661 г. - бесславный халифат Хасана. История Халифата. 661-678 гг
 Аль-Хасан ибн Али аль-Кураши родился 1 марта 624 в Медине. Внук пророка Мухаммеда, сын его двоюродного брата Али и дочери Фатимы. Пятый халиф (с января по июль 661 г.) и второй имам шиитов. Во время халифата своего отца Али ибн Абу Талиба участвовал в битве при Сиффине. После трагической смерти отца в 661 году Хасан был провозглашен халифом, но через несколько месяцев, понимая, что у него нет достаточных сил и средств для противодействия Муавии, передал последнему власть. После своего отречения он уехал в Медину со своим братом Хусейном. Якобы, согласно условиям договора, после смерти Муавии власть в халифате должна была перейти обратно к Хасану. По мнению шиитов, это условие не могло устраивать Муавию, желавшего видеть наследником своего сына Язида I, что и послужило причиной предполагаемого отравления имама. Пророк, оставшийся без сыновей, ценил внуков: «кто беспокоит его (Хасана), беспокоит меня» или «Хасан от меня, а я от него».  Хасан из сериала "Муавия, Хасан и Хусейн" Другие дети - Касим, Абдулла, Хасан Мусна, Зайд Умер 5 марта 669 г. в возрасте 45 лет. Шииты утверждают, что к смерти Хасана был причастен Муавия ибн Абу Суфьян, а исполнителем была жена Хасана, Джада бинт аль-Ашат. Но, скорее всего, у него было внутреннее кровотечение типа язвы.  Историческая гробница в Аль-Баки на могиле Аль-Хасана, была разрушена в 1925 году ваххабитами |
Полное имя: Джанда бинт аль-Ашат ибн Кайс аль-Кинди - дочь Аль-Ашаса ибн Кайс, жена имама Хасана ибн Али. Подробностей о её молодости неизвестно. Йеменка из племени киндидов. Мусульмане-шииты считают, что Джааде было обещано золото и брак с Язидом. Соблазненная обещанием богатства и власти, она отравила своего мужа, а затем поспешила ко двору Муавии в Дамаске, чтобы получить свою награду. «Шоуби заявляет, что Муавия послал сообщение Джаде бинт аль-Ашат бин аль-Кайс, что если отравите Хасана, то я женю вас на Язиде и в дополнение к этому я дам 100 000 дирхамов. Когда Хасан принял мученическую смерть, Джада послал Муавии сообщение с просьбой выполнить свою часть сделки. Муавия послал деньги, но сказал: «Я отвергаю этот вопрос о Язиде, так как хочу, чтобы он остался в живых, если бы не это, тогда я бы женил вас на Язида». Лично я считаю это шиитской легендой. |
Ещё одно сектантское течение мусульман. Абдуллах ибн Саба был одним из главных организаторов смуты в Халифате, которая привела к убийству халифа Усмана. Он избрал Али ибн Абу Талиба в качестве объекта обожествления. Когда весть о смерти Али достигла ал-Мадаина, Абдаллах б. Саба сказал тому, кто известил его об этом: «Ты лжешь! Даже если бы ты принес мозги его головы в семидесяти кошелях и представил семьдесят неоспоримых свидетелей его убиения, - все равно мы знаем, что он не умер и не убит, и не умрет, пока не овладеет миром».  Ибн Саба из фильма "Муавия, Хасан и Хусейн". В фильме напрямую даётся версия, что потомки евреев, изгнанных Пророком из Медины, коварно устраивают смуту, чтоб погубить мусульманскую религию. Главарь сабанитов с первого взгляда коварен, хитёр и отвратителен как на первый взгляд, так и в последующем. Истинный сионистский мудрец. Родился ок. 600 в Медине. Его часто называли по матери Ибн ас-Сауда («сын чёрной»), а также Ибн Вахб и Ибн Харб. Мусульманские историки сообщают, что Абдуллах ибн Саба был йеменским иудеем, который заявил о принятии ислама, но на самом деле мусульманином не стал. Иудейские корни Абдуллаха дали основание противникам шиитов утверждать, что «основы рафидизма (шиизма) заимствованы у иудеев». Он был одним из главных организаторов смуты в Халифате, которая привела к убийству третьего халифа Усмана ибн Аффана. Уничтожив "неправильного халифа" тут же стал искать "правильного", понимая смысл в беспрекословном подчинении избранному вплоть до обожествления. То-есть, земное воплощение аллаха, подобный Пророку, но ещё круче, за которым можно следовать совершенно без раздумий. Таким он избрал Али ибн Абу Талиба. Был самым активным политическим сторонником Али, вёл активную пропаганду в его пользу. Ссылаясь на Тору (а не на коран), утверждал, что у каждого пророка должен быть наследник духовного завещания (васи). Открыто отрекался от первых халифов и объявил Али ибн Абу Талиба единственным законным преемником Пророка. Когда Али услышал о том, что Абдуллах ибн Саба объявил Али воплощением Бога, он решил казнить его с группой единомышленников, ТАКИЕ почитатели, к тому же из убийц халифа Усмана ему были опасны. Но Ибн Аббас отговорил его от этого шага. Тогда Али выслал Абдуллаха в Мадаин (Ктесифон). После смерти Али ибн Абу Талиба, подзабытый Абдуллах ибн Саба возник вновь, заявив о том, что Али на самом деле не умер, а подобно Исе (Иисусу) вознесся на небеса, а вместо Али убили другого человека. Сам же Али вернется (раджа) на землю для установления справедливости. Некоторые считают Абдуллаха ибн Сабу первым распространителем идеи об «остановке» (таваккуф) имамата Али. Умер в 670 году в возрасте примерно 70 лет. Но - есть версия, что ибн Сабы не было совсем. Что вся история Ибн Сабы была придумана Сейфом ибн Умар аль-Тамими, который жил во втором веке Хиджры. |
Али не сказал ни слова о преемнике, но окружающие не сомневались, что им должен быть Хасан. Не осталось ни одного из десятка "обрадованных раем", мало осталось сподвижников, а это всё же старший внук Пророка, сын признанного халифа. Джундаб б. Абдаллах прямо спросил умирающего: «О повелитель правоверных! Если мы потеряем тебя, - а этого не произойдет! – следует ли нам присягнуть аль-Хасану?» Али едва нашёл силы ответить: «Я не приказываю вам это и не запрещаю».
Наутро Хасан возглавил молитву в соборной мечети и объявил о смерти халифа. Текст этой речи, дошедший до нас - явно плод творчества историков. По окончании речи Убайдаллах б. Аббас предложил присягнуть Хасану. Пример подал Кайс б. Сад, первым совершив обряд рукобития. Этим новому халифу гарантировалась поддержка одной из главных фигур халифского окружения. Его примеру последовали и остальные присутствующие.
Первой акцией Хасана стало наказание убийцы отца. По одной версии, Хасан исполнил волю отца (убить, но не уродовать) и зарубил его своей рукой. Ибн Мулджам будто бы предлагал отпустить его, чтобы он мог убить и Муавию, а потом он вернётся для казни, но ему не поверили. Обезглавленное тело было брошено на растерзание толпе. То, что от него осталось, было завернуто в циновки, облито нефтью и сожжено. По другой версии, казнь осуществил Абдаллах б. Джафар. И волю халифа не исполнил - приказал сначала отрубить убийце руки и ноги и выколоть глаза, а после обмена с казнимым несколькими едкими репликами велел отрезать ему язык. Большие сомнения, что четвертованный хариджит был способен дискутировать, наверняка придумка. И даже неизвестно чья - шииты отвели душу осознанием максимальности наказания, для хариджитов он стал героем - образцом стойкости, несгибаемый мученик за веру.
В Куфе и во всем Ираке весть о смерти Али прошла абсолютно спокойно и присяга Хасану прошла без осложнений. Даже сторонники Усмана не могли ни в чём обвинить Хасана. В отличие от его отца он даже был какое-то время среди защитников осажденного дома халифа, хотя и не смог защитить. Хариджиты в своих подпольях, радуясь смерти своего врага, тоже не смогли предъявить Хасану претензий - он не участвовал в битве при ан-Нахраване.
В Аравии присяга Хасану была принесена после отступления сирийских войск Буера. Аиша, узнав о смерти Али, откликнулась стихотворной строкой:
Посох брошен, и достигнута цель,
и рад возвращению путник
На замечание Зайнаб, дочери Абу Саламы: «Как ты можешь говорить такое об Али при его превосходстве и достоинстве?» – Аиша ответила с усмешкой: «Когда я забуду об этом – напомни мне»
О реакции в дальних провинциях ничего не известно. Но, видимо, у Хасана вызывала какие-то опасения позиция Абдаллаха б. Аббаса, за которым стояла добрая половина Ирана, потому что его очень обрадовало получение письма от Абдаллаха, в котором тот поздравлял с избранием и давал советы, как избежать ошибок, допущенных отцом: «Хасан прочитал его и обрадовался ему и узнал, что тот присягнул ему и дал ему наставление в том, что он должен делать во исполнение воли Аллаха». Одним конкурентом меньше.
В биографическом словаре Ибн Сада, где упомянуты сотни второстепенных передатчиков хадисов, Хасан не удостоился отдельной статьи; историки, описывающие внешность всех халифов, перечисляющие их жен и детей, обошли вниманием пятого халифа. Известно, что внешне он был очень похож на своего деда-пророка, что вызывало умиление сподвижников Мухаммеда, и несколько заикался, в чем видели его сходство с Мусой (Моисеем). А в остальном - совершенно негероическая личность и правил недолго. Дед (Пророк) его, якобы любил (и это его наибольшее достоинство). Почти 30 лет меж смертью деда и отца он просто жил в свое удовольствие в Медине, пользуясь благами своего положения, получал большое жалованье наравне с участниками битвы при Бадре, происшедшей за год до его рождения. Современникам запомнились только многочисленные женитьбы и разводы Хасана, да и то неясно, происходило это до избрания его халифом или уже после отречения.
Хасан принимал участие в обороне дома Усмана, а затем в обоих больших сражениях отца, но даже его почитатели не смогли хоть как-то обозначить его воинскую доблесть. Возможно, в оправдание этого сочинили утверждения, что Али не разрешал своим старшим сыновьям вступать в единоборства (а почему другие разрешали?). Не поручал Али Хасану и какое-то большое дело, кроме посылки для переговоров с куфийцами, где ведущая роль принадлежала Аммару б. Йасиру.
И вот он стал халифом в раздираемом противоречиями огромном государстве. Опытный конкурент - Муавия, охладевшие к отцу Хасана куфийцы, племенная знать, жаждущая власти и денег и фанатичные хариджиты - куча проблем. Хасан не справился.
Казнив Ибн Мулджама, Хасан раздал воинам по 100 дирхемов, что равнялось полугодовому жалованью самого низшего разряда. Абдаллах б. Аббас, призывая начать активные действия против Муавии, прямо сказал Хасану, кто может быть ему опорой: «…Назначь родовитых и знатных людей на какие захочешь должности. Этим ты купишь их сердца и проявишь исходящую от имамов справедливость в приручении сердец и устроении дел людей… Ты ведь знаешь, что от твоего отца Али отвращало людей, и они уходили к Муавии, то, что он, распределяя между ними общинные средства (фай), уравнивал их в жалованьи, и это тяготило их». Уравниловка не нравилась знати мусульман. Хасан для начала решил... ничего не делать. Все наместники были оставлены на прежних местах. В течение двух месяцев он не предпринимал никаких активных действий против Муавии, пытаясь склонить его к присяге мирным путем.
Муавия отказался присягать. Хасан написал второе письмо:
... Войди в мир и покорность и не оспаривай дело у людей, которым оно принадлежит, и у того, кто имеет больше прав на него, чем ты, и да потушит Аллах этим злобу, и объединит речи, и уладит междоусобицу. А если ты в своем заблуждении не хочешь ничего, кроме унижения, то я приду к тебе с мусульманами и буду судиться с тобой, пока не рассудит нас Аллах, – а он – лучший судья.
Чуть ли не впервые прозвучал тезис об особом праве членов «семьи пророка», в данном случае – Али и его потомков, на халифат. Даже Али в споре с Муавией обосновывал законность своей власти фактом избрания его мухаджирами и ансарами, а не по праву рождения.
В ответ Хасан получил обширное послание, в котором Муавия с юморком опровергал все аргументы Хасана, напоминая историю недавних сражений, суда, который лишил Али халифатства. Добиваешься дела своего отца? Но он лишён халифатства судьями, которых выбрал сам. Так что "позаботься, о Абу Мухаммед, о самом себе и своей религии. И мир".
Джундаб б. Абдаллах ал-Азди, доставлявший послание Хасана и ответ Муавии, посоветовал Хасану упредить соперника и начать готовить войско, чтобы сражаться на чужой территории. «Сделаю», – сказал Хасан. И ничего не сделал. А Муавия не терял времени: в Ираке действовали его агенты, которые не только информировали его о происходившем в стане Хасана, но и распускали деморализующие слухи. Двух из них, в Куфе и Басре, удалось поймать и казнить, это тоже вызвало переписку с Муавией. Муавия также предпринимал попытки переманить на свою сторону наместников Хасана. Такое предложение получил Зийад б. Абихи, но он не удостоил Муавию ответом и публично обозвал его в мечети «сыном пожирательницы печени», припомнив его матушку, "дикую Хинд"
Затем Муавия предложил Хасану отказаться от халифата в его пользу (обещая сделать его своим преемником), а пока – забрать себе всю казну Куфы и ежегодно получать харадж с любого округа Ирака. Хасан ответил отказом, и Муавия стал готовить войско к походу.
Хасан спохватился только тогда, когда армия Муавии переправилась через Евфрат у Манбиджа, примерно в 15 днях пути от Куфы. Худжр б. Ади был послан подтолкнуть наместников Ирака скорее прислать людей в Куфу, а сам Хасан выступил с речью в мечети. Он напомнил об обязательности войны за веру, сообщил о движении врагов-сирийцев на Ирак и приказал собраться для смотра войска в ан-Нухайле. Куфийцы ответили ему точно так же, как в свое время его отцу - молчанием. Ади б. Хатим стал стыдить малодушных и обратился к Хасану с уверениями в полной покорности его приказам. Хасан тут же сел на коня и поехал в ан-Нухайлу, приказав слугам привести туда все необходимое ему для похода. За Хасаном последовали верные Ади б. Хатим, Кайс б. Сад, Макил б. Кайс ар-Рийахи и Зийад б. Сасаа, заверившие его, что поднимут людей в поход. Действительно, им вскоре удалось собрать достаточное число воинов, с которыми Хасан перешел из ан-Нухайлы в Дейр Абдаррахман, где пробыл еще три дня в ожидании пополнения.
Никаких дат, относящихся к обмену посланиями и выступлению в поход Хасана, не сохранилось. Вероятно, выступление Муавии в поход придется на начало мая 661 г., а выступление Хасана из ан-Нухайлы – на конец того же месяца.
Из Дейр Абдаррахмана Хасан выслал авангард, который должен был прикрыть центральные районы Ирака и дать возможность собрать основные силы. Этот авангард насчитывал, якобы, 12 000 человек, «каждый из которых стоил целого отряда»; командовать им был назначен Убайдаллах б. Аббас. Его полководческие таланты в отражении Буера в Йемене, где он развалил оборону, а потом позорно бежал, вызывают сомнения. Хасана наказал слушаться советов Кайса б. Сада. По другой версии, Кайс командовал авангардом из 1000 человек, а не был бесправным советчиком Убайдаллаха.
Авангард прошел по левому берегу Евфрата до Анбара, а оттуда повернул к каналу Дуджайл, куда уже подходил Муавия. Оба войска стали лагерем около городка Маскин в 60 км севернее Багдада. В это время Хасан с остальным войском, которое вряд ли превышало 30 000 человек, двигался к ал-Мадаину, куда должны были подойти подкрепления из восточных областей. Во время остановки в Сабате произошли события, в корне изменившие ситуацию.
Есть три версии. Согласно наиболее доставерной, Хасан по прибытии в Сабат убедился, что большинство воинов не хочет сражаться, и во время утренней молитвы сказал: «Я вижу, что большинство из вас уклоняется от войны и боится сражений, а я не намерен вести вас к тому, что вам ненавистно».
Речь была больше и достаточно туманна (нет смысла цитировать) и выражения этой речи вызвали недоумение у слушателей, они стали спрашивать друг у друга: «Что он хотел этим сказать?» Кто-то предположил, что Хасан намекает на желание замириться с Муавией и передать ему халифат. В войске было немало хариджитов, простивших Хасану грехи отца за его готовность начать войну. Раздались возмущенные голоса: «Отрекся Хасан от религии (кафара), как отрекся от нее его отец!» Недовольные набросились на него, выдернули из-под него молитвенный коврик и содрали верхнюю одежду. Хасана спасли приближенные, которые окружили его и вывели из мечети.
Хасан потребовал коня и поспешил в лагерь, где вовсю уже грабили его шатёр. Рабииты и хамданиты разогнали хариджитов и просто мародёров. Но дело этим не кончилось: когда Хасан поехал в Сабат, за стенами которого можно было чувствовать себя спокойнее, к нему подошел ал-Джаррах б. Синан ал-Асади, ветеран завоеваний в Иране и участник сражения при Нихавенде, схватил коня за узду и со словами: «Аллах велик, Хасан! Твой отец стал неверующим, а теперь ты?» ударил его кинжалом. Он пронзил ляжку Хасана до самого паха. Хасан ударил его мечом, не удержался на коне и они оба упали. Спутники Хасана бросились на помощь, они прикончили ал-Джарраха, подняли потерявшего сознание Хасана и отвезли в ал-Мадаин.
Похоже, схлеснулись интересы не хотевших воевать и сторонников войны, хариджитов, мечтавших убить и Муавию. Но даже арабские историки всего через столетие были в недоумении о причинах столь внезапного бунта - Хасан не сказал ничего радикального (речь сохранилась).
После этого о продолжении похода не могло быть и речи: Хасан вынужден был лежать в резиденции наместника ал-Мадаина, бывшем Белом дворце Сасанидов, залечивая свою рану, а войско тем временем, несомненно, сильно сократилось в численности. Любой человек на его месте задумался бы, стоит ли продолжать войну с такими силами. Многое теперь зависело от состояния наиболее боеспособной части войска, стоявшей под Маскином.
