Рейтинг с комментариями. Часть 030

570 г. — "Год слона" и иные диковинки Аравии. Краткая история доисламской Аравии. 0 г. — 600 г.

I в.

Всем (должен быть) известен ужастик (хоррор) С.Михалкова (песню сочинили и пели Никитины) про пионера Фому: 
Трусы и рубашка
Лежат на песке.
Упрямец плывет
По опасной реке.
 
Близка
Аллигатора хищная пасть.
- Спасайся, несчастный,
Ты можешь пропасть!
 
Но слышен
Ребятам
Знакомый ответ:
- Прошу не учить,
Мне одиннадцать лет!
 
Уже крокодил
У Фомы за спиной.
Уже крокодил
Поперхнулся Фомой:
Из пасти у зверя
Торчит голова.
 
До берега
Ветер доносит слова:
- Непра...
Я не ве... -
Аллигатор вздохнул
И, сытый,
В зеленую воду нырнул
Уже в первых веках н.э. в Аравию пришли все мировые религии. А следом последовали и религиозные войны. Затем родилась ещё одна мировая религия - ислам. И эта пустынная страна неожиданно возглавила человеческую цивилизацию.
52 г. н. э. — Апостол Фома терпит кораблекрушение у берегов Сокотры по дороге в Индию.
Да, это тот самый Фома Неверующий, Тома Йехуда, по кличке Близнец, который не поверил в воскрешение Христа. Он не поверил слухам, он не поверил и лично Христу, явившемуся к нему. Пришлось страдальцу с креста предъявить пробитое гвоздями тело, но Фома и оголённому Христу не поверил, лишь "погрузив персты в язвы" (раны), Фома с сомнением признал, что тактильный эксперимент вроде бы доказывает, что этот Христос идентичен тому, которого распяли, однако же вроде бы жив.
Незадолго до того раввин Иисус дал 12 апостолам приказ идти и обращать разные народы в правильную веру. А после его смерти/вознесения/бессмертия апостолы стали разбредаться по миру.
Но сперва демократично тянули жребий с названиями стран. Фоме выпала Индия. И он отказался: «Не имею я сил для этого, ибо слаб я, и еврей я, как индийцев могу я учить?» (это единственный апостол из Иудеи). Прочие 11 апостолов убедить его не могли, начали звать Учителя и Иисус явился к Фоме во сне с увещеваниями: «Не бойся, Фома, ведь благодать Моя, с тобой она». Однако Фома упёрся: «Куда Ты ни захочешь, Господь наш, пошли меня, только в Индию не пойду я». И тогда Христос ...продал Фому в рабство! Да, пришлось ему стать работорговцем. Нашёл Христос в Иерусалиме подрядчика из Индии по имени Хаббан, доверенное лицо индийского царя Гундофара, который находился в Иерусалиме в поисках искусного плотника для постройки дворца для индийско-парфянского царя. В «Деяниях Фомы» (III век, на сирийском языке) Господь предстает перед купцом, говоря, что у него есть раб-архитектор, которого он хочет продать, и купец соглашается: «И когда они заверили купчие, взял Иисус Фому и пошел к Хаббану-купцу. И увидел его Хаббан и сказал ему: «Это твой хозяин?» Фома сказал ему: «Да, он хозяин мой». Сказал ему Хаббан-купец: «Он продал тебя в мою собственность». И Фома промолчал (в ответ) ему. Утром поднялся он, сотворил молитву и обратился к Господу своему, и сказал Ему: «О Господь наш, какова воля Твоя, пусть так и будет»… И они отправились в путь».
Не сообщается за сколько Иисус его продал и умел ли Фома что-то мастерить. Но важно — до этого Иисуса никто господином, Господом не называл, только Учителем, Фома был первым! И Фома отправился в Индию. Про путь его мы знаем плохо. Довольно странно смотрятся и даты. Христос, как известно, умер в 33 году, Богородица умерла в 45 или 48 году, а на Сокотру Фома попал в 52-м. Когда состоялась жеребьёвка и что делал Фома 19 лет, неизвестно. Когда Богородица умерла (см. тут), Фома был явно не в Индии, но и не в Иерусалиме, он опоздал на 2 (или 3) дня. Богоматерь уже похоронили и камень поверх водрузили (либо камнем пещеру закрыли). Но Фома просил, чтоб дали попрощаться (не иначе — не верил, подозревая подлог), валун откатили, гроб открыли (какое кощунство!), но Богоматери там не оказалось! Что было лучшим доказательством, что она вознеслась. Он, разумеется, не поверил, но пустота гроба убедила остальных в чуде.
Сколько времени он был в Аравии и на Сокотре (и был ли вообще) неизвестно. Дело в том, что под словом "Индия" тогда понимали весь юг Азии, от Йемена до Китая.
Христианская хроника сообщает, что в том же 52 году Фома высадился в Пенджабе, получил деньги для строительства дворца, но палец о палец не ударил, деньги раздавал нищим, вёл усиленную христианскую пропаганду на побережье. О чём заказчику и сообщили. Вызванный для отчёта о проделанной работе, Фома убедительно сказал, что дворец построен. "Где? Когда посмотреть?" — решил уточнить царь. "После твоей смерти!" — ответил находчивый Фома. Проявив неслыханный гуманизм, царь не стал лишать жизни недостойного раба, а просто отправил его в тюрьму. Тут умер брат царя, с характерным именем Гад, явился во сне царю и сообщил, что встретил на том свете великолепный дворец, но когда он размечтался там переночевать, его не пустили, сообщив, что дворец предназначен для его брата. Поражённый таким сновидением, Гундофар освободил Фому, принял христианство из его рук, а Фома назначил дьякона управлять общиной, а сам пошёл по Индии к югу, проповедуя, где и принял мученическую смерть.
Местное индийское предание слегка отличается от сирийского оригинала «Деяний», утверждая, что святой Фома прибыл сначала не в Пунджаб, где правил Гундофар, а на побережье Малабара, обосновавшись в старинном порту Музирис в 50-52 годах, где, как говорится, он основал 7 церквей: в Кранганоре, Квилоне, Паравуре, Коккамангаламе, Ниранаме, Палаюре и Каяле.
Причина мученической смерти также слегка различается в обеих преданиях: в сирийском тексте святой Фома был предан смерти за то, что убедил жену местного царька отказать мужу в сексуальных отношениях (вероятно, шантаж, пока не станет христианином), однако индийское предание настаивает на том, что его смерть была спровоцирована брахманами, разгневанными проповедью христианства. Впрочем, место и время кончины в источниках совпадают, он был пронзен копьем 19 декабря 72 года и скончался 21 декабря в Мелипуре около Мадраса в индийском штате Тамил Наду.
Без сомнения, "Деяния Фомы" написаны гностиками. Не знаю, насколько эти "жития" близки к реальностям, но существование такого царя и именно в то время доказано, хотя немало историков считают, что этого Фому перепутали с Фомой Канским, который по указанию Патриарха Антиохийского отправился на трёх больших кораблях вместе с 72 христианскими семьями в Индию и в 345 году пристал к малабарскому берегу, где основал христианскую общину.
Короче, уже в I веке христианство в Аравии робко, но появилось.
А мне Фома нравится больше других апостолов! Противник слепой веры, не доверяющий даже собственным глазам, впервые доказавший, что эксперимент является краеугольным камнем эмпирического подхода к знанию. Кстати, на латыни он читается как Тома, на английском — Томас, остров и город Сан-Томе названы в его честь.



Караваджо. Уверение святого Фомы. ок. 1600 г.

вставка - чтобы показать, что культура арабов, даже кочевников, была изрядной и не всё время они доили верблюдиц и грабили соседей. Например, поэты:


Имру аль-Кайс (около 500 - середина VI века)

По единодушному мнению арабской средневековой критики, наиболее выдающийся поэт древности. Сын одного из вождей киндитской коалиции племен в Неджде, в состав которой входили племена асад и гатафан, он, согласно преданию, был изгнан отцом из дома за разгульное поведение и сочинительство стихов - занятие, по мнению отца, несовместимое с высоким званием княжича. В скитании поэт узнает, что отец его убит асадитами, и, опираясь на племена бакр и таглиб, он начинает мстить за отца, но терпит поражение, обращается даже за поддержкой к византийскому императору, но в конце концов умирает в изгнании.
Я, словно девушку и светлую весну, 
Когда-то прославлял кровавую войну.

Но ужас я познал теперь ее господства - 
О, ведьма старая, что держит всех в плену,

Что хочет нравиться и скрыть свое уродство, 
И отвратительную прячет седину...
По легенде, Имру аль-Кайс был внуком последнего царя наждитского княжества йеменского племени Кинда, аль-Худжра II ибн аль-Хариса. По преданию, жена его прадеда Xуджра напророчила: «Я за (спиной) мужчины, губы которого подобны губам верблюда, поедающего горечь. Он возьмет шею твою». И её действительно увёл некий Амр. Худжр отбил у Амра свою жену, убив его, но получил прозвище «Акил аль-Мурар» - «Поедающий горькие растения». Матерью поэта, по преданию, была Фатима бинт Рабиаа, сестра Мухалхиля ибн Рабиаа, великого аравийского поэта и воина VI века (по др. версии, матерью значится Тамльук ибн Амр ибн Зубейд). Путаница оттого, что много однофамильцев и подражателей.
Настоящее имя Имру аль-Кайса было Хундуж. Отец его был развратник и гуляка, а юноша - поэт с детства, но, тоже... большой любитель пиров и женщин. Отец его изгнал (по одной версии - за стихи, по другой - за приставание к одной из своих жён). Якобы, он даже приказал его убить или ослепить. Так или иначе, остаток денег Имру потратил, кочуя по Аравии и устраивая пиры «на каждой стоянке». При этом он создал свою самую знаменитую биографическую поэму.
По легенде, аль-Кайс поклялся жениться на той, кто ответит ему о «восьми, четырёх и двух». Ночью (в пустыне) некая девушка отгадала: «Восемь - это соски сучки, четыре - вымя верблюдицы, две - груди женщины». Имру немедленно отправил раба к стоянке невесты с махром (ценности, которые вручаются невесте лично). Раб умудрился растратить половину подарка. Приняв приглашение выйти замуж, она открытым текстом передала поэту шифровку: «Отец мой удаляется, будучи рядом, и бывает рядом, будучи далеко; и мать моя разрывает одну душу на две; брат же мой пасет Солнце; Ваше небо порвалось, а два сосуда опустели». Имру, естественно, догадался, что отец невесты на него готовит нападение, а раб растратил махр.
По иной версии Имру был женат на женщине из племени Тайй по прозвищу Умму Джундуб, которая сбежала от него к другому поэту, Алкаме ибн Абду после семейного конфликта. О детях Кайса ничего не известно, кроме их имён (не менее три сына).
Был он язычник, а скорее всего, как большинство поэтов, поклонялся лишь Слову (см.ниже)
Тем временем его отец был убит племенем Бани Асад. Поэт, при получении этого известия, пировал в йеменской земле Дамун. Согласно легенде, он, узнав о случившемся, произнес: «Потерял он меня в детстве моём, и возложил на меня кровь свою в зрелости моей! Да не будет пробуждения сегодня, и не будет опьянения завтра: сегодня вино, завтра - дело», после чего продолжил пиршество. Однако на следующий день Имру поклялся «не прикасаться к мясу, вину, женщине и ароматам», пока не отомстит за отца. Он пошел для гадания к идолу Табала. Арабы гадали на жертвенных стрелах. Предложив идолу какую-то ценную (для жрецов) вещь, вытаскивали из идоловского колчана стрелу и читали на ней надпись. Жрецы, надо думать, с лёгкостью манипулировали советами. Имру трижды вытянул стрелу, призывающую отказаться от войны, он сломал стрелы и, отхлестав ими по щекам идола, сказал: «Если бы был убит твой отец, ты бы мне не воспрепятствовал».
Авторитет поэта был таков, что он поднял племена химйаритов и мазахджей, разбил войско Бани Асад, убив главу племени. Но покровитель племени Бани Асад, правитель царства Лахмидов аль-Мунзир, вступил в войну против Имру аль-Кайса (а точнее - против царя киндитов аль-Хариса). Киндиты были разбиты (и дело тут вообще не в поэте), погибла вся родня Имру и государство Киндитов. Имру бежит в Константинополь, становясь приближенным к императору Юстиниану. Тот его изгнал. Версий несколько: 1 - совратил дочь императора, 2 - гос. измена, 3 - был агентом персов. По легендам он был наместником византийцев в Северном Хиджазе или наместником персов над островом Тейран в Акабском заливе.
Скрыться от византийцев не удалось - Имру умирает в Анкаре. Смерть поэта также окружена легендами: по преданию, Имру скончался от отравления ядом, что вызвало длительную болезнь, сопровождавшуюся образованием гнойников (отсюда прозвище поэта - «Зуль-Курух» - «Покрытый язвами»). Согласно легенде, отравленная одежда была подослана самим императором Византии Юстинианом.
Именно Имру аль-Кайсу принадлежит первенство в дескриптивной (описательной) лирике арабской литературы. Пустыня, дорога, женщины, ночь... Короче, классик арабской литературы. Мухаммед, сам замечательный поэт, оценил собрата по перу так: Имру аль-Кайс является «вождем отряда поэтов, идущих в Ад в Судный День»
Спешимся здесь, постоим над золою в печали, 
В этих просторах недавно еще кочевали

Братья любимой, и след их былого жилья 
Ветры вдоль дола песчаного не разбросали.

Мелкий, как перец, осыпал помет антилоп 
Травы прибрежного луга, пустынные дали.

В час расставания слезы катились из глаз, 
Словно мне дыни зеленой попробовать дали.

Спутники мне говорили: "Зачем так страдать? 
Ты ведь мужчина, и слезы тебе не пристали".

Но у развалин мы разве надежду найдем? 
Но облегченье от боли дает не слеза ли?

Помнится: Умм аль-Хувейрис ушла - я рыдал, 
Также и Умм ар-Рабаб я оплакал в Масале.

Дикой гвоздикою дышит чуть свет ветерок, 
Мускусом, помню, красавицы благоухали.

Слезы текут мне на грудь, не могу их сдержать, 
Перевязь всю пропитали, блестят на кинжале.
 
Я вспоминаю сегодня счастливейший день, 
Помнится, мы к Дарат Джульджуль тогда подъезжали,

Там для красавиц верблюдицу я заколол, 
После чего их самих оседлал на привале*.

Двинулись в путь - потеснил я Унейзу, залез 
К ней в паланкин, мы с верблюда едва не упали,

И закричала: "Что делаешь, Имруулькайс! 
Ношу двойную верблюд мой осилит едва ли!"

Я отвечал ей: "Покрепче поводья держи! 
Дай поцелую тебя, и забудем печали!"

Часто к возлюбленной я приходил в темноте, 
Даже к беременной я пробирался ночами,

Юную мать целовал я в то время, когда 
Плакал младенец грудной у нее за плечами.

Только однажды красотка отвергла меня - 
Там, на песчаном холме, обожженном лучами.

Фатима, сжалься! Неужто покинешь меня? 
Ласковей будь! Мне твое нестерпимо молчанье.

Лучше уж сердце мое от себя оторви, 
Если не любишь и неотвратимо прощанье!

Мукой моею тщеславие тешишь свое, 
Сердце твое на замке, ты владеешь ключами.

Ранишь слезами разбитое сердце мое,
Слезы острее, чем длинные стрелы в колчане.

Часто к возлюбленной я пробирался в шатер, 
Полз мимо воинов, вооруженных мечами.

Стража и родичи, подстерегая меня,
В страхе молчали, а может быть, не замечали.

Помнится, - четками из разноцветных камней 
Звезды Стожар над моей головою мерцали.

Вполз я к любимой за полог, она перед сном 
Платье сняла и стояла в одном покрывале.

И зашептала: "Что надо тебе, отвечай? 
Богом молю, уходи, чтобы нас не застали!"

Вышел я вон, и она поспешила за мной, 
Шла, волочились одежды и след заметали.

Стойбище мы миновали, ушли за холмы
И очутились в ложбине, как в темном провале.

Нежные щеки ласкал я, прижалась она 
Грудью ко мне, и браслеты ее забряцали.

Тело возлюбленной легкое, кожа, как шелк, 
Грудь ее светлая, как серебро на зерцале.

Как описать несравненную девичью стать? 
Стати такой вы нигде на земле не встречали!

Словно газель, за которой бежит сосунок, 
Юное диво пугливо поводит очами

И озирается, словно газель, изогнув 
Длинную шею, увешанную жемчугами.

А завитки смоляные на гладком виске 
Ветви подобны густой, отягченной плодами.

Пышные косы закручены на голове, 
Переплетаются косы тугими жгутами.

Стан у прелестницы гибкий, упругий, как хлыст, 
Стройные стебли с ее не сравнятся ногами.

Нежится дева на ложе своем поутру, 
Мускусом благоухает оно и цветами.

Руку протянет красотка - увенчана длань 
Тонкими, как молодые побеги, перстами.

Лик ее светится, так озаряет во тьме 
Келью монаха лампады дрожащее пламя.

Это на ложе простертое полудитя
Даже в суровом аскете разбудит желанье.
 
Смуглая кожа, как страусово яйцо, 
Нежная, словно омыта в целительной бане.

Люди с годами трезвеют, а я не могу
Страсть превозмочь и поныне живу, как в тумане.

Скольких ретивых соперников я одолел, 
Сколько оставил советов благих без вниманья!

Тьма с головой накрывала меня по ночам 
Черной волной и готовила мне испытанья.

И припадала к земле, растянувшись, как зверь, 
Длилась как будто с начала времен до скончанья.

Я говорил ей: "Рассейся! Рассвет недалек. 
Хватит с тебя и того, что царишь ты ночами!"

Тьма не уходит. Мне кажется: звезды небес 
К Язбуль-горе приторочены крепко лучами.

Даже Стожары взошли и недвижно стоят,
К скалам привязаны, словно ладьи на причале.

Утро встречаю, когда еще птиц не слыхать, 
Лих мой скакун, даже ветры бы нас не догнали,

Смел он в атаке, уйдет от погони любой,
Скор, как валун, устремившийся с гор при обвале.

Длинная грива струится по шее гнедой, 
Словно потоки дождя на скалистом увале.

О, как раскатисто ржет мой ретивый скакун, 
Так закипает вода в котелке на мангале.

