денег, шрифта. Чижевский идёт по инстанциям, требуя защиты приоритета Циолковского. Бумагу можно достать лишь на бумажной фабрике.
На другой же день с письмом H. Н. Костромина я выехал в Кондрово. ... Однако добыть бумагу было не так-то просто. За бумагу директор фабрики инженер А. В. Кайяц, узнав, что я научный работник, потребовал лекций для рабочих фабрики. Я согласился на это и прочел несколько лекций по вопросам биофизики, физиологии и медицины. ... Моими лекциями рабочие фабрики остались довольны, и бумага была отпущена. Правда, бумага была посредственного качества, но раза в три больше, чем требовалось. Ее погрузили на розвальни, и мы с возницей по заснеженному проселку поплелись в Калугу. Только к вечеру добрались до типографии и бумагу сдали на склад. Первая часть дела была сделана.
За эти дни мой отец Леонид Васильевич (дабы не терять зря времени) переводил на немецкий язык текст статьи К. Э. Циолковского, а Константин Эдуардович писал энергичное предисловие к своей книге. Немецкий (латинский) шрифт после долгих поисков был найден, но, увы, обнаружилось, что его слишком мало, чтобы набрать книжку в два печатных листа. По-видимому, большая часть латинского шрифта была рассыпана в годы революции и таким образом погибла. Оставшегося латинского шрифта хватило только на набор моего предисловия. Пришлось ограничиться тем, что было. Мы рассчитали, что если немецкое предисловие будет прочитано, то переведут и книгу: настолько вопрос этот был животрепещущим. Русских переводчиков в Германии было сколько угодно.
В январе следующего года в издательстве первой Калужской государственной типографии вышла книжка К. Э. Циолковского «Ракета в космическое пространство», датированная автором двумя датами: по первому изданию - 1903 г. и по второму - 1924 г.; тираж равнялся одной тысяче экземпляров. В своем предисловии на немецком языке я дал хронологический перечень журналов, где были опубликованы основные работы К. Э. Циолковского в данной области: 1896 год - «Природа и люди», 1903 г - «Научное обозрение» 1911 - 1913 годы - ряд статей в «Вестнике воздухоплавания» 1920 год - книга «Вне Земли».
Книга К. Э. Циолковского была отпечатана, сшита и вполне готова в трагический для нашей страны день - день смерти Владимира Ильича Ленина, 21 января 1924 года. Красные флаги с черной каймой были развешены на всех домах города Калуги.

Чижевский сделал вклад в дело космонавтики в самом "буквальном" смысле слова. Он захватил с собой 350 экземпляров книги Циолковского, отправился в Москву, в библиотеке Московского университета нашел необходимые адреса в европейских странах и Америке и в течение нескольких дней разослал почти все экземпляры, приблизительно в десять стран, в наиболее известные технические учреждения, библиотеки и многим ученым, которые не могли не интересоваться работами Константина Эдуардовича. Оберту и Годдарду было отправлено по 10 экземпляров. 5 марта 1924 года информация о книге была напечатана в местной калужской газете, затем Чижевский начал рассылать книгу внутри страны.
Практически одновременно с переходом "сражения за приоритет" за границы СССР Чижевский совершил ещё одно важное дело, ну, точнее его попытку. Примерно в 1922 году Циолковский в разговоре с Чижевским говорил о необходимости организации научного центра по ракетам в Москве с привлечением специалистов, занимающихся этим вопросом. В 1923 году Константин Эдуардович благословил данное начинание и написал по этому вопросу обоснованное письмо. Копия письма до марта 1938 года хранилась у меня. На письме К. Э. Циолковского была поставлена резолюция, и в течение нескольких дней нам предоставили помещение для собраний недалеко от Мясницкой улицы, в каком-то техническом управлении. Тогда же мы разослали письма ряду видных инженеров и физиков, а также некоторым другим лицам с указанием дня организационного собрания. По предложению Константина Эдуардовича этому обществу (или бюро) было дано соответствующее название. Уже на первом совещании в 1923 году было предложено несколько наименований, в том числе и Бюро по изучению реактивных двигателей. Данная организация должна была иметь лабораторию по проектированию ракетных двигателей и специальные стенды вне Москвы для экспериментов. К сожалению, Константин Эдуардович не смог приехать в Москву. Он был заочно избран почетным председателем бюро. Председателем бюро я хотел выдвинуть кандидатуру Ф. А. Цандера, но он на собрание не пришел. Председательство на организационном собрании было возложено на меня. В следующий раз К. Э. Циолковский также не смог быть, и председателем собрания опять был избран я, хотя и предложил избрать профессора Л. К. Мартенса, председателя по делам изобретений при ВСНХ СССР, но он заявил, что я являюсь непосредственным представителем К. Э. Циолковского, и он считает, что я лучше знаю о том, что надо сейчас для успешного продвижения работ выдающегося калужского изобретателя. Публики было немало, человек около пятидесяти - шестидесяти. Были представители: от университета - профессор В. К. Аркадьев, от Ассоциации натуралистов - А. П. Модестов, от Ассоциации изобретателей - инженер С. М. Павловский, был представитель от Академии воздушного флота, от Реввоенсовета. Некоторым заблаговременно были разосланы приглашения. Были приглашены профессора К. А. Круг, К. И. Шенфер, Г. А. Кожевников, А. В. Леонтович и др. Я пригласил профессора-физика МГУ А. О. Бачинского и А. А. Глаголеву-Аркадьеву.
Это была одна из первых организаций "по ракетному движению" не только в СССР, но и в мире. Однако никаких реальных действий, кроме пропаганды работ Циолковского не совершалось, да и это направление ограничилось лишь самоорганизацией группы, избранием руководителей.
После первого собрания, по словам Чижевского Бюро по изучению ракетных двигателей собиралось еще раза три, в меньшем составе, затем появились трудности с помещением и т. д. Вскоре обнаружилось, что Академия воздушного флота и другие крупные организации по этому вопросу имеют собственные соображения.
...
В 1924 или в начале 1925 года кто-то сильной рукой нарушил планы Константина Эдуардовича. В ближайшее затем время одна за другой возникали и исчезали ракетные лаборатории, и я увидел, что отстаивать существование нашего бюро не имеет никакого смысла. Чья рука властно рассеивала в те годы ракетные коллективы как излишние увлечения, осталось загадкой.
В 1924 году в 1-й Гостиполитографии в Калуге вышел один из основных трудов Чижевского по гелиобиологии и историографии «Физические факторы исторического процесса». Напечатан он был на той же бумаге (которой получено в 3 раза больше нужного), что и книга Циолковского. Далеко не всем понравилось, что социальные взрывы активизируют не империалисты (войны) и не революционеры (революции), а какие-то пятна на солнце. Чижевский совмещал графики активности Солнца с земными катаклизмами, а если они не совпадали, то объяснял, почему не совпали. Я думаю, что влияние Солнца абсолютно на всё есть, в некоторых случаях (фотосинтез) оно под 100%, а в социальной области крайне мало, есть множество иных факторов, растянутых на годы и десятилетия, которые потрясают социальные устои гораздо вернее. Кстати говоря, 11-летний солнечный цикл обнаружил ещё в 1843 году Самуэль Генрих Швабе и множество циклических процессов, в основном биологических, было обнаружено задолго до Чижевского. Так что я считаю его перенос цикличности в социологию интересным, но малоубедительным.
Возможно, борьба Чижевского за приоритет Циолковского была не главной в его жизни, но нам она интересна более всего.