Известие о бунте войска и ранении Хасана не могло не сказаться на ее моральном духе; Муавия поспешил воспользоваться случаем для разложения противника. Верный своему принципу не лезть напролом, он стал действовать не силой, а подкупом. Сначала он посулил Кайсу б. Саду миллион дирхемов, если тот перейдет на его сторону, но Кайс отверг это предложение. Тогда он обратился с тем же к Убайдаллаху б. Аббасу и для убедительности сразу же послал ему половину этой суммы, после чего тот с частью войска (будто бы 8000 человек) ушел ночью к Муавии. Муавия был верен своим принципам и, разумеется, вторую половину обещанной суммы не отдал. Вероятно тут подействовало и подложное письмо о, якобы, смертельном ранении Хасана. Кайс б. Сад остался командовать сильно уменьшившимся войском и даже, кажется, атаковал сирийцев.
Муавия не торопился решить дело с помощью оружия. Свергнуть Хасана труда уже не представляло, но иракцы сразу припомнят ему происхождение от злейшего врага Пророка, и любое кровопролитие только усилит их волю к сопротивлению. Он ждал, а иракское войско томилось неопределенностью и разъедалось слухами разносимыми лазутчиками Муавии.
Хасан, оправившись от ранения, вышел с оставшимися ему верными войсками на помощь Кайсу б. Саду, осажденному в Анбаре. Но навстречу ему выехал Абдаллах б. Амир, который обратился к воинам Хасана с призывом не проливать напрасно кровь, и они сразу отказались от сражения. Хасан отступил в ал-Мадаин, Абдаллах б. Амир осадил его там и этим вынудил вступить в переговоры.
И Хасан выступил с речью, в которой обрушился с упрёками на иракцев, напомнил, что недавно они присягнули ему и потом начали перебегать к Муавии. И объявил об отречении от халифата в пользу Муавии.
Сообщить Муавии условия отказа от халифата Хасан поручил Абдаллаху б. Науфалу, своему троюродному брату и сыну двоюродного брата Пророка. Согласно самой краткой версии, условий было три: 1) Хасан получит 5 млн. дирхемов из казны Куфы; 2) в дальнейшем будет получать годовой харадж Дарабджерда; 3) в его присутствии имя Али не должно сопровождаться проклятиями.
Короче, только неприкосновенность и деньги. Это версия суннитских историков. Однако по более подробному сообщению о переговорах, Абдаллах б. Науфал сказал Муавии: «Он вручает тебе это дело с условием, что после тебя власть перейдет к нему, ему ежегодно из казны пять миллионов дирхемов и харадж Дарабджерда и что все люди будут в безопасности друг от друга».
Муавия был хорошим политиком, т. е. прежде всего – реалистом без принципов. Его не смущали никакие требования и он сделал красивый жест: приказал принести чистый лист, подписал его, поставил свою печать и вручил Абдаллаху б. Науфалу со словами: «Отдай его Хасану, и пусть он впишет в него все, что пожелает».
Узнав о согласии Муавии на все условия, Хасан будто бы сказал: «Что касается власти после него, то я ее не желаю; если бы я её хотел, то не отдал бы её ему, а что касается денег, то не годится Муавии выделять меня из мусульман. А без этого я подпишу».
Из этого рассказа следует, что Хасан должен был вписывать в чистый лист условия, сформулированные Муавией, а не собственные. Видимо, рассказ о «чистом листе» является легендой и прав историк ад-Динавари, который говорит, что Муавия выслушал Абдаллаха б. Науфала, тут же велел записать условия Хасана, а затем скрепил своей подписью и печатью, так что Хасану оставалось лишь подтвердить соглашение второй подписью.
В окончательном варианте в соглашение вошли следующие пункты: 1) Муавия будет следовать Книге Аллаха и обычаю его Пророка; 2) Муавия не назначает преемника, а передает решение о нем совету мусульман; 3) всем людям повсюду гарантируется неприкосновенность; 4) неприкосновенность гарантирована всем сторонникам Али и его приверженцам (шиа), им самим, их имуществам, женам и детям; 5) Хасану, его брату Хусейну и всей семье пророка не будет причиняться вреда ни явно, ни тайно, где бы они ни были. Это соглашение было подписано свидетелями с обеих сторон.
А где же деньги? А это версия уже шиитских историков, Хасан не требует денег вообще! Предложение о передаче 5 млн. из казны Куфы выглядит странно – Хасан был полным хозяином сокровищницы Куфы и мог забрать все, что в ней находилось, без согласия Муавии. Возникает подозрение, что указанная сумма это налоги с Дарабджерда, ведь по договору 648 г. этот округ должен был платить именно 5 млн. дирхемов. При передаче информации упоминание хараджа Дарабджерда могло отделиться от суммы, которую потом естественно отнесли к сокровищнице Куфы.
Договор, обеспечивший примирение мусульманской общины и объединение государства, был враждебно встречен абсолютно всем окружением Хасана. Его с гневом отверг его брат Хусейн. Хасан оправдывался тем, что надо дать мусульманам отдохнуть от войны. Иначе говоря, Хасан не имел никаких шансов и предотвратил войну, сулившую унести тысячи жизней и лишь задержать на пару месяцев неизбежное.
 Кайса б. Сад, кадр из фильма "Имам Али" |
Подписав соглашение, Хасан известил о нем Кайса б. Сада. Кайс оповестил об этом воинов и спросил, хотят ли они сражаться без имама или присягнут неправедному имаму и прекратят войну. Большинство предпочло присягнуть Муавии. Кайс вынужден был подчиниться их воле, но не признал Муавию.
После подписания соглашения Хасан и Муавия с двух сторон направились в Куфу, туда же повел своих воинов и Кайс б. Сад. В Куфе должен был состояться официальный публичный акт присяги Хасана и всех иракцев новому халифу. Наиболее вероятная дата подписания договора – 25 июля 661 г., а вступления Муавии в Куфу – 29 июля.
Публичной присяге в мечети предшествовала индивидуальная предварительная присяга лидеров, исключающая возможные конфликты на людях. Кое-кто отказывался от присяги или давал ее в уклончивой форме, как Кайс б. Сад, который не пожелал протянуть руки Муавии, и тому пришлось самому коснуться его руки. По другим сведениям, он потребовал, чтобы Хасан сначала освободил его от прежней присяги. Решительно отказался присягать Хусейн; Муавия не стал его принуждать.
Недовольно было большинства сторонников Али и Хасана. Внукам Пророка приходится сидеть у ног Муавии, когда тот во время речей в мечети сидит на минбаре - нельзя придумать большего оскорбления. Никакие доводы не могли примирить их с отречением. Кое-кто вместо «повелителя верующих» стал издевательски титуловать его «унизителем верующих». Случившееся раскололо сторонников Хасана: одни, считавшие его главой светской власти, видели прискорбный, но реальный факт, с которым необходимо смириться. Переворот - да, сила солому ломит. Но для тех же, для кого Али и Хасан были духовными лидерами по праву родства, он, несмотря ни на что, остался имамом, навечно возвышенным аллахом. Это отменено быть не может!
Эти его сторонники, которые были у всех главных приближенных к Пророку, и равно называвшиеся «шиа такого-то», превратились в религиозно-политическую партию, объединенную идеей, а не конкретной целью, слово же шйа стало трансформироваться в термин, означающий сторонников наследственной власти потомков Али над мусульманской общиной. И реальные члены этой семьи были наделены сверхъестественными свойствами. Так возник шиизм. Крайние формы шиизма, вплоть до обожествления, развивались вдали от Медины, там этих имамов знали как обыкновенных людей с самых малых лет.
Официальная передача власти и присяга куфийцев, а за ними и жителей провинций еще не означали всеобщего признания свершившегося факта. Среди наместников дальних провинций, да и в Ираке, могли найтись решительные противники соглашения, и уж, конечно, смириться с ним не могли хариджиты, для которых Муавия и до соглашения с Хасаном был кровным врагом. Они не признавали его, когда он был в далеком Дамаске, и тем более не могли терпеть в родном Ираке.
Первым, сразу же после присяги Муавии, выступил Фарва б. Науфал, находившийся в Шахразуре. Узнав о переходе власти к Муавии, он заявил: «Вот пришел тот, в чьем деле мы не ошибемся и не сомневаемся, что правота – в сражении с ним». Его отряд в 500 воинов появился у ан-Нухайлы.
Ещё больной Хасан в это время уже выехал из Куфы в Медину. А Муавия не хотел расправляться с иракцами своими руками, зачем ковать лишнюю враждебность, и решил, что лучше всего поручить расправу с хариджитами Хасану, подвернулся удачный случай отомстить за отца! Гонец нагнал Хасана около Кадисии, но тот решительно отказался: «Если бы мне пришлось выбирать, с кем из людей киблы сражаться, то я выбрал бы тебя, но я отказался от этого ради улажения дела этой общины и умиротворения ее и прекращения пролития ее крови – так неужели я буду сражаться заодно с тобой?!».
Делать нечего - Муавия послал против Фарвы сирийскую конницу (неясно, сколько), но полтысячи хариджитов её разгромили. У Муавии было достаточно войск, но он решительно не хотел ввязываться в смутные иракские дела. Муавия призвал куфийцев выступить против хариджитов, но они ответили ему как обычно - молчанием. Тут-то он не выдержал и выступил с угрозой отказаться от своих обязательств, (т.е. защищать, платить жалование, ужас!) Если вы не нападете на них, то я нападу на вас!.
Куфийцы поняли, что шутки кончились и вышли против хариджитов во главе с Халидом б. Урфутой ал-Узри, ветераном завоевательных походов. Хариджиты стали стыдить их, напоминая, что у них есть общий враг – Муавия, надо сначала отрубить ему голову, а уж потом устраивать внутреиракские разборки. Куфийцев было много, с Муавией воевать было поздно, после перестрелки, а может быть, и столкновения Фарва и еще несколько предводителей, нашедших себе влиятельных покровителей, сдались и отправились в Куфу под конвоем. Непримиримых возглавил Абдаллах б. Абу-л-Хауса ат-Таййии, они дрались насмерть и погибли все в сентябре 661 г.
А в октябре к Куфе из Бараз Руза подошел отряд Хаусары б. Вада ал-Асади с отрядом в 150 человек. Он также был разгромлен куфийцами: 100 человек были убиты, а остальные сдались и вернулись в Куфу.
Хариджитское движение было пестрым по составу: от аскетов-фанатиков до откровенных бандитов и авантюристов. Шабиб б. Баджра, участник покушения на Али, чудом спасшийся от расправы, имел наглость прийти к Муавии и стал хвастаться убийством, намекая на подарок. Муавия разгневался и ушел, наказав привратнику никогда не пропускать к нему этого человека, даже гнать от дверей. По ночам этот «идейный противник» Али убивал и грабил запоздалых прохожих.
Ирак сотрясали смуты и Муавии никак не удавалось найти верного человека и уехать в родную Сирию. Едва были разгромлены хариджиты под Куфой, как из Басры пришло сообщение, что ею завладел Хумран б. Абан, маула Усмана б. Аффана, который призывает присягать Хусейну. В ноябре в Басру был послан скорый на расправу Буер б. Абу Арта. Всё оказалось не столь плохо. «Овладение» Басрой, как оказалось, заключалось в захвате резиденции наместника, остававшейся бесхозной после отъезда Абдаллаха б. Аббаса вместе с Хасаном в Медину, племенные же кварталы не обратили внимания на этот факт. При появлении Буера повстанцы сразу разбежались, и он беспрепятственно вступил в город.
Наутро Буер, выступая в мечети, допустил ошибку, став бранить Али. Один из влиятельнейших людей Басры, Абу Бакра, не выдержал и обозвал Буера лжецом, добавив, что Али лучше и его, и того, кто прислал его в Басру. Охранники Буера бросились на Абу Бакру с бичами, но кто-то закрыл его своим телом, басрийцы окружили Абу Бакру и вывели из мечети. Буер, располагавший небольшим отрядом сирийцев, не рискнул ворошить такое осиное гнездо, каким была Басра. Абу Бакра не забыл избавителя от бичевания и дал ему в пользование (актаа) 100 джарибов (около 15 га) земли.
Басра была важна не только сама по себе, но и как мост к восточным провинциям, в первую очередь к Фарсу, наместник которого, Зийад б. Абихи, не желал признать Муавию. Муавия потребовал от него присылки положенной доли хараджа, на что тот ответил, что все положенное переслал покойному халифу, а остальное израсходовал на местные нужды. Тогда Буер, чтобы выманить Зийада из Истахра, прибег к надежному средству: приказал схватить трех его несовершеннолетних сыновей, живших в Басре, и пригрозил казнить их. Зийад не поддался на эту угрозу, а мальчиков спас их дядя, Абу Бакра, помчавшийся в Куфу к Муавии. Абу Бакра пристыдил его: «Мы не на том тебе присягали, чтобы ты казнил детей». Муавия дал ему письмо к Буеру, в котором запрещал казнить сыновей Зийада. Абу Бакра за трое суток одолел четыреста километров до Басры и успел предотвратить казнь.
Муавия покинул Куфу только в самом конце 661 г. Сначала он намеревался оставить наместником Куфы Абдаллаха, сына Амра б. ал-Аса, но Мугира б. Шуба, мечтавший занять этот пост, объяснил ему, что назначить сына в Куфу, когда отец управляет Египтом, все равно что оказаться между челюстями льва. Муавия внял совету не усиливать эту семейку. Абдаллах догадался и отплатил той же монетой, сказав халифу, что доверить Мугире ведать хараджем – значит не увидеть денег. Муавия прислушался и к этому совету, назначив ведать хараджем Куфы другого человека.
Ну как среди таких людей найти верного и умного? Басрой в течение полугода, т. е. до апреля 662 г., продолжал управлять Буер, затем он был отозван в Сирию, там шла подготовка к войне с Византией. На его место Муавия собирался поставить своего брата Утбу, но этот пост выпросил себе Абдаллах б. Амир, ссылаясь на то, что в Басре у него большие поместья, которые без его догляда придут в упадок. Абдаллах тоже был своим человеком и к тому же при Усмане уже управлял Басрой и знал местные условия, так что у халифа не было причин отклонять его просьбу.
Наместник в Басре - тяжёлая должность. За шесть лет гражданской войны племена и племенные вожди привыкли полагаться только на себя и подчиняться наместникам лишь тогда, когда выгодно. Наместники, располагавшие незначительными полицейскими силами, не могли справиться с городской вольницей. Воры и бандиты хозяйничали по ночам на улицах,терроризировали путников на дорогах. При Али они убили в Ираке наместника Хорасана, ехавшего к месту назначения, хотя при нем, несомненно, был значительный эскорт. При Хасане положение могло только ухудшиться.
Абдаллах б. Амир оказался неспособным применить жесткие меры для наведения порядка и не прибегал к таким наказаниям, как отрубание рук за воровство, говоря: «Как я буду смотреть на человека, отцу и брату которого я отрубил руки». Гуманистом он не был, просто боялся восстановить против себя родню наказанного.
А ему еще предстояло восстанавливать власть мусульман в восточных областях Хорасана и Сиджистана, которые за последние два года вновь обрели независимость. В Хорасан Муавия сначала назначил подчиненного только ему наместника, Кайса б. ал-Хайсама ас-Сулами. Он оказался то ли некомпетентным администратором («…не трогал отступников»), то ли много воровал, во всяком случае, через год Муавия переподчинил его Ибн Амиру.
Сиджистан с самого начала был подчинен Ибн Амиру. В 662–63 г. он послал туда для восстановления власти арабов Абдаррахмана б. Самуру. Тот прошел через весь Сиджистан, а затем через Буст и Руххадж с боями пробился до Кабула. Участие в походе таких, ставших позднее знаменитыми, людей, как Хасан ал-Басри и ал-Мухаллаб б. Абу Суфра, позволило историкам украсить рассказ о походе множеством легенд.
Совершенно независимо от центральной власти, на свой страх и риск с 659–60 г. на западную окраину Индии совершал набеги ал-Харис б. Мурра ал-Абди. В 662–63 г. он был убит, и Ибн Амир послал туда Рашида б. Амра ал-Джудайди.
Активизировались действия арабов и на западных рубежах Халифата. Пока Муавия был занят борьбой с Али и Хасаном, ему приходилось соблюдать перемирие с византийцами, купленное в 657 или 658 г. ценой ежегодной уплаты императору значительной дани деньгами и натурой. Феофан, сообщающий об этом договоре, говорит об условии выплаты за каждый день 1000 динаров, одного коня и одного раба. Это буквально совпадает с условиями мирного договора, заключенного спустя четверть века Абдалмаликом, это вызывает недоверие к цифрам, но договор был унизителен для арабов. При первой возможности Муавия постарался прекратить выплаты и этим возобновил состояние войны. Решиться на это он мог после возвращения в Сирию (в ноябре-декабре 661 г.).
Но Византии опять было не до арабов: Констант II в 661 г. покинул Константинополь и занялся италийским районом, надеясь укрепиться в западной части империи. А в 662 году военные действия в Малой Азии и Армении возобновились.
За годы противоборства двух претендентов на Халифат были утрачены многие позиции и в Северной Африке. Триполитания и даже Барка вышли из-под контроля наместников Египта. Одним из первых мероприятий Амра б. ал-Аса после утверждения в Египте стала посылка им в 661–62 г. своего двоюродного брата по матери, Укбы б. Нафи ал-Фихри, в поход на Ливию и Маракию (район южнее Барки). Утвердив свою власть в этой области, Ибн Нафи на следующий год продолжил поход и дошел до Гадамиса.
Халифат пожинал результаты политического единения, достигнутые благодаря уступчивости Хасана. Объективно он совершил благое дело для своих единоверцев. Но политическое единение не означало возврата к прежнему состоянию мусульманского общества. Изменения мало коснулись материальной стороны, но внутренняя жизнь мусульманской общины была навсегда изменена шестилетней гражданской войной, духовный раскол так и не был никогда преодолен, исчезло табу на убийство мусульман мусульманами, разрушена слитность религиозного и политического авторитета главы государства. Власть начала распадаться на светскую и духовную. Уже стало возможно признавать политическую власть халифа, не признавая его религиозного авторитета, и почитать иных духовных лидеров. И появилась непримиримая и беспощадная внутриисламская оппозиция в лице хариджитов.
Шестой халиф был немолод, под шестьдесят, и неказист на вид: коренаст, коротконог, с непропорционально большой головой, большие глаза навыкате, большой живот и толстый зад (любил поесть); умел ценить острое слово и заразительно хохотал, трясясь всем телом и заваливаясь на спину.Он пришел к высшей власти с богатым административным и политическим опытом, накопленным за 20 лет управления Сирией и Палестиной, а, прожив столько лет в одной из наиболее развитых областей Средиземноморья, обладал значительно более широким культурным горизонтом по сравнению с теми халифами, которые не покидали пределы Аравии.