Прочие кони берут, спотыкаясь, подъем,
Мой же, как птица, летит на любом перевале.

Легкий наездник не сможет на нем усидеть, 
Грузный и сесть на него согласится едва ли.

Кружится детский волчок, как стремительный смерч, - 
Самые быстрые смерчи меня не догнали.

Волчья побежка и поступь лисы у него, 
Стать антилопы и мышцы, подобные стали.

С крепкого крупа вдоль бедер до самой земли 
Хвост шелковистый струится, как пряжа густая.

Снимешь седло - отшлифован, как жернов, хребет, 
Как умащенная, шерстка лоснится гнедая.

Кровью пронзенной газели, как жидкою хной, 
Вижу, окрашена грудь аргамака крутая.

Девушкам в черных накидках подобны стада 
Черно-чепрачных газелей пустынного края.

Эти газели, как шарики порванных бус, 
Вмиг рассыпаются, в страхе от нас убегая.

Задних мой конь обскакал, рвется он к вожаку, 
Мечется стадо, как птиц всполошенная стая,

Мы без труда обгоняем степных антилоп, 
В бешеной скачке одну за другой настигая.

Взора нельзя от коня моего оторвать,
Смотришь с любой стороны - красота колдовская!

Я на привале седла не снимаю с коня,
Ночью лежу, с быстроногого глаз не спуская.

Друг мой, ты вспышку заметил? Мгновенно, как взмах, 
Туча ощерилась, молния блещет в оскале.

Может быть, это отшельники лампу зажгли, 
Вспыхнул фитиль, только масло, видать, расплескали?

Между Узейбом и Дариджем сделав привал, 
Вдаль мы глядели, где молнии в тучах сверкали,

Видели мы над Сатаром и Язбулем дождь, 
Так же над Катаном дождь затуманивал дали.

А над Кутайфою дождь зарядил поутру, 
Все затопило - терновник и ветки азалий,

Краешком туча задела вершину Канан, 
Серны с лугов под укрытие скал поскакали.

Все до единой повалены пальмы в Тейма, 
Только на кручах строения не пострадали.

Сабир-гора, словно шейх в полосатом плаще, 
Гордо стояла в густом дождевом покрывале.

Утром казалось: холмы - как ряды веретен; 
Их обмотав буреломом, потоки стекали.

Волны свой груз уносили в низины, в пески, 
Мерно качались они, как верблюды с тюками.

Птицы так весело пели, как будто с утра 
Пили вино, а не влагу, застывшую в яме.

Трупы животных вечерний усеяли дол,
Словно растенья, что вырваны вместе с корнями.
"Спешимся здесь, постоим над золою в печали..." - Дарат Джулъджуль - местность в Аравии, где разыгрался эпизод, явившийся поводом для написания муаллаки. Согласно преданию, Имру, влюбленный в соплеменницу по имени Унейза, как-то подстерег отправившихся на купание к ручью девушек племени и, дождавшись, когда они войдут в воду, собрал их одежду и возвратил ее купальщицам лишь после того, как они, замерзшие, стали одна за другой выходить нагими из воды. Когда же девушки стали упрекать поэта, он зарезал верблюда и, зажарив мясо, щедро их угостил.
*После чего их самих оседлал на привале - если кто подумал что такое в меру своей испорченности, то напрасно - затем все возвратились в становище, причем девушки понесли седло верблюда на себе. Так положено.



Амр Ибн Кульсум
(умер в конце VI века). Вождь и выдающийся поэт племени таглиб.
"Налей-ка нам в чаши вина из кувшина!.."
Налей-ка нам в чаши вина из кувшина! 
Очистим подвалы всего Андарина!

Ну что за напиток! В нем привкус шафрановый. 
Немного воды - и смягчаются вина.

Вино отвлекает от грусти влюбленного, 
Хлебнет он - и вмиг позабыта кручина.

Скупца и того не обидят на пиршестве, 
Щедрей во хмелю самый алчный купчина.

Так что ж ты, Умм Амр, обнесла меня чашею? 
Ты не соблюдаешь застольного чина.

Что хмуришься? Все мы от рока зависимы, 
Разлука нас ждет, неизбежна кончина.

Постой же, тебе я поведаю многое, 
Пока ты не скрылась в тени паланкина.

О битвах жестоких, о воинах доблестных, 
О братьях твоих расскажу для почина.

Ну что ты дичишься? Разлука расстроила? 
Нет! Больше не любишь ты, вот в чем причина!

Когда бы не эти глаза посторонние, 
Когда бы мы слиться могли воедино,

Ты руки свои бы открыла мне, белые, 
Живые, как вешняя эта равнина,

И грудь, что из кости слоновой изваяна, 
Два холмика - их не касался мужчина.

Подобны атласу бока твои нежные, 
А спину упругую делит ложбина.

Ушел караван, с ним ушла ты, как молодость. 
Что делать? И жизни ушла половина.

Равнина Ямамы полоской далекою 
Мерцает, как сабля в руке бедуина.

Готов застонать я. Так стонет верблюдица, 
Зовя верблюжонка в долине пустынной,

Так мать, семерых сыновей потерявшая, 
Горюет у гроба последнего сына.

Сегодня и Завтра от рока зависимы,
В грядущих печалях судьба лишь повинна.

Царь Амр, наберись-ка терпенья и выслушай: 
Мы ринулись в бой, как речная стремнина,

Мы шли к водопою под стягами белыми, 
В бою они стали краснее рубина.

Стал день для врагов наших ночью безрадостной, 
В тот день мы к тебе не явились с повинной.

Послушай, властитель, дающий убежище 
Лишь тем, кто приходит с покорною миной,

О том, как у царской палатки мы спешились, 
На лагерь твой пышный обрушась лавиной.

Собаки скулят, когда скачем к становищу, 
Мы рубим противника с яростью львиной,

Молотим его, как пшеницу поспевшую, 
И воины падают мертвой мякиной.

Под склонами Сальмы зерном обмолоченным, 
Коль надо, засеяна будет низина.

Царь Хиры, еще ты наш гнев не испытывал. 
Восстав, он любого сметет властелина.

Все знают: от предков нам слава завещана, 
В бою не уроним той славы старинной.

Друзей, чьи шатры для кочевки разобраны, 
Всегда со своей охранял я дружиной.

Мы их защищаем в минуты опасности, 
Поскольку мы связаны нитью единой.

С врагами сойдясь, мы мечом поражаем их, 
А на расстоянии - пикою длинной.

Мечом рассекаем противника надвое, 
А пикой любого пронзим исполина,

Хоть кажется наше оружье тяжелое
В умелых руках лишь игрушкой невинной.

Плащи наши, вражеской кровью омытые, 
Как пурпур, горят над песчаной равниной.

Когда нападенье грозит нашим родичам 
На узкой дороге, зажатой тесниной,

Встаем впереди мы надежным прикрытием, 
Как Рахва-гора с каменистой вершиной.

И юноши наши, и старые воины 
Готовы полечь, но стоят нерушимо.

Мы мстим за убийство своих соплеменников, 
И наше возмездие неотвратимо.

Тревога - и вмиг мы хватаем оружие, 
Но стоит промчаться опасности мимо,
 
В тенистых шатрах мы пируем, беспечные, 
Спокойны, хоть наше спокойствие мнимо.

Стоим как никто за свое достояние.
Мы в клятвах верны и тверды, как огниво.

Когда разгорелось в Хазазе побоище, 
Мы, действуя с разумом, неторопливо,

В резню не ввязались, и наши верблюдицы 
На взгорье жевали колючки лениво.

Врагу не даем мы пощады в сражении, 
Но пленников судим всегда справедливо.

В добычу берем только самое ценное, 
Ничтожная нам не по вкусу нажива.

Одежда из кожи у нас под доспехами, 
В десницах мечи голубого отлива,

Сгибается лезвие, но не ломается, 
И наши кольчуги упруги на диво.

От них на груди застарелая ржавчина,
Ни смыть, ни стереть, как ни три терпеливо.

Морщины кольчуг, словно волны озерные, 
Возникшие от ветрового порыва.

Несут нас в сражение кони надежные, 
Их шерсть коротка и не стрижена грива.

По праву они перешли к нам от прадедов, 
Потомкам на них гарцевать горделиво.

Соседи, завидев шатры наши белые
В скалистой лощине под кручей обрыва,

Толкуют о щедрости нашего племени, 
Которое стойко и неприхотливо.

И если сверкают клинки обнаженные,
Мы ближним на помощь спешим без призыва,

Мы пленным даруем свободу без выкупа, 
Но горе тому, чье смирение лживо.

Никто не осмелится пить из источника, 
Пока нас вода его не освежила.

В неволе не быть никогда нашим женщинам, 
Покуда голов наша рать не сложила.

Они на верблюжьих горбах возвышаются, 
Краса их нежна и достоинство мило.

Мы им поклялись, что, завидев противника, 
На вражьи кочевья обрушимся с тыла,

Мечи отберем, и блестящие панцири, 
И шлемы, горящие, словно светила.

Идут горделивые наши красавицы, 
Покачиваясь, как подпивший кутила.

Они говорят: "Не желаем быть женами 
Бессильных и робких, уж лучше могила!"

И мы защитим их от рабства и гибели, 
Иначе нам жизнь и самим бы постыла.

Одна есть защита - удар, рассекающий 
Тела, словно это гнилые стропила.

Мы сами окрестных земель повелители, 
Порукой тому наша дерзость и сила.

Не станем терпеть от царя унижения, 
Вовек наше племя обид не сносило.

Клевещут, твердят, что мы сами обидчики - 
И станем, хотя нам такое претило.

Юнцам желторотым из нашего племени 
В сраженье любой уступает верзила.

Земля нам тесна, мы всю сушу заполнили, 
Все море заполним, раскинув ветрила.

Отплатим сторицею злу безрассудному, 
Накажем его, как того заслужило.
Тааббата Шарран (VI век)

Поэт-воин, большая часть жизни которого, согласно легенде, прошла в странствиях по пустыне и в набегах на вражеские племена. Настоящее имя поэта - Сабит ибн Джабир, а прозвищем своим "Тааббата Шарран" (буквально: "Несущий под мышкой зло") он обязан тому обстоятельству, что постоянно носил под мышкой острый меч.)
Друга и брата любимого я воспою - 
Шамсу ибн Малику песнь посвящаю мою.

Гордость моя: с ним всегда совещаются люди, 
Гордость его, что я лихо держусь на верблюде...

К трудностям он и к лишеньям привык постоянным, 
Вечно скитаясь по дальним, неведомым странам.

В мертвых пустынях, где только песок и гранит, 
Грозным опасностям сам же навстречу спешит.

Он обгоняет гонцов урагана в дороге - 
Вихря быстрее летит его конь быстроногий.

Если порой ему веки смежает дремота - 
Сердце не спит, словно ждет постоянно чего-то.

Цели отчетливы, глаз безошибочно точен. 
Крепкий, старинный клинок не напрасно отточен:

Меч обнажит - и враги уцелеют едва ли. 
Смерть усмехается, зубы от радости скаля...

Вечно один, оставаться не любит на месте - 
Бродит по миру, ведомый сверканьем созвездий.

("Друга и брата любимого я воспою..." - Шамс ибн Малик - двоюродный брат поэта.)

Аль-Мухальхиль

Один из древнейших арабских поэтов, чьи стихи дошли до наших дней (умер около 530 года). Согласно преданию, поэт вел жизнь странствующего фариса (бедуинского воина), кочевал по пустыне и принимал участие в набегах. Получив известие, что его брат Кулейб, вождь двух родственных племен таглиб и бакр, убит одним из бакритских воинов, аль-Мухальхиль поклялся отомстить и возглавил таглибитов в их войне с бакритами. В своих стихах поэт оплакивал брата и призывал соплеменников к мести.)
В Беку вызвал Джузейма вождей на совет, 
Ибо Хинд вероломно его известила,

Что согласна покорной супругою стать, 
И сама во владенья свои пригласила.

Из вождей лишь Касыр заподозрил обман, 
Но собранье старейшин иначе решило,

И сгубила Джузейму коварная Хинд, - 
Часто злобой удары наносятся с тыла.

На кобыле Джузеймы гонец прискакал, 
Так впервые без шейха вернулась кобыла!

Убедился Джузейма в предательстве Хинд, 
Когда лезвие жилы ему обнажило.

А Касыр убоялся возможной хулы,
И, решив, что бесчестье страшней, чем могила,

Нос себе он отрезал, пожертвовал тем, 
Чем природа с рожденья его наделила.

Изувеченный прибыл к владычице Хинд, 
О возмездье моля, причитая уныло,

И добился доверия мнимый беглец, 
Хинд Касыра приветила и приютила,
 
Он с дарами в обратный отправился путь, 
Только ненависть в сердце его не остыла.

И вернулся он к Хинд, и привел караван, 
Тайно в крепость проникла несметная сила.

Храбрый Амр у подземного выхода встал, 
Хинд бежала, засада ей путь преградила,

Амр злосчастную встретил мечом родовым, 
Вмиг от шеи ей голову сталь отделила.

Так исполнилось предначертанье судьбы, 
Все в руках у нее - люди, земли, светила,

Только избранным срок продлевает судьба, 
Но бессмертья еще никому не дарила.

Как бы ни был силен и богат человек, 
Все исчезнет: богатство, и слава, и сила.
Тарафа

Тарафа ибн аль-Абд - выдающийся поэт из племени бакр. Согласно преданию, вел легкомысленный образ жизни, "проматывая имущество рода", за что был изгнан из племени, "словно вымазанный дегтем чесоточный верблюд".

В песчаной долине следы пепелищ уцелели 
И кажутся издали татуировкой на теле.

С верблюдов сойдя, мне сказали собратья мои:
"Что зря горевать? Докажи свою стойкость на деле!"

Я вспомнил о племени малик, ушедшем в простор, 
В степи паланкины, как в море ветрила, белели.

Казалось: Ибн Ямин плывет на своем корабле, 
То движется прямо, то скалы обходит и мели.

Корабль рассекает волну. Так, играя в "фияль", 
Рукой рассекают песок, чтоб добраться до цели.

Краса черноокая в стойбище дальнем живет, 
На шее высокой горят жемчуга ожерелий,

Косится испуганно дева, как в поле газель, 
И шея изогнута трепетно, как у газели.

Когда улыбается девушка, зубы блестят, 
Как будто мы лилию среди барханов узрели.

Горят позолотою зубы в полдневных лучах,
А десны красавицы, как от сурьмы, потемнели.

Лицо ее светится. Кажется: солнце само 
Покров ей соткало из яркой своей канители.

Терзаемый думой, седлаю верблюдицу я, 
Она быстронога, без отдыха мчится недели,

Крепка, как помост, по дорогам бежит, где следы 
Сплетают узор, - словно ткань на дорогу надели.

Верблюдица скачет, и задние ноги ее
Передних касаются, следом бегут, словно тени.

Со стадом верблюжьим пасется она на плато, 
Жует молодые побеги зеленых растений.

Округлые бедра верблюдицы - словно врата 
Дворца, а высокий хребет - как стена укреплений.

Под грудью ее, как под пальмой, прохладная тень, 
Излучина брюха - как свод, и массивны колени.

Она расставляет передние ноги свои,
Как держит бадьи водонос - для свободы движений.

С румийскою каменной аркою схожа она, 
Подобные арки не рушатся от сотрясений.

Поводья бегут по груди, не оставив следа,
Так воды с утесов текут вдоль гигантских ступеней:

Подобно разрезу на вороте с белым шитьем, 
Расходятся, сходятся снова, сливаются в пене.

Верблюдица голову держит, как нос корабля, 
Сама словно судно, плывущее против теченья.

Большая ее голова наковальне под стать,
В зазубринах вся, как пила, и в узлах, как коренья.

А морда ее, как сирийский папирус, гладка, 
А губы сафьяна нежнее, но крепче шагрени.

Глаза, как зерцала, сияют из темных глазниц, 
Так блещет вода среди скал в черноте углублений.

Прозрачны они и чисты, обведенные тьмой, 
Как очи пугливых газелей и чутких оленей.

Подвижные уши способны во тьме уловить 
Тревожные шорохи, зовы и шепот молений.

Могучее сердце верблюдицы гулко стучит,
Как будто в гранитный утес ударяют каменья.

Верблюдица мчит, запрокинув затылок к седлу, 
Стремительный бег быстроногой похож на паренье.

Захочешь - пускается вскачь, а захочешь - бредет, 
Страшится бича, не выходит из повиновенья,

Склоненною мордой почти прикасаясь к земле, 
Бежит все быстрей и быстрее, исполнена рвенья.

Спокойно ее понукаю, когда говорят:
"Из этой пустыни не вызволит нас провиденье", -

И даже тогда, когда спутники, духом упав,
Не ждут ничего, лишь до смерти считают мгновенья.

Вам скажут: "Один удалец этот ад одолел", - 
Смельчак этот - я, обо мне говорят, без сомненья.

Хлестнул я верблюдицу, и поскакала она
В тревожный простор, где восход полыхал, как поленья.

Ступает она, как служанка на шумном пиру, 
Качается плавно в объятиях неги и лени.

По первому зову на помощь я вмиг прихожу, 
Не прячусь в канаву, завидев гостей в отдаленье.

Кто ищет меня - на совете старейшин найдет, 
Кто хочет найти - и в питейном найдет заведенье.

Придешь поутру - поднесу тебе чашу вина,
Не хочешь - не пей, но войди, окажи уваженье.

На шумных собраньях средь самых почтенных сижу, 
Мне старцы внимают, когда принимают решенья.

Пирую с друзьями, выходит прислуживать нам 
Рабыня, чей лик светозарный - услада для зренья.

На девушке яркое платье. Так вырез глубок, 
Что белое тело доступно для прикосновенья.

Ей скажете: "Спой!" - и потупит красавица взор, 
И тотчас услышите нежное, тихое пенье.

Люблю пировать, веселиться, проматывать все,
Что взял я в наследство, что сам я добыл во владенье.

Родня сторонится меня, как верблюда в парше, 
Которого дегтем намазали для исцеленья.

А я ведь друзей нахожу и в убогих шатрах, 
И там, где в богатстве живет не одно поколенье.

Меня вы хулите за то, что рискую в бою,
За то, что могу на пирушках гулять что ни день я.