Судя по книге воспоминаний Чижевского, врагов у калужского гения было великое множество. А меркантильных "друзей"-плагиатчиков ещё больше: Еще при жизни Константина Эдуардовича наметились несколько групп, враждовавших одна с другой из-за этой самой монополии. Каждый хотел на имени К. Э. Циолковского сделать бизнес. Каждый хотел пробраться в дамки, восседая на этом имени. Это не была помощь замечательному ученому, просто каждый думал о себе больше, чем о Константине Эдуардовиче. Эти враждовавшие между собой люди, иногда даже никогда не встречавшиеся друг с другом, вымарывали имена своих противников из статей, предисловий или биографий, ставя свое имя первым или одним из первых и обходя молчанием авторов, ему неугодных. Таким образом, еще при жизни К. Э. Циолковского наметились дурные тенденции, которые, увы, процветают и до сих пор и с которыми, естественно, необходимо вести решительную борьбу, протестуя против тех или иных явных искажений или явных замалчиваний, имеющих в виду столь несправедливое отношение к памяти Константина Эдуардовича.
Циолковский тоже поучал:
- Крупные ученые, - говорил он, - со всех сторон окружены врагами. Это закон, не имеющий исключений. История науки до краев наполнена примерами такого рода - вражеским окружением великих ученых. Немыслимо перечислять эти явления, а как хорошо было бы написать книгу под заглавием «Страдальцы за науку». Может быть, люди, от которых зависит судьба великих ученых, зная о существовании непреложного закона, принимали бы вовремя меры, чтобы избавить великих людей от ужасов жизни,...
Казалось бы - уж Рынин-то (см. 1928-1932), всячески восхвалявший Циолковского и посвятивший ему одному целый отдельный том в своей знаменитой энциклопедии, точно друг? Ан, нет.
Это потом он исправился и был удостоен скромных похвал. А в 1918 году он опубликовал проект Кибальчича (см. 1881), сопроводив его своей статьёй со словами "первый", "впервые". Рынин с Кибальчичем вместе сразу попали в разряд врагов. Циолковский о Кибальчиче что-то слышал. Чижевский не знал ничего. Он тут же побежал в библиотеку, выяснил про проект и поднял мнение Рынина на штыки жестокой критики. Он не простил его заблуждений и в 60-е годы:
Основной ошибкой профессора Н. А. Рынина является то, что он тогда же, т. е. в 1918 году, не изучил историю вопроса о реактивном движении и литературу о нем и своей рекомендацией Н. И. Кибальчича как изобретателя внес неясность во все дело.
Н. И. Кибальчич был знаменитым революционером и не нуждается в прославлении его талантов изобретателя.

Но главным врагом Циолковского был Ветчинкин (см.1921 г).
Чижевский застал друга в угнетённом состоянии.
- Не знаю, что делать? - сразу начал он. - Как положить предел гнусной стряпне, которую предлагают мне отведать почтенные деятели науки? Вот прочтите. И Константин Эдуардович протянул мне заштемпелеванный конверт от некоего студента Московского высшего технического училища (МВТУ) Иванова или Петрова, в котором последний сетовал на то, что известный доцент В. П. Ветчинкин в своих лекциях в МВТУ далеко не двусмысленно заявил, что истинным творцом реактивного прибора для межпланетных путешествий является Николай Иванович Кибальчич, но ни в коем случае не Циолковский, что Кибальчич за 25 лет до Циолковского подробно разработал и описал реактивный снаряд, и потому вся честь и вся заслуга этого изобретения должны быть присвоены Кибальчичу, а Циолковский в этом деле ни при чем - он только повторил описание, данное Кибальчичем.
Прочитав письмо, я вернул его Константину Эдуардовичу и спросил:
- Что будем делать?
- Надо написать Анатолию Васильевичу Луначарскому, - ответил К. Э. Циолковский, - единственный выход из этого глупого положения - написать и просить о пересмотре вопроса в Наркомпроссе.

Сразу скажу, что милейший человек, нарком просвещения, поэт и литератор Луначарский не слишком много сделал. Он сетовал Чижевскому на обилие писем о Циолковском, авторы которых называли его круглым дураком и шарлатаном. Сам Луначарский в ракетных делах не разбирался и спрашивал Чижевского: "Старик-то точно из ума не выжил?". На что Чижевский с жаром отвечал, что гении бессмертны, да и как человек Циолковский крепок необычайно (тот и вправду пережил Луначарского, который был на 18 лет моложе).
Чижевский встретился с Ветчинкиным лицом к лицу в квартире знаменитого лётчика Громова и разговаривал с ним о Циолковском. И Ветчинкин не признал в Циолковском не то что гения, но даже средненького учёного.
В 1960 году, Чижевский, уже зная о заслугах Ветчинкина, тем не менее, категоричен:
Во время разговора я смотрел на Ветчинкина и думал: откуда взялось это презрение к Циолковскому, это пренебрежение к старому человеку, эта лютая ненависть и злоба, эта заведомая несправедливость и своего рода бесчеловечное коварство? Что Циолковский сделал плохого этому подающему надежды и, безусловно, трудолюбивому человеку? Почему судьба выбрала именно молодого и способного человека и сделала его гонителем и клеветником, чтобы превратить жизнь старого ученого в бездну страданий? И самое непонятное тогда было то, во имя каких благ и радостей Ветчинкин вел эту ненужную и вредную для науки борьбу, отнимающую время и силы? В. П. Ветчинкин - тогда мне так казалось - не производил впечатления закоренелого завистника, недоброжелателя, разуверившегося в своих силах. Так почему же он решил добыть научный капитал для того, чтобы незаметно обыграть дело в свою пользу. Только тут я понял, что В. П. Ветчинкин - ярый враг К. Э. Циолковского, о силе вражды которого тот даже не подозревает. Я понял, что К. Э. Циолковскому надо быть крайне осторожным и предусмотрительным и противопоставить армии В. П. Ветчинкина свою гвардию, которая не сдается. В этот день я понял, что ожидает К. Э. Циолковского в ближайшие годы и что я, зная это, должен оказать своему другу всяческую помощь. Я очутился снова на поле брани, но решил выиграть эту борьбу во что бы то ни стало.
Циолковский о Ветчинкине был не лучшего мнения:
- Какое впечатление на вас произвел Ветчинкин? - спросил он.
Что я мог сказать ему? Утаить от него недоброжелательность и высокомерие московского доцента я не мог - это значило бы обезоружить Константина Эдуардовича, способствовать потере бдительности в то время, когда надо было быть во всеоружии и соблюдать крайнюю осторожность... Но как? Этого я не знал.
- Плохое, - ответил я. - Он самоуверен и недолюбливает вас.
- Ну, это вы, Александр Леонидович, очень мягко говорите. «Недолюбливает». Этот тип готов мне горло перегрызть, а вы говорите - «недолюбливает».

К Цандеру (см.1932) отношение было настороженное. Циолковский неоднократно называл того "молодчагой" и пр. лестными эпитетами например:
Все они «этим вопросом» занимаются много лет, а что проку? Где их печатные труды? Ведь это только отговорки и компрометации. Никто из них ничего путного до сих пор еще не создал, и моя работа 1903 года - это для всех Цандеров, настоящих и будущих, настольная книга, но каждому хочется быть первым в ракетном деле. Ничего не выйдет, милостивые государи! Цандер же, вообще говоря, молодчина. Это человек идеи, и я его уважаю. Никаких неприятностей от него я пока не видел. Но ему также придется плохо от того же Ветчинкина, это безусловно.
Но Чижевский не даёт слабины и в отношении Цандера:
Ф. А. Цандер почти не говорил о К. Э. Циолковском; он предлагал собственный проект и утверждал, что еще с 1908 года, т. е. двадцати одного года от рождения, стал заниматься ракетной техникой и изучать реактивное движение. Никаких печатных материалов тех времен вообще не было, но солидному автору необходимо было верить на слово. Что же касается утверждения о том, что в те годы он не читал работ К. Э. Циолковского и до всего дошел сам, то это следует считать невольным заблуждением, ибо знаменитая статья «Исследование мировых пространств реактивными приборами» (1903 год) в те времена упоминалась сотни раз в русской научно-популярной литературе и не могла быть неизвестной человеку, научные интересы которого лежали как раз в той же самой области. В 1908 или 1909 году, т. е. когда мне было 12 лет, я впервые услышал имя К. Э. Циолковского и прочитал о его работах волнующую статью...
Т.е. сам Чижевский стал доктором наук в 21 год, но, чтобы Цандер интересовался ракетами в 21 год, сильно сомневается. Далее он укоряет Цандера, что тот не создал нечто вроде ГИРДа ещё в 20-х, иногда забывает ставить инициалы у фамилии "Циолковский", ещё много мелких преступлений, но по сравнению с Ветчинкиным Цандер выглядит как ангел на фоне Сатаны. Чижевский даже впрямую обвиняет Ветчинкина в смерти Цандера:
За воодушевленную расторопность и излишнюю догадливость Ветчинкин с лихвой отомстил талантливому конструктору ракетных двигателей. Его не только не послали в Гаагу на международный конгресс, но и путем систематических наскоков сломили его здоровье, и он преждевременно умер в 1933 году в расцвете творческих сил в возрасте сорока пяти лет.
Ну, а уж в смерти Циолковского Ветчинкин виноват определённо:
Позвольте, позвольте, что тут пишет господин Ветчинкин? Что это значит: «Высказано Цандером и затем напечатано Циолковским»? Вот это здорово. Единственное упоминание, да и то в качестве вора-карманника! Прямо бьет ножом в сердце! Руки у К. Э. Циолковского задрожали, очки сползли, он резко побледнел и тяжело дышал.
- Ради бога успокойтесь. - И я опрометью побежал вниз по лестнице за водой и валерьянкой...