Шиитские и аббасидские историки его чернят, а сирийские превозносят, порой трудно оценивать нейтрально. Он был сыном врага Мухаммеда, но отец искупил свою вину перед исламом, потеряв зрение в сражении при Йармуке; его старший брат Ханзала погиб, сражаясь против Мухаммеда при Бадре, его мать сжевала печень дяди Пророка, но его сестра Умм Хабиба Рамла была одной из первых мусульманок и женой Пророка. Муавия поздно принял ислам, но затем два года был секретарем Мухаммеда и записывал его откровения, а впоследствии с его слов передавали хадисы, не подвергая сомнению их достоверность. И секретарство Муавии позволило потом Омейядам и их сторонникам распространять хадисы, в которых доказывалось уважительное отношение Пророка к Муавии.
Муавия, будучи халифом, представлял весь обширный клан внуков и правнуков Умайи. Прочность положения тогда помимо официального статуса и богатства определялась еще и численностью того круга мужских родственников, который обозначался понятием ашира, включавшим в себя братьев, их сыновей и внуков. В этом отношении Муавия был слаб. У него было шесть братьев, двое из которых давно умерли (Ханзала был убит, а Язид умер от чумы, не оставив сыновей), а остальные жили в Медине; двое из них, Утба и Мухаммед, были с Муавией при Сиффине. Говорить о дружном клане сынов Абу Суфьяна не приходится.
Семья самого Муавии была тоже невелика. Он женился лишь четыре или пять раз, а в это время имел лишь двух жен (были, конечно, еще и наложницы, но они в счет не шли); одна из жён, курайшитка Фахита бт. Караза, родила двух сыновей, первый из них, Абдаррахман, по которому Муавия носил кунью Абу Абдаррахман, умер в младенчестве, второй, Абдаллах, был болезненным и слабоумным. Вторая жена, Майсун, дочь вождя кудаитов Бахдала б. Унайфа ал-Калби (бану калб входили в группу кудаа), родила единственного сына, на которого он мог надеяться, Язида. В 661 г. ему исполнилось 15 лет, опорой отцу он мог стать лишь через несколько лет.
Отсутствие других сыновей породило легенды, связывавшие это с хариджитским покушением. Хариджиты приговорили Муавию к смерти, но убийца промахнулся - во время молитвы он ударил Муавию мечом, но попал по заднице. По одной из версий, мечом была повреждена «совокупительная жила» (ирк ан-никах), согласно другой – врач, опасаясь, что меч был отравлен, предложил два средства: одно из них болезненное (прижигать железом), а второе – безболезненное, но ведущее к бесплодию, Муавия выбрал второе, сказав: «Есть у меня два сына, мне достаточно». Действительно, все сыновья и четыре дочери родились до покушения, но к тому времени ему было под шестьдесят.
Мужское потомство братьев Муавии было также сравнительно невелико: в общей сложности число сыновей и внуков Абу Суфьяна не превышало полутора десятков человек, тогда как параллельный род ал-Хакама был вдвое больше: за спиной его главы, Марвана б. ал-Хакама, стояло 12 сыновей и 8 братьев с племянниками. Марван не сразу смирился с необходимостью признать первенство Муавии: после гибели Усмана он не искал у него поддержки, а присоединился к Талхе и аз-Зубайру и лишь после их гибели стал искать покровительства у своего троюродного брата, хотя и не упускал случая подчеркнуть многочисленность своего рода.
Муавия предоставил ему почетный пост наместника Медины, но по реальной значимости он не мог сравниться с наместничеством Египта, Куфы или Басры. Несколько позже Муавия поручил ему дополнительно управление Меккой и Таифом. Примечательно, что своим родным братьям Муавия не предоставил ни одного значительного поста, предпочитая просто дельных людей. Лишь первые два года его правления братьям поручалось руководить паломничеством, что было почетно, но не требовало особых талантов.
Единственный сын получил обычное мусульманское образование: изучал Коран, заучивал хадисы со слов отца и близких к нему сподвижников Пророка, от отца же мог он получить знание курайшитских генеалогий; у своих бедуинских родственников он постигал искусство верховой езды и тонкости поэтического творчества, принимал бедуинские обычаи и представления, но вместе со стихами и пением приобщался к винопитию, в котором недавние христиане, калбиты, не видели особого греха. А их общество без излишнего почтения относилось к мусульманским ценностям. Мировоззрение Язида складывалось в полном соответствии с бедуинским представлением, что душевные качества человек наследует не от отца, а от брата матери (хал).
И до Муавии многие курайшиты женились на калбитках, калбитками были две жены Усмана (в т.ч. Наила), но разница заключалась в том, что Муавия жил в окружении калбитов, в стране, где они господствовали. Их родственная поддержка обеспечивала ему устойчивость и политическое долголетие. В ответ он отличал их высокими жалованьями, подарками и почетными местами на своих приемах.
Но главной причиной устойчивости его положения были все-таки личные качества: талант выбирать людей, на которых можно опереться, умение обращать в свою пользу слабости людей и не обращать внимания на резкие слова, если они не затрагивали главного – его власти. Муавия будто бы сказал в ответ на вопрос, как он может спустить человеку, который был с ним груб: «Я не мешаю людям и их языкам, пока они не мешают нам и нашей власти». Все средневековые авторы отмечают его снисходительность к мелким проступкам и разумную сдержанность (хилм): «Когда он слышал от человека неприятное, то отрезал ему язык подарками или прибегал к хитрости, посылая его на войну командующим. Большинство его поступков было уловками и хитростью». Сам он говорил о себе: «Я не применяю меча там, где мне достаточно бича, и не применяю бича там, где мне достаточно языка. Даже если бы меня связывала с людьми одна волосина, и то я не порвал бы ее: если бы они потянули ее, я бы ее отпустил, а если бы они ее отпустили, то я потянул бы ее».
Он старался не создавать новых врагов и был сдержан даже по отношению к явным врагам. Так, когда делегация мединцев, приехавших выразить верноподданнические чувства, привезла с собой в качестве материального доказательства преданности Абдаллаха, сына одного из героев Сиффина, Хашима б. Утбы, и Амр б. ал-Ас стал настаивать на его казни, говоря, что от змеи родится только змея, Муавия ограничился заточением его в темницу, заметив: «Не вижу в помиловании ничего, кроме добра». Возможно, он оценил полный достоинства ответ Абдаллаха на брань Амра, а может быть, поставил на место советника.
Однажды Буер б. Абу Арта в присутствии Зайда б. Умара (сына халифа Умара и внука Али) стал бранить Али, Зайд ударил его палкой по голове до крови. Муавия не встал на сторону своего верного Буера, а выговорил обоим: Зайду за то, что ударил «сайида сирийцев», а Буеру сказал: «Ты бранил Али, который его дед, и к тому же он – сын амира верующих Умара, неужели ты думал, что он стерпит это?» И тут же дал подарки обоим.
Есть большие сомнения, что будто Муавия ввел проклинание Али с минбаров соборных мечетей, как сообщали историки (вероятно, шиитские). Он демонстрировал вполне уважительное отношение к Хасану, хотя Хасан и позволял себе иногда непристойности в его адрес. Однажды на приеме Муавия выразил удивление тем, что Аиша считает, будто он занимает пост халифа не по праву. Сидевший рядом с ним, но, как положено, ниже, Хасан сказал: «Могу сообщить тебе и более удивительное, чем это». – «Что же?» – «А то, что ты сидишь в центре маджлиса, а я – у твоих ног». Муавия расхохотался, а потом спросил, верно ли, что на Хасане лежит большой долг. Услышав, что на него перешел долг отца в 100 000 дирхемов, Муавия распорядился погасить его и вдобавок дать лично Хасану еще 100 000 и столько же ему – для раздачи родственникам. Умел «отрезать языки подарками».
Пожалуй, единственное прямое свидетельство проклинания Али в первые годы правления Муавии содержится в его наставлении Мугире б. Шубе при назначении наместником Куфы: «Не уставай бранить и порицать Али и призывать милость и прощение [Аллаха] на Усмана, порочить сторонников Али, прогонять их и не прислушиваться к их жалобам». Вероятно, это просто придумка либо общее направление пропаганды.
Следует отметить еще одну черту характера нового халифа – его веротерпимость. Предшествующие халифы тоже не воздвигали гонений на иноверцев на подвластных территориях (что не исключало жестокостей во время завоеваний), но у них не было возможности, сидя в Медине, лично соприкасаться с христианским миром, в гуще которого 20 лет жил Муавия. Его доверенным секретарем, ведавшим всей канцелярией, был христианин Сарджун (Сергий). В Дамаске действовали 12 церквей, и в праздники по его улицам шли крестные ходы, он молился у христианских святынь Иерусалима, молился как мусульманин, но выказывал им почтение и, вероятно, имел представление о связанных с ними верованиях.
Христианство на Ближнем Востоке было раздроблено, только независимых учений-течений-церквей было 6: мелькитская, три монофизитские (коптская, якобитская и армянская), монофелитская (маронитская), компромиссная между мелькитской и монофизитскими, и несторианская, распространенной на территории бывших сасанидских владений. Каждая из этих церквей имела своего главу, патриарха или католикоса. Коптский патриарх располагался в Александрии, якобитский патриарх, официально именовавшийся антиохийским, постоянной резиденции не имел, пребывая в той же обители, в которой монашествовал до избрания. В Антиохии же была резиденция мелькитского антиохийского патриарха. Иракские якобиты по традиции, идущей со времени их обособленности в Сасанидской империи, имели собственного главу, который хотя и не носил титула патриарха, но отдельно избирался иракскими епископами и имел резиденцию в Текрите. Несторианский католикос имел престол в Ктесифоне (ал-Мадаине). Иерусалимский патриарший престол, занимавшийся мелькитами, после смерти Софрония оставался вакантным в течение 29 лет, до 6-го года правления Муавии.
С приходом арабов мелькитская церковь утратила статус государственной. Для мусульман все христиане были равны (наряду с иудеями). Представители всех церквей старались заручиться поддержкой Муавии для ущемления своих противников, тем более что в материальных спорах между церквами суд чужого патриарха не имел бы силы, действенным могло быть только решение высшей светской власти.
Мусульмане были еще далеки от религиозно-философских тонкостей, все споры вокруг халифской власти были чисто политическими. Мусульманские источники не зафиксировали интереса к религиозным спорам христиан и не отмечают влияние их на формирование зарождавшегося мусульманского богословия. Тем более интересно упоминание анонимной маронитской историей присутствия Муавии на диспуте маронитов с якобитским патриархом Феодором и епископом из Киннасрина Себохтом в июне 658 г. Видимо, он выступал арбитром, так как по окончании диспута признал якобитов побежденными и обязал патриарха выплатить штраф в 20 000 динаров. Однако якобитские историки о такой дополнительной тяготе не упоминают. Отсутствие у них информации о проигранном диспуте не вызывает удивления, но о финансовых тяготах они, как правило, сказать не забывали, чтобы еще раз напомнить, что это – наказание за грехи.
Вряд ли Муавию можно признать авторитетом в решении христологических споров, которые к тому же скорее всего шли не на арабском, а на арамейском языке. Видимо, при нем были достаточно разбиравшиеся в сути спора люди, пояснявшие или переводившие ему аргументы сторон. Примечательно, что победу он присудил не якобитам, которые должны были ему быть ближе благодаря калбитским свойственникам, исповедовавшим прежде эту веру, а маронитам. Есть и другие факты - Муавия уверенно правил в стране с преобладающим иноверческим населением, принадлежавшим к более высокой культуре. Иноверцев он не опасался, куда страшнее были фанатики-мусульмане. Хариджитские покушения 661 г. спровоцировало соорудить в мечети специального огороженного места для халифа (максура), исключавшего возможность неожиданного нападения.
Иракцы всё ещё не смирились с новым положением вещей. Брожение среди шиитов не прекращалось, хариджиты находили поддержку.
Сторонники Али собирались в Куфе друг у друга и вели крамольные речи, печалясь о прошлом и осуждая настоящее. Мугира знал об этих встречах, но смотрел на них вполне спокойно, лишь бы разговоры не выносились из домов на публичное обсуждение в мечети. Слишком увлекающимся делал отеческое наставление не переходить границ. Вождя абдалкайс Сасаа б. Сухана, открыто восхвалявшего Али и поносившего Усмана, он предупреждал: «...если ты будешь поминать его (Али) достоинства, то поминай их скрытно, среди своих людей, в своем доме. А прилюдно, в мечети, – этого халиф нам не спустит».
Отеческие наставления - не более. Сасаа обещал воздерживаться, но обещания не сдержал, тем не менее Мугира его не преследовал: как-никак Сасаа и многие другие вожди шиитов принадлежали к верхушке общества. Свои люди.
Опаснее для властей были хариджиты, на слова не разменивались, в деле бывали беспощадны. Поэтому в отношении их сходок Мугира проявлял меньшую снисходительность. Однажды, когда ему показалось, что собирающиеся становятся опасными, он послал стражников арестовать их. Большинству удалось разбежаться, схватили лишь двоих. Мугира не решился сам расправиться с ними и обратился к Муавии. Тот, верный принципу не плодить лишних врагов, велел их отпустить, если они никого не убивали и признают его халифом. При ближайшем рассмотрении один из задержанных оказался невменяемым (маджнун) и был отпущен. Второй же отвечал издевательски на все вопросы, и один из присутствовавших зарубил его. Впоследствии этого добровольного палача в свою очередь убил в отместку хариджит. Этой цепной реакции ответных убийств стремились избежать Мугира и Муавия.
Но хариджиты от слов переходили к делу и снисходительность приходилось оставить. Когда Шабиб б. Баджра, не получив от Муавии подарка за участие в покушении на Али, стал промышлять в Куфе ночными грабежами, а потом сколотил шайку и перешел к разбою на большой дороге в ал-Куффе (севернее Вавилона), Мугира послал отряд конницы, которая быстро с ним расправилась.
Потушить хариджитское движение, существовавшее постоянным притоком недовольных, оказалось невозможно ни снисходительностью, ни жестокостью.
В 663 г. недовольные стали собираться в Куфе вокруг участников нахраванской битвы: Салима б. Рабии, ал-Муставрида б. Уллафы, Муаза б. Джувайна и Хаййана б. Забйана. Заговорщики встречались в доме Хаййана и там же начали готовиться к восстанию.
В джумаде II/10 сентября – 8 октября 663 г. заговорщики выбрали своим руководителем ал-Муставрида и присягнули ему. Выступление было назначено на 8 ноября. Мугире донесли об этом, и он послал стражников арестовать собравшихся в доме Хаййана. Но пока донос шел до Мугиры через начальника полиции, ал-Муставрид успел спрятать собранное оружие. Когда полиция нагрянула в дом, там кроме хозяина, Салима б. Рабии, и Муаза б. Джувайна было еще два десятка человек при мечах. Жена-рабыня (умм валад) Хаййана, спрятала мечи под постелью, главная улика была скрыта. Арестованные утверждали, что собрались, чтобы читать Коран. Мугира не поверил этому объяснению и велел отправить их в тюрьму.
Ал-Муставрид сбежал из Куфы, укрылся в одном из домов Хиры и продолжал агитацию. Едва не попался, чтобы не испытывать дальше судьбу, возвратился в Куфу и укрылся в квартале бану абдалкайс у родственника своей жены, Сулайма б. Махдуджа.
Мугире стало ясно, что готовится что-то серьезное, и он обратился к куфийцам с речью, предупредив, что разумным людям придется отвечать за опасные действия своих неразумных сородичей. Макил б. Кайс встал и попросил назвать имена смутьянов. Мугира ответил, что не знает их, а затем созвал глав племен и потребовал выявить таковых. Сасаа б. Сухан, если и не знавший, то догадывавшийся, кто скрывается на территории его племени, оказался в затруднительном положении: выдать главу заговорщиков, он не мог, - племя будет недовольно (убежище для преследуемого - делом святое, но и риск конфронтации с властью ему был не нужен. Сасаа созвал глав родов, напомнил о благе ислама, дескать, ради благополучия племени необходимо выявить смутьянов.
Сулайм б. Махдудж тихо покинул собрание и предупредил ал-Муставрида об опасности. Тот, не желая подводить родственников, решил покинуть Куфу и передал своим товарищам, чтобы они пробирались мелкими группами к месту сбора в городке Сура около Вавилона. Сюда к нему собралось около 300 человек, с которыми он направился к ал-Мадаину.
Мугира стал готовить отряд для их преследования и призвал добровольцев, на призыв откликнулось много шиитов, в том числе Сасаа б. Сухан, но Мугира приказал ему оставаться в Куфе, поскольку он является проповедником в мечети (хатиб).
Трехтысячный карательный отряд куфийцев возглавил Макил б. Кайс. Провожая его, Мугира рекомендовал заставить мятежников сдаться без боя. Ал-Муставрид в это время был уже в Бахурасире (Селевкии) и попытался переправиться по наплавному мосту в Старый город (ал-Мадйна ал-атйка). Комендант ал-Мадаина Симак б. Убайд отбросил мятежников от моста, а потом распустил мост. Ал-Муставрид отправил ему послание, в котором именовал себя амиром верующих и призывал следовать Книге и обычаю Пророка, Абу Бакра и Умара, отвергая новшества Усмана и Али. Симак ответил ему решительным отказом.
Повстанцы простояли в Бахурасире два или три дня, а затем, узнав о приближении отряда Макила, ал-Муставрид ушел из Бахурасира по правому берегу Тифа к Джарджарайа, там переправился на другой берег и пошел к Мазару. Здесь он оказался в сфере компетенции Абдаллаха б. Амира. Абдаллах также собрал отряд из шиитов и поручил командование им шиитскому лидеру Басры Шарику б. ал-Авару. Басрийцев также было 3000. Тем временем Макил дошел до ал-Мадаина, запасся там продовольствием и фуражом, выслал по следам хариджитов разведывательный отряд в 300 человек и пошел за ним.
Разведчики обнаружили лагерь хариджитов под Мазаром и загорелись желанием напасть на него, хотя командир, ссылаясь на приказ Макила, отговаривал их от этого. Хариджиты, обнаружили их, атаковали первыми и обратили в бегство. Дважды останавливал их командир и вел против хариджитов, и все же хариджиты победили. Наступило время полуденной молитвы, бой прекратился. Оба отрада, разойдясь на расстояние видимости, встали на молитву. Находившийся на марше с главными силами, Макил, узнав о неудаче своих разведчиков, послал им на помощь 700 лучших воинов. Увидев вдали пыль приближающегося подкрепления, командир разведки не пожелал делить с ним славу победы и снова атаковал хариджитов. От окончательного разгрома его спас только подход подкрепления.
Ночью хариджиты отошли к Мазару, чтобы, имея его с тыла, оградить себя от неожиданного нападения. В это время к ал-Муставриду прибыл разведчик с сообщением о том, что в фарсахе находится отряд басрийцев. Ал-Муставрид решил, что для него безопаснее уйти на территорию, подвластную Куфе, куда басрийцы не пойдут, и иметь дело только с одним противником. Он прошел ночью через селение, взял проводника из местных жителей, и тот вывел их на дорогу, по которой они пришли в Мазар.