Но разве вы в силах мне вечную жизнь даровать? 
Позвольте же с гибелью встретиться в час наслажденья!

Позвольте же мне три деянья всегда совершать, 
Которые в жизни имеют большое значенье.

Клянусь! Я и думать не стал бы, когда б не они, 
О том, что наступит черед моего погребенья!

Деяние первое: не дожидаясь хулы,
Сосуд осушать, пить вино, не боясь опьяненья!

Второе деянье: на помощь тому, кто зовет,
Бросаться, как зверь потревоженный, без промедленья!

А третье: с веселой красавицей дни коротать, 
Укрывшись от долгих дождей под надежною сенью!

О, девичьи руки, подобные стройным ветвям! 
Браслеты на них и цепочек звенящие звенья.

При жизни ты должен все радости плоти вкусить, 
Превратности я испытал и страшусь повторенья.

При жизни будь щедр! Пропивай все, что есть у тебя! 
За гробом узнаешь, как пьется в державе забвенья.

Попробуй могилы скупцов отличить от могил 
Безумцев, транжиривших золото без сожаленья!

Два холмика рядом, две гладких гранитных плиты, 
Под ними тела, но уже их разрушило тленье.

Да, смерть неразборчива, щедрых берет и скупых, - 
Но хуже скупцам: как оставишь добро да именье!

Сокровище жизни бесценно, но тает оно, 
Уходят и годы, и дни, и часы, и мгновенья.

Чтоб конь мог пастись, удлиняют веревку ему,
Но жизнь не продлить. Все мы станем для смерти мишенью.

В опасности племя мое - я готов умереть, 
Враги угрожают - иду без боязни в сраженье.

К источнику смерти дорогу могу указать
Тому, кто подвергнет собратьев моих поношенью.

Я славен отвагой, стремителен, как голова 
Проворной змеи, увенчавшая гибкую шею.

Со мною всегда мой индийский отточенный меч,
Я клятву давал - и теперь с ним расстаться не смею.

Крепка его сталь - ни царапин на ней, ни щербин, 
Единым ударом я голову недругу сбрею,

Мечу говоришь: "Погоди!" - но уже он сверкнул, 
Сразит он мгновенно - и сам я мигнуть не успею.

Покуда сжимаю в деснице его рукоять, 
Любому врагу дам отпор и любому злодею.

Когда прохожу я с мечом обнаженным в руке, 
Верблюды в тревоге, дрожат - как бы их не задели.

Дочь Мабада, друг мой, поплачь, если сгину в бою, 
Как должно оплакивать павших в далеком пределе.

Одежды свои разорви! Я достоин того.
Другим далеко до меня в ратном яростном деле.

Иные медлительны в добрых делах, но не в злых, 
Робеют пред сильными, а на пиру - пустомели.

Но я не таков, никому не спускаю обид,
Будь я послабей, на меня бы с презреньем глядели,

Меня б затравили всей стаей и по одному,
Но щит мой - отвага, воспитанная с колыбели.

Клянусь! О невзгодах своих я не думаю днем,
А ночью тем более - сплю как убитый в постели.

Не раз я, встречая опасность, свой страх отгонял 
В то время, как сабли сверкали и стрелы свистели,

Когда даже самые смелые из удальцов 
Теряли от ужаса речь, леденели, бледнели.
Аль-Харис Ибн Хиллиза

Аль-Харис ибн Хиллиза (умер в конце VI века). Выдающийся поэт племени бакр; согласно преданию, взял на себя миссию защищать свое племя бакр в споре его с таглибитами. Его поэтическая речь перед арбитром - хирским царём - также относится арабской критикой к числу муаллак. Название «муаллаки» означает «подвешенные оды» или «висячие стихи». По легенде, эти поэмы, в знак их признания, писали золотом на шелке и вывешивали у Каабы. Название «подвешенные» можно понимать образно, будто эти стихи «парят» в уме читателя. Их всего-навсего 7, отобранных в сборник из множества касыд.

Порешила Асма, что расстаться нам надо, 
Что повинностью стала былая отрада.

Я успел ей наскучить в бескрайней пустыне,
О бродячих шатрах не забывшей поныне.

Где глаза верблюжонка, где шея газели? 
И свиданья и клятвы забыться успели...

Вот луга, что давали приют куропаткам,
Вот поля, где блуждал я в томлении сладком.

Не хватает лишь той, что любил я когда-то, 
От восхода я плачу о ней до заката.

Очи Хинд разожгли во мне новое пламя, 
Языки его ярче, чем звезды над нами.

Издалече приметят и пеший и конный 
Среди мрака ночного костер благовонный.

Меж Акик и Шахсейном поднявшись горою, 
Пахнет сладостно мускусом он и алоэ.

Я не мог бы здесь жить, без кочевий страдая, 
Но верблюдица есть у меня молодая,

С ней вдвоем нипочем нам любая дорога, 
Словно страуса самка, она быстронога.

Кто не видел в пустыне, на фоне заката, 
Как за матерью следом бегут страусята,

И песок из-под ног поднимается тучей, 
И охотники слепнут в той туче летучей.

Хоть следы беглецов разыскать и не сложно, 
Их самих укрывает пустыня надежно.

А верблюдица - та же бескрылая птица... 
Закаленный страданьем - судьбы не боится,

В знойный полдень в песках мне легко с нею вместе, 
Но меня догоняют недобрые вести:

"Наши братья аракимы, пестрые змеи, 
Говорить о нас дурно и гневаться смеют".

За разбойника принят ими путник несчастный, 
Им неважно, что мы ни к чему не причастны,

Полагают они, что за все мы в ответе, 
А все дети пустынь - нашей матери дети.

Возле мирных костров пастухи их сидели, 
Но вскочили иные со стрелами в теле,

Ржали кони, и бой закипел рукопашный, 
И верблюды кричали протяжно и страшно.

Амр вине нашей верит, пред ним, несомненно, 
Очернила нас подлая чья-то измена.

Берегись, клеветник, ты увяз безнадежно! 
Что для нас обвиненье, которое ложно?

Как угодно меняй и слова и обличье, - 
Мы и были и будем твердыней величья.

Это видят сквозь ложь, как сквозь облако пыли, 
Даже те, кого гордость и гнев ослепили.

Дан судьбою нам вождь величайший на свете, 
Он - как конь вороной, рассекающий ветер.

С морем бед и невзгод он вступает в сраженье, 
И спасает копыта от пут пораженья.

Наши всадники в битвы летят за ним следом, 
И враги забывают дорогу к победам.

Может бросить вселенную он на колени, 
Нет на свете достойных его восхвалений.

Вот и все. Если ваше решенье созрело, 
Соберите бойцов и немедля - за дело,

Пограничные земли просейте хоть в сите 
И живых и убитых о нас расспросите,

Унизителен, правда, ваш розыск лукавый - 
Разве трудно понять, кто виновный, кто правый?

Что вам пользы возиться с остывшей золою?.. 
Мы бы тоже закрыли глаза на былое...

Но коль скоро вас мир не прельщает достойный, 
Попытайтесь припомнить минувшие войны.

Орды всадников наших, что легче оленей, 
Пировали в развалинах ваших селений,

А верблюды Бахрейна, седые от пыли, 
Воду северных рек серебристую пили,

А тамима сыны недвижимы лежали, 
А его дочерей мы в объятьях держали.

Гордость там не живет, где живется спокойно, 
А презренное жалости вряд ли достойно.

Убегавшие в страхе изрублены ныне,
Не спасли их ни горы от нас, ни пустыни.

Мир в руках у владыки, как винная чаша,
И сладчайшая капля в ней - преданность наша.

Когда Мунзир в набег мчался тучею пыли, 
Амру встретить врага помогали не мы ли?

И не нам ли удачей обязаны бранной 
Дети таглиба, пылью лечившие раны?

Амр шатер свой построил, как небо второе, 
За него зацепляются звезды порою,

Там находят приют и достойное дело
Сабли разных племен, что собрал он умело.

Оделяет их вождь и водою и пищей, 
Волей божьей богатым становится нищий.

Но когда, подстрекаемый злою судьбою, 
Амр на нас это войско повел за собою,

За наездником каждым смотрели мы в оба, 
А врагов ослепляли миражи и злоба.

Амр вине нашей верит, но нас оболгали 
Те, что пламя войны раздувать помогали.

На поклепы у нас только три возраженья, 
Но, услышав их, честный изменит решенье:

Все понятно и просто, как синь небосклона, 
Когда племя маад развернуло знамена,

И собрались близ Кайса, исполнясь отваги, 
Под утесоподобные тяжкие стяги

Удальцы, что, как горные барсы, рычали 
И умели откусывать руки с мечами, -

Их приветствовать копьями вышли не мы ли? 
Кровь лилась, как вода из разбитой бутыли.

Ведь меж тех, кто укрылся в предгорьях Сахлана, 
Каждый воин - сплошная кровавая рана.

С копий струи текли - в годы мира едва ли 
Из колодцев мы столько воды доставали.
 
По закону небес, мы своими руками 
Общим недругам сделали кровопусканье.

После Худжр появился, сей сын Умм Катама 
Облачался в зеленые ткани упрямо,

Но на рыжего льва походил среди боя, 
Кровью землю поя, как водой дождевою.

Но, его одолев и отбросив, не мы ли 
С Имруулькайса оковы тяжелые сбили?..

Дети Ауса конями горды вороными,
И знамена шумят, как деревья, над ними,

Но мечами их встретить решились не мы ли 
И не нами ль они опрокинуты были?..

Мы за Мунзира пролили кровь Гассанида, 
Кровь обоих равна, не равна лишь обида.

Мы соседям своим подарили по праву 
Девять мудрых владык, пожинающих славу.

Амр - герой, не имеющий равных по силе, 
Но за мать его некогда нам заплатили!

И хороший совет дать мне хочется ныне 
Племенам, что кочуют в степи и пустыне:

Не глядите на нас сквозь бельмо наговора, 
Горе тем, чьей виною затеется ссора.

Лучше вспомните, братья, союз Зу-ль-Маджаза, - 
Клятв страшней, чем тогда, я не слышал ни разу.

В каждом свитке была предусмотрена кара 
Тем безумным, что меч занесут для удара.

И коль словом добра мы вражды не затушим, 
То на головы вам эту кару обрушим.

Зло за зло. Словно из лесу робких оленей, 
Мы сумеем вас выгнать из ваших селений,

А коль всадники Кинда придут на подмогу, 
Им обратную быстро укажем дорогу.

Вы взвалили на нас все грехи человечьи, 
Словно тяжкую ношу на рабские плечи,

Но ведь правды нельзя забывать и во гневе, 
Джандаль, Кайс и Хазза не из наших кочевий.

Мы невинны, а племя атик виновато, 
За чужие набеги грозит нам расплата.

Мне смешон наговор вероломный и злобный, 
Не из нас копьеносцы, что року подобны,

Те, что ночью напали и скрылись незримо. 
Вас ограбили люди из рода тамима.

Род ханифа готовит бойцов для сраженья, 
Но должны ль мы за это терпеть поношенье?

Да и племя кудаа вы с нами смешали, 
Хоть свершенного ими мы век не свершали.

Эти наглые люди вернуть им просили 
То, чего защитить они были не в силе.

Земли рода ризах отобрали бакриты, 
Те восстали и были в бою перебиты.

Жажда мести пылает, раздута бедою, 
Этой жажды огонь не затушишь водою,

И на недругов конные мчатся отряды, 
И мечи не дают побежденным пощады.

Хаярейн затопило кровавое море, 
Правда небу известна. Но горе есть горе.
Мунзир - хирский царь Мунзир III (514-554), отец Амра ибн Хинд. Худжр... сын Умм Катама... - один из таглибитских вождей. Имру уль кайс - брат Амра ибн Хинд. Аус - одно из племен Аравии. Поэт похваляется тем, что его племя в отместку за убийство хирского правителя Мунзира убило гассанидского царя.

Мне одному показалось, что доисламские арабские поэты воспевали своих верблюдиц, коней и кобылиц более красочно, чем девушек? И почти теми же словами?
Но христианство в Аравии не заладилось. Старания Фомы на Сокотре, даже если и были, оказались тщетными. Значительно позже возникло три мощных очага христианства — на севере Аравии, на востоке и в Йемене, но все они с Фомой связаны не были и лет через 100-150 погасли под давлением ислама. Но об этом ниже. А вот иудаизм в Аравии набрал большую силу.
Есть две версии распространения там иудаизма. 1-я — эфиопская. По версии (легендарной, фактами не вооружённой), царица Савская была язычнецей-эфиопкой. На эфиопских иконах она чрезвычайно загорелая, до черноты. Якобы было ей 15 лет, когда она переехала из Эфиопии в Сабу (наверно, простой наложницей), стала там царицей и правила 40 лет. После чего навестила Соломона. Израильский царь оценил 55-летнию эфиопку более, чем 1000 женщин своего гарема, вместе взятых и через полгода знакомства, принявшая иудаизм беременная госпожа Савская (она же Билкис, она же Македа), отбыла в Сабу, где родила сына и распространила иудаизм. Этот сын, якобы, и стал основателем эфиопской династии — Менелик I. Менелик после помазания на царство в Иерусалимском храме отбыл на родину (Саба располагалась на юге Аравийского полуострова, а в Эфиопии находились лишь её колонии), его сопровождали Азария, сын первосвященника Цадока, и 12 старейшин с семьями. Эфиопские евреи считают себя потомками этих знатных людей Иерусалима.
А затем аравийцы переселились в Эфиопию, которая, однако, вскоре стала страной христианской. Но ведь, как известно, христианство возникло из иудаизма.
2-я версия — когда побитые (по их версии — увитые славой) римляне бежали из Йемена, их союзники — воины царя Ирода и набатейцы решили не возвращаться (да их римляне просто бросили!), а, наловив местных женщин, основали иудейские общины, которые позже стали богатыми и сильными.
Скорее всего, правильней было бы сказать, что сыны Моисея и без того неплохо конкурировали на просторах Аравии и не нуждались в пояснительных легендах.
Юмор вообще в том, что учёные просто не могут отличить еврея от араба. Это один семитский народ, разбитый на сотни племён, абсолютно сходный по языку и обычаям. Но вот одно из племён приняло единобожную религию, что потребовало строительство храмов, городов вокруг них, религия резко разграничила по обычаям единокровные племена, сковала общими ритуалами и общими обычаями отдельные племена в единую общность. Племена, принявшие иудаизм, стали осёдлыми. И осёдлость лишила их свободы, но дала достаток. Достоинство единобожной религии понимали и правители языческих государств. Но не все решались делать великую перестройку, выступать против касты жрецов, самим подчиняться правилам, установленным кем-то. Однако, факт — за 3 тысячи лет все государства перешли от язычества к какой-нибудь мировой религии.
Вот и в Южной Аравии правители государств принимали иудаизм, а подданные в основном оставались язычниками. Массовый переход племён Аравии в иудаизм происходил в VI веке, христианство подпитывалось лишь заморскими Эфиопией и Византией. И тут — феномен Мухаммеда, который вовсе не хотел поначалу создавать новую религию. Обычный сектант, видевший изъяны христианства и иудаизма (на взгляд араба-бедуина), он был ярым единобожником, сражавшимся с язычниками и собирался только "арабоизировать" уже известное. Но, как известно, иудеи Медины отвергли любые поправки иудаизма, а у христиан было с полсотни сектантских учений, ничего нового в Аравии они не усмотрели, пока не начались Великие завоевания.
Впрочем, это всё было позже.
I в. — Столица Катабана город Тимна была разрушена в результате первого завоевания Катабана химйаритами. Катабанский язык был предан забвению, ему на смену пришел сабейский, катабанские божества также уступили свое место сабейским. Государство Химйар изначально занимало юг Йеменского нагорья. Постепенно Химйар подчинил своей власти многочисленные мелкие племена, окружавшие его.
В течение I в. царям Химйара удавалось удерживать Сабу под своим контролем. Саба не была территориально включена в состав Химйара, но управлялась из Райдана, сохраняя свое политическое и религиозное единство.
В конце I в. н. э. началась череда войн между Сабой и Химйаром. Владыки обоих царств одновременно претендовали на двойной титул «царя Сабы и зу-Райдана».

II в.

Набатейское царство (см.ранее)

В I веке н. э. римско-набатейские отношения ухудшились, и в 105 году н. э. император Траян сделал Северную Набатею римской провинцией. Родом отсюда был один из императоров - Филипп, который правил с 244 по 249 год н. э. После его смерти наблюдался подъем второго из арамеизованных арабских приграничных государств в Юго-Восточной Сирии - Пальмирское царство, основанное в Сиро-Аравийской пустыне, тоже на торговом пути. Его первым правителем был Оденат (по-арабски Удайна), которого в 265 году н. э. император Галлиен признал царем в награду за помощь в войне против персов. После смерти Одената его преемницей стала вдова, знаменитая Зенобия (по-арабски Зейнаб), которая в течение некоторого времени претендовала на власть над большей частью Ближнего Востока и провозгласила цезарем Августом своего сына, называемого в классических источниках Афенодором - вероятно, греческая передача арабского имени Вабаллат. Император Аврелиан был вынужден отреагировать и в 273 году н. э. завоевал Пальмиру, покорил царство и отправил Зенобию в Рим в золотых цепях для участия в триумфальном шествии.


271 г. Пальмирская империя - наивысшее могущество

О нём тоже в другой раз
- В 106 г. римляне аннексировали большую часть Набатейского царства, они, однако, не достигли территорий Дедана, установив границу в 10 км до Дедана, по бывшей границе между Лияном и Набатеей. Лияниты восстановили свою независимость под властью Ханас ибн Тилми, который был из бывшей королевской семьи до Набатейского завоевания.
- Саба переживала период подлинного политического ренессанса: восстанавливались старые святилища, развивалась сабейская монетная чеканка, строилась новая столица - Сана. В это время царям Сабы удалось заключить союз в борьбе против Химйара с правителями Аксума - царства на восточном побережье Африки.
Первая Химйаритская держава распалась в начале II в., когда от неё отделились возродившиеся Сабейское и Катабанское царства.
- После восстановления независимости Катабана во II в. его столица была перенесена в город Зат-Гайлум. Но Хадрамаут, захвативший восточные районы Химйаритской империи, также завоевал Катабанское царство через несколько десятилетий после его отделения от Химйара.
Сабейские правители стремились подчинить себе Химйар, которым тогда правил царь Саран Йауб Йуханим. Сабейский царь Алхан Нахфан, сын Йарима Аймана I, и его сын Шаир Аутар объединились против Химйара с Гадарой, негусом Аксума, и с Йадаабом Гайланом, царём Хадрамаута. Аксум был заинтересован в ослаблении торгового контроля химйаритов над Красным морем, его помощь помогла сабеям получить благоприятное соотношение сил. Но заодно Аксум привнес в южноаравийскую политику новый фактор, который существовал вплоть до персидского завоевания; эфиопское присутствие превратило конфликт между Сабой и Химйаром в бессрочное противостояние за полный контроль над всем регионом.
Но остатки империи устояли и к III веку Химйар вновь становится доминирующим царством в регионе.