....
- Опять московские спецы кляузничают на меня. В Комитете партии получили письмо, в котором авторы требуют наложить запрет на издание моих книжек! Чего, дескать, калужские партийцы смотрят! «Гидра контрреволюции поднимает голову». Новая грозная волна кляуз и пасквилей о К. Э. Циолковском появилась вслед за выходом в свет книжки Кондратюка. Этими массированными налетами на К. Э. Циолковского враги хотели сломить его волю к научным исследованиям, его характер, его поразительную твердость в исканиях и непоколебимую уверенность в их огромном значении. Все эти налеты на него не были делом случая. В них видна хорошая организованность, одновременность выступлений против него в надежде, что эта травля, это побоище должны будут привести к инсульту, к инфаркту, к раку. Это была твердая и злая уверенность очень небольшой кучки людей и главнокомандующего, возглавлявшего генеральный штаб военных действий против К. Э. Циолковского.
А теоретики авиации были куда более радикальны в суждениях:
Тут я вспомнил, что С. А. Чаплыгин был соратником H. Е. Жуковского и мыслить по-циолковски не мог. Это ему претило! Он вскочил, не дочитав статьи, и изрек:
- Я поражен, что в наш век люди могут серьезно писать такие вещи. Ведь это же нелепость, дичь, бред. Ну да от гражданина Циолковского и ждать другого нельзя. Это человек, по-видимому, больной. Он мыслит гиперболами! Статья не может быть опубликована в нашем журнале. А вам (он обратился ко мне) я глубоко удивлен. Как вы можете «возиться» с Циолковским и выполнять его дикие поручения?

Запись в дневниках Чижевского:
«28 апреля 1929 года. Обещал К. Э. Ц. написать о нем и рассказать правду о В. П. В. и Ю. В. К.».
Это, пожалуй, апогей накала борьбы за приоритет Циолковского. Расшифруем. К. Э. Ц. - это, понятно, Циолковский. В. П. В - это Ветчинкин. Ю. В. К. - это Кондратюк (см. январь 1929). А вот о "правде" - подробнее.
В январе 1929 вышла книга Кондратюка (Чижевский так и не узнал, что его настоящая фамилия Шаргей) «Завоевание межпланетных пространств». Предисловие, вполне восторженное, написал Ветчинкин. Чижевский вообще не признал авторства Кондратюка! Даже в 60-е годы он пишет:
...у Ветчинкина вдруг явно обрисовывается идея мщения. Надо отыскать эрзац Циолковскому... Острым глазом он шарит по всей стране и находит... техника, которого можно противопоставить Циолковскому, написав за этого техника целую книгу. «Игра стоит свеч»: этой книгой он убьет Циолковского, а чтобы никто не подумал, что это он писал книгу, назовем Циолковского «инженером» и «профессором» и забудем его инициалы - просто «Циолковский», а в предисловии о Циолковском - ни звука. Эта путаница должна смутить любого криминалиста! Ни один из них не поймет этого хитрейшего подвоха! Но надо провести еще и будущего историка - и... книгу переписывает начисто сам Ю. В. Кондратюк, собственным почерком, да еще оставляет кое-какие заметки с пометкой 1916 и 1918 годов. Теперь это носит величественное название «рукописи» Ю. В. Кондратюка, над которым ломают голову «историки науки».
Немедленно, добыв книгу, он спешит к Циолковскому. Они вдвоём изучают этот "плагиат":
Как сейчас помню его бурные восклицания:
- Позвольте, но ведь это мои уравнения!
- Это выражение получено из моего уравнения путем несложного преобразования.
- Вот это место явно неверно.
- Такого явления быть не может.
- Данное предложение еще следует физически обосновать.
- А вот насчет спутника Луны надо подумать...
- Вот тут хорошее рассуждение, но оно уже давно не ново.

Если у Чижевского настолько хорошая память, что он и через 30 лет помнит фразы Циолковского дословно, то вывод напрашивается такой: а) Циолковский не верит, что простейшие уравнения, которые он вывел сам, может вывести кто-то другой (он также не знает, что "формулу Циолковского" опубликовал бельгиец Кокила ещё в 1871 году); б) то, чего он не знает, он с ходу подвергает сомнению, а то и отвергает (критики не нашли у Кондратюка/Шаргея ошибок); в) в отличие от Чижевского он увидел абсолютно новаторскую мысль - расчёт лунной экспедиции с отделением посадочного модуля на орбите ИСЛ. Это схема полёта будет реализована в 1969 году и получит название "трасса Кондратюка; г) он также считает, что книгу написал Ветчинкин:
- Опять работа Ветчинкина. Грязновато у него получается - сразу видно. Хочет изничтожить русский приоритет...
- Возможно, - ответил я.
- Вот эти «настоящие патриоты» ставят все русское на последнее место. Надо бы все эти каверзы вывести на чистую воду. Жаль только времени...
- Нет, Константин Эдуардович, времени для этого не жалко.
- Об этом подумаем, а вот за книжку большое спасибо, это по-дружески, - сказал он. - Обо мне не беспокойтесь - я привык получать пощечины, я совершенно спокоен - никто не сможет уже посягнуть на мой приоритет 1903 года. Даже тысячи ветчинкиных. Да, кстати, из чего «добывается» ветчина, а?.. Ну?
Мы рассмеялись... И все же с болью в сердце я оставлял книжку Кондратюка в руках Циолковского. Уж слишком нагло, бесцеремонно и даже бесчеловечно в этой книге был попран приоритет Циолковского
.
Месть Циолковского была своеобразной, но однообразной. Если ряд биографов восторгаются бескорыстностью и щедростью Константина Эдуардовича, издававшего за свой счёт книжки и рассылавшего их по множеству адресов, то есть и обратная сторона медали: у Чижевского эти рассылки неизменно соседствуют с фразой "утёрли нос". Да, Циолковский явно наслаждался, отправляя новоявленным "пионерам" свой труд 20-30-летней давности. А с Кондратюком он поступил ещё более "жестоко". Тот в книге назвал теоретиков ракетостроения: Цандер, Циолковский. Как?! Цандер на первом месте?! (возможно, Кондратюк называл просто по алфавиту, но преступление его от этого не становилось меньше - он их приравнял!)
Циолковский быстро публикует статью «Космические ракетные поезда», где перечисляет "популяризаторов идей К. Э. Циолковского" в такой последовательности: Львов, Перельман, Воробьев, Родных, Венгеров, Кондратюк, Луценко и другие.
Вот так: заурядный популяризатор чужих идей и далеко не первой величины. Кто-нибудь помнит сейчас Львова? Даже я - не очень. Кстати, Рынина он вообще не упомянул.
Звезда эм-класса, еле видимая точка. Этим перечнем К. Э. Циолковский убил сразу двух зайцев: поставил Ю. В. Кондратюка на подобающее ему место и развенчал раз и навсегда сверхвосторженный отзыв о «работах» Ю. В. Кондратюка профессора В. П. Ветчинкина.
Кондратюк же прислал ответ, признав полностью приоритет Циолковского, рассыпаясь в любезностях и восхвалениях. Нет, его не простили. Всячески поносит Чижевский этого "строителя амбаров". Благодаря Кондратюку друзья прочитали даже роман Келлермана (именно он навёл того на мысль заняться чем-то грандиозным, например, межпланетными полётами): Я второй раз внимательно перечитал этот роман, чтобы понять, что в нем могло вдохновить на мысли о ракетодинамике и космонавтике. В свое время по моей рекомендации этот роман был просмотрен К. Э. Циолковским, который отнесся крайне отрицательно к этому произведению, назвав его «вздорным» и «вредным», «тянувшим назад». Он считал, что Келлерман - ретроградный фантазер, чьи фантазии устарели...
Подлог и в этом!
Ничуть не сбавил накал ненависти Чижевский к Ветчинкину и в 60-х годах, когда давно уже не было в живых ни Циолковского, ни Кондратюка, ни Ветчинкина, когда Кондратюк был переиздан, а Ветчинкин издан многократно и в честь всех троих названы лунные кратеры.
Его рыжеватая бородка, густая седеющая шевелюра, лицо простака, без всякой артистичности, добродушная улыбка, легкая подвижность производили неплохое впечатление простого малого, если бы не глаза - хмурые, скрытые, самонадеянные и злобные глаза, стреляющие без промаха и не знающие жалости. Я хорошо их рассмотрел однажды в 1937 году, когда он сидел в кресле напротив меня в гостиной известного летчика М. М. Г. (Громова.- А. Ч.).
- Так вот он каков, кто всю свою сознательную жизнь преследовал К. Э. Циолковского, - подумал я, рассматривая это ставшее мне враждебным лицо.- Так вот кто начал опубликовывать статьи по теории ракеты точно с 1935 года - года смерти Циолковского. Так вот он каков, этот составитель новосибирского апокрифа, воспетого им самим же с дифирамбическим многословием, травивший великого ученого, которого он мечтал сдать в утиль истории, свергнуть с Торпейской скалы в безвестность. Вот он - ученый муж, заставивший Константина Эдуардовича проливать слезы обиды и негодующе биться его старческое сердце в апреле 1929 года. Затем начались его поклепы, его подметные письма, осуждения «издательской деятельности» Циолковского, требование прекращения ее и наложение вето на «малограмотные с точки зрения современной авиатехники сочинения» и т. д. Вот он - повар несъедобных блюд, приблизивших конец К. Э. Циолковского, его завистник - Сальери... составивший алгебраическое уравнение расправы с одним неизвестным, которым был он сам!