Макил же, опасаясь ночного столкновения, послал в селение разведку, которая узнала от жителей, что хариджиты ушли неизвестно куда. Несмотря на это, он всю ночь держал свой отряд в состоянии боевой готовности. Утром стало известно, что хариджиты ушли по той же дороге к Джарджарайа. Дальше произошло именно то, на что рассчитывал ал-Муставрид: басрийцы сказали, что у них хватает забот с восставшими курдами в Фарсе, а куфийскую территорию пусть сами куфийцы и защищают.
Авангард Макила в 600 человек настиг хариджитов около Джарджарайа. Хариджиты атаковали его первыми, имели некоторый успех, но сражение затянулось, ал-Муставрид побоялся, что подойдут основные силы куфийцев, вышел из боя, переправился через Тигр и повел свой отряд к Бахурасиру. Симак б. Убайд встретил его у ворот города, на стенах которого наготове стояли стрелки. Ал-Муставрид отошел к Сабату. Там он получил известие, что авангард Макила, в котором были лучшие воины, соединился с Симаком, и решился на смелый ход – напасть на ничего не подозревающего Макила на марше, и ушел из Сабата, разрушив за собой мост, чтобы затруднить преследование.
Расчет оказался верным. Нападение на растянувшийся на марше отряд оказалось неожиданным. Макил спешил воинов, Находившихся рядом с ним, они образовали вокруг него кольцо из нескольких рядов копий, через которое конникам ал-Муставрида никак не удавалось прорваться. Тогда ал-Муставрид напал на растянувшуюся колонну кавалеристов, обратил их в бегство и снова атаковал группу Макила.
Тем временем авангард Макила вступил в Сабат, подошел к каналу, обнаружил, что мост разрушен, и стал сгонять местных жителей для его восстановления. Переправившись по восстановленному мосту, авангард стал встречать беглецов из разгромленного отряда Макила. Воины авангарда поспешили на помощь командиру, попутно поворачивая беглецов ударами по лицу. В это время хариджиты, спешившись, пытались прорваться сквозь заслон копейщиков к Макилу. Зажатые с двух сторон после подхода авангарда, хариджиты сражались отчаянно даже после того, когда в поединке, пронзив друг друга копьями, погибли ал-Муставрид и Макил. Разгром хариджитов завершил преемник, назначенный Макилом.
Арестованные до восстания предводители заговора, Хаййан б. Забйан и Муаз б. Джувайн, оставались в заточении после этого 15 лет.
Другие восстания того времени были гораздо меньше по числу участников. Так, за Сахмом б. Талибом и Язидом б. Маликом ал-Хатимом в 662 г. в Басре последовало всего 70 человек. Они бузили почти в самом центре города («между двух мостов»), нападая на неугодных им людей. Только после того, как они убили сподвижника пророка Убаду б. Курса с сыном и племянником, Абдаллах б. Амир лично возглавил борьбу с ними. Остатки разгромленного отряда скрылись в болотных зарослях, затем ал-Хатим и Сахм попросили пощады и сдались Абдаллаху. Халиф был недоволен таким мягкосердечием наместника, но не отменил дарованное им помилование.
Идеи хариджитов были чужды местному населению. Лишь принявшие ислам клиенты арабов – мавали оказывались иногда участниками этих восстаний. Но арабам их вмешательство в дела веры представлялось настолько противоестественным, что им были готовы простить участие в восстании, как неразумным детям. Когда в 664 г. восстали мавали под предводительством Абу Марйама (или Абу Али), мавали ал-Хариса б. Каба, то баджилит, посланный для их усмирения, обратился к ним со словами: «Эй, инородцы (улудж), эти арабы сражаются с нами из-за веры. Какое вам до этого дело?», на что услышал в ответ: «Эй, Джабир, мы слушаемся чудотворного Корана, который ведет к праведности, мы уверовали в него и не ставим вместе с нашим господом никого». Заодно с неарабами в этом восстании приняли участие и две женщины. К счастью для них, один из вождей хариджитов, Абу Билал Мирдас б. Адийа, убедил Абу Али удалить их из отряда. Оставшиеся были уничтожены.
Было и еще одно выступление хариджита-мавли, Абу Лайлы, к которому присоединилось 30 конников из мавали (видимо, из охранников арабской знати).
Участие неарабов в оппозиционных религиозных движениях становится все заметнее и наконец превращается в главную оппозиционную силу в Халифате и исламе.
Абдаллах б. Амир не казнил мятежников потому, что настоящего авторитета и нужных сил не имел и опасался прогневить вождей племён, которые непременно были в родне с мятежниками. Такое положение дел Муавию не устраивало, особенно после того, как один из членов делегации куфийцев на вопрос о том, как обстоят дела в Ираке, ответил: «А что касается жителей Басры, то взяли верх над ними безумцы, а амир их – слаб». К тому же Ибн Амир страдал обычным грехом - присваивал казенные деньги. Муавия готов был сместить его, но с надёжными кадрами дело было плохо. И он вышел из положения. Он создал себе брата! Назначить кого-то родственником было немыслимо - это не прибавило бы авторитета ни на гран. Вожди арабов благовейно относились к своей генеалогии и знали с полсотни своих предков, от Адама. Муавию давно привлекал деловой, а, значит, нужный человек. Правда, он был врагом и происхождение у него было низким, но Муавию и это не смутило.
Зийад ибн Абихи, он же Зийад ибн Убайд, он же Зийад ибн Сумайя, он же Зияд аль-Амир - в зависимости от отношения к нему говорящего (В шиитской традиции сообщается, что Аиша называла его Зиядом ибн Абихи («сын своего отца»), так как его отец был неизвестен, Зийад ибн Сумайя - безродный). Родился в Таифе ок. 622/624 года Происхождение Зийада было не просто низким и недостойным. Оно было с самой унизительной родословной среди людей, когда либо тут упоминавшихся. Его матерью была Сумайя, рабыня из Ирака, неизвестного рода-племени* переходила из рук в руки, в конце концов была отдана лекарю из Таифа, сакифиту ал-Харису б. Каладе, в качестве гонорара за излечение её хозяина, то ли араба из Каскара, то ли персидского дихкана. В Таифе она родила Нафи и Нуфайа (более известного как Абу Бакра), их ал-Харис не признал своими сыновьями. * Историки IX века рассказывают, что она была или рабыней, жившей в Кашкаре или принадлежала к племени яшкур, ветви арабского племени бану-бакр, и что она принадлежала персидскому дехкану (помещику) Яшкури. Сам Зияд ссылается на свое персидское происхождение, его семья утверждала, что Сумайя была не рабыней, а дочерью некоего аль-Авара из клана Зайд Манат арабского племени бану Тамим. Помимо прочих дел Сумайя подрабатывала на хозяина проституцией. Что было делом совершенно обычным. Около 622 г. он отдал ее в жены рабу своей жены, греку или сирийцу (ар-руми) Убайду, в браке с которым она родила Зийада. Во время осады Таифа Абу Бакра с десятком других рабов перешел к Мухаммеду, получив свободу и почетное положение мавли Пророка. Разгневанный предательством Абу Бакры, ал-Харис в пику ему признал Нафи своим сыном, заявив: «А Абу Бакра как был, так и останется рабом». (Если хозяин признавал сына рабыни своим, тот, естественно, становился свободным, причём его мать оставалась рабыней). Когда и как Зийад получил свободу, неизвестно; в 635 г. он вместе с братьями при завоевании Убуллы оказался в отряде Утбы б. Газвана (женатого на дочери ал-Хариса б. Калады и, следовательно, являвшегося шурином Нафи). Здесь четырнадцати- или пятнадцатилетний Зийад быстро сделал карьеру - он умел считать и писать! Это было редкостью - неграмотными были примерно 99 из ста. Зийад получил своё первое и весьма ответственное поручение - вести подсчет добычи. Каким образом он опередил в этом отношении своих старших братьев, также остается неизвестным. Можно думать, что об этом постарались либо отец, либо мать, которая могла научить его также говорить и читать по персидски. Он служит секретарем Сада б. Абу Ваккаса и участвует в организации раздела добычи, взятой в Джалула. Когда Умар сместил Утбу б. Газвана и назначил Мугиру б. Шубу, Абу Бакра, брат Зийада по матери, задался целью отомстить Мугире и организовал дело о прелюбодеянии, собрав свидетелей очередного преступления наместника Басры, в том числе и Зийада. Мугира был выдающимся бабником, переходил в этом все границы, но также был способным организатором и достаточно знатным. Халиф Умар был вынужден вызвать его на суд, при показании трёх свидетелей Мугира (таков закон аллаха!) должен был насмерть забит камнями. Зийад, робкий юноша (лет 17-ти), был третьим. И халиф так грозно потребовал от него говорить правду и только правду, что Зийад совершенно стушевался и начал плести что-то между "да" и "нет". Умар немедленно истолковал это как "нет", оправдал Мугиру и приказал предыдущих свидетелей выпороть за лжесвидетельство. Наверно, Зийад навсегда потерял доверие брата, зато Мугира остался ему благодарен на всю жизнь. В начале 40-х годов Зийад ведал какими-то финансовыми делами при Абу Мусе ал-Ашари, вероятно, опять же занимался дележом и учетом добычи, получал 2000 дирхемов в год и смог выкупить из рабства отца и мать. При Абдаллахе б. Амире (648-656) он уже был главой финансового ведомства в Басре и руководил проведением нескольких каналов. Во время «битвы у верблюда» занимал нейтральную позицию, даже некоторое время воздерживался присягать Али. Али хотел привлечь его окончательно на свою сторону предложением наместничества Басры, но он отказался и после назначения Ибн Аббаса снова занял привычный и выгодный пост начальника финансов. Но стать главным в Басре ему пришлось - наместник отбыл в Медину, оставив его своим заместителем. Зийад, не имея войск, удачно маневрировал в мятежной Басре, не выпуская из рук и казну. В 659-660 он во главе войска (4000) был отправлен в Фарс, восстанавливать власть халифа. Фарс, возомнивший себя независимым, он вернул в лоно государства бескровно - умело натравливая князей друг на друга. Уже тогда Муавия через голову халифа из самого Дамаска прислал к нему предложение изменить присяге и перейти к нему на службу. Зийад не удостоил его ответом, а в мечети публично обозвал Муавию "сыном пожирательницы печени". Муавия легко простил ему оскорбление, потому что ценил не слова, а дела, а кроме того, это была правда. Зийад присягнул и Хасану, но едва успел это сделать, как Хасан отрёкся и все стали присягать Муавии. Зийад не признал Муавию и сидел в Истархе, не без оснований опасаясь за свою жизнь. Воевать Фарс у Муавии не было ни сил, ни времени. Прямолинейный Буер, овладев Барсой, пригрозил Зийаду, что он казнит его трёх сыновей, оставшихся в Барсе. Зийад не вернулся, казнь отменили по приказу Муавии, но в покое Зийада не оставили. Какая доля правды и лукавства в этих и последующих событиях, знает один аллах. После провала попытки выманить Зийада из Истахра угрозой казни сыновей Муавия приказал Мугире конфисковать собственность Зийада, хранившуюся у сына Абу Бакры, не останавливаясь перед применением пыток. Как будто Муавия не знал, что Мугира обязан Зийаду жизнью и вообще любитель баб, а не жестокостей! - Мугира арестовал сына Абу Бакры, инсценировал пытки, доложил халифу, что ничего обнаружить не удалось, и тут же предложил стать посредником в переговорах с Зийадом. Муавия немедленно послал Зийаду через Мугиру охранную грамоту, гарантировавшую прощение, если он сдаст накопившиеся у него налоговые поступления с Фарса. Мугира убедил Зийада, что упорствовать в верности присяге Хасану бессмысленно, когда тот сам передал власть Муавии. Зийад и сам мог убедиться, что Муавия всерьёз и надолго. В апреле-мае 663 г., Зийад покинул Истахр. По дороге, в Арраджане, его пытался перехватить Абдаллах б. Хазим, но, узнав о наличии у него охранной грамоты, пропустил. Тем не менее Зийад не решился ехать через Басру, а проехал в Куфу через Хамадан, находившийся под юрисдикцией Мугиры, а оттуда в Дамаск. Явившись в Дамаск, Зийад тем самым ответил на вопрос о лояльности. Дальше разговор уже пошел о деньгах. Зийад представил полный отчет, по которому должен был внести в центральную казну 2 млн. дирхемов. Получив снова твердые гарантии неприкосновенности, Зийад написал своим доверенным лицам, у которых хранились деньги, распоряжение о доставке этой суммы (9 тонн серебра!) в Дамаск. Халиф знал, что Зийад что-то припрятал и для себя, однако это мелочи - и деньги получены и удалось из врага сделать друга, причём очень нужного. Зийад получил разрешение уехать в Куфу, а вслед пошло распоряжение Мугире присматривать за ним и за шиитскими вождями, Сулайманом б. Сурадом и Худжром б. Ади. Мугира "присматривал", он принял Зийада как родного, даже позволял ему сидеть при своей молоденькой жене и видеть её лицо. В начале 665 г. Зийад еще раз посетил Дамаск. Во время этого визита Муавия принял ещё более дерзкое решение - признать Зийада своим братом. Это был изящный спектакль. Не исключено, что имелись какие-то слухи о похождениях Абу Суфьяна в Таифе или имелось какое-то внешнее сходство Зийада с Муавией или Абу Суфьяном, что могло натолкнуть на такое нестандартное решение. Сами понимаете, что совравшему не видать рая, как и усомнившемуся бездоказательно словам очевидцев. И очевидцев должно быть не менее трёх. Муавия явился с Зийадом в мечеть Дамаска и посадив рядом с собой Зийада, обратился к присутствующим, типа, а поглядите, как мы похожи! Не найдутся ли тут свидетели, которые могут подтвердить, что отцом Зийада был Абу Суфьян! Как из под земли возник свидетель, которому Абу Суфьян перед смертью признался, что Зийад - его сын! А затем - как из пушки - появился некий Абу Марйам, бывший виноторговец из Таифа (конечно, случайно оказавшийся в Дамаске), он поведал с интересными подробностями о том, как угощал Абу Суфьяна вином (тот ещё не был мусульманином), а потом привел к нему Сумайю, мать Зийада, безвестную проститутку. Детали были так натуралистичны, что никто не должен был усомниться в том, КТО отец Зийада. Получивший подарки от халифа сын Убайда, Саид, тоже всё вспомнил и подтвердил отцовство Абу Суфьяна. Короче, брат нашёл брата! Муавия со слезами на глазах обнимал найденного брата, который столь недавно обозвал его сыном пожирательницы печени (дяди Пророка). Потрясённый Зийад после этих показаний встал и сказал: «Люди! Вот амир верующих и свидетели сказали то, что вы слышали, а я не знаю, что правда и что неправда. Он и они лучше знают это. Но только Убайд - хороший отец и попечитель, которому я благодарен». Даже если поверить, что свидетели дали правдивые показания, даже тогда трудно поверить в такое чудо. В домах богатых арабов было немало рабынь и они по воле хозяев выполняли не только работу по дому, а те очень мало беспокоились о судьбе их детей, могли признать или не признать их своими. Трудно поверить, что Абу Суфьян, имевший в достатке и жён и наложниц, вдруг на старости лет вспомнил про чужую рабыню. Но Муавия добился цели - авторитет Зийада был поднят мгновенно. |
Решение Муавии признать Зийада братом было враждебно встречено и Омейядами, и родичами Зийада. Сыновья ал-Хакама подозревали, что таким путем Муавия хочет преградить им путь к власти. Брат Марвана б. ал-Хакама, Абдаррахман, в разговоре с халифом съязвил: «Неужели ты не мог найти никого, кроме этого негра, чтобы увеличить наше умаление и унижение?» Вдобавок он читал стихи (свои или поэта Язида б. ал-Муфаррига), обращенные к Муавии:
Не хочешь, чтобы отец твой был невинен,
а хочешь, чтоб сказали. «Он прелюбодей»
Клянусь я, что твое родство с Зийадом
не ближе, чем к слону ослицыных детей.
Клянусь, она была беременна Зийадом,
но Сахр и рядом даже не был с ней
Муавии, однако, на этот раз осерчал на такие подковырки и Ибн ал-Муфарригу пришлось приносить извинения, а для верности – сочинить стихи в похвалу Муавии.
Братья Зийада обиделись на него за то, что, признав отцом Абу Суфьяна, он засвидетельствовал распутство собственной матери и отрекся от отца. А сатиры возникали и касались не только Зийада, а затрагивали и его братьев, вроде такой:
Нафи, Зийад и Абу Бакра,
воистину уж, чудо из чудес.
Все трое из одной утробы,
но свой у каждого отец.
Тот – курайшит, а этот – мавла,
И бедуин есть, наконец.
А сын Саида б. Убайда, не получив у Муавии приема, на какой рассчитывал, заявил ему: «Посланник Аллаха постановил, что ребенок принадлежит [супружеской] постели, а прелюбодею – камень, а ты присудил прелюбодею ребенка, а постели – камень. Клянусь Аллахом, если и был Зийад сыном Абу Суфьяна, то он – мой раб и опекаемый, которого освободила моя тетка Сафийа». Муавия ответил, что если он не хочет получить по носу, пусть помолчит.
Муавия не зря сносил насмешки – Зийад стал его надёжной опорой на востоке Халифата.
Зийад за двадцать лет работы с финансами изучил Басру и подвластные ей провинции лучше, чем кто-либо другой, а теперь у него, (брат халифа!), руки были совершенно развязаны. Первое же его выступление в мечети вошло в историю мусульманства. Эта речь стала классическим образцом арабского политического ораторского искусства. Её приводят с разными вариациями, с различными сокращениями, добавлениями и перестановками многие источники. Классика жанра!
По преданию, Зийад был настолько разгневан, что без благочестивого предисловия обрушился на своих земляков и подопечных: «Темное невежество, слепое заблуждение и разврат, – разжигающие жар вечного пламени для совершающих это, – которым следуют ваши безумцы являются тяжкими грехами, в них вырастают малые, и не избегают их старые; вы будто и не слышали айатов Аллаха, и не читали Книги Аллаха... кабаки напоказ, и грабят женщин у вас в присутствии многих людей.
Запретны для меня еда и питье, пока я не сровняю их с землей и не сожгу!
Я клянусь Аллахом, что буду требовать с опекающего за опекаемого, остающегося за уезжающего, приехавшего за приезжающего, здорового за больного, пока вы не станете говорить: спасайся Сад – Суайд уже погиб*, – или пока не выпрямятся ваши рога. Ложь с минбара становится известной, и если вы уличите меня во лжи, то будете вправе восстать против меня; а если услышите ее от меня, то обвиняйте меня в ней и знайте, что я с ней подобен тем из вас, кто нападает ночью.