III в.
Зафар (Тафар по-гречески) находится в 130 км к юго-юго-востоку от современной столицы страны, Саны. Известен даже грекам ещё в I в.до н.э. Примерно с 110 г.до н.э и до 525 г - столица химйаритов, самый укреплённый город в Аравии. Город располагался на высоте 2800 м над уровнем моря на потухшем вулкане. Длина его стен с башнями составляла 4,5 км. В нём жили около 25 тысяч человек.
217/218 гг. - Сабейские войска разрушают столицу Хадрамаута - г. Шабву.
210-250 гг. - Возведение дворца Гумдан в г. Сана.
270-280 гг. - Химйариты разбивают сабейцев. Так как Саба вновь вошла в состав Химйаритского царства, его цари стали именоваться царями Сабы и зу-Райдана.
Йасир Йохнаам (Йуханим) - один из первых известных евреев на химйарском престоле (ум. в 275 г.); перешёл в иудаизм в 270 г., двинул свои войска на эфиопское Аксумское царство. Химйариты пересекли море и захватили область в восточной Африке. За мужество и силу этот царь получил у йеменцев прозвище Зул-Карнайн - Двурогий, как величали Александра Македонского.
280-295 гг. - Химйариты подчиняют себе Хадрамаут.
300 г. - г. Зафар становится столицей Химйара.

- Пока на юге возвышались и гибли царства, на севере Аравии также возникли арабские государства. Что примечательно, созданы они были арабами с Юга Аравии. По легенде (которой можно верить, ибо родословную там помнили достаточно глубоко), кахтаниты - это потомки Кахтана. Кахтан и его 24 сына являются прародителями южных племён Аравии. Согласно исламской традиции, кахтаниты - «чистые» арабы (араб аль-ариба), в отличие от аднанитов (потомков Аднана), которые считаются «арабизированными арабами». Кстати говоря, Мухаммед из аднанитов, что его нисколько не огорчало. Кахтаниты давно разделились на две подгруппы: на оседлых (химйар) и кочевых (кахлан). И Кахлан и Химйар считаются сыновьями Сабы ибн Йашджуба ибн Йаруба ибн Кахтана. В доисламский период химйариты (племена кудаа, танух, калб, джухайна, узра и др.) создавали царства в Ю.Аравии, а кахланцы (племена тайй, хамдан, амила, джузам, анмар, азд и др.) ушли на север.
Существовал некий союз арабских кочевых племён, где выделились танухиты, согласно преданию, они переселились из Тихамы (запад Аравии) на северо-восток Аравийского полуострова.
И там, юго-западнее устьев Тигра и Евфрата, персидский царь Шапур позволил им поселиться. Построен был городок Хира и там образовалось государство Лахмидов. Основателем считают Амра I ибн Ади. Амр I был сыном Ади из племени Нумара, входившего в кахтанитский племенной союз Лахм. Ади состоял на службе у Джазимы, вождя арабов-танухитов, осевших на территории Ирака. Ади соблазнил Ракаш, сестру Джазимы, дождался, когда вождь употребил спиртного сверх меры и добился у него разрешения на брак с ней. Протрезвев, Джазима, хозяин своему слову ("хочу - даю, хочу - беру обратно"), это слово отменил и приказал казнить Ади. Судьба Ади неизвестна и нам неинтересна, но через традиционный промежуток времени Ракаш родила мальчика, получившего имя Амр.



район Государства Лахмидов

Ещё в детстве Амр неожиданно исчез, через какое-то время вернулся к Джазиме уже возмужалым и был хорошо принят. Между тем на западе пришла к власти Зенобия, образовалось мощное Пальмирское царство. И Джазима откочевал на запад, под крыло царицы. Отправившись в Сирию, Джазима передал управление Амру, а командование войском поручил некоему Амру ибн Абди-ль-Джинну аль-Джарми. В Сирии Джазима погиб, в Хире началась борьба за власть между Амром ибн Ади и Амром аль-Джарми. Амру ибн Ади оказался способнее и Амр аль-Джарми это пришлось признать. Это произошло между 266 или 267 и 272 годами, т.е. примерно в 268 году.
Шахиншах Шапур I, от которого танухиты находились в вассальной зависимости, не препятствовал приходу Амра к власти над арабами Междуречья. Амр ибн Ади сделал столицей своего государства город Хиру, где со времён шахиншаха Ардашира I находились сасанидские гарнизон и наместник (марзбан). При Шапуре I Сасаниды признавали власть Амра ибн Ади, однако не давали ему титула «царя арабов», сохраняя прочный контроль над занимаемой танухитами областью Хиры.
Вероятно, с самого начала Хира стала прибежищем сектантов и вольнодумцев. Сохранился манихейский текст, где говорится о том, что в период преследования манихеев в империи Сасанидов они обратились за покровительством к некоему царю Амаро, прося его написать шахиншаху письмо в их защиту. Тот написал шахиншаху Нарсе и гонения на манихеев утихли. На протяжении истории государства Лахмидов представители гонимых религиозных общин неоднократно находили убежище в Хире, пользуясь религиозной терпимостью лахмидских царей. И вообще - государство Лахмидов более трёх веков было убежищем самых разнообразных религий и сект. При христианизации Византии возникло до сотни различных сект, школ и общин с уклонениями от классического христианства (например, несторианство). Битву Александрийской и Антиохийской школ христианского богословия я не стану комментировать, но важно одно: сектантов византийцы целыми школами отправляли, как у нас говорят, "за Можай"
("Пока меня не раскусили
И не сослали за Можай,
Я на великую Россию
Гляжу с второго этажа.)
Те, кого "раскусили" вольно или невольно оказывались в стане врагов Византии - у персов, которые в целом были зороастрийцами, но христиан-сектантов принимали. Эти еретики и окопались в государстве Лахмидов, сильно повлияв на культуру правящей арабской элиты. А позже, когда в Персии казнили Маздака и начались гонения на его последователей, здесь укрылись маздакиды. Сюда добирались иудаисты и манихейцы. И почти всегда цари Лахмидов были предельно веротерпимы. Но в конце концов доигрались и они.

IV в.

- Амр ибн Ади умер между 302 и 305 годами (или в 295 г.). Преемником Амра I ибн Ади стал его сын Имру-ль-Кайс I, первым из Лахмидов получивший от сасанидского шахиншаха право наследственной власти, тиару наместника и титул «царя арабов». Вероятно, параллельно или совместно с Имру-ль-Кайсом к власти над государством Лахмидов пришёл и другой сын Амра I - аль-Харис.
Имру-ль-Кайс не смог унаследовать престол непосредственно после своего отца, равно как и его возможные братья, поскольку следующим правителем царства Лахмидов сасанидский шаханшах Шапур II поставил Ауса ибн Каллама ибн Батину из общины Бану Фаран. Он был как бы регентом, поставленным на период, пока шаханшах определится с выбором преемника. Через пять лет правления Аус ибн Каллам был убит в результате восстания местных кланов, после чего Шапур II назначил царём государства Лахмидов Имру-ль-Кайса II.
Имру-ль-Кайс II правил 25 лет (по др. данным - 21 год и 3 месяца).
Ничего интересного при его правлении не случилось.


Персидская рукопись XV века, описывающая строительство замка аль-Хаварнак в Хире
увеличить
Ок. 399 г. - (явный сбой хронологии) Имру-ль-Кайс II умер, престол унаследовал его сын ан-Нуман I.
Исторические источники описывают ан-Нумана I как чрезвычайно воинственного и жестокого к врагам правителя, а также как отличного воина. Ан-Нуман признавал над собой верховную власть правителей Сасанидского Ирана и до конца жизни был их верным последователем.
По повелению ан-Нумана I византийский архитектор Синнимар для шахиншаха построил дворец аль-Хаварнак, прекрасное здание, окружённое чудесным садом и ещё один дворец, Садир, был построен около Хиры как загородная резиденция Лахмидов. Оба здания считались арабами равными семи чудесам света.
383 г. - Строительство дворцов в г. Зафаре.
В IV в. химйариты последовательно подчинили территорию Хадрамаута и стали называть себя царями Сабы и зу-Райдана и Хадрамаута и Йаманата, то есть всего Йемена.
Между тем нужда в благовониях падает. Распространяется христианство. Первые церкви довольны аскетичны, не было там поначалу никакого ладана. Аравийская торговля благовониями прекращается. Мир теряет к Аравии и Сокотре всякий интерес.
325 г. - В Аксуме вступил на престол Эзана. При нём начинается стремительное распространение христианства (царь крестился позднее). При помощи Византии Аксум достиг значительного политического, экономического и культурного преуспевания.
327 г. - Абиссинское царство, заклятый враг Химйара, превратилось в доминирующую силу в районе. Химйаритские правители поняли это как угрозу их политической независимости, это способствовала их сближению с иудаизмом. Химйар укреплял связи и с Ираном, чтобы иметь союзника против Византии.
Между тем Ю.Аравия, потерявшая источник дохода, объята смутами.
340 г. - В распрю йеменцев вмешались эфиопские цари, эфиопы вторглись в страну и захватили часть юга Аравийского полуострова.
- Первые документально подтвержденные сведения о появлении христианства в Йемене. Римский император Константин II отправляет епископа Теофилиуса с острова Сокотра к химйаритскому двору. Византийцы и аксумиты контролируют морские пути в регионе.
354 г. - постройка христианской церкви в Зафаре.
около 375 г., власть в Химйаре принял Маликкариб Йухамин, химйариты сумели покончить с эфиопским господством. К концу его царствования Химйар сумел объединить под своей властью всю территорию Южной Аравии.
Как следует из надписей «Книги химйаритов» и таблиц арабских историков, Аб Кариб Асад, царь Химйара в 385-420 гг., еще больше расширил границы царства, обратился в иудаизм, и в течение некоторого времени многие жители Химйара приняли эту веру.



примерно 400 год

V в.

- Ан-Нуман I (Нуман Одноглазый, Нуман Паломник, Нааман), царь Лахмидов по повелению Йездегерда I воевал с Византией. Шах передал под командование царя один из отрядов своих воинов, и с тех пор повелось, что армия правителя лахмидов состояла из двух частей: арабской и персидской.
Греческие и арабские исторические источники сообщают, что ан-Нуман I симпатизировал христианам. Феодорит Кирский писал, что в начале V века многие из арабов приняли христианство, отказавшись от своих прежних языческих верований. Сообщается, что, якобы, ан-Нуман рассказал Антиоху при личной встрече, что он сначала под угрозой смерти запретил своим людям исповедовать христианство, так как боялся, что те переметнутся на сторону византийцев и свергнут его. Однако после чудесного явления к нему во сне святого Симеона Столпника он сам стал сторонником «греческой веры» и даже, по словам ан-Нумана, крестился бы, если бы не служил Сасанидам. В Хире во время ан-Нумана I было несколько христианских церквей, одна из которых была построена по повелению супруги правителя лахмидов, царицы Хинд. Позднейшие предания сообщают, что ан-Нуман лично посещал Симеона Столпника, а Мухаммад ат-Табари даже писал, что царь отрёкся от престола и удалился «служить Богу», за что и получил своё прозвище «Паломник».
428 г. - Преемником Ан-Нумана I на престоле Лахмидов стал его сын от гассанидской принцессы Хинд аль-Мунзир I.
Ещё при жизни отца он стал известен как образованный человек и храбрый воин при дворе шаха Йездигерда I, покровителя лахмидов. Поэтому именно на аль-Мунзира шах возложил заботу о воспитании Бахрама, одного из трёх своих сыновей. Все детство и юность этот принц провёл в загородных дворцах лахмидского правителя аль-Хаварнак и Садир. Здесь будущий шах получил прекрасное для того времени образование: его не только обучали верховой езде, охоте и военному делу, но и преподавали ему философию и стихосложение. В охоте на диких ослов Бахрам достиг такого искусства, что получил за это своё прозвище «Гур».
После смерти царя ан-Нумана I в 428 году аль-Мунзир I сам взошёл на престол Государства лахмидов.
В 421 году скончался Йездигерд I, новым шахом Сасанидского государства стал его сын Шапур, правитель Великой Армении. Однако он процарствовал очень недолго. Шапур был убит в результате заговора знати, сделавшей шахом Хосрова, представителя одной из боковых ветвей династии Сасанидов. Бахрам Гур не признал нового монарха, сам предъявил претензии на престол и вместе с аль-Мунзиром I и его сыном ан-Нуманом выступил с арабо-персидским войском на столицу Сасанидского государства Ктесифон. Встав лагерем неподалёку от города, Бахрам начал переговоры со знатью. Они завершились лишением Хосрова престола и провозглашением Бахрама Гура новым шахом. В благодарность за содействие в получении отцовского престола новый монарх передал аль-Мунзиру I власть над «всеми арабами» Сасанидского государства. В дальнейшем всю свою жизнь аль-Мунзир оставался верным союзником сасанидских правителей.
Бахрам V, воспитанный у толерантных Лахмидов, якобы, подстрекаемый зороастрийскими священниками, вдруг начал гонения на иранских христиан. Многие из них бежали на земли Византии. И Аль-Мунзир I, как верный вассал начал притеснения христиан и, отказавшись от веры своего отца, возвратился к язычеству. Византия не упустила удобный повод при хорошем положении - она объявила войну Сасанидам в защиту христиан. Византийский полководец из северных варваров, Флавий Ардавур, привёл византийское войско из Армении, раз за разом громя персов. Когда он осадил в Междуречье Нисибис, Бахрам V обратился к Лахмидам за помощью, как к равным. Аль-Мунзир выступил немедленно с огромным войском, обещая шаху не только разбить осаждавших Нисибис византийцев, но и захватить для Бахрама Антиохию. Однако уже во время похода войско аль-Мунзира I, поддавшись так и не объяснённой историками панике, обратилось в бегство и при переправе через Евфрат около 10 000 человек утонули. Меж тем византийцы двумя армиями последовательно громили персов и арабов и Бахрам запросил мира. Который и был заключён в 422 году, иранские христиане получили свободу вероисповедания.
457 г. - войско Лахмидов напало на византийский город Харран и пленило многих местных жителей.
472/473 г. - аль-Мунзир скончался после 44 лет правления. Новым правителем Лахмидов стал его сын от брака с Хирр, лахмидкой из племени Бану Хайгумана, аль-Асуад.
Приход его к власти неясен. Неясны и его сроки правления. Из противоречивых арабских документов следует, что он правил 20 лет, а потом был посажен персами в тюрьму. Даже о его преемнике сведения разнятся. Мусульманские историки сходятся во мнении, что преемником аль-Асуада шаханшах назначил не его сына ан-Нумана, а брата аль-Мунзира II, из-за недоверия шаханшаха по отношению к его сыну и законному наследнику.
ок. 499 - 500 г. - Неизвестно, чем занимался ан-Нуман в период семилетнего правления своего дяди аль-Мунзира II, однако после смерти последнего (который, скорее всего, умер от старости) шаханшах утвердил царём государства Лахмидов именно ан-Нумана ибн аль-Асуада. Это произошло, судя по всему, между августом 499 и августом 500 года.
Он правил всего четыре года, но весьма активно. Согласно сообщению Феофана Исповедника, в 5990 году от сотворения мира (сентябрь 497 - август 498) «арабы-скиниты из племени филарха Наамана» вторглись в Евфратисию, однако были разбиты около Вифрапса войсками стратига Евгения. Судя по всему, ан-Нуман II во главе лахмидских войск поднялся вверх по Евфрату и повернул на запад в направлении Халеба, но был разбит византийцами на подступах к городу. Историки считают, что Феофан напутал, рейд арабы устроили примерно весной 502 года. Персы в очередной раз собирались напасть на Византию и должны были проверить боеготовность противника. В августе-сентябре 502 года Кавад I двинул войска на Амиду. В октябре 502 года сасанидские войска не смогли с ходу взять приступом Амиду, шаханшах Кавад направил арабские войска во главе с ан-Нуманом в область Харрана. Ан-Нуман II пересёк область Харрана, разоряя всё на своём пути, и дошёл до Эдессы. Если верить Иисусу Столпнику, в ходе этого похода было захвачено в плен 18,5 тысяч человек.

VI в.