Забавно, что друзья признавали математические таланты Ветчинкина. Например, тот опубликовал классический труд по теории авиационных пропеллеров. Ерунда! Кому это надо? Скоро же все самолёты будут ракетные!
Но в 30-х Циолковского начинают вроде бы признавать. Его имя известно на Западе и, наконец, появляется в книгах и энциклопедиях. Но Чижевский усмотрел в этом только новые каверзы врагов. Дело в том, что Циолковского уже признали за гениального самоучку, но, ведь это должны были подтвердить корифеи науки, гордость русской авиации, биологии, механики и т.д. Потому нашли одобрительные отзывы Жуковского, Столетова и прочих Великих. Чижевский был младше Циолковского на 40 лет ("связался старый чёрт с младенцем" говорили калужане), он даже не родился во времена общения Циолковского с академиками. Потому он поинтересовался у Циолковского, насколько велика была помощь. Циолковский лишь горестно усмехнулся и поведал о Заговоре Молчания:
Однажды в разговоре с Константином Эдуардовичем я поставил ему вопрос ребром:
- Вот недавно кто-то писал о том, что Д. И. Менделеев помогал вам. Так это или не так?
- Нет, не так. Менделеев не потратил и десяти минут, чтобы помочь мне.
- А профессор Столетов?
- Со Столетовым обо мне говорил П. М. Голубицкий, но он ничем не помог, хотя что-то собирался сделать, обещал, но ничего из этого не получилось, если не считать содействия при публикации одной-двух моих статей.
- А профессор Жуковский? - продолжал спрашивать я.
К. Э. Циолковский рассмеялся:
- Если бы вы спросили меня о том, сколько он мне портил, то я, не задумываясь, мог бы вам ответить: всю жизнь, начиная с конца прошлого века, профессор Жуковский был наиболее сильный и умный мой соперник - он портил мне жизнь незаметно для меня и ничем не выдавая себя. Профессор Жуковский был не только крупнейшим специалистом в области воздухоплавания, но и крупнейшим врагом Циолковского. Этим он тоже будет знаменит. Он хорошо обосновал не только теорию гидравлического удара, но и практику удара по личности Циолковского.
- Это для меня ясно и без ваших слов, - ответил я,- а что вы скажете о Рыкачеве?
- О, это был милейший и в высшей степени порядочный человек, но, увы, кроме одного-двух писем ко мне, он ничем не выделился среди других моих корреспондентов. Правда, не без его участия Академия наук в свое время выделила мне для производства ответственных опытов 470 рублей. Вот ведь всю жизнь я с благодарностью помню об этом благодеянии. Всю жизнь.
Акад. М. А. Рыкачев разобрал труд К. Э. Циолковского «Отчет» и даже опубликовал отзыв об этой работе. К. Э. Циолковский по этому поводу пишет:
«Почтенный академик сделал и общий отзыв о моей работе, напечатанной в одном из изданий Академии. Этот общий отзыв и некоторые пометки на полях моей рукописи показали мне, что М. А. Рыкачев составил преувеличенное представление о неточности некоторых моих опытов».