*Персонажи легенды два брата, которых отец перепутал в темноте. В данном случае - расхожие имена, как наше «Иванов, Петров».
Как только кто-то из вас окажет противодействие тому, на чем стоит большинство, так отрублю ему голову. И т.д.
Власть впервые заговорила с подданными от первого лица во весь голос, без ссылок на пример прежних халифов и даже Пророка. Доказательством поддержки власти аллахом является сам факт обладания властью. Государственная власть устами Зийада заявляла о своем праве казнить и миловать в зависимости от послушания. Мало этого - Зийад нарушил одно из установлений Мухаммеда – каждый отвечает только за свои поступки – он объявил о введении коллективной ответственности.
По окончании речи одни бросились восхвалять красноречие и правоту амира, другие сразу же отметили противоречие нормам Корана. Один из теоретиков хариджизма Абу Билал Мирдас заявил: «А Аллах возвестил не то, что ты сказал» Зийад ответил ему: «К тому, чего хочешь ты и твои товарищи, я не нахожу иного пути, чем через кровь».
Зийяд мог решиться угрожать басрийцам, только если бы у него было несколько сот сирийских бойцов, независимых от местных шейхов. Зийад запретил хождение по городу после вечерней молитвы: для возвращения домой из главной мечети давалось время, достаточное для прочтения одной из первых, самых длинных сур Корана, т. е. около часа, за это время можно было дойти до любой окраины города. После этого будто бы были посланы дозоры, которые без долгих разговоров отрубали головы всем встреченным на улице, за первую ночь набралось 500 отрубленных голов*. Для осуществления такой операции потребовались бы значительные полицейские силы, каких не имел в своем распоряжении ни один предшествующий наместник. Как сообщается, у него было 4000 стражников (шурта) и 500 конных полицейских (рабита).
*Согласно аз-Зубайру б. Баккару, отсрочка была дана на месяц, а в первое утро перед воротами резиденции лежали 900 (700) отрубленных голов, во вторую ночь нашлось только 50 ослушников, которым отрубили головы, а в третью - только один.
Неумолимость ночных патрулей приучила басрийцев немедленно покидать мечеть после вечерней молитвы, некоторые так торопились, что оставляли в мечети сандалии. На обезлюдевших ночных улицах прекратились грабежи, опасны стали и проломы стен. Через некоторое время наступила такая безопасность, что люди перестали запирать дома на ночь. Сдержал Зийад и свое обещание относительно притонов (или публичных домов), которых в городе насчитывалось до 700. В квартале бану кайс б. салаба Зийаду пришлось лично руководить разрушением веселого заведения, после чего он запретил принимать свидетельства людей из этого племени. Следить за общественной моралью и порядком на рынке был назначен ал-Джад б. Кайс, который вместе с начальником полиции сопровождал Зийада во время его поездок по городу: определение проступка и наказание не разделяло много времени.
Не ограничиваясь наказанием за совершенные проступки, Зийад начал преследовать и по подозрению (вопреки заявленному в речи), для чего должно было существовать организованное доносительство; доставлять информацию могли и официальные лица, например старосты кварталов. Далее он занялся наведением порядка на дорогах и тоже добился успеха. Во всяком случае, ему приписываются хвастливые слова: «Если пропадет веревка между мной и Хорасаном, я буду знать, кто ее взял».
Сник и пыл хариджитов. Ал-Хатим и Сахм б. Талиб, боясь Зийада, бежали в Ахваз, где сколотили отряд. Затем, вероятно, тогда, когда Зийад стал наводить порядок на дорогах, ал-Хатим явился (или был доставлен?) к Зийаду, сумел оправдаться в предъявленных ему обвинениях, получил помилование и был сослан в Бахрейн без права появляться в Басре, потом получил разрешение вернуться, с условием не покидать дом ночью, нарушил это правило и был казнен.
Свое положение представителя высшей власти Зийад подчеркивал разными способами. Он первым из наместников стал выезжать с почетным эскортом из шествовавших перед ним булавоносцев и конников с копьями. Не желая проходить в мечеть через толпу, в которой многие хотели бы расправиться с ним, он вместо прежнего дворца, стоявшего на расстоянии от мечети, построил новый, примыкавший к ней с юга, чтобы можно было проходить прямо из дворца (как в Куфе), а для верности соорудил по примеру Муавии максуру. Тогда же, скорее всего, была полностью перестроена и расширена мечеть. Деревянные столбы, поддерживавшие крышу, были заменены каменными колоннами, привезенными из Ахваза, крышу над галереями перекрыли индийским тековым деревом.
Зийад вызывал у басрийцев смешанное чувство страха и уважения. Суровость - да, но верность слову и полный порядок, казни ослушников уравновешивались щедростью и своевременной и полной выплатой жалованья, которое стало получать почти вдвое больше людей, чем прежде. 500 шейхов, знатоков Корана и религиозного предания, получили персональные жалованья от 300 до 500 дирхемов в год и право присутствовать на приемах. Сподвижники Пророка удостоились высоких постов. Имран б. ал-Хусейн стал кади Басры, а ал-Хакам б. Амр ал-Гифари – наместником Хорасана.
Зийад строго следил за сбором хараджа и не допускал никаких послаблений для податного населения, коллективно отвечавшего за исполнение налоговых обязательств своего податного округа. Когда жители Даст Майсана (округа, в котором находилась Басра) прислали к нему делегацию просить о сокращении общей суммы налога, поскольку многие земли округа перешли в собственность мусульман, то он напустил на них басрийцев, которые с позором и побоями прогнали просителей*. Но и он порой использовал казну в личных целях. Сын обедневшего омайяда из рода Абу-л-Иса женился на дочери Зийада, откровенно признаваясь, что рассчитывает на подарок, и он его получил, Зийад назначил его наместником Суса, разрешив оставлять себе половину хараджа – 250 000 дирхемов.
*Но при этом Зийад призывал заботиться о благополучии землевладельцев-дихканов: «Вы всегда будете тучными, пока тучны они», а не в меру ретивого администратора, за треть года собравшего харадж за весь год, заставил вернуть собранное.
Не стеснялся он идти и на откровенное жульничество, если оно сулило ему хорошую прибыль. Когда он узнал, что Муавия подарил своему шурину большой участок земли в окрестностях Басры и тот едет его посмотреть, то распорядился пустить на этот участок воду. Новый владелец решил, что халиф по незнанию наделил его заболоченной землей, и охотно уступил её Зийаду за 200 000 дирхемов. Став владельцем, Зийад тут же осушил этот участок.
В его распоряжении были огромные государственные средства. За год в подвластных ему областях собиралось 60 млн. дирхемов налогов 36 млн. из них шли на жалованье воинам, 16 млн – их сыновьям, записанным в диван, 2 млн. – на текущие административные нужды и строительство, столько же откладывалось в резервный фонд на непредвиденные расходы, а остаток в 4 млн. отсылался в Дамаск. Целый поток денег. Ну, а дальше, в принципе, как у нас:
Мимо меня протекает денег огромный поток,
И иногда я себе позволяю из потока сделать глоток.
Широко пользовались щедротами Зийада его племянники, сыновья Абу Бакры. Немало перепадало и другим, стоявшим близко к власти, в том числе и неарабам, вроде хаджиба Зийада, Фила, выезд которого вызывал зависть даже у такого знатного басрийца, как Абу-л-Асвад ад-Дуали, выразившего свое возмущение новыми порядками в следующей стихотворной строке:
Не были пляски вокруг мавали
Обычаем нашим во время Пророка
Этому Филу принадлежала вторая по времени постройки баня Басры, приносившая ему большой доход.
Мавали происходили из более развитых обществ и легко опережали в погоне за благосостоянием рядовых чистокровных арабов, которые, кроме умения ездить верхом и сражаться, не имели навыков ни в ремесле, ни в административных делах. Свободные арабы считали унижением прислуживать кому бы то ни было, поэтому камердинерами (хаджибами) у всех амиров были мавали, они же хозяйничали и в налоговых ведомствах, где требовалось знание местных литературных языков: персидского, греческого или коптского. Поэтому богатство Фила не было исключением, мавла Абу Мавийа, ведавший при Ибн Амире финансами, ворочал сотнями тысяч. Несколько позже встречались мавали, которые были в состоянии компенсировать племени, где некогда были рабами, всю сумму задержанного жалованья. Всех превзошел секретарь ар-Раби б. Зийада, Фаррух, выкупившийся за 100 000 дирхемов
До тех пор пока арабы получали жалованье, обогащение их племенной верхушки не вызывало у большинства враждебности. Отдушиной, отводившей энергию наиболее воинственных басрийцев, были завоевательные походы, они кого-то лишали жизни, а кого-то обогащали добычей. Восстановление единой власти в Халифате позволило их возобновить. Земледельческие районы Хорасана были вновь покорены уже при Абдаллахе б. Амире, но горные и степные районы, занятые кочевниками-тюрками, оказывали упорное сопротивление, и борьба шла с переменным успехом. Сведения об этих войнах обрывочны и неточны, даты разных источников часто не совпадают.
Последний год правления Ибн Амира был удачным для арабов, успешно закончился поход на Кабул, принесший большую добычу, ал-Мухаллаб б. Абу Суфра совершил набег на Кандабил (область к востоку от Келата и Кусдара) и на обратном пути в ал-Кикане, где-то в горах Кабулистана, успешно отразил нападение тюркской конницы. В 665–66 г., уже при Зийаде, Абдаллах б. ас-Саввар предпринял набег на ал-Кикан и захватил в качестве добычи коней какой-то особой породы, прозванных ал-кикани; несколько из них были посланы Муавии. Какова была численность арабских отрядов, участвовавших в этих походах, и посылались ли они прямо из Басры или целиком состояли из контингентов, находившихся в Сиджистане, остается неизвестным, скорее это были набеги с целью получения добычи и контрибуций.
В 666–67 г. Муавия сместил Абдаррахмана б. Самуру с управления Сиджистаном и назначил туда ар-Раби б. Зийада ал-Хариси. Ему сразу же пришлось столкнуться с трудностями: кабул-шах, соединившись с тюрками, изгнал арабские гарнизоны из Кабула, Забулистана и Руххаджа. Ар-Раби удалось остановить их только у Буста и затем возвратить Руххадж и Давер (долина Хильменда выше Буста), однако Забулистан и Кабул сохранили отвоеванную независимость.
В следующие годы арабы почти ежегодно совершали походы на горные районы восточнее Сиджистана и Мекрана, но воинственные горцы каждый раз отбрасывали их назад. Во время боев в Мекране и ал-Кикане был убит командующий «индийским пограничьем» ар-Рашид б. Амр ал-Джудайди. Его сменил Синан б. Салама. Едва спасся от гибели и наместник Хорасана ал-Хакам б. Амр ал-Гифари во время похода в горные районы Гура и Фараванда (Фераван, современный Парван, севернее Кабула): в 669 г. он с окруженным в горах войском оказался без продовольствия, дело дошло до того, что воины стали убивать и есть собственных коней. Положение спас ал-Мухаллаб, заставивший пленного под страхом казни указать малоизвестный проход из теснины.
В этих районах арабы, привыкшие к стремительным броскам, обеспечивавшим им победы над тяжеловооруженными профессиональными армиями, столкнулись с таким же подвижным противником, действовавшим к тому же в родных, хорошо знакомых местах небольшими отрядами. Уничтожение одного отряда не меняло дела: за следующим горным хребтом завоевателей встречали новые отряды. Генеральных сражений не было, а значит, не могло быть и решающих побед.
Кроме того, стала ощущаться отдаленность фронта боевых действий от основных военных баз, поставлявших воинов. Огромные завоеванные территории рассеяли и поглотили сравнительно небольшие контингенты завоевателей, расселившихся на ней мелкими гарнизонами. Дальнейшее продвижение требовало создания на Востоке новых опорных баз.
В течение четверти века война с Византией была привычным делом Муавии. Значительные успехи на суше и на море в начале 650-х годов не получили дальнейшего развития. Он вынужден был дорогой ценой купить мир с Византией, чтобы сосредоточить все силы для борьбы за Халифат. Как свидетельствует маронитская хроника, Муавия, обретя власть, порвал договор и заявил: «Если ромеи хотят мира – пусть платят джизью».
Военные действия начались весной 662 г. Арабские историки говорят о них очень скупо и не всегда точно.
Феофан упоминает в 21-м году правления Константа (сентябрь 661 – август 662 г.) опустошительный набег арабов, которые увели много пленных. О том же говорит и ат-Табари: «В этом (т. е. 662–63 г.) году мусульмане совершили поход на аланов (ал-лан), а также совершили поход на ар-Рум, обратили их, как говорят, в позорное бегство и убили множество их патрикиев».
Подробно о поражении византийцев рассказывает армянский историк Гевонд, согласно которому Муавия в первом году своего правления стал готовиться к походу на Византию. Константин (сын Константа, остававшийся в Константинополе) приказал командующему войском (ополчением?) Киликии выступить против арабов и призвал на помощь Смбата Багратуни. Опасаясь репрессий со стороны византийцев, к ним присоединился и Вард, сын Теодороса Рштуни, придерживавшегося арабской ориентации. Столкновение византийцев с арабами произошло где-то на Евфрате, в пределах Четвертой Армении. Византийцы навели наплавной мост, переправились через Евфрат и вступили в сражение с арабами. Когда Вард, вызвавшийся охранять переправу, увидел, что арабы одерживают верх, то перерезал канаты, скреплявшие мост, и ушел со своим отрядом. Византийское войско, прижатое к реке, понесло огромные потери. Это сражение произошло 16 апреля. Эта точная дата на 10 дней раньше начала 42 г. х., и, по-видимому, этим объясняется то, что сведения об этой кампании датируются то 41, то 42 г. х. Несомненно, в связи с этой кампанией в Четвертой Армении оказался умерший там Хабиб б. Маслама. Поражение, видимо, заставило византийцев заключить перемирие с выгодными для арабов условиями.
Вместе с византийцами тяжелые потери должны были понести и сражавшиеся на их стороне армянские войска. Во всяком случае, вскоре после сражения католикос Нерсес и собрание нахараров признали зависимость Армении от Халифата. Муавия согласился получать от Армении 500 динаров в год, символическую сумму, если только в договоре речь шла о динарах, а не литрах. Григор Мамиконян и Смбат Багратуни год пробыли в Дамаске в качестве заложников, а затем были с почетом возвращены на родину, причем Григор был признан правителем Армении.
В 661 г. албанский царь Джуаншер изгнал хазаров за пределы Дербентского прохода; на следующий год они вновь вторглись в Албанию, переправились через Куру и дошли до Аракса, захватив огромное количество скота, пригнанного из горных районов на зимнее пастбище, и много пленных. Произошло это в пору зимнего солнцестояния (21–25 декабря), но год, к сожалению, указывается неопределённо. Джуаншер вступил в переговоры с каганом и заключил договор, по которому хазары возвратили 120 000 голов скота, 7000 лошадей и 1200 пленных, и каган выдал за Джуаншера свою дочь, после чего хазары ушли. О том, какие обязательства взял на себя Джуаншер, не говорится, так как основная задача историка заключалась в прославлении подвигов и величия Джуаншера, а невыгодные для него обязательства могли затемнить его блистательный образ. Не упоминает он и вмешательство арабов, хотя, несомненно, они должны были столкнуться с хазарскими отрядами на Араксе, являвшемся северной границей Азербайджана. Можно предположить с большой долей вероятности, что тогда вместе с хазарами в Албанию вторглись и аланы.
Договор Джуаншера, обезопасивший Албанию от новых вторжений хазаров, был выгоден на этом этапе и для Халифата, так как за весь его правый фланг от Каспия до Четвертой Армении можно было не беспокоиться, возобновляя войну в Малой Азии.
Ситуация в пограничной полосе от залива Искендерон до верховьев Евфрата известна очень плохо. Судя по отдельным замечаниям, большинство городов и крупных селений этой полосы запустели, а арабы не намеревались в них поселяться, предпочитая разрушать укрепления, чтобы ими не воспользовались византийцы, лишь иногда используя их как временные опорные пункты. Известно, что Муавия в 651–52 г. разрушил все крепости на наиболее удобной для вторжения в Малую Азию дороге между Антакией (Антиохией) и Масисой. Сообщается также, что он восстановил укрепления Мараша и разместил в нем гарнизон, неясно только, было это до или после гражданской войны.
Сообщения о военных действиях в Малой Азии в 663–670 гг в арабских, греческих и сирийских источниках за редкими исключениями весьма лаконичны. Халифа и ат-Табари отделываются для каждого года одной фразой: «Такой-то совершил летний поход» – или добавляется: «…и зимовал в ар-Руме». Феофан почти так же краток, сделав исключение для 26-го года Константа, когда привел обширный полуанекдотический рассказ о препирательстве посла императора и посла мятежного византийского военачальника, прибывших одновременно к халифу с просьбой о помощи. Лишь в анонимной маронитской хронике мы находим подробное описание двух походов, но датировка их затруднительна.
В 663 г. поход в Малую Азию возглавил Буер б. Абу Арта, оставшийся там на зиму. На следующий год его сменил Абдаррахман б. Халид, сын Халида б. ал-Валида, который также зазимовал. По сведениям ал-Йакуби, он достиг Коленей (ныне Шебинкарахисар в 130 км юго-западнее Трабзона). Это невеликий успех. Правда, Феофан говорит, что он опустошил многие районы (хоры), к нему присоединились славяне (вероятно, насильственно переселенные в Малую Азию) и 5000 человек вместе с ним ушли в Сирию и поселились в Селевкобеле около Апамеи. В кампанию 665 г. Абдаррахман достиг Антиохии в феме Анатоликон и остался на зиму 665/66 г. В то же время Буер б. Абу Арта командовал операциями на море, поэтому у Феофана командующим арабскими войсками оказывается не Абдаррахман, а Буер.
Этот перечень событий, совпадающий почти у всех арабских авторов, нарушает маронитская хроника, согласно которой походу Абдаррахмана в 664–65 г. предшествует поход под командованием Язида б. Муавии. К сожалению, в рукописи отсутствует его дата, которая пришлась на утраченный лист, и текст начинается с середины фразы: «…этого же года Язид бар Муавия также направился с большим войском. Когда они остановились в ТРКЙА…» и т. д.. Судя по порядку изложения, этот поход должен прийтись на 663–64 г., однако арабские историки говорят, что Язид впервые возглавил поход на Малую Азию в 669 или 670 г. к тому же в 43 г. х. ему было не более 17 лет, и вряд ли отец поручил бы такому молодому и неопытному в командовании сыну возглавить поход. Если автор маронитской хроники не ошибся, упоминая Язида, то он мог быть в том году только участником похода, а не его командующим.