- Харит ибн Амру - царь Химйара (середина V в.) царствовал в качестве племянника своего предшественника, «сына сестры». Он тоже принял иудаизм, но при его преемнике Морсиде ибн Келали новые смуты в Химйаре, «разделилось после него царство Химйар».
Масрук (Юсуф) Зу-Нувас* - последний царь независимого Химйара; имел титул «Царя Саба, Зу-Райдина, Хадрамаута, Яманата и прочих арабов». По некоторым преданиям, он принял иудаизм под именем Юсуфа (Иосиф) после воцарения на троне (515 г. или 505 г.). Зу Нувас поддерживал отношения с еврейскими законоучителями Тверии, бывшей в то время главным еврейским центром в Израиле.
*Масрук - это кличка. Настоящее имя на южноаравийском Иусуф Асар Иасар, арабы звали его Зура по кличке Зу-Нувас (т. е. "завитой, с локонами"). "Масрук" - просто перевод на арамейский клички с арабского. В греческих источниках фигурирует под именем Дунаа, Димн (Малала), это тоже перевод клички "Зу-Нувас"; в эфиопской версии он упомянут под именем "Финхас".
- В мае 503 года византийские войска во главе с магистром армии Ареобиндом перешли в контрнаступление и отбросили персидские войска к Нисибину. В июле Кавад вновь повёл свои войска в наступление и захватил лагерь Ареобинда, который отступил. Ан-Нуман во главе своих войск вновь пошёл вверх по течению Евфрата, но был остановлен в устье реки Хабур византийской армией под командованием Тимострата, дуки Каллиника. Но и христиане не сидели сложа руки. У них были свои, провизантийские арабы. И эти арабы (киндиты, вероятно) совершили рейд к столице Лахмидов городу Хире и захватили направлявшийся туда караван. Жители Хиры покинули город, но нападавшие арабы вроде бы не стали брать Хиру. А, возможно, и взяли. Ан-Нуман II не смог помочь своей столице.
В августе 503 года сасанидская армия Кавада, в составе которой находился и ан-Нуман со своими арабами, подошла к селению Упадна в Междуречье. Навстречу Каваду выступила византийская армия под командованием магистра Патрикия, которая вскоре была разбита и отступила к Самосате. Ан-Нуман получил в сражении при Упадне серьёзные ранения. Развивая военный успех, шаханшах решил двинуться на Эдессу, где укрепился Ареобинд с основной частью византийских войск. Ан-Нуман заявил, что готов участвовать в походе на Эдессу, снялся с лагеря и выступил со своим войском, но спустя два дня умер, вероятно, от полученных ран. Смерть ан-Нумана II наступила в августе или в начале осени 503 года. Занятый войной, шаханшах Кавад назначил новым правителем государства Лахмидов Абу Яфура аз-Зумайли в качестве «заместителя царя». Только через три года царём арабов был поставлен Лахмид Имру-ль-Кайс III, судя по некоторым источникам, сын ан-Нумана II.
ок. 505/506 г. - закончилась персидско-византийская война и Кавад I отозвал из царства Лахмидов своего полководца Абу Яфура аз-Зумайли и вернул власть законному престолонаследнику Имру-ль-Кайсу III. Его имя отсутствует в «Книге хирцев», содержащей наиболее ранний список лахмидских царей, что показывает, что новый царь был принят далеко не всеми. Позднейшие вставки не называют имя матери Имру-ль-Кайса III, в отличии от матерей других лахмидских царей. Имру-ль-Кайс III царствовал в течение семи лет. Он воздвиг крепость ас-Синнин и враждовал с племенем Бакр Ибн Уайль — бакритами. Бакриты, ранее бывшие вассалами Лахмидов, вступили в союз с киндитами. Имру-ль-Кайс регулярно нападал на анданитские племена Рабиа. Во время одного из таких набегов Имру-ль-Кайс захватил в плен красавицу Мауию по прозванию Ма ас-Сама («Небесная вода»), позднее родившую ему сына аль-Мунзира III. Её муж прибыл к Имру-ль-Кайсу и после переговоров лахмидский царь отпустил всех пленников, однако Мауию оставил у себя. Во время другого набега Имру-ль-Кайс был разбит бакритами и сам попал в плен, из которого освободился за большой выкуп в 60 верблюдов, за которыми он сам ездил в Хиру.
Имру-ль-Кайс III умер после семилетнего правления в 512/513 году, ему наследовал его сын аль-Мунзир III «Сын Небесной воды».
И этот сын красавицы-пленницы много чего натворил в Аравии. Дождь у арабов считался благодатью, поэтому, хотя прозвище его матери - "дождевая вода" для многих народов ничуть не привлекательно, даже "небесная вода" как-то не очень (вот за окном сейчас дождь моросит, бр-р), то арабы оценили красоту высшей мерой. Настолько, что сам Аль-Мунзир III имел прозвище Ибн Ма ас-Сама («Сын Небесной воды»).
512/513 г. - интереснейшее время цивилизации человеков в этом районе наступило, когда правителем у арабов (якобы) стал «Сын Небесной воды», аль-Мунзир III. "Якобы", потому, что вызывает вопросы. Если он был сыном красавицы и лахмидского царя Имру-ль-Кайса III, то был он ребёнком, когда тот умер. Так что либо он попал в плен с матерью уже подростком, либо хронисты перепутали и его отцом был предыдущий царь.
В конце V века в Персии к власти пришли социалисты. Маздак объявил в 491 году об очищении зороастризма и на стыке зороастризма и манихейства создал свою религию, главным лозунгом которой был "Всем - поровну!". Беднота, озлобленная участившимися неурожаями, с восторгом приняла призыв всё отнять и поделить. Самое интересное, что сам шах Кавад I, хотевший ослабить жречество и аристократию во главе с Зармихром, его поддержал. Благодаря шаху, Маздак становится верховным жрецом Персии. Движение было поддержано очень многими и богатыми, пребывавшими в конкурентной борьбе и вполне готовые к "очищению религии", не очень предвидя последствия.
Маздак уговорил шаха раздавать зерно из его закромов бесплатно нуждающимся. Тех, кто не хотел подражать шаху, грабили в местном порядке, отбирая самое ценное - зерно и гаремы. В 496 шаха свергли, посадили в "замок забвения", поставили шахом его брата, Маздака отстранили. В 499 г. шах бежал, собрал на востоке эфталитов, сверг брата, вернул Маздака во власть. Но Маздак становился всё более радикальным. В 502 году произошёл раскол в движении. Радикалы по всей стране грабили богатых, знать усилила сопротивление, шах начал дистанцироваться от Маздака. Конец наступил в 528/529 году. Маздака и несколько сот его сторонников пригласили на религиозный диспут (вспоминается Жванецкий: "Товарищи! У нас сегодня диспут! На любую тему. Столкновение разных мнений. Утверждение! Возражение! Вот вы, гражданин из первого ряда... Идите сюда! Подойдите! О чем вы хотели бы поспорить?"). Диспут был краткий. Маздака и всех его сторонников закопали заживо вниз головой (по другой версии - расстреляли из луков). Восстания маздакидов полыхали по Персии ещё лет 300.
Шаху удалось обуздать с помощью Маздака аристократов, но страна оказалась на краю гибели. Знать составляла основу войска - тяжёлую кавалерию (саваран). Войска не стало, экономика разрушена, земля переделена, но брошена, лишь братоубийственная резня в Константинополе не дала Византии возможности прихлопнуть извечного врага, как муху. Ну, полный аналог России 20-х годов. Особо впечатляет отмена традиционного брака и массовая экспроприация женщин.
А тут ещё проблема власти... У шаха было три сына. Старшего - Кавуса - шах не любил - он был ярым маздакидом (был казнён через 5 лет после Маздака). Средний - Зам - был хорош всем, прекрасный воин, любимец шаха, любимец войска, но он был одноглазый! Закон не дозволял занимать персидский трон людям с физическими недостатками. Ну, никак одноглазие скрыть невозможно. Младшего - Хосрова - шах любил тоже, но войско горой стояло за Зама (могло пренебречь одноглазием). И шах в 518 году принял нестандартное решение - повысить рейтинг Хосрова. Для этого он прекратил войну с Византией и предложил императору Юстиниану усыновить Хосрова (тому было 17 лет). Император согласился с радостью. Но византийские юристы были дошлые. Они доказали, что усыновлённый получит изрядные права на трон Византии, а зачем такое надо? Пусть повышают рейтинг не за счёт ромеев! Отказать было нельзя, но выход нашли - взялись усыновлять по варварскому ритуалу, вручением лука и доспехов. Персы со своей тысячелетней историей и великой культурой были оскорблены до глубины души. Хосров, по прозвищу Ануширван - «Обладающий бессмертной душой» всё же стал шахом, подавил мятеж Зама, казнил Маздака и Кавуса, вернул отобранное (включая женщин) и 50 лет правил, выведя государство из нищеты в самое мощное и процветающее в мире.
Но при чём тут арабы? Но пертурбации в Персии весьма искорёжили все вассальные окраины персов. В центре Аравии внезапно усилился правитель киндитов аль-Харис ибн Амр, он вторгся в Ирак и отвоевал у Лахмидов часть их владений. Шах Персии, в вассальной зависимости от которого традиционно находились Лахмиды, предложил аль-Мунзиру III и аль-Харису ибн Амру принять зороастризм маздакитского толка. И аль-Мунзир отказался принять новую веру. Кавад I изгнал его и передал владения Лахмидов аль-Харису, согласившемуся принять маздакизм. Вероятно, Кавад желал посредством распространения зороастризма на киндитов привлечь их на свою сторону, оторвав от иудейского царя Химйара, которому они подчинялись в то время. Шах позволил киндитам переселиться за Евфрат в область, примыкающую к самому Ктесифону. Непонятно, под чьей властью осталась Хира. Молодой наследник аль-Мунзир III и со своей знатью воевал, а тут ещё киндиты. В результате он оставил Хиру и бежал в Хит или Тикрит. Но при посредничестве некоего Суфьяна ибн Муджаши из племени Дарим (племенной союз Бану Тамим) между аль-Мунзиром III и аль-Харисом было достигнуто некоторое примирение, в результате чего аль-Мунзир женился на дочери аль-Хариса по имени Хинд и вернулся в Хиру. Шах восстановил аль-Мунзира на лахмидском престоле и аль-Мунзир заключил с аль-Харисом соглашение, по которому они поделили между собой власть над арабами, при этом аль-Харис оставил за собой земли за Евфратом. Вероятно, всё это, включая женитьбу - политические игры Кавада. Естественной границей между владениями Лахмидов и Киндидов стал Евфрат.
Аль-Мунзир III совершал набеги на Византию, первый (сентябрь 518/август 519 г.). В середине 20-х годов во время очередного набега на пограничные византийские территории аль-Мунзиру повезло захватить в плен византийских полководцев Тимострата (дуку Каллиника) и Иоанна. После этого к аль-Мунзиру прибыло византийское посольство во главе с Авраамом, сыном Нонноса, которому удалось договориться об освобождении пленных полководцев в обмен на большой выкуп.
528 г. - Между тем Маздак постепенно лишался доверия в Персии, пока не был казнён совсем. И отношение Сасанидской державы к аль-Харису существенно ухудшилось. Теперь уже он оказался укрыватель неугодных маздакидов, а отказавшийся принять маздакизм аль-Мунзир - "хорошим арабом". И при помощи персов он переходит в наступление на киндитское царство. Аль-Харис (его тесть, однако) бежал из своей ставки в аль-Анбаре вместе с родственниками и сподвижниками, однако таглибитской коннице аль-Мунзира удалось захватить 48 родственников аль-Хариса. Пленников доставили к аль-Мунзиру и обезглавили по его приказу (согласно Ибн Кутайбе, было казнено только 12 членов правящего рода киндитов).
Аль-Харис с двумя сыновьями успел укрыться в замке аль-Хаварнак. Через какое то время аль-Мунзир собрал войско, разгромил киндитов и захватил 12 их царевичей. И приказал перебить пленников на месте. Внук аль-Хариса, поэт Имру-ль-Кайс, которому удалось спастись бегством и не попасть в плен к Лахмидам, посвятил этому стихотворение, дошедшее до нас. В этом стихотворении он оплакивает казнённых аль-Мунзиром родственников.
После разгрома государства киндитов единственным, кто ещё мог продолжать борьбу с аль-Мунзиром на северо-востоке Аравии, был Салама, сын аль-Хариса. Салама нашёл убежище у бакритского племени Бану Шайбан и вскоре бакритские племена признали его своим царём. Узнав, что Салама ибн аль-Харис укрепился у бакритов и готовится продолжить войну, аль-Мунзир направил бакритам посольство с требованием подчиниться власти лахмидского царя. Получив отказ, аль-Мунзир направил против бакритов войско. По разным данным, во главе войска стоял сам аль-Мунзир III (по Абу Убайде) или его старший сын Амр (по аш-Шимшати), поставленный наместником над таглибитами. Последовавшая за тем битва у горы Увара длилась несколько дней и закончилась победой Лахмидов. Салама был взят в плен и убит таглибитами, а его пленных воинов предводитель лахмидского войска приказал казнить на вершине горы.
Одержав победу над Саламой, аль-Мунзир объединил под своей властью племена бакритов и таглибитов, для надёжности взяв в заложники юношей из бакритских и таглибитских знатных родов, что в то время было обычной практикой Лахмидов в отношении подчинённых им племён. Стремясь предотвратить межплеменные распри между бакритами и таглибитами, возникавшие по мотивам кровной мести, аль-Мунзир постановил, что если на кочевой стоянке или вблизи неё будет обнаружен мертвец, то выкуп за убитого (виру) обязано уплатить то племя или род, которому принадлежит стоянка.
В период между 540 и 547 годами царство Киндидов было окончательно уничтожено Лахмидами. Однако Лахмиды не долго почивали на лаврах победителей. На смену киндидам византийцы мобилизовали арабское племя Гассанидов.
Шаханшах Хосров I назначил аль-Мунзира III своим наместником над всеми землями центральной Аравии, что предполагало масштабную экспансию на юго-запад, прежде всего, в область Йаммамы, что неминуемо привело к столкновению с претендовавшими на эту область царями Химйара. Столкновения с ними были и раньше. Согласно найденной надписи химйаритского царя Мадикариба Яфура, датированной июнем 521 года, аль-Мунзир начал войну против химйаритов. Мадикариб выступил во главе войск на север и подчинил себе не признававших его власть арабов.
Аль-Мунзир III принял активное участие в Ирано-византийской войне 526—532 годов. Он, по приказу Кавада, поднялся вверх по Евфрату и вторгся в византийские рубежи в районе течения рек Хабур и аль-Балих, дойдя до Каллиника. Вероятно, этот поход имел место в 527 году. В начале весны 529 года аль-Мунзир вновь выступил в поход вверх по Евфрату, в марте подошёл к Антиохии, но не стал осаждать её, а повернул на юг. Согласно Феофану Исповеднику, войска аль-Мунзира разорили районы Халкиды и Сермиона. Согласно другим данным, аль-Мунзир продвинулся ещё южнее, вплоть до Апамеи и Эмессы. Узнав, что против него выступили византийские войска, аль-Мунзир вернулся в свои владения с добычей и пленными. Какая-то часть пленных была казнена, остальные были выкуплены антиохийцами.


увеличить
Хосров I и аль-Мунзир III. Персидская миниатюра

Шаханшах Кавад в 531 году принял план совместного похода вверх по Евфрату для внезапного захвата Антиохии. Прокопий Кесарийский даёт аль-Мунзиру уважительную характеристику: «Аламундар был умнейшим человеком, опытным в военных делах, глубоко верным персам и исключительно деятельным; в течение пятидесяти лет он заставлял ромейское государство становиться на колени».
Кавад собрал пятнадцатитысячное войско, не считая арабских воинов аль-Мунзира. Общее командование походом, если верить Прокопию, было поручено аль-Мунзиру. Армия поднялась вверх по Евфрату до Каллиника, после чего главные силы аль-Мунзира двинулись к Антиохии и взяли приступом крепость Габбул. Узнав, однако, что из Халкиды против них выступили византийские войска под командованием Велисария, усиленные гассанидским войском аль-Хариса ибн Джабалы, аль-Мунзир оставил крепость и отступил по западному берегу Евфрата к Каллинику, встав лагерем напротив города. Тем временем Велизарий соединился с войсками магистра Гермогена. Решающая битва при Каллинике состоялась 19 апреля 531 года и, несмотря на то, что длилась весь день, фактически окончилась ничем: к ночи персы отошли в свой лагерь, а византийцы переправились в Каллиник. В этом сражении погиб сын аль-Мунзира ан-Нуман. Характерно, что и на стороне византийцев сражались арабы - гассаниды. Это вообще-то не арабская битва, но мне понравилась картинка про арабского мальчика. На фоне тяжёлой персидской конницы. Действительно ли арабам отводилась такая роль? Не знаю.


Просуществовало царство Лахмидов чуть более 300 лет. Искусственность его создания просто бросается в глаза. Лахмиды всегда были вассалами и союзниками Персидской империи, снабжались ею и являлись преградой против вторжений византийцев с запада и арабов из центра Аравии.
Армия Лахмидов копировала организацию армии Сасанидов. Царь полагался на отряд наемников, из которых также формировалась гвардия, куда брали самых отъявленных головорезов. Гарнизон столицы назывался давсар или шахба. Ежегодно в распоряжение Лахмидов персы предоставляли 1000 всадников вади. Сасаниды поддерживали Лахмидов своими арсеналами в Укбаре и Анбаре. В частности, Лахмиды получали от Сасанидов великолепные кожаные палатки, которые в отличие от войлочных юрт считались престижной вещью. Наконец, в составе армии имелся отряд численностью 500 человек, состоящий из взятых среди соседей заложников. Отряды возглавляли командиры (ардаф), бывшие близкими родственниками царя. Вспомогательные отряды из дружественных племен привлекались только к крупным кампаниям. Основные силы лахмидской армии составляла конница.