Собственно, после отзыва Рыкачёва работы Циолковского и признали дилетантскими.
По словам Циолковского, вероятно, усиленных впечатлительным Чижевским, "Великий специалист во вопросам аэродинамики был, по-видимому, человеком завистливым и с некоторыми недостатками. Он не хотел признавать в К. Э. Циолковском ученого и тем более воздухоплавателя. Разногласие началось с того, что еще в 1898 году К. Э. Циолковский создал первую в России аэродинамическую трубу и произвел с ее помощью ряд классических опытов,.... Только через пять лет проф. H. Е. Жуковский повторил по сути дела опыты К. Э. Циолковского в большем масштабе и никак, видимо, не мог простить Константину Эдуардовичу, что исследования прославленного теоретика привели к результатам, которые уже были получены К. Э. Циолковским. Это, видимо, сердило знаменитого ученого, и он вознегодовал. Были приняты все меры к тому, чтобы исследование К. Э. Циолковского не опубликовывалось. Эти экстренные меры привели к желательным результатам. Петербургская Академия наук положила «Отчет» (работу Циолковского) в свой архив, и тем самым результаты К. Э. Циолковского были прочно погребены на многие десятилетия. Копия «Отчета», оказавшаяся в руках проф. H. Е. Жуковского, была им крепко-накрепко запрятана или уничтожена. Ведь прямодушный Константин Эдуардович не мог даже тогда допустить, что знаменитый ученый может поступить таким образом, и послал по его устной просьбе второй, и последний, экземпляр «Отчета», прося об отзыве. Отзыва не последовало, а началась компрометация. Имя К. Э. Циолковского было помещено в «проскрипционный» список, он был объявлен вне закона, и вокруг него был организован заговор молчания."
Жуковский раньше написал Циолковскому записку с одобрением его работы. Этот листок Циолковский демонстрировал всем желающим и горел желанием продолжать заниматься Большой наукой. Но академики его дилетантских работ принимать не хотели. И допёк их Циолковский так, что (по словам Циолковского) Жуковский попросил (третьих лиц) вернуть свой хвалебный отзыв назад, предлагая 25 рублей. Но Циолковский не продал. Тогда опять же было указание взять этот несчастный листок, якобы для копии, а когда и это не удалось, то Жуковский организовал кражу. - Незадолго до мировой войны приходит ко мне какой-то человек, якобы интересующийся моими дирижаблями и якобы хотящий написать статью в газету или в журнал. Он просит показать ему отзывы о моих работах и настаивает на показе отзыва Жуковского. Я отыскиваю его и даю ему прочесть этот отзыв, он его читает, снимает копию и возвращает мне. Но после его ухода я не нахожу отзыва, а только свернутый листок белой бумаги.
Однако фотокопии Циолковский сохранил.
«Увы, - пишет К. Э. Циолковский, - Больно и печально вспоминать отношение ко мне профессора Николая Егоровича Жуковского. Я долгие годы не мог даже допустить мысли о том, что такой знаменитый ученый, ученый с европейским именем, может завидовать бедному школьному учителю, перебивающемуся с хлеба на воду и не имеющему за душой ни одного гроша про черный день! Какое скверное слово, какое скверное понятие... Да, я не допускал этого даже тогда, когда по воле Жуковского исчезли все экземпляры моей рукописи, его отзыв, его первоначальные признания за моей работой некоторой ценности. Чего же боялся знаменитый ученый? ... У него была кафедра, огромное дело, сотни учеников, я же имел стол, стул и кусок черного хлеба. Больше ничего. Но я позволил себе организовать опыты с воздуходувкой и мастерить модели цельнометаллических, дирижаблей. Некоторые идеи приходили мне в голову раньше, чем в ученую голову Жуковского, - вот и все. Это «раньше» и было моим смертным грехом! Как же я смел это делать! А! Как я смел! Моя воздуходувка и все опыты, которые я производил с ней, опередили на ряд лет аэродинамическую трубу Н. Е. Жуковского и Д. П. Рябушинского (см.1914 г), а выводы из их опытов совпали с результатами моих. Это уже было, оказывается, недопустимо. Теперь, по прошествии тридцати лет с лишком, все это кажется мелочью, но тогда это в глазах Николая Егоровича было тяжким преступлением с моей стороны, и я должен был уйти с дороги великого ученого.
Далее Чижевский пишет: Преувеличивают роль Д. И. Менделеева, А. Г. Столетова или H. Жуковского. Фактически никто из них решительно никакой помощи - реальной помощи - Константину Эдуардовичу не оказал, не проявил даже хотя бы вежливого интереса к его работам, его опытам или теоретическим рассуждениям.
Неужели никто до сих пор не заинтересовался этой темой: отчего же на многих тысячах страниц сочинений H. Е. Жуковского для идей К. Э. Циолковского не нашлось места? А у С.А.Чаплыгина или у В. П. Ветчинкина?
Никто - ни H. Е. Жуковский, ни С. А. Чаплыгин, ни В. П. Ветчинкин - не разглядели, что внутри страны, в самом центре России, в Калуге, растет и крепнет новый гений, творец новых наук. Все просмотрели его, никто не заметил, никто не оценил по достоинству его работы.

Иной раз, читая Чижевского, возникает мысль: а не было ли у кого-то из двух друзей или обоих паранойи (напомню, это мания преследования + мания величия, порой в сочетании с комплексом неполноценности)
А вот о соратнике Цандера, прекрасном инженере, кстати, втором муже разведённой с С.П.Королёвым Ксении Максимилиановны Винцентини:
А вот и другая статья в том же сборнике 1935 года. Она принадлежит перу Е. Щетинкова. Этот автор пишет: «Вопрос о применении реактивного двигателя на самолете, спроектированном специально для этой цели, несколько раз ставился различными исследователями реактивного дела: достаточно указать на работы Цандера, Ветчинкина, Вальера, Зандера и других». По странной (!) случайности автор статьи забыл о К. Э. Циолковском и о его работе 1930 года «Реактивный аэроплан». Автор предпочел назвать несколько иноземных инженеров, но побоялся из-за кастовых предрассудков указать на имя Константина Эдуардовича.
Совершенно опровергает Чижевский и заботу советской власти Циолковском:
Последнее письмо о недоедании я получил от него в 1931 году. Непрерывный голод и холод в течение десятилетий, нужда и уныние. И одновременно блестящие научные идеи, возвышающие его до Олимпийских высот, до несомненной гениальности! Небольшая помощь, которую ему деликатно оказывали друзья, все же была каплей в море. Ведь ежедневно надо было есть и пить, покупать хлеб и сахар, соль и масло. Ежедневно! Природа человека несовершенна и требует ежедневной заботы о хлебе насущном! Страшно, если на завтрашний день не остается куска хлеба или нет копейки в кармане! У Циолковских это была хроническая болезнь.
А зарубежные теоретики-экспериментаторы ракетного дела, которых сейчас называют "пионеры космонавтики", у Чижевского проходят под маркой "плагиаторы".
Вот Оберт - признал приоритет Циолковского, страшно сожалел, что не знал его раньше (ему не поверили - как это: в румынской провинции не знали Циолковского?), а в 50-х годах уже забывал упомянуть его в книгах. Про Годдарда и прочих и говорить нечего - уничтожители русского приоритета.
Но вернёмся к собственной биографии Чижевского.
Биографы как-то умалчивают, что Чижевский вместе с книгами Циолковского рассылал и свои книги - по тем же адресам. Книга «Физические факторы исторического процесса» вызвала немалый, но краткий интерес и в Париже. И туда как раз приехал начальник Чижевского Пётр Петрович Лазарев. Ознакомившись с книгой и обстоятельствами её появления, он, вернувшись в Москву, Чижевского уволил.
И тот находит работу в уголке В. И. Дурова научным консультантом.
В марте 1926 года Чижевский окончательно перебрался в Москву, но до середины 1930-х годов периодически приезжал в Калугу к родным и к Циолковскому.
Последующие годы он посвятил проблеме ионификации (он называл "аэроионизации"). Что интересно, на мысль заняться воздействием атмосферного электричества на человека и его натолкнул великий Жюль Верн.
В 1895 году Жюль Верн писал: «Плавучий остров посетит главные архипелаги восточной части Тихого океана, где воздух поразительно целебный, очень богатый... кислородом конденсированным, насыщенным электричеством, наделенным такими живительными свойствами, каких лишен кислород в обычном своем состоянии». Откуда эту идею о кислороде, насыщенном электричеством, почерпнул знаменитый француз?
Конечно, Чижевский не был первым на этом пути. Он часто цитирует И. И. Кияницына: присоединение кислорода воздуха-окислительные процессы - в организме оказывается тесно связанным с жизнедеятельностью микробов. Мои опыты дают только реальную подкладку тем предположениям, которые делались уже давно такими авторитетными учеными, как Траубе, Шмиденберг, Арман Готье и др.
Перевод доклада я послал моему любимому ученому, профессору Сванте Аррениусу (см. 1895), в Стокгольм при посредстве Леонида Борисовича Красина. Надо отметить, что профессор Аррениус был один из самых многосторонних даровитых ученых нашего века, творец электролитической теории диссоциации растворов, автор ряда замечательных работ в области химии, физики, астрономии, космологии, метеорологии и биологии. ... Книги Сванте Аррениуса как в подлинниках, так и некоторые из них в переводах, выпущенные книгоиздательством «Матезис», были моими настольными книгами, и потому не удивительно, что свою первую работу я послал профессору Аррениусу.
С 1924 по 1931 годы Чижевский состоял старшим научным сотрудником (в звании профессора) в практической лаборатории зоопсихологии Главнауки Наркомпроса РСФСР, председателем учёного совета которой был В. Л. Дуров. Здесь Чижевский ставил опыты по биологическому и физиологическому воздействию аэроионов на животных. В 1927 году в лаборатории прошли испытания электроэффлювиальной люстры.
Сталину на стол ложатся первые доносы на Чижевского. Семашко, имевший доступ к Сталину, защищает своего подопечного. Чижевского на время оставляют в покое.
О работах Чижевского стали знать. К началу 1930-х годов Чижевский имел обширные связи с видными учёными мира (С. А. Аррениус, Ф. Нансен, Ш. Рише, А. д'Арсонваль и др.), его приглашали для чтения лекций в Париж и Нью-Йорк, выдвигали в почётные академики за границей, где его работам в области гелиобиологии и аэроионизации придавалось большое значение, предлагали купить патент на его работы по аэроионификации, от последнего учёный решительно отказался, передав своё изобретение «в полное распоряжение Правительства СССР».
Федор Николаевич Петров - один из первых большевиков, член 1-го съезда РСДРП, возглавлявший Общество культурных связей с заграницей, хлопочет за Чижевского. Сталин решает: «Не пускать, а то он там останется.» Такого же мнения придерживается и Иван Петрович Павлов: «Зачем русскому человеку ездить за границу? Пусть здесь работает!»
Да, кстати о Павлове. Ещё Чижевский по просьбе Циолковского выяснял у знаменитых людей разные вопросы. Например, как почувствует себя человек при перегрузках и в невесомости. Знаменитый физиолог Иван Петрович Павлов (академический сухарь) и его заклятый враг знаменитый физиолог Владимир Михайлович Бехтерев (восторженный романтик, кстати, тесен мир - в юные годы К. Э. Циолковский и В. М. Бехтерев одновременно учились в Вятской гимназии) ответили примерно одинаково. Дескать, выживет наверняка, неясности с отолитами, сможет ли правильно ориентироваться? Поэтому нужны эксперименты - центрифуга и что-то, имитирующее невесомость.
В наше интересное время Чижевского несомненно назвали бы "иностранным агентом". Обделённый вниманием советской властью, он получал помощь из-за рубежа:
Неожиданно пришла поддержка и от профессора Сванте Аррениуса. Через американскую ассоциацию помощи Шведская Академия наук прислала мне посылки с продовольствием и одеждой, а также по указанию Аррениуса были присланы очень красивый рентгеновский трансформатор, дающий напряжение до 85 тысяч вольт, две выпрямительные лампы и счетчик ионов системы Эберта, изготовленный в Брауншвейге фирмой «Гюнтер и Тегетмайер». Моя лаборатория наполнилась необходимой аппаратурой.
Все уголки нашего дома были заполнены содержанием продовольственных посылок: сотни банок с консервированным молоком, десятки банок с жиром, тушенкой, мешочки с сахаром, мукой, банки с какао лежали на подоконниках, на шкафах, в буфете, на полках. «Питательное благополучие» неожиданно пришло в дом после двух с половиной лет полуголодного существования. Посылки с темно-синим, несколько грубоватым сукном и прикладом позволили сшить новые костюмы.