Еще одной загадкой является название пункта, до которого дошли арабы.
Жители города (не названного в хронике), около которого арабы разбили лагерь, воспользовавшись тем, что арабы рассеялись по округе в поисках добычи, напали на стада, которые пасли гулямы с небольшой охраной, многих убили и захватили часть скота. Воодушевившись успехом, горожане решили напасть на лагерь. Сын императора Константин, находившийся в городе, предостерегал их от этого; не послушавшись его, горожане со знаменами и хоругвями вышли из города. Арабы, не оказывая сопротивления, позволили им далеко отойти от города, а затем напали на них с тыла. Началось паническое бегство, арабы гнали их, убивая, до самого города и остановились только на пределе дальности камнеметных машин, стоявших на стенах. Ворота оказались закрытыми по приказу Константина, решившего наказать горожан за своеволие, их открыли в самый последний момент, и оставшиеся в живых укрылись за городскими стенами.
Ни одного имени арабских военачальников в этом рассказе не упоминается, и нельзя понять, идет речь о лагере главных сил арабов или о действиях какой-то части войска.
Следующий далее рассказ о походе Абдаррахмана б. Халида начинается с того, что он разбил лагерь около озера Скударин или Аскударин, где на мысу, отделенном от материка болотами, или на острове располагалось богатое селение. Абдаррахман приказал изготовить лодки и плоты и послал на них отряд для его захвата. Местные жители спрятались в прибрежных зарослях, Дали арабам высадиться и отойти от берега, а затем захватили их лодки и отплыли, в это время другие напали на арабов, находившихся на болотистой прибрежной полосе, и уничтожили их на глазах остального войска, которое не могло помочь своим товарищам.
Потерпев неудачу на озере, Абдаррахман направился на север к Амориуму. Путь его должен был пройти мимо Антиохии, но она в этой связи не упоминается. Жители Амориума не стали испытывать судьбу и сдали город по договору. Оставив там гapнизон, Абдаррахман двинулся на запад и застрял около крепости Силос (возможно, город Синнада в сотне километров западнее Амориума). Взять его с ходу не удалось, и пришлось сооружать баллисту. Местный мастер не сумел правильно рассчитать длину рычага (или сделал это умышленно), поэтому лишь один камень долетел до ворот, остальные падали ближе. Горожане, стоя на стене, потешались над арабами и кричали: «Прыгайте лучше, халидовцы!» Затем огромный камень, пущенный с городской стены, повалил арабскую баллисту и сломал ее. Ибн Халид не стал больше терять времени на осаду, пошел еще дальше на запад и захватил Пергам и Смирну. Рукопись на этом обрывается, можно думать, однако, что Ибн Халид возвратился к Амориуму, захватил Антиохию и зазимовал в ней.
Рассказ об этих двух кампаниях свидетельствует о том, что за 30 лет войн с Византией арабы так и не обзавелись собственными мастерами по изготовлению осадных орудий и взятие укрепленных городов представляло для них трудную задачу. В этих условиях, можно думать, захват сразу двух больших городов, Пергама и Смирны, свидетельствует об отсутствии у них оборонительной стены.
В 666 г. арабам представилась прекрасная возможность одним ударом покончить с Византией: командующий войсками (стратиг) Армениака Саборис Персогенис (букв. «Шапур Персородный») поднял восстание против императора и послал посла к Муавии с предложением совместных действий против императора, обещая признать верховную власть халифа. Одновременно в Дамаск прибыл посол императора с призывом не помогать мятежнику. В остром споре между послами принял участие и правитель Албании (Аррана) Джуаншер, прибывший в Дамаск для переговоров с халифом. Муавия, как и следовало ожидать, принял сторону мятежника и послал на помощь ему Фадалу б. Убайда.
Резиденцией Шапура называется Адрианополь, хотя вряд ли имеется в виду Адрианополь во Фракии, так как Фадала шел северным путем через Мелитену (Малатию) в сторону Армениака. В Малатии Фадала узнал о нелепой смерти Шапура: при проезде через ворота его конь взвился на дыбы, он ударился головой об верх арки или притолоку, проломил череп и в тот же день умер. Его войско сразу же перешло на сторону императора. Стало ясно, что с наличными силами вторгаться на византийскую территорию опасно, и Муавия послал вторую армию со своим сыном Язидом. Арабы прошли через весь полуостров до Босфора и достигли Халкидона. С тысячами пленных Язид отправился в обратный путь, оставив в Амориуме пятитысячный гарнизон. Зимой византийцы, предводительствуемые сакелларием (камергером) Андреем, тайно взобрались на стену и перебили арабский гарнизон, который из-за холодов укрывался в домах. Арабские историки совершенно не отражают эти события и не упоминают Язида, им неясно даже, кто зимовал в Малой Азии: Малик б. Абдаллах, Малик б. Хубайра или Абдаррахман б. Халид.
Византия не могла оказать активного сопротивления арабским вторжениям, в ней был очередной переворот. Император переселился в Сиракузы и смирился с потерей Малой Азии, лишь бы удержать владения на Западе. Папа Мартин был сослан в Херсонес (аналог нашего Магадана). Столичная знать, имевшая владения в Малой Азии, была недовольна лишением Константинополя статуса столицы; придворные, переселенные в провинциальные Сиракузы, мечтали о возвращении. Высшие придворные чины в течение шести лет препятствовали отъезду из Константинополя жены и сыновей императора. Против императора сложился заговор, закончившийся его убийством: сакелларий Андрей, человек доверенный и заслуженный, обслуживая его в бане, намылив ему голову, ударил затем по голове кувшином с жидким мылом и проломил череп. От этой раны император скончался 15 сентября 668 г., а заговорщики избрали императором некоего армянина Мизизия.
Узнав о кончине отца, Константин снарядил большой флот, прибыл на Сицилию и казнил Мизизия и других участников заговора. Вернувшись в Константинополь, он объявил императором себя и своих братьев Тиберия и Ираклия. Новому императору, Константину IV, прозванному Погонатом («Бородатым»), предстояло отстоять Константинополь от арабов.
Параллельно с вторжениями в Малую Азию арабы после окончания гражданской войны активизировали свои действия в Северной Африке, в том числе и в районах, находившихся в составе византийских владений. В 661 г. Амр б. ал-Ас послал своего двоюродного брата по матери Укбу б. Нафи ал-Фихри в Ливию для приведения в покорность берберов, переставших платить дань в те годы, когда наместники Египта были заняты фитной. Он восстановил арабскую власть в Барке и Маракии и вернулся с добычей и пленными, а на следующий год покорил Ваддан и Фаззан, причем египетская историческая традиция приписывает Укбе бессмысленную жестокость по отношению к вождям, с которыми он заключил договор. После пятимесячной передышки в самое жаркое время года Укба двинулся дальше на запад и захватил в 663 г. Гадамес, Кастилию (в районе Таузара) и Кафсу. Параллельно Шарик б. Сумай начал завоевание Триполитании, также вышедшей из-под власти арабов, и овладел Либдой.
Дальнейшее продвижение, видимо, было остановлено смертью Амра б. ал-Аса, скончавшегося в праздник разговенья (5 или 6 января 664 г.). Управление страной он поручил своему сыну Абдаллаху, но через месяц-полтора Муавия прислал «ведать молитвой», т. е. религиозно-политическим главой провинции, своего брата Утбу б. Абу Суфьяна, оставив сбор налогов в ведении Абдаллаха (зу-л-када 43/4 февраля – 4 марта 664 г.).
Видимо, в 664 г. в Египте опасались возможного удара византийцев с моря в отместку за нападение мусульман на Ифрикию в предшествующие годы, поскольку комендант Александрии счел, что 12 000 воинов, находившихся в его распоряжении, недостаточно, и просил подкреплений. В ответ в Александрию прибыл сам Утба и построил новую резиденцию в цитадели Александрии и, можно думать, отремонтировал укрепления. Здесь же он и скончался в зу-л-хиджжа 44/23 февраля – 23 марта 665 г., оставив своим преемником Укбу б. Амира ал-Джухани, сподвижника Пророка, знатока Корана и большого авторитета в области права. Муавия утвердил его наместником, передав в его ведение и сбор налогов. При нем возобновились походы в сторону Ифрикии, но точное направление их неизвестно. Деятельность Укбы почему-то не удовлетворила Муавию, и он назначил на его место Масламу б. Мухаллада в то время, когда Укба возглавлял морской набег на Родос.
За восемь лет, прошедших после отречения, Хасан не проявлял никаких претензий на власть, хотя не отказывал себе иногда в удовольствии подчеркнуть свою истинную значимость. Муавия пропускал подобные колкости мимо ушей и строго соблюдал условия заключенного между ними договора. Как отмечал ад-Динавари, «ни ал-Хасан, ни ал-Хусейн не видели от Муавии, пока он был жив, ничего дурного по отношению к себе или неприятного; и он не лишал их ничего из того, что было обусловлено относительно их обоих, и не переменял своего благорасположения к ним».
Это удерживало многочисленных сторонников Али в Куфе от проявлений враждебности, тем более что по условиям договора власть должна была перейти после смерти Муавии к Хасану, а время работало на Хасана: ему было в 669 г. 45 лет, тогда как Муавия приближался к 70.
Этим ожиданиям не суждено было сбыться: неожиданно весной 669 г. Хасан заболел и через полтора месяца умер 13 апреля 669 г. Эта смерть была настолько своевременна и выгодна Муавии, что у шиитов следующих поколений не было никаких сомнений в том, что его отравил халиф, чтобы расчистить дорогу своему сыну. Молва обвиняла одну из жен Хасана, Джаду бт. Ашас б. Кайс в том, что она отравила его по наущению халифа, который обещал ей 100 000 дирхемов и отдать ее в жены своему сыну Язиду. Потом он обещанные деньги дал, а вторую половину обещания выполнить отказался, будто бы сказав: «Хочу, чтобы Язид был жив». Уверенность в её вине настолько была велика, что её потомков обзывали «дети отравительницы Хасана».
Наиболее подробная и достоверная версия рассказа о последних днях Хасана (восходящая к Джафару ас-Садику, передававшему слова Али, сына Хусейна) такая: «Пришел Хусейн к моему дяде Хасану б, Али, когда тот выпил яд, а тот встал и вышел по человеческой необходимости, потом вернулся и сказал: „Пил я яд несколько раз, но не пил такого, как этот, – изверг я часть своей печени, я обнаружил ее палкой, которая была в моей руке». И спросил его Хусейн: „Брат мой, кто напоил тебя [ядом]?» Он ответил: „Чего ты хочешь этим? Если это тот, на кого я думаю, то расчет принадлежит Аллаху. А если это кто-то другой, то я не хочу отвечать за невинного». И прошло после этого только три дня, и он умер».
Перед смертью Хасан выразил желание быть похороненным рядом с дедом, если это не вызовет осложнений. Осложнения были. На пути похоронной процессии к дому Аиши, где был похоронен Мухаммед, встал Марван б. ал-Хакам, который был наместником Медины, во главе многочисленных родичей и запретил хоронить Хасана рядом с Пророком в наказание за позорные похороны Усмана (к чему Хасан никакого отношения не имел). Абу Хурайра заговорил об особом положении Хасана, которого Пророк называл вместе с Хусейном саййидами (юноши рая). Марван заявил, что Абу Хурайра это выдумал. Перепалка вокруг того, кто когда принял ислам и кто чего стоит, накалялась и обе стороны схватились за оружие. Аиша, которая сначала вроде бы не возражала против погребения, перепугавшись, сказала: «Это мой дом, и я не позволю никого в нем хоронить». Положение спас выдержанный Мухаммед б. Али, который уговорил горячего Хусейна согласиться похоронить брата в ал-Баки рядом с матерью.
На похороны Хасана будто бы собралось столько народу, «что если бы бросить иголку, она упала бы на чью-нибудь голову», а потом из-за горя и плача мединцев целую неделю в городе не работал базар. Все это – поздние преувеличения. На самом деле смерть Хасана не вызвала ничего, кроме равнодушия, историки путались, в котором году он умер: в 49, 50 или 51 г. х.
Смерть Хасана была как нельзя более выгодна Муавии, но некоторые обстоятельства заставляют сомневаться в справедливости обвинений Муавии в отравлении. Хорошо видно, что наиболее ранние сообщения вообще не сообщают об отравлении. Шиитские вожди Куфы, узнав о кончине Хасана, написали Хусейну, что признают его преемником, и заверили в своей безусловной поддержке, если он прибудет к ним и начнет борьбу за Халифат. Здесь-то уж Хусейн мог как-то выразить свое мнение по поводу причины смерти брата (наказать убийцу!), вместо этого он посоветовал воздерживаться от выступлений и не давать повода для подозрений, пока жив Муавия, т. е. по-прежнему считал себя связанным договором с ним, а ведь если верить его сыну, то именно Хусейну пожаловался Хасан на отравление. Никто из мединской верхушки, отвергая возможность передачи халифата сыну Муавии, никогда не предъявлял ему обвинение в отравлении Хасана.
Гораздо вероятнее, что Хасан умер естественной смертью от какого-то внутреннего кровоизлияния (например, от прободения язвы желудка или двенадцатиперстной кишки). Его жалобы на то, что принимал яд неоднократно, могут свидетельствовать о наличии приступов, которые с каждым разом усиливались.
Роль Муавии как отравителя вызывает сомнения вообще. Кроме ал-Аштара и Хасана ему приписывали отравление Абдаррахмана б. Халида и Сада б. Абу Ваккаса. Абдаррахман будто бы стал беспокоить халифа своим исключительным авторитетом в Северной Сирии, управлявшейся им из Химса. Особенно обеспокоился Муавия после того, как вожди сирийцев на вопрос, кого бы они хотели видеть халифом после его смерти, ответили: «Абдаррахмана б. Халида». Тогда Муавия послал к Абдаррахману, захворавшему по возвращении из очередного похода, своего врача-христианина Абу Усала, давшего больному отравленное питье (666 г.). В награду за услугу Абу Усал получил освобождение от хараджа и должность уполномоченного по сбору хараджа в провинции Химса. Иначе обстоит дело с отравлением Сада б. Абу Ваккаса. Ал-Исфахани для о очернения Муавии утверждает, что его отравили в тот же год, что и Хасана, хотя в действительности он умер значительно позже: в 55/675 или даже в 58/678 г., когда вопрос о престолонаследии был решен и никакое соперничество с Язидом или Муавией не угрожало: после третейского суда он решительно отказался от всякого участия в политике и, кроме того, за ним не стояло никакой влиятельной группировки, которая могла бы воспротивиться решению Муавии о престолонаследии. Гораздо большую опасность для халифа представлял Абдаллах б. аз-Зубайр или Абдаррахман б. Абу Бакр, но их никто не трогал.
Возможно, со смертью Хасана связано смещение в том же месяце Марвана б. ал-Хакама с поста наместника Медины. Причиной его смещения некоторые источники называют жалобу дочери Муавии Рамлы на то, что Марван подбивает её мужа Амра б. Усмана б. Аффана заявить претензии на халифат, хвастается многочисленностью своего потомства и т. д.. Сомнительно, чтобы одна такая жалоба могла подвигнуть осторожного политика на смещение влиятельного в Медине человека. Вероятно, со смертью Хасана в Медине менялось соотношение сил и давала себя знать тихая оппозиция мухаджиров и ансаров, которую мог использовать в своих целях Марван, а скандал вокруг похорон Хасана мог послужить вполне благовидным предлогом для смещения и назначения представителя другой, менее влиятельной ветви Омайядов, Саида б. ал-Аса.
Зима 669/70 г. выдалась необычно суровой. Снег и морозы погубили много плодовых деревьев и скота, а затем, как обычно случалось после неурожайных лет, в Ираке началась чума, среди прочих умер Мугира б. Шуба. В разгар эпидемии он уехал из густонаселенной Куфы, а когда она стала спадать – вернулся, заразился и умер в шабане 50/24 августа – 21 сентября 670 г. Проблему замещения поста наместника Куфы халиф решил необычно: впервые за всю историю Халифата он объединил управление Куфой и Басрой в одних руках – в руках Зийада б. Абу Суфьяна, а заодно вручил ему власть над всем востоком Халифата.
В Куфе эта весть не вызвала восторга, с момента основания она была самостоятельна и подчинение басрийскому наместнику воспринималось куфийцами как унижение. Тем более гораздо более жесткому, чем Мугира. Зийад обратился к куфийцам с лестной для них речью: «Я хотел приехать к вам с двумя тысячами охранников (шурта) Басры, но потом вспомнил, что вы – люди, следующие закону (хакк), и право победило у вас беззаконие, поэтому я прибыл лишь с семьей.».
В ответ на эту миролюбивую речь в Зийада полетели камни. Он сошел с минбара, дождался, пока несколько стих шум, велел сопровождавшей его охране встать у выходов из мечети и приказал присутствующим в мечети: «Пусть каждый из вас возьмет за руку сидящего рядом, и не говорите: не знаю, кто сидел рядом со мной», затем сел у выхода из мечети и велел подводить присутствовавших по четверо. Их заставляли клясться, что никто из них не кидал камней. Тех, кто клялся, – отпускали, тех, кто не клялся, – отводили в сторону и тут же отрубали руку. Таких бунтарей оказалось около 30 человек. Табари приводит и другую цифру - 80 наказанных.
Вместе с тем Зийад пытался найти общий язык с вождями шиитов, с которыми недавно был в одном лагере. Он пригласил к себе одного из наиболее воинственно настроенных, Худжра б. Ади, бывшего его приятеля. И напрямую сказал: «Воистину, дело, за которое мы стояли вместе с Али, было ложным, а должно быть таким, какое оно сейчас». – «Вовсе нет, – возразил Худжр, – наоборот, этот мир привлек тебя и испортил». Поняв, что Худжра не переубедить, Зийад просил его лишь быть сдержанным: «... ты только следи за своим языком и удерживай руки. Но, клянусь Аллахом, если придется пролить твою кровь, то выпущу ее целиком – ты знаешь, что если я сказал, то сделаю». Худжр не внял этому предостережению.
К Зийаду стали поступать доносы о тайных собраниях шиитов. Он воздержался от немедленных карательных мер, а только предупредил, что собираться по домам не следует, а если хочется пообщаться и поговорить, то это можно сделать и в мечети, на людях. Имелись мечети и в племенных кварталах, которые служили не только местом моления, но и своего рода мужскими клубами, поэтому совет Зийада был вполне резонным. Но там активно работали доносчики и собрания в домах продолжались.