Поход кончился ничем. Обе армии понесли тяжёлые потери и были выведены из строя. Согласно Иоанну Малале, в июне 531 года император Юстиниан I по требованию аль-Мунзира III прислал к нему дьякона Сергия, которому аль-Мунзир вручил письмо с условиями заключения мира. После возвращения в Константинополь Сергий вновь был послан Юстинианом к аль-Мунзиру с византийскими дарами. Одновременно император направил посольство к Каваду I. После смерти Кавада в сентябре 531 года аль-Мунзир, судя по всему, поддержал в качестве его преемника Хосрова I, который в марте 533 года заключил с Византией «вечный мир». Он длился целых 8 лет.
Но главным врагом арабов-лахмидов были арабы-гассаниды, вассалы Византии. Шаханшах Хосров I, заключив с византийцами мир в 532 году, вскоре начал искать повод для возобновления военных действий. Согласно Прокопию Кесарийскому, в 535 году Хосров I поручил аль-Мунзиру III найти повод к войне с Византией. Выполняя поручение, аль-Мунзир обвинил гассанидского царя аль-Хариса ибн Джабалу в нарушении границ и военной агрессии. Кроме того, аль-Мунзир потребовал передачи ему дани с арабов, которые раньше находились под его властью, но затем ушли во владения Гассанидов в византийской Сирии. В ответ на это император Юстиниан прислал к аль-Мунзиру мирное посольство, после чего Хосров I обвинил Юстиниана в том, что его посол Сумм пытается подкупить аль-Мунзира и переманить его на сторону византийцев.
Согласно мусульманским авторам, вооружённый конфликт между аль-Мунзиром и Гассанидами начался в 536 году. Ат-Табари и ад-Динавари пишут, что гассанидские войска вторглись во владения аль-Мунзира, многих убили и захватили богатую добычу. Шаханшах Хосров потребовал от Юстиниана возместить аль-Мунзиру ущерб, но император отказался. Вероятно, череда взаимных набегов и переговоров продолжалась в течение четырёх лет, после чего весной 540 года Хосров вторгся в византийские пределы. "Вечный мир" окончился. Аль-Мунзир III не принял активного участия в последовавшей за этим войне, он воевал с Гассанидами. Когда в 546 году между Сасанидами и Византией был заключен мир, война между аль-Мунзиром и Гассанидами продолжилась. Согласно Прокопию, между 546 и 549 годами аль-Мунзир в одном из набегов на земли Гассанидов убил сына аль-Хариса. В ответ на это аль-Харис выступил в поход, разбил войско аль-Мунзира и чуть не захватил двух его сыновей.
В июне 554 года аль-Мунзир III вторгся в византийские пределы и разграбил некоторые приграничные районы. Против него выступил аль-Харис во главе своего войска, в результате чего произошла битва у «источника удитов» возле Киннасрина (согласно Михаилу Сирийскому) либо у места Айн Убага (согласно Ибн аль-Асиру и др.), в ходе которой аль-Мунзир погиб (после сорока девяти лет правления). Наследником аль-Мунзира стал его сын Амр III, который при жизни отца был наместником над подчинёнными арабскими племенами в Аравии.
У аль-Мунзира III было несколько сыновей от разных женщин. Киндитская принцесса Хинд, дочь царя аль-Хариса ибн Амра, была матерью, как минимум, четырёх его сыновей: Амра (ставшего царём Амром III), Кабуса, Хассана и аль-Мунзира (будущего царя аль-Мунзира IV). От неизвестной по имени женщины из ар-Рабаб у аль-Мунзира III был сын аль-Асуад, а от киндитской принцессы Амамы бинт Саламы (племянницы Хинд) — сын Амр Младший. Согласно некоторым источникам, у аль-Мунзира III были ещё сыновья Имру-ль-Кайс и ан-Нуман, погибший в битве при Каллинике.
Амр III ибн аль-Мунзир был царём Лахмидов 15 лет, 554-569 гг. Его часто называют по матери - Амр ибн Хинд (его мать Хинд бинт аль-Харис). До воцарения он воевал на йеменской границе, где в 552 вступил в бой с силами Абрахи с сомнительным успехом. Также сообщается, что он был жестокий правитель, сжигал живьём тех, кто выступал против него. В 569 или 570 у него закончился срок правления. И довольно нелепым путём.
Жестокая война между таглибитами и бакритами длилась уже 40 лет после того как вождь племени таглибитов был убит вождём племени бакритов в конце V века. Не помогали и предыдущие попытки Лахмидов остановить кровную месть. Таглибиты стали столь сильны в битвах, что историки позже писали, что всех арабов они нагнули бы, если бы не ислам. А в это время вождём племени являлся Амр Ибн Кульсум, великий поэт и великий воин. Амр III ибн аль-Мунзир решил помирить племена, взяв в заложники сыновей вождей (обычная практика). Однажды (легенда) он спросил на пиру у собутыльников, есть ли среди арабов женщина, которая откажется прислуживать его матери Хинд. И ему сказали - "есть". Лайла, жена вождя таглабитов Амра Ибн Кульсум. И царь по глупости решил это проверить. Таглибиты приехали на переговоры. На пиру мать царя попросила Лайлу подать тарелку. На что та ответила: "пусть тот, кто нуждается, сходит за ней". Её стали принуждать, Лайла крикнула: "Какое унижение!". Амр Ибн Кульсум услышал её, вынул меч, обезглавил царя Лахмидов, убил всех его охранников и удалился. Ужин явно не удался. Таглибиты сразу ушли на север, к верховьям Евфрата, а царём стал брат убитого Кабус ибн аль-Мунзир. А таглибиты были самым воинственным, самым организованным и весьма культурным кочевым племенем. И были они христиане. Причём, христиане упёртые, даже когда их мусульмане завоевали, они не изменили религии и платили двойной ушр (налог на неверных). Но они покинули Аравию из-за ссоры двух баб и история Аравии потекла в русле ислама.
Кабус был сыном лахмидского царя аль-Мунзира III и киндитской принцессы Хинд, дочери царя Кинды аль-Хариса ибн Амра. Хотя источники утверждают, что старшим сыном аль-Мунзира и Хинд был Амр III, который и стал преемником отца, некоторые данные указывают на то, что первым на свет появился Кабус. Согласно аль-Хилли, аль-Мунзир III носил кунью Абу Кабус — «Отец Кабуса». Аль-Мунзир мог получить это прозвище только в честь своего первенца.
Вступив на престол, Амр III передал в управление Кабусу (одному или совместно с младшими братьями) все периферийные владения Лахмидов, оставив в своём непосредственном управлении только столицу Хиру. Судя по всему, в период правления своего брата Кабус командовал лахмидскими войсками. По свидетельству Менандра Протектора, когда император Юстин II, вступив на престол, в 566 году демонстративно отказался посылать Лахмидам дары, которые регулярно направлял его предшественник Юстиниан I, Амр приказал Кабусу во главе войска напасть на земли Гассанидов — давних вассалов Византии. Сведений о последствиях этого похода не сохранилось. Если верить свидетельству аль-Муфаддаля, Амр ещё при жизни сделал Кабуса своим преемником.
Вступив на престол, Кабус сразу же оказался втянутым в войну с Гассанидами. Новый гассанидский царь аль-Мунзир ибн Харис, пришедший к власти практически одновременно с Кабусом, быстро консолидировал гассанидских арабов, собрал внушительное войско и внезапным ударом 15 мая 570 года разбил войска Лахмидов, захватил лагерь Кабуса и пленил несколько родственников и военачальников лахмидского царя. Самому Кабусу удалось бежать с поля боя с небольшим отрядом. Аль-Мунзир вторгся в земли Лахмидов и встал лагерем, занимаясь угоном скота и захватом лахмидских воинов, возвращавшихся из набегов, те зачастую принимали гассанидский лагерь за свой. Через некоторое время аль-Мунзир ибн Харис вместе с войском беспрепятственно вернулся в свои владения.
По прошествии какого то времени Кабус вновь собрал войска и выступил в поход против Гассанидов. По свидетельству Иоанна Эфесского, Кабус предварительно направил к аль-Мунзиру ибн Харису посольство с объявлением войны. Аль-Мунзир ответил, что лахмидскому царю не стоит утруждаться, поскольку он сам уже выступил в поход против Кабуса. Стремительно преодолев пустыню, аль-Мунзир во главе своих войск внезапно напал на лагерь Кабуса и вновь разгромил его войско. Точно датировать второе поражение Кабуса на основании сохранившихся источников не удаётся, вероятно, оно имело место не позднее 572 года.
Примерно в ноябре-декабре 573 года Кабус ибн аль-Мунзир, согласно Хамзе аль-Исфахани, неожиданно был убит неким арабом из племени Бану Яшкур, который при этом разграбил его шатёр или обоз.
Аль-Мунзир ибн аль-Мунзир был одним из младших, если не самым младшим сыном лахмидского царя аль-Мунзира III от киндитской принцессы Хинд. По сведениям аль-Хилли, аль-Мунзир участвовал в военных походах ещё в правление своего старшего брата Амра III, в частности, в его неудачном нападении на племя ар-Рабаб. Известно, что придя к власти, Амр III назначил своих родных братьев правителями подчинённых ему арабских племён, таким образом, аль-Мунзир с ранних лет начал принимать участие в управлении лахмидской державой.
Аль-Мунзир унаследовал престол после своего старшего брата Кабуса, убитого в конце 573 года. Поскольку наследование лахмидского престола было связано с обязательным утверждением претендента сасанидским шаханшахом, аль-Мунзир должен был пройти собеседование с Хосровом I Ануширваном и получить его одобрение. Однако именно в это время шаханшах Хосров был занят войной с Византией и до утверждения нового лахмидского царя передал управление Хирой шахрабу (наместнику) провинции Вех-Кавад. В течение следующего года Хосров, судя по всему, всё-таки встретился с аль-Мунзиром и во второй половине или в конце 574 года аль-Мунзир IV занял престол государства Лахмидов.
Недолгое правление аль-Мунзира IV прошло в постоянных войнах. В середине 575 года между Византией и Сасанидским Ираном было заключено новое перемирие, по условиям которого прекращались военные действия в Междуречье. Однако арабы, судя по всему, не подпали под действие этого соглашения, что имело для аль-Мунзира катастрофические последствия. В конце года царь гассанидских арабов аль-Мунзир ибн Харис во главе внушительного войска вторгся в земли Лахмидов и вскоре захватил столицу аль-Мунзира IV Хиру. Перебив гарнизон, гассаниды разорили и сожгли лахмидскую столицу и через 5 дней покинули её, увозя домой богатую добычу в виде коней и верблюдов.
Через некоторое время аль-Мунзир, стремясь взять реванш над царём гассанидов, выступил против него во главе своего войска при поддержке сасанидского отряда. Как сообщают Иоанн Эфесский и Михаил Сириец, аль-Мунзир ибн Харис был предупреждён заранее о предстоящем вторжении лахмидов, поэтому выступил со своим войском навстречу врагу. Узнав от разведчиков, где находится аль-Мунзир IV с войском, гассанидский царь двинулся на него и атаковал, застигнув лахмидов врасплох. Аль-Мунзир IV был разбит, его ставка разграблена и сожжена. После этого гассаниды вернулись в свои владения с большой добычей и пленными. Это поражение аль-Мунзира датируется Михаилом Сирийцем 899 годом селевкидской эры (сентябрь 577 — август 578 годов), Иоанн Эфесский — 578 годом.
О проблемах аль-Мунзира во внутренней политике повествует Абу-ль-Фарадж аль-Исфахани в своей «Книге песен». Согласно этому источнику, аль-Мунзир IV несправедливо обращался с подданными и произвольно отнимал их имущество. Бесчинства царя довели хирцев до желания убить его. Узнав об этом, аль-Мунзир обратился к Зайду (Ади) ибн Хаммаду, соратнику своего отца и бывшему наместнику Хиры, прося его помощи и обещая отказаться от власти. Зайд ибн Хаммад сумел успокоить подданных, поставив условием, что у аль-Мунзира останется лишь формальный царский титул и функции командующего в период набегов и войн, фактическая же власть перейдёт к избранному хирцами управляющему. Согласно «Книге песен», лахмидский царь «принял это и обрадовался». Описанные события, судя по всему, имели место в самом конце правления аль-Мунзира, когда хирская знать, утомлённая регулярной «экспроприацией» своего имущества для ведения неудачных войн с гассанидами, задумала избавиться от неугодного правителя.
Оставаясь приверженцем традиционных языческих культов, аль-Мунзир IV, обращаясь к хирцам, клянётся богинями Аллат и аль-Уззой, а в разговоре с Зайдом ибн Хаммадом ссылается на арабского идола Сибда (Сабда или Субда).
Аль-Мунзир IV умер во 2-й половине или в конце 578 года при неизвестных обстоятельствах. Шаханшах Хосров I Ануширван на то время, пока определится с преемником аль-Мунзира на престоле Лахмидов, поставил во главе Хиры тайитского вождя Ийаса ибн Кабису в качестве временного правителя. Спустя несколько месяцев, примерно в феврале 579 года, шаханшах утвердил царём лахмидского государства ан-Нумана — одного из сыновей аль-Мунзира IV.
У аль-Мунзира от разных жён и наложниц было более десяти сыновей и несколько дочерей. Старшим и самым способным из его сыновей аль-Хилли называет аль-Асуада, отданного на воспитание в знатный род Бану Марина. Другим известным по имени сыном аль-Мунзира был ан-Нуман, рождённый от иудейки-невольницы Сальмы, дочери ювелира из Фадака, подаренной аль-Мунзиру аль-Харисом ибн Хисном из кудаитского племени Бану Кальб Ибн Уабара. Ан-Нуман воспитывался в знатном роде Бану Аййуб и в итоге был избран сасанидским шаханшахом в качестве преемника отца на престоле Лахмидов. Несмотря на то, что аль-Асуад выступил соперником ан-Нумана в борьбе за престол, в дальнейшем он был назначен правителем племени ар-Рабаб.
Из дочерей аль-Мунзира известны Хинд Младшая (некоторые источники, например, Китаб аль-Агани, считают её дочерью ан-Нумана III и, соответственно, внучкой аль-Мунзира), ставшая женой Ади ибн Зайда и впоследствии принявшая христианство, и Мауиия (или Мария), также ставшая христианкой. Матерью Хинд Младшей аль-Хилли называет Марию Киндитскую, тоже христианку.
Ан-Нуман сменил отца в 580 году. По данным арабов, он не поддержал узурпатора на троне Персии в 590-м, остался верен Хосрову, но в 602 году царь Персии (уже Хосров II) истребил всю династию Лахмидов и вообще ликвидировал их государство. Причина неясна. По версии историков, Ан-Нуман добивался полной независимости, по версии писателей - отказался жениться на дочери шахиншаха. А человек, якобы, был неплохой. Принял христианство, покровительствовал поэтам.
Есть разные версии его гибели - его вызвали в Ктесифон (это точно), где либо бросили в тюрьму и потом казнили, либо на пирушке опозорили и удавили, либо отравили с сыновьями, либо затоптали слонами. Однако ликвидация буферного царства и царя-христианина была ошибкой. Через 30 лет через эти земли на Персию беспрепятственно прошли войска исламистов и разделались с Персией.
Во время войны Ридды сын аль Мунзира попытался реанимировать царство, но оно продержалось лишь 8 месяцев.