За границу он не попал, хотя уже загранпаспорт и все документы имел. Подвёл его собрат по стихоплётству замечательный наш поэт Бальмонт, которого бы цитировали значительно чаще, если бы не это...
В приемной у наркома иностранных дел Г. В. Чичерина я часто встречался с поэтом К. Д. Бальмонтом, с которым был знаком с 1915 года и который также уезжал за границу. Теперь он произвел на меня неприятное впечатление: вкрадчивый, низкопоклонный, чрезмерно тихий, ходящий на цыпочках. К. Д. Бальмонт написал патетическую поэму о молодой стране Советов, прочитал ее А. В. Луначарскому и привел его в восторг. Поэт просил командировать его за границу, чтобы своей поэзией открыть глаза русской эмиграции на истинное положение вещей в советской России и на широчайшие перспективы социалистического прогресса. После переговоров с одной из зарубежных стран, которая соглашалась принять К. Д. Бальмонта, последнему был выдан заграничный паспорт и командировочные в золотой валюте. Бальмонт уехал из Москвы после торжественного банкета, на котором он уверял собравшихся в своих лучших чувствах по отношению к молодой стране Советов. Но, переехав границу и очутившись на станции Нарва, он на перроне собрал митинг и вместо поэмы, прославлявшей русский народ и новую власть, выплеснул на слушателей бочку словесного яда клеветы и лжи, направленных против советской страны.
Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и бандитизмом немедленно сообщила Председателю Совета Народных Комиссаров В. И. Ленину об антипатриотическом и контрреволюционном выступлении Бальмонта. На этом документе была наложена соответствующая резолюция.
Однажды в пятом часу утра у дома Ушаковых, что на Большой Пироговской, у которых я тогда жил, остановился мотоцикл с коляской, и через четверть часа я мчался в Народный комиссариат иностранных дел. Хотя уже светало, в кабинете Г. В. Чичерина горели свечи, и сам он сидел в одной рубашке с расстегнутым воротом, склонившись над бумагами.
- Здравствуйте, молодой человек, - сказал он. - Ваша поездка за границу не состоится. Вот резолюция на донесении Чрезвычайной комиссии. Вас и вашу геофизическую миссию, как видите, подвел Бальмонт.
Это произошло ровно за двое суток* до нашего выезда за границу.
- В ближайшие день-два верните, пожалуйста, заграничные паспорта всех членов миссии. Бальмонт всех нас надул самым подлым образом.