Зийад провел в Куфе серьезную административно-финансовую реформу: вместо семи групп, объединявших родственные племена, были организованы четыре арба, с перемешанным составом. Первую из них, включавшую мусульманскую аристократию, мединцев (т. е. мухаджиров и ансаров и их потомков), возглавил махзумит Амр б. Хурайс. Во вторую вошли соперничавшие между собой тамимиты и хамданиты, их возглавил Халид б. Урфута ал-Узри. В третью группу вошли рабииты и киндиты, их возглавил Кайс б. ал-Валид ал-Махзуми. Во главе четвертой группы из асадитов и мазхиджитов был поставлен Абу Бурда, сын Абу Мусы ал-Ашари. Помимо того, что в каждую «четверть», кроме первой, вошли северные и южные арабы, во главе их встали не свои вожди, а назначенные главы из курайшитов или их домусульманских союзников. Таким образом, впервые был серьезно нарушен принцип племенной организации на её высших уровнях.
Зийад остался в Куфе наводить свои порядки, а Басру на это время поручил Самуре б. Джундабу, человеку не менее решительному, но ещё более жестокому. В дальнейшем Зийад жаркую половину года проводил в Куфе, а прохладную – в Басре.
В начале 671 г. Зийад, используя свое исключительное положение наместника обеих столиц Ирака, осуществил давно напрашивавшееся мероприятие – поручил наместнику Хорасана ар-Раби б. Зийаду ал-Хариси переселить из них большую группу воинов с семьями на крайний северо-восток Халифата, в Мерв, превратив его в базу для завоевания областей за Амударьей, Мавераннахра (Ма вара ан-нахр - буквально - «то, что за рекой»). Якобы, было 50 000 воинов с семьями, это маловероятно, наверно, это общее количество, а воинов - 10–15 тысяч.
Роль властей сводилась к материальному обеспечению переселения. В Мерве им раздали свободные участки в сильно запустевшем городе и бесхозные земли в селениях оазиса.
Мерв стал теперь резиденцией наместника Хорасана, хотя в нем сохранялся местный владетель, марзбан, и весь его административно-фискальный аппарат, обеспечивавший сбор налога и передачу наместнику обусловленной договором дани.
Халифат после 10 лет внутренней стабильности был готов к новому завоевательному броску за пределы границ, сложившихся в конце правления Усмана. Не случайно, что годом раньше на противоположном конце Халифата Укба б. Нафи, продвинувшись далеко на север провинции Африка, основал в 670 г. другой пограничный гарнизонный центр, ал-Кайраван, или Кайруван («караванная стоянка»). В том же году арабы овладели городом Джалула (в 30 с небольшим километрах западнее ал-Кайравана), честь завоевания которого приписывается Абдалмалику, сыну Марвана б. ал-Хакама. Джалула - ныне селение Айн-Джалула. Сообщения о его взятии не очень четки, более всего вызывает доверие сообщение Халифы, основанное на данных Абу Халида, согласно которому Муавия б. Худайдж послал Абдалмалика с конницей к Джалула, тот установил камнеметные машины, но город взять не смог; Муавия отозвал его, но когда его отряд отошел от города, пришло известие, что стена разрушена; Абдалмалик возвратился, отбил вылазку гарнизона, а когда подошел Муавия, жители города сдались по договору.
В руках византийцев теперь оставался небольшой северо-восточный угол провинции Африка.
Переселение в Мерв должно было освободить Куфу и Басру от части наиболее беспокойных и воинственных людей. Тем не менее в том же году, в рамадане (11 сентября – 10 октября 671 г.), в отсутствие Зийада в Басре подняли восстание хариджиты, исповедовавшие идею необходимости уничтожения всех инакомыслящих мусульман (истирад), которыми руководили двоюродные братья: Курайб б. Мурра и Заххаф б Захр ат-Таи. Восстание было задумано широко, но в последний момент хариджиты из группы мудар не явились вечером на сборный пункт – кладбище бану йашкур. В результате собралось всего 70 человек; стали раздаваться голоса, что при такой малочисленности лучше разойтись по домам. Этим колеблющимся разъяснили, что уже известно, кто ушел из дому, поэтому возвратившихся все равно казнят.
С кладбища бану йашкур мятежники направились к мечети бану дубайа, в которой по вечернему времени собралось много молящихся, и с кличем «Суд принадлежит Аллаху!» начали убивать всех. Затем, разделившись на несколько отрядов, хариджиты напали на другие мечети в квартале аздитов, убивая на своем пути встречных. Та же трагическая участь постигла собравшихся в мечети бану кутайа и Масджид ал-Муадил. Ночная стража почему-то отсутствовала и на призыв о помощи, раздавшийся с минарета мечети бану кутайа, никто не откликнулся. Лишь на площади перед мечетью бану али хариджитов встретили молодые стрелки, осыпавшие их градом стрел. Только теперь за дело взялась полиция. Было будто бы полтысячи полицейских, но тогда непонятно, почему справиться с горсткой хариджитов они смогли только с помощью аздитов. Либо эта цифра относится к общей численности полицейских в Басре, либо к мятежникам успело присоединиться большое число сторонников. Остатки хариджитов укрылись в каком-то дворе, где они продержались до утра. Курайб пал в поединке с личным врагом, а его сотоварищи были перебиты.
Для устрашения оставшихся хариджитов тела руководителей восстания были распяты. Из Куфы срочно приехал Зийад. Он похвалил аздитов, давших отпор бунтарям, и пригрозил остальным, что тех, кто не будет усмирять своих преступных соплеменников, он лишит жалованья. Пострадали и жены руководителей восстания: их роздали как скот отличившимся в подавлении восстания, а остальных выслали из Басры. Одну женщину, сочувственно отозвавшуюся о распятых, распяли рядом с ними. Она, или другая женщина, участвовавшая в восстании, была распята обнаженной. Это был такой неслыханный позор, что женщины больше не участвовали в восстаниях хариджитов. После казней участников восстания начались расправы с их единомышленниками.
План Барсы, разделение на племенные кварталы
А в конце 671 г. Зийаду пришлось подавлять волнения шиитов в Куфе, возглавлявшихся бывшим его другом Худжром б. Ади. Шииты, которым Зийад запретил тайные встречи в домах, стали собираться вокруг Худжра в главной мечети города и, не стесняясь никого, поносить Зийада и самого халифа. Речи их ораторов собирали массу слушателей, как шиитов, так и любопытствующих, из которых вербовались новые сторонники. Иногда в мечети шииты составляли треть, а то и половину присутствующих.
Заместитель Зийада Амр б. Хурайс потерял терпение и потребовал от присутствовавшей на молении племенной верхушки укротить смутьянов. В ответ на это наиболее горячие сторонники Худжра пробились к минбару, стали бранить Амра и бросать в него камни. Амр бежал из мечети и заперся в резиденции, не решаясь применить силу. В послании, отправленном Зийаду, Амр сообщил, что его власть ограничивается пределами резиденции. «Если тебе нужна Куфа, – заверил он его, – поспеши».
Резиденция (дар ал-имара), примыкавшая с юга к мечети, была не столько дворцом, сколько мощной крепостью. Стены были четырехметровой толщины, площадь 170x170 м, в центре которой располагался дворец-замок (каср), квадратное же двухэтажное здание размером 115x115 м с глухими наружными стенами и внутренним двором ("арабский дворик" и сейчас так строят. Это была настоящая цитадель, в которой могли укрыться около 2000 человек, а большая цистерна под дворцом, вмещавшая до 120 тонн воды, обеспечивала минимальные нужды такого числа людей в течение двух недель.
Зийад явился быстро, а сторонники Худжра даже не пытались овладеть резиденцией, празднуя моральную победу. Зийад появился в мечети в сопровождении начальника полиции и вооруженных стражников. Призвав присутствующих образумиться, он закончил речь словами: «…а если вы не выздоровеете, то я дам вам лекарство, оно у меня наготове» – и послал стражника привести Худжра, который находился в мечети в окружении сторонников. Те его не отдали. Обруганный стражник вернулся назад. Зийад послал его вторично, придав ему несколько человек, и он снова вернулся ни с чем. Тогда Зийад обратился к куфийской верхушке- «Куфийцы! Ваши тела со мной, а ваши сердца – с Худжром, с этим сумасшедшим дураком. Вы – со мной, а ваши братья и сыновья и родичи – с Худжром!» Его бросились уверять, что они преданы всей душой. «Тогда идите к окружающим его людям и поговорите с каждым из ваших сородичей!»
Увещевания старейшин подействовали и около Худжра, сидевшего возле Киндитских дверей, осталась горстка самых преданных сторонников, против которых были посланы стражники. Безоружные шииты отчаянно сопротивлялись, несколько человек были серьезно ранены, в том числе один из предполагаемых убийц Усмана, Амр б. ал-Хамик. Худжр сумел выйти из мечети и укрыться в своем доме.
Зийад не решился послать стражников в квартал киндитов, а приказал главам всех племенных объединений поехать к Худжру и привезти его. Затем, опасаясь, что вмешательство северных арабов может только усилить нежелание киндитов выдать Худжра, поручил это деликатное дело одним южноарабским вождям. Сторонники Худжра оказали вооруженное сопротивление отряду мазхиджитов, приехавших за Худжром, он благополучно покинул дом и стал искать убежище в соседних кварталах; после нескольких неудач он нашел приют у Абдаллаха б. ал-Хариса ан-Нахаи, брата Малика ал-Аштара.
Ночью Абдаллах переправил Худжра в квартал аздитов, и там след его потерялся. Тогда Зийад вызвал Мухаммеда б. ал-Ашаса, вождя киндитов, и пригрозил ему срубить все его пальмы, разрушить принадлежащие ему постройки и лишить жалованья, если он в трехдневный срок не представит ему Худжра. Худжр не пожелал быть причиной такой кары для Ибн ал-Ашаса и сообщил, что готов сдаться, если получит от Зийада гарантии сохранения жизни до прибытия к Муавии. Гарантами выступили Абдаллах б. ал-Харис и еще два знатных куфийца, и Худжр сдался Зийаду. Тот встретил его словами: «На своих накликала беду Баракиш!»*. Худжр не стал оправдываться, а сказал, что никому не изменял, потому что всегда был верен присяге, которую принес Али.
*Поговорка, рожденная легендой о том, как лай суки Баракиш выдал ее хозяев, скрывавшихся от врагов.
Зийад приказал заковать его в кандалы и до окончательного решения держать в заточении, а затем в течение 10 дней охотился за его сторонниками в Куфе. Нужно отдать должное Зийаду – несмотря на приписываемую ему чрезвычайную беспощадность, он не казнил ни одного человека, ограничившись арестом 13 наиболее упорных, а остальных просто изгнал из города.
Решить судьбу Худжра было непросто. Казнь его в Куфе могла вызвать опасные последствия, длительное содержание в темнице подогревало бы ненависть к Зийаду, и он решил передать дело на решение халифа. Для подтверждения вины Худжра был составлен перечень его преступных действий.
Ему вменялось в вину: организация сборищ, публичное поношение халифа и призывы к войне с ним, утверждение, что только род Али имеет право на халифат, восстание в городе и изгнание наместника, открытое оправдывание Али и высказывание благопожеланий ему, осуждение его врагов и тех, кто воевал против него.
Для придания силы этому перечню Зийад призвал глав арба подписать его, а после них подписались другие знатные куфийцы, в том числе три сына Талхи б. Убайдаллаха, ал-Мунзир б. аз-Зубайр, сын Сада б. Абу Ваккаса, сын Мугиры б. Шубы и еще 35 человек.
Этот обвинительный акт вместе с кратким письмом Зийада был отправлен с начальником отряда, доставившего Худжра и его арестованных товарищей в Сирию. Начальник отряда оставил их в Мардж Азра (современная Адра), в 20 км северо-восточнее Дамаска, и повез порученные ему документы халифу. Муавия собрал приближенных, зачитал обвинительный акт и спросил их совета, как поступить с Худжром и его товарищами. Ему посоветовали разослать мятежников по разным городам Сирии, где они не будут опасны. Муавия все же не принял решения и сообщил о своих сомнениях Зийаду, на что тот ответил: «Если тебе нужен этот город, то не возвращай ко мне Худжра и его товарищей».
Пока Муавия искал решение, влиятельные соплеменники арестованных в окружении халифа старались вызволить их под свое ручательство за их будущее благонамеренное поведение. Муавия позволил взять на поруки всех, кто не упорствовал в его осуждении, запретив лишь возвращаться в Куфу. Таких набралось семь человек. Остальные упорно отказывались отречься от Али и веры в его исключительное право на халифат. Вождь киндитов Сирии, Малик б. Хубайра, также пытался добиться помилования Худжру под свое ручательство и единственный получил отказ.
И оставшихся казнили. Перед казнью нераскаявшимся еще раз предложили отказаться от своих убеждений, но никто не поступился ими, и все вместе с Худжром были обезглавлены и похоронены в Азра.
Убиение невооруженных мусульман, не нарушавших предписаний религии, произвело плохое впечатление на мусульманское общество; многие упрекали Муавию за казнь благочестивых мусульман, ему оставалось лишь ссылаться на свидетельство, подписанное многими достойными доверия земляками и соплеменниками казненных. Малик б. Хубайра в знак протеста перестал посещать приемы у халифа, но получил от него в подарок 100 000 дирхемов и укротил свой гнев – Муавия действительно хорошо знал души своих подданных.
Худжр стал первым шиитским мучеником за веру, прошиитская историография преувеличила многое в рассказах о казни и последствиях. Главным виновником был признан Зийад: за то, что принудил людей подписать свидетельство против Худжра, а потом своим письмом подтолкнул халифа к крайней мере.
Зийад не дождался расплаты – через два года, в рамадане 53/20 августа – 18 сентября 673 г., он то ли заразился в Куфе чумой, то ли просто от нарыва на пальце получил заражение крови и быстро скончался. Врачи предлагали Зийаду удалить пораженную болезнью часть руки. Зийад спросил совета у весьма почитаемого за глубокие познания в шариате судьи Куфы Шурайха, тот отсоветовал, а потом и сам Зийад испугался приготовлений к операции и отказался от нее. С его смертью закончился недолгий период, когда правление всем Востоком Халифата было сосредоточено в руках одного человека, которому халиф мог доверять без опасения, что он выступит против него.
Зийад не поручил своему сыну Убайдаллаху взять на себя управление наместничеством до назначения халифом, а Муавия сказал ему, что не может назначить его наместником, если на это не решился его отец. В Басре остался наместником Самура б. Джундаб, а в Куфе – Абдаллах б. Халид б. Асид, замещавший Зийада во время пребывания того в Басре. Ни тот, ни другой не были достаточно авторитетны, чтобы править всем Востоком.
Казнь Худжра б. Ади могла совершенно испортить отношения между Муавией и Хусейном, который не скрывал своего возмущения казнью, тем более что к нему зачастили шииты Куфы, побуждавшие возглавить борьбу с халифом. Эти визиты обеспокоили Марвана б. ал-Хакама, вновь назначенного наместником Медины, и он обратился к Муавии за советом. Тот ответил, что Хусейна, соблюдающего верность присяге, надо оставить в покое, а сам все же написал Хусейну письмо, в котором призвал сохранять верность присяге и не поддаваться на подстрекательства безумцев, которые хотят смуты. Хусейн заверил его, что не собирается выступать против него.
Лояльность Хусейна позволяла Муавии предпринять шаги для укрепления своего духовного авторитета. В конце 670 г., вторично руководя паломничеством в качестве халифа, Муавия решил перевести из Медины к себе в Дамаск две реликвии, служившие символами духовной власти: минбар и посох Пророка, объявив это наказанием мединцам за потворство убийству Усмана. Это намерение вызвало всеобщее возмущение. Джабир б. Абдаллах ал-Ансари и Абу Хурайра заявили ему от лица всех мединцев: «Это не годится – ты увозишь минбар посланника Аллаха с места, на котором он его установил, и увозишь его посох в Сирию – так перевози тогда и мечеть!»
Возмущение мединцев заставило его отказаться от задуманного, но, желая сохранить лицо, он заявил, что трогать минбар нельзя с места из-за его ветхости, а затем прибавил к нему снизу еще шесть ступенек, в компенсацию за своё ошибочное решение.
Муавия и после смерти Хасана продолжал соблюдать условия договора в отношении выплат и помилования прежних противников, но пункт о переходе власти к Хасану после его смерти отпал сам по себе. Хусейн мог видеть себя на месте Хасана, но юридически для этого не было основания. Шииты, конечно, считали Хусейна законным имамом, преемником Хасана, хотя это совсем не означало, что того же мнения придерживается большинство мусульман.
Оставлять вопрос о преемнике на волю случая Муавия не собирался, а для него единственным возможным преемником был его сын Язид. Закрепить его право на халифат можно было только с помощью предварительной присяги ему как наследнику. Это было очень трудно, присяга наследнику при живом халифе противоречила традициям, сложившимся в исламе за предыдущие 40 лет. Поэтому Муавия стал готовить почву заранее. Вероятно, впервые мыслью объявить Язида наследником Муавия поделился ещё с Зийадом и Мугирой. Обеспечив себя поддержкой со стороны Ирака, он должен был проверить настроения мединцев и мекканцев, главных блюстителей мусульманских традиций. Участие Язида в паломничестве 671 г. должно было стать своего рода смотринами будущего наследника. Зийад посоветовал Язиду отказаться от некоторых привычек, которые могут отвратить от него мединцев, тот последовал совету и во время хаджжа воздерживался от вина и веселых компаний, а щедрая раздача денег закрепила добрую память о нем. Тогда еще не говорилось о нем как о преемнике. До хаджжа Муавия послал сына в поход на Византию, что также должно было повысить его авторитет.
Лишь через четыре с половиной года Муавия приступил к осуществлению задуманного, во время умры (малого паломничества) в раджабе 56/20 мая – 18 июня 676 г. В 55/674–75 г. Муавия созвал представителей всех провинций (наместников?) и совещался с ними относительно присяги Язиду. Мухаммед б. Амр б. Хазм ал-Ансари, один из наиболее уважаемых знатоков шариата в Медине и ярый враг Усмана, заявил: «Муавия, действительно, Язид годится для того, чего ты хочешь, если предоставишь это ему. Он, клянусь жизнью, богат деньгами и обширен родством, да только Аллах Всевышний спрашивает с каждого пастыря за его паству. Побойся Аллаха, Муавия, и посмотри, кто будет управлять делами общины Мухаммеда». Муавия помолчал, успокаивая себя, и сказал: «Эй, сын Амра. Ты – человек искренний и высказал свое мнение – другого для тебя не могло и быть. Но ведь не осталось из сыновей сподвижников никого, кроме моего сына и их сыновей, а я люблю моего сына больше, чем их сыновей». Это как в советском анекдоте - "Может ли сын генерала стать маршалом? - не может, у маршала тоже есть сын".