Аль-Харис ибн Джабала
Царство Гассанидов.
Аль-Харис ибн Джабал (Флавий Арефа в греческих источниках и Халид ибн Джабала в поздних исламских) был сыном Джабалы (Габала) и братом Абу Кариба (Абокарабуса), филарха Палестины. Он стал правителем гассанидов и филархом Каменистой Аравии и Палестины, вероятно, в 528 году, после смерти своего отца в битве при Танурисе. Вскоре после (около 529 года) он был возвышен византийским императором Юстинианом I, «в царское достоинство», что сделало его главой всех арабских союзников империи (федератов) на востоке с титулом патрикий («патрикий и филарх сарацинов»). Византия, вслед за Персией, тоже создала буферное арабское государство. Конкретно - заслон против лахмидского правителя аль-Мунзира III, контролировавшего арабские племена со стороны персов.
В этом качестве Харис сражался за Византию в её многочисленных войнах против Персии. Уже в 528 году он был одним из командиров, посланных с карательной экспедицией против Мунзира. В 529 году он участвовал в подавлении возглавленного Юлианом бен Сабаром масштабного самаритянского мятежа, где «взял добычу в 20 тысяч юношей и девушек, которых он захватил как пленных и продал в персидских областях и Индике». Возможно, именно за этот успех Юстиниан и возвысил его до главного филарха византийских арабов. Возможно также, что он принимал участие в победоносном для Византии сражении при Даре в 530 году, хотя никакие источники об этом явно не упоминают. В 531 году он командовал пятитысячным арабским отрядом в битве при Каллинике. Хронист Прокопий, враждебно настроенный к гассанидскому правителю, отмечает, что арабы, стоявшие на правом фланге византийского войска, предали византийцев и бежали, что и привело к поражению. Иоанн Малала, однако, сообщает, что хотя некоторые арабы действительно бежали, аль-Харис держался твёрдо. В отличие от Велизария аль-Харис остался командовать и участвовал в операциях около Мартирополиса в том же году.
В 537/538 или 539 году он вступил в столкновение с Мунзиром по поводу спорных прав на земли к югу от Пальмиры. Согласно позднейшим свидетельствам ат-Табари, гассанидский правитель вторгся на земли Мунзира и захватил там богатую добычу. Персидский шахиншах Хосров I Ануширван использовал эти события как предлог для возобновления военных действий против Византии, начав новую войну в 540 году. В кампании 541 года Харис и его люди вместе с отрядом из 1200 византийцев под командованием Иоанна Фаги и Траяна, были посланы Велизарием в рейд по Междуречью. Начавшись успешно, экспедиция глубоко проникла во вражескую территорию, причинив значительный ущерб. Однако через некоторое время византийский контингент повернул обратно, из-за чего Харис не смог ни соединиться с Велизарием, ни проинформировать его о своём положении. Согласно свидетельству Прокопия, это, вдобавок к разразившейся в армии эпидемии, вынудило Велизария отступить. Прокопий при этом обвиняет аль-Хариса в том, что действия последнего были намеренными и были вызваны нежеланием делиться награбленным. Около 544/545 года Харис оказался вовлечённым в вооружённый конфликт с другим арабским филархом, аль-Асвадом, известным по греческим источникам как Асуадес.
Начиная с ок. 546 года, несмотря на то, что две великие империи находились в мире в Месопотамии после перемирия 545 года, возобновился конфликт между их арабскими союзниками. Внезапным рейдом Мунзир захватил, а затем принёс в жертву, одного из сыновей Хариса. Вскоре после этого Лахмиды понесли тяжёлое поражение в генеральном сражении между двумя арабскими армиями. Мунзир продолжал совершать набеги на Сирию. Во время одного из них, в июне 554 года, в победоносном для Гассанидов сражении у сирийского города Халкис аль-Харис потерял своего старшего сына Джабалу.
В ноябре 563 года аль-Харис посетил императора Юстиниана в Константинополе с целью согласовать кандидатуру своего преемника, а также обсудить набеги лахмидского правителя Амра, также получавшего подарки от византийцев.
В отличие от самих византийцев, аль-Харис был сторонником монофизитства и отрицал Халкидонский собор. Он поддерживал анти-халкидонские настроения в сирийском регионе, председательствуя на соборах и участвуя в многочисленных монофизитских спорах того времени как арбитр, активно способствуя становлению сирийской церкви. В 542 году, после двух десятилетий преследований, он обратился к известной своими монофизитскими симпатиями императрице Феодоре с просьбой назначить новых епископов в Сирию. В результате были назначены Иаков Барадей и Феодор, чьи организаторские способности способствовали формированию сирийской церковной иерархии.
Аль-Харис умер, возможно, во время землетрясения 569 года, ему наследовал его сын Аль-Мунзир III ибн Аль-Харис (Аламундар в византийских источниках).
Мунзир был утвержден как наследник своего отца еще в 563 году, во время визита последнего в Константинополь, и возглавил царство после смерти Хариса в 569 году. Похоже, что Мунзир унаследовал от отца и все византийские титулы.
Почти немедленно после известия о новом гассанидском царе, лахмидский царь Кабус ибн аль-Мунзир явился отмщать за былые поражения. И опять был гассанидами побит, Мунзир вторгся на территорию Лахмидов в свою очередь, захватив много добычи. Когда он повернул с добычей назад, Лахмиды снова на него напали. И были вновь разгромлены. После такого успеха Мунзир написал византийскому императору Юстину II, прося золота в качестве премии. Эта просьба, как сообщается, разозлила императора и тот послал приказ своему наместнику заманить правителя Гассанидов в ловушку и убить его. Но Мунзир письмо перехватил, порвал отношения с Империей и отказался поддержать византийцев во время войны с Персией, которая началась в 572 г.
Византийцы опирались на Гассанидов, чтобы прикрыть подступы к Сирии, отказ Мунзира оставил дыру на византийском южном фланге, которая сохранялась в течение трех лет до 575 года, но Мунзир вернулся в Византийскую империю при посредничестве императора Юстиниана, который встретил Мунзира торжественно. Сразу после этого примирения, Мунзир собрал армию и начал наступление на Хиру, столицу Лахмидов, возможно, центр арабского мира, крупнейший, богатейший и наиболее культурный арабский город в то время. Город был разграблен и сожжён, за исключением церквей. По словам Иоанна Эфесского, Мунзир пожертвовал большую часть своей добычи из этой экспедиции монастырям и бедным. В том же году Мунзир посетил Константинополь, где ему была вручена корона или диадема (стемма), тем самым официально признали его как царя арабов.
Война с Персией была прервана трехлетним перемирием в 575 году. (В этом месте планеты не мир прерывался войной, а наоборот). В 578 году военные действия возобновились, но источники не упоминают никакого участия Гассанидов в течение первых двух лет. В 580-м Мунзир был приглашен императором Тиберием вновь посетить столицу. Он прибыл в город 8 февраля в сопровождении двух своих сыновей и был щедро принят. И ещё раз одарен царской короной.
Но важнее то, что в Константинополе Мунзир получил разрешение от императора провести собор монофизитской церкви, который состоялся 2 марта 580. Этот собор сумел, хотя и на короткое время, примирить различные фракции и секты монофизитов. Это была цель, к которой Мунзир давно стремился. Прежде чем покинуть имперскую столицу, правитель Гассанидов также получил от императора обещание, что гонения на монофизитов прекратятся. Вернувшись домой, Мундхир обнаружил, что Лахмиды и персы использовали его отсутствие для набегов на его территории. Собрав свои силы, он напал на их войско, вновь победил их и вернулся домой, груженый добычей.
Летом 580 или 581, Мунзир пошел с войском к Евфрату, где соединился с византийскими силами для похода в глубь персидской территории. Объединенные силы двинулись на юг вдоль реки, в сопровождении флотилии кораблей. Союзные войска штурмовали крепость Анату и двинулись дальше, пока не достигли района Бет Арамие в центральном Двуречье, недалеко от персидской столицы Ктесифона, но мост через Евфрат разрушили персы. Возможность похода на Ктесифон была потеряна, византийцы были вынуждены отступить, тем более, что в то же время персидский военачальник Адармахан воспользовались отсутствием византийской армии и провёл блестящий рейд по её тылам, дойдя до Эдессы. Отступление было трудным для истощенной армии, и византийские полководцы и Мунзир обменялись обвинениями в провале экспедиции. Однако, персов от Эдессы отбили. Вернувшись на свои земли, Мунзир узнал, что объединенные персидско-лахмидские силы готовили новое нападение на область Гассанидов. Тут же он отправился навстречу им, перехватил их армию и вдребезги разбил её, захватив и вражеский лагерь. Это была его последняя победа.
Маврикий (полководец византийцев) обвинил Мунзира в измене во время предыдущей кампании. Он утверждал, что Мунзир открыл византийский план персам, которые успели разрушить мост через Евфрат. Летописец Иоанн Ефесский недвусмысленно называет это утверждение ложью, поскольку византийские намерения должны были быть ясны персидским командирам. Император Тиберий пытался примирить их. В конце концов, сам Маврикий посетил Константинополь, где смог убедить Тиберия в вине Мунзира. Обвинение в измене категорически отвергли и все современные историки; вероятно, Маврикий просто завидовал успешному арабскому правителю. Ситуация еще более осложняется, у византийцев появляется привычное недоверие к "варвару", пошли слухи о якобы врожденной предательской сущности арабов, а также вспомнили, что Мунзир стойко держался монофизитской веры.
Тиберий приказал Мунзира арестовать, и ему устроили ловушку: вызвали в Константинополь, чтобы он ответил на обвинения в измене. Мунзир выбрал своего друга, куратора Магнуса, в качестве адвоката. Мунзир прибыл только с небольшой охраной и был схвачен византийцами из засады. Его перевезли в Константинополь, к нему по пути присоединились его жена и трое его детей. В столице с ним хорошо обращался Тиберий, который разрешил ему комфортное проживание и деньги, но отказал ему в аудиенции. Он не был предан суду за его предполагаемую измену, это указывают на то, что Тиберий тоже не поверил обвинениям, но этим арестом надеялся успокоить сильную антимонофизитскую фракцию в имперской столице.
В то же время арест Мунзира спровоцировал восстание под руководством его четырех сыновей, особенно старшего, Нумана (Аль-Нуман VI ибн Аль-Мунзир), человека, про которого Иоанн Эфесский, писал, что был более способным и воинственным, чем его отец. В течение двух лет гассанидское войско проводило рейды в византийских провинциях, уничтожая их базы в пустыне. В бою при Бостре византийцы были разбиты, погиб даже их военачальник. Тиберий отреагировал. Большая армия с Магнусом во главе была отправлена на восток, чтобы противостоять Нуману и поставить у власти более покладистого его дядю в качестве царя. И это удалось, но новый царь умер всего через 20 дней. Магнус также добился некоторого успеха и подчинил некоторые мелкие арабские племена. Магнус умер незадолго до смерти самого Тиберия в августе 582 года, Маврикий взошёл на трон Византии. Нуман отправился в Константинополь, чтобы достичь примирения с Византией. Вместо этого его тоже арестовали, судили и приговорили к смерти, но заменили на ссылку. И отправили на византийскую Колыму, на задворки мира - в Сицилию.
Мунзир оставался в Константинополе до смерти Тиберия, потом был сослан в Сицилию. После свержения и убийства в 602 г. Маврикия старому Мунзиру было разрешено вернуться домой.
Меж тем Византия совершила ту же ошибку, что и Персия - она расформировала государство Гассанидов, сломав буфер меж христианством и нарождавшимся исламом. Вероятно, сплочения арабов просто опасались.
Между тем формально распущенное государство Гассанидов распускаться не хотело. В 583 году оно опять осталось без царя, правителем был провозглашён аль-Харис VI ибн аль-Харис, брат Нумана, он правил очень недолго. Его сменил аль-Нуман VII ибн аль-Харис Абу Кириб, после него был аль-Айхан ибн Джабалах, в 614 году царём провозглашён аль-Мунзир IV ибн Джабалах. Затем несколько лет при власти был Шарахил ибн Джабалах, затем имена царей теряются, лишь при исламском завоевании они вновь всплывают: 628 - Амр IV ибн Джабалах, 628-632 - Джабалах V ибн аль-Харис, 632-638 - Джабала ибн Аль-Ахам.
Джабала ибн Аль-Ахам был последним царём Гассанидов. В битве при Ярмуке он сражался на стороне византийцев. В кровопролитной битвы исламисты одолели и Джабала принял ислам. Через 2 года он отправился на хадж, в Мекку. Там, при таваф (7 раз обежать вокруг Каабы) какой-то бедняга наступил ему на халат, да так основательно, что тот едва не остался голым. Гассанид вспылил и избил невежду так, что выбил ему глаз. После чего безвестный паломник пошёл жаловаться халифу. Халиф Умар вызвал Джабала на суд и вынес древний вердикт: "око за око!". Джабала возмутился: "Разве мой глаз равен глазу этого негодяя?" И Умар сказал, что в исламе все равны и назначил расплату на утро (по другой версии наложил большой штраф). Джабала не стал ждать утра и ускакал из Мекки ночью. Он вообще ушёл из Аравии на север с более чем 30 000 последователей. Он жил в Анатолии, пока не умер в 645 году.
Государство Гассанидов прекратило существование.

Между тем на юге Аравии:
- начались т.н. аксумито-химйаритские войны (война). Датировки весьма сложны — от 516 до 525 г. Лишь в эфиопском документе найдена дата "от Адама". Чего стоит заголовок самого подробного документа: “История жителей Награна и мученичество святого Хирута и его сотоварищей, которое произошло в 5-й год правления царя Юстина и от Адама до того времени — 6033 года, а от Александра до него — 8 (или 3) 5 лет". 6033 год "от Адама" по византийскому летоисчислению — это 1 сентября, 524 г. — 31 августа 525 г. Вот этой версии и будем держаться.
Прочее датируется по косвенным источникам. Причём все ранние греческие документы сообщают, что на престоле Византии был Константин, а все поздние — что Юстин. Историки (некоторые) считают что война была одна, причём короткая, просто лепить события приходится по разным источникам и вот что получается:
По некоторым преданиям, Зу Нувас принял иудаизм под именем Юсуфа (Иосиф) после воцарения на троне (515 г.), сместив узурпатора Зу-ш-Шанатира.
Зу Нувасу сообщают, что иудеи в Византии притесняются. Всеобщее возмущение в еврейском Химйарском государстве. Юсуф Зу-Нувас ограбил и казнил византийских купцов в ответ на то, «что в римских странах угнетают евреев».
Осенью или зимой 516 года по инициативе Юсуфа Зу-Нуваса в Зафаре начался христианский погром, в результате которого был побит камнями епископ Павел.
Зу Нувас также перекрыл торговлю Аксума с Византией. Убытки Аксума и Византии были колоссальные, экономика же Химйара укрепилась: товары пошли через Химйар в Персию.
Аксумский царь Элла-Асбаха дипломатично протестовал: Ты плохо сделал, что убивал торговцев-христиан ромейских, ты прекратил торговлю и задержал пошлины моего царства и других царств. Особенно же ты повредил моему царству.
Химйариты не смогли тогда взять христианский приморский город-порт Мухван (Моха, кстати, сорт кофе — "мокко" — именно от него) на самом юго-западе Аравии. На море властвовали аксумиты. Дипломатия не дала результатов, тогда аксумитские войска десантировались в Мухване, разбили химйаритов, взяли Зафар и поставили свой гарнизон в захваченной столице. Им командовал Эба Бават. В Зафаре восстановлены церковь и христианство. Но в Эфиопии началось какое-то восстание и войско отплыло в Африку.
Юсуф Зу Нувас спасся бегством в горы, собрал сторонников и где-то в ноябре 518 г. подступил с войском к Зафару. Химйариты не смогли взять город штурмом. Тогда Зу Нувас послал эфиопским представителям письмо с клятвой «Адонаем, небесным сводом и Торой» (так сообщают арабские источники) не причинять им вреда, если они сдадут столицу и уйдут.
300 воинов эфиопского гарнизона вышли за стены, вероятно, пытались уйти и были перебиты той же ночью. Затем в Зафаре сожгли церковь с оставшимися 280 эфиопами. Зу Нувас приказал уничтожить всех христиан, поскольку именно они сотрудничали с захватчиками. Сохранилось послание о победе Юсуфа, отправленное царю соседнего арабского царства: «я воцарился над всей землей химйаритов... Я убил 280 священников, которых нашёл... и я сделал их церковь нашей синагогой».
Затем Юсуф пошёл на Наджран. Зу Нувас выбрал удачное время — аксумиты могли прислать войско лишь раз в году, при благоприятных ветрах. После 7-месячной осады он предложил горожанам заплатить выкуп. К нему вышли 150 виднейших граждан и доставили 130 талантов золота. По требованию народа город сдался. Зу Нувас повелел привести к нему епископа города Наджрана "абба Павла; и когда ему сказали, что он уже два года как умер, он им не поверил...”. И заставил принести ему мощи, которые были брошены в огонь. Затем начинаются казни христиан во главе со “святым Хирутом бен Кааб”, которого царь обвиняет в том, что он “...не пошел за своим отцом., который стоял во главе этого города и всей его округи, того, кто занимал свое место рядом с царем, который был до меня...”. Хирут предрекает скорую гибель иудейского царя и вместе со своими единоверцами мужественно идет на смерть. “... И было завершено их мученичество в месяце октябре, втором из месяцев греков”.
Зу Нувас за два дня истребил около 770 христиан (житийная литература говорит о 4299 христианах). Казнью руководил его полководец Зу Язан. Казнена была даже женщина, про которую сами химйариты говорили царю, что она “...делала много добра... царям до тебя... так, когда Маадикарим, царь до тебя, был в затруднении и спрашивал занять у нее 12 000 динаров, она предоставила ему их. А некоторое время после того, когда она услышала, что он (опять) в нужде, преподнесла ему как дар". Очевидно, что Зу Нувас не очень почитал своего предшественника, имевшего отличные отношения с христианами.
Преследования христиан прокатились по другим городам Химйара: Хадрамауту, Марибу, Хаджарену. Оставшиеся в живых христиане взывали о помощи к Абиссинии и Византии.
Затем Зу Нувас отправляет послов с письмами к царю Персии “...и к правителю, который жил в земле Аравия и находился под властью царя Персии...” (это Аль-Мунзир III, царь государства Лахмидов) с просьбой убивать христиан в их странах. А император Византии, Юстин, послал дипломата "Абрахама к тому правителю, который жил в Аравии". Письмо Зу Нуваса было оглашено в его присутствии. Здесь же находилось некоторое число клириков из разных стран Востока, в том числе и несториане из Персии. Горестные вопли “истинных” христиан смешались с шумным одобрением несторианами действий иудейского царя. Та ещё обстановка была у Лахмидов — невероятная веротерпимость в условиях переменчивости соседей-гигантов, Византии и Персии. Зу Нуваса персы реально не поддержали. Многие знатные роды Южной Аравии тоже были недовольны войной на юге.
А вот Византия озаботилась всерьёз. Император Юстин отписал Тимофею, патриарху Александрии требование двинуть христианские войска из Эфиопии и ликвидировать иудаизм на юге Аравии. Иначе обещал сам навести порядок, перечисляя подвластные племена и города. Приход греков был африканским правителям в это время совсем нежеланным. И они сами взялись за дело.
525 г. — В середине года большое абиссинское войско направилось в Химйар. Византия прислала союзникам 70 кораблей. Солдаты и боевые слоны переправлялись на плотах.
И он (Элла-Асбаха) собрал 120 000 воинов; и по божьей воле прибыли к тому времени корабли из чужих стран: и из Греции, и из Персии, и из Индии, и с островов; из Фарсен — 60 кораблей, из Айла — 15 кораблей, из Кользум — 20 кораблей, из Береники — 30 кораблей, из Фарани — 9 кораблей и из Райх — 50 кораблей. И царь Калеб повелел собрать (все) эти корабли в гавани, которая зовется Эбра и лежит на побережье у города Долин. И царь Калеб повелел построить 70 больших и 100 малых кораблей, а сам оставался в тот год (в городе Аксуме), пока корабли не были построены.
Часть войска (15 тысяч) отправилась пешим путём:
“Эти черные воины прошли путь в 15 дневных переходов, но, так как они не нашли в дороге воды для питья, все они погибли, так что ни один из них не достиг места своего (назначения), а также ни один из них не вернулся туда, откуда он выступил". Этот странно-гибельный поход, начался зимой, задолго до муссонов, без которых флот в море не выйдет. Наиболее вероятный путь — через Аравийскую пустыню, через Синай, чтобы войти в Аравию с севера, когда флот нападёт с юга.
Элла-Асбаху доложили, что пешее войско погибло, тогда он возложил всю надежду на флот. Но и Зу Нувас не сидел сложа руки. В каком-то узком месте пролив перегородили цепью из брёвен, свинца и железа. По эфиопским данным — 3 стадии, по греческим хроникам — 2. Историки не смогли понять, где такое могло быть. Во время прилива 9 кораблей смогло прорваться, но затем волны разрушили цепь и весь флот прошёл. В Мухване базировались главные силы, там высадиться не смогли, часть войска во главе с эфиопским царём, которого хронисты называют Калеб, высадилось где-то в стороне, совершило рейд на столицу и захватила Зафар, путь к которому указал им попавший, в плен “сородич иудейского царя”. В столице Калеб захватывает огромную добычу, умерщвляет всех иудеев и продает в рабство всех женщин из царской семьи.
Меж тем, экипажи стоявших на рейде Мухвана судов измучились от жажды и неизвестности и решились на битву. Моряки сцепились с конницей химйаритов, но тут подоспело основное войско аксумитов и Зу Нувас потерпел поражение, он был казнён, по другой версии, не желая попасть в руки врагам, бросился со скалы в море. Химйаритское царство становится частью Аксумской империи (525—575 гг.).
После гибели Юсуфа Зу Нуваса эфиопы захватили весь Химйар и разрушили его столицу — Зафар. Сейчас там развалины и небольшая деревня. Новой столицей страны стала Сана. Затем Калеб идет на другие города иудейского царя, предает их огню и умерщвляет все живое, после чего собственноручно роет фундамент для церкви в столице... В течение некоторого времени Калеб устраивает церковные дела в Наджране, где “...он поставил сына Хирута на место его” отца...
Уцелевшие христиане и быстро перековавшиеся в христиан химйариты не могли даже объясниться с кушитами (эфиопами), устраивавшими резню в каждом городе. Они нашли способ: выкалывали на руках кресты и предъявляли как документ лояльности.
Затем царь Эфиопии возвратился в царский город Саба и поставил над ним в качестве правителя христианина по имени Сумайфа Ашва. И он оставил при нем и при епископе 10 000 воинов. После чего с войском отбыл в свою Африку. Война продолжалась 7 месяцев (до попутных ветров в Африку) "он увел с собой множество захваченных из числа заблудших химйаритов и пятьдесят вождей царского рода". Часть из них потом сбежали из плена на запад и где-то в западной Эфиопии существовало иудейско-христианское сообщество.
ок. 533 г. — солдаты-эфиопы при поддержке местной бедноты свергли Ашву и поставили на его место, вероятно, одного из военачальников (по мнению некоторых, он с самого начала был эфиопским наместником и даже сыном Элла-Асбахи), имя которого, по надписям, — Абраха. В своей южноаравийской надписи, датируемой обычно 543 г. (а скорее всего мартом 544 г.) и сообщающей о событиях с 542 г., Абраха называет себя "наместником царя Элла-Узены", но в то же время пользуется полным титулом южноаравийских царей. Имя царя "Элла-Узена" известно лишь по легендам на аксумских монетах.
Вероятно, он был одним из аксумских военачальников, бывшим рабом византийского торговца из Адулиса. Приняв титул химйаритского царя (вассала Аксума), Абраха начал укреплять в Южной Аравии христианство, мудро сохраняя и традиции местной государственности. В центре столицы, Саны, им был выстроен великолепный собор эль-Калис (Аль-Кулайса). Арабы назвали ее Аль-Кулайса из-за её высоты, так как у того, кто пытался посмотреть на неё, чуть не падала шапка с головы. «Калансува» в переводе с арабского обозначает «шапка».
После завершения строительства Абраха написал в Аксум: «Воистину, о мой царь, я построил для тебя церковь, подобную которой не строили никому из царей до тебя. И я не успокоюсь, пока не заставлю арабов совершить паломничество к ней».
536 г. - Начало великих бедствий. Где-то начал извергаться мощный вулкан. Вероятно, в Исландии, но есть и иные версии. "И в этом году произошло величайшее чудо: весь год солнце испускало свет как луна, без лучей, как будто оно теряло свою силу, перестав, как прежде, чисто и ярко сиять. С того времени, как это началось, не прекращались среди людей ни война, ни моровая язва, ни какое-либо иное бедствие, несущее смерть. Тогда шёл десятый год правления Юстиниана". — Прокопий. История войн. Война с вандалами
Голод и холод начался по всей Земле. В Северном Китае летом выпал снег, погибло до 80% жителей. Голодно было и в Европе. А извержения повторялись в 540-м и 547 годах, малый ледниковый период продолжался 120 лет! Неурожай в Византии потребовал закупок большого числа зерна, началось перемещение народов. На ослабленные голодом народы пришла новая напасть - чума, быстро распространявшаяся из-за активных перевозок и перемещений. "Юстинова чума", от которой умерли миллионы, во многих местах население сократилось наполовину. Все 120 лет чума возникала вновь и вновь - 11 эпидемий. 536 год назван худшим в истории за последние 2300 лет. А вот в Аравии как раз было не столь плохо. М.б. даже лучше, чем раньше.
541 г. — Издевательства завоевателей над населением Йемена привели в 541 году к восстанию, во главе которого встали ряд химйарских кайлей (словом «кайль» в раннесредневековом Йемене назывались крупнейшие магнаты и племенные вожди). Признанным лидером этого движения стал, вероятно, один из еврейских кайлей Зу Джадан. Однако восставшие потерпели поражение, и их движение было жестоко подавлено Абрахой.
А м.б это и не восстание, а большая война с Йазидом - одним из киндских царей, правителем Западного Хадрамаута. Абраха потерпел поражение, оазис Мариб едва не погиб, знаменитая плотина разрушена. Но всё же Абраха одолел, восстановил контроль над Ю.Аравией и начал совершать походы в центр Аравии.
В октябре 547 - марте 549 года по его приказу был осуществлен ремонт этого грандиозного гидротехнического сооружения. Известно, что для этого к нему приезжали делегации и, вероятно, эксперты-строители из Аксума, Византии, Ирана, от арабов - Лахмидов и Гассанидов.
Это был реальный претендент на объединение Аравии! Повезло бы ему - вся Аравия была бы христианской - и никакого ислама бы не существовало! (это не сожаление - мне все религии интересны - не более того).
563 г. — поход на Мекку. Мне больше нравится эта дата, которая более правдоподобна, но пусть будет классическая - 570.
Мухаммед знал про нападение Абрахи, но явно как легенду:

1. Неужели ты не знаешь, что сотворил твой Господь с воинством слона?
2. Разве Он не разрушил их козни
3. и не послал на них стаи птиц?
4. Они осыпали их осколками обожженной глины
5. и превратили в подобие нивы, изъеденной [саранчой].

[Коран. Сура 105 «Слон».]
1. "Год Слона" (араб. — Ам аль-Фил) — был.
2. Его год установить историкам не удалось. Называют 547, 552, и классический — 570, спасение аллахом Мекки и рождение Мухаммеда.
Имам Исмаил Хакий пишет: «Это событие произошло в середине месяца Мухаррам, а Пророк же родился в месяце Раби аль-аввал, и между этим событием и рождением Пророка было пятьдесят пять дней». Весьма сомнительный аргумент — не только день, даже год рождения вполне себе рядового младенца никто не записывал и не запоминал. Тем более Мухаммед, в 6 лет ставший круглым сиротой.
А византийцы упоминают лишь 1 поход Абрахи на север — 547 год. И это вполне вероятно, ибо Мухаммед явно не застал в живых никого из свидетелей событий, какие-то они смутные. С другой стороны, 570 год неплохо согласуется с мусульманской хронологией. Я буду считать 570 год, ибо особо точность тут дела не играет, символизм был придуман гораздо позже. Поясняю - даты и рождения и смерти у тогдашних арабов привязывались к какому-то памятному событию, счастьем было помереть в день рождения или в день смерти Пророка, продолжительность жизни была тоже символична, именно в этих датах хронология сильно подделывалась.
3. Приписывают поход Абрахе, хотя есть большие сомнения, возможно он уже умер и это был его преемник или один из полководцев.
Итак, 570 год — йеменское войско отправилось разорять Каабу.



Слоны атакуют Каабу, птицы атакуют слонов. "Книга чудес" (The Book of the Wonders of the Age) XVII-XVIII в.

Ополчились на Мекку химйариты неспроста — язычники-мекканцы осквернили христианскую церковь в Сане. Да и вообще — поклонение Каабы приобретало недопустимые размеры у арабов.
Специально для конкуренции с Меккой в Наджране был создан религиозный центр — аналог Мекки. Но он не стал популярным у арабов. И тогда к Мекке двинули войско.
Войско было, якобы аж в 60 тысяч. Ну, это выдумки. Всё население Мекки, даже в лучшие годы тех лет не превышало 10-12 тысяч общего населения.
Главное — в составе химйаритского войска были боевые слоны! Или один слон — неважно.
Ибн Джарир пишет, что с Абрахой было 13 слонов, и они все погибли. Аль-Маварди же приводит, что большинство учёных-алимов согласны с мнением, что с Абрахой был всего лишь один слон, которого звали Махмуд. В книге «Ар-Рахик Аль-Махтум»: «Слон опустился на колени в ущелье Мухассир, что находится между Муздалифой и Мина». Короче, пал от суровых условий пустыни. Но падёж этого крупного животного олегендарили настолько, что (в легендах) слон дошёл до Мекки, встал на колени перед Меккой и отказывался подняться. Решил ли он встать или там издох — в легенде не говорится.
Но арабы, при виде или даже при слухе о таком звере и войске, разбежались из Мекки, спрятавшись в горах. Лишь дед Мухаммеда и несколько его родственников решились вступить в переговоры с эфиопами-христианами. Реально — войско с одним слоном остановилось на полпути к Мекке. Дед Мухаммеда не струсил, навсегда прославившись. Вероятно, его род в этот год и разбогател, захватив имущество разбежавшихся.
Войско не пошло дальше, просто потому, что арабы-союзники Абрахи отказались уничтожать Каабу. И солдат сразила эпидемия (вероятно, одна из последних волн Юстиниановой чумы). Войско повернуло назад.
В легендах, широко приукрашенных историками и киношниками, дело было куда интереснее!
Абраха немного не дошёл до Мекки. Он только захватил 200 верблюдов, все, как назло, деда Мухаммеда. Делегация мекканцев (естественно, во главе с дедом Мухаммеда) прибыла к шатру агрессора. "Отдай мои 200 верблюдов!" — потребовал дед Пророка. — "Я было тебя зауважал, думал, ты приехал просить за святилище, а ты о каких-то верблюдах! Я от тебя отвернулся (презираю)" — ответил Абраха. "У Каабы есть хозяин (аллах)! А хозяин верблюдов я!". Не договорились, но верблюдов Абраха почему-то вернул. А Абд аль-Мутталиб пожертвовал их паломникам (выгнал в пустыню, наверно, с метками типа "ешь даром, кто идёт в Мекку", — уже не верю — верблюды не кролики, беременность 13-15 месяцев, более одного не рожают, даже один — ценность большая)
Затем Абд аль-Мутталиб вернулся в Мекку, сказал, чтоб все разбегались по горам (не труса празднуя, а чтоб не попасть под небесный удар заодно с неприятелем). Потом пошёл к Каабе и традиционным дверным кольцом начал подавать сигналы аллаху. Тут созидатели этой легенды перебрали — аллах не был в почёте у жителей Мекки в то время — они были многобожники. Но кто бы там ни был, он помог. Довольно экзотично, с изрядной долью фантастики. На войско Абраха со стороны моря налетела туча птиц. В обеих лапах и клюве они держали три камня. Камни из обожжённой в аду глины. Причём на каждом было написано имя кому предназначено. И сбросили на войско. Камешки пронзали человека от темечка до ягодиц, причём поражённый ещё и рассыпался на части. Очевидцев более всего поразило не это, а то что летели птицы чётким строем во главе с вожаком. Погибли все воины, кроме одного полководца, который добрался до главного царя и доложил итоги похода. Причём одна птичка всё время барражировала над его головой и, дождавшись конца доклада, сбросила камешек, поставив точку в истории.



Войско идёт на Мекку
увеличить

Арабы едут на переговоры
увеличить


Породу птиц очевидцы определить не смогли
увеличить


ОМП в действии
увеличить


Абд аль-Мутталиб общается с аллахом
увеличить
Бесславный исход эфиопского нападения на Мекку способствовал еще большему укреплению престижа Мекки как богоспасаемого города, а с ним — и престижа курайшитов, которые получили почетный эпитет ал илахи — «божье племя».
ок. 570 г. - Абрахе наследовали его сыновья Яксум (Йаксум) и Масрук. После недолгого правления Яксума в борьбу за власть вступил Сайф (Меч) Зу Язан.
Отцом Сайфа был аль-Фаяд Абу аль-Мурра, зять химйарского кайля Зу Джадана, возглавлявшего в свое время антиэфиопское движение в оккупированном Химйаре. Своего сына он назвал Маади-Карибом, вероятно в честь царских предков мальчика (Маади-Кариб было именем одного из царей Химйара). Однако помимо химйарского имени у мальчика было и второе, арабское - Сайф («меч»), под которым ему суждено было войти в историю.
Жена Зу Язана, Райхана, была еврейкой и отличалась, по преданию, особой красотой. Она приглянулась царю Абрахе, и тот недолго думая отнял ее у аль-Фаяда и женился на ней. Малолетний Сайф остался с матерью, воспитывался в семье ревностного христианина, каким был его отчим, вероятно, он был крещен и получил христианское образование.
Однако мать открыла ему историю настоящего отца. Сайф затаил вражду к своему отчиму, однако, не решился на открытое выступление, лишь после смерти Абрахи и его старшего сына Яксума, наследовавшего ему, он заявило себе активными действиями. По всей видимости, Сайф тайно вернулся к вере своего отца и вступил в контакт с иудейскими родами Химйара, враждебно настроенными к эфиопам-христианам.
Согласно сообщению арабского ученого и поэта Абуль-Фараджа аль-Исфахани, Сайф, подобно своему отцу, поклялся не пить вина и не прикасаться к женщине, пока не отомстит эфиопам за страдания и позор, нанесенные его семье и всем евреям Йемена.
Между тем времена изменились. В Эфиопии начались "тёмные века", падение династий и междоусобица, она уже не могла вмешиваться в дела Аравии. Но правящая эфиопская верхушка осталась. Изменились и отношения между Эфиопией и Византией. И Сайф, помня об отказе в союзничестве, полученном еще его отцом при персидском дворе, решил вначале искать помощи в Византии: он добрался до Константинополя и добился аудиенции у императора Юстина II. Однако император отказал ему, заявив, что «эфиопы придерживаются моей веры и веры моего царства, вы же - иудейской веры».
575 г. - Тогда Сайф решил обратиться к персидскому царю. Хосров серьезно отнесся к предложению. Но в это время военные ресурсы Персии были направлены на подавление восстания в Армении. Зороастрийский первосвященник предложил Хосрову освободить из тюрем всех заключенных, приговоренных к смерти и собрать из них экспедиционный корпус для отправки с Сайфом в Йемен. Хосров принял совет (чего зря кормить преступников!) и выпустил из тюрем 800 заключенных, предоставил им 8 кораблей и руководителя экспедиции - своего двоюродного брата Вахриза.
Сайф согласился и на это. На пути к Химйару корабли попали в сильный шторм, два из них, вместе со всем экипажем, пошли ко дну. Остатки головорезов добрались до берегов Южной Аравии, Сайф решил высадить свой десант у берегов Хадрамаута, в Масубе, где проживал род Зу Язанов и были еврейские кланы, враждебные эфиопам. Сайф отправился собирать своих сторонников и привел в лагерь внушительное подкрепление.
Но вскоре туда во главе огромного войска явился химйаритский царь-эфиоп Масрук, сводный брат Сайфа, его войско блокировало людей Сайфа на берегу моря. Масрук не сомневался в своей победе, но опасаясь конфликта с Персией, он предпочел решить дело миром и вступил в переговоры. Обе стороны обменялись клятвами, заключили перемирие и разошлись по своим лагерям. Возможно, Вахриз и Сайф надеялись на помощь отрядов в тылу эфиопов.
За день до истечения срока перемирия Вахриз приказал поджечь корабли, отрезав все пути к отступлению. На следующее утро Вахриз и Сайф выстроили свою маленькую армию спиной к морю и битва началась. На вооружении у персов было оружие, неизвестное в Аравии, - «аль-банджакан», вероятно, доставленные из Китая многозарядные арбалеты. По легенде сам Масрук, с рубиновым венцом на голове, ехал на слоне. Вскоре он сошел со слона и пересел на верблюда, затем на лошадь и, наконец, на мула. И тогда, якобы, люди Сайфа увидели в этом доброе предзнаменование скорого падения эфиопов. Якобы, удачным выстрелом из аль-банджакан сам Вахриз поразил Масрука. Деморализованные гибелью царя, эфиопы и их союзники обратились в бегство, и, по словам Табари, «люди Сайфа учинили среди них страшную резню».
577 г. - После победы при Масубе Сайф и Вахриз двинулись на Сану, в которую они вступили без сопротивления. В древнем дворце царей Химйара Вахриз короновал Сайфа посланной Хосровом короной и облачил его в шитые серебром одеяния. Сайф признал себя вассалом Персии. Вскоре Вахриз вернулся обратно в Иран с первой данью, высланной Сайфом персидскому царю. Персидские воины, прибывшие с Вахризом, остались при Сайфе. Сайф дал им жён из местного населения. Эти люди стали известны как «абна» или «абна ас-Сайф» («сыновья Сайфа»), они были опорой власти Сайфа. Так Южная Аравия опять стала иудейской монархией.
Существует и правдоподобная легенда о прибытии в Сану посольства из Мекки, в составе которого были главы жившего там племени курайш - Абд аль-Мутталиб ибн Хашим (дед будущего пророка Мухаммеда) и Умайя ибн Абд-Шамс (предок будущей правящей династии Омейядов), с целью поздравить нового царя с победой. Источники красочно описывают вход послов в тронный зал Сайфа. Царь «был умащен амброй и мускусом» и «держал в руках своих меч», а «по правую и по левую сторону от него стояли цари и сыновья царей».
В разговоре (по словам мусульманских авторов) Сайф сообщил Абд аль-Мутталибу, что на основании священных книг и тайных знаний, доступных ему, Сайфу, он узнал о том, что в роду Абд аль-Мутталиба должен родиться пророк, которому суждено будет основать новую веру и искоренить идолов. При этом Сайф якобы заранее предвидел, что этого пророка будут звать Мухаммед, что на спине у него будет большое родимое пятно, что в раннем детстве он лишится своих родителей и будет расти у своего деда и что ему суждено возвыситься, а затем и быть похороненным в городе Ясрибе (Медине). Абд аль-Мутталиб сообщил ему, что Мухаммед уже родился, что он является его родным внуком. Тогда Сайф попросил Абд аль-Мутталиба немедленно уведомить его, когда его внук получит «откровение». Он также посоветовал деду пророка оберегать своего внука от евреев (во какие фантазии - иудей советует остерегаться евреев!). Всё это, конечно, полновесные придумки, хотя визит деда Мухаммеда вполне правдоподобен.
После рассказа о воцарении Сайфа практически все арабские источники повествуют о войне Сайфа с эфиопами. Якобы маятник опять качнулся и аравийцы захватили большую часть Эфиопии. Где, захватив пленников, Сайф додумался создать из них личный отряд телохранителей (не доверял своим людям?). Которые дружно, во время охоты, порубили его мечами (587 г.)
Заговорщики-эфиопы провозгласили царем одного из своих командиров и подняли в Йемене мятеж с целью восстановить старые порядки. Персидский гарнизон в Сане оказал им стойкое сопротивление и послал гонца в Персию с просьбой о помощи. Сын Хосрова Хормизд IV (579-590 гг.) послал в Йемен карательную экспедицию во главе с тем же Вахризом, которая потопила в крови мятеж. Персы не пытались больше восстановить иудейскую монархию, а сделали ее провинцией своей империи, поставив наместника-марзубана. Первым марзубаном был Вахриз.

Астрономия

К сожалению, все первые 6 веков нашей эры астрономы вообще не упоминаются у арабов, как достойные к упоминанию личности. Звёздами любовались, звёзды воспевали многочисленные поэты. Почти нет стихов, где не упоминались бы звёзды. Переводчики, правда, напортачили, совершенно не к месту часто поминая абсолютно русское название Стожары (зато удобное в стихах). Календарь тоже был древний и пока не нуждался в реформе. Разумеется, главные строения иногда имели астрономическую ориентацию, но для бедуинов при установке шатров важнее было направление ветра.

далее к файлу 031

назад к файлу 029