* *Бальмонт уехал 25 мая 1920 года
В марте 1931 года выходит одно из первых постановлений Молотова - о работах Чижевского. Газеты пестрят заголовками: «Величайшее открытие советского ученого». «Чижевский свое открытие дарит советскому народу». Образуется Центральная научно-исследовательская лаборатория ионификации». Многие научные заведения начинают работать по программе Чижевского.
На вершине славы Чижевский женится. Впрочем. С жёнами Чижевского много неясного. Лишь биографы выяснили, что первой женой была Чижевская (ур. Самсонова) Ирина Александровна. От этого брака у него была дочь Кускова (ур. Чижевская) Ирина Александровна.
А в 1931 году во время болезни гриппом за ним ухаживала дни и ночи напролет подруга дочери Дурова красавица Татьяна Сергеевна Толстая. Александр Леонидович считает, что обязан сделать ей предложение (у неё уже была дочь 11 лет, Марина)
С 1930 по 1936 годы Чижевский был директором созданной Центральной научно-исследовательской лаборатории ионификации (ЦНИЛИ). В исследованиях ЦНИЛИ участвовало 50 научных сотрудников, её труды (1933, 1934 годы), вышедшие в Воронеже, составили 2 тома (1-й и 3-й), которые переводились на ряд иностранных языков. По первым итогам работы ЦНИЛИ в 1931 году вышли 2 постановления о работе профессора Чижевского (Наркомзема СССР и Совнаркома СССР), учёный получил премии, вскоре были учреждены 7 филиалов.
Но при этом Чижевский массу времени уделял борьбу с личными врагами:
Я был крайне удивлен высказыванием профессора П. Г. Мезерницкого. Он знал немного физику и, казалось, должен был разбираться в этом вопросе. Но он ничего не хотел слушать. Его упрямство меня потрясло. Но, как я узнал позже, он был разагитирован профессором А. П. Соколовым. Он даже возненавидел меня, и, когда представилась возможность мне мстить, он мстил. Почему? За что? Впоследствии он написал дикое предисловие к насквозь фальшивой книге С. В. Кайфмана (1935), упомянув в ней только иностранных ученых, занимавшихся изучением биодействия ионов воздуха, ни звуком не обмолвившись о фундаментальных работах Центральной лаборатории ионификации, ибо эта лаборатория возглавлялась мною. Комариный укус профессора П. Г. Мезерницкого был даже не замечен мною, но доставил много удовольствия моим врагам.
...Хотя бы возражения знаменитого ботаника профессора К. А. Тимирязева, который считал, что «разгромил» мой доклад 1917 года. Но его точка зрения была ничуть не убедительна для меня, и игра словами не могла поколебать моих наблюдений и собранных мною данных. Свою точку зрения на мои работы он передал по наследству своему сыну физику А. К. Тимирязеву, который пятью годами позже пытался опорочить мои работы своим отзывом.
...
Сделав величественный жест, M. М. Завадовский опустился в свое академическое кресло. «Китайский мандарин или вурдалак, - пронеслось у меня в голове. - И что это за люди? Зверинец! Музей! Гиппопотамы!»
А вот мнение академика Иоффе, изложенное им в отчёте проверяющей комиссии.
В общественном отношении проф. Чижевский является фигурой, позорящей среду советских учёных. Беззастенчивая самореклама, безграмотность и научная недобросовестность, присвоение чужих достижений, хлестаковщина - вот черты, определяющие карьеру проф. Чижевского.
Бессмысленная и идеологически вредная „теория" о том, что революции, эпидемии людей и животных, народные движения определяются солнечными пятнами, создали проф. Чижевскому незавидную известность в реакционных кругах Франции, где он печатал эти свои „исследования".
Наряду с этими возмутительными и вредными чертами „научной" деятельности проф. Чижевского, комиссия не могла обнаружить ни одного полезного результата или даже надежды на успешный результат работ лаборатории проф. Чижевского.
Поэтому я считаю совершенно правильным предложение комиссии об устранении проф. Чижевского от научного руководства, о закрытии практических опытов с нулевым результатом и о сосредоточении работ по воздействию ионов на организм в биологических лабораториях с серьезным научным руководством.
Академик А. Иоффе. 28 мая 1940 г.»
.
Опыты ЦНИЛИ были раскритикованы: роль в этом сыграл директор Всесоюзного института животноводства Б. М. Завадовский, который с момента организации ЦНИЛИ создавал различные комиссии, чья деятельность оканчивалась буквально погромами. Б. М. Завадовский печатал в газете «Правда» статьи, порочащие идеи Чижевского (например, в 1935 году в статье «Враг под маской учёного» автор прямо обвинял Чижевского в контрреволюции, в итоге в январе 1935 года запретили издание и распространение работ под редакцией Чижевского. Через 1,5 года - в июле 1936 года ЦНИЛИ распустили.
Чижевский сел писать книгу. Чтобы заснуть, он принимал нибутал, дошел до смертельных доз. Распродал вещи. Даже скрипку со знаком Страдивари. Когда Сталину положили на стол «Правду» со злополучной статьей, он ответил: «Надо еще разобраться, враг ли он». И Чижевского вновь не арестовали. Во французском издательстве «Гиппократ» вышла его книга «Земное эхо солнечных бурь».
Без работы, без средств к существованию, Чижевский встречает случайно на улице скульптора Меркулова, который берет его в Управление строительством Дворца Советов, который намечалось поставить на месте разрушенного Храма Христа Спасителя. В 1938 году при управлении создается лаборатория ионификации.
В 1939-1941 годах Чижевский возглавил 2 лаборатории по аэроионификации (одна - на кафедре общей и экспериментальной гигиены в 3 Московском государственном медицинском институте, другая - в Ленинградском государственном педагогическом институте) при Управлении строительства Дворца Советов Совнаркома СССР.
В сентябре 1939 года в Нью-Йорке состоялся I Международный конгресс по биологической физике и космической биологии, на котором Чижевский был избран почётным президентом и за многогранную научную и художественно-литературную деятельность его называли «Леонардо да Винчи XX века». Чижевского приглашают в Америку, но в поездке за рубеж ему отказывают. Был направлен меморандум о научных трудах Чижевского от имени конгресса в Нобелевский комитет, но обстановка в стране и отношение властей к нему были такими, что получить эту премию Чижевский не мог.
В 1941 году, в начале Великой Отечественной войны, Чижевский вместе с семьей убыл в Челябинск. С собой в Челябинск Чижевский везет два контейнера: один с вещами, другой - с бумагами. На одной из сортировочных станций пропадает контейнер с бумагами. И так и не нашёлся.
В Челябинске обком партии выделяет ему хорошую квартиру. «Мне хватит и одной комнаты», - говорит он и просит поселить вместе с ним и супругой семью знакомого врача - гомеопата, ехавшего в Челябинск с ним в одном поезде. Именно этот гомеопат и напишет донос на Чижевского.
Обвинение: на одной из промежуточных станций Чижевский, по словам доносчика, рядом с поездом и в белых перчатках жестикулировал немецким самолетам. Вечером 21 января 1942 года Чижевского арестовали. Началось расследование.
При аресте была изъята его капитальная монография " Аэроионы" ("Электрическая медицина"), над которой он работал 25 лет. Судьба этой рукописи объемом более 700 страниц неизвестна.
Да, Чижевский ходил в белых перчатках и с тросточкой, но подавать жесты самолётам... Но план по врагам государства в роковое время надо было выполнять и ему припомнили всё. Собрали предыдущие доносы. Заступникам уже было не до него. Жена от него отказалась (официально развелись в 1951 году). Ему дали 10 лет по статье 58, пункту 10. Вызвали, налили стакан водки: "Извини, старик, меньше было нельзя. Завтра уходим на фронт"
Истощённый, он от стакана водки чуть не умер...
Отбывал 8 лет заключения на Северном Урале - Ивдельлаг, шарашка в Подмосковье (Кучино), в Казахстане (Карлаг: Долинское, Спасское, Степлаг). Далее - ссылка.
И только в 1958 году после всех мытарств вернулся в Москву.