Довод был убедительный, никто не стал больше высказываться и все разошлись.
Наутро Муавия вызвал верного ад-Даххака б. Кайса, поручил ему выступить в поддержку Язида и вновь созвал знать. Как только Муавия кончил восхвалять достоинства Язида, ад-Даххак встал и сказал, что более достойного преемника нет. За ним выступил омейяд Амр б. Саид б. ал-Ас по прозвищу ал-Ашдак («Большеротый») утверждая то же самое, его поддержали еще несколько человек, настроение собравшихся изменилось, и они все присягнули Язиду как наследнику.
Заручившись поддержкой верхушки значительной части Халифата, Муавия стал готовить почву в священных городах и написал о состоявшемся в Дамаске решении Марвану б. ал-Хакаму. Марван собрал знать Медины и, описав опасности раздоров и смуты, обратился к ним: «Люди! Годы амира верующих велики, истончились его кожа и кости, и угрожает смута после него. И дал ему Аллах прекрасную мысль: желает он избрать для вас наследника, который будет вам после него прибежищем, с его помощью Аллах объединит вас в согласии и избавит с его помощью от пролития крови. И хочет он, чтобы это было с вашего согласия и одобрения. Что вы скажете?».
Собравшиеся поддержали его без особого энтузиазма. Но тут взорвался Абдаррахман б. Абу Бакр: «Клянусь Аллахом, врешь ты, Марван, и тот, кто приказал это тебе. Язид не угоден, Язид и его взгляды – ираклиевские». Марван постарался нейтрализовать этот выпад, это еще больше разозлило Абдаррахмана: он тут же припомнил Марвану его нечестие и происхождение, а в заключение стащил Марвана за ногу с минбара. За Марвана вступились омейяды. На шум вышла Аиша и поддержала брата, напомнив Марвану, что его отец был проклят Пророком.
Тогда за дело взялся сам Муавия.
Он и с эскортом в 1000 человек отправился в Хиджаз. На подъезде к Медине его согласно этикету встретили знатные мединцы, среди которых были и главные противники присяги: Хусейн, Абдаррахман б. Абу Бакр, Абдаллах б. Умар и Абдаллах б. аз-Зубайр. Муавия грозно спросил их: «Что же это мне сообщили о ваших мыслях и безрассудстве?!» – «Осторожнее, Муавия, – одернул его Хусейн, – мы не из тех людей, кому говорят такое». Муавия не смутился: «Клянусь Аллахом, говорят! Еще жестче и грубее этих слов. То дело, которого вы хотите, Аллах отвергает!».
На прием, устроенный в Медине, он вообще не допустил эту четверку, и они, обидевшись, уехали в Мекку. В речи, произнесенной затем в мечети, Муавия восхвалял достоинства Язида, а кончил ее угрозами четырем упрямцам. Ему пришлось выслушать упреки Аиши в том, что, убив одного ее брата (Мухаммеда), он угрожает и второму. Муавия объяснил ей, что уже не может отменить присягу Язиду как наследнику, поскольку её принесли очень многие люди, и пообещал быть мягче к сыновьям праведных халифов.
Встретившись с Абдаллахом б. Аббасом, Муавия попенял ему за то, что хашимиты, будучи родственниками омейядов и имея общие интересы, забывают о благодеяниях и почете, которые он им оказывает, и все время вспоминают Али и его войну с ним. Абдаллах признал его правоту, но просил учесть, что Хусейн – единственный на земле внук Пророка.
На подъезде к Мекке Муавию также встречала знать города, в том числе сыновья халифов. На этот раз он встретил их приветливо, приказал каждому подать коня, ехал с ними отдельно, дружелюбно разговаривая на глазах толпы, так что сразу было ясно, что между ними нет разлада. До выступления с речью в мечети Муавия решил переговорить с каждым из четырех с глазу на глаз. Первым был Хусейн. Выслушав доводы Муавии в пользу Язида, Хусейн сказал: «Полегче, Муавия! Не говори таких слов. Ты оставил в стороне того, кто лучше его и по отцу и по матери, и сам по себе». – «Ты, никак, подразумеваешь самого себя?» – ехидно спросил халиф. «А хотя бы и себя, – последовал ответ, – что тогда?» Муавия согласился, что по происхождению Хусейн выше, но Язид лучше для общины. Хусейн возмутился: «Кто это лучше для общины Мухаммеда? Язид? Пьяница и развратник?» Муавия не стал отрицать, но посоветовал воздержаться от таких высказываний при сирийцах: «Они враги твои и твоего отца».
Столь же безрезультатным был и разговор с Абдаррахманом б. Абу Бакром, с той только разницей, что тот был сторонником избрания преемника советом мусульман. И ему халиф посоветовал помалкивать при сирийцах. Абдаллах б. Умар сказал, что сыновья предыдущих халифов лучше Язида, но он подчинится решению большинства. Абдаллах б. аз-Зубайр тоже говорил о необходимости избрания преемника советом мусульман. И тоже получил совет опасаться сирийцев.
После этого Муавия позволил себе лишь один жест, недружелюбный по отношению к Хусейну: на приеме, где всем вручалось годичное жалованье, только хашимиты не получили ничего. Удивленному Ибн Аббасу он пояснил, что они лишились жалованья из-за отказа их главы, Хусейна, принести присягу Язиду, и тут же выдал жалованье, которое взяли все, кроме обидевшегося Хусейна. И люди убедились, что теперь от присяги отказывается только Хусейн.
Затем Муавия снова собрал сыновей халифов и вновь не получил их согласия. И еще раз умолял остерегаться гнева сирийцев, за которых он не может поручиться.
Наутро Муавия созвал мекканцев в мечеть (сыновьям халифов было предоставлено самое почетное место у минбара, так, чтобы все их видели) и обратился к ним с речью: «О люди! До нас дошли рассказы слепцов, утверждающих, что Хусейн б. Али, Адбдаррахман б. Абу Бакр, Абдаллах б. Умар и Абдаллах б. аз-Зубайр не присягают Язиду, а эти четверо для меня – саййиды мусульман и лучшие из них. Я призвал их к присяге, и они оказались послушными и повинующимися, согласились и присягнули, послушались и отозвались и подчинились». При этих словах сирийские воины извлекли мечи из ножен и закричали: «Амир верующих, разреши нам отрубить им головы! Мы не хотим, чтобы они присягали тайно, пусть присягают явно, чтобы слышали все люди!» Муавия лицемерно кинулся на защиту несчастных претендентов на халифатство: «Побойтесь Аллаха, сирийцы, и не спешите к усобице, ведь для убиения необходимо расследование и наказание по закону».
Вот и попробуй тут сказать «нет» – сирийцы могут зарубить, и Муавия не будет виноват, присягнуть, а отказаться потом – это вероломство. И они промолчали. Под их молчание Муавия спокойно принял присягу остальных присутствующих, которые уверились, что их вожди принесли присягу во время частных встреч с халифом. Потом всё разъяснилось, но изменить что-то было поздно. Дипломатическое искусство Муавии позволило бескровно устранить противников. Но эта победа оказалась миной замедленного действия: чтобы воспользоваться её плодами, Язид должен был обладать таким же искусством использовать слабости людей, каким славился Муавия; у импульсивного Язида такого таланта не было.
Присяга Язиду была воспринята мусульманским обществом без энтузиазма. Его образ жизни сирийцы воспринимали как что-то естественное, а аравийцы возмущались его пирами, увлечением охотой, смущала необычность присяги наследнику при живом амире, получалось что-то вроде отступничества от первой присяги. Но основание династии было положено.
Создание новых военных баз на крайнем Западе и Востоке избавляло арабов от необходимости тратить лишнее время и утомлять войска дальними переходами до зоны военных действий. Начался новый этап завоеваний.
В 671 г. наместник Хорасана ар-Раби б. Зийад ал-Хариси, закончив переселение арабов в Мерв, совершил поход на Балх. Его жители не оказали сопротивления и согласились платить дань на прежних условиях. Видимо, после этого он в том же районе совершил чисто символическое вторжение в Мавераннахр: переправился через Амударью и совершил там молитву. К этому же году относят его поход против тюрок Кухистана закончившийся их поражением.
Укрепление позиций в самом Хорасане позволило в 673 г. Абдаллаху, сыну ар-Раби, перейти к овладению укрепленными городками, прикрывавшими важнейшие переправы через Амударью, – Амуйе и Заммом. Дальнейшее продвижение было прекращено из-за смерти ар-Раби, оставившего сына своим заместителем; Абдаллах спешно возвратился в Мерв и через два месяца также скончался.
Смерть ар-Раби арабские источники объясняют шоком от известия о казни Худжра; однако последовавшая вскоре кончина его сына заставляет предположить, не погибли ли они от чумы, эпизодами возникающей в разных районах.
Дело, начатое ар-Раби, успешно продолжил Убайдаллах б. Зийад, назначенный наместником Хорасана в конце 673 г. Вскоре после прибытия, зимой, он переправился с 24 тысячами воинов через Амударью и впервые двинулся на Бухару. Причиной такой спешки могло быть известие о смерти бухархудата, Бухара осталась на попечении его вдовы, хатун, с младенцем-сыном. Это обещало легкий успех. Однако осада небольшого богатого торгового городка Байканда (Пайкенда) в 40 км от Бухары спутала планы. Несмотря на значительный перевес сил, арабы смогли овладеть лишь половиной города, разделенного надвое внутренней стеной, и небольшим соседним городком Зармитан.
Эта задержка дала бухарцам возможность подготовиться к обороне и призвать на помощь тюрок. Когда Убайдаллах подошел к Бухаре, правительница начала с ним переговоры, доказывая свое расположение подарками, чтобы выиграть время для подхода союзников. Арабы разгромили объединенное войско тюрок и согдийцев, захватили их лагерь и получили богатую добычу. После этого правительнице Бухары пришлось заключить мирный договор, обязавшись по нему платить дань*. Убайдаллах привел из этого похода тысячи пленных и 2000 лучников; когда на следующий год его назначили наместником Басры, он привез лучников с собой, выделил им участок для поселения и назначил жалованье, из чего следует, что они были скорее союзниками, чем пленниками.
*Ал-Балазури определяет контрибуцию в 1 млн. дирхемов. Среди ценной добычи, захваченной в лагере тюрок, упоминается туфля жены хакана ценой в 200 000 дирхемов (вероятно, туфля принадлежала бухарской хатун, а не жене хакана)
Освободившееся место наместника Хорасана буквально вытребовал у халифа Саид, сын халифа Усмана, через голову Убайдаллаха. Рассказы о его походе на Бухару и Самарканд, носят полулегендарный характер.
Совершенно неясно, с какими силами прибыл он в Басру в сопровождении нескольких знатных мусульман, среди которых был двоюродный брат пророка Кусам б. Аббас. В Басре он с разрешения Убайдаллаха набрал для участия в походе 4000 человек из заключенных и всякого городского отребья. По пути к нему присоединились арабы, промышлявшие разбоем на больших дорогах.
В Бухаре ему тоже пришлось иметь дело с хатун. Рассказ о романтических отношениях между влюбившейся в него правительницей Бухары - явный фольклор, как и сообщение о победе над 120-тысячной армией согдийцев и тюрок под Бухарой. По-видимому, прохождение мимо Бухары было гораздо более мирным. Хатун подтвердила договор с Убайдаллахом, согласившись платить 300 000 дирхемов, и предоставила в помощь Саиду отряд бухарцев.
Из Бухары Саид пошел к Самарканду, столице Согда и резиденции царя (ихшида) Согда, верховного сюзерена долины среднего и верхнего Зеравшана и Кашкадарьи. На пути к Самарканду его встретило многочисленное согдийское войско, и произошло сражение, в котором Саид проявил трусость, если судить по сохранившемуся началу сатиры на него:
Саид, Усмана сын, амир трусливый,
Войну, пока не видел, презирал,
В день Согда, стоя, трясся так от страха,
Что думал я – христианином стал.
Сатира принадлежит Малику б. ар-Райбу ал-Мазини, главарю шайки разбойников, которого взял с собой в поход Саид.
После сражения согдийцы отступили к Самарканду. Взять этот большой город с несколькими рядами стен было трудно. В течение месяца у его стен ежедневно происходили вооруженные столкновения, в которых обе стороны несли ощутимые потери. Сам Саид при этом потерял один глаз. Наконец, самаркандцы предложили заключить мирный договор. По некоторым данным, их побудило к этому опасение, что арабы могут захватить детей знати, укрывавшихся в каком-то замке вне города.
Условия мирного договора, если верить источникам, были достаточно тяжелы для Самарканда: он должен был выплатить 500 000 или даже 700 000 дирхемов, пропустить Саида с частью воинов через весь город и дать заложников из знатных семей для беспрепятственного прохода через согдийскую территорию. Саид будто бы не только прошел через город с 1000 всадников, но и метнул камень в цитадель, который застрял в бойнице.
В отличие от самаркандцев Саид не сдержал слова и не освободил заложников перед вступлением на территорию, подвластную мусульманам, а увез их в Медину (числом от 15 до 80). Там с них сняли дорогие одежды, отобрали мечи и золотые пояса – знак высокого социального положения – и заставили работать в финиковых рощах, принадлежавших Саиду обычными рабами. Это коварство погубило его: через несколько лет рабы-аристократы напали на него во время объезда поместья и закололи кинжалами, а сами то ли тут же покончили с собой, то ли бежали, были осаждены на безводной вершине горы под Мединой и погибли там от голода и жажды.
В Самарканде есть могила Кусама б. Аббаса, превратившегося со временем в святого – «живого царя» (шахи зинда). Вокруг нее в XI-XII вв. сложился комплекс погребальных и культовых сооружений Шахи-Зинда.
Правление Саида было коротким. Саид хитростью получил от Аслама б. Зуры, ведавшего финансами Хорасана, хараджные деньги. Узнав об этом, Муавия послал человека, который отобрал их в Хулване, Муавия знал о хищении, но простил Саида.
По другим данным, Саид вроде бы и не был наместником Хорасана, так как одновременно с ним в Мерве находился наместник, назначенный Убайдаллахом б. Зийадом, – Аслам б. Зура ал-Килаби. Он оставался на этом посту еще два года, но никаких походов не предпринимал. Сменивший его в 678 или 679 г. Абдаррахман б. Зийад (брат Убайдаллаха) рискованным мероприятиям предпочитал спокойную жизнь. Другой брат Убайдаллаха, Аббад, правивший Сиджистаном с 673 г., совершил единственный поход на Кандагар в том же, 673 г. и захватил там храм, получивший у участников похода прозвание «Дом золота» из-за большого количества драгоценностей, находившихся в нем.
Параллельно с расширением зоны военных предприятий арабов в Хорасане и Мавераннахре успешно шла война с Византией в Малой Азии и восточной части Средиземного моря. Теперь военные действия постоянно шли на западе полуострова, причем одно войско сменяло другое. Арабские историки очень скупо освещают эти события, быть может, потому, что повествование о них было бы прославлением успехов Муавии: каждой ежегодной кампании уделяется одна, от силы – две строчки. Впрочем, и византийские историки немногим более многословны.
В 670 г. Фадала б. Убайд дошел до Халкидона, пробиться к Константинополю не смог и отошел зимовать в Кизик. В 671 г. Муавия, отвечая на просьбу Фадалы о помощи, прислал подкрепление под командованием Язида. Следующие три года были самыми критическими для Византии. Арабы к этому времени приобрели значительный опыт войны на море и построили большой флот. В 672 г. несколько флотилий блокировали важнейшие гавани от Киликии до Смирны включительно. По сведениям Феофана, ими командовали Мухаммед б. Абдаллах и некий Кайс, не упоминаемый в этой связи арабскими источниками. Кроме того, Джунада б. Абу Умаййа ал-Азди захватил остров Родос и оставил там гарнизон.
Византийцы в том же году нанесли арабам ответный удар, высадившись в Баруллусе между восточным и западным рукавами Нила; выбивая этот десант, арабы понесли большие потери. Наибольшего накала война на море достигла в 673 г. С апреля по сентябрь у самого Константинополя ежедневно происходили столкновения между судами арабов и византийцев. В то же время арабы под командованием Джунады б. Абу Умаййи высадились на Крите.
Исход войны на море решило изобретение гелиопольским греком Калинником самовозгорающейся смеси, которой византийцы сожгли значительную часть арабского флота. Остатки его отошли на время осенне-зимних штормов в гавань Кизика.
Следующий год оказался переломным: новое оружие позволило византийцам взять верх над арабским флотом, а осенняя буря окончательно его добила. На суше византийцы также нанесли серьезный удар, разгромив армию Суфьяна б. Ауфа, потерявшую будто бы 30 000 человек. Арабские авторы не упоминают в этом году серьезных сражений (как и поражения на море), но Суфьян б. Ауф больше не встречается на страницах арабских хроник, из чего можно заключить, что и он погиб в том же сражении. Эти неудачи не остановили арабов: военные действия в Малой Азии продолжались зимой и летом. По данным ал-Йакуби, в 676 г. походом командовал Язид б. Муавия, который дошел до Константинополя, но другие источники этого не подтверждают.
В 677 или 678 г. византийцы, воспользовавшись ослаблением арабского флота, высадили десант на ливанском побережье около Сура и Сайды и подстрекнули к восстанию христиан-мардаитов (джараджима арабских авторов), населявших горные районы севернее Антиохии. Ни византийские, ни арабские источники не сообщают, каким образом мардаитам удалось быстро овладеть всеми ливанскими горами. Возможно, это было позже, во время второй фитны.
Византийцы перешли в наступление и Муавия был вынужден пойти на переговоры о мире. В Дамаск прибыло византийское посольство во главе с патрикием Иоанном Питцигаудисом, хорошо владевшим арабским языком. Было заключено перемирие на 30 лет, в течение которых Халифат должен был выплачивать Византии ежегодно по 3000 литр золота (216 000 динаров), 50 пленных (рабов?) и 50 породистых коней. Каковы были обязательства византийской стороны кроме прекращения военных действий – не сообщается.
Арабские историки этот договор не упоминают, а пишут о походах 678 и 679 гг.
Единственной компенсацией за неудачи последних лет правления Муавии было продвижение в Северной Африке. Там в 678–79 г. Абу-л-Мухаджир Динар, сменивший Укбу б. Нафи на посту наместника Ифрикии, после нескольких кровопролитных сражений осадил столицу Африки, Карфаген (Картаджина), и жители ее, как когда-то александрийцы, выговорили себе право беспрепятственно покинуть город морским путем. После этого арабы продвинулись на запад на 350–400 км до городка Мила.
За 18 лет Ифрикия была завоёвана.
назад к файлу 043