А.Л. Чижевский и Н.В. Энгельгардт-Чижевская
В челябинской тюрьме, потом в Ивдельском лагере только за один 1943 год Чижевский написал более ста стихотворений.
В лагере отказывался носить номерок, сидел в карцере, пользовался уважением. Однажды начальник спросил: - Ты врач, умеешь в медицине? и перевел в «шарашку»...
Нина Вадимовна Енгельгардт - русская дворянка, закончила совсем не женственный Екатерининский институт. Казарменная дисциплина, хорошее классическое образование. Ее дядя был «замполитом» генерала Деникина, в белой армии погиб ее брат, её любимая сестра выносила раненых (врангелевцев) под Перекопом. В 1924 году Нина Вадимовна хотела сбежать на Запад через Латвию. Её арестовали. Потом были Соловки. Потом сажали несколько раз. Последний раз - в 1939 году.
Поместье Вадима Платоновича Енгельгардта находилось поблизости от имения Чижевских. Бывала в нем и Нина Вадимовна. Но встретилась с Чижевским только в лагере. Встреча произошла в 1947 году в лагере в Спасском под Карагандой. В момент их встречи ей было 42 года, ему - 50. Она была врачом и пела в художественной самодеятельности. Чижевский подошёл, разговорились. В разговоре сказал: - Мой друг Вадим Платонович Енгельгардт... Ну, да Вы не знаете!
Потом он узнал, что это был ее отец.
Они поженились.
И в лагере Чижевский оставался учёным, найдя спасение в науке, поэзии, живописи. За эти годы им было написано более 100 стихотворений. В Карлаге Чижевскому разрешили создать кабинет аэроионификации, заниматься электрическими проблемами крови. Под его руководством над математическими расчётами по исследованию крови работали видные учёные-узники (в том числе и Г. Н. Перлатов)*. В Карлаге Чижевский сделал фундаментальное открытие - структурно-системную организованность движущейся крови. Учёный был освобождён в январе 1950 года, однако ещё на месяц остался в лагере, чтобы закончить опыты по крови.
*Освобожденный и реабилитированный из карагандинской "гулажки" бывший киевлянин Г. Н. Перлатов выбрал Калугу для жительства, из-за того, что там жил Циолковский и Чижевский. Недоучившийся аспирант Перлатов выучил кандидатскую диссертацию наизусть, а Чижевский взял его в ассистенты и тем спас Георгия Николаевича от верной гибели. После реабилитации из сибирской каторги он работал в Пединституте и "читал" самые сложные математические курсы.
После освобождения в январе 1950 года отправлен на поселение в Караганду, в июне 1954 года освобождён от поселения, продолжал жить в Караганде. Работал в качестве консультанта по вопросам аэроионотерапии и зав. лабораторией структурного анализа крови и динамической гематологии в Карагандинской областной клинической больнице, в лаборатории Карагандинской областной станции переливания крови, до 1955 года состоял зав. клинической лабораторией Карагандинского областного онкологического диспансера, научным консультантом в Карагандинском научно-исследовательском угольном институте.
Вернувшись в Москву, Чижевский с 1958 по 1961 годы работал в «Союзсантехнике»: в 1958-1960 годах - консультантом по вопросам аэроионотерапии и научным руководителем лаборатории; в 1960-1961 годах (научно-исследовательская лаборатория по ионизации и кондиционированию воздуха) - зам. начальника в области аэроионизации. Были обнародованы труды Чижевского по аэроионификации и по структурному анализу движущейся крови, над которыми учёный работал в Карлаге и Караганде.
В 1962 году Чижевский был частично реабилитирован (полностью - посмертно).
В последние годы жизни работал над воспоминаниями о годах дружбы с К. Э. Циолковским. В начале 1960-х годов несколько раз бывал в Калуге у дочери Циолковского - Марии Константиновны Циолковской-Костиной, между ними велась переписка.
Эта книга - ещё один вклад Чижевского в космонавтику. Ей была уготована непростая судьба.
В начале 1962 года рукопись книги была направлена в Издательство Академии наук СССР главному редактору Н. М. Сикорскому. Из издательства она была переслана в Ин­ститут истории естествознания и техники, где встретила противоречивую реакцию, и там на какое-то время «пропала»... Автору сказали, будто бы ее «запросил» А.Н.Туполев, что вызвало крайнее недоумение А. Л. Чижевского. «Я оборвал сотни телефонов, но ничего выяснить не мог»,- писал он 17 мая 1963 г. в своем дневнике. В конце концов выяснилось, что сказанное ему - чистый вздор, а на рукопись «положил глаз» определенный круг лиц, начавший уже тогда «пастись» около темы истории космонавтики.
27 сентября 1963 года А. Л. Чижевский запишет в дневни­ке: «Книга о К.Э.Циолковском до сих пор не разыскана».
20 ноября у него состоялся телефонный разговор с Сергеем Павловичем Королевым. Как выяснилось, тому переда­ли рукопись с просьбой «подмахнуть» отрицательный отзыв, но он отказался. «Коро­лев был чрезвычайно со мною любезен и просил подождать еще полмесяца для личной встречи», - пометил в дневнике Чижевский. «Королев посоветовал убрать «некоторые божественные имена», чтобы на книгу не обрушились современные начетчики. Это следует из слов Королева, и в этом есть сама истина. Я же писал о К. Э. Циолковском так, как было на самом деле. Без показухи...»
Через полторы недели новая запись: «Только что говорил по телефону с Главным конструктором космических кораблей С. П. Короле­вым о моей книге «Годы дружбы с К.Э.Циолковским». Он «работает над книгой». Сказал: «Голубчик мой, а книгу вашу придется сократить процентов на тридцать. Позвоните мне, Александр Леонидович, через недельку, я всю ее закончу. Да и назва­ние книги надо изменить...»
Крайняя занятость и нездоровье С. П. Королева не позволили выполнить обещание, а с начала следующего, 1964 г. у А. Л. Чижевского обострилось опасное заболевание, лечение не помогало, и вскоре стало стремительно прогрессиро­вать ухудшение... После смерти мужа вдова ученого Нина Вадимовна Чижевская обратилась к С. П. Королеву с просьбой вернуть рукопись...
В 1974 году, когда уже прошло десять лет с момента кончины А.Л.Чижевского, Н.В.Чижевской удалось опубликовать фрагменты из книги в издатель­стве «Советская Россия»
В тот же день вечером (1960) я написал первую страницу этой книги. Никаких архивных или иных изысканий о Константине Эдуардовиче я не делал. Эта книга представляет собою сводку того, что память сохранила о нашей дружбе с ним, о наших общих делах. Несколько тетрадей с записями позволили мне уточнить некоторые места этой книги.
Книга полностью не была опубликована ни при жизни Чижевского, ни вообще при советской власти - слишком многих советских и российских корифеев он вспоминал нелестно, слишком многие догмы и мифы рушил. Она опубликована в 1995 году и есть в Сети (почему-то с вырезанными картинками). Очень ценный документ, хотя надо понимать, что это воспоминания и крайне субъективные. Примерно половина книги посвящена борьбе Циолковского и Чижевского, а остальное - борьбе Чижевского за свой приоритет. Увы, сейчас невозможно понять, где память подвела Чижевского. Он, например, уверенно пишет, что Цандер ему сам рассказывал о встрече с Лениным. Этот миф существует и разработан весьма подробно, с рассказом шофёра, привёзшего Цандера к Ленину, с цитатами из беседы, словно там присутствовал стенографист. Но нет в бумагах Ленина упоминаний о встрече и сам Цандер выражался скромнее: "Ленин меня поддержал", никогда и никому о Встрече не рассказывал. И тем не менее Чижевский пишет: В. И. Ленин в самом начале 20-х годов беседовал с инженером Ф. А. Цандером, прямым последователем К. Э. Циолковского, и поощрял его работу. Через несколько дней после этого разговора Ф. А. Цандер был у меня и восторженно рассказывал об этой исторической встрече. Немногие знают об этой встрече и о том, что сказал В. И. Ленин Цандеру. А сказал Владимир Ильич примерно следующее: «Люди должны иметь самый быстрый транспорт и возможность полетов вне атмосферы. Тут реактивный двигатель не может быть заменен ничем другим. Это будет грандиозная революция в технике. Желаю вам полной удачи!»
Очень интересен рассказ о смерти редактора Филиппова
Циолковский был крайне рад публикации, надеялся на большее, сам взялся разбираться с обстоятельствами и пришёл к выводу, что у Филиппова был некий психологический срыв, закончившийся внезапной смертью. Изобретение неких лучей, взрывов на расстоянии он отрицает. Не было у Филиппова и лаборатории - так, чисто ХИМИЧЕСКИЕ опыты.
А вот такой пассаж. Ни один биограф не писал, что Циолковский запускал хоть какие-то ракеты, баловался порохом. А как бы они это расписали! Сам Циолковский об этом - ни слова. А вот Чижевский вспоминает его слова: Однажды моя пороховая ракета попала прямо в слуховое окно чердака дома одного купца и там разорвалась. Я, наблюдавший за полетом ракеты, бегом бросился тушить возможный пожар и разбудил весь дом. Поднялся страшный шум, все побежали на чердак, но ракета моя погасла, не причинив никакого вреда, меня же за это угостили бранью, облили тухлой водой из пожарной бочки и так поддали, что я камнем вылетел на улицу и, споткнувшись о что-то, растянулся и на мгновение потерял сознание. Во избежание дальнейших неприятностей я решил экспериментировать за городом. Если так, то ракета была не одна, да ещё эксперименты за городом?
Или вот случай, интересный. Явился Циолковский к Чижевскому с ручкой от портфеля. Портфель у него в трамвае срезали.
Ах, дураки, дураки, ведь путного-то в моем портфеле ничего не было, только одни мечты - вещи, неощутимые и никому, кроме меня, не нужные! Похитители мечты! Какая романтика! А как я буду читать свой доклад у звездоплавателей? Да еще две статьи! Ну, хорошо, что я все пишу под копирку, а то ведь пропадет - многого не повторишь, не вспомнишь!
- Украденная мечта! - повторил я. - Это - хорошо!




А.Л. Чижевский у могилы К.Э. Циолковского
Чижевский пытался найти механизм солнечно-земных связей. По его мнению, жизнедеятельность биологических объектов Земли зависит от солнечной активности и находится под влиянием физически неопределяемого Z-фактора, обнаруживаемого лишь в некоторых химических реакциях. Учёный предполагал, что в глубоких слоях Солнца возникает Z-излучение, которое осуществляет солнечно-земные связи.
В настоящее время в ряде стран аэроионифицируют больничные палаты, санатории, курзалы, классы, аудитории, служебные помещения, офисы, залы для физкультуры и спорта, заводы и фабрики, частные квартиры и т. д.
В настоящее время метод электроокраски стал основным на любом крупном предприятии, имеющем дело с покраской материалов, поверхностей: вагон метро, самолёт, океанский лайнер или стол, детские игрушки - всё это красится в электрическом поле по методу Чижевского.
Чижевский создал около 2000 живописных произведений (в основном пейзажи). Большинство из сохранившихся работ (около 300) - акварели 1940-1950-х годов (периода лагерей и ссылки). Все выставки художественных произведений учёного, в том числе и персональные, были посмертными и проходили в Москве и Подмосковье, Караганде, Калуге.
В честь А. Л. Чижевского названа малая планета 3113 Chizhevskij.
Умер 20 декабря 1964 года в 8 часов утра в Москве от рака горла в возрасте 67 лет. Похоронен на Пятницком кладбище в Москве.



Пейзаж кисти Чижевского



Пахнет весной

к файлу 28-1

к файлу